Надел. глава i. панфил

   
ГЛАВА I.  ПАНФИЛ

Панфил Крючка, сын крестьянина Данилы Крючка, слыл в своем селе гулякой, нет, не потому, что гулял на стороне или уходил в загул, а потому, что был гармонистом и зван на все гулянки. Знамо дело, без гармошки гулянка – пьянка, а с гармошкой – свадьба. Ну и понятно, где гулянка там и наливают гармонисту, побо;льшей части из уважения. Гости, те выпьют, да закусывать, а гармонисту-то и в рот положить что и то некогда. Вот и пошел Панфил по «наклонной», и к сорока пяти годам слыл уже не только гулякой, но и пьяницей.

Еще смолоду, как помнили селяне, играл Филя, так звали его все на селе, на гармошки, а кто, да как обучил его, про то уже никому было не ведомо, а сам он никогда не рассказывал. Вот и получалось, что он как будто и родился с гармошкой. Ходили правда слухи, будто научил его игре какой-то скоморох, шедший с ярмарки и попросивший у них ночлег в зимнюю стужу, их хата – мазанка, стояла у самой столбовой дороге, и за одну ночь якобы передал ему все знания о звуках, которые производит гармонь и на прощание оставил ему свою старую гармошку. А сам говорят так и сгинул, и никто больше никогда его не видел.

Как бы там не было, а играл Панфил на гармошки уж больно хорошо. Пробежится, бывало, пальцами по ладам растягивая меха… и-и-эх, понеслась душа в пляс, или вдруг затоскует гармонь и защемит твоё сердце-то, и несётся твоя душа уже по бескрайней русской дали...

В молодости был Панфил строен и высок, с черными кудрявыми волосами на голове. Девки деревенские за ним, как говориться, табуном ходили, а он поди ж, очаровал своей игрой, а может еще чем - барыню.

 Жили в ту пору, в их селе Лящевке, в старой, помещичьей усадьбе, некогда знатная дворянская семья, Дмитренко. Еще перед самой отменой крепостного права, помещик разорился, толи картёжником был хозяин, толи, управляющие проворовались, как бы там ни было, а земли его скупил князь Кантакузин, у которого было имение в соседнем волостном селе – Великой Бурумке.

 Государево пособие было не большим, хватало лишь на то, чтобы еле-еле сводить концы с концами. Дочери росли бесприданницами, а единственного сына он с большим трудом, помогли старые связи, устроил на военную службу, в один из Киевских полков, в чине подпоручика.

 Старшую дочь, кое-как выдали замуж за Золотоношского мещанина Свиридова, владельца скобяной лавки и постоялого двора.

И младшую Евфимию, уже сватали. Не сказать, что младшенькая красавицей была, но стройна и симпатична, а характером, так прям «генерал» какой в юбке. И с детства так уж повелось, если что в голову втемяшит себе, то уже ничем не вышибить. А на выданье, что учудила, взяла да влюбилась до беспамятства в гуляку гармониста, у которого за душой ни кола, ни двора, и ведь сватался то к ней не абы кто, а отставной штабс-капитан Шабрин, участник крымской войны и вдовец. Говорили, что сам вице-адмирал Корнилов, ему к груди «Георгия» прикалывал, да ну, что с того, что староват малость, зато пенсия «царёва» и опять же доход с земли имел.

И как не угрожал ей отец, как не отговаривала её мать, говоря, что он, Филька, гуляка и пьяница, а она знай свое, и отвечает матушке:
- Ежели в браке не счастье, то и добрый ска;зится, а ежели счастье, то и пьяница раскается. А за ста;рца выходить – себя заживо хоронить.

И в один прекрасный день, сбежала Евфимия с этим гулякой Филькой в село Великая Буромка, где жила у Панфила тетка.

А когда обвенчались они в местной церквушке, то родители отказались от дочери и знаться с ней более не хотели. Да разве большой любви это помеха, разве нужно любви родительское благословение?   

Когда возвратился Панфил со своей молодой женой, в родное село, то поселился в старую обветшавшую мазанку, что стояла давно заброшенной у самой околице. Починил её, подлатал дыры в соломенной крыше, да за;жили в ней, пусть и бедно, но в любви и согласии. Зарабатывать, Панфил, на жизнь стал подённой работой, иногда плотничал или столярничал, но случалось это не часто.

Но большей частью конечно же питались тем, что люди давали за его игру на гулянках. И хоть часто стал приходить домой сильно выпившим, скандалов дома не учинял, как многие на селе, и жену свою, Евфимушку, как он всегда её называл, не обижал никогда. А она на жизнь не роптала, погрузилась в домашние заботы, рожала и растила детей. А было их у ней с Панфилом, пятеро сыновей, да две дочки, старшая Матрона, да самая младшенькая, отроду годик, Фросюшка, Евфросиния значит. Были и другие дети, да не все выжили: дочка Анастасия, последыш Ивана, умерла в два года от лихоманки, да еще сынишка, родился раньше срока и прожившего всего несколько дней и умерший даже некрещенный, а стало быть и без имени.

В доме бывало и по есть нечего, а всегда чисто и прибрано. Рукодельницей была, вышивала и еще грамоте своих детей обучала. А из хозяйства – одни куры. Корову не заведешь – выпаса нету, да и земли в наделе нет. Староста села побаивался барина своего бывшего, в общину Панфила не принимал и потому надел не давал, хоть и относился к ним дружелюбно.

Старший сын, Иван, как подрос в батраки пошел, а за ним и Алексей уже стал батрачить, какой никакой, а все ж доход в семье стал прирастать. Михаил с малых лет скот пасет, одним словом – кормильцы.

Мотря, та вся в мать, двенадцати годков неполных, а такая же рукодельница. Да нянька для младшеньких. Вот Федька, тот да, по отцовским стопам пойдет, малой еще, седьмой годок, а уже пиликает на гармонике, как ласково любил Панфил, называть свою старую гармошку «Тулку». Не складно пока у него получается, но ничего научиться, так рассуждал Панфил, это льстило ему, что хоть один сын в него получился. Младшего, Степку, в расчет пока не брал, что из него получится одному Богу пока известно, четвертый годок всего пошел.

Так он и прожил со своей женой душа в душу, четверть века почти, и борода уже с проседью стала и темны волосы посветлели, казалось бы, доживай свой век, так на тебе, приключилась в ту пору «рехформа» …