Туборк. Главы из романа

Туборк 18+

Город Туборк стоял на склоне горы, как иллюстрация к старой сказке в изрядно потрепанной книжке. Стройная башня феодального замка в окружении полуразрушенных стен и прянично-нарядных домиков трех или четырех вековой давности создавали удивительную картину застывшего времени. А степень разрухи, напротив – позволяла ощутить безжалостность его движения, не щадящего ни людей, ни кирпич, ни гранитные валуны.

В конце 30-х годов, Красная армия, неся огромные потери, захватила Туборк и пнула прежних хозяев всех до единого так, что те до сих пор не смогли залить горе крепкими спиртными напитками. Граница отодвинулась на запад, а советская власть заселила приморские территории и старинный городок своими гражданами. Ежегодно дотянувшие до наших дней уроженцы Туборка, их дети и внуки, ездят посмотреть на свои бывшие домики. Дивятся, конечно, что можно было за сравнительно короткий исторический период довести их до состояния хуже римских развалин - и пьют, родимые.

Оно, понятно: наш бизнес для иноземцев - это водка, рашен-деревяшен и, конечно, девочки. И вот последние годы практически весь город именно этим и промышлял, этим жил.
Прежние заводы и фабрики, дававшие горожанам работу в советское время, лежали на боку и едва шевелили плавниками, как выброшенные на берег рыбы.
 
Среди областных политиков традиционно бытовало мнение, что тот, кто владеет пограничным районом - тот владеет областью. Таможенный терминал, нефтяная труба, порт, лес, возрождающееся бумажное производство – все это делало тамошние края лакомым куском для так называемых инвесторов, но мало отражалось на благополучии рядовых горожан.

Город славился мафиозными разборками двух враждовавших преступных кланов, а примерно за полгода до описываемых событий какие-то отморозки совершили серию громких нападений на иностранных туристов. Те в ответ на партизанские акции перестали ездить в опасный город. Водка, как говорится, стыла, девочки скучали, горожане, промышлявшие сувенирной торговлей, кинули зубы на полку. Что тут началось!

Граждане пикетировали Управление внутренних дел, требуя навести порядок, главари местной мафии, на время объединив свои усилия, дали совместное интервью городскому телеканалу, клятвенно обещая обеспечить безопасность дорогих гостей «своими методами». Поэтому понятно, что, когда через пару месяцев бойкота наконец-то прибыл первый автобус, иностранцев встречали не просто хлебом-солью, а, буквально, со слезами на глазах.

С точки зрения перспектив губернаторской кампании ситуация в Туборке была не самой простой. С одной стороны, Константин Старк имел в тех краях собственные экономические интересы, как один из столпов лесного и бумажного бизнеса. От его имени Василий Андреев регулярно заверял Сорнякова, что в Туборкском районе у них «все схвачено и все построены».

С другой стороны, местные бизнес-бароны постоянно демонстрировали нежелание идти в одном строю со всеми прочими областниками, а, как непоседливые шпанята среди добропорядочных детишек, все время норовили подставить кому-то ножку, отобрать красивую игрушку, а то и угостить свинцовой фасолиной.

Были кое-какие проблемки и с городским главой, избранным на этот пост где-то с год назад, причем избранным против воли Сорняка, который хотел пропихнуть в столь важное для него кресло своего человека. Типичный «красный директор» господин-товарищ Правдин, с советских времен возглавлявший крупнейший местный комбинат, взялся руководить доставшимся ему городом, как руководил бы цехом. Плакаты его избирательной кампании, где он в каске строителя вел за собой толпу сторонников под призывным лозунгом «С Правдиным за правду!», еще кое-где висели на домах, но люди давно уже раскусили, что кроме фамилии, ничего общего с правдой у их нового мэра не было и не будет.

Решение поехать в Туборк с Сережей возникло у Немирова вроде бы спонтанно. Но, на самом деле, редким чутьем одинокого охотника-горностая он сознавал, что пришло время их затянувшейся интрижке перерасти во что-то большее.

Он позвонил пареньку на мобильник и назначил ему встречу в рыбном ресторане «Матросские ночи», где по затемненному и подсвеченному синеватым огнем залу, на фоне встроенных в стены огромных аквариумов с обитателями мирских глубин, сновали томные гарсоны в плотно облегающих торс тельняшках и кокетливых беретах с помпонами. За последние недели Сережа привык к dolce vita и, как прикормленная рыбка, радостно примчался на звон колокольчика.
 
Кирилл, хорошо изучив вкусы своего молодого друга, для начала расслабил его любимыми закусками и затем предложил отведать канадского лобстера. Когда красных зверюг подали на больших тарелках с долькой лимона и растопленным маслом, а метр объяснил, как их расковыривать и повязал Сереже на шею салфетку, Немиров перешел к главному:
-Меня беспокоит Туборк. Давай съездим туда с тобой, разберемся на месте, что к чему. Переночуем в шикарной гостинице, - будто, между прочим, обронил он, хоть эта мысль и была основной.

Сережа понял, и сердце замерло в груди. Узкая вилочка, которой он выковыривал мясо морского рака, звякнула о тарелку. Парень только кивнул головой, в принципе соглашаясь: не мог же он отказаться. Или уже не хотел?
 
-У меня приятель ездил туда с женой после свадьбы: десять штук зеленых за номер в сутки, девятнадцатый век, картины и бронза.
При упоминании свадебного путешествия Сережа чуть покраснел, опять-таки понимая намек и завуалированный вопрос Кирилла: «да» или «нет»?

Он вспомнил разговор с другом Андреем и его слова о том, что Бычку нужно, чтобы Сережа сам упал к его ногам. И цена ночевки была названа не случайно: типа «а взамен немного удовольствий от твоих сомнительных услуг». Понимание неизбежности и внутренне давно принятое решение сами подсказали ответ.

Сережа поднял голову, взглянул в глаза Немирову, недвусмысленно посылая сигнал «да», и положил на его большую красивую руку свою узкую детскую ладошку, словно дублируя знак согласия.

-Ну, тогда завтра, - радостно подытожил Кирилл, разливая по бокалам Шабли, - в девять я у тебя, в десять – мы на месте. Кукушкину я сам позвоню, когда ты вернешься в их штаб. Он взглянул на часы: где-то через часок, да?

На следующее утро без пяти девять Сережа уже маячил у своего подъезда, зная феноменальную пунктуальность Немирова.

Маленький совенок, любивший по утрам понежиться в объятиях Морфея, вдруг превратился в жаворонка, готового с радостной песней взмыть над весенними полями, раскинувшимися согласно директивному указанию «от южных морей до полярного края».

Уже в семь утра, крадучись, чтобы не разбудить спящего в своей комнате Андрея, он пробрался в ванную и долго стоял под душем, принимая всем телом горячий пузырящийся водопад. Он тщательно растирал грудь и бедра жесткой массажной губкой, словно стараясь сделать их девственно безупречными и чистыми.

Андрей, которому Сережа с вечера сообщил о предстоящей поездке, по самому его тону – нарочито небрежному и даже слегка извиняющемуся – понял, что дело то предстоит нешуточное. И проверкой Туборкского штаба оно явно не ограничится.

Утром, проснувшись от едва различимого шума воды в ванной, он подумал, что в глубине души словно стережет своего ускользающего приятеля.
Поэтому товарищ майор вышел проводить его - в длинных трусах-боксерках, но без футболки, - и сладко потянулся, играя мускулами, источая слабый, хорошо знакомый Серенькому аромат молодого мужского тела, с вечера привычно вымытого и после одинокой ночи в просторной постели пропитавшегося только своим индивидуальным запахом.

Сережа как пойманный с поличным юнец, собирающийся на первую свиданку, потупился и машинально поправил на плече небольшую спортивную сумку.

-Ты надолго? – с материнской заботливостью, в которой едва-едва можно было уловить тень тревоги или даже ревности, спросил Андрей.
-Завтра к вечеру вернусь, - его дружок в это утро был на редкость хорош той одухотворенной красотой решимости и жертвенности, которая бывает у невест, идущих под долгожданный венец с восторженным осознанием переправы через пресловутый Рубикон.

Андрей поправил на Сереже воротничок голубой спортивной рубашки, верхние пуговицы которой были расстегнуты, открывая алую футболку. Свадебный наряд его дружка дополняли бежевая куртка под цвет золотистых волос, имевших вид лирического беспорядка, и широкие бесформенные штаны, в которых обычно щеголяют подростки. В целом весь ансамбль символизировал юность, чистоту и скаутскую готовность буквально на все. Если бы Сереже в таком виде вздумалось зайти в магазин за бутылкой водки, бдительный продавец потребовал бы у него показать паспорт.

Майор Алферов приобнял правой рукой своего приятеля за талию, левой сдвинул челку со лба и опять-таки по-матерински поцеловал его между бровей. Ощутив знакомый и любимый запах Андрея, Лисенок потерся губами о его шею и запечатлел под скулой братский поцелуй, оставляющий разные надежды. И потом, он всегда держал в голове, что, пускаясь в рискованное предприятие, надо иметь прочный тыл.

Родной запах не умерил Сережиной решимости стать украшением стола областного олигарха, и он потопал по лестнице вниз, продолжая хранить в ноздрях вкус многих славных ночей минувших лет, и думая о власти запаха – конечно, не такой безумной, как в нашумевшей по всему миру книге Зюскинда – но все-таки вполне ощутимой.

А ему, как тщательно продуманному и виртуозно сервированному блюду, на данный момент не хватало того аромата, который будит фантазии спортсмена, привыкшего к запахам мужских раздевалок и душевых.  Немиров, как хорошо помнил Сергей, был мастером спорта по плаванию.
Поэтому, выйдя из парадной, Сережа попрыгал немного от избытка чувств и жизнерадостности, вроде бы играя в каратиста-десантника и одновременно вызывая ровный нежный румянец на щеках, плюс легкий запах пота в вырезе рубашки. После чего принял незаинтересованную позу «ирландский мальчик в ожидании школьного автобуса».

Сиреневый «Лексус» прибыл с точностью токийской электрички. Кирилл сам сидел за рулем, охранника не было. Поездка в новенькой шикарной машине сильно отличалась от их путешествий с Андреем на его старой «Волге».

Сережа почувствовал себя шлюхой, выбирающей мужика побогаче. Вспомнился «Сатирикон» античного Петрония, которым его еще «в школьные годы чудесные» соблазнял одноклассник Миха – нахальный курносый вы****ок престарелого профессора и сисястой уборщицы. Таская соответствующие книги из отцовской библиотеки, он убеждал скромника Сережу, что между пацанами в пору созревания возможны и даже необходимы сексуальные контакты. Логика петрониевского Гитона, который «пошел за сильнейшим» на сей раз показалась ему убедительной. «Классический пример», - усмехнулся Волков.

-Чему ты улыбаешься? – сразу отреагировал Кирилл.
Сережа решил не грузиться, расслабиться и получить максимум удовольствия от всего того, что по воле зловредных греческих прядильщиц должно было произойти в ближайшие сутки.
-Я радуюсь утру, солнцу и тому, что еду с тобой.
-То ли еще будет! – пообещал довольный Кирилл и сам, предвкушая то, что будет, даванул на газ. «Лексус», готовясь взлететь, помчался по осевой пустынного шоссе. Редкие машинки жались вправо и влево. Сосновый бор, стоящий стеной по обеим сторонам дороги, слился в сплошной ржавый забор.

По приезде в Туборк Кирилл сразу же взял курс на гостиницу. Его секретарша заблаговременно заказала Немирову «президентский люкс» и одноместный номер для помощника. В гостинице «Konig von Schweden», принадлежавшей известной германской фирме, их встретила сама директриса – фрау фон Винклер. Когда-то особняк, в котором размещался этот небольшой, элитный отель, принадлежал ее семье.

Фрау, не первый десяток лет подвизавшаяся в гостиничном бизнесе и попривыкшая в родном Стокгольме к плодам сексуальной революции, сразу раскусила нехитрую мизансцену – крупный босс с помощником приехали в небольшой город по коммерческим делам. Чем такие акварельные мальчики помогали крепким самоуверенным дельцам, она прекрасно знала.

Госпожа Винклер в очередной раз подивилась ханжеству новых русских буржуа, тщательно маскировавших свои грешки до первой бутылки водки. Зато после употребления национального напитка в нужных количествах они вытворяли такие вещи, о которых джентльмену, не говоря уже о леди, и говорить то неудобно.
 
Но тут, похоже, случай был иной. Директрису тронула искренняя робость обоих и осторожные взгляды друг на друга – они казались девственниками, мечтающими о первой брачной ночи. Фрау улыбнулась гостям так, как умеют улыбаться только менеджеры очень дорогих отелей – выражая самый искренний восторг по случаю их прибытия и обещая неземное блаженство в самых роскошных апартаментах.

-Уважаемые господа, я рада вас приветствовать от имени владельца фирмы господина Гуго Энгельбрехта в отеле «Король Швеции», - заговорила она на прекрасном старорежимном русском языке с чуть заметным германским акцентом.

-Наш отель расположен в особняке XIX века, принадлежавшем до 1940 года дворянскому роду фон Винклеров. Президентский люкс – наша гордость. Здесь останавливались президенты Финляндии Марти Ахтисаари и Тарья Халонен, король Швеции Карл XVI Густав с супругой, а не так давно нас посетил и президент Российской Федерации Владимир Путин. До войны в доме бывали великие князья Алексей и Константин Романовы и маршал Финляндии Карл Густав Маннергейм.

Мебель в апартаментах подлинная, второй половины XIX века. Стены украшает живопись шведских и норвежских художников, гравюры знаменитого Андреса Цорна. В ресторане вы сможете увидеть авторский этюд к знаменитой картине великого норвежского художника Мунка «Крик».

Она еще раз посмотрела на двоих парней, которые выглядели очень красивой парой, улыбнулась с легкой грустью, повернулась назад, вынула из резного шкафчика массивные ключи. Чуть помедлив, взяла со стойки роскошный букет бело-розовых цветов в старинной китайской вазе и предложила:
-Следуйте за мной, господа! 

Разумеется, никто не просил их сдавать паспорта и заполнять дурацкие анкетки с вопросами о месте регистрации, семейном положении и цели прибытия в Туборк. Двигаясь уверенной походкой манекенщицы лучшего дома моделей, госпожа фон Винклер поднялась на второй этаж и повела гостей в торец короткого коридора, увешанного гравюрами. Она легко открыла массивную дубовую дверь и, толкнув бронзовую ручку, пропустила друзей вперед.

Войдя вслед за ними в апартаменты, мадам поставила букет в пастельных тонах посередине круглого стола в гостиной, создавая тем самым атмосферу праздника и некой возвышенной романтичности. Приоткрытые двери демонстрировали интерьеры спальни и кабинета, а небольшой коридорчик вел в огромную ванную с бассейном-джакузи. Директриса открыла встроенный в старинный шкаф холодильник и показала бутылку шампанского:
                - Моеt & Chandon Brut Imperial – небольшой презент от нашего отеля. Завтрак в ресторане на первом этаже входит в пансион. Пообедать вы можете там же или заказать все, что пожелаете в номер. У нас прекрасный бар. Рекомендую Chаteau Mouton-Rothschild 1982 года.

Друзья, не сговариваясь, засмеялись. Дама удивленно вскинула глаза на Немирова и тот, слегка сконфузившись, сказал:
-Извините, просто мой … коллега давно хотел его попробовать.
Детская искренность снова сладко кольнула в сердце. Мальчишке определенно повезло. Разумеется, она не стала объяснять русскому миллионеру, что в Европе такие дорогостоящие желания не то что коллег, но и собственных жен, никто и не подумает удовлетворять. Она вновь улыбнулась фирменной лучистой улыбкой и предложила:

-Так, может быть, прямо сейчас?
Видно было, как Немиров смирил себя и выдавил:
-У нас еще дела …
-Noch die Arbeit, dann das Spiеl, - улыбаясь, произнес Сергей одну из немногих известных ему немецких фраз.
-Ja, ja, naturlich, - поддержала его директриса. 

Увлеченная созерцанием чужой расцветающей любви, фрау Винклер чуть было не совершила непростительную ошибку: уже развернувшись уходить, она спохватилось, что не показала юноше его номер. Понятно, что тому он был нужен, как собаке пятая нога, если использовать russische терминологию, но она не имела права даже намекнуть гостям, что для нее это вполне очевидно.

-Mein Herr, bitte, - она повернула второй ключ в двери справа по коридору и продемонстрировала Сереже тоже очень достойный номер, правда однокомнатный. Сережа юркнул туда, решив сполоснуть предательски наливающееся краской лицо, а в спину ему полетел директивный голос Кирилла: через десять минут я зайду за тобой!

Попивая утренний кофе перед этюдом Мунка в роскошном ресторане отеля, интерьер которого был выдержан в стиле северного модерна, Немиров и Сережа решили, что им следует разделиться. Пока старший посетит мэра и одного из «крестных отцов», Волков должен был проверить работу штаба, влить в нее креативную составляющую и предложить варианты борьбы с конкурентами.

Нежный свет дообеденного солнца, смягченный волнами шелковых гардин, выхватывал из полумрака детали старой вычурной бронзы, сдержанное свечение антикварной мебели, обследовал фрагменты живописных полотен и концентрировался на сидящем напротив окна Сереже. В резной ореховой раме обитого бордовым гобеленом кресла его лицо было утонченно-прекрасным, как у юного английского лорда с портрета Гейнсборо или Лоуренса.

Бизнесмен Немиров согласился с тем, что товар стоит уплаченных денег, и что воспоминание об этой сказочной красоте, которую он подчинит себе ночью полностью и без остатка, многократно усилит его физические ощущения. А мальчик Немиров, по-прежнему живший в нем, несмотря на все деньги и власть, смотрел на своего дружка с самым искренним восторгом первой любви.

Сергей понимал, что подъезжать к штабу на немировском «Лексусе» ему нельзя. Начальник туборкских агитаторов Денис был далеко не «бригадиром почтальонов» как назвал его Кирилл, намекая, что тот тупо организует распространение агитационных материалов.

Парень лет двадцати пяти, один из самых смышленых в Кукушкинской команде и приближенных к Розе Спивак, бывшей мозговым центром всей полевой работы, как именовалась на жаргоне избирательных команд деятельность по проведению агитации на местах.

При первом знакомстве физически развитый и продвинутый Денис посмотрел на Волкова свысока, как на мальчишку. И вот теперь тот приехал к нему в роли проверяющего, вроде даже начальника. Зная любовь Розы вести задушевные беседы со своими полевиками, Сергей не сомневался, что вчера по телефону они обсуждали его не пять и не десять минут, и что Денис получил детальные инструкции в отношении «немировского стукача».

Коренной житель мегаполиса, Волков редко бывал в провинциальных городках. На вопрос, как доехать по улицы Котовского, он был награжден странным взглядом тормознутой местной девчушки и ее недоуменным ответом: да тут идти то минут десять. Ей он, наверное, показался каким-то марсианином, или иностранцем, не привыкшим перемещаться на своих двоих.

Полупустые улицы, редкие автомобили и тишина настраивали на лирическое созерцание разрушающейся красоты и размышления о суетности жизни в огромном городе, где он давно привык не останавливаться на бегу и не замечать ни весеннего расцвета, ни осеннего затухания природы.

Майское солнце начало припекать и Сережа, расстегнув куртку, радостно вдыхал любимый с детства аромат торопящихся вырваться наружу из долгого заточения молодых пахучих липовых листочков.  Он только немного волновался по поводу того, как встретит его местный начальник Денис.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Волков слышал веселые крики и смех из-за полуоткрытой двери квартиры, где хозяйничали люди Дениса – молодежь пила кофе и развлекалась перед началом работы. Когда он появился на пороге, все замолчали.

Денис встал со стула, отодвинув кружку с дымящимся напитком, и пошел ему навстречу, аккуратно улыбаясь и подтверждая предчувствие Сережи, что он уже изначально настроен начальством против него и находится настороже.

Молодые люди поздоровались за руку и прошли через огромную кухню-столовую в маленький кабинет. Поначалу Денис никак не мог взять в отношении Сергея правильный тон, обращаясь к нему безлично, не на «Вы», но и не на «ты».

Он сразу же загрузил приезжего результатами соцопроса, который его команда провела в городе два дня назад. Разглядывая графики и таблицы, отмечающие неуклонное повышение рейтинга губернатора Сорнякова, Волков чувствовал, что Денис исподтишка наблюдает за ним. Он бросил отчет о проведенном исследовании на стол и посмотрел Денису в глаза – прямо и пристально. Тот чуть смутился, откинувшись на спинку кресла, но взгляда не отвел.

-Результат у тебя хороший, но ведь он не окончательный. До выборов две недели. Я возьму отчет: показать начальству?
-Вот, специально сделал экземпляр.

-Я собственно приехал, чтобы попытаться помочь в борьбе с конкурентами, которые на финишном этапе резко активизируются. Им важно не дать Сорнякову выиграть в первом туре. Если будет второй тур, все проигравшие смогут объединиться вокруг Кустова или Зубова – в зависимости от того, кто «выйдет в финал» - и общими усилиями «завалить» Губера.  Так ведь?

-Да, в общем, так, - согласился Денис.
-Тогда, если ты не против, давай вместе прикинем, как их вздрючить. Ум хорошо, а два дурака лучше, – вспомнил он поговорку, которую как-то слышал от своего приятеля Алферова.

Денис рассмеялся и придвинулся к столу.
Сережа впервые за всю эту кампанию почувствовал себя большим начальником.

Денис рассказывал, что агитаторы одного из главных конкурентов – московского чиновника Агафона Степановича Зубова расклеили по дверям парадных, на заборах, афишных тумбах и автобусных остановках листовку, рассказывающую о его делах и планах. 

Самодовольный ухоженный красавец, придерживая себя за подбородок правой рукой, тужился смотреть на зрителя сквозь интеллигентские очки, которых, к слову сказать, в жизни никогда не носил, с мудрым пониманием всех тягот и лишений Туборкских обывателей.  «За достойную жизнь!» было напечатано снизу большими красными буквами, подтверждающими, что главная цель идущего на выборы Агафона Степановича – обеспечить лучшую долю всем, кто поддержит его в день голосования.

- Срывать? – спросил начальник штаба, когда Сергей прочитал до конца биографию и тезисы программы господина Зубова. Они мало чем отличались от аналогичных прокламаций всех прочих радетелей за счастье людей труда, включая и самого губернатора Сорнякова.

«Хрен на хрен менять – только время терять», - как-то ляпнула Сережина двоюродная бабушка своей подруге, не думая, что прикорнувший на диване малолеток внимательно слушает их разговор. Нет, зубовская агитация вряд ли могла всколыхнуть электорат.

С другой стороны, Волков знал, что нанятые Денисом местные бабки, ежедневно получающие от него приличные деньги, уже неделю трепали по углам, что Зубов - ставленник московских олигархов, двинутый ими во власть, чтобы после победы распродать родную землю иностранцам.

Сережа с Денисом обсудили этот момент, и Волков предложил:
-Зачем срывать, пусть висят. Вот у него тут напечатано: «За достойную жизнь!». Так пусть твои пацаны пробегутся вечерком по городу и поперек листовки черным фломастером от руки напишут: «Для московских хозяев!». Пусть думают, что это народ, народ пишет! – потряс он пальцем.

Денис согласился с ним и обозначил следующую проблему: областное отделение партии «Яблочко» приняло решение активно поддержать на выборах Зубова. Фруктовые демократы получили от зубовских «зелень» и пошли шуметь пикетами в пределах отпущенной суммы, призывая общественность голосовать за «новый либеральный курс нашего земляка» Агафона Зубова, некогда служившего в райотделе местного КГБ: рывшего крамолу и антисоветчину, сажавшего валютчиков и вербовавшего в стукачи педиков из городского театра под угрозой применения к ним строгой уголовной статьи, предполагавшей многолетнее тюремное заключение.

Лидер областного Союза Правых Дел - Галина Удоева и яблочный фюрер Макс Рискин сфотографировались втроем с Зубовым на фоне того самого театра - как говорится по иронии судьбы, и напечатали плакаты, видимо полагая, что их сытые физиономии помогут горожанам сделать выбор в пользу Зубова. «За правое дело!», - словно скандировал дружный триумвират напечатанный синим «либеральным» цветом слоган СПД.
 
Союз двух продажных демократических теток (а нетрадиционная ориентация пухлого Максика в околополитических кругах ни для кого не была секретом) и бывшего чекиста Сережа охарактеризовал словами Чехова: «Компания небольшая, но изысканная – две проститутки и околоточный», но для «пипла» это было сложновато.
 
Хоть, впрочем, демократический электорат составляла в основном читающая интеллигенция, традиционно нерасположенная в России к рыцарям из внутренних органов и помнившая востроглазого шустрого «земляка»-Агафошу, всюду совавшего свой нос.

-В СПД еще календарики напечатали, будут по квартирам разносить вместе с программой Удоевой и газетой, - Денис показал карманный календарик Галины с ее портретом и эмблемой Союза Правых Дел.

-У вас проплачены площади в местной газете? – спросил поморщившись Сергей, - надо бы проехаться по Удоевой до того, как ее материал пойдет в распространение. Не сегодня-завтра она снимет свою кандидатуру под Зубова и надо объяснить электорату, что все это делается в расчете срубить бабла.

Я сейчас набросаю статейку, а ты найди кого-нибудь из местных лидеров общественного мнения, чтобы он подписал, и от его имени сдай в редакцию.

Галина позиционировала себя под лозунгом «Стратегия прорыва – чтобы жить достойно!» В нем дух нашей либеральной политической юности, когда казалось, что один рывок – и все будет «в ажуре», странным образом сочетался с навязшей в зубах приманкой для ветеранов. Но на всех не угодишь.

Прическа, костюмчик, хорошая компьютерная ретушь и романтический пейзаж родного края убедительно свидетельствовали, что тетенька из Союза Правых Дел уже живет вполне достойно. Глядя на глянцевый прямоугольничек, Волков прикинул: наученные горьким опытом деревенские бабки вековой крепостной мудростью ощутят, что такая барынька своего не упустит и ради них переламываться не станет.

«Стратегия прорыва…», - Сережа повертел в уме слоган либералки и застучал по клавишам компьютера. «ПРОРВАЛО», - обозначился на дисплее заголовок статьи.

Галина Удоева давно поняла, что для того, чтобы жить достойно, надо почаще участвовать в выборах. Старый лозунг «Главное не победа – главное участие» был сразу же взят ею на вооружение и отрабатывался на все сто. Сама фамилия как бы настраивала демократическую матрону на то, чтобы доить свою партию, спонсоров, и на эти деньги раскручиваться, повышая свою известность в народе.

Ну а потом, набрав кандидатского веса, она вступала в политический союз и снимала свою кандидатуру в пользу победителя. Понятное дело, что не бескорыстно, то есть не даром. После каждых таких выборов Галина обновляла меховой гардеробчик, повышала каратность бриллиантов, метраж квартиры и уровень личного авто.

Сергей поиграл пальцами по мобилке и соединился со своим знакомым, ведущим областным папарацци Толиком Алиевым, имевшим громадный фотоархив всех сколько-нибудь заметных региональных политиков.

-Толян, привет! Это Сергей Волков. У тебя есть фотки Удоевой, демонстрирующие ее растущий жизненный уровень? В шубах? Каждый год в новой? Год от года все богаче, да? Ну, прикольно. А сколько хочешь, если возьмем все четыре? Аллаха то побойся, совесть поимей! Ладно, я начальству скажу, пусть решают.

Видя, что дело пошло, Денис оживился и расслабился.
Он сообщил, что из Москвы должен приехать избранный по этому округу думский депутат Алексей Попов. Есть информация от завербованных Денисом агентов в его партии «Яблочко», что тот будет агитировать за Зубова.

-Надо нанести упреждающий удар. Народ его, этого Попова, знает?
-Да нет, он только по большим праздникам приезжает, мужчина солидный, толстый, вальяжный.               
- Надо создать образ далекого от людей сытого расхитителя народного добра. Человека, имеющего большие деньги. Написать частушку в стиле «кантри», с картинкой под лубочную. Вроде шутка - не зло, а в памяти застревает, прилипает к клиенту.

«Депутатик наш Попов - миллион имеет в год …» - начал Денис.
«И икра не лезет в рот» - закончил Сережа. Помолчал, повертелся на стуле, почесал карандашом свое темечко и задумчиво молвил: Давай так, не ПопОв, а ПОпов – с ударением на первый слог.
 
Затем вскочил, подошел к окну, с минуту созерцал двор, вернулся, весело улыбаясь, встал в позу, взмахнул рукой, словно записной чтец-декламатор и выдал на публику всю частушку:

«Депутат товарищ ПОпов миллион имеет в год,
И в штаны не входит попа, и икра не лезет в рот».

Денис засмеялся, а Сергей склонился перед ним в театральном полупоклоне.

-Чай-кофе будешь? – спросил начальник штаба, - или водочки?
«Водочки», мысленно покривился Сережа. «Знал бы ты, какой ужин ждет меня сегодня». И вновь согласился с запавшим с юности в душу римским автором «Не желаю благ таких, каким никто завидовать не будет». Но сознание собственной избранности и исключительности грело душу и дарило уверенность.

Волков улыбнулся милостиво-доброжелательной улыбкой леди Ди и, взглянув на часы, согласился выпить чаю. Денис приоткрыл дверь и крикнул:

-Таня, сообрази-ка нам чайку, и тащи торт из холодильника!

Строго говоря, Сережа был равнодушен к сладкому, абсолютно не мог пить горячие напитки, а по части чая был очень переборчив. С тех пор, как неподалеку от их дома открыли чайную лавку, стилизованную под колониальные товары начала ХХ века, он перепробовал море разных экзотических сортов чая, поражая своего приятеля и соседа по квартире Андрея Алферова непомерной ценой приобретаемого сырья для приготовления примитивного, как тот считал, напитка.

Но в данном случае чаепитие было ритуалом, призванным скрепить наметившееся взаимопонимание. Пока «напиток из отходов чайного производства», как обычно именовал подобное пойло Сережа, остывал, приходилось медленно ковырять ложечкой приторный торт и слушать рассказы Дениса об особенностях местной жизни.

При том, что развлечений в Туборке было немного, начальник штаба этим не тяготился. Он явно относился к той категории мужчин, которых принято называть хозяевами жизни. И жизнь обслуживала их примерно так же, как фигуристая девочка Таня, выбранная Денисом из имеющегося ассортимента и охотно согласившаяся на ненормированную круглосуточную работу.
 
Сергей подумал, что такие парни как Денис всегда нравятся женщинам, а девушки, подобные Тане – неизменно привлекают внимание мужчин. Они очень подходили друг другу, и, если бы природа, подобно деревенскому селекционеру, задумала их скрестить, она получила бы великолепное потомство.

Но человеческая плоть и то, что принято называть душой, часто двигаются в совершенно разных направлениях.

Сережа еще при первой встрече с Денисом видел его девушку, которая зашла проведать или проверить его в их центральный штаб на бульваре и, как ему показалось, была совсем другой породы.

Но, похоже, она держала душу начальника туборкского штаба крепко, словно умелый возница – ослабляя и подбирая вожжи маленькими ручками с аккуратными ноготками, крашеными светлым неброским лаком. Она вообще была как серая уточка, но крупный яркий селезень сразу радостно затанцевал вокруг нее.

Вспоминая ту сцену, и мысленно переносясь во времени и пространстве, Сергей упустил нить разговора и на вопрос Дениса, выдавали ли в центральном штабе зарплату, промычал что-то неопределенное. Получая деньги от Кирилла, он совсем забыл о зарплате в штабе.
               
- Ты что, не получил бабки? – удивился Денис, - а нам Кукушкин обещал заплатить еще неделю назад, да и деньги на питание закончились. У них как там с деньгами, ты не в курсе?

Сереже стало неловко, что он не может сказать ничего определенного по такому важному вопросу. Ведь если человека не волнуют деньги, то их у него должно быть достаточно. Значит, он живет не на зарплату, а на какие-то другие доходы.

Волков вдруг подумал, что суть их отношений с Немировым всем давным-давно известна и все штабные смотрят на него как на королевского фаворита: умильно кланяются, а потом смеются в спину. Сережа хватанул сразу полчашки чаю и кинул в рот остатки торта.

-Сергей, ты узнай там по поводу денег, скажи Кукушкину, что у меня народ проявляет нервозность, да и на тиражи деньги потребуются, если листовки будем печатать.

Волков старательно жевал торт и кивал головой. Мельком взглянув на часы, он понял, что ему уже надо отчаливать: Кирилл не любит опозданий.

-Мне надо в городскую администрацию, и потом еще две встречи…, - многозначительно фантазировал Сережа, как настоящий деловой мужчина, менеджер избирательной кампании. Даже старший менеджер.
-Давай, отвезу.
-Да нет, не надо, чтобы меня увязывали с твоим штабом.
Денис понимающе покивал головой.

Юный рыцарь вновь встретился с королем около двух часов дня в кафе на набережной, сквозь высокие окна которого величественно серел замок, зачарованно любующийся своим отражением в зеркальных водах спокойного залива.

Сережа задумчиво ел крабовое мясо, которое по приказу Кирилла ему сервировали a naturel, выложив целую банку в хрустальную вазу, жевал зеленый салат, засовывая его в рот с меланхоличностью коровы, и потягивал светлое немецкое пиво.

Он подробно рассказал о ситуации в Туборкском штабе, показал данные последнего соцопроса, фиксирующего дальнейший рост популярности Сорнякова. В конце концов, он все-таки коротко коснулся проблемы начальника штаба Дениса, но Кирилла это мало тронуло.

-Ты только не вмешивайся, Мать Тереза. Я кукушкам этим вороватым голову сверну. Но попозже. Нельзя рисковать результатом кампании. Не забывай, что она ведется, прежде всего, на мои деньги. А парнишка этот - их сотрудник, они его нашли, они отвечают. Пусть жалуется Петьке Сорнякову – он руководитель кампании. Таких недовольных парней много. Или тебе он чем-то дорог? - насторожился Бычок.

Он был жесток в своем равнодушии, как всякий молодой, здоровый и успешный человек, идущий по жизни широко и весело. Немиров жадно ел сочное жареное мясо, отрезая большие куски и направляя их в рот уверенными движениями, мощно вбирал в себя светлое, напоенное колючими пузырьками пиво и смотрел на Сергея в разговоре открыто, прямо и победительно.
 
Волков переменил тему словами: Слушаю и повинуюсь, - словно давая понять Немирову, что ему может быть дорог только один мужчина на свете – понятно кто. Тряхнув золотом волос, товарищ Серго, как изредка называл его Бычок, бесконечно придумывавший объекту своего вожделения все новые клички, предложил прошвырнуться в замок.

Кирилл хотел сделать встречное предложение – сразу ехать в гостиницу, но он пока отдавал себе отчет в том, что днем уединяться в номере им как-то не особенно удобно. И, потом, Немиров чувствовал, что Сереже хочется порыться в старье.

Когда они покинули уютное заведение и вышли на залитую солнцем набережную, причина страсти к истории отчасти прояснилась. Волков неплохо подготовился к поездке и сейчас уверенно сыпал датами и труднопроизносимыми шведскими именами, особенно напирая на какого-то маршала Понтуса Делагарди.

Статуя полководца в полной рыцарской амуниции стаяла тут же, метрах в ста от дверей кафе.               

- Понтус, Понтус - хватит понты кидать, - засмеялся Кирилл. Впрочем, широкая эрудиция Сережи ему нравилась и тоже слегка возбуждала. Но узкая попка – больше.

Когда друзья вступили на замковый мост – пришел черед эпохе Петра. Вспомнили светлейшего Меншикова, бесшабашного Карла XII, трагическую смерть князя Долгорукого и карьеру одного из комендантов крепости генерала Олафстерна, с праправнучкой которого Волков учился в школе.

В каменных джунглях замкового нутра гулял ветер истории. Он покрыл щеки Сергея румянцем, огромные синие глаза еще больше расширились от восторга, и Волков щедро показывал Туборкский замок старшему другу, как свой собственный.

В величественных покоях, казалось, обитали души древних рыцарей, грациозных кавалеров и фарфоровых жеманных дам, танцевавших в лучах нежного весеннего солнца под хрустальный перезвон менуэта. Но век их ушел, и старинный замок погрузился в вечный сон, потихоньку ветшая и разрушаясь.

И только старуха-смотрительница, словно кормилица из старой сказки, казалось, пережила века. Она равнодушно взглянула на них выцветшими глазами, оторвала корешки билетов и что-то прошелестела тонкими губами, указывая сухонькой рукой направление осмотра музея.

В высоких залах на беленых стенах висели портреты персонажей давно минувших веков, когда-то выпивавших здесь, плотно закусывавших и до одури танцевавших на балах. Вся эта феодальная шантрапа (по мнению Немирова) смотрела на экскурсантов нагло, вызывающе.

Если бы на него в жизни кто-то так посмотрел, Кирилл одним ударом сломал бы ему нос. Даже не отдавая себе в этом отчета, он ревновал Сережу к портретам, чувствуя, что молодому снобу нравятся изображения надменных господ.

Оба отнеслись к экспозиции без должного внимания. Думали они об одном, но смотрели на тему с разных точек зрения: оба боялись того, что должно было сегодня случиться, и оба хотели этого.

В завершение экскурсии, Сергей предложил подняться на главную башню замка. Тоном заправского гида он сообщил, что в хорошую погоду оттуда открывается незабываемый вид на город и море, растворяющееся в дымке у горизонта. Кирилл притянул его к себе и как-то робко выговорил похоже давно заготовленную стихотворную цитату: «Я в твоих глазах увидел море, тронутое голубым огнем», выделяя слово «твоих».

Сережа порадовался духовному росту приятеля, благодарно погладил его по рельефной груди и осторожно отстраняясь – не время, товарищ - потеребил пальцем крокодильчика Лакосту на белой футболке.

По винтовой лестнице, опоясавшей изнутри полую фаллическую башню, которую реставрировали уже не один год, они долго карабкались наверх среди строительных лесов, пока через скрипучую дверь не выбрались на узкий дощатый балкончик. Висевший высоко над водой в царстве быстрых крикливых чаек, и позволявший обойти вершину кругом.

На смотровой площадке Немиров неожиданно подхватил Сережу на руки и поднял вверх, словно птицу в голубой простор неба и залива. Тому ничего не оставалось, как обнять своего мучителя за шею и инстинктивно прижаться к нему, ища спасения и защиты.

Что и требовалось горячему самцу. Он был в восторге, целуя Лисенка в нежную шейку и вдыхая аромат пота молодого испуганного тела.

Но нарастающий требовательный звук немировского мобильника поломал весь кайф. Кирилл опустил приятеля на настил, по-прежнему прижимая его к себе, и потянул из кармана орущий прибор.

Судя по всему, звонила его жена. Немиров испугался как школьник, которого поймали за неподобающим баловством с собственными гениталиями. Благоверная не могла ни видеть, ни знать, ни догадываться, что привело муженька на башню, но голос супруга ее удивил и насторожил.

Узнав, что он собирается оставаться в Туборке до утра, она стала настаивать, чтобы Кирилл обязательно приехал ночевать в их загородный особняк. Стало ясно, что ночь в президентском люксе отменяется.

Когда Немиров злобно надавил на кнопку телефона, отрубая связь, в глазах стояло такое разочарование, что Сережа пожалел его всем сердцем. «Судьба Евгения хранила», пронеслось в мозгу, но юный Чайльд-Гарольд решил пойти ей наперекор.

Было бы несправедливо оставить Бычка без награды, а с другой стороны хотелось почувствовать себя в этом качестве. Волков сам потянулся к разом опустившему руки другу и накрыл нежными неуверенными губами большой жаркий мужской рот.

Поцелуй сорвал последние пломбы и разрушил еще остававшиеся между ними преграды.
Кирилл буквально поволок Сережу, так что у того даже закружилась голова, вниз по винтовой лестнице и дальше - через танцевальный зал и губернаторскую приемную – прямиком в комнату, именуемую «спальней коменданта».

Почти все ее небольшое пространство занимала огромная дубовая кровать с витыми столбиками, резными ангелочками и прочей древней атрибутикой, укрытая сверху довольно куцым балдахином, на который, похоже, музейному начальству в полной мере не хватило денег. Если верить табличке, то на этой кровати лет триста назад провел ночь шведский король Карл XII.
 
Старуха-смотрительница дремала над журналом «Загадки истории» где-то далеко в анфиладе залов. Кирилл прижал к себе Сережу и впился в него, как средневековый вампир. Подобного напора и накала страстей Туборкский замок не знал со времен штурма в начале XVIII века русскими войсками под командованием доблестного любимца царя – Александра Меншикова.

Последний смотрел на молодых людей с портрета, висящего на стене, затянутой потускневшим и местами продранным гобеленом, и, возможно, ностальгически вспоминал свои утехи с венценосным покровителем.

А напротив него радостно улыбался из овальной рамы юный шведский Карл, который тоже был не без греха и знал толк в могучих драгунских офицерах.

Но даже ввиду столь высоких ценителей, Немиров не ударил лицом в грязь. Наскоро распотрошив свою и Сережину одежонку, Кирилл повалил наконец-то сдавшегося на милость победителя Лисенка на освященную историческими преданиями постель.

Королевский сексодром давненько не видел ничего подобного. Дубовое чудо поскрипывало, ангелочки конфузливо закрывали лица ручонками и жадно подглядывали сквозь пальцы. Бычок впился зубами в воротник Сережиной рубашки, чтобы заглушить победный рев, а тот в унисон ему мычал из расшитой подушки.
Оба карабкались по склону наслаждения вверх, как по замковой стене, пока над их головами словно ни разорвалась граната, выпущенная из старинной гаубицы.

Непонятно сколько времени они валялись друг на друге переплетя руки и ноги, будто убитые при штурме гренадеры. Наконец, Сережа пополз на пол, а его партнер встал, натягивая брюки, и обвел «спальню коменданта» глазами, ища брошенную куда-то в угол лайковую куртку.

Восторг Немирова был полным. Заправляя рубашку в штаны, и глядя на его сияющее от счастья лицо, Сережа подумал, что все-таки дарить людям радость – это правильно.

Однако, изголодавшийся Бычок явно не насытился. Легкая закуска в королевской опочивальне только возбудила его аппетит. Они в четыре руки мигом привели в порядок царское ложе. Сережа придирчиво осмотрел результат, потом достал из кармана носовой платок, послюнил и кое-где потер гобеленовое покрывало современного российского производства.

Любовники повалили к выходу. В гулких замковых залах их торопливые шаги зазвучали чечеткой. Старуха смотрительница очнулась от своей летаргии и, глядя невидящими глазами на высокого и словно излучающего вокруг себя счастье и могущество Кирилла, как на сказочного короля из девичьих грез, зачарованно прошептала «Herr Konig».

Они почти бегом летели по замковому мосту, не видя уже ничего, кроме друг друга. Все вокруг звенело, ликовало и трепетало, природа исполняла всеми инструментами своего безграничного оркестра восторженный свадебный марш.

Машина приняла их чуть укоризненной тишиной и прохладой. Дверцы хлопнули, мотор «Лексуса» ожил. Кирилл не щадя рванул чудо японской техники по булыжнику узеньких средневековых улочек, словно хотел разнести все эти пряничные домики и проложить путь к гостинице напрямик.               

- Спокойнее, товарищ, - выкрикнул Сережа на одном из перекрестков, когда они буквально проскочили перед носом степенно тащившихся старых «Жигулей». И просительно прошептал, кладя руку на плечо Кирилла: Тише едешь, дальше будешь.

Несмотря на счастливое детство и многолетнюю благополучную жизнь, в последнее десятилетие ставшую для него просто роскошной, Немиров имел какую-то непонятную, брутальную, как выражался Сережа, страсть к удовлетворению своих сексуальных потребностей странным, если не сказать извращенным способом.

Поэтому второй раунд их товарищеской встречи прошел на персидском ковре в гостиной «президентского люкса». После этого Кирилл поднял задолбанного Лисенка на руки и отнес в джакузи. Там он с помощью собственного языка тщательнейшим образом его вымыл в горячем кипящем нарзане, отнес в спальню опять-таки на руках и снова испачкал по полной программе.

После этого они вспомнили о Шампанском. Немиров отправился в гостиную, приволок бутылку и бокалы, и начал вытягивать не желающую выходить наружу корковую пробку.

Сережа отделался культурной программой. «Вдовы Клико или Моета благословенное вино в бутылке мерзлой для поэта на стол тотчас принесено», - продекламировал он при появлении французской шипучки. Привыкший к «Советскому полусладкому» Волков наконец-то понял, почему французские товарищи дерут серьезные деньги за свой брют империаль.

-И голова кружится, и мальчики кровавые в глазах …, - пролепетал Сережа.
-Какие еще мальчики, - заревновал Бычок.
-Мальчик в смысле я … измочаленный. И у тебя в глазах.
Благодарный и окрыленный Кирилл тут же вылизал его опухшие от неумеренного употребления губы, а также глаза, нос и уши.

Старинные напольные часы в гостиной деликатно пробили девять. Друзья лежали, прижавшись друг к другу.
- Поезжай, - наконец сказал Сергей, - семья, как бизнес – дело серьезное. Я тебя об одном прошу, Кир, поезжай осторожно. И потершись носом о плечо друга, вопросительно прошептал: Ты завтра вернешься?

Сережа лег Кириллу на грудь, тот сжал его лицо в больших ладонях и жарко зашептал:
-Хочешь, я никуда не уеду?
-Конечно, хочу. Но есть такое слово - надо. Тебе надо ехать.
-Тогда ты сможешь выспаться от души. Отсюда до нашей дачи километров пятьдесят. Я вернусь к тебе, мой единственный, ровно в 10 часов утра и покажу, как умеет любить простой русский парень.

-А что, еще не показал?
-Не а, - радостно засмеялся Немиров, довольный своей неожиданной даже для него самого гиперсексуальностью.
-Бычок, - засмеялся Сережа, а Кир, перевернув дружка, подмял его под себя, поцеловал в ушко и, шепнув,:  А ты – мой Лисенок, - встал и пошел в ванную.

Серго одел белый гостиничный халат, чтобы больше не дразнить приятеля и когда тот вернулся, старался на него не смотреть. Немиров быстро принял вид делового человека, спросил: Есть будешь? Потом позвонил в ресторан и заказал ужин. 

Неожиданно, будто что-то вспомнив, достал пачку долларов и сунул в кармашек Сережиной сумки, сказав: «На всякий пожарный». Увидев в глазах друга неожиданно набежавшие слезы, он опустился перед ним на колени и прижался лицом к теплому телу под махровым халатом. Потом поднял голову и прошептал:

-Ты не думай, я только на всякий случай бабки оставляю. Я обязательно завтра утром вернусь.
Потом он поднялся, они поцеловались коротко – по-супружески, и Немиров отбыл, как это обычно бывает у людей его круга: от любовницы к законной жене и семье.

Сергей стоял у окна и смотрел, как сиреневый «Лексус» заложил вираж на площади и полетел по главной улице в сторону шоссе, ведущего на восток. Сережа затворил неприбранную спальню и пошел в ванную, оставив дверь открытой.

На стук в номер он крикнул, лежа в джакузи: Открыто! – и попросил официантку накрыть ужин в гостиной. После физического и психологического напряжения, Сережа набросился на еду, как лесной зверь. Да он, наверное, никогда и не ел таких вкусностей.

Сергей не просил друга звонить, понимая, что в домашних условиях под строгим взглядом жены, а ему почему-то казалось, что она обязательно должна смотреть строго, так вот под прицелом ее глаз ему будет неловко звонить. Но через сорок минут после отъезда Кирилла на Сережин мобильник пришло сообщение: «До скорой встречи, Лисенок!»

Часов в восемь утра Солнце начало красить нежным светом стены древнего замка и к девяти вполне справилось со своей работой. Птички-невелички неистово голосили ему, перебивая друг друга, как российские чиновники, демонстрирующие любовь и преданность Президенту.

На Сережиной памяти это был единственный случай, когда Кирилл прокололся со временем. Уже в девять часов, вместо условленных десяти, тот ворвался в «президентский люкс».

Услышав звук распахивающейся двери, Лисенок, у которого сразу отлегло от сердца – в глубине души он боялся, что его новый любовничек почему-либо не приедет, и ему придется покидать отель в одиночестве, под насмешливыми взглядами прислуги.

Так вот, проявляя невиданную доселе ловкость, он в мгновение ока прыгнул в огромный гардероб и затворил дверцу как раз в тот момент, когда Кирилл вырос на пороге спальни.

Ошеломленный отсутствием парнишки, которого он, казалось, вчера приручил раз и навсегда ходить у своей ноги, как послушного пуделька, Немиров потрогал смятые простыни, ощущая тепло мгновение назад нежившегося в них тела и сладкий мальчишеский запах волос от придавленной подушки. Он бросился в ванную, по дороге сбил там какую-то банку, которая металлически звякнула, встретившись с мраморным катком пола, и в бешенстве заметался по огромному номеру.
 
Наконец, как охотничий пес, чувствующий запах дичи, Кирилл вернулся в спальню и дернул дверцу гардероба. Сережа стоял там в полумраке совершенно голый и беззвучно смеялся.

Восхищенный Кир издал победный клич: преодоление препятствий приводило его в неистовство и позволяло получить в сексе великолепный результат. Сначала он хотел вытащить Сережу из гардероба, разложить по постели и душевно отшлепать по круглой попке, но, уже схватив мальца, Бычок передумал и решил наказать непокорного Лисенка прямо в глубинах шкафа.

Освобождаясь от одежды и обрабатывая шершавым языком и наглыми пальцами все без разбора части его лица и тела, он рычал, трясясь от возбуждения: «Ты так не шути … не шути … никогда так не шути …». Бурная страсть наказания переросла в чувство вины, завершившись зализыванием ран, неожиданным нежным сюсюканьем, томлением, новым борением, горением, и, наконец, остыванием в джакузи.

К часу дня молодые люди угомонились, а в три начали собираться в ресторан.

Пришел черед вина барона Ротшильда. Чопорный официант с благоговением откупорил бутылку, дал Немирову обнюхать пробку, потом плеснул глоточек на пробу и, наконец, наполнив бокалы на треть, отступил в полумрак.

Сережа сидел бледный, как жертва вампира, лишенная собственной крови, перед бокалом кровавого напитка, призванного вернуть его к жизни, но уже в новом качестве.  Он медленно поднес бокал к припухшим губам и маленькими глотками начал вбирать в себя живительную влагу, возвращавшую его глазам блеск, а щекам – персиковый румянец.

Говоря современным языком, Сережа тащился от вида кроваво-черного знаменитого вина, старательно двигал его во рту, силясь различить тона кедра и графитового карандаша, а Немиров балдел от созерцания откровенного восторга молодого человека.
 
«Я любовников счастливых узнаю по их глазам: в них сияет пламень томный – наслаждений знак нескромный», - вспомнила фрау Винклер строчки русского поэта, провожая гостей до машины и глядя на их оплодотворенные лица. Она чувствовала себя волшебницей, в сказочном замке которой разыгралась еще одна романтическая любовная история.