Ты и я, гл. 3

На следующее утро Злата и Олег уехали, вернулись в город.
- Вы такой сострадательный человек, благоразумный, - говорила она, когда они расставались на автовокзале, - вам можно доверять. Если вы не против – мы ещё встретимся, например, на эти выходные? Так же прогуляемся по парку, сходим куда-нибудь.
Шехавцов согласился.
До выходных оставалось три полных дня. Он работал и думал о Злате. В нем витали противоречивые чувства: он не мог чувствовать ее, как раньше. То большое, что обнаруживалось в ней, мешало ему думать однозначно. Ему все ещё чудилось, что она его испытывает, что, как предсказывал Ираклий, - она хочет сделать какой-то бартер в их отношениях.
«Ей определённо что-то надо от меня, - думал Олег, - эта отсрочка от одних выходных к другим, поездка к отцу, строгое молчание на вопросах, которые я хотел бы раскрыть. И все же к Ираклию я пойду не сразу. Кое-что выяснить ещё нужно. История и главы не стоит».
И вот на выходные они встретились. Прошли в кафе. Олег принёс заказ. Ели.
- Хорошо, что я умею, есть, - вдруг сказала Злата, поднимая салфетку и вытирая губы.
- Шаурма здесь не важная, - отметил Шехавцов, не обращая на слова подружки.
- Почему?
- Блин сухой и внутри одни огурцы, видите, да ещё пресные и вонючие. Только разве хруст от них за ушами, - ответил он.
Злата посмеялась.
- Не ешьте. Чего давитесь? – и добавила, - а вам не страшно сидеть напротив полицейских?
- Нет. Почему?
- Я подумала… заметно, что вы волнуетесь.
- Ничего такого, - ответил Олег, улавливая взгляд молодого парня полиции, который уставился на него.
- Ага! Я права!
- Вы думаете, что они вручат мне повестку? Так что ли? В таких заведениях не положено, - утвердил Шехавцов, опуская глаза в шаурму, рассматривая ее развалившееся содержимое.
- Могут везде. Имеют право, но я за вас заступлюсь, не бойтесь: скажу, что у нас с вами малолетний ребёнок, то есть, у вас на попечении. А так, мы разведены, и вы его воспитываете один.
- Ничего не говорите, прошу вас. Какой ребёнок? Натворите бед. Хуже будет ещё…, - Олег осторожно поднял глаза на закусывающую пару офицеров.
- Вот интересно вам должно быть: что бы я - переживала за вас или нет?
- Да, - предположил парень, - переживала бы, как за отца переживала. Просто по человечески.
- Эх-х-х, - протянула девушка, откладывая на золотинку часть блюда, - хорошо, что я умею кушать.
Первый раз Олег игнорировал данное предложение, теперь же переспросил:
- Что это значит?
- Вы говорите – я переживаю? А если нет? Если нет во мне глубинного переживания? Если я не переживаю ни за что: ни за отца, ни за вас, вообще ни за что. Иногда мне кажется, что я какой-то биоробот. Знаете, чем отличается биоробот от живых людей?
- Нет, не имею понятия.
- Они плакать не умеют.
- Насколько я знаком с вами – вы плакали однажды. И не однажды даже.
- Ах! – Она отмахнулась рукой, - какое там! Разве это слезы? Я видела настоящие слезы. Это жутко. Но я не могла сопереживать тому человеку.
Олег промолчал. Он был изрядно сыт и, наконец, отложил свою порцию, вынул платок, стал вытирать руки, задумывая забрать все остальное домой.
- Посидим ещё? – Спросила она.
- Конечно. Я сейчас возьму напиток.
- Ой, возьмите мне того – жёлтенького. Я не знаю, что это. Сок?
- Хорошо, - и Шехавцов поднялся, направился к стойке.
«Интересная. Она все ближе становится мне. И я – ей. Возможно, что-нибудь получится. Она – красивая».
Когда вернулся с двумя стаканами, Злата разговаривала по телефону. Она бойко кого-то убеждала не поступать каким-то таким образом, против которого возражала. Десяток секунд и разговор был завершён.
- Что там? – Поинтересовался Олег, совершенно не интересуясь этим.
- А! Это мой бывший поклонник… А! – Повторила она, - который, представьте, рыдал из-за меня. Ради меня. Тот. Но я видела – суть не в том. Суть не в любви ко мне. Сам себя жалел.
- Интересно.
- Интересно? Вот он и сказал, один из тех, кто это сказал, - что я бесчувственная, что не человек и вовсе. Я переспросила: откуда ему в голову это явилось? Он, видите ли, обращался к какой-то экстрасенсу-женщине и та однозначно ответила, что я – не человек. Вот и думай теперь, - Злата подняла бокал с лимонным соком, подняла его в знак здравия, отпила, поморщилась, еще раз отпила. Задумалась.
- Ерунда. Биороботов не бывает. Фантастика, - бросил Олег.
Девушка уставилась на парня. Он видел – она готова была горячо спорить, и уже мысли роились в ней, метафоры, аллегории, но вместо того, проткнув своего собеседника взглядом, она отвела глаза в сторону и снова махнула кистью.
- Не важно. Вы все-равно здесь не при чем.
- Но я же, - поспешил заметить Шехавцов, - я – ваш друг. И мне хотелось бы знать…
- Я вам, действительно, интересна?
- Да, - произвёл вместе с данным утверждением Шехавцов длинный глоток напитка.
- Чем же? – И не дожидаясь, продолжила, - чем же? Я замкнута в себе, я живу в собственной могиле. Эта война окончательно меня похоронила. Мне бывает страшно, что я уже никогда не открою эту крышку над собой. Хоть с виду я вся такая… но это не так, Олежа, не так.
- Да все мы чуть-чуть того…
- Верно. Да, наверное, соглашусь. Однако ничего меня не волнует до дна, до самого дна, ничего - я вам уже говорила. Как-будто в жизни я знаю все. Все проверила, везде побывала, все прочувствовала, и во всем разочаровалась. Разве это хорошо? Знаете, почему я не хотела забирать отца в город, к себе?
- Нет, но догадываюсь.
- Ну?
- Он бы и не поехал, хоть что.
- Верно. Но есть ещё причина: я знаю, как он кончит.
- Как?
- Никак. Его убьют поздно или рано, накроет снарядом и все.
Олег смотрел на девушку во все глаза, но не заметил и йоты волнения.
Кажется, перед ним была Снежная Королева и снова что-то неопределённое, фантастически невыразимое повисло между ними. Он не понимал: в какой ипостаси нужна была ему эта девушка? Ведь все одно должно было, по правилам драмы, - одно обязано быть, в конце концов: закончиться постелью.
Но он боялся ее «большинства», той силы непонятной ему. Он боялся услышать от неё  что-то то, что скоро должен будет услышать и что навсегда отвернёт ее от него. Отторгнет самым естественным образом.
«Даже до постели не дотянем».
«Но чего-то такого непременно нужно дождаться. Иначе жалеть буду».
- Вот вы, например, где работаете? Вы же работаете? Я так и не спросила – где?
- На заводе, токарем. Плашки, резцы, заготовки, детали.
- А! Для фронта работаете?
- Нет. Там отдельный цех.
- Да, я слышала, как туда прилетело. Много жертв?
- Ничего. Пять утра. Никого там не было.
- Удивительно! Пожалели людей. Специалисты, значит, есть, а оборудование уничтожено, да?
- Да.
- И кто, по-вашему, это стреляет?
Шехавцов задумался.
- А черт его знает! Может, само взорвалось. Это не наше дело.
- Вот именно. Кто-то затеял эту войну. Кому она нужна – неизвестно.
- Я не хотел бы развивать эту тему. Мне интереснее про биороботов.
- Так и вы есть биоробот, раз на завод ходите.
- Ну, уж нет, дудки! – Олег постарался вложить эмоции, иронию в свое противоречие. Это сыграло – Злата рассмеялась.
- Ага! Неудобно чувствовать себя в моей тарелке, да?
- Биороботов не существует, - который раз повторил парень. Он не знал, о чем речь вообще.
- Вы думали когда-нибудь о том, что есть категория людей, с которыми мы связаны коими-то линиями, нитями, а другие – просто статисты. Хотите проверить?
Олег и глазом не моргнул, как Злата обернулась к столику полицейских и спросила:
- Вы не скажите, который час?
У офицера взметнули брови, кусок пищи крошкой вывалился на стол. Офицер явственно дал понять своё недоумение и чётко установил свои глаза на ее браслете с часами Златы, у которой время было. Тем не менее, он ответил ей, чётко проговаривая минуты.
Она вернулась к Шехавцову.
- Ну, че? Сердечко ёкнуло? Это статисты и только.
- Да-а, я больше человек, чем вы – это точно! – Перевёл дух Олег.
- Глазки-то не прячьте. Не бойтесь – они к вам не подойдут. Они думают, что мы оба ненормальные. А это: медкомиссия и то, и се, и прочая заваруха. Кому это надо? Такие, как мы. Сейчас бойцов итак хватает. Здоровых ещё хватает. А вот дальше и вы уже в ход пойдёте. И я.
- В чем же суть биоробота, например? – попытался вернуть тему парень.
- Суть? Карантин, грипп, война. И кто-то очень хочет вывести каждого из нас из себя. Вывести из своего Эго. Хочет знать, насколько мы храбры, чтобы похоронить своё Эго на общем поле брани и умереть, дабы возродиться индивидуально. А тут, уж извините, как у кого получится. Иной уж и не выкарабкается никогда. Отбор идёт, понимаете. И это очень кому-то нужно.
- Что?
- Что! Здрасьте! Вы где? Я кому говорю? Эй! Нервы помотать – что – не понятно? Раньше любовь была – не взяла, не пробрала, разврат пошёл, порнуха – и он уже не интересен.
Все клише. Как жабы в болоте – в один голос.
Вот вам война, пожалуйста. Извольте. Выдержите? Кто сложит происходящее первым? Кто просто выйдет на улицу  и крикнет: «Люди, что вы делаете? Дайте  воздух! Где свобода? Вообще  где что?! Мы камнями заброшены! Очнитесь!»
- Сбросить броню и начать общаться с существованием, с всецелым, и стать одним с землёй, разве это плохо? – Рассудительно ответил Олег, - разве не всю жизнь мы к этому стремимся и приходим к этому, как бы кто не желал, но хочется еще при жизни, духовно проникнуться, как сказать…
Что плохого в искренности, в сумасшедшей искренности, если даже кто-то так поступит… Это, как Раскольников в романе Достоевского: «казните меня, я убил».
- Убил? Верно. Сам себя убил и хочу отсидеть данный мне срок, но только, чтобы снова прочувствовать мир, снова, Олежа! Без смертельного гриппа, карантина, войны и прочего. Это верно, да. Мы с вами понимаем где-то  друг друга. Да, это верно, да…, - говорила Злата. – Я бы поверила вам, что и вы способны были бы на такое, но вы неспособны.
- А мне ни к чему. Я как все.
- Вот-вот, и я о том же. Биоробот есть биоробот. Мы уже давно в месиве машинного масла. Старой полусинтетики, которую даже не меняют в наших механизмах. Вот-вот.
- Ничего нового вы не откроете, Злата. Ведь не сыщете ничего нового. Все уже открыто, надо только по-умному приспособиться. Живите себе, да и радуйтесь. Разве мало удовольствий в жизни? Даже если…
- Ну?
- Секс, например.
- Ого! – рука Златы остановилась на полпути от лица к столешнице. Но в лике ее ничего экстраординарного не отразилось.
- Пусть даже так. Но мы об этом, наверное, ещё поговорим, не так ли? Ах, вы … такой, как все…, – дополнила она.
Олег, краснея, пожал плечами.
- Ну, - спрашивал Ираклий, встретив друга, - что там у тебя? Интересная история?
- Можно и рассказать, - присаживаясь за столик, отвечал Шехавцов.
- А ведь вижу по твоей улыбочке: что-то имеется. Ну, подожди, освобожусь, расскажешь.
В перерыве, как всегда Ираклий вынул сигарету, задымил.
- Бросить надо, не могу. Привычка психическая. Как отдохнуть, так в зубы табак. А ты не молчи – рассказывай.
- Встретил я особу одну. Рассказывал тебе.
- Эт-то, э-э, не помню имя?
- Злата.
- Ага, да. Интересное имя. Не запоминающееся.
- Так вот: она считает себя неким стандартом, - биороботом.
- Как, как?
- Биоробот, значит. То есть, живёт по программе и меняться не желает.
- А ты за ней проследи, проследи. Они все так говорят.
- Кто?
- Ну, эти, твои биороботы. Ты думаешь, я не слыхал таких историй, когда человек как бы теряет самого себя и все такое, и выдумывает, что жизнь пуста и все такое… Но ведь это не так. В жизни масса удовольствий. Да, что там, - удовольствия при чем? Просто она разнообразна, жизнь, по своей сути. В ней много причастий, деепричастий, наречий, много запятых и многоточий. И вот, что…, - Ираклий сделал длинную паузу, затянулся. Выплюнул дым, продолжил, - вот что, давай-ка ты за ней проследи, на самом деле, в потом доложишь, как и что. Наверняка эта твоя девушка намного ценнее фрукт, чем презентуется.
- Зачем мне это?
- Ты разве не хочешь знать, с кем дружишь и что, наконец, ей от тебя надо, а? И что тебе от неё надо? Пригласи ее к себе на чай, - Ираклий посмеялся.
- Она, - подумал Олег, - она – не такая. Она большая, серьёзная, большая личность. Ей это не интересно.
- То есть, не даст? – Серьёзно спросил Ираклий.
- Не даст, а я и не попрошу. Это невозможно. Это другой человек.
- Так, кто из вас, черт дери, биоробот тогда? Кто из вас человеческого не желает, не принимает? Ведь все то естественно.
- Какой-то тупой разговор выходит. К чему эти пересуды?
- Ладно, расслабься. Я видел ее, она нормальная. Сейчас все психологически разбиты, то да се. Не хочешь с ней развить отношения, так заработай на ней.
- Мне что возле дома ее сторожить?
- Зачем? – Лукавство вновь ожило на лице приятеля, - я сам видел ее несколько раз: она куда-то ходит регулярно. Тогда ещё не обратил внимание, а когда ты ее мне показал, я узнал, вспомнил.
- Ходит регулярно куда?
- Да. Тайна здесь какая-то имеется. Тайна. А ты и проверь.
- Делать нечего…
- Деньги! Не забывай – за интересную историю – де-не-жки! Должен же ты какой-то смысл найти в своей пассии или нет?
- Она мне никто.
- Да, ладно, пусть – никто. Ну? Так как? Ну? Не морочь мне и себе голову, и ей! Решайся!
На следующий день в дверь Шехавцова прозвучал звонок. Он только пришёл с работы и готовил ужин. Насторожился. Воображение рисовало картину: открываешь дверь – люди в камуфляже, строгие, молча протягивают повестку в военкомат.
«Почему, например, не на работе это было сделать? И кто, в таком случае, дверь вообще откроет? И я…»
Звонок прогремел вторично.
Шехавцов подкрался к двери, осторожно заглянул в глазок.
«Злата!»
Она ждала, упрямо, глядя в дверь.
- Это вы? – Поинтересовался хозяин.
- Да, это я, открывайте. Гостей встречайте!
- Ха-ха, вы не одна?
- Одна, одна, - девушка синхронно посмеялась, - боитесь, что ли?
Шехавцов решительно щёлкнул замком.
Злата вошла.
- Ну, чего? Испугались? Все больше нахожу в вас человеческого: этот ваш переполох… Душа, значит, имеется.
- Умирать никто не хочет, - заметил Олег, глядя под ноги девушке, которая желала пройти обутой.
- Вы, вот, тапки наденьте! – Предложил он, вытягивая одну из множества пар тапок, скопившихся здесь с незапамятных времён.
- А у вас аккуратно, - переобувшись, Злата вошла, оглядывая близ расположенные комнаты. – Прям, как – будто женщина есть.
- Ну, - жёстко парировал Олег, - есть или нет – это моё дело.
- Так есть или нет? – Улыбнулась Злата.
Шехавцов пожал плечами.
«Интрига завязалась. И того уже довольно!»
- Ну, так вот, - говорила девушка, проходя в комнату по приглашению хозяина, - не будем тратить время. Драматические перемены вызывают боль и чувство потери. И, в конце концов, это страшно и странно – мы все можем привыкнуть к тому. А на чистоту: мне от вас одно дельце нужно.
«Крутой вираж!»
- И что же? – Задался Шехавцов.
- Так, присядем?
- Пожалуй, - пригласил Олег, - я вам сейчас… я вас сейчас чем-нибудь угощу.
- Да, не стоит. Вопрос короткий: вы можете достать оружие?
- То есть, как? – Удивился Шехавцов.
- Ну, вы же работаете. А оружие раздают теперь направо-налево. Вам дадут. А вы – мне. Мне подарите. Или я у вас его куплю.
- Хм. Интересно. Зачем вам-то?
- А партизанить пойду, - сказала Злата, без линий шутки, - пойду на войну. Если у меня здесь все не складывается, то там – найду себя. В жизни не хватает экстрима, знаете ли.
- Вы странная, честное слово! Все сидят дома, прячутся, а вы… Вы же слышали, как это страшно. Тот взрыв… Я на ногах едва устоял.
- Да, помнится. Откачивали всем  селом. Но! Это вы, а это я! Я хочу знать силу жизни, правду жизни и свою судьбу. Хочу знать. Мне вовсе не страшно.
- Оттуда вы… вы оттуда сумасшедшей вернётесь. Я же знаю, у нас в соседнем подъезде…, - Шехавцов смолк. На него глядел человек, человек решившийся однозначно. Он чувствовал, что не может противоречить этому человеку, этой девушке и то, что она задумала…
«Может быть, не то, что она задумала, что рассказала?»
«Что же?»


Рецензии