Свидание

        Это было свидание. Классическое по форме: у левой от  главного входа колоннады Исаакиевского собора. И невинное по содержанию: нас объединяли чудесным и трагическим образом переплетенные судьбы наших предков, общность взглядов и любовь к Санкт-Петербургу. Разница в возрасте (моя дама была заметно старше меня) нам ничуть не мешала. И непременный атрибут свидания – небольшой и скромный букетик ландышей, был не только уместен, но и обязателен.

        Мы неспешно шли по Александровскому саду в сторону Медного всадника, наслаждаясь первым устойчивым теплом и сочной июньской зеленью, в окружении немногочисленных прогуливающихся пар и семейных стаек с колясками и малыми детьми. Нам было о чем друг другу рассказать и чем поделиться. Встречались мы не часто, тем не менее, предпочитая популярной нынче интернет-переписке старомодное живое общение.

        Тамара Николаевна привычно висела на моей правой руке, и, заглядывая снизу вверх в лицо, эмоционально рассказывала об очередных новостях архитектурно-реставрационных будней Петербурга. Слушать ее было одно удовольствие. Подкупали образность, богатство и исключительная правильность русского языка. Да и то, о чем она говорила было настолько увлекательно и интересно, что я не сводил с нее влюбленного взгляда и невольно улыбался.

        Неожиданно моя дама прервала свою речь, остановилась, поправила очки и стала близоруко всматриваться в глубину аллеи.

        - Боже мой!... Что это?... – произнесла она полушепотом.

        Я посмотрел в направлении ее взгляда. Навстречу нам неспешной, полной достоинства походкой, шла маленькая старушка. Длинная черная юбка, такого же цвета строгий жакет, ослепительно белая кружевная блузка, чуть кокетливо сдвинутая набок шляпка с короткой вуалью, седая непокорная прядь, тонкие летние перчатки и шикарная, изумительной красоты брошь над верхней пуговицей жакета. Дополняли этот гардероб небольшой ридикюль на сгибе левой руки и длинный зонтик, металлический наконечник которого в такт шагам мерно постукивал по дорожке аллеи Александровского сада. Как метроном. Все это вместе создавало совершенно материальный, и, в то же время, не реальный образ. По Сенатской площади, от Исаакия к Неве, мимо Медного всадника, в образе легендарной классической петербургской старушки шло само Время.

         Встречные завороженно останавливались, провожая взглядом старую петербурженку.  Она приветливо улыбалась и чуть заметно кивала каждому. Ей улыбались в ответ. Лица прохожих заметно светлели. Дети переставали шалить и, поддавшись настроению взрослых, еще не понимая сути события, во все глаза смотрели на странную старушку.

        Когда-то, в годы моей юности, таких петербурженок еще можно было встретить на улицах нашего города. На своих хрупких плечиках они несли страшный груз пережитых вместе с городом революционных событий, репрессий и сталинских лагерей, войны и блокады. Это были хранительницы не столько образа, сколько духа дореволюционной интеллигенции. Без них не обходилась ни одна серьезная театральная премьера, ни одна значимая выставка. С их стороны это был, своего рода, молчаливый протест против серости, разрухи и культурного запустения.  Для многих из нас они служили символом несгибаемой воли, символом веры в возрождение лучших традиций и былого величия северной столицы. По Ленинграду шли Петербурженки. И никак иначе.

        Но время беспощадно и неумолимо. Их становилось все меньше и меньше. Казалось бы, всё.

        И вот…

        И именно сейчас…

        Поравнявшись с нами, старушка лишь скользнула взглядом по мне, приветливо улыбнулась и остановилась, внимательно всматриваясь в лицо моей спутницы. Их взгляды встретились. Мерный стук зонтика прервался. Пауза длилась несколько секунд. Тамара Николаевна протянула пожилой женщине подаренный мной букетик ландышей. Та отрицательно покачала головой, аккуратно отделила от букета всего одну веточку и вставила ее в петличку жакета. Все так же молча, не отводя взгляда от лица моей дамы, она взяла двумя руками ее ладонь и чуть сжала в легком рукопожатии. Глаза старушки из-под толстых стекол очков светились добротой, умом и спокойствием. Зонтик возобновил свой мерный отсчет времени.

        Тамара Николаевна в молчаливой задумчивости смотрела ей вслед. Потом перевела взгляд на меня. Без слов было понятно, что мы испытывали одни и те же чувства. Это было потрясение. Нас не оставляло ощущение чего-то мистического и знаково-важного.

        Присели на скамейку.

        - А ведь она ни намного старше меня… - не обращаясь ни к кому задумчиво произнесла моя спутница.

        - Да о чем вы, Тамара Николаевна? Да вы еще… – начал я привычный в таких случаях монолог.

        - Ой, ладно… Артист из вас никудышный, врете не убедительно.

        Я пристыженно замолчал.

        - И брошь у меня почти такая же есть… - продолжая рассуждать вслух, произнесла Тамара Николаевна. - Наследная. От бабушки досталась, а ей – от её…

        Она вытянула перед собой ноги в живописно разорванных на коленях джинсах. Покрутила носками модных ярких кроссовок, как бы, заново оценивая свой по-летнему легкомысленный наряд.

        - Вы не будете возражать, если наше следующее свидание состоится здесь же, но я на него приду в несколько другом образе? – вопросительно произнесла моя дама. За стеклами ее очков блеснула слезинка.

        -  Я буду сожалеть только о том, что не смогу вам соответствовать. – с полной серьезностью ответил я.



        Мы расстались с Тамарой Николаевной у ее дома на Васильевском острове. Проводив мою спутницу до парадного, я еще некоторое время посидел в машине.  Хорошо думалось. В том числе, о семейной реликвии. О брошке, как особом знаке принадлежности к истории великого города, как о наследном ордене за верность традициям Петербурга. О Тамаре Николаевне, потомственной петербурженке, заслуженном архитекторе-реставраторе, художнике, внучке командира полка императорской лейб-гвардии, расстрелянного в 1939-м на Бутовском полигоне… вместе с моим дедом, офицером того же полка.

        Мои мысли неожиданно прервала громкая полифоническая мелодия. Глиэр. «Гимн Великому Городу». Она звучала со стороны проходившей мимо шумной и живописной компании молодежи. Девушка с зелеными волосами требовательно крикнула своим друзьям:

        - Тихо!!! Бабушка звонит!!!  - поспешно вытащила из заднего кармана смартфон и поднесла к уху.
       
        Компания мгновенно примолкла. Все остановились.
       
        – Бабулечка, привет! Как ты, моя хорошая?...


        Проходят годы и десятилетия. Меняются поколения. Но Петербургская старушка вечна. И так будет до тех пор, пока жива наша память, пока бережно хранятся в шкатулках старинные броши наших прабабушек.


Июнь 2022
Санкт-Петербург