Глав 112. Подкова
Гимназист Ипполит Какашевский влетел в дом и закричал:
- Отчер, отчер, я нашел во дворе подкову. Я прибью ее на нашу дверь, чтобы счастье и удача никогда не покидали наш дом!
Статский советник, Изекииль Какашевский, отчим Ипполита, отложил газету, снял очки, посмотрел на падчера с иронией, и сказал:
Дорогой падчер, уж лучше бы ты ее прибил на свой школьный портфель!
Ипполит, привыкший повиноваться ненавистному отчеру, прибил подкову к портфелю и пошел делать уроки.
Как ни странно, Ипполит впервые за свою жизнь мгновенно сделал уроки и лег в кровать.
Все в семье, включая слуг, знали страшную трагедию Статского советника Какашевского.
Он родился бисексуалом с двумя ***ми- один реагировал только на женщин преклонного возраста, а второй на престарелых мужчин. Именно поэтому он женился на 86-летней матери Ипполита, Брунгильде Соломоновне Где.
Он долго упрашивал ее отца, 124-летнего ловеласа князя Соломона Карповича Где, но тот долго сопротивлялся, говоря, что и получше найдет, пока его дочь Брунгильда не ебнула папеньку по голове ночным горшком со всем содержимым и не заявила, что еще сорок лет, и к ней будут свататься только декабристы.
Изекииль Какашевский, увидев, что сын ушел спать, а жену , как обычно, причащает священник, отец Армен Иудян, в миру Крокодилов, сел в карету и поехал в публичный дом мадам Дезире.
Мадам Дезире, бывшая артистка цирка, а теперь хозяйка публичного дома, сидела у бара, расчесывая бороду, и пила шампанское.
Изекииль Какашевский ворвался в публичный дом, на ходу роняя пальто и головной убор в руки старого гардеробщика Фонвизина, бросился к ногам Дезире.
Будь моею, бородатая кудесница!. Я брошу все свое невероятное состояние к твоей бороде!- прокричал Ипполит Какашевский.
Дезире нравился неуемный советник, но она знала, что его невероятное состояние ограничивается восемью рублями наличными, тремя слугами- Ермолаем, Тревилем и МакКинли, да и те умерли от обморожения у него рядом с камином и компасом со сломанной стрелкой.
Но иногда приходил в ее пристанище еще один человек- огромный трисексуал в соболиной шубе, аристократ и революционер, Шмуль Пантелеймонович Гуськов. Он был очень богат, потому что грабил почту и поезда с золотых приисков, а три его аппарата были направлены на стариков, бородатых старух и секту тамбовских геев-карликов с их неизменным руководителем Отто Дуппельклингеном. Он звал с собой Дезире и каждое предложение он подтверждал горстью золотого песка.
В этот момент в притон вошел пожилой человек в кепке и подвязанной тряпкой челюстью. При виде старика, у Шмуля мотня заходила ходуном и, видя в Изекииле Какашевском соперника, он повернулся к старику спиной, чтобы оградить от притязаний. Он не видел, как у старика упала с головы кепка и тряпка, прикрывающая скулу. Притону открылся старик по меркам того времени. И тогда у Изекииля мотня заходила ходуном. Оскорбленный Щмуль ударил по щеке Изекииля и вызвал на дуэль. Изекииль, влюбленный по уши в незнакомца, ответил слабой пощечиной и пригласил Шмуля драться на пистолетах, которых ни у кого не было. Соперники выбежали на улицу, остановили извозчика, влезли в карету и поехали на дуэль в сторону леса. Когда карета приехала на поляну, выяснилось, что дуэлянты вывалились на повороте и их больше никто не видел.
Мужчина средних лет был Лениным и вошел в притон, перепутав адрес, а когда увидел бородатую Дозире, то принял ее за Бакунина. Он хотел переговорить с Бакуниным о государстве, как он его видел, но уткнувшись носом в большие полированные груди под бородой, пулей вылетел на улицу и еще бежал два квартала, пока его не остановила Крупская лыжной палкой, осваивая скандинавскую ходьбу на той же улице.
Как строить государство Ильич знал, но его больше всего беспокоил молодой революционер Наум Перестреляев-Понемногу. Он сумел полностью перетянуть внимание на себя- предложил для счастья народа невиданную доселе концепцию- на месте российского государства построить Тюрьму Свободы. Сначала страна делится на зоны, где все получают счастье по полной, потом проволока режется и зоны сливаются, пока всё не становится единым государством. Внутри все счастливы, но выхода из нее нет. Никакого! Вокруг войска, переживающие за счастье народа, внутри народ, радующийся своему счастью и самое главное-никакой интеллигенции. Только трудовой народ, только крестьяне, только узко профилированные инженеры и никаких стихов современных им поэтов. Только Пушкин,Тютчев и Барков.
Одевался Наум вызывающе- рваные лапти, облегающие и протертые до дыр кальсоны, новенький сюртук министра внутренних дел с золотыми эполетами и треуголка с перьями. Все это говорило о том, что модный политик открыт для всех сословий России.
Все возможные партии, включая большевиков, твердили о Думе, Избирательном собрании, Совете народных депутатов и прочих конструкциях ничего не понимающему населению, только пучившему бельма от непонятных слов, в то время как Наум Перестреляев-Понемногу говорил лаконично и твердо. Тюрьма Свободы сразу пришлась по сердцу народу Империи, ибо была знакома, тем более, что обещала немедленно рабочие места и занятость, а уж отсутствие непонятной и вечно пердящей интеллигенции презрением в сторону неустроенного и нищего народа только прибавило ликования.
Ленина спасло то, что Наум Перестреляев-Понемногу решил себя показать человеком народа и прокатился ради увеличения популярности в трамвае, где был зарезан рабочим Исааком Кошкиным, узнавшем в популярном трибуне любовника своей жены, Кошкиной Эсфири Хайдаровны.
Исаака Кошкина возмущенные рабочие привязали с палкам троллейбуса, развели их, скрестив, в разные стороны и отпустили- разорванного на две половины Исаака хоронили в двух гробах.
Первый несли рабочие завода резиновых изделий, а второй крестьяне- староверы имени Аввакума.
После похорон рабочие поймали Кошкину Эсфирь Хайдаровну и расстреляли на ярмарке в тире, получив за это от обосравшегося хозяина Марка Спиридонова трех плюшевых медведя, четырех зайцев и восемь кенгуру с детенышами выглядывающих из сумок на животе. Рабочие в ужасе крестились и пятились, не желая брать кенгуру.
Ленин перекрестился, узнав о гибели конкурента, но о Тюрьме Свободы не забыл, ибо понял, что это откровение, пришедшее в голову не тому.
Утром , 17-го июня, летнего месяца, 1924 года, в кабинет вошел начальник районного суда, Ипполит Какашевский. Он бросил свой красный портфель с подковой справа от стола и сел в кресло. В тот момент в кабинет вошла секретарь, Промежнева Майя Мурдуковна и сказала, что его давно ждет посетитель.
Ипполит Какашевский по привычке прочистил перо и пригласил посетителя.
В кабинет вошел революционный цыганский барон Алмазов и начал жаловаться на крестьян, которые не хотят надувать их лошадей ртом на ярмарках, что сказывается на всей Красной армии, потому то белые бегут только от толстых лошадей, а худые и не надутые заставляют их переходить в контрнаступление.
Ипполит Какашевский был согласен, но понимал, что окончательное решение по лошадям принимает Буденый или Ворошилов.
Он посмотрел на себя в зеркало, заметив, что стал настоящим чиновником, с лицом безо всяких страстей, попросил минуту на размышление и вышел в коридор, чтобы позвонить мастерам конного спорта.
В этот момент Алмазов увидел портфель и на нем фамильную подкову рода Алмазовых. Думать в этом случае было нехуя, поэтому Алмазов содрал с портфеля подкову и выпрыгнул в окно. Подкова и правда была необыкновенной - Алмазов расправил руки и полетел над ночной Москвой. Утром в кабинет вошли красноармейцы, арестовали Ипполита Какашевского и после допросов, расстреляли за то, что он брал взятки с цыган и лошади во время парадов страшно пердели, вызывая страх у врага, но потом предательски сдувались, отчего герои гражданской войны елозили по красной площади, как собаки , чешущие жопу от глистов.
Приземлился Алмазов на аэродром , где собирался взлететь Чкалов. Валерий приостановил полет, подошел к Алмазову, посмотрел в его глаза так, как мог смотреть только этот герой и Алмазов стыдливо протянул ему подкову. Чкалов улыбнулся , взял подкову и пред вылетом застрелил Алмазова. Он помнил, что подкова выдержит только одного ездока.
С тех пор Чкалов пролетал под любыми мостами, влетал в любые окна, пока не обронил подкову под очередным мостом.
Тут его удача кончилось и Сталин долго рыдал над гробом храброго друга, прижимая к сердцу подкову.
Но тут в ворота Кремля постучались, причем как-то громко и бесстыдно. Вождь попросил узнать, кто это смеет тревожить его в такой час. Прибежал часовой и сообщил, что пришли какие-то волхвы.
Сталин насторожился и попросил провести их в его кабинет. В помещение вошли четыре старца.
Сталин внимательно посмотрел на стариков, закурил трубку и спросил:
-Вы кто, ****ь такие будете?
Самый старый подошел к его столу, взял из пачки папиросу « Герцеговина», закурил, жадно затянулся и сказал:
-Знатный табак, знатный. Мы -Валаам, Саул, Каиафа, и изгоняющий бесов Иуда.
-Так и я сам волхв! Так чего приперлись? Покурить?
-Да, покурить, но не только.
Остальные волхвы радостно бросились к пачке, расхватали, раскурили и стали пускать дым.
- Мы пришли к тебе, о Великий Иосиф, чтобы сообщить то, что мы всегда сообщаем. Короче, смерть ты примешь от коня своего.
- Какого коня? Я на конях уже так давно не езжу, что любой из них уже сдох.
-Кони разные бывают!
Вождь задумался, но ничего не мог вспомнить. Ну только если один раз-когда ездил после объявления о взятии Перекопа на Хрущеве вокруг стола под бурные крики одобрения генералитета. Но тут же отмахнулся от этого воспоминания.
- Так мы пойдем?- спросил робко Валаам, неожиданно для себя поняв, что главный волхв перед ним.
- Да хули вам скитаться столько лет с одной и той же новостью про коня? Лапти не протерли? Неужели не хотите продвижения по карьерной лестнице? Или самолюбия нет?
Волхвы задумались. Им действительно надоело протирать лапти, тем более, что они ни разу не видели плодов своих топтаний.
- Как калики перекатные все ходите, все твердите одно и тоже, а своей жизни как не было, та и нет. И не будет!- произнес отец народов.
- Что вы предлагаете?- спросил заинтересовавшийся Иуда.
Иосиф закурил и ответил:
- Хочу, чтобы вы стали мотоклубом. Название дарю- «Сыны Монархии».
Волхвы дружно перекрестились, но было видно, что слушать готовы.
- Вы поедете в Америку продавать кокаин и оружие местному населению. С товарищем Сикейросом я договорюсь. Кокаин получите из Колумбии, а оружие будем поставлять мы через Мексику. Делить будем так-25 процентов им, 25 вам, а 50 нам. Это очень много, наебетесь c ****ьми вдоволь.
Это были первые человеческие слова, что волхвы услышали за тысячи лет. Глаза у них загорелись, а мотня заходила ходуном.
Каиафа сильно затянулся папиросой и спросил:
- А как же совесть? Кокаин и оружие- разве это возможно для православных?
- Во-первых вы не православные, а язычники, хотя и вам мораль не чужда. Но вы едете в Америку, страну диавола, где ваши законы не работают. Что есть Америка? Там кто-то заехал на ферму трудяги, перерезал его семью, собрал урожай, продал и поднялся. Или банда напала на золотодобытчика, перерезала его семью, даже не сняв крестики с грудных детей, как было принято у верующих русских грабителей, и вот они уже легитимны.
Поэтому те, кто идет за ними, тоже правы. Продавая кокаин и оружие в капиталистическом обществе, вы просто идете по следу негодяев и если соблюдете осторожность и убьете их не оставляя следов, то сами становитесь обществом честных людей и пишете законы против тех, кто уже идет за вами по следу. Согласны?
- Ясен ***, согласны! -воскликнули волхвы от такой неожиданной и простой перспективы.
- Тогда сегодня же отправляетесь на курсы Ворошиловских стрелков, чтобы каждый мог прикрыть брата точной стрельбой, а через месяц переходите в цирк братьев Покатушкиных для езды на мотоциклах по отвесной стене и метании ножей в троцкиста Каца, который никак не может умереть, потому что должен сказать жене Циле где таки спрятал царские червонцы, но забыл у какого колодца закопал.
Через месяц каждый волхв получил значок Ворошиловского стрелка, а через месяц стажировки у братьев Покатушкиных каждый из них мог не только наматывать круги по отвесным стенам, но и перескакивать с мотоцикла на мотоцикл.
В последний день их собрали на красной площади, вывезли им в подарок мотоциклы «Харлей Дэвидсон», кожаные жилеты с надписью «Сыны Монархии» на спине и много оружия с патронами.
Сталин выступил перед ними с короткой речью, вытирая скупую слезу, которая все время предательски выступала:
- Дорогие товарищи волхвы. Мы отпускаем вас с легким сердцем, потому что знаем- вы выполните любую задачу партии и правительства, потому что вы успели стать коммунистами. Зашейте партбилеты в подкладку жилеток и храните их как зеницу ока- он выше чем звание вице-президента и самого президента, не говоря уже о претендентах.
Чтобы вам было легче служить с самого прибытия, партия дает вам с собой прицеп женских байковых трусов небесно-голубого и розового цветов и духи «Москва» - ни одна американская ****ь не устоит перед таким изысканным набором. Вперед, товарищи волхвы, победа будет за нами.
«Сыны Монархии» с трусами и духами вскоре исчезли за горизонтом.
Через год было предано секретное сообщение азбукой Морзе, в котором волхвы просили передать им еще ватных трусов с духами- конкурирующий с ними клуб местных ебарей «***нцы», видя переход всех ****ей из их клуба к волхвам, предложил капитуляцию и весь свой трафик кокаина и оружия в обмен на эти наборы.
В Америку был отправлен корабль, набитый до верха трусами и духами.
Позже пришло еще одно письмо, в котором говорилось, что продажи наборов с трусами и одеколоном превысили доход от кокаина с оружием.
Тогда была послана эскадра, куда в наборы положили еще и атласные лифчики голубого и розового цвета, похожие на ракеты. Америка пала перед такой роскошью и теперь любая американская домохозяйка могла встречать мужа коммивояжера, что продает на просторах Америки пылесосы или брошюры саентологов , в таком сексуальном белье.
Когда еще через год на счета СССР в Америке поступили немыслимые богатства от волхвов, Сталин понял, что будущая война с Германией и Европой будет непременно выиграна и Ленд-лиз будет оплачен именно с этих денег, поэтому не смог отказать себе в привычном удовольствии- запряг Хрущева и поехал на нем на ближнюю Кунцевскую дачу.
С этой подковой великий вождь победоносно окончил войну победой, а в 1953 году случайно обронил на даче. В этот момент к нему ворвались Хрущев со своей шайкой и последнее, что увидел вождь- подушку, которой его и задушил верный конь Никита. Пророчество волхвов как всегда свершилось.
Подкову подобрал майор Нахмурин из охраны, а позже подарил на чердаке дома на улице Воровского проститутке Навозновой Рахиле Мурдуковне, где она одарила его любовью. Если бы Нахмурин подержал подкову подольше, то непременно был бы пожалован генеральским званием, а так был арестован и расстрелян на Лубянке как заговорщик.
Рахиль Мурдуковна с подковой спустилась с чердака и уселась на скамейку около памятника Гоголю, где ее заметили два профессора математики- профессор Наум Карлович Лесоповал и Илья Соломонович Гулагин. Они то и поспорили на кошачий воротник Наума Карловича. Илья Соломонович утверждал, что сможет из вокзальной ****и сделать женщину высшего общества, научить сморкаться в платок, а не стрелять соплями с помощью пальца, а потом вытирать его о скамейку, читать с выражением стихи Асадова.
Илья Соломонович спор выиграл, демонстративно пришил кошачий воротник на свое драповое пальто и женился на Рахиле Мурдуковне.
Как-то Рахиль пошла в молочный магазин на Сивцевом вражке за простоквашей Мечникова для мужа, где и встретила подругу по бывшему промыслу, Наину Моисеевну Ртищеву. Рахиль рассказала подруге о своем счастье и подарила ей подкову. Как только Наина получила подкову, ее взгляд упал на одинокого мужчину на скамейке рядом с памятником Гоголя. Худой мужчина сидел на лавке, ел батон белого хлеба и запивал его кефиром. Рахиль тоже увидела этого человека, заволновалась и прошептала на ухо Наине:
- Смотри, это же профессор Наум Карлович Лесоповал, та сука, что не верила, что из меня можно сделать советскую даму.
Наина внимательно оглядела профессора и сказала:
- А давай поспорим, что я из профессора сделаю отброса и маргинала за неделю?
- Согласна, ставлю на кон свой новенький полотер и банку мастики!-ответила Рахиль Мурдуковна.
- Ну смотри, ****ь, как его сейчас отпигмалионю.
Наина Моисеевна присела рядом с профессором, давящимся кефиром и утробным голосом сказала:
- Вы еще не решили сиракузскую проблему?
- Что вы имеете в виду?-спросил профессор, подавившись кефиром.
- Ну вы же не мальчик, конечно я говорю о гипотезе Коллатца.
- А что вы о ней знаете?-выпучил глаза ученый.
Наина Моисеевна, окончившая математический факультет Петербургского университета до революции, посмотрела свысока на профессора и продолжила:
- Если взять любое натуральное число n и совершить с ним следующие преобразования, рано или поздно всегда получится единица. Четное n нужно разделить надвое, а нечетное — умножить на 3 и прибавить единицу. Для числа 3 последовательность будет такой: 3;3+1=10, 10:2=5, 5;3+1=16, 16:2=8, 8:2=4, 4:2=2, 2:2=1. Очевидно, что если продолжить преобразование с единицы, то начнется цикл 1,4,2. Достаточно быстро количество шагов в вычислениях начинает превышать сто и на решение каждой новой последовательности требуется все больше ресурсов. Это знают все. Но я решила эту загадку. Если пойдете со мной на чердак, там я вам отдам все мои рукописи и вы сможете проверить все мои расчеты.
Наум Карлович Лесоповал подлетел на скамейке как вшивый и прошептал:
- На чердак, немедленно на чердак!
На чердаке Наина Моисеевна Ртищева сделала с Наумом Карловичем Лесоповалом то, что с ним никто и никогда не делал- «Грязный Рамирес» показался бы невинным поцелуем.
Есть такое слово-валандаться.
Но к тому, что случилось, применимо только слово Воландаться.
Она его отволандала так, что через неделю он спустился с чердака, седым, с безумным взором, устроился на вокзал уборщиком туалетов, а после работы тратил все свои небольшие сбережения на вокзальных проституток. И даже когда его жена, Конкордия Терентьевна, нашла его на вокзале в туалете в клубке с шестью проститутками в ватных трусах, он долго отбивался и требовал исполнить « Грязного Гудини» - вытащить после оргазма из жопы амбарный замок, наручники и шестиметровую цепь с сундуком.
Когда она вернула его к жизни и восстановила в Академии наук, он все равно таскал проституток с вокзала, еб своих студенток на глазах несчастной жены и взял псевдоним Лев Мандау. К настоящей математике он больше не вернулся, хотя, между страшной ебли со студентками, сумел как-то популяризировать ее для детских учебников.
Когда Наина Моисеевна Ртищева тащила на своем горбу тяжеленный полотер в одной руке и ведро с мастикой в другой, подкова выпала из ее рук и приземлилась на улице Воровского около церкви Симеона Столпника.
Когда в 70-е годы разрыли могилы вокруг церкви Симеона Столпника и груды черепов валялись около церкви, один мальчик схватил череп и решил отнести его домой, но увидел подкову. Он решил, что две находки лучше, чем одна , подхватил ее и вместе с черепом побежал в дом напротив. Когда он вбежал в комнату с черепом, его дед, обедавший за столом, чуть не подавился от ужаса. Мальчик выбежал в общий коридор, где встретил соседа, старого художника-карикатуриста из ТАСС, который немедленно предложил сварить череп в ведре и сделать из него пепельницу. Пока Птоломей Иосифович в фартуке и трусах варил череп, мальчик выбежал на улицу с подковой. На углу, где раньше была аптека, он встретил актера Милляра, который всегда играл только Кащея, от ужаса выронил подкову и быстро убежал, так и не воспользовавшись дарами подковы.
Через час подкову подобрала слепая и умственно отсталая мать 28-и детей, Брунгильда Абрамовна Воробьева и сразу прозрела. Придя домой, она впервые увидела своих детей- ни один из них не был похож на нее и на ее слепого мужа, Омара Бенидиктовича Воробьева, с которым они вместе работали на общество слепых, целыми днями собирая выключатели. По единственной комнате в коммуналке носились дети разных возрастов-голодные мулаты, кавказцы, поволжские немцы, чухонцы, евреи, русские и даже четыре якута.
Брунгильда Абрамовна быстро накормила всех детей из корыта селедкой, а потом еще три часа поила на кухне горячей водой из-под крана, т.к. холодную воду отключили еще в прошлом году. После этого Воробьева уложила детей спать, а сама села в дозор на единственной табуретке.
Ее подозрение сразу пало на Параскеву Боруховну Кукушкину, боновую ****ь, как ее называли в коммуналке.
Ее подозрения оправдались- ровно в три часа ночи начались родовые крики, на которые она раньше не обращала никакого внимания, считая их отчетами о сборе урожая по радио, а еще через час дверь комнаты тихонько приоткрылась, и чьи-то руки положили на пол новорожденного вьетнамского ребенка с волчьей пастью и заячьей губой.
Брунгильда Абрамовна ворвалась в комнату Параскевы Боруховны Кукущкиной и закричала:
- Как ты, боновая ****ь, могла так поступить? Подбросить своих детей мне ?
Да и сколько там моих? Или моих там вообще нет?
Параскева Боруховна Кукущкина сидела на капитанском кресле и мрачно смотрела в окно на Моску-реку. Она достала из халата курительную трубку, подожгла огнивом, глубоко затянулась,отчего ее три огромные собаки закашляли, а затем ответила грудным басом:
- Брунгильда, мне 90 лет и я еще, к несчастью, девица. Перед революцией мы с отцом и матерью приехали из Германии. Отец сразу побежал устраиваться на работу, а я пошла гулять во двор. Я русский язык знала, потому что меня в Германии соблазнил русский красавец шарманщик, Елисей Гвидонович Грингаузен, но семьи мы создать не сумели- его сожрали голодные попугай и обезьяна, которых он забыл покормить.
Во дворе я со всеми перезнакомилась и как только я произнесла фразу по-русски «Я щас вас всех оттараканю!», которую я узнала от красавца шарманщика, в меня влюбился один из сыновей из династии королей речного флота, Адольф Наумович Горохов-Трескунов.
Уже через месяц, одев речную форму, весь в золотых погонах и аксельбантах, он пошел свататься ко мне, но был взорван ровно в 3 часа дня народовольцами Кроворуковым Ильей и Веркой Замусолич, которые перепутали его с генерал-губернатором, Гаузентрубером Исааком Ивановичем.
Семья мореходов в лице его отца, Наума Баяновича Горохова-Трескунова, и его матери, Эсфири Теретьевны Гороховой- Трескуновой, в девичестве Штольц, желая избежать позора, послали ко мне свататься среднего брата Аксельрода. Он вышел из дома в сверкающем мундире, но ровно в три часа дня, на том же месте, был взорван народовольцами Тряпкиным и Розенфельдом, перепутавшими его с генералом инфантерии, Соломоном Макаровичем Таки-заде. Как позже выяснилось, заговорщиков снабжал циферблатами для адских механизмов проходимец Проглотченко, что покупал у китайца Фуняя, на которых была только одна цифра 3. Взрывы всегда грохотали ровно в три часа, что проглядела полиция Зубатова.
Безутешная семья Гороховых-Трескуновых, дабы избежать позора, отправила свататься старшего сына Оскольда. Одетый как на парад, Оскольд вышел из дома, но по пути не удержался и купил на улице десять петушков на палочке, и пока не рассосал их всех, не смог тронуться с места.
Он прошел по улице ровно в 4 часа, переступая через останки главы города, Курвуазье Самойло Карповича, взорванного народовольцами Гургеном Хабаловым и Инессой Броменталь.
Оскольд вошел в квартиру Параскевы Боруховны и застал ее рыдающей над телами ее родителей.
Не зная русского языка, ее родители умерли от голода за 15 минут до его прихода.
Оценив его выправку, волевой профиль и длинные пальцы, что сжимали в волнении фуражку, Параскева быстро ответила «Да!» и упала в обморок.
Когда она очнулась, в комнату вошел отец Оскольда с капитанским креслом в руках, тепло приобнял Параскеву, поцеловал ее в лоб и сказал, что свадьбе быть, но сейчас Оскольду необходимо прибыть на пароход «Отважный» и немедленно свозить генерала Душегубова-Сразу с ****ьми на прогулку, а ей предложил ждать, чтобы было удобно, в капитанском кресле.
Больше любимого она не видела, от обиды сменила свою красивую фамилию Невошло на Кукушкину, и вот уже семьдесят лет сидит в капитанском кресле, что подарил ей отец героя и ждет его, в тоске глядя на Москву-реку.
Женщины обнялись, проплакали пару часов, а когда Брунгильда ушла, роняя слезы, Параскева вдруг изогнулась и родила еще двоих грудных вьетнамцев.
Перепеленав их в тряпки, нарванные из парусов, подаренные отцом героя семьдесят лет назад, Параскева прижала их к груди одной рукой, а второй подхватила брошенную Брунгильдой подкову. Она прошла длинный коридор, тихонько открыла дверь ослепшей после потери подковы Брунгильды и подложила двоих детей у порога. Параскева не задумываясь подняла двумя руками огромный крюк, что запирал дверь, открыла ее и исчезла во мраке ночи.
Всю ночь Параскева бродила с подковой по ночной Москве, не зная куда податься, пока утром не встретила миловидную женщину с мужчиной в плаще на голое тело. Увидев привлекательную, несмотря на пожилой возраст, женщину, мужчина распахнул халат и Параскева увидела воловьи яйца и член, похожий на ливерную колбасу, которой угощал ее отец Оскольда и мгновенно потеряла голову от голода и страсти. Мужчина подхватил падающее тело на руки и поволок старуху на чердак, приказав спутнице оставаться у подъезда на страже. Таких красавиц академик Лев Мандау давно не видел даже среди своих молодых почитательниц на факультете.
Он отнес ее в угол чердака, два раза смачно харкнул в ее милое лицо, чтобы она пришла в себя, а когда сознание вернулось к ней, разлил портвейн «777» по двум стаканам, выпил с ней, достал из-под плаща укулеле и высоким тенором запер про солнышко лесное и добычу антрацита, желая с налету пронзить сердце любимой.
Мгновенная опьяневшая старуха, во время козлиного пения, пучила бельма и не понимала, что же хочет донести до нее этим пением молодой менестрель, но когда он сорвал с себя плащ, овладел ею и сразу продемонстрировал ей «Грязного Рамиреса» и « Грязного Гудини, Параскева поняла, что все-таки не зря родилась на свет, тем более, что после этого сексуального бахчисарая искусник предложил ей жить с ним и его женой. После недолгих раздумий Параскева закурила трубку и ответила:
- А хули тут думать!- и согласилась.
Пока троица шла к новому месту проживания Параскевы, та умудрилась потерять подкову, поэтому когда через девять месяцев она заявила Мандау, что беременна, тот не захотел признать отцовства, но позволил ей родить пятерых мальчиков, а потом указал на дверь.
Несчастная Кукушкина вернулась домой под утро, осторожно открыла дверь Воробьевых и выложила им на порог пятерых мальчиков, а сама уселась в свое капитанское кресло, закурила капитанскую трубку и, выпуская клубы черного дыма, с тоской уставилась на Москву-реку.
Прознав о секрете Параскевы, профессор Лев Мандау еще долгие годы относил потомство от своих студенток несчастной и слепой Брунгильде в ее комнату, доведя количество ее детей до сотни.
Наутро подкову нашел водитель троллейбуса, Какашевский Коммунар Степанович и, придя на работу узнал, что ему наконец установили новые дуги и назначили председателем месткома. Подкову он выбросил, хотя сначала и хотел прибить ее к портфелю своего сына.
Свидетельство о публикации №222062301532