Мои учителя - буржуи

Проклятые капиталисты, или Как я свернул с медицинского пути

          Они были потрясающей парой. Сверстники. Одногодки. Два старых пердуна – мадам и мистер. Поженились, когда обоим было за шестьдесят. Увиделись случайно, в Париже, в кафе, посмотрели друг на друга, он ей налил «Перье-Жуэ», глотнули, и немедля побежали трахаться.

         Чем и занимались до конца дня. Пребывая в любовном бреду и благоухая друг другом, вылетели на свежий воздух - поужинать, сели на экскурсионный пароходик, поплыли по Сене, и там же, освещенные закатом, не вынесли перерыва, и трахнулись еще разик. С трудом отгораживаясь столиком и скатеркой от окружающих, и время от времени стравливая пятисотфранковые купюры недоумевающему халдею – гарсону.

         Причем Арни говорил только по-английски, а Мари-Луиз только по-французски. Точнее, по-корсикански, эта старая коза являла собой квинтэссенцию не так чтобы француженки, а дамы из Аяччо. Ужас до чего оба были хороши...

         Арнольд – карикатура на капиталиста, причем весьма дурного вкуса – из Кукрыниксов или Бориса Ефимова – брюхо, жилетка, цепь поперек, на цепи – Брегет середины девятнадцатого века, с репетиром и дурацкими висюльками. Коллекция «Кадиллаков», от которой я чуть не умер, когда увидел. И, само собой, сигара! Изо рта у него вечно торчала толстенная Коиба, не всегда зажженная, но всегда – вкусно пахнущая. Ехидная рожа, а в глазах – червячки, стеб и ежеминутная готовность крепко похулиганить.

         Мари-Луиз – вылитая Джульетта Мазина в конце жизни, леопардовое манто, браслеты от «Картье» - жуткие широкие манжеты из бриллиантов. Прищур гарпии – все подмечает, все запоминает. Сидят рядом. Хихикают. Щиплются. Подъелдыкивают друг друга на дикой франко-английской смеси. Дарят друг другу уродские игрушки из магазина приколов – то вполне убедительная кучка дерьма, то кукла, которая вдруг начинает сбрасывать одежду, матерясь на дивном парижском арго…

          И эта парочка двадцать лет назад наняла меня, бедняжку, помогать им вертеть небольшой транснациональный фармацевтический бизнес. Что они (мы) вытворяли в течение трех лет – ни пером черкнуть, ни вслух произнесть. И под Ламаншем-то я на хитром поезде туда-сюда сновал – чтоб живой контракт привезти, и на леттер-оф-кредит его обменять, и на диких перекладных из Брюсселя в Манилу летел – чтобы за ужином съесть креветку в пальмовом вине и сказать местному мироеду – Йес! Ваши условия приняты! -  после чего на тех же перекладных, в тяжкой самолетной дреме, пилить обратно.

          Я был очень удачным приобретением для вышеупомянутой парочки проклятых капиталистов. Я умудрялся сквозь арнольдовский жир прощупать и проперкутировать печень. После чего вставлял ему страшных люлей за обжорство и курево. А Мари-Луиз добавляла – сажала его на кашки-макашки и выдохшуюся минералку, а меня трепала по загривку – Алекс, а пуркуа ты отказался идти в Легион? Мне Жан-Люк (сволочь трепливая, наш общий знакомый, чуть меня не завербовал) рассказал, ты бы мог в медицинском корпусе у них послужить. Ты же ле доктёр рюс, вы же все прямо голыми руками можете – от нищеты и хорошего ль’ эдукасьон! А я злился, и советовал за муженьком присматривать, а то он опять ночью проберется в кухню и паштет употребит, как в прошлый раз, помните, Мари-Луиз? Она – ой, он такой анфан, такой анфан, Алекс, честно-откровенно, мы, несмотря на твои докторские указания,  этот паштет вдвоем жрали! И ржет при этом…

          Они были молодцы. Многому научили. Если интересно, продолжу.

Незаконное врачевание, или Первый раз в Париже


          Арни лежал. Пыхтел. Стонал. Потел. Проклинал. Меня. Мари-Луиз. Брюссельских коновалов. Жизнь. Бизнес. Вчерашний ужин.

          Я стоял рядом и поддакивал. Еще бы. Так укушаться. Барон Пампа дон Бау но-Гатта но-Суруга но-Арканара. Арни, не обращай внимания, это не бред, это был такой древний аристократ. Мой родственник, между прочим… Он тоже любил поглощать салаты, майонезы, ломти оленины, морских раков, моллюсков, и запивать это все всякой херней - примерно, как ты вчера. То есть – сделать из хороших напитков тилим-бом-бом, и высосать где-то так литр. Или полтора. А ну, Арни, сэр босс, пальчик левой ножки из-под одеялка выпростай, и покажи! Нуууу… Всем пальчикам пальчик. Что цвет, что размер… Мари-Луиз, уйди на хер со своим бульоном, это для него сейчас яд! Блин, что бы вы без меня, дикого рюсского, делали…

         Ну, коллеги, о чем речь? Ясное дело. Подагра. Бизнесмен Арнольд был светло-русым, в юности практисски блондином, сероглазым. Это раз. Его покойный папа страшно страдал суставами и камнями в почках. Это два. А сам пациент – много и вкусно жрал и пил хорошее бордо, как… Как кто? Примерно, как я, только раз в пять больше… Это три.

           Брюссельцы… Нашего богатенького подагрика при его первом обращении попытались ободрать по самое по не могу… Два ( ДВА!!!) докторишки – оба пингвинообразных, воркующих, этаких старорежимных европейских традиционалиста попытались для начала всадить ему внутривенно колхицин. Причем – в ДОЗЕ!!!! Благо, злобно-скептичная Мари-Луиз чегой-то как-то засомневалась, заподозрила, и позвонила мне. А я тогда торчал в городе-герое Бухарест, и интенсивно лепил очередной бизнес-план – на благо румынского народа и немножко – моих боссов. Разговор был примерно следующим:

- Алекс, все очень тре маль! У Арни ГУТ! ( в смысле – gout. бедная Мари-Луиз употребляла французские названия, в коих я был ни уха, ни рыла ).

- Гут – это значит «хорошо» ? Мари-Луиз, может быть все же «гуд»?

- ( сложная смесь непереводимых выражений на всех диалектах южной Европы, после чего - ) Сам ты «гуд»! Ему очень НЕ ГУД! Палец ноги как большой картофель, цветом как черный слива, горячий – как… Как тоже картофель, но горячий!

- Пссс…. Па де проблем, мадам! По-английски это – ГАУТ! Gout! Так ему и скажи! А что – ле доктёр бельжик немножко обделались в диагностике и, главное, в лечении?!

- Бьенсюр, обделались! ( тут доносится рев подагрика Арни – Бросай на хер свой бизнес-план, бери ближайший рейс, и чтоб вечером был здесь! Тут! Трам-тарарам-перемать-мать! )

     Я – какой был – небритый, немытый, кинулся в легендарный бухарестский аэропорт Отопень, и таки через четыре часа уже пользовал г-на босса. Немного деталей – колхицин я посоветовал засунуть гг. брюссельским коллегам в, мнэээ, портмоне. Провел Арни бережно, на стероидах и аллопуриноле. Естессно, с диетой и ощелачиванием мочи.

     Назавтра к обеду г-н босс превратился в свежий огурец. Сидит в постели – лыбится, доволен жизнью, пьет какую-то пакость вроде ячменного отвара, причем, судя по роже, явно планирует опять вкусно нажраться, а вслух рассуждает – уууу… мммм…. а как бы тебя, Алекс, ПООЩРИТЬ?

     И придумал. Мари-Луиз, ты чем, мон амур, планируешь заниматься в уикэнд? Она ему – я обещала навестить мою сестру, Маго, ты же ее помнишь, толстуха Маго, она живет в Пари, у нее еще есть три пгелестных догги, один такой рыженький, другой такой лысенький, третий… Мари-Луиз, заткнись, я щас сдохну от твоих подробностей! Короче, садись в машину, бери молодого человека, и чешите в Пари на пару деньков! И покажи Алексу, черт побери, НОЧНОЙ Пари! Только, гыгы, без глупостей у меня там, поняла? У, дрянная девчонка…
 
     Н-да-с. Дрянная девчонка на седьмом десятке - разулыбалась, долго целовалась со своим песиком-кроликом Арнольдиком, потом, помолодевшая, швырнула меня на переднее сиденье своей таратайки, и сказала – Пристегивайся, юный доктор! Щас увидишь!

     О да. Ягуар-Деймлер, чёй-то как-то сбацан на заказ, в смысле - кастомизирован, она выводит его из двора, говорит – Алле! Дальше идет равномерный рев и свист, дорогу я плохо помню, помню только, что я старался как-то растопыриться и упереться на случай, гхм, дорожно-транспортного приключения, и вполуха слушал трескотню Мари-Луиз про всякую херь из ее бурного прошлого и про истинно мужские повадки уси-пуси Арнольдика. Да, и помогал ей прикуривать. Она шмалила эту кошмарную махру, «Житан», и старалась не отрываться от процесса управления.

     Ой. Ночью мы въехали в Париж. Мамзель, мать ее так, была свежа, добра и умна. Она со свистом провезла меня по Бульварам. По Ситэ. По Елисейским полям. Потом, как чурку, забросила в милейший маленький отель на Монмартре, чмокнула в щечку, и поехала выносить мозг своей сестре Маго. А я – в состоянии полнейшей дохлятины - способен был только доползти до постели и отрубиться…

     Вот в такой извращенной форме иногда случаются гонорары за не вполне законную медицинскую практику в некоторых странах Европы.

Продолжение следует.

Париж - это всегда ненадолго...

       Час ночи. Ветерок из окна шевелит цветочки в горшках. Вода в зеленоватом кувшине теплая, и отдает аптекой. Синие сполохи на потолке, карканье и бульканье сирены - не то полиция, не то скорая. Щас засну. Сон, это как муаровая лента ордена Святого Духа, скомканная и свисающая со стола. А еще во сне неплохо взлететь, чтобы кроватные пружины зазвенели, и вылететь в прохладный розовый воздух, и сделать кружок-другой вокруг Сакре-Кер, а потом –

       Стук в дверь, и визгливо-торжествующе - Алекс! Цыпленочек! Мсье ле доктёр! Неужели спит?! Вот болван ! Вставай, сумасшедший, мы в Пари!

       Вотр маман. Ну, не суки двужильные, эти жены боссов, а? Ночь-полночь, я еле жив, что ей неймется? Бодренько-жизнерадостно кричу – Момент! На автопилоте сосу теплую воду, судорожно влезаю в штаны, открываю дверь – ап! Коверный на манеже!

       Мари-Луиз. Феерия. В ушах, на шее, на запястьях, на пальцах – мильона этак на два. Не преувеличиваю – при мне как-то провели калькуляцию. Голова замотана не то шифоном, не то еще какой-то радужной фигней, на затылке узел, и сзади – хвост в метр. Парижских мух пугать! И отгонять! Они особенно активны ночью, когда порядочные люди спят! Дрыхнут! О, мон дье…

- Едем! Маго мне осточертела! Эти сестры… Фи… Провинциалка! До сих пор с акцентом разговаривает! ( а ты, значить, цыпа столичная, правда, при этом - чешешь на чистом корсиканском, причем не паришься, хоть бы ФРАНЦУЗСКИЙ акцент имитировала, на себя посмотри, и вообще, как насчет отпустить меня по-хорошему, чтобы я поспал, и был завтра свеженьким, а не чуркой, как щас )… Мой дрюг Морис ( я ему еще из Брюсселя позвонила ) – ресторатор. И знаешь, ничего так себе. Умеет. А я голодна. Сказал, будет нечто особенное! Алле!

- Мари-Луиз! ( тяну носом воздух – от барышни крепко веет смешанным ликеро-водочным ароматом ) Я с тобой не сяду! Ты вляпаешься в какой-нибудь столб, или в ажана, или сыграешь через парапет - в реку, умрешь эффектно, а я не хочу, мне еще рано, и вообще, сон – это очень гигиенично…

- Болван! ( похоже, это начинает входить у девушки в привычку, ладно, потом разберемся). Выгляни в окно! Морис прислал авто и шофэра!

       Выглядываю. Да. Что да, то да. Кофейный «Роллс», сияет, мерцает, старенький, вроде бы конца сороковых. Ресторатор Морис. Да. Такой дрюг нам подходит. Едем.

       Ах, какая была ночь… Морис оказался пухлым, усатым, бальзакообразным, потрясающим мужиком. Его соммелье – просто мечта. Его служки – мои лучшие друзья отныне и навеки. А подал-то – всего ничего. Соврал бедной доверчивой девушке, на столе - не было ничего особенного… А в результате – Мари-Луиз аж всплакнула. После того, как подобрала хлебом соус от кок-о-вэн на огромной севрской тарелке…

       Передо мной он извинился, сказал, что ничего а-ля рюсс не предусмотрел, может, мсье ле доктёр пожелает, что-нибудь сварганим? А я ему – моя ностальжи временно уснула. Я вот не сплю, а она дрыхнет…  Он – Мари-Луиз, все равно ты умница, что притащила этого милого юношу, Алекс, не отказывайся от сорбэ из сельдерея, впереди еще много вкусного, а это освежает…

        А в конце – в нарушение всех канонов – был сотерн. Деверь шурина золовки знакомого друга Мориса сам производит, вот - прислал ящик.  Морис  лично бутылочку в ведерко со льдом сунул, солью присыпал,  пробку с чмоканьем вынул,  дал мне и даме понюхать, вуаля НАСТОЯЩАЯ плесень из Бордо, скромно полагаю, что ЭТО вино вы запомните, гости дорогие… Черт меня побери… Не знаю, как кто, а я запомнил... Долго мучал бокал. Вертел. Совал туда нос. Не решался глотнуть. Цвета меда, в букете – тона зеленого перца, ландыша и свежей крови. Согревается на языке, и какой-то клавесин начинает в мозгу звенеть...

        Потом не помню. Дошел – до точки. ( это я сам тогда придумал, чессслово!).

       А теперь о медицине. Все вышеупомянутое, как я несколько ранее отметил в предыдущей главе, было неотъемлемой ( я бы сказал – неотторгаемой ) частью ГОНОРАРА, полученного за оказание ВЫСОКОквалифицированной медицинской помощи больному А. ( страдающему банальной суставной формой гиперурикемии, сиречь подагры ).

        Назавтра – мы уехали из Парижа… Но об этом – позже.

Суровые будни буржуйского подмастерья

          В семь утра… В СЕМЬ! После вчерашнего… Сволочь портье. В телефон позвонил. В дверь постучал. Потом опять в телефон. И пискнул из трубки – Мадам вас ждет! Охххх… Неправильно эти европейцы излагают. Надо - барышня легли, и просють.

         Я замерз в ледяном душе, этаким прохладненьким вылетел наружу, улыбка в шестьдесят четыре зуба, Мари-Луиз, гутен морг! Ты сегодня белиссима! Девушка в ответ тоже улыбается, только слегка фарфорово, сидит за рулем своего любимого фырчащего «Ягуара», звонко глаголит – Вперед! То есть, назад! Срочное дело. Кофе, мед, круассаны, и мон шер Арни ждут нас в Брюсселе! Ведьма. Сел. Пристегнулся. И – со звуком «вжжик»…

         Брюссельский завтрак не лез в горло. Потому что проходил, совокупленный с совещанием на тему, пардон, «Гдебаблобля?». Выздоровевший Арнольд двигался по офису вприпрыжку, пыхал сигарой, гремел льдом в стакане, и вещал. Его внимательно слушали друзья – подельники. У меня было ощущение, что я попал в книжку «Незнайка на Луне», к персонажам, которых звали – Скряггинс. Или Скуперфильд. Советская агитка, словом.

          А тут выясняется, что не агитка! Они живые! Отлично и быстро соображают. Бубнят на финансово-экономическом сленге. Никому не верят. Особенно ближнему партнеру. Или родному брату. Любят об этом говорить, тыкая друг друга в бок. И поучать. Гуте юнге Алекс – отличная аудитория для наставничества. А я и не возражал…

         Арни перестал бухтеть, сигарой показал на меня, и говорит – А теперь ты. Не бойся, здесь все свои. Изложи схему «Южноевропейский кунстштюк, или Как можно И ТАМ что-то заработать».

         Я взял, и изложил. Смысл был страшно банален и примитивен. Южанам тоже хочется лечиться. И улучшать статистику, например, по гепатиту. И по трансплантациям. И их ученым надо светиться где-нибудь за пределами родного уезда. А платить решительно нечем. И когда они видят прайс-листы серьезных фармкомпаний, им становится дурно, и они впадают в мозговой паралич. Придумать ничего не могут. И в этом, им надо, гыгы, помочь.

          Буржуи – друзья Арни, мне – И чё?

          Я им – терпение, майне херрен энд мусью. Легкий пинок правильно выбранному финансовому советнику правительства, плюс небольшая демо-версия – поставка авансом микроскопической партии фармацевтики, диализаторов, прививок – шаг номер один. А потом, извините – БАРТЕР.

          Они – пфуй, Алекс, какая гадость, мы в двадцатом веке, правда, в самом конце. Чем они нам будут отдавать, водой из Дуная? Шкурами бараньими - в четыре раза дороже австралийских?

           Ах вы ж, думаю. На всякий случай, к брифингу подготовились. Шкуры тутошние с тамошними сопоставили. Хороший признак, доннерветтер, продложим.

          Если коротко – вино. Вы балканские вина не знаете, а зря. Я знаю. Пригоните энологов, лучше американцев. Изучаем запасы. Отбираем. Что – в молодые сортовые, что в закладку – для созревания. Формируем предложение ряду местных дремучих виноделов. Параллельно – быстренько маркетируем это дело на винной бирже. Причем лучше не «ин балк», а в бутылках. И зонтичный бренд – что-нибудь вроде «Пурпурный Легион» ( я же не знал, что сопрут идею, и под этим именем будут дисками в Москве торговать!).

         И еще – медикаменты сразу и бесповоротно должны пойти ЛУЧШИЕ. Никаких изделий брахманов, шудр, тайпинов и рикш. Балканские парламентарии должны иметь по этому поводу бумажку! Окончательную бумажку! Броню!

        Подумали. И мне – а в чем прикол?

  Арни ухмыляется - Алекс, излагай, в чем прикол.
 
        Я изложил. Не власти будут контролировать, а... еще одна бумажка. Они – какая бумажка? Я объяснил, и показал эскиз. Они – во гад, сам придумал? Я, напыжившись – да. А мистер Арнольд отшлифовал.

         Они, после паузы – и, что характерно, дерьмом и не пахнет. И авансировать ничего не надо. А давай их попросим эти твои ваучеры заранее изготовить, нам предъявить, и к независимому юристу на хранение поместить, типа, высокие договаривающиеся стороны, и блаблабла… В общем, ок. Только тихо там! И без самопляса! И отчет еженедельно!

           И началось. Это был первый опыт. Перешедший в марафон. К слову – мозг приходилось разгонять ежедневно, иногда с небольшим перебором, учиться тоже ежедневно. И, самое любопытное, кондовая теоретическая медицина, равно как и ее грубо-практическое применение, пошла в дело прям-таки со свистом.

           Сидишь, совещаешься с аптечными чиновниками, у них щеки горят, уши тоже – надо в полчаса выбрать из списка набор антибиотиков для госзакупок – на год вперед. Им страшно, и тяжко. Они – крайние, на них, если что, обрушится максимум ответственности. А тут еще этот кровосос, свалился на нашу голову, змеиной улыбкой соблазняет, а как вам вот этот новый класс препаратов? Нозокомиальную флору мочит, как огнеметом выжигает… Что же выбрать?

          А я сижу – добрый. И хорошо подготовившийся. В смысле, в отличие от них - с выполненным домашним заданием. И – на втором часу дискуссий – из моей папки – фьють – появляется вариант заказа. А еще через пять минут – тоже фьють – второй. Второй чуть меньше по сумме, но больше по числу упаковок НАИБОЛЕЕ АКТУАЛЬНЫХ для Вашей страны продуктов. Ну как? Они – даааааа! Идем к начальству! И я им – на десерт – в дополнение – для вашего начальства, разумеется – вот данные по эпидемиологии, а заодно и по фармакоэкономике терапии и профилактики указанных заболеваний. Это чтобы никто не пискнул о кулуарно и ненаучно принятых решениях…

         Извините, расхвастался, и ушел от темы. В дальнейшем обязуюсь поворотить стило в сторону альмы- матери, коя была, есть и остается моей вечной любовью. Чмок!