Она моя

Звёзды. Так непривычно видеть их рядом. Я сижу на подобии табуретки с высокими ножками, такими высокими, что они теряются где-то внизу в космической пыли. Мимо меня проходит девушка. Мужчины бы назвали её сексапильной. Она останавливается, оборачивается, многозначительно смотрит на меня, шлёт воздушный поцелуй и исчезает.

Гордо приподняв голову, мимо меня проходит спортивного телосложения, холёный мужчина средних лет. Судя по внешности, он представитель одного из горных народов. Мужчина останавливается, оборачивается, презрительно ухмыляется и исчезает.

Слева от себя слышу всхлипы. Тоненькая девушка-подросток, плача, проходит мимо меня. Останавливается, оборачивается, вытирает слёзы, всхлипывает и исчезает.

Маленький упитанный мужчинка с тонкими усиками и алчными глазами, грозящая клюкой кому-то бабуля, молодой парень, жующий пончик, и имеющий такое же «пончиковое» телосложение, прижимающая что-то к груди женщина с поджатыми тонкими губами — все они проходят мимо меня, останавливаются, исчезают.

Звёзды гаснут. Я остаюсь в полной темноте, ощущая ладонями только деревянное подобие табуретки, на которой продолжаю сидеть. Друг за другом передо мной в отдалении появляются семь огненных корон, парящих высоко. Мрак под ними сгущается, и я уже могу различить бесформенные силуэты каких-то существ. Короны начинают гореть ярче, в их свете видно, что существа — это люди, проходившие мимо меня. Они начинают спорить.

— Она наша! — треснутый и будто припорошенный пылью старушачий голос словно ввинчивается в мой мозг.

— Нет, наша! — тонкий голос девушки-подростка не уступает по силе предыдущему.

— Наша! — ревёт представитель одного из горных народов.

Я пытаюсь закрыть уши, но вдруг существа начинают говорить разом. Леденею. Они называют все мои поступки, которые обычно зовутся грехами. Царит какофония, но каким-то образом я различаю все слова моих то ли обвинителей, то ли судей, то ли летописцев.

— Я... Нет... Да нет же... — пытаюсь ответить им, но бесполезно.

Первой замолкает подросток, за ней — женщина с тонкими губами, следом — маленький упитанный мужчинка. И вот уже молчат шестеро, и только средних лет холёный мужчина, который презрительно мне ухмылялся, продолжает говорить. Его корона разгорается, и с каждым словом он будто приближается ко мне.

Сжимаюсь в комок. «Господи, не остави меня грешную, — начинаю шептать я. — Помоги мне, Господи». Яркий свет позади меня озаряет пространство. Последний говоривший замолкает в тот же миг, не договорив очередное слово. Что-то едва касается моей щеки, страх и паника уходят, сменяясь спокойствием и умиротворением. Абсолютное молчание длится недолго.

— Она моя, — тихо, но уверенно говорит свет.