Крылья

Безусловно, преподаватель – это такое существо, у которого всё есть и которому больше того, что есть, уже ничего не нужно. И в силу этого он полнокомплектен и самодостаточен.
Это студенты, будучи обычными людьми, обладающими физиологией, томятся от голода, а преподаватель, естественно, нет, ибо он вечен и сыт. Лишённый физиологии, он идеален, как идеальный газ, и так же, как идеальный газ, теоретичен. Он мыслимое существо, слабая копия «страстей человеческих», homo sapiens, лишённый биологии.
За двадцать минут до конца второй пары объяснять что-то студентам совсем бесполезно: все их мысли от математики и философии перемещаются в столовую и заняты поиском того, кто займёт очередь на всю группу. Преподаватель тоже иногда заходит в столовую – но только лишь для того, видимо, чтобы убедиться, что никто ещё от голода не умер.
Ему никогда не холодно, никогда не жарко, и всё потому, что чувствовать ему не положено. Идёшь, открываешь окно на лекции, потому что – чёрт побери! – так хорошо на улице и уже весной пахнет, а студенты большими такими глазами на тебя смотрят, как будто человека перед собой увидели.
О туалете я не говорю вообще – это запретная тема. Максимум – руки помыть, потому что всю пару мелом на доске писала.
Гендерные вопросы к преподавателю тоже непричастны, ибо тело его бесполо и пусто.
Прихожу на кафедру. Моя коллега – не могу понять, смеётся она или возмущается – рассказывает о сорванной лекции:
– Я им серьёзные вещи рассказываю, а они!
Выясняется следующее. У нас есть ряд лекционных аудиторий, спланированных амфитеатром, в результате чего потолки там критично высокие, как и окна. В одной из таких аудиторий и проходила злополучная лекция по философии. Была весна, и на самом верху голуби, не вникая в суть философских вопросов человечества, начали активно размножаться, перекрывая своими голосами лектора.
– Они ведь прямо охали, мне даже стыдно стало…
Студентам же стыдно не было, им было весело.
Студенты вообще со времён Родиона Раскольникова имеют право. Им может быть хорошо, им может быть плохо – у них всегда есть какое-то настроение, а преподаватель должен быть никаким, ибо нет у него в силу его легендарного бытия эмоций. Да и к чему они ему? Не к математике же. Математика эмоций не требует. Хотя… Может быть, как раз математика и требует.
Одна из моих филологических преподавателей как-то сказала:
– Вот почему все думают, что филологи – это нежные такие цветочки, фиалочки? Если вы видите, что в коридоре плачет мужчина, знайте – он математик.
Студенты, елозя на деревянных стульях, с нетерпением ожидают, когда с волшебным звуком упадёт на карту стипендия. Преподавателю же деньги не нужны вообще, потому что всё у него есть «испокон времён» и пребудет это «есть» во веки веков и до скончания мира, переживая постоянные апгрейды. Купил он когда-то ещё в легендарные советские времена зелёный москвич, и всё, больше в салоны не ходит, а москвич, глядишь, уже трансформировался в новёхонькую чёрную мазду, каждое утро подкатывающую к третьему корпусу и ослепляющую своей волшебностью.
Он никогда не был маленьким, не ходил в детский сад, не учился ни в школе, ни в университете – всё это не про него. В одном замечательном советском фильме сказано: «…люди появляются на свет взрослыми согласно штатному расписанию, с должностью и окладом», – так вот, это точно про преподавателя, с небольшой только поправкой: деньги ему совсем не нужны, ибо на работу он ходит «только потому, что она его облагораживает».
Его не волнует ничто из того, что может волновать людей. К чему ему знать, сколько стоит туалетная бумага или стиральный порошок, как переходить дорогу и где находится аптека? Вы никогда не увидите его ни на улице, ни тем более в кино или в супермаркете. Он никогда не болеет, и в силу этого не посещает больницы. Он вообще обитает только в стенах университета, причём с приложенными к нему чисто гипотетически – на всякий случай – квартирой, машиной и отпускными билетами в Турцию.
Затхлые пыльные учебные аудитории, холодные склепы нулевых этажей и уходящие осьминожьими щупальцами куда-то вдаль коридоры – среда обитания этих мифических существ, а души студентов – их основное питание. Некоторые же не едят вообще, даже студентов.
…От моего дома до университета – три квартала, или две остановки на транспорте. Когда мне лень идти, я эти две остановки еду. Машины не имею за, во-первых, ненадобностью, а во-вторых, за невнимательностью за рулём. Кроме того, есть ещё, оказывается, такая суровая вещь, как техосмотр… И да, машину ещё и мыть иногда надо….
Села в троллейбус, стою у кабины водителя. Подходит ко мне мой студент:
– Здравствуйте, – говорит.
Я отвечаю:
– Здравствуйте.
Он, удивлённо:
– А что вы здесь делаете?
– На работу еду.
– А почему на троллейбусе?
– Крылья дома забыла.