Черная роза Тифлиса

Жизнь устроена так, что большую часть времени монотонный поток событий мерно движется по руслу причинно-следственных связей и в силу этого обладает хорошей предсказуемостью. Общественная и личная жизнь в такие периоды нередко кажется скучной, хотя с обывательской точки зрения это скорее плюс.

Но иногда в игру вступают новые действующие лица, привычная расстановка сил нарушается и возникает так называемая точка бифуркации, которая генериру-ет многовариантность сценариев будущего. Именно в такой момент прогнозиро-вание становится бесполезным занятием, поскольку события могут принять самый неожиданный оборот.

Ведущая танцовщица петербургского Большого театра Авдотья Истомина, воспетая Пушкиным в «Евгении Онегине», была возлюбленной кавалергардского штабс-ротмистра Василия Васильевича Шереметева и проживала в его квартире. Случилась ссора, и Истомина съехала к своей подруге.

В отсутствие кавалергарда губернский секретарь Коллегии иностранных дел и начинающий литератор Александр Сергеевич Грибоедов, друживший с Шереметевым, позвал балерину на чай к другому своему приятелю, камер-юнкеру графу А. П. Завадовскому, с которым делил квартиру в столице. Пили они там чай или нет, неизвестно, но слух о том, что балерина продемонстрировала молодым людям свой коронный танец в полностью обнаженном виде, распространился по городу с быстротой молнии.

Знающие люди утверждали, что Истомина пробыла в квартире Завадовского двое суток, что впоследствии и побудило узнавшего об этом Шереметева считать себя оскорблённым. И, пожалуй, трудно с ним не согласиться.

24 ноября 1817 года на Волковом поле в Санкт-Петербурге состоялась необычная дуэль: стрелялись «команда на команду». Вначале к барьеру вышли Завадовский и Шереметев, а секунданты, Грибоедов и Якубович соответственно, должны были стреляться следом.

Исход первого поединка стал трагическим для штабс-ротмистра. Второй поединок состоялся спустя год. Грибоедов выстрелил поверх головы Якубовича, а тот, задетый подобным великодушием, постарался сделать свой выстрел не смертельным, но чувствительным для противника - прострелил ему руку, что для Грибоедова-музыканта могло стать трагедией. К счастью, рана оказалась неопасной. Но Грибоедов не простил Якубовичу этого коварства и впоследствии отомстил ему довольно оригинальным способом.

Вспомним сцену на балу в комедии "Горе от ума", где гости судачат о безумии Чацкого. Загорецкий предлагает свою версию:
 - В горах был ранен в лоб, сошел с ума от раны.
На что глухая графиня-бабушка, недослышав, возмущенно реагирует:
- Что? К фармазонам в клоб? Пошел он в басурманы!

Очень похоже, что в этих строчках зашифрована судьба Якубовича, который, воюя на Кавказе, действительно был ранен в голову, умудрившись остаться при этом в живых. А поскольку благополучный исход подобных ранений весьма редок, тогдашние читатели комедии должны были сразу же понять, кого на самом деле имеет в виду автор, говоря: "сошел с ума от раны".

Свой скрытый смысл, думается, есть и у фразы "К фармазонам в клоб". Известно, что различные общества, создаваемые будущими декабристами, ассоциировались у тогдашней публики с франк-масонскими ("фармазонскими") ложами и клубами ("клобами", по тогдашнему произнесению), а порою и в самом деле имели с ними связь. Стало быть, в слова графини-бабушки Грибоедов вложил намек на интерес Якубовича к подобным организациям, снабдив этот факт изрядной долей иронии по отношению к своему противнику.
 
Между тем Александр Иванович Якубович и в самом деле был связан с декабристами. Правда, первоначально это были только чисто дружеские отношения с писателем А. Бестужевым-Марлинским, начавшиеся еще до высылки Якубовича на Кавказ. Но к тому времени, когда тот весной 1825 года приехал в Петербург для лечения своей раны, Бестужев уже был одним из вождей Северного общества и ввел в него своего друга. Все годы своего изгнания опальный лейб-улан продолжал ненавидеть Александра I за перевод из гвардии на Кавказ - приказ о переводе он носил у сердца, лелея планы мести императору вплоть до его убийства.
 
Декабристы, используя подобный настрой Якубовича, поручили ему возглавить боевой отряд, который в день восстания должен был захватить Зимний дворец и арестовать царскую семью. Если бы эта акция удалась, у Николая, который в тот момент еще не был царем, практически не было никаких шансов. А победи декабристы, неизвестно, как бы пошла дальше русская история...

Как известно, Александр Иванович завалил все дело, возможно ранение в голову не прошло безболезненно. А ведь если бы не эта дурацкая дуэль, или если бы Грибоедов убил Якубовича, возможно арест царской семьи в декабре 1825 поручили бы более надежному человеку. И тогда…

После дуэльного скандала все его участники были удалены из столицы. Александр Грибоедов получил назначение на должность секретаря при царском поверенном в делах Персии.

В 1828 году после окончания Русско-персидской войны он сыграл ключевую роль при заключении выгодного для России Туркманчайского мирного договора. В своём рапорте Николаю I командующий русскими войсками И.Ф.Паскевич высоко оценил роль Грибоедова в получении от Персии огромной по тем временам контрибуции в 20 млн. рублей серебром: «Ему я обязан мыслью не приступать к заключению трактата прежде получения вперед части денег, и последствия доказали, что без сего долго бы мы не достигли в деле сем желаемого успеха». По поручению генерала Паскевича Грибоедов доставил в Петербург донесение о заключенном мире.
 
После получения назначения на должность посла в Иране 33-летний дипломат решил сначала устроить свою личную жизнь. Он связал свою судьбу с грузинской княжной Ниной Чавчавадзе, которой едва исполнилось 15. Вместе молодым посчастливилось прожить всего несколько недель.

11 февраля 1829 года Александр Сергеевич Грибоедов был зверски убит в Тегеране, ворвавшимися на территорию посольства религиозными экстремистами. Тело впоследствии удалось опознать лишь по ранению в руку. О причинах этого трагического события написаны тома исследований, однако консенсуса в поисках истины достигнуть историкам до сих пор не удалось. Не будем пытаться этого сделать и мы.

Всю оставшуюся жизнь Нина Чавчавадзе-Грибоедова прожила попеременно в Цинандали и Тифлисе, продолжая носить траур по мужу и оплакивать его смерть. Она так и не вышла замуж во второй раз, отвергая все ухаживания (в частности, безответно влюблённого в неё на протяжении 30 лет поэта и генерала Григория Орбелиани). Её верность трагически погибшему мужу стала легендарной ещё при её жизни; имя Нины Чавчавадзе было окружено почётом и уважением тифлисцев, Нину называли Чёрной розой Тифлиса.
 
Для любимого Сандро в Петербурге она заказала памятник, добилась разрешения поставить скульптуру в монастыре святого Давида на склоне горы Мтацминда. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» — написала Нина над могилой супруга.

 Эту надпись Михаил Юрьевич Лермонтов назвал «поэмой в двух строках». В 1837-м он приехал в Тифлис и посетил Нину Александровну, которая, помня наказ мужа («подарить достойному человеку»), преподнесла ему в дар кинжал. В ту же ночь потрясённый поэт написал строки: «Лилейная рука тебя мне поднесла в знак памяти, в минуту расставанья…».

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза — жемчужина страданья.

И черные глаза, остановясь на мне,
Исполнены таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.



***


А. С. ПУШКИН
ИЗ "ПУТЕШЕСТВИЯ В АРЗРУМ ВО ВРЕМЯ ПОХОДА 1829 ГОДА"

Человек мой со вьючными лошадьми от меня отстал. Я ехал один в цветущей пустыне, окруженной издали горами. В рассеянности проехал я мимо поста, где должен был переменить лошадей. Прошло более шести часов, и я начал удивляться пространству перехода. Я увидел в стороне груды камней, похожие на сакли, и отправился к ним. В самом деле, я приехал в армянскую деревню. Несколько женщин в пестрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли. Я изъяснился кое-как. Одна из них сошла в саклю и вынесла мне сыру и молока. Отдохнув несколько минут, я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. "Откуда вы?" - спросил я их. "Из Тегерана". - "Что вы везете?" - "Грибоеда". Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.

Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я, было, хотел его успокоить: он мне сказал: "Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей". Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни, узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетною пулею.

Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, - все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем, как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в "Московском телеграфе". Впрочем, уважение наше к славе происходит, может быть, от самолюбия: в состав славы входит и наш голос.

Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостию и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом и с праздной рассеянностию, уехал в Грузию, где пробыл восемь лет в уединенных, неусыпных занятиях. Возвращение его в Москву в 1824 году было переворотом в его судьбе и началом беспрерывных успехов. Его рукописная комедия "Горе от ума" произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами. Несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна.

Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны...