Глава 29

29.

Нютка…

Странная девочка, с которой ее, Руту Георгиевну Костицкую, свела судьба.

Тогда. На самой первой экскурсии, которую, разумеется, проводила сама Начальница Музея. В образе эдакой молодой «барыни-сударыни». Одетая, конечно же, по моде XIX века – в платье, пошитое из вполне современных материалов, но по старинным лекалам! Да и причесанная на старинный манер!

Это была экскурсия по самой ранней версии экспозиции барской усадьбы, которую Служительница Муз устроила по итогам своей работы. В первом, так сказать, касании и приближении. Дети пришли из ближайшей школы, что находилась в двух с небольшим кварталах от места расположения Музея. То есть…

Как сказал тогда Сергей Леонидович, «Ближайшая к тебе клиентура! Цени!»

Разумеется, ценить дитев надо. Чай, именно для них, по большому счету, все это и затевается. Для их образования, культурного развития и просвещения!

В общем и целом, экскурсия шла своим чередом. Дети из первой подгруппы – вторая, под присмотром классного руководителя, в это время пока еще ожидала своей очереди и галдела
во дворе! – уже прошли, так сказать, парадные барские комнаты. Прошли теперь уже в помещения, обставленные и устроенные куда как скромнее. Людские, как тогда их называли. Девичья – помещение для женской прислуги, взятой в барский дом. Мастерская кружевниц – со всеми этими станками, сколками и коклюшками. И прочее.

Далее, их ждал некий сюрприз - можно сказать, несколько шокирующий. Как раз о некоторых темных сторонах того самого… «доброго старого времени». Контрастом к парадной стороне бытия. Изнаночный аспект – весьма и весьма неприятный.

Для нормального современного человека.

В общем, юные экскурсанты оказались в небольшой комнате – почти квадратной, примерно три на три метра, может быть чуточку больше. С меблировкой более чем скромной. Столов там не было. Стульев тоже. Да и со всякими шкафами и комодами как-то не задалось.

Зато, почти посередине располагалась массивная деревянная скамья. А в углу стояла кадка – некое подобие ведра. Деревянного, скрепленного обручами.

Из этой старомодной емкости - простонародного образца, это важно! – торчали комлем вверх ивовые прутья.

Много прутьев. Десятка полтора, не меньше.

 - Если честно, - начала свои пояснения Рута Георгиевна, - место, где мы сейчас находимся, достаточно условное. Такие… скажем аккуратно, помещения… Специально организованные помещения…  Они были далеко не во всех барских усадьбах. Чаще обходились без них. В том смысле, что подобные места устраивали не в самом барском доме. Обычно где-нибудь в стороне. К примеру, на конюшне. Места, где крестьян, дворню… Ну и прочих лиц из «подлого народа» - так тогда говорили о людях из числа непривилегированного сословия… Места, где их подвергали телесным наказаниям.

Дети как-то смущенно зашушукались. Рута Георгиевна коротким жестом призвала их к молчанию.

- Мы не стали воспроизводить все, что бывало… в таких местах. Иногда по стенам были развешаны разные… инструменты и устройства, для причинения страданий людям. Кнуты, плети… Колодки для ограничения движений человека. Цепи… В общем, мы воспроизвели такое помещение более, чем условно. Как вы думаете, почему?

Дети затихли. Никто из них, откровенно говоря, не решался высказать свои предположения, о целях такого… Скажем прямо, спартанского минимализма. Служительница Муз уже собиралась дать подсказку, как вдруг…

- Для того чтобы не отвлекать внимание от главного.

Это сказала одна из девочек. Невысокого роста – чуть пониже прочих, но так, самую малость! Одетая в школьную форму – ярко-синий пиджак-блейзер, с эмблемой школы. Под ним белая блузка и темно-синий галстук. Снизу темно-синяя юбка, длиной чуть ниже колена, белые гольфы и черные кожаные туфли. В общем, обычный одежный комплект школьницы, безо всякой вычурности. Светлые волосы собраны сзади в косичку. В целом, можно сказать, ребенок как ребенок.

Однако…

Голубые глаза этого ребенка смотрят как-то не по-детски. Настороженно и внимательно. Без страха, но с каким-то странным напряжением.

Кажется, она ждет реакции экскурсовода. А это значит, что имеет смысл продолжить общение, по варианту «публика откликнулась».

- Юная леди высказала ценную мысль! Можете ее развить и пояснить?

Так отреагировала на внезапное выступление девочки водительница экскурсий.

- Хорошо.

Девочка кивнула головой с самым серьезным видом. Потом сделала полшага по направлению к взрослой собеседнице и…

К тому самому одинокому предмету меблировки, занимавшему место посреди комнаты.

- Это интерактивный музей, - сказала она. – Такой вариант организации сценического действа… спектакля… предполагает концентрацию внимания публики на центральном элементе. И это, своего рода, основа для него.

- Та-а-ак…

Служительница Муз ожидала чего угодно, но не такого комментария – осмысленного и насыщенного… терминологически.

- Продолжай, пожалуйста, - попросила она, все больше заинтересовываясь. – Мне очень интересно!

- Ваша задумка проста, - охотно продолжила светловолосая школьница - точно и терминологически грамотно… А ведь девчонке всего лишь лет десять на вид, вряд ли она старше! – Проще всего поймать внимание публики отнюдь не на какой-то там предмет из былых времен. Имеет смысл задействовать, в качестве центрального элемента динамической инсталляции какого-нибудь… живого человека. Лучше из числа почтеннейшей публики, пришедшей на спектакль. То есть… Кого-то из нас!

Девочка обвела широким жестом круг одноклассников. Те попятились назад… четко обозначив дистанцию между собой и говорящей. Просто потому, что оказаться поблизости… В смысле, совсем рядом с той самой основой динамической инсталляции, ожидающей, так сказать, объект воздействия, живой и перепуганный! Да, там оказаться никому, почему-то, не захотелось.

Ни-ко-му.

Девочка коротко кивнула, в ответ на попятно движение со стороны детей и снова обозначила тот же самый жест, адресуя его финал – и слова! – самой Служительнице Муз.

- Вы ошиблись, - сказала она. – Рассчитывая на использование энтузиазма почтеннейшей публики, Вы не учли, что действие действию рознь. Одно дело – поиграть с каким-то старинным станком, для кружевоплетения или ткачества. Это как бы почетно и созидательно. Оказаться там, - девочка указала на скамейку, - для обычного современного человека, вовсе не почетно… И, откровенно говоря, несколько деструктивно. Для его психики.

Короткий поклон в адрес экскурсовода был выполнен изящно и скромно. Такой акцент, по завершении блистательной речи, привел девушку в полный восторг.

- Браво! – воскликнула она, захлопав в ладоши.

Никто из присутствующих не рискнул присоединиться к ее аплодисментам. Впрочем, Служительницу Муз это вовсе даже не смутило. Она шагнула к отважной – и речистой! – школьнице и потянула ей руку.

- Рута Георгиевна Костицкая, - представилась она. – Могу я узнать имя столь яркого юного дарования… На раз вскрывшего психологическую подоплеку всех моих усилий по выстраиванию динамической инсталляции?

- Анна Ивановна Новикова, - откликнулась на ее предложение девочка, отвечая встречным рукопожатием. – Готова помочь Вам в реализации Вашей… мечты.

- В смысле?

Рута Георгиевна так и застыла в удивлении – с зажатой в ладони ладошкой юной своей собеседницы

Остальные присутствующие – свидетели столь занимательного диалога – тоже, кажется, остолбенели.

- У Вас дебют, - ответила девочка. – Вы заготовили для нас эффектную кульминацию Вашей экскурсии. Для нас для всех, - она снова обозначила некий условный круговой жест другой своей рукой, свободной от затянувшегося рукопожатия. – Эта часть спектакля Вашего интерактивного театра срывается… Кто-то должен Вас выручить. Иначе… Вы не будете чувствовать себя уверенно в других таких… спектаклях.

- Однако…

Водительница экскурсий, наконец, отпустила руку этого странного ребенка и покачала головой, в полном удивлении.

- Дорогая Леди Энн! – девушка перешла на высокопарно-старорежимный и даже несколько книжно-иноязычный слог, компенсируя такой бравадой возникшую, внезапно, неуверенность. – Вы не только прекрасно разбираетесь в специфике психологических мотиваций, но и безмерно храбры! Но… Неужели никто не рискнет Вас заменить, в такой вот… странной роли?

Рута Георгиевна окинула взглядом ее одноклассников. На лицах ребят, и девочек, и мальчиков читалось нечто вроде смущения и робости. Наконец, один из них, сумрачный мальчишка ростом чуть повыше ее собеседницы, сделал несмелый шаг в их сторону…

И сразу же был остановлен самим адресатом его благородства.

- Нет, - преувеличенно спокойным тоном произнесла девочка, которую только что обозначили псевдоанглийской версией ее же собственного имени. – Спасибо за помощь, но я сама все решу. Сама, ты слышал?

Мальчик нехотя вернулся в круг одноклассников – которые, кажется, снова чуточку попятились назад.

- Безбашенная ты, Анька, - тихо сказал он. – Ладно, только бы учителей грузила разными… подколками. Так еще и творишь что попало.

- У меня по поведению твердая «четверка», - заметила девочка. – Ну… Да, иногда с минусом. Но я не хулиганю и не дерусь на переменах… В отличие от некоторых!

- Как скажешь, - откликнулся на ее пассаж юный рыцарь. – Сама так сама.

Кажется, он все-таки произнес эти слова с облегчением в голосе.

Рута Георгиевна вздохнула.

- Леди Энн!

Голос девушки теперь звучал иронией… в которую как-то сами собою вплетались нотки смущения – с ее стороны.

- Я, право, не могу настаивать… на столь внезапной жертве, с Вашей многомудрой стороны. Лично я готова удовольствоваться эффектом от интеллектуальной составляющей Вашего сегодняшнего выступления! Остальное, для столь впечатлительной аудитории, я могу донести на словах.

- Да… Да… - невнятно послышалось вокруг. – Не надо... Обойдемся…

Рута Георгиевна понимающе кивнула этой массовке. И обратилась к девочке с вопросительным выражением лица своего. Дескать… Ну, ты же все сама понимаешь, правда? Заканчиваем эту нашу интермедию. Спасибо за помощь!

 Сразу же натолкнулась на отказ в таком вот… послаблении. Молчаливый, но жесткий.

Странно. Неужто, для этой девочки «сыграть назад», в ее браваде, это такая уж недопустимая потеря лица? Не рановато ли десятилетней школьнице идти на принцип? Да еще в таких мелочах?

Вслух, разумеется, ничего подобного Рута Георгиевна произносить, вовсе не стала. Сказала другое.

- Ну, ежели наша Леди Энн желает поучаствовать в просвещении своих сверстников…

Пауза была дана девочке лично – как некий последний шанс пойти в отказ. К словам было добавлено вопросительное выражение лица. С намеком… соответствующим.

Ответ был точный и однозначный.

- Желаю.

Словесное волеизъявление девочка подтвердила-усилила кивком головы. Дескать, не отступлюсь!

«Вот ведь оторва! И впрямь, безбашенная!»

Девушка почувствовала невольное восхищение этой странной школьницей. И еще…

Искреннюю симпатию к ней. При полном осознании факта, что ребенок этот, наверняка, непростой, в общении и поведении – об этом даже спорить нечего!

Ну, что же… Желаешь – так желаешь!

Некоторые желания имеют забавное свойство, в соответствии с которым они, время от времени, исполняются. А вот понравится ли конкретный вариант их исполнения конкретной девочке…

Именно этой конкретной девочке…

Вот это вопрос! Ответ, на который никак нельзя узнать заранее. Как говорится, не попробуешь – не узнаешь!

Что тут сказать…

Каждый сходит с ума по-своему, важен результат! И все-таки… Мы постараемся сделать так, чтобы результат этот оказался приемлемым. Общественно приемлемым – с точки зрения толпы школьников, зрителей этого самого рискованного действа. И лично приемлемым – с точки зрения той самой отважной девчонки, вызвавшейся играть такую роль…

Прямо скажем, специфическую!

Начинаем!

Рута Георгиевна коротко поклонилась избранной жертве… Которая, вообще-то, саму себя избрала на эту роль, но не суть! Девочка поклонилась ей в ответ. В том же стиле и весьма артистично!

Далее…

Режиссер этого спектакля-инсталляции заглянула своей юной актрисе прямо в глаза… И никаких видимых признаков страха у этой девочки не было. Только полная сосредоточенность и серьезность на лице. В твердом желании исполнить избранную роль надлежащим образом.

Какое точное слово, «надлежащим»…

Не важно. Улыбку на лицо – ободряющую, это важно! И начинаем действовать, в соответствии с ранее придуманным алгоритмом. В привязке к имеющимся у нас… персонам и обстоятельствам.

Взять девчонку за руку. Не за-ради рукопожатия – оно уже было! Для иных, весьма функциональных действий. А именно, для того, чтобы подвести этого отважного ребенка… туда. На пару шагов вперед и вплотную. К той самой деревянной… основе.

- Располагайся! – девушка жестом указала ей на деревянную плоскость. – Ложись на скамейку вниз лицом. Головой… туда!

Обозначив отдельным жестом направление укладывания на ту самую… почти что стационарную – как минимум статическую! - основу для центрального динамического элемента инсталляции. Той самой инсталляции, суть которой блестяще угадала эта девочка.

Между прочим, этой самой школьнице предстояло исполнить роль его, этого самого элемента - прямо, непосредственно и собственной персоной! Это тоже не следует забывать!

В общем, указав, куда и как ложиться безбашенной девчонке-оторве, Рута Георгиевна посторонилась, пропуская свою жертву вперед. А когда юная актриса приняла требуемую позу, зашла к ней в изголовье и опустилась на колени, с торца скамейки. Естественно, прибрав и расправив подол своего длинного платья, чтобы оно не примялось и смотрелось достаточно эффектно, даже в таком вот коленопреклоненном положении своей владелицы.

Девушка возложила руки на плечи возлежащей школьницы, получив в ответ взгляд снизу – исподлобья, но такой… секретный. Видимый только и исключительно адресату. В глазах юной актрисы по-прежнему не было ни малейших признаков страха. Только некое вопросительное выражение: «Все ли я сейчас делаю правильно? В смысле, как надо… тебе?»

Рута Георгиевна кивнула ей в ответ и подсказала девочке кое-что важное.

- Расслабься и подчиняйся моим рукам, - прошептала она еле слышно. – И главное… Ничего не бойся! Ты все правильно поняла. Это спектакль, а я его режиссер. И я позабочусь о моей актрисе!

Девочка кивнула ей в знак понимания – чуть заметно, но так, чтобы у режиссера не осталось никаких сомнений в том, что его увещевания достигли цели. Потом она действительно расслабилась и позволила девушке прижать себя за плечи к деревянной плоскости, давлением сверху, мягким, но при этом настойчивым.

Это действие было немедленно прокомментировано властвующей стороной.

- То, что я сейчас сделала, - сказала она, - это часть самой процедуры телесного наказания… такого рода. Дело в том, что наказываемое… Скажем так, наказываемое тело… Так вот, даже если оно и не думает сопротивляться при самом укладывании на скамейку, все равно, при нанесении ударов, пытается от них уклониться, чисто рефлекторно! Все-таки, это больно… как вы понимаете.

Лукаво улыбнувшись – все сразу и каждому из юных зрителей как бы в отдельности! – девушка задала вопрос.

- Никому из вас дома, не приходилось вкушать премудростей лозы… в таком вот, старинном стиле?

Ответом ей поначалу было молчание. А после, энергичное отрицание, обозначенное негромким гулом и мотанием голов всех присутствующих. Одна только жертва, находившаяся сейчас под руками у девушки, воздержалась от выражения негативных эмоций. Наверняка, лишь для того, чтобы случайно не выйти из образа.

Удовлетворенно кивнув головой в ответ им всем – каждому, пардон, не получилось! – Рута Георгиевна высказала свою оценку их реакции на сказанное. 

- Искренне рада, - сказала она, - что ваши родители люди достаточно современные. И не устраивают вам подобных… посеканций. А вот детям из тех самых «старых добрых времен» приходилось терпеть подобное… Когда спорадически, в исключительных случаях. А когда и регулярно, раз в неделю, чаще всего по субботам. Подобные наказания в семейном кругу тогда считались нормой. Но ежели ребенок был затребован в барскую усадьбу, для каких-либо работ или услужения, он вполне мог попасть в руки лиц, которым барыней было поручено телесное наказание тех, кого обозначали словом «челядь». Их наказывали в точности так же, как и взрослых. Возможно, чуточку мягче, чтобы не засечь насмерть по малолетству…

Финальную часть фразы, от слова «насмерть», Рута Георгиевна выделила интонационно. Заставив кое-кого из детей вздрогнуть. Удовлетворившись этим результатом, водительница экскурсий продолжила свой рассказ.

- Так вот, - сказала она, - в усадьбах XIX века практика подобного рода считалась привычной и не вызывала особенного ропота и сопротивления. Обычно жертвы ложились на скамейку сами… Ну, как наша Леди Энн, отважная и решительная!

Сделав это добавление, девушка короткими движениями погладила возлежащую пальцами, от шеи к рукам, три раза. Обозначив такое тактильное поощрение своей актрисы, Рута Георгиевна вновь перешла к шокирующим откровениям для юной аудитории.

- Если такие наказания проводил один конкретный назначенный экзекутор, то он фиксировал жертву, привязывал ее к скамейке. За руки, за ноги… Ну и, частенько, за поясницу, для пущей надежности. Какой-нибудь толстой веревкой, ну ли длинными полотенцами-рушниками. А вот если жертва имела склонность к сопротивлению, тогда…

Девушка усмехнулась.

- У тогдашней барыни всегда была пара-тройка дюжих слуг, способных скрутить смутьяна… Или смутьянку. Довести жертву до такого вот помещения… Ну, или до конюшни. Уложить там на скамейку силой. И держать. Один такой слуга держал жертву за плечи. Вот примерно также, как это делаю я сейчас.

Девушка прижала возлежащую чуточку сильнее. И юная актриса не стала ей сопротивляться. Позволила сделать с собою такое…

За что была снова поощрена тремя поглаживаниями, в прежнем стиле. Дескать, молодец, девочка!

После чего водительница экскурсий встала-поднялась на ноги и прошла к изножью. Там она снова опустилась на колени и прижала ноги девочки за щиколотки, сзади – в смысле, сверху.

- Второй слуга держал жертву примерно так… После чего…

Девушка снова поднялась на ноги, прошла к той самой кадке, где вымачивались розги. Достала оттуда один прут. Со свистом взмахнула им в воздухе, пробуя на хлест. Переложила прут в левую руку и неторопливо прошествовала обратно к скамейке – к ее середине… Все это молча, поддерживая напряжение среди юных зрителей. Нагнулась и…

Нет, не подхватила. Просто коснулась низа школьной юбки, чуть прикрывавшей сзади-сверху колени жертвы.

Девочка вздрогнула, явно испугавшись того, что ее одежда, вот прямо сейчас, будет бесстыдно задрана заигравшейся девушкой-режиссером. Однако, Рута Георгиевна даже не приподняла на ней подол. Просто замерла в такой неудобной для себя позе, зафиксировав намерение и акцентировав внимание аудитории на самой угрозе подобного жеста. Вместо того, чтобы действовать она описала все это словесно.

- Экзекутор, - сказала она, - вооружившись соответствующим прутом, подходил к уже разложенной жертве и… Как тогда говорили, «заголял ей филейные части тела». То есть, те самые «мягкие места», на которых вы имеете возможность высиживать занятия в школе. Разумеется, ничего подобного мы здесь с вами делать не будем, - добавила девушка – больше для спокойствия своей актрисы, чем для аудитории. – Все-таки, мы не устраиваем здесь настоящих посеканций. Нет у нас с вами такой… необходимости. Ведь правда?

Оглядев зрителей из этого неудобного положения, девушка оставила в покое подол юбки возлежащей актрисы, выпрямилась и громко вздохнула. Причем, синхронно со своей жертвой. Девочка, кажется, действительно напряглась. Ну, это было ожидаемо, что уж говорить. Эмоции впечатлительной актрисы должны были подействовать на зрителей, ведь это азы психологии зрелищных искусств!

Сделав короткую отдыхательную паузу – буквально «на вдох-выдох», причем, больше для юной актрисы, чем для себя! – девушка была остановлена несмелым движением руки одной из школьниц-зрительниц.

- Да? – немедленно отреагировала водительница экскурсий. – Ты хотела меня о чем-то спросить? Говори, не стесняйся! Я слушаю!

- Простите, - сконфуженным голосом начала школьница, - Но тот слуга, который держал… Ну, за ноги… Он что, смотрел? Ну… там, снизу?

Ребенок совсем смутился, не зная, как бы поприличнее обозначить тот самый… взгляд. Вернее, его направление. Но режиссер всего этого спектакля-инсталляции догадалась о смысле ее недоговорок, и с энтузиазмом кивнула, подтверждая этим свое понимание.   

- Разумеется, смотрел! Причем, это считалось частью наказания! – ответила она. – Женщина ли, мужчина или ребенок – возможно даже вашего возраста! Неважно, кто именно попадал под такое наказание! Сопротивление с его стороны однозначно включало механизм дополнительного унижения! Ведь податные лица – их еще называли тогда выражением «подлые люди» - никакого права на личное достоинство не имели. Тем более, что… Иногда видно было куда как больше!

- Что Вы хотите сказать?

Кажется, это откликнулся тот самый мальчик, который поначалу вызвался помочь юной актрисе и был, внезапно, отвергнут в роли такого… защитника.

Девушка усмехнулась.

- В некоторых усадьбах было заведено обнажать жертву… полностью, - ответила она. – Соответственно, крестьянин… или крестьянка должны были раздеться для наказания сами. Ну, или их раздевали силой.

- Мерзавцы, - как-то чересчур спокойно произнес тот самый школьник. – Мерзавцы и… трусы!

Девушка снова усмехнулась – уже одобрительно.

- Как я понимаю, Вы сейчас оценили палачей и… жертв, - сказала она. И мальчик-школьник кивнул ей в ответ. – В чем-то Вы, безусловно, правы. Но этот взгляд – несколько высокомерный! – Вы бросаете на наше с Вами, безусловно, темное прошлое, с позиций Нашего Общества. Нынешнего. То, что было прежде… Было там и тогда. С теми людьми. Чья психика была сформирована в иных условиях. В иной исторической обстановке. Иные люди… Иное время… Иная жизнь. Переменилось время, изменились люди. И вам, мои дорогие, уже не кажется хоть сколь-нибудь нормальной вся эта… дичь! Я права?

- Да… Да… - раздался нестройный хор детских голосов.

- Значит… Вы начинаете кое-что понимать, - улыбнулась девушка. – А значит, вы можете оценить масштаб сдвигов в общественном сознании. Когда то, что почиталось как норма – едва ли не благо! – теперь молодым поколением рассматривается как откровенная мерзость. И лично меня это радует! 

Одарив протестующего ребенка очаровательной улыбкой – поощрительного рода, в стиле «Так держать!», Рута Георгиевна сделалась внезапно серьезной.

- Впрочем, - сказала она, - мы как-то очень уж тянем время… На разных околовсяческих разговорах, о специфике психологии персонажей былых времен. Это все, конечно же, интересно… Но вовсе не принципиально, в контексте предстоящего. Пора бы нам и перейти к делу. А то, наша отважная Леди Энн уже порядком заскучала… за разговорами. Самое время прописать ей ижицу.

- Может, не надо?

Это снова подал голос тот самый молодец, протестант-защитник. То ли он действительно такой вот поборник гуманизма и справедливости… То ли ему просто небезразлична девочка, отважно вызвавшая сыграть в этом спектакле жертвенную роль…

Второе, естественно, более вероятно. Но тоже неплохо. Однако мнение его как раз сегодня-сейчас никакого значения не имеет. I’m Sorry!

- Надо, молодой человек, надо! – провозгласила девушка самым беспечным тоном, полным напускной веселости.

Высказав такое суждение – вряд ли оригинальное! - главенствующая сторона затянувшегося спектакля действительно перешла, так сказать, к апофеозу сценического действа. Для начала словесно.

Собралась, переложила прут в правую руку и…

Грозным голосом – давно отрепетированным! - произнесла сакраментальную палаческую фразу, кочующую по страницам исторических романов.

- Берегись, красавица, ожгу!

И тут же сразу исполнила свой фирменный трюк, отработанный заранее и весьма эффектный. Взмахнула прутом вверх-вниз, нацелив жалящую лозу на те самые «мягкие места» возлежащей девчонки, так и не открытые, не заголенные для всеобщего обозрения, но от того не менее нежные…

И в самом конце подхватила прут левой рукой, снизу. Позволив орудию наказания просвистеть в воздухе, но не дав ему при этом коснуться тела намеченной жертвы.

Своего рода, мазохистское упражнение, нужно честно признать. Поскольку некоторые условные болевые ощущения достаются при этом той самой левой ладони, ограничивающей движение прута – туда, вниз, на «целевые области лозоприменения».

Краем глаза успела заметить, как вздрогнули, сжались в страхе юные зрители – заранее напуганные росказнями экскурсовода о кошмарах подобных экзекуций. Девочки даже издали короткое «Ах!», замершее на общем вздохе.

Да, и еще…

Резко подался вперед тот самый мальчик-гуманист. Кажется, он всерьез готов был доказать, что умеет драться не только с однокашниками. И не только на переменах…

Впрочем, все обошлось – в том числе и для режиссера этого спектакля-инсталляции. Эмоциональный школьник успел заметить, что эффектный взмах-свист завершился касанием вовсе не там, куда был нацелен. И даже смутился своей реакции – как оказалось, не вполне адекватной.

А вот сама цель-жертва…

Девочка на скамейке отчетливо вздрогнула. Она ведь, по ходу всех этих разговоров, отвела лицо в сторону. Наверное, так ей было куда как легче сохранять самообладание, в ходе лекции об ужастях былых времен. По этой причине, самого удара она, естественно, не ожидала.

Юная актриса резко дернулась. Казалось, ее охватила мгновенная паника – в стиле «бежать или уклониться». Однако…

Девчонка не позволила себе ни того, ни другого. Просто перевела дух и попыталась расслабить тело.

Наверное, именно так поступали бывалые жертвы подобных экзекуций, в те самые... недоброй памяти прежние времена. Просто для того, чтобы как-то минимизировать болевые ощущения. Надо же, какое совпадение! Или же девчонка сама когда-то читала про такое… Нельзя же, в самом деле, предполагать хоть как-то всерьез, будто ей подобные посеканции не в диковинку! При всех особенностях поведения, на которые намекал ее рыцарь-защитник.

Хотя…

Чужая душа потемки. И чужая биография тоже…

К вопросу о возлежащей. Воспользовавшись паузой, девочка повернула голову в сторону своего экзекутора и посмотрела на девушку, искоса и назад. Без страха в глазах. Без паники. И даже без внятного осуждения. Скорее, вопросительно.

Рута Георгиевна…

Нет, не подмигнула ей. Просто на мгновение прикрыла глаза. Дескать, все в порядке, все под контролем, не переживай понапрасну.

Кажется, это ее успокоило. Юная актриса снова отвернулась. А значит…

Имеет смысл продолжать.

- Детям, - произнесла со значением девушка, - выдавали от дюжины ударов и более. Но мы обойдемся по минимуму. Кстати, это был раз!

Счет «два» и последующие последовали незамедлительно. Но эти взмахи – заведомо безопасные для возлежащей девочки – уже не произвели на юную публику такого шокирующего впечатления. Даже личный паладин* несчастной жертвы теперь не стал порываться ее спасти от неминуемой угрозы. Впрочем, некоторые особо чувствительные девчонки всякий раз вздрагивали, при очередном свисте прута. Но и они тоже никакого возмущения не высказали.

Что, несомненно, радовало.

В общем, эта ситуация вроде бы вошла в некую колею. Краткую и более чем сюрреалистическую. Протяженностью в полдюжины хлестов, символических и театральных.

Если бы не одно но…

Исполнив шестой удар этой самой театральной экзекуции, Рута Георгиевна отчетливо увидела нечто странное. Не обычным своим зрением, а как-то изнутри самоё себя. Куда-то исчезла вся эта зрительская массовка из школьников. И теперь в этой самой комнате-экзекуторской их было всего двое – она и ее жертва. Вот только…

Возлежащая была одета совершенно иначе. Если, конечно же, можно назвать одетой девчонку, у которой подол крестьянского сарафана и рубахи-исподницы задраны на спину. А те самые «мягкие места» - места лозоприложения! - у нее полностью обнажены. И уже украшены несколькими темными полосками – параллельно друг другу и поперек.

Как в те… прежние времена…

Но странным было даже не это. Само отношение к этой девчонке, попавшей к ней под лозу, было иным.

Ощущение гнева? То, которое подобало бы рассерженной барыне, взявшейся по какой-то неведомой причине сечь свою маленькую прислужницу, собственноручно и безжалостно.   

Нет, не то. Это был вовсе не гнев, не злость… Ни малейшего намека на нечто подобное. В ее ощущениях сейчас даже не было ни малейшей нотки раздражения. Вместо всех этих дурных и пакостных эмоций, внутри девушки поднималась совсем другая волна - непонятной щемящей нежности к этой ее личной… жертве.

И одна только мысль – невозможная, бредовая, совершенно недопустимая для современного нормального человека.

«Если бы эта девочка оказалась в моей власти… Тогда, в том, другом мире… Я бы вовсе над нею не усердствовала.  Дюжина розог – не более. И даже не вполсилы, куда мягче и легче… А потом… Я бы подняла ее, притянула, прижала бы к себе. Обняла и приласкала. И сняла бы с ее глаз каждую слезинку… своими губами, нежно. И никогда бы она на меня не сердилась и не обижалась».

Воистину, сумасшествие какое-то… Разве подобное было возможно? Даже тогда?

Ведь так же нельзя… В принципе нельзя поступать вот так…

К счастью, это видение длилось совсем недолго – несколько секунд. Наверное, присутствующие даже не заметили, как главенствующая сторона спектакля выпала из этой реальности в какую-то… другую. Теперь все вернулось. Этот розгомахательный театр. Его зрители – более чем впечатленные жутковатым действом. И эта самая жертва… Все еще возлежащая на деревянной скамейке, пускай и во вполне приличном, в смысле, не в заголенном виде.

Кажется, эта девочка все-таки отреагировала на происходящее странным вздохом.

Бедняжка…

Ей ведь действительно сейчас весьма неуютно, под взглядами сверстников – пускай и весьма сочувственными.

Значит, самое время заканчивать этот спектакль. По запланированному варианту. Без эксцессов и импровизаций.

Рута Георгиевна встряхнулась – мысленно, не подавая виду для аудитории. Перешла на другую сторону, относительно скамейки. И…

Уже там встретилась со взглядом юной актрисы. Снова на мгновение прикрыла глаза, приободрив свою подопечную. Мол, не трусь, осталось уже немного! И снова приступила к делу, уже без длинных предисловий. Их и без того хватало, по ходу этой затянувшейся пьесы…

Все точно так же. Хлест со свистом – рука подхватывает прут. Еще раз… Еще… Полдюжины театральных ударов и финальный эффектный жест. Отбросить прут на пол, небрежно. Тем самым поставив точку в этой театральной экзекуции.

Теперь поклон в сторону юной актрисы, отважной и терпеливой - не забываем, это же театр! И протянутая рука.

- Вставайте, моя дорогая Леди Энн! – торжественно провозглашает водительница экскурсий. – Все уже закончилось! Вы были великолепны! Спокойная, отважная… и совершенно неподражаемая! Браво!

Девчонка немедленно воспользовалась этим ее предложением. Приподнялась над деревянной поверхностью – наверняка, опостылевшей ей, за все это продолжительное время участия в нравоучительном представлении! Ухватилась за протянутую руку и резво соскочила со скамейки. Оправила-обдернула на себе юбку – чисто рефлекторно, поскольку ничего не задралось. И немедленно отвесила поклон наказывающей стороне.

Уважительный поклон, а вовсе не шутовской.

Ну что теперь делать…

Только и остается, поклониться ей в ответ, а потом…

Девушка шагнула к этой отважной девчонке и сделала все то, что было в финале той самой сцены, разыгравшейся в ее воображении.

Прижать, обнять и приголубить, ласково погладив ребенка по спине, прикрытой школьным пиджаком. При этом обойтись без поцелуев – это было бы совсем уж неуместно… перед публикой.

Кажется, на детей это произвело впечатление. Позитивное.

Улыбки… смущенные. И общее одобрение благополучному завершению этого наказательного спектакля.

- Рада была помочь… Вам.

Тихий, едва слышный шепот девочки снова рождает в душе властвующей стороны волну нежности к этому ребенку, странному, отважному и… совершенно непредсказуемому! Особенно если вспомнить, что именно произошло между ними на следующий день.

В общем, назавтра после этой феерической экскурсии, ближе к вечеру, Начальница Музея уже предвкушала перспективы немного отдохнуть после хлопотливого дня. Хотя бы просто присесть… Нет, не в кабинете. В комнатушке, устроенной ею лично для себя. С обзором на двор и калитку в заборе. Чтобы быть в курсе того, кто входит и выходит.

Выходит?

Ну и замечательно, что выходит! Завтра тоже будет день… вполне благоприятный для экскурсий! Так что, приходите завтра! Будем ужасно рады!

Завтра… Все завтра.

А сегодня можно присесть за стол, вытянуть усталые ножки свои, многострадальные… набеганные за день. И выпить чаю в гордом одиночестве. В смысле, без плотного соседства экскурсантов и подчиненных. Они, конечно же, все достойные люди… И даже приятные…

Но их слишком… много.

Слишком много для одного рабочего дня.

В общем…

Присесть за стол у нее получилось. Вытянуть ноги… Тоже, пускай и с грехом пополам. Лучше, конечно, было бы на диване… Но до него еще, как говорится, ползти и ползти.

Вечером. Попозже.

Вот с одиночеством как-то не задалось. Появившаяся на горизонте одинокая фигурка школьницы, одетой, в связи с перспективами вероятного дождя, в плащ-пыльник, перечеркнула все надежды на отдохнуть. Пришлось идти встречать эту самую гостью…

Встречать ее вот так, наедине. В первый раз.

Стук в дверь… Осторожный такой. Неуверенный. Предложение войти. Скрип петель двери, открываемой посетительницей.

И неловкое…

- Здравствуйте… К Вам можно?

Ну и как же это можно отказать такой персоне? Особенно после вчерашнего…

Ввела ее в этот самый дом… Который Музей.

Провела ее…

Нет, не в парадные комнаты. И не в свой служебный кабинет – тот, который наполовину заполнен уже экспонатами, запланированными к экспозиции. Эдакий резервный запасник. Или склад. Где неуютно и проблемно разместиться, чтобы не задеть что-то… чего задевать не следует. Во избежание.

В ту самую свою… «личную» комнатушку.

Можно сказать, в «святая святых» личного своего пространства. Которое не для всех…

А куда еще?

Рута Георгиевна сняла с гостьи плащ, повесила его на стойку-вешалку в углу. Потом уселась на прежнее свое место – за столом, лицом к окну. Девочке предложила стул напротив. Та присела на краешек и посмотрела на нее как-то странно. То ли просительно, то ли вопросительно.

- Чай будешь? – вежливо поинтересовалась девушка. – Если что, там, в шкафу пряники есть. Свежие… Вроде бы. Наверное. Не знаю. Сама попробуешь и оценишь.

- Спасибо, - откликнулась девочка. И задала сочувственным тоном вопрос:
- Вы, наверное, устали, да? Ну, за день…

- Есть немного, - кивнула ей Рута Георгиевна. – Но ты не беспокойся. Я привыкаю… понемножку. Вхожу в ритм. Все-таки, ездить за экспонатами это одно. А работать с ними и водить экскурсии, это немножко другое. Набегалась. Бывает.

- Бывает, - согласилась ее гостья.

И задала очередной свой вопрос. Странный… до наглости.

- А можно, я за Вами… поухаживаю?

- Сделай милость! – искренне откликнулась девушка. – Вон там… чайник. На тумбочке. Вода… Рядом. На полу, в пятилитровой бутыли. Справишься?

- Легко! – девочка улыбнулась и мигом поднялась-вскочила с места, со стула.

Она буквально подскочила к указанной тумбочке, откинула крышку электрического чайника, оценила количество воды, оставшейся там. Произнесла нечто вроде «О-хо-хо!». Подхватила с полу бутыль, поставила ее на тумбочку, рядом с объектом, так сказать, наливания и отвинтила крышку.

- Тебе… это… Не тяжело, нет? – обеспокоенно спросила девушка. – Если что, я сама могу… В принципе.

- Не-а! – беспечно отозвалась гостья. – Сидите! Я все сделаю… сама!

Сама…

Да, кажется, это ее любимое слово… Памятно по вчерашнему…

И снова воспоминания о том, что было. И странная мысль…

Может, зря я это все тогда затеяла? Может, надо было обойтись без всех этих… шокирующих демонстраций?

- Ты… как после вчерашнего? – осторожно поинтересовалась Рута Георгиевна. – Не обиделась? Ну… на все?

- Да нет! – отвечала ей гостья, смеясь едва ли не в голос. – Вы знаете… Вчерашняя экскурсия резко подняла мою самооценку! В классе меня теперь считают самой храброй! Правда, здорово?

За разговорами, девочка не забывала и о делах. Налила воду в чайник, вернула бутылку на место, нагнувшись, завинтила пробку. А потом, выпрямившись, нажала на чайнике кнопку включения, которая тут же засветилась оранжевым цветом.

- Особенно тот… мальчик? Ну, который тебя… защищал?

Рута Георгиевна осторожно улыбнулась. Она не знала, как выстроены отношения в классе, где учится эта странная девочка. Но подозревала, что ее нынешняя гостья явная симпатия того самого… юного паладина.

- Вы про Родькина? – улыбнулась ей в ответ девочка. – Про Славку? Ну, он всегда считал меня безумно отважной! А теперь говорит, что я совсем безбашенная! Но пускай говорит! Меня это, скорее, забавляет! 

- Ты родителям рассказывала? – осторожно поинтересовалась Рута Георгиевна. – Ну, про вчерашнее?

Не то, чтобы она всерьез опасалась каких-то обостренных реакций со стороны пресловутой родительской общественности… Но все-таки…

- Зачем? – как-то очень серьезно спросила девочка. – Я ведь не делала ничего такого… предосудительного. И Вы, между прочим, тоже. Я просто рассказала батюшке и матушке о том, какой хороший у Вас Музей, как мне здесь все понравилось… И что я буду у Вас работать! Вот!

Уп-с… Самое страшное слово в ядерной физике. Если верить американскому фольклору…

- А… меня ты спросить попросту забыла? – растерянно произнесла Рута Георгиевна. – Или как?

- Или как, - серьезным голосом ответила ее гостья. – В общем-то, я за этим к Вам и пришла. Рассказать о том, что я у Вас собираюсь работать. Хотела сказать Вам все это попозже, после чаю… Но раз уж проговорилась…

Она сделала шаг в сторону стола. Потом улыбнулась – вежливо, почти серьезно. И произнесла.

- Рута Георгиевна! Я прошу Вас взять меня к себе на работу.

- Интересное кино… Получается у нас…

Начальница Музея несколько…

Скажем грубовато, но точно… Прямо подофигела с такого заявления. Нет, ну наглость и непредсказуемость этого ребенка…

Просто зашкаливает!

- Да, это интересно… Наверное, - согласилась девочка. – Но я серьезно. Мне нужно быть здесь. У Вас. В Вашем… распоряжении.

- Распоря… Что?!

Девушка… Не то, чтобы возмутилась. Но удивилась, это точно! Причем, весьма и весьма!

- Я хочу работать. Здесь. У Вас. Под Вашим началом. По возможности… официально.

Таков был ответ со стороны гостьи. Высказанный четко, твердым голосом и без малейших признаков пошутейки – во взгляде, в интонации или, хотя бы, в жестах и движениях.

Ни-че-го.

Ничего подобного девочка не выразила. Ни словесно, ни интонационно, ни жестикулярно…

Она что это… серьезно? Или же это шутка высшей категории? Из тех, что доводят адресата до белого каления… И лишь потом выясняется вся юмористическая подоплека, слов и действия.

После того, как адресат уже в ауте. 

Рута Георгиевна могла вспылить… Однако взяла себя в руки. В конце концов, законодательство на ее стороне. Время о нем напомнить зарвавшейся девчонке!

- Ты в курсе того, что Законом запрещено трудоустройство несовершеннолетних… до четырнадцати лет? – поинтересовалась она, добавив в голос некоторое количество мягкой иронии.

Или не вполне мягкой…

В общем, как получилось.

Девочка в ответ… просто пожала плечами.

Вот и пойми теперь, что она имела в виду. Знает или не знает…

Пришлось, как говорится, усилить и дополнить. В смысле добавить – слов и интонации. Мягко, но…

Точно, твердо и недвусмысленно. Так, чтобы все было понятно.

Без вариантов.

- Если я устрою на работу несовершеннолетнюю, - произнесла со значением Начальница Музея, - меня ждут большие неприятности. Детский труд, в Нашей Стране, запрещен. Работодатель… Рискует попасть под крупный штраф… И хуже того, руководитель организации, если не загремит под фанфары, за разные злоупотребления в отношении детей… Имеет все шансы получить административную дисквалификацию. Знаешь, что это такое?

Вопрос был риторический, но девочка, почему-то, сразу оживилась.

- Уточните? – спросила она.

С живым интересом во взгляде.

Однако…

- Административная дисквалификация означает, что я не смогу руководить никакими учреждениями, ни в публичной сфере, ни в частной, - охотно поведала ей девушка премудрости административного законодательства Империи. – Я выпадаю из любых возможностей назначения на ответственные должности… Минимум на три года. А меня только что назначили. Я самая молодая из числа Заведующих Музеями… Как минимум в нашей губернии. Как ты думаешь, оно мне надо? Вот этих вот проблем… По твоему поводу?

Честный и откровенный намек на то, что девочка заигралась. Пора и место знать!

Нет. Девочку это, кажется, вовсе не смутило.

А может быть, она подготовилась… заранее? Осмысленно обозначила свой интерес и…

Смогла сама проанализировать массив трудового и административного законодательства, по весьма специфичному вопросу… выходящему далеко за рамки компетенции десятилетнего ребенка?! Такое возможно?!

- Есть исключения, - немедленно нашлась ее гостья. – В театрально-зрелищных учреждениях… В общем, там допускается использование детского труда. Со множеством оговорок и ограничений. Я готова им… подчиниться.

Крайнее слово было произнесено как бы через силу. Вроде бы как, плевать мне на все эти ваши оговорки… Но если вы так уж настаиваете, то… Извольте!

- К театрально-зрелищным организациям, согласно позиции, высказанной Верховным Судом Империи, приравниваются музеи, прочие учреждения культуры и иные организации, где зрелищная составляющая имеет важную роль, - девочка буквально процитировала… даже не законодательный, а малоизвестный судебный акт, причем весьма близко к тексту! – Роль, которая связана с оказанием эстетического и культурно значимого воздействия на зрительскую массу. Так что, можете мне поверить, никаких проблем со мною, в этом плане, у Вас нет, и не предвидится!

- Ты что… Читала комментарии к законодательству? – упавшим голосом произнесла девушка. – Но… Зачем?

- Мне это нужно, - охотно ответила на ее вопрос эта странная девочка. – Я воспользовалась компьютером в кабинете моего батюшки… Там есть три информационно-поисковые системы, с дополнительным пакетом документов каждая... По вопросам нормативного регулирования вопросов строительства и архитектуры… в Империи и за рубежом - в прекрасных переводах, между прочим! Ну и по общегражданским вопросам тоже. Мой батюшка мне полностью доверяет. Я имею право заходить в его кабинет и работать на его компьютере… Пока он не занят!

- Хм… Однако…

Начальница Музея покачала головой в сомнении. Заметив это, девочка быстро дополнила свой пассаж.

- Я обещала батюшке, что не буду трогать его макеты, чертежи… Ну и прочее важное! – заверила она адресата своей просьбы – более, чем странной! – Я… Вовсе не та маленькая девочка, которую вы все во мне видите! Я вполне способна понять все те Правила, которые вы, взрослые, установили для нашего Общества! Я, конечно же, далеко не во всем с ними согласна. Но я готова к осмысленному подчинению, даже если причины его мне не вполне очевидны! Возможно вы, взрослые, в корне неправы… И я не могу это поменять… Пока что… Но понять общий смысл и значение ваших запретов я вполне способна!

- Ты… будущий адвокат или прокурор?

Мысли девушки вертелись вокруг факта вполне себе свободного владения понятийным аппаратом юриспруденции со стороны этого ребенка. Что не вписывалось ни в какие рамки понимания, с учетом возраста той девочки, которая выражала свое мнение, здесь и сейчас!

- Ни то, ни другое! – девочка позволила себе улыбнуться. Почти снисходительно. – Ни даже третье. Батюшка, в шутку, предлагал мне идти по судейской карьере… Ну, оценив мое понимание нормативной составляющей его творчества, когда я давала ему… советы. Но мне вовсе не интересны проблемы этой самой… юриспруденции. Это не мое.

Да уж… Скромности этому ребенку не занимать.

- Знаешь… В твоих словах есть резон, - вынуждена была согласиться Начальница Музея. – Но в нашей с тобой ситуации есть нюансы.

- Какие?

Вопрос прозвучал вежливо, но с твердым убеждением вопрошающей стороны в собственной правоте. Нет, с этим ребенком придется говорить по-взрослому. С опорой на логику и фактические обстоятельства. Убеждать всерьез, даром, что ей всего десять лет.

- Какую работу ты хотела бы выполнять здесь?

- У Вас.

Многозначительное добавление… При этом взгляд такой… упрямый.

- В том смысле, что тебе нужна не просто работа, а именно… общение.

Кивок головы в ответ. И никакой улыбки.

- Зачем?

Вопрос простой, однозначный и, наверняка, совершенно неудобный. Для адресата. Однако девчонка немедленно нашла выход. Словесный и убедительный.

По-своему.

- Настоящая работа предполагает наставничество. Полноценное. Со стороны грамотного специалиста, к которому есть доверие со стороны обучаемого. В музейной работе это особенно важно. Я вижу перед собой наставника… Наставницу, - поправилась гостья. – Это Вы. Вы мне подходите.

- Э-э-э…

Рута Георгиевна откровенно смутилась.

- Вы тактичны, - добавила девочка. – Поэтому стесняетесь задать мне встречный вопрос. А подхожу ли я Вам.

- Ну… Примерно так.

Девушка благоразумно промолчала в части откровенного возмущения подобной наглостью. Даже виду не подала. Впрочем, вторая сторона этого диалога незамедлительно уклонилась от продолжения беседы. Разорвала дистанцию общения, воспользовавшись тем, что чайник уже забурлил кипятком и щелкнул, предупреждая о том, что можно готовить чаепитие. Чем эта девчонка – безумная, ошалелая, воистину безбашенная! – немедленно и занялась.

- Чай… где? – спросила она.

Рута Георгиевна молча указала на дверцу шкафчика с чайными принадлежностями. Девчонка мигом сориентировалась в этом пространстве – как будто оно стало уже для нее родным и привычным! – и сразу же извлекла на свет Божий все необходимое. Не дожидаясь пояснений, что там брать можно, а что нельзя.

Кажется этот весьма непосредственный ребенок – или это только кажется, будто она всего лишь младшая школьница? – совершенно освоился в новом, непривычном для него месте. Интересно, везде ли она такая… инициативная?

Чашки на блюдечках, ложки, вазочка с чайными пакетиками… Пакет с пряниками и сахарница… Все это немедленно оказалось на столе. Гостья орудовала в ее личной каморке, практически, как у себя дома!

А может быть, это и есть ее настоящий… дом?

Странная мысль. Разве такое возможно?

Неужели у этого ребенка есть какие-то проблемы, в общении с домашними?

Вряд ли. Впрочем…

Имеет смысл это все уточнить по ходу чаепития. Каковое, вроде бы как, собирается уже быть. И как бы серьезно. В том смысле, что чай уже налит. Пакетики завариваются. А сама хлопотливая гостья уже уселась напротив и мило так улыбается своему будущему работодателю.

- Я не знаю, какая чашка Ваша, - сказала девочка. – Но… Мне кажется, это не принципиально.

- Да… наверное, - рассеянно кивнула головой ее взрослая собеседница.

После чего, взяла одну из чашек, извлекла оттуда пакетик за хвостик с ярлыком, подержала его над чашкой на этой ниточке-веревочке, давая стечь каплям, и выложила его на отдельное блюдце, заботливо поставленное гостьей, хозяйничающей в этой комнате, как раз под эти самые использованные чайные предметы.

Девочка сделала все то же самое, выждав свою очередь по старшинству.  И замерла – наверняка, в ожидании, пока чай несколько подостынет.

- Я тоже не люблю горячее, - сказала Рута Георгиевна. Просто, чтобы хоть как-то обозначить продолжение диалога. – Ты там… Сахар бери… Пряники… вот… В общем, распоряжайся!

Крайнее слово было дополнено некой иронической улыбкой. Которая получила ответ – адекватный и чуточку более мягкой тональности.

- Я… В общем-то уже распорядилась, - произнесла девочка. – Удивлены?

- Пожалуй… уже нет, - откликнулась на ее провокацию Начальница Музея. – Теперь я понимаю – рекомендации твоего личного рыцаря по фамилии Родькин были вполне себе точными. Не хочешь все это… объяснить?

- Вы про мою… бесцеремонность? – невинным голосом осведомилась гостья. И, получив в ответ утвердительный кивок со стороны собеседницы, сообщила:
- Нет, я не всегда такая. Но с теми, кто мне симпатичен, я не вижу нужды устраивать политесов. Наш с Вами случай именно такой. 

- Ага… - неопределенно откликнулась на ее пассаж адресат такого… внимания. – Но… Если честно, я имела в виду кое-что другое.

- То, что я говорю… В смысле общаюсь с Вами, как взрослая? – догадалась девочка. – Сыплю терминами и даже кое в чем разбираюсь?

- Вот это особенно, - согласилась девушка. – Знаешь, это оставляет впечатление… Более, чем странное. Ты вундеркинд?

- Просто начитанный ребенок, - с невинной улыбкой на устах пояснила гостья. – Батюшка у меня архитектор… Довольно известный. У нас большой дом и… Неплохая библиотека.

- Хм…

Так… Значит, проблемы неустроенного быта, наверняка, отпадают. Интересно… Очень интересно…

- Матушка домохозяйка, - продолжила девочка ненавязчивое сообщение о своих домашних. – Она… общественница. Состоит в Обществе Филантропов. Помогает людям.

- И… Предоставляет тебе свободу передвижения, а также возможность чтения всего и вся, пока она занята своими… общественными делами?

Пробный шар, намек насчет недолюбленного ребенка. Ищущего развлечений… хоть где-нибудь. В том смысле, что в подобной ситуации Музей и Наставница это, в общем, даже неплохой вариант. Для того самого… свободного времяпрепровождения.

Ну…

Надо же хоть как-то понять побудительные причины, заставившие эту девчонку прийти сюда.

Кажется, девчонка все-таки догадалась насчет ее мыслей. Или просто по лицу прочитала. Во всяком случае, она энергично замотала головой, в отрицании.

Пожалуй, слишком энергично. Напоказ.

 - Нет, что Вы! – воскликнула она. – Матушка… Она у меня не только деловитая – в общественных делах. Она еще и домовитая. В смысле, лет до пяти она меня плотно опекала и контролировала. Мягко, но настойчиво. За что я ей благодарна, правда-правда!

- А… что же случилось, когда тебе стукнуло… В смысле, исполнилось пять лет? – немедленно поинтересовалась девушка.

И сразу же добавила смущенно:
- Если это, конечно, не тайна. Прости, если я проявляю… бестактность.

- Да нет, на моем фоне Вы очень даже тактичная! – как-то беспечно отозвалась гостья. – А насчет того, что случилось… Все было просто. Назавтра, после моего дня рождения, я созвала семейный совет.

- Семейный… что?

Рута Георгиевна не верила своим ушам.

- Семейный совет, - подтвердила девочка. – Собрание, в узком кругу семьи. Для решения значимых вопросов. Вас что-то удивляет?

- Ну… как бы да, - растерянно произнесла ее собеседница, несколько ошалевшая от таких сообщений. – Знаешь, во-первых, по-моему, в возрасте пяти лет… Быть инициатором подобных семейных собраний как-то рановато. А во-вторых, все-таки, есть же глава семьи, твой отец. Кому, как не ему созывать этот самый… семейный совет. По любому поводу.

- Так нет же никаких запретов! – с улыбкой возразила эта странная девочка. – Вопрос касался именно моих интересов. Я письменно уведомила родителей о времени, и батюшку, и матушку… Пригласила их собраться вместе, после ужина. Так, чтобы им было удобно. И поставила вопрос о том, что мне пора решать вопросы самостоятельно.

- Какие именно… вопросы?

Девушка уже пришла в себя. И теперь лихорадочно соображала, врет ли ей напропалую этот загадочный ребенок или все-таки говорит правду… Хоть в чем-то.

Кажется, это смятение отразилось на ее лице. Во всяком случае, девчонка посмотрела на нее весьма сочувственным взглядом.

- Вы, как и многие, считаете меня мелкой недотепой, наглой и лживой. Шокирующей окружающих своими высказываниями, поведением… Пользующейся тем, что, благодаря неплохой памяти, нахваталась терминологии, по верхам. Как раз, для того, чтобы впечатлять окружающих, и не более того. Но я… взрослая. Там, у меня, внутри, я ощущаю себя такой. По этой причине, я использую термины, которые узнаю, точно и в полном соответствии с контекстом их применения. Иногда мне даже кажется, будто я, читая книги, не уясняю себе содержание наук, истории, событий… Я как бы вспоминаю их, восстанавливаю в памяти все то, что забыла… Все, что знала в какой-то прежней жизни. Как будто я уже жила… когда-то. И по этой причине, мне гораздо легче изучать все подряд, от проблем юриспруденции до кобудо.

- Кобу… что?

Нет, этот ребенок явно решил ее… Даже не удивить. Ввести в состояние перманентного удивления и когнитивного диссонанса. В своем присутствии.

- Кобудо это система восточных единоборств, - охотно пояснила гостья. – Самая такая… реалистичная. Там по-настоящему ставят удар. И в кумитэ – в учебных боях – работают в полную силу.

- Господи… Как тебя там не покалечили? Тебе что, родители сами выбрали такой жестокий вид спорта? Да они с ума сошли!

Именно так отреагировала Начальница Музея на такие новости. Жестко и недвусмысленно.

- Вовсе нет! – улыбнулась девочка. – Тогда, на семейном совете, родители выслушали мои предложения с удивлением… Потом переглянулись и батюшка сказал, что они начнут, как он выразился, отпускать вожжи. Понемногу, аккуратно, всячески присматривая за очередным выбором. И первым пробным камнем моей самостоятельности была спортивная секция.

Девочка разулыбалась, давая понять, что это был удачный выбор. Однако взрослая собеседница так не считала.

- Я бы тебе запретила подобные... приключения, - сухо заметила Начальница Музея. – Ты очень импульсивна. Возможность применить физическую силу… К кому-то конкретному… Сорвать на нем свой ситуативный гнев. Это чревато проблемами… Да это попросту опасно! Причем, не только для тебя!

- Поэтому я… устроила небольшую манипуляцию, - невинным голосом сообщила девочка. – Для начала попыталась убедить батюшку в том, что мне необходим… бокс! А когда он, шокированный моей идеей, начал искать аргументы, как бы меня от нее отговорить, сама подкинула ему рекламные буклеты кобудо. Батюшка просиял и… сам изложил мне кучу преимуществ. И красивые ката… И работа с оружием. И доспехи… обеспечивающие безопасность. Немного поразмыслив – ну, так, для виду! – я согласилась заняться тем, на что, с самого начала, я была нацелена.

- Слушай… А тебе, правда, не стыдно? – почти возмутилась девушка. – В пять лет отца обманывать! Это же уму непостижимо!

- Рута Георгиевна! – лицо девочки вмиг стало серьезным. – Я никого никогда не обманываю. Никого и никогда. Я вообще никогда не лгу. Просто… не всегда говорю всю правду. И немножко манипулирую теми людьми, от которых мне приходится зависеть. Просто для того, чтобы уравнять наши весовые категории. К тому же…

Девочка усмехнулась.

- Мои манипуляции никому никогда не вредят, - сказала она. – Они идут мне на пользу, это правда. Но лично я в этом не вижу ничего плохого.

- А твоя мама? – девушка по-прежнему выражала свое удивление – на грани возмущения ее безалаберностью! – Неужто ты думаешь, будто она за тебя не волновалась?

- После того, как я отказалась от идеи с боксом? – улыбнулось это невинное дитя-манипулятор. – Когда матушка проверила прочность шлема и доспехов для кумитэ… У нее было счастье на лице, от того, что мне в первом же бою не расквасят физиономию! А уж когда я выбрала тренера… Который убедил ее в том, что импульсивному ребенку необходим легальный канал выплескивания агрессии… Знаете, матушка всегда гордилась, когда мне удавалось кого-то… побить на татами!

- Значит, ты у нас спортсменка, - сделала свой вывод Начальница Музея. И тут же атаковала позицию соискательницы места – логически и словесно. – Откуда же у тебя будет время, чтобы… Драться в этих твоих доспехах, махать каким-то там оружием… японским… А потом еще и трудиться у меня, в музее? Нет, придется тебе сосредоточиться на том, что у тебя получается лучше. Какие у тебя результаты в этой твоей… японской борьбе? 

- Кобудо, - с улыбкой напомнила девочка. – Но знаете… В общем, это уже в прошлом. Я получила свой зеленый пояс… Темно зеленый,- уточнила она – видимо это было важно! – Изучила… Ну, или вспомнила кинематику человеческого тела в ситуациях единоборств. Мне этого достаточно. Дальше, если потребуется, я все наработаю сама. База у меня уже есть, тренеров я знаю. Имеет смысл притормозить немного и заняться чем-нибудь новым.

Девочка внезапно сделалась серьезной.

- Рута Георгиевна! – сказала она, - Вы все время прощупываете меня, на предмет того, насколько я для Вас опасна… Ну, потенциально! Вы никак не можете понять, сумасшедшая ли я или просто привыкла врать обо всем подряд. Особенно о своих успехах. Так вот, я ни то, ни другое. И я готова поклясться Вам в том, что мои манипуляции лично для Вас будут совершенно безопасны!

- А как насчет клятв о том, что их, этих твоих манипуляций, в отношении меня вовсе не будет?

Девушка задала серьезный вопрос. И получила ответ далеко не сразу. Ее собеседница сделала паузу и, наконец-то, попробовала чай из чашки. Кажется, он уже остыл и был вполне пригоден для употребления. Поэтому, Рута Георгиевна, так сказать, присоединилась к пробному чаепитию. Однако при этом она не теряла нити разговора, выжидающе поглядывая на гостью. И та, наконец, решилась.

- Я не могу Вам такого обещать. Простите.

Что ж… Ответ был дан. Четкий, твердый, вполне однозначный и…

Отрицательный.

Зато все было честно. В определенном смысле.

- Жаль, - откликнулась взрослая собеседница. И сделала очередной выпад в ее адрес:
- А тебе не кажется, что такая клятва… Ну, она бы упрочила твои позиции. По трудоустройству?

- Нет, - девочка покачала головой, добавляя этим жестом отрицания. – У Вас нет шансов мне отказать.

- А вот это совсем интересно, - девушка откинулась на спинку стула. – Слушай, тебе не кажется, что все эти твои рассказы и рассуждения о манипуляциях, на грани шантажа… Что это сродни угрозе? Начинать грядущее сотрудничество с таких вот атакующих заявлений… Это просто контрпродуктивно.

Девочка подалась вперед. Отодвинула чашку в сторону. Положила ладони на стол и посмотрела своей собеседнице прямо в глаза, вызывая на откровенность.

- Я и не думала угрожать… тем более, Вам, - сказала она. – Я… просто объясняю Вам мою специфику… чтобы не было сюрпризов. Для Вас.

- Значит, с твоей стороны нет сейчас, ни угроз, ни шантажа, - задумчиво произнесла девушка.

- Их нет, и не будет, - заверила гостья. И немедленно уточнила:
- Для Вас.

- Тогда…

Начальница Музея усмехнулась. Не уклоняясь от контакта глаза в глаза.

- Назови мне хотя бы одну причину. Для того чтобы я не указала тебе на дверь прямо сейчас.

Это прозвучало вовсе не как угроза. Скорее, как вежливое предупреждение. О неизбежном.

- Легко!

Девочка буквально просияла. Казалось, перспектива быть выдворенной взашей из Храма Муз - о которой сейчас намекнули более, чем прозрачно! – не только ее не страшит, но, скорее, заводит!

- Вы – самая молодая руководительница музея в Нашей Стране! – безапелляционно заявила она. – Вы добились этого… отнюдь не по протекции. Вы достойны этого места. Оно Ваше по праву. Вы состоялись как профессионал… почти во всем. Но есть одна составляющая подлинного мастерства, которая Вами пока что не достигнута!

- Интересная мысль, - девушка добавила в голос интонацию эдакого насмешливого любопытства. – О чем же пойдет речь? Чего мне не хватает, как профессионалу?

- Любой Мастер может считать себя состоявшимся, только когда он вырастил себе Ученика! – провозгласила эта странная девочка. – Так говорил мой Сэнсэй**. И он прав. Вам нужна Ученица, готовая учиться лично у Вас. Вы ее нашли. Это я.

- Скромно, - иронически оценила ее заявление Начальница Музея. И сразу же добавила:
- Продолжай. Мне уже интересно.

- Конечно! – девочка сочла это замечание… если уж не знаком грядущей победы, то, во всяком случае, признаком определенного успеха. Успеха тактического уровня, но это уже кое-что! – Разумеется, Вы все еще числите себя молодым специалистом. Но сам факт того, что Вы занимаете такую должность... Он подразумевает наставничество над кем-то, кто хочет с Вами работать. Я хочу. Я готова трудиться вместе с Вами. В музее, которым Вы руководите. Уверена, Вам нужны энтузиасты, волонтеры… Те, кто Вас поддержит и… Ну, например, присмотрит за детьми, за экспонатами. Я хочу помогать. Я справлюсь с любой работой, которую Вы мне поручите. Я умная, сообразительная… У меня высокий индекс адаптивности, между прочим! Я умею учиться и… подчиняться.

- И это мне говорит ребенок, который в пять лет заставил родных отца и мать «отпустить вожжи»… как ты сама выразилась. Ну-ну…

Скепсис в голосе взрослой собеседницы прозвучал вполне отчетливо.

- Я пять лет училась боевым искусствам, - ответила юная претендентка. – Я умею подчиняться приказам и распоряжениям Старших. Особенно, если эти приказы разумны и обоснованы.

- Хорошо, допустим, все обстоит именно так, - откликнулась Рута Георгиевна – понимая, что даже такое условное согласие по частному поводу девчонка немедленно запишет в свой актив. – Но дорогая моя девочка… Даже если ты готова исполнять мои распоряжения… Даже, если ты смиришь свою гордыню и как-то умеришь… Скажем мягко, свою склонность к манипуляциям…

Она сделала многозначительную паузу… После чего постаралась придать лицу своему грустно-печальное выражение. И голосу тоже.

- Куда ты денешь такую мелочь, как календарь?

Выразительный вопросительный взгляд был акцентом этой атаки. В ответ девочка пожала плечами.

- Вы снова намекаете на мой возраст?

Вопрос был риторический, поэтому Рута Георгиевна просто кивнула головой, подтверждая ее догадку.

- Хорошо, - девчонка тоже кивнула ей, выражая принятие – наверняка, более, чем условное! – такого взрослого аргумента. – Допустим, Вы не можете принять меня в штат Ваших сотрудников. Возраст и прочее. Но ведь есть другой вариант. Вы можете оформить меня иначе. Без оплаты. Добровольной помощницей, через волонтерские списки.

Рута Георгиевна победно усмехнулась.

- Это называется, отступление на заранее подготовленные позиции, - напомнила она азы тактического искусства. – Запросить заведомо неисполнимое… чтобы потом сыграть назад. И получить желаемое. Я права?

- Да.

Вот теперь девчонка смотрела на нее едва ли не умоляюще. Еще бы! Все ее хитрости были раскрыты. Суть ее нехитрой манипуляции стала для собеседницы абсолютно ясна. Однако…

- Ты… Ты сама захотела, чтобы я это все поняла. Так?

- Да, - согласно кивнула головой гостья. – Мне хотелось, чтобы Вы почувствовали себя победительницей в нашем споре. И сами оценили мое к Вам настоящее отношение.

- Какое?

Девушка прищурилась, глядя на юную собеседницу испытывающим взглядом.

- Вы старше меня. И Вы… конечно же, главенствующая сторона нашего разговора. Однако Вы способны оценить меня и понять.

Девочка выпрямила спину, расправила плечи и замерла, с достоинством ожидая решения той самой… главенствующей стороны.

Это впечатляло. И, почему-то, не настраивало на отказ.

 Чего, казалось бы, проще? Ведь этой девчонке уже намекнули на то, что нечего ей делать, именно здесь. И по возрасту… И по прочим обстоятельствам ее личности, о которых, впрочем, она же и заявила – причем, с самого начала! Так сказать, предупредив.

Сама.

Это, как ни крути, говорит в ее пользу. Кстати говоря…

Ежели бы она не пустилась во все эти росказни, обо всех своих талантах – более чем сомнительных! На какой фразе гостьи Начальница Музея отказала бы этой девчонке, в ее забавных притязаниях?
 
Нет, чай они бы допили вместе, ведь элементарную вежливость никто не отменял! Однако никаких серьезных – вернее, шальных! – мыслей о том, чтобы как-то ее пристроить под свое крылышко…

Ничего подобного у главенствующей стороны разговора вовсе бы не возникло!

А сейчас – вот прямо сейчас! – эти мысли есть…

Забавно, правда?

С другой стороны…

Грех терять такой интересный потенциал. Часто ли встречаются на жизненном пути молодых руководителей культуры столь занятные персонажи?

Вундеркинды на дороге не валяются. А если валяются… Всегда есть смысл их поднять, отряхнуть, успокоить, приголубить… В общем, помочь им.  Просто потому, что такие люди могут пригодиться.

Если, конечно же, не сбегут от трудностей и общей неказистости реального положения вещей. В той самой сфере, куда они так стремятся.

- Как мне к тебе обращаться?

Этот простой вопрос…

В общем, он произвел надлежащее впечатление. На адресата.

Девчонка буквально просияла, сообразив, что выставлять ее отсюда никто не собирается. И преисполнилась оптимизма.

Ну, это она еще рановато начала радоваться. Посмотрим, какова она в деле!

В той самой работе, которую готова предоставить ей Наставница!

- Дома меня называют Анюшкой,- сказала гостья. – Нежно, правда?

- Ну, согласна, - девушка улыбнулась. – Но это домашнее имя. Я не претендую на такое. Есть еще варианты?

- В классе… меня зовут Анькой. Впрочем, Вы слышали… вчера.

Девчонка многозначительно улыбнулась, намекая на ту версию имени, которая прозвучала в устах ее защитника.

- Грубовато, - откликнулась Наставница. – Но это твои одноклассники, им можно. Учителя, наверное, называют тебя Анной. Да?

- Ну, это учителя, - улыбка гостьи снова стала почти беспечной. – У них нет выбора. Вежливость и корректность их стезя. Как в журнале написано – так они и говорят.

- Тоже не вариант, - ответила Рута Георгиевна. – Как я поняла, для каждого из миров, где ты вращаешься – образно выражаясь – ты выбираешь для себя что-то новое. Вчера, - девушка многозначительно улыбнулась, - я назвала тебя Леди Энн. Такое Имя, как ты понимаешь, я выбрала, просто для того, чтобы как-то тебя поддержать в той… непростой ситуации. Когда ты решилась мне помочь. Кстати, спасибо тебе за твою храбрость. Надеюсь, ты не обиделась на меня… за это. И за прочее тоже.

- Ах, нет, что Вы! – девчонка почти что рассмеялась. – Это был такой… полезный челлендж***. Я оценила и Вашу тактичность, и умение работать сразу с несколькими целями. С аудиторией – не всегда доброжелательной! И с той, кто находится в вашей власти по ситуации. То есть… со мной!

- Ну… Власть эта была более, чем условной, - Рута Георгиевна позволила себе вежливую улыбку. – В конце концов, я не вправе была коснуться тебя лозой, даже символически! Ты ничем не рисковала… в принципе. Впрочем, на какое-то мгновение ты реально испугалась. И даже хотела убежать. Было такое?

- Было, - девочка кивнула, соглашаясь с результатами ее наблюдения. – Это называется… паническая атака. Я про такое читала. Вчера я узнала, как это происходит… Но я ведь справилась, правда?

Гостья вопросительно поглядела на девушку.

- Ведь никто… Ну, кроме Вас… Никто ведь этого не заметил?

- Знаешь, не до того им всем было, - ответила Рута Георгиевна. – Но ты действительно показала себя отважной девочкой. И это…

Она сделала паузу – не столько риторическую, сколько для себя самой. В смысле, для того, чтобы правильно обозначить собственное отношение к происходящему. И к тому решению, которое сейчас – в это самое мгновение! – она приняла окончательно.

- Это дает тебе право получить возможность исполнить то, о чем ты меня попросила.

Начальница Музея выпрямилась и высказала, наконец, нечто вполне официальное.

- Я включу тебя в списки волонтеров. Если ты принесешь мне заполненный формуляр, с подписями твоих родителей – обоих, это важно! – провозгласила она. - Там будет сказано, что они согласны на твое участие в мероприятиях Музея. Если тебе удастся их убедить, то…

Еще один перерыв в речи – теперь уже целевой и осмысленный. Принципиальный. После чего Начальница Музея высказала главное.

- Добро пожаловать!

- Спасибо!

Девчонка едва удержалась от того, чтобы вскочить и захлопать в ладоши от восторга. Ну… Или же от того, чтобы подпрыгнуть к адресату своих эмоций и попросту расцеловать ее.

Все-таки, она еще ребенок. Как минимум, по своим эмоциям, вполне живым и непосредственным. Но в этом случае…

 Имеет смысл перейти к практической части.

Немедленно.

Девушка не торопясь поднялась из-за стола и шагнула в сторону двери. Оглянулась на свою гостью и задала неожиданный вопрос.

- Ты идешь?

- А… куда?

Девчонка немедленно последовала ее примеру. В смысле, оказалась рядом с той, кого она сама же себе наметила в Наставницы. Схватила девушку за руку и с надеждой заглянула в ее глаза.

Снизу, и с выражением надежды…

Надежды на что?

- Мы идем работать, - твердо сказала Рута Георгиевна. – Ты хотела узнать, какую работу я могу тебе поручить. Так?

- Да.

Кажется, гостья все еще никак не могла поверить в то, что ее мечта сбылась. Ну, если у нее действительно была такая… мечта.

Что ж… Мечты должны сбываться. Возможно, не вполне так, как ожидает этого сам мечтающий. Но что уж тут поделать…

В общем… Имело смысл познакомить этого восторженного ребенка с суровой реальностью. Вдруг этих самых восторгов поубавится?

Это было бы тоже неплохо.

Они вышли в коридор, прошли до комнаты… Вернее, до некого закутка, дверь в который не запиралась. Поскольку заходить туда приходилось часто, и ничего ценного там те хранилось.

Впрочем… Как сказать! Необходимое – объективно необходимое! – не всегда бывает ценным, так сказать, в сугубо денежном эквиваленте.

Рута Георгиевна щелкнула выключателем и распахнула дверь. Ведущую туда.

- Бери ведро. Нам с тобой на двоих одного хватит. Тряпки возьми чистые – вон там. На полочке есть паста… специальная. Бери все это и… пойдем.

- А… куда?

Девчонка, кажется, вовсе не была шокирована подобным предложением. Она немедленно исполнила требуемое и вопросительно посмотрела на нее.

- Идем работать, - сухо ответила девушка. – Я, вообще-то, собиралась немного отдохнуть. Хлопотливая у меня должность… Впрочем ты это заметила, да. Но ты пришла, и мой отдых накрылся медным тазом. Так что займемся важным.

Прищурившись, она добавила кое-что, с иронией в голосе.

- Ты же сама хотела, разве нет? Или ты уже передумала?

- Не-а! Не дождетесь!

Девчонка решительно шагнула за порог, держа в руках своих все указанные музейные…

Как сказать… Инструменты… Или принадлежности…

Не суть. Главное – энтузиазм. Который ничуточки не угас у нее, после такого вот… приземления на грешную музейную почву.

Ну что же… Начинается работа. Обещанная, пускай и весьма непритязательная.

Они прошли по коридору чуточку дальше, в сторону туалета, где гостья, по молчаливому распоряжению своей нынешней Начальницы, набрала в принесенное ведро воды – на две трети, не больше. Далее, они проследовали в просторную комнату на первом этаже. Туда, где располагались рабочие материалы очередной экспозиции.

Войдя в эту комнату, Начальница музея подошла к двум деревянным резным панно, прислоненным к одному из рабочих верстаков. Молча указала, куда поставить ведро и другим жестом обозначила предмет их нынешней… работы.

Общей и важной.

Скорее всего.

- Ты все поняла?

Вопрос был задан спокойным тоном. И ответ был дан тоже… соответствующий.

- Вы хотели… не сказать, показать мне наглядно, в чем состоит основная Ваша работа, - немедленно ответила ее помощница. – Я понимаю. В Вашем Музее главные посетители это дети. Пыль и грязь недопустимы. Все правильно.

- Хм…

Девушка позволила себе покачать головой. Как бы в удивлении. В ответ, гостья хитро посмотрела нее – снизу, но при этом возвращая иронию.

- Думаете, я белоручка? Как бы не так! Знаете, мой батюшка, даром, что целыми днями возится с чертежами… Так вот, он никогда не стеснялся запачкать свои руки на реальной стройке! И я не постесняюсь!

Девчонка положила-повесила одну из тряпок на край ведра. Потом решительно шагнула к цели их недолгого путешествия и повернулась к своей Начальнице.

- Вы можете идти пить чай, - сказала она. – Когда я закончу, я Вас позову. Я запомнила дорогу, не заблужусь!

Вместо ответа, девушка забрала другую тряпку, чуть смочила ее водой, а потом встала рядом и протянула руку к своей помощнице.

- Дай мне пасту, - ответила она. – Я покажу тебе, как надо все это… делать. В какой последовательности и всякое такое прочее.

На вопросительный – и как бы удивленный! - взгляд гостьи она отреагировала совершенно спокойно.

- Ты что думала, я оставлю тебя здесь одну, позабуду-позаброшу? Разве твой сэнсэй, на ваших тренировках, только давал команды и уходил пить чай?

- Нет, - отрицательно мотнула головой девочка. – Наш сенсэй работал с нами, рядом. И как работал! Вы… тоже так будете делать, да?

- А ты как думала?

Девушка указала ей на ведро. Помощница смочила водой свою тряпку – примерно так же, как это только что сделала ее Старшая! – и вопросительно посмотрела на свою… коллегу.

Рута Георгиевна коротко кивнула ей и…

Снова вернулась к невыясненному вопросу.

- Так как же мне тебя теперь здесь звать-величать? – поинтересовалась она. – Леди Энн – звучит как-то очень уж… иронично. Ну, с учетом той самой черновой работы, которой мы сейчас займемся. Какое имя ты предпочитаешь, для этой части твоей жизни? Как я полагаю, весьма значимой… для тебя?

- Нютка, - не задумываясь, ответила девочка.

Заметив удивленный и вопросительный взгляд своей Старшей, она добавила.

- Называйте меня так. Не по-домашнему, не так, как одноклассники. И не так, как учителя. Так будете меня звать именно Вы. Ну и может быть те, с кем мы будем вместе здесь работать. Хорошо?

- Хорошо, - просто ответила девушка.

И немедленно перешла к конкретному делу.

- Теперь слушай меня внимательно, - начала она свою наставническую работу. – С пастой надо работать очень аккуратно. Смотри…

Да…

Это было два года тому назад. Тогда девчонка добилась главного. Зацепилась за более чем спорную и сомнительную возможность быть с нею рядом. Но это был только первый раунд ее игры, по поводу сближения с той, кого она сама выбрала себе в Старшие. Дальше все было куда как более занятно…

 
 
   

*Паладин – здесь доблестный рыцарь-защитник.
 
**Учитель в школах восточных единоборств.

***Буквально «вызов». В том смысле, что это некое действие «на слабо».