Настоящие чувства

– Любви все возрасты покорны! – Ольга упорно отстаивала своё мнение.
– Чушь. – Катя скривила губы в презрительной усмешке. – Какая любовь может быть после шестидесяти? Не поверю! Внуки: школа, секции, дом, дача. Какая может быть любовь? Сумки, уроки… А в юности? Наивная дурочка в шестнадцать лет уверена, что этот прыщавый юнец с ёжиком на голове мечта всей её жизни. Сними розовые очки! Капризы глупой девчонки.
– Вот мы в свои тридцать с хвостиком: – Катька мечтательно закатила глаза.– Мы знаем, что это такое. И никогда не спутаем влюбленность с настоящими чувствами.
– Не соглашусь. Посмотри на Веру Ивановну и Павла Федосеевича с третьего подъезда. Да они светятся от счастья, а как заботятся друг о друге, такое сейчас редко встретишь. Павел Федосеевич обязательно подаст руку, поправит сбившуюся косыночку на шее своей Верочки. Вера Ивановна поплотнее запахнет шарфик, поднимет воротник пальто своего Павлуши. Обопрется на руку спутника и гордо прошествует мимо старушек, сидящих на лавочке у подъезда. Обрати внимание, с каким обожанием Павел Федосеевич смотрит на свою Веруню, мой бы так на меня смотрел. И что из того что ей семьдесят восемь, а ему восемьдесят четыре? – Ольга задала вопрос скорее самой себе. Помолчала немного. – Дети взрослые, внуки тоже выросли. Приезжают к ним только в выходные на пару часиков проведать, и опять бегут по своим неотложным делам.
– Какая же это любовь? Они древние, как мамонты. Ни секса, ни страсти…– гнула свою линию Катька.
– Прекрати! – Перебила подругу Ольга. – Самая настоящая. Возвышенная, основанная на взаимопонимании и заботе друг о друге.  Тебе этого не понять. Всё своими мерками меряешь. Ты же ничегошеньки про них не знаешь. Вот послушай:
«Павел и Вера познакомились в военном сорок втором. Верочка прилежно училась на курсах медсестёр, а по вечерам подрабатывала санитаркой в госпитале на окраине города. Там-то она и встретила своего Павлушу.
Стройная, как тростиночка, русая коса до пояса, большие голубые глаза в обрамлении густых темных ресниц, соболиные брови дугой: девушка была похожа на Аленушку, сошедшую со страниц русских народных сказок.
– Эх Верунчик, был бы я чуть-чуть моложе, точно бы мимо не прошёл, – шутил Савелий Игнатьевич, старый военный хирург, оперировавший ещё в первую мировую. – Где же твоё счастье затерялось?
– Окститесь, – вспыхивала Верочка, – всё бы Вам шутить… Всему своё время. Придёт, непременно придёт. По-другому и быть не может…
В сентябре 1942 года шли страшные бои за Сталинград. Раненых поступало много. Кровати стояли везде: в коридорах, на лестничных площадках. Медперсонал работал на износ, оперировали круглосуточно. А раненые всё прибывали и прибывали. Иногда сквозь стоны прорывалось: – Сестрёнка, водички!
Вера наливала из большого жестяного чайника в граненый стакан воду, приподнимала голову раненого бойца и понемногу вливая, в потрескавшиеся губы, живительную влагу приговаривала: – Не торопись, родимый. Вот так, маленькими глоточками.
Молодого солдатика привезли поздно вечером в конце сентября вместе с группой раненых прямо с передовой. Он метался в полузабытьи и всё рвался в бой, пытаясь встать.
– Срочно в операционную, – приказал Савелий Игнатьевич, – сделаю всё возможное. Вера, не стой истуканом, будешь ассистировать. Светлана уже с ног валится от усталости, заменишь её.
Верочка, побледнела, как полотно, и плотно сжав губы, поспешила в операционную. Борьба за жизнь Павла Федосеевича продолжалась долгих шесть часов.
– Теперь можно и в палату, как раз место в пятой освободилось. Егорка утром на передовую отправился. – Савелий Игнатьевич смахнул пот. – Организм молодой, должен справиться. Сейчас, Верочка, всё зависти от твоего ухода. Не упусти, видный хлопец…
– Все бы Вам шутки шутить, дедушка Савелий. – Девушка зарделась, как маков цвет.
И потянулись долгие недели выздоровления. Сначала Вера дежурила возле кровати тяжело-раненого бойца. Потом, когда он пошёл на поправку, находила свободную минутку, чтобы навестить его. Всё больше и больше нравился ей этот добрый, скромный и заботливый парень.
Да и она ему сразу приглянулась. А как же иначе, они словно были созданы друг для друга. Верочку и Павлушу никто уже и называл иначе, как жених и невеста.

– Свадьба-то, когда? –  Спрашивал Савелий Игнатьевич. – Жених на поправку идёт.
– Как немцев разгромим, так и сыграем, – отшучивалась молоденькая медсестричка. Курсы она уже закончила и теперь по праву носила это звание. 
Вскорости, Павел пришёл к главврачу и потребовал выписки.
– Тебе бы подлечиться месяц-другой, успеешь повоевать. Слаб ты ещё, не могу я тебя выписать.
– Ребята без меня воюют, кровь свою проливают, а я тут отлеживаюсь. Выписывайте и весь разговор! – Павел Федосеевич стукнул кулаком по столу. – Ну не могу я так, совесть замучила.
Через неделю Верочка провожала своего Павлушу на фронт.
– Обязательно дождись меня. – Павел нежно прижал к себе дрожащую, как осиновый листок Веру.
– А как же иначе… – голос девушки предательски дрожал. Комок, подступающий к горлу, мешал говорить. – Ты только вернись.
Два с половиной года военно-любовной переписки:«Милая моя, завтра снова в бой…» «Родной…» Треуголки полные тепла, любви и заботы друг о друге. Долгожданная победа и свадьба в июне сорок пятого.
Вот это я понимаю любовь!»
Ольга закончила рассказ и с удивлением посмотрела на свою подругу. По щекам Катерины, катились слёзы.
– Трогательная история. Откуда ты это знаешь? – хлюпая носом, спросила Катька.
– Вера Ивановна сама мне рассказала её в прошлом году. Павла Федосеевича тогда пригласили на праздничный парад в Москву. Верочка плохо себя чувствовала и осталась дома дожидаться своего Павлушу. Я, по просьбе её дочери, забежала проведать и поздравить с Днем Победы старушку. Мы пили чай, разговаривали и перечитывали, бережно хранимые, старые треуголки. Ты же не знаешь, что после войны Вера Ивановна окончила институт и стала врачом. Всю жизнь она спасает чьи-то жизни, как когда-то спасла жизнь своего Павлуши. И даже на пенсии Верочка передает накопленный опыт молодым хирургам. А ты говоришь, какая любовь? Самая, что ни на есть настоящая