Пушкин

В Кащенко сейчас прекрасно, очень красивая заповедная территория, старые здания из красного кирпича, и летают вороны. Хотя для кого-то это очень мрачно. В Абрамцево тоже красивая территория и леса, но там какие-то другие голые деревья и серые здания с решётками. Там даже какая-то своя специфическая и огромная куча ворон. Аура какая-то тёмная. Сквозь их карканье только и слышится, что ты ничтожество:
- Тварь! Тварь! Тварь! – кричат вороны.
- Ты чмо, ты чмо, ты чмо! – поддакивает ещё какая-то птичка.
Мозг сопротивляется от такой терапии, и всё время тебе хочется сбежать. Хотя, если вы госпитализированы по собственному  желанию, вы и выписаться можете в любой момент! Это утешает. Современные больницы вполне безопасны и в целом там пытаются помочь больным. Большие больницы разделяют пациентов по возрастам и тяжести состояния. В отделении неврозов, вообще, по большей части, адекватные обычные люди, а вот в остром уже нелюди. Страшно к ним подходить, не то, что лечить. Но всё равно, сегодняшние лечебницы для душевнобольных - просто рай по сравнению с тем, что творилось в подобных заведениях несколько десятилетий назад. В ту эпоху психбольницы были настоящим филиалом ада на земле! Не зря про них снимают фильмы ужасов. Вот и Фредди Крюгер оттуда, и Майкл Майерс из «Хэллоуина». Что поделаешь, если в те суровые времена, когда эффективных и безвредных успокаивающих препаратов еще не существовало, врачи, чтобы успокоить пациентов и не дать им нанести вред себе и другим, использовали простые и эффективные, но чрезвычайно болезненные, а зачастую и опасные средства. Веревки и наручники, запирание на дни и недели в тесных каморках или даже в ящиках - все шло в ход. Но сейчас другие времена и другие методы. Шизофреники, как выяснилось, тоже люди. Да здравствует демократия! Всё-таки мы далеко уехали, если подумать. При хороших обстоятельствах можно и забесплатно попасть в «нормальную» психушку. Например, в НИИ психиатрии, что на Потешной. Там вообще кайф! Санаторий для дураков! Там есть люди, которые уже тридцать шестой раз лежат, и считай, что постоянно живут. Короче, все, кто там лежит, — алкаши и наркоманы. Чтобы лечь бесплатно, нужно не пить пять дней — это главное условие госпитализации в НИИ. Иначе придётся заплатить 3500 рублей за ночь. А откуда такие деньги у алкаша или наркомана?! Если бы они были, он пошёл бы в другое место, а не в дурдом. А так, если только родители позаботятся, или какая-нибудь добрая фея. Там за деньги принимают и с алкоголем в крови, и с жутчайшего похмелья. Прокапывают. А некоторых пациентов даже похмеляют. Это вообще забавно, когда ты находишься в трезвом режиме, а какой-то чувак ходит пьяным по отделению, потому что его только что похмелили смесью Попова. Это спирт с водой. Никакой водки в больнице, конечно же, нет, но пьяному всё равно радостно. В самом отделении я видел только двух-трех людей без алкоголизма и наркомании. Но таких мало, в основном все, кто попадает в отделение, употребляют. Или употребляли.

Вот в Склифосовского другая тема. Там люди лежат и превращаются в овощи. Это полностью закрытое место, туда не пускают посетителей, там нет сотовых телефонов, только раз в день можно пять минут поговорить по городскому. Нет душа и нормального доступа в туалет. Некоторые там годами лежат без удобств. Туда добровольно не едут, и в основном это принудительные госпитализации. Туда попадают люди, которые пытались совершить самоубийство или нанести себе повреждения. То есть люди с психическими проблемами, которые нуждаются в физическом уходе. За ранами, например, или после отравлений. Тут во время каждого периода лечения ты увидишь врача только два раза — в день госпитализации и в день выписки, хотя пролежать там можешь месяцы. В Склифе даже лекарства дают, не рассказывая, чем именно лечат. Только потом кто-то расскажет, что пичкают «Феназепамом», фигня бестолковая и бесполезная. Другого, ничего индивидуального, не получишь. Зато бесплатно. А вот в Научном центре психического здоровья есть платный и бесплатный стационар, но на это влияет только наличие московской прописки и свободных бюджетных мест, и разницы в лечении нет. Месяц стоит около пятидесяти тысяч рублей. В общем, есть у нас хорошие места. Таким, например, является НИИ психиатрии, что на Потешной. Райское место, всего в двух корпусах, арендуемых на территории Ганнушкина. Каждый раз я сюда заезжаю лечиться, потому что сам хочу. Бесплатно и добровольно, всем советую. Я даже пример текста рекламы для радио придумал:
- Бессонница? Кругом враги и передоз? Мы избавим от этих проблем. Психушка на Потешной. Спокойный отдых на мягкой постели. Мир белоснежныжных подушек, зелень цветов, свежесть палат, заботливый и радушный персонал, – всё это для Вас! Мы рады сделать подарок молодожёнам. Первая незабываемая ночь вдали от хлопот и забот. Ночь в дурдоме – отличный подарок. Оформляем подарочный сертификат. Ваши дети и тёща скажут «Спасибо» за заботу и уютный мирок. НИИ психиатрии, что на Потешной: Ваша шизофрения, наша работа. Приезжайте к нам семьями!

Конечно, вы не Герман Греф, которого будут лечить  очень дорого. За такими клиентами приезжают ангелы, а не черти, и увозят их, куда-то в романтический закат. Там пациент хоть и находится в закрытом режиме, но у него есть всё необходимое: душ, телевизор, нормальный врач, нормальные лекарства. А у меня вот проблемы на фоне наркомании и алкоголизма, поэтому и отделение соответствующее - с двойными диагнозами. По-любому возненавидишь психолога и все вокруг. Мозг сопротивляется. Для него перестать страдать спустя годы — выход из привычной зоны комфорта. «Брата-а-а-н, нам это не нужно. Пойдем отсюда, тебе не помогут. Тут, на дне, мягко. Брата-а-а-н», - бурбулит он. И такие отношения надолго. Нужно это знать и настраивать себя. Терапия — труд. На нее уйдут годы. Каждый день — борьба. Постоянная борьба. Не опустить руки очень тяжело. Но в самом Ганнушкина я лежал, раз пять, после каждой выписки из Склифа с направлением на дальнейшее лечение. Условия здесь не самые хорошие: первый месяц не выпускают гулять, посещения есть, но очень редко, нельзя курить. Правда, всё равно все курят в туалетах, хотя официально за это положен штраф. Тут привязывают до сих пор. Это каждый день происходит - кто-нибудь просто покурил в туалете или не в то время пришёл на обед, или еще что-нибудь сделал не так. Меня пока не привязывали, потому что я обычно дружу с врачами и персоналом, а вот моих соседей, нехороших психов, их привязывают частенько за малейшую провинность. Обкалывают непонятно чем, и они ходят под себя. Один раз, например, из палаты забрали чувака за то, что он мастурбировал на соседей. Он подходил к коллегам по несчастью и с фразой: «Е…л я вас в рот!» - начинал этим заниматься. Люди вскакивали и бежали, а он, не останавливаясь, продолжая дрочить, неистово исполнял свою угрозу. Трёх пациентов довёл до истерики. Они потом жаловались и волновались:
- А если бы он это сделал ночью, когда я сплю с открытым ртом? – негодовал один из шокированных. – Вы представляете, что бы было? Я бы сошёл с ума!
- Не волнуйтесь. Ничего бы не было, - успокаивали его. – Ведь не прирезал бы, в конце концов, и то, слава богу.
- Я бы умер от стыда и позора, - предположил другой собеседник.
- Вот именно! Стыд-то, какой! И почему он выбрал именно рот? – спросил ещё кто-то.
- Предпочитаете в жопу?
- Тьфу, на вас! Я просто спросил.
- Рот - источник лжи, - сказал уже я.
- Тогда этим ему надо заниматься с телевизором. Вот где клоака  вранья и выгребная яма из бессовестных и бесстыжих рыл.
- Чай он не дурак, чтоб с телевизором этим заниматься, - сказал ещё один псих.
- А может, вы ему что-нибудь сказали?
- Ничего я не говорил.
- Тогда надо было что-нибудь сказать, - предположил кто-то.
- Что?
- Ну, не знаю. Про погоду что-нибудь…
- А на какой почве у него пунктик?
- Зависимость от онанизма, наверное. Как правило, за аддикциями скрываются какие-то психотравмы, депрессия, стресс или тревожность.
- У нас у всех депрессии, травмы и тревожность.
- Ну, значит, ему выписали не те таблетки.
- Пожалуй.
И всё в таком же духе. Но всё равно тут на Ганнушкина намного лучше, чем в Склифе. Хотя бы потому, что два раза в неделю отпускают в душ. Прикол только в том, что НИИ арендует у Ганнушкина два здания — это два разных заведения на одной территории, поэтому такая разница в условиях.

Иногда от безделья я пытаюсь вспомнить, было ли ещё где-нибудь подобное. Вроде нет, никого не привязывали. Если кто-то серьёзно буянил, его либо выписывали, либо делали укол — а пациент обычно и не против, потому что чувствует, что ему плохо. Он сначала побуянит, а потом сам к врачу подойдет, после отдохнет, полежит, на следующий день ему уже легче. Всё спокойно… ощущение тихой гавани, санатория. Ты можешь в любой момент попросить вызвать дежурного врача и сказать, что тебе плохо. Тебя обследуют, сделают нужный укол. Меня один раз только галоперидолом кололи, когда были жуткие отходняки от «Паксила» — лекарство такое, с которого очень трудно слезать, труднее, чем с амфетаминов. Я хожу, рыдаю практически, и мне делают укол, два куба «Феназепама» с кубом галоперидола. Многие думают, что от этого сразу в овощи превращаются — это фигня на постном масле, на самом деле. Если, как в стационаре, привязывают и обкалывают постоянно — это одно. А если иногда уколют даже такими страшными и древними вещами, как галоперидол, но в нужных дозах — в этом нет ничего страшного. Вообще-то, в лекарствах настолько всё индивидуально. Например, я принимаю нейролептик «Трифтазин». На большинство людей он очень плохо влияет — их прямо корёжит, судороги случаются. От него ещё чешутся постоянно. Ещё бывают мышечные спазмы. Когда мне его прописали, врач сказал, что это жесткий нейролептик и что необходим контроль за моим поведением и состоянием. Но я принял препарат на ура. Единственное лекарство, которое вообще никому не подходит, — это «Сульфазин», но его уже нигде не применяют. Оно использовалось в карательной психиатрии Советского Союза. Похоже, будто серу пускают по венам, и человек горит изнутри, он не может даже встать, потому что его специально для процедуры привязывают. Так людей лечили от алкоголизма, не особо помогало. Сейчас, к счастью, такого нет даже в самых страшных местах, типа Абрамцево или Кащенко. Высоцкий, кстати, тоже лежал когда-то в Кащенко. В Советском Союзе лечение от алкоголизма нигде, кроме как в психушках, больше не проводилось.

С другой стороны не нам судить. Когда садишься на иглу, на смену семье и друзьям, приходит новый мир, где все воруют, подставляют друг друга, и царит полное недоверие. Ради очередной дозы тут каждый готов на все – убить, ограбить, отсосать. Помимо всего этого, никто не испытывает чувства стыда за свои поступки, наоборот, заниматься проституцией, воровством, мошенничеством или продажей наркотических веществ, среди опустившихся наркоманов давно уже норма и обыденность. Но все же понятие совести отмирает предпоследним. Последним уходит страх разоблачения, и вот тогда можно сказать, что тебе пришел конец. Как думаете, на какой стадии был Высоцкий? Ведь в Советском Союзе проблемы, где достать наркотики, для него по большому счету не существовало. Об этом думали так называемые друзья. И он кололся колоссальными дозами. «Да это же вода! Они туда воду наливают!», - говорил по этому поводу он. Только с приближением Олимпиады Высоцкий вынужден был вернуться к алкоголю. Все столичные больницы и аптеки были взяты под строжайший контроль. Но мозг требовал своё. В свою последнюю ночь он беспокойно шагал по квартире и, в таком полусознательном состоянии прошел, наверное, десятки километров. Часто метался по комнатам, пробовал выбегать на лестничную площадку… по сути, он не мог превозмогать нарастающую боль, и громко причитал. Но и это еще не было самым страшным. Страшными были доносящиеся из его квартиры крики. Высоцкий страшно кричал. Да так, что даже соседи ошалели от этого крика. «Я покончу с собой! Я выброшусь из окна!» - маялся он. Когда Владимир Семёнович уже окончательно всем надоел, его привязали простынями к узкой тахте, чтобы он не смог совершить самоубийство. Лечащий врач Федотов что-то вколол ему, Высоцкий стонал… и вот тише и тише стали доноситься какие-то невнятные звуки. А потом прекратились совсем… Всё. Возможно ли снять ломку в домашних условиях? Невозможно. В девяностые годы и много позже, наши реаниматологи неплохо зарабатывали на лечении наркоманов. Клиентов поставляли наркологи. Методика была проста: на время «ломки» больных погружали в наркоз. В первые три дня - с применением ИВЛ. Через пять суток - медленно выводили пациента из наркоза. Если явления абстиненции сохранялись - продлевали наркоз ещё на три дня. Но, чаще всего, пяти дней вполне хватало на выведение больных из острого синдрома отмены. Параллельно компенсировали водно-солевой обмен, налаживали питание через зонд и парентерально, вводили витамины, при необходимости - сердечные препараты и гепатопротекторы. С психической зависимостью затем боролись наркологи, психологи и несчастные родители. В дальнейшем, стараниями властей и с появлением наркоконтроля, все эти попытки лечения наркоманов были похерены. Следователи стали таскать врачей на допросы, а от чуть пришедших в себя пациентов требовали адреса и явки наркобарыг: топали ножонками, угрожали сроками и так далее. Результат: наркоманы стали бояться лечиться, врачи - лечить, наркосистема ушла в ещё более глухое подполье. А количество наркоманов стало расти в геометрической прогрессии. Это я к чему? Похоже, что доктор Федотов тоже пытался лечить Высоцкого погружением в подобие наркоза. Но без ИВЛ, которого он на дому, естественно, не мог ему обеспечить. Для «наркоза» Федотов скорее всего использовал, в основном, инъекции седуксена и (по свидетельству некоторых близких Высоцкому людей) оксибутирата натрия. В последние дни жизни Высоцкого, Федотов вводил ему ещё и хлоралгидрат. Для введения соответствующих препаратов он использовал подключичную вену, что по тем временам было большим новаторством в России. В период острой «ломки» Федотов не мог обойтись без введения Высоцкому морфинов. В перерывах между периодами седацией, он давал Высоцкому некие активирующие препараты. Какие — неизвестно. Да, многие упрекали личного врача Высоцкого в том, что тот снабжал его наркотиками, но, к сожалению, бывают такие ситуации, когда без этого нельзя обойтись. В такие минуты наркотик является единственным препаратом, который может помочь и спасти. Но это всего лишь предположение, может было и не так. Всё-таки если вначале мысль о смерти вводит начинающего наркомана в ступор, то на исходе он уже думает: «где достать такой наркотик». В данном случае означает, что человек достиг дна, он устал. Вполне может быть, что Федотов сделал такой укол, по просьбе самого Высоцкого. И доктор и его больной лучше других понимали, что хороших перспектив для Высоцкого в сложившейся ситуации — нет. Наркоман пытается скрывать свою проблему. Если проблема станет очевидной, его осудят. Начнутся муки совести, и, возможно, стыда. Втуне каждый наркоман это понимает. Понимал и Высоцкий. Именно поэтому вскрытие не производили. И наверняка свою смерть Высоцкий заранее обговорил, ведь на сей счёт Федотов особо хлопотал и нашёл в этом себе союзников - мать и отца Высоцкого. По его же собственным воспоминаниям, он тщательно очистил квартиру от пустых ампул. Чего он боялся? Думаю, что именно этого и боялся. Что имя Высоцкого измажут в дерьме. Потому что тот богемный мир, в котором вертелся Владимир Семёнович, целиком и полностью состоял из мерзавцев, евреев и злопыхателей.

В общем, я не представился. Все зовут меня Пушкин, и это не моя фамилия, а прозвище. Где-то в пятом, или шестом классе, я прочитал стих Пушкина с выражением, демонстративно размахивая носовым платком перед всем классом. «Во глубине сибирских руд, храните гордое терпенье. Не пропадет ваш скорбный труд, и дум высокое стремленье…», - читал я, веселя одноклассников, и классную руководительницу Любовь Залмановну Книппер. Оттуда и пошло – Пушкин. Смешно, но в классе уже был настоящий Пушкин, однако с вольного моего прочтения классика русской литературы, Лёва Пушкин стал просто Трюльником. За то, что на переменах вечно шмонал тех, кто помладше и послабее: «Дай трюльник», - спрашивал он кого-то. И этот кто-то давал, а кто был посмелее и отказывал в просьбе – неизменно получал либо увесистый щелбан, либо поджопник. Но Трюльнику тоже доставалось, поскольку был он из рабоче-крестьянской семьи. Отец сурово воспитывал Лёву тому, как необходимо быть честным человеком. Его даже назвали в честь Льва Толстого, чтоб в будущем, благодаря звучному имени и фамилии, он смог войти в высшее общество. То есть стать начальником. Я же происходил из семьи военного. Отец, был капитаном дальнего плавания, поэтому нужду в шмотках и прибамбасах никогда не испытывал. А мама была врачом в военном госпитале, и тихо гордилась, что я рос умным ребенком. Поэтому исходя из моих хороших оценок, и интеллектуальных способностей, родители возлагали на меня большие надежды, и тоже прочили мне отличную карьеру в будущем. Плюс ко всему я был лидером в классе. Никогда проблем с девчонками не было. В какой–то определенный момент у меня пришло осознание, что я офигительный человек, и имею куда более важное значение, чем тот же Трюльник, или Любовь Залмановна. В принципе, я был всем доволен, даже чуть-чуть гордился, что имел такой статус, да и учителя со мной носились, как с важной персоной. Видимо надеялись на более тесное знакомство с моими родителями. Но мне для полного счастья чего-то не хватало… Конечно, мне было приятно осознавать, что я лидер и толпа меня слушает, раззявив рты. Что можешь ей манипулировать и руководить, как мне вздумается, но это было слишком легко. Ведь все они завидовали моей коллекции виниловых пластинок и джинсам, и даже любили за то, что я давал им жёванный-пережёвынный бубль-гум, чтобы и они смогли порадоваться надуванием резиновых пузырей. Но этого было мало. Мне хотелось большего, и «метать бисер перед свиньями» стало отчаянно скучно. И вот я попал в совершенно другой коллектив. Это была золотая молодежь, которая уже не  хипповала, но была занята публичной жизнью. Это квартирники под Bee Gees, это деньги, это роскошь и тачки, это легкая красивая жизнь и, конечно же, наркотики. Я был знаком со многими известными людьми, общался с ними и выпивал. Наверное, чтобы вписаться в их компанию, и заиметь у них авторитет, я и пристрастился впоследствии к более серьёзным веществам. Именно в том, в 1978 году, когда мне было шестнадцать лет, я впервые попробовал гашиш.

Трудно сказать, насколько сложившимся можно считать мировоззрение шестнадцатилетнего меня, однако у того ещё глупого мальчика были вполне определенные взгляды на мир в целом и окружающую действительность в частности. Помню 1978 год, по телевизору показывали парад в честь 61-летия Великой Октябрьской социалистической революции. Ехала военная техника, проходили улыбающиеся люди с цветами и транспарантами, посвященными борьбе за мир. Я сидел на подоконнике и смотрел на улицу, на двор скульптурного завода, где выстроились в ряд каменные истуканы: суровые мускулистые рабочие, Ленины на любой вкус, советская символика. Все было как обычно, но все же как-то не так. В последние пару лет в стране многое стало меняться, и взрослые дома говорили вовсе не те вещи, о которых было написано в книжках, - не про то, как хорошо в стране советской жить. Из-за отсутствия полноценной информации в народе ходили только слухи и домыслы, там и сям обсуждался то отъезд Высоцкого за границу на ПМЖ, то какие-нибудь грязные делишки дочки Брежнева, которая без конца устраивала дебоши и пьяные драки в Кремле. Это был уже не тот Советский Союз, где была  48-часовая рабочая неделя с шестью рабочими и одним выходным днем. Это была уже не та эпоха, с которой ассоциировался Ленин или Сталин, а новый коммунистический мир, где советский человек стал свободен от исполнения роли «советского трудящегося», и совершил переход от коллективного социалистического общества к обществу потребления. Просто у советских граждан теперь появилось много свободного личного времени, которое и тратилось на удовлетворение собственных потребительских запросов. И эта политика «свободного времени» была одобрена ещё с начала 1960-х, где вышло несколько партийных директив, требующих от служб быта, магазинов, прачечных, столовых и так далее, «улучшить обслуживание населения».

На XXII съезде КПСС, который состоялся осенью 1961 года, была принята программа построения коммунистического общества, где, по сути, и были прописаны эти важные критерии общества потребления. С одной стороны, там не было ни слова про «традиционный» приоритет трудовых коллективов и его тотальное преимущество перед интересами отдельной личности, а с другой — наступление коммунизма в 1980 году непосредственно связывалось с достижением конкретного уровня производства и потребления. Проще говоря, социальный статус советского человека допотребительской эпохи определялся, исключительно, «трудовым коллективом», колхозом, фабрикой, учреждением, воинской частью, парторганизацией и так далее, на основании личного вклада индивида в этот самый коллектив. В самом начале Великой стройки коммунизма, а потом и после разрушительной войны 1941-1945 годов,  человек просто не имел возможности — ни юридической, ни моральной, ни фактической — выделяться потреблять «больше» своего статуса. Как говорится, не до жиру было, да и коллектив сразу жестко бил такого зарвавшегося индивида по рукам. Но война закончилась, страна возродилась, и ударными темпами коммунизм был почти построен, но… желаемый уровень потребления оставлял желать лучшего. Захотелось чего-то эдакого, чтоб как в Америке. В результате к началу 1970-х годов образуется некоторый минимальный избыток пространства и времени, в виде дач и отгулов, предоставленный в персональное пользование. И это время нужно было чем-то заполнять: нужны были вещи, чтобы обставлять квартиры, развлечения, чтобы проводить досуг, появилась и потребность в свободе самовыражения. Но тут обнаружился дефицит, не только в материальном плане, но и в социальном, и в духовном. После хрущёвской оттепели, друг за другом, пошли этапы диссидентского движения. Начиная с Солженицына и Галича, с разгрома культа личности Сталина, при Брежневе, как грибы после дождя, вылезли различные хельсинкские группы, евреи-отказники, и прочие студенческие выступления. Политбюро было готово терпеть оппозицию в качестве замкнутой субкультуры, но бурная активность конца 70-х годов переполнила чашу терпения ЦК партии. При всем этом КГБ по прежнему предпочитало избавляться от таких горлопанов без «посадок». Сажая в психушки или высылая за рубеж с последующим лишением гражданства.
- При Сталине их сразу бы посадили, а Брежнев ещё предоставляет им выбор, - говорили тогда в КГБ.
«Но люди всё роптали, и роптали…», - как пел Высоцкий. И в январе 1978 года «органы» неофициально дали знать полоумным диссидентам, что в ближайшее время «поток неофициальной информации прекратится. Перед людьми, осуществляющими передачу такой информации, встал добровольный выбор, либо — это было бы лучше для всех, — они прекратят баламутить народ, либо придется поступить с ними в соответствии с законом. Но диссиденты этой «гуманности» не оценили. Комментируя указ о лишении его гражданства, В. Войнович тогда писал в открытом письме Брежневу: «Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал престиж советского государства. У советского государства благодаря усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу никакого престижа нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства себя самого». Вот тут и усугубилось шизоаффективное безобразие в головах шестидесятников. Сначала в писательских и богемных кругах, затем среди простолюдинов и дегенератов. Но всё же. Русская общинность — это не просто красивые слова, большинство людей относились к подобным ограничениям прав и свобод, если и не позитивно, но с пониманием. Хоть они Пастернака и не читали, но рассудили верно - все эти Синявские и Буковские ничего хорошего людям не несли. Но росло следующее поколение, не знавшее ни войн, ни голода, ни железной пяты олигархии, которому было просто по приколу давать пощёчины общественному вкусу. Запретный плод слаще, а потому даёшь секс, наркотики и рок-н-ролл!

Курили мы ежедневно, от сезона до сезона. Причем едва в мае заканчивался старый сезон, как в июне начинался новый. В те годы, как теперь все знают, наркомании у нас в стране официально не было, но она была, хоть и не в таких масштабах как сейчас, и все гашишные наркоманы знали друг друга. Когда говорят, что наркомания пришла с зоны, это неправда. Уголовники знали, что такое конопля, что ее можно курить, но предпочитали водку. О гашишной наркомании они не знали. Тому свидетельствует хотя бы тот факт, что когда в 1984 году я попал в следственный изолятор по неосторожности, и у меня спросили, по какой статье меня заперли, я ответил: «По 204-ой». Мужики меня просто не поняли, они о такой статье никогда не слышали и не знали. Меня переспрашивали: «Это какая-то воинская статья?» и только один нашёлся знающий человек, и из угла камеры сказал: «Это наркотическая статья». То есть, время было совершенно другое, и наркоманы в то время были неслыханным явлением. Да мы и сами толком не знали, что мы наркоманы. Подумаешь, покурили немножко! Каждый по-своему оттягивается, да и народным «наркотиком» тогда был портвейн или вермут, который в компаниях называли «вермахт» или «Вер Матвевна». А тут конопля да гашиш, ни перегара, ни запаха, чего ж не покурить-то по младости лет? Нет, конечно, были элитные дети, которые употребляли морфин, но этих ещё поискать надо было. А вообще, в 70-х и 80-х, чем более невротической и хаотичной была система запретов, тем менее серьезно её воспринимали. Вся социальная жизнь выстраивалась как непрерывный поиск лазеек в нормативных предписаниях, как непрерывное ускользание и уворачивание от заслонов. Это был своего рода коллективный ритуал, позволяющий всем участникам реализовать свои интересы. Кто-то тащил с производства, кто-то фарцевал, кто-то перепродавал старинные иконы, а кто-то косил траву и собирал мак. У всех появилось своё представление о «нормальной жизни» и соответственно этому проявилась и готовность затрачивать существенные усилия для того, чтобы «жить нормально».  Помните фильм «Лёгкая жизнь» 1964 года с Юрием Яковлевым в главной роли? Вот это и носилось тогда в воздухе. Только к концу СССР эта тяга к «лёгкой» и «нормальной» жизни стала маниакальным требованием от идиотов всех мастей вроде Лии Ахеджаковой и Эльдара Рязанова.

Яковлев в том фильме играет перспективного молодого человека, окончившего химический институт. По сути, он талантливый химик нашедший формулу по выведению всяких пятен. Нашёл и место, где монетизировал свой талант. И если представить его в роли «варщика» синтезированного наркотика, то картина была бы куда веселее и интересней. Особенно для компетентных органов. А сериал «Во все тяжкие» дождался бы своей славы, только в качестве ремейка. Впрочем, повторюсь, наркота тогда была не актуальной темой. Малоизученной и малоизвестной. Если в 70-х на Западе наркоманов уже вовсю демонстрировали в кино, то у нас про это и не заикались. А зачем? Ведь такие термины, как героин и кокаин были полнейшей экзотикой и причудами оттуда. Начни показывать это у нас, невольно бы наркомания возымела обратный эффект, она бы тут же превратилось в рекламу и пропаганду. Журнал «Крокодил» кстати, был такой агиткой. Да, в нём высмеивались и осуждались пороки советского общества, но в то же время, где-то на селе и в глухой провинции, именно из него впервые узнавали о новомодных явлениях в больших городах и на Западе. Стиляги, хиппи и панки появились в СССР как раз оттуда, а не из дорогого журнала «Вокруг света». Только в СССР карикатура сумела стать агитплакатом. «Крокодил» специфическим образом знакомил советских граждан с американскими моделями повседневной жизни, с другой нормой бытового комфорта и благополучия. И это знание было уже невозможно подавить одними только запретными мерами, властям просто в силу развития СМИ пришлось в какой-то степени признавать другие нормы и их учитывать. Но и сами они были намного ближе к пагубному влиянию Запада. Дети высокопоставленных чиновников, такие, как Макаревич и Стас Намин, уже лабали свои пародии на The Beatles и Led Zeppelin. Об этом как-то и размышлял в конце 80-х мой старый ленинградский кореш Джон Кукушкин. Этот тот ещё был кадр. По правде, Джон был просто Игорем, но учась на пятом курсе медицинского института, особо полюбил практиковать психоделические сессии. И вот как-то, после одной такой сессии, до него дошло, что он реинкарнация Джона Рэмбо, которого на самом деле убили в Афганистане. Дух Джона Рэмбо сначала преследовал его, а потом вселился. После чего Кукушкин постоянно говорил о восточной философии, различных школах йоги и дзен-буддизме. Толковал о таких книгах, как «О, дивный новый мир!» и «Остров» Олдоса Хаксли, про «Путешествие на Восток» Германа Гессе и даже про какого-то Алистера Кроули. Иногда его заносило так далеко в психоделические дебри, что уловить Джона становилось труднее. Вот и припаяли ему кличку Неуловимый Джон.
 - В какой-то момент это опять становится модным, - сказал он мне однажды.
- Что модным? – не понял я.
- Всё это, - показал он на гашиш на столе. - Если ты не куришь в приличном обществе гашиш или не жрёшь таблетки, на тебя смотрят, как на умственно отсталого. Раз за разом, из поколения в поколение, люди снова наступают на те же самые грабли и начинают курить, нюхать и колоться. И льётся это говно, как всегда, сверху, потому что снизу вверх оно течь не умеет. Физика. Ты знаешь, сколько великих писателей и других представителей богемы, были в разряде алкашей, педерастов и наркоманов?! Особенно в западной литературе и кино. И все эти люди, а по сути, моральные уроды, стали инженерами душ, культуры и политики. Просто поразительно! Да будет тебе известно, брат Пушкин, что в Париже с 1840-х годов существовал такой Le Club des Hashischins, куда ходили - кто беседовать, кто употреблять наркоту. И засиживались там и Дюма, и Гюго, и Бальзак. Туда же заглядывали поэты Теофиль Готье, Шарль Бодлер, Поль Верлен и Артюр Рембо. И эти литераторы с большим смаком описывали испытанные ими ощущения, что служило вполне себе образцом для поэтов русского Серебряного века, которые очень много переводили французов, подсматривая у них заодно эстетику и стихотворные размеры для своих произведений и умения франтить. Опиум, гашиш, эфир, с этим видом наркотиков взаимоотношения у наших писателей стали более чем созерцательные и восторженные. Курили, нюхали и вдыхали в своё время Гумилев, Есенин, Брюсов, Маяковский, Блок, Хлебников, и многие, многие другие... Тут достаточно вспомнить одного Михаила Афанасьевича Булгакова с его морфием. А уж кокаин… Богема просто обожала этот белый порошок, вскоре прозванный «марафетом». Как пишет в своих воспоминаниях о предреволюционных годах Александр Вертинский. Нюхали, по его словам, все: актеры, актрисы, поэты, художники. Порошком предлагали «одалживаться», как раньше одалживались понюшками нюхательного табака. И продавали его при входе в театр барышники вместе с билетами. Но если Советская власть впоследствии хоть как-то с этим покончила, то на Западе это и не думало заканчиваться. Одни педерасты и наркоманы сменились следующими. Алистер Кроули, Олдос Хаксли и Уитмен, уступили дорогу битникам. Знаменитое потерянное поколение Хемингуэя сменилось на разбитое Сэлинджера и Керуака. А потом пошли хиппи, и вот теперь мы. Но наше время страдает отсутствием хотя бы одного гения мысли, мы ничто по сравнению с ними. Но зато торчим и ширяемся, балдеем от напускной элитарности, не хуже их. Стыдно батенька, стыдно. Не ровен час эдак мы всё растеряем с нашим ротозейством. Когда в народе пропадают светлые головы – жди беды.

Эти животрепещущие мысли он высказывал в «Сайгоне». Знаменитая была кафешка на углу Невского и Владимирского, мы все там и тусовались. В двухстах метрах от «Сайгона», на улице Рубинштейна, был Рок-клуб, и мы встречались там, в «Сайгоне». Писатели, поэты, художники, музыканты и еще - мажоры. В то время мажорами считались дети академиков, крупных ученых или высоких государственных или партийных чиновников. Мажоры, как правило, тусили в первой секции «Сайгона», где давали коньяк. А мы - во второй, где были кофеварки. Я ходил к четвертой кофеварке, там кофе варила тетя Люся, к ней все старались попасть, потому что она делала двойной как тройной. А тем, кого особенно любила, то и четверной могла, за те же 28 копеек. Вот там буквально каждый вечер что-то происходило, у кого-то квартирник, кто-то стихи читает, у кого-то выставка открывается – и вот в «Сайгоне» все эти люди, художники и поэты, ошивались. Глядя на всё это, Неуловимый Джон и беспокоился. Не радовал его штат нового поколения.
- Когда дежуришь сутки через трое, то неизбежно попадаются странные ночи, - говорил Джон. - И не потому, что работы навалом, а потому что крыша едет. От этого неудобства ты начинаешь сходить с ума, пить водку, курить план, смотреть или читать всякую порнографию. Потому что телевизор, кино и литература, сегодня выглядят, как чистая порнография. Соприкасаясь с этим, через какое-то время ты начинаешь понимать, что тебе в очередной раз вые..ли мозги. Что тебе опять насрали в черепную коробку. Всякий вот этот автор, которые тут, так или иначе, заставляют тебя отдаться его личному мнению, и, забывшись, как от весёлого косяка с марихуаной, ты можешь получить от этого говна кайф, или даже оргазм. А другие, наоборот, чувствуют себя обманутыми и изнасилованными. Думается мне, что метаморфозы человеческого сознания происходят не из личного опыта и переживания, а под воздействием внешних сил и факторов.
- Кто-то же должен надоумить, чтобы ты задумался, - ответил я.
- А кто у нас это чаще всего делает? Вот эти… рокеры, писатели, киношники и телевизоры, - указал Кукушкин на толпу «Сайгона».
- Но ты можешь их не читать! – ответил я. – Не смотри телевизор. Не ходи в кино.
– Но есть ли у меня выбор, чтобы не читать и не смотреть?
- Говорят, что выбор есть всегда.
- Разве? – сказал Джон. – Какой может быть выбор, если повсюду реклама, светофоры и дорожные знаки? Все они прямо указывают тебе, что надо делать. Мы все живём по чьей-то указке, по чужим правилам, и утверждённым законам. Причём насильственно насаждаемыми, и обязательными к исполнению.
- Ну, это же для безопасности и порядка, - предположил я.
- Не всё. Почему водку можно, а гашиш нет? В чём разница?
- В дури.
- Я не об этом. Согласись, что коммунистическая мораль в корне отличается от буржуазной. А если ты по натуре буржуй, но живёшь в СССР, то у тебя нет другого выбора, как быть советским человеком. Иначе сядешь всерьёз и надолго. Единственное, что ты можешь сделать, это внедриться в эту шайку законодателей, возглавить её, и сам написать новый закон. Взять хотя бы Горбачёва. Ты не заметил, что он так и действует со своей «Перестройкой» и «Гласностью»?
- Что он внедрился в ЦК? – спросил я.
- Да. Точнее нет. Его скорее внедрили. Один он бы не смог внедриться. Слишком глуп для этого. И труслив.
- Значит, у него есть подельники.
- Верно. И мы их сейчас наблюдаем.
- Ты про эту шпану в «Сайгоне»?
- Да. Такая же шпана сидит и в Москве, и в Свердловске. Они везде.
- И как они пособничают ему, сидя тут?
- Разваливают заветы Ильича, - заключил Джон. – Все их песенки и мыслишки заточены под Америку. Как ты думаешь, зачем петь Цою про перемены, а Гребенщикову про золотой город?
- Хандра?
- Нет. Это подготовка общественности к чему-то ужасному. Смотри, как они все захотели перемен и золотой город. Как завопили об этом в «Будке гласности» и загалдели в «Прожекторе Перестройке», «600 секунд», и во «Взгляде». И все галдят и галдят, когда тут не перемены нужны, а реставрация истинного советского духа. Ильич должен проснуться и возглавить умы большевиков.
- Сейчас все умы на деньгах помешались, - сказал я. – Им не до идеологий. Зачем им Ильич?
- Даже в науке требуются идеологи. И даже которые наркоманы и алкоголики. Потому что, только прочитав «Как закалялась сталь» или «Повесть о настоящем человеке» можно покорить космос. Маресьев и Островский, между прочим, сидели на морфии.
- Так у них боли адские были.
- Вот! А у нас что? Лафа? Головокружение от успехов? Зажрались сукины дети! Нет уж! Дудки! Только превозмогая боль, и ежедневным упорным трудом можно достичь блаженства. Об этом ещё маркиз де Сад писал. А вы тут расселись на всём готовеньком и кайфуете. Сталина на вас нету! Эх, была бы моя воля… Я бы вас всех к стенке… бездельники…
Тут Джона опять неистово накрыло. Он кричал и бесновался, а иные хихикали и уходили. Потом его увезли.

За свою жизнь я попробовал от марихуаны до кактусов. Вместе с героином пришли и галлюциногенные грибы, по ним у меня куда более яркие воспоминания, спасибо Джону. У меня тогда  отключались эмоции негативного характера. Там, особенно в розовом периоде, происходит некая стабилизация по эмоциям. Ты один. Сам в себе. Ты одинаковый. Тебе нравится, как тебя медленно накрывает, мягко, нравится, как ты сидишь с сигаретой и засыпаешь, и просыпаешься с уже прожженной рубашкой. Тебе нравится от того, что ты куришь сигарету, и тебя еще больше накрывает, тебе нравится, что время полового акта увеличивается. На меня девушки, которые не понимали, под чем я, смотрели как на гиганта, они еле-еле от меня выползали. Нравилось даже чесаться, на героиновом сленге — чухаться. Умиротворение было на душе и не было никаких невзгод. А всё потому, что эндорфины притупляют неприятные ощущения, если уж говорить по-научному. Этот эндорфин — это один из четырех «гормонов счастья». С ним хорошо. Хорошо с серотонином, который делает нас счастливее и спокойнее. По кайфу с дофамином от которого появляется  чувство предвкушения чего-то приятного. Беда только в том, что у прожжённых наркоманов нулевой уровень собственных эндорфинов, следовательно употребив наркотическое вещество, они получают ту самую эйфорию, которую не получается достигнуть естественным путем. Но вскоре и этого мало, начальная доза перестает приносить те «замечательные» ощущения, которые ты испытываешь по началу. И для того, чтобы вернуть качественный «приход», приходиться увеличивать дозу. И когда доза становится слишком большой, а потребность в кайфе остается неудовлетворенной – начинаешь искать другие более сильные способы удовлетворить свою жажду эйфории. Да, это чревато, но опять же, кого это останавливает? Единственный страх, который постоянно испытываешь, когда крепко подсел – это остаться без дозы. Это только вначале кажется, что все под контролем: хочу - употребляю, не хочу – не буду, но тяга повторить говорит обратное. Раз, попробовав уже нельзя полностью стереть из памяти этот кайф, поэтому употреблять хочется все больше и чаще. К этим сраным «гормонам счастья» быстро привыкаешь, ведь мозг постоянно подсказывает, как хорошо после употребления. И именно поэтому бывших наркозависимых не существует, потому что наркота умеет ждать подходящий момент. Поэтому проверенный способ не стать наркозависимым – не пробовать наркотики никогда! Чего бы мог достичь Игорь, если бы не свихнулся? В одном он оказался прав: дерьмо действительно льётся сверху, из элит, из богемы, из творческой интеллигенции, из «золотой» молодёжи, из старых пердунов, и из законченных дегенератов. И, как правило, оный мейнстрим вылезает изо всех щелей именно тогда, когда они вновь пересматривают свои моральные устои и жизненные ценности. Закономерно, что со сменой парадигм в весьма благополучных семьях, где папы зарабатывают достаточно, чтобы мамы не работали, вдруг появляются дети оболтусы и наркоманы. Они откапывают какие-то книги, находят в них нужные мысли, и мода на декадентство снова возвращается. Эстетизм, индивидуализм и имморализм опять становятся во главу угла, в который в очередной раз они сами себя загоняют. Порнографические открытки, кокаиновый порошок, нигилизм и анархия с вызывающей наглостью выглядывают из их карманов. Низкопоклонничество перед Западом, у этой обожравшейся и одуревшей публики, так и лезет на самодовольном лице. Эти новые кокаинисты уже с нескрываемой брезгливостью превращают людей в быдло. В СССР они обзывали народ «совками». Я это видел, и это видели вы, но разница в том, что многие не хотели этого видеть, а значит, делали вид, что не замечают. Чем и потворствуют до сих пор разложению всего общества. Обычные люди, зная про это, молчаливо свыкаются, и опять приспосабливаются. За что собственно и предаются насмешкам, презрению и надругательствам. Неудивительно, что в такой атмосфере среди молодежи 70-х и 80-х годов активно распространялись мифы о прелестях капиталистического образа жизни. Неудивительно и то, что при Хрущеве в советскую печать можно было протащить даже условно реакционных авторов, предварительно покритиковав их образ мышления в предисловии. При этом писательский и кинематографический цеха формировали у советского человека абсолютно противоречивый образ собственной страны. С одной стороны, в СССР строилось общество потребления, а с другой - критиковалась буржуазная тяга к наживе. Но каким же образом увеличивать потребление, не стремясь к наживе? Как следовало советскому человеку воспринимать физические и эстетические блага у высшей касты? Как вознаграждение за трудовые успехи или, как элементарные взяточничество и воровство? Ведь как ни крути, а отмашка на отвязку человека от коллектива и на запуск потребления, была дана сверху. А значит, те, кто просто жил своей маленькой жизнью и хотел, чтобы ему не мешали это делать, жили правильно. Единственное, что требовалось от порядочного гражданина – это жить как все, не выпендриваться и не жрать в три горла. Но разве такова наша «сознательная и думающая» часть населения? Нет, не такова. Разве могла она об этом молчать? Нет, не могла. Тогда получите и распишитесь. Кто-то же должен был ответить за сталинские лагеря и за раскулаченных родственников.
- Кто должен? – спросит любопытствующий читатель.
- Народ, - отвечу я.

Массовый характер наркомания, стала приобретать в 80-ые годы. Эпоха сраного русского рока, войны в Афганистане и полной деградации коммунистического строя. К этому времени я уже окончательно опустился и кололся опием. Мы сами собирали с мака молочко. Тогда люди были без понятия, не знали, зачем нам мак. Приходишь к деревенской бабушке, говоришь: бабуля, у меня желудок болит, можно я пару головок сорву. Кто же откажет? Хотя конечно, приходилось и по ночам на огороды забираться. Сколько мы тогда повытаптывали один бог знает. Использовали обычный растворитель, с помощью которого руки от краски отмывают. Он нужен был для вытягивания опиума из маковых головок. С помощью нехитрых манипуляций из мака получался опий, а потом и героин. Хотя кто-то для этого использовал ацетон, но продукт получался грязным. А с помощью растворителя выходило очень чистым. Те растворители, из 70-80-х, идеально подходили для варки мака. А вот нынешние производят без прекурсоров в составе, и он не годится. Я тогда жил в семье наркоманов. Не в плане муж-жена, ячейка общества и всё такое, а в семье из любого количества разновозрастных наркоманов обоих полов. Варили в кастрюле, где растворитель просто тупо выпаривали. Сегодня, такая категория «варщиков», которая готовит вещество для личного употребления, для «семьи», или узкого круга людей, потихоньку ушла в историю. Тот контингент, скажем так «наркоманов-староверов», ещё лет двадцать назад, хоть как-то «заботился о своём здоровье», во всяком случае, варили мы из качественного, натурального сырья, которого сейчас попросту уже нет. Опять же повторюсь, для узкого круга употребляющих, а не в тех масштабах, как это происходит сейчас. А тогда, наиболее физически сильные, финансово ответственные и «морально устойчивые», определялись в заготовители сырья. Мы  были первыми челноками, прообразом наркотрафика того времени – ездили на юга, и жили по-ленински  в шалашах. Там же сушили мак, перебивали его, упаковывали в целлофановые мешочки, и трамбовали в чемоданы. Как наберём, так и домой. То советское время до сих пор вспоминается, как райское. Однако наркоманская судьбинушка скоротечна, и даже примерный семьянин довольно быстро превращался в никчемное дерьмо. Он уже ничего не мог – ширяться только, да гепатитом с сифилисом болеть. Но семья молоденького «старичка» не бросала и определяла его в «прокормыши». Когда в семье варили какое-то варево, то испытывали его всегда на этом организме. Если прокормыша цепляло без иных видимых последствий, то все дружно кололись – биопроба прошла успешно, ширево безопасное. Ну а если он загибался, то его вытаскивали ночью на детскую плащадку и бросали. Случалось и по-другому. Ходили слухи, что жмурика резали в ванной на куски, затем пропускали через мясорубку, а полученный фарш спускали в унитаз. Такое тихое исчезновение асоциального элемента гарантированно проходило без последствий. Ну, а битые кости можно было незаметно в сумочке вынести и за городом тихонько в костерке спалить. Только мне в это не верится, зачем вся эта кровавая и громоздкая возня, когда проще отнести на улицу или в подвал? Всё-таки мы тогда не зверьми были, и коллективизм нам был присущ, как и любому другому советскому человеку. Хотя чёрт его знает. Вот недавно вычитал, что 25 апреля 1956 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене судебной ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с предприятий и из учреждений и за прогул без уважительной причины». То есть, с лета 1940 года по 1956 год все, без исключения, советские люди были достаточно жестко привязаны к своему трудовому коллективу. И списывать данный факт только лишь на войну — значит слишком сильно упростить ситуацию. Проще говоря, уголовная ответственность за уход с предприятия воспринимался тогда не столько, как факт «угнетения» индивида, сколько как акт защиты коллектива от саботажа отдельных несознательных товарищей. То есть получилось так, что в 1956 году было принято стратегическое решение больше этот самый коллектив не защищать — отпустить индивида на все четыре стороны под предлогом того, что человек сам справится и самоорганизуется. В Указе так и было сказано: «В результате роста сознательности трудящихся, повышения их культурного уровня…». Но, что вышло на самом деле? Появились те самые саботажники с «высоким уровнем культуры» и с хищным оскалом капитализма. Эти «раскольники» испоганили всю идею марксизма и ленинизма. Убедили людей в том, что они живут не по-человечески. Хотя всё было совсем наоборот. И если сравнивать, то даже современная наркомания стала дорогим удовольствием, и эту заразу приватизировали Чубайсы. Вышло, оказывается, по Марксу и Ленину, обычные человеческие отношения переменились на товарно-денежные, как и следует по капиталистическому образцу. А тогда, те, кто шёл  налево, и начинал из-за своих шкурных интересов сбывать солому на сторону, таких из семьи изгоняли. Вы не поверите, но и у нас было равенство и братство. Те, у кого наркоманский стаж давал о себе знать – становился семьянином – хоть и мало на что годным и законченным доходягой. Но и таких не бросали. Этот прокормыш мог долго жить в семье без забот, его обеспечивали. Но были у него и обязанности: надо было формально ходить на работу, и быть прописанным на жилплощади, где он бережно хранил семейную «реликвию». Маковый урожай на главной блатхате не хранили никогда. Был и у нас такой. Работал сторожем на складе. За год он был на работе всего два раза, и оба раза, чтоб «притаренный мешок урожая» забрать. Его не выгоняли, так как по уговору начальник получал за него зарплату. Ну, а работа «по-лимиту» позволяла ему быть прописанным в общежитии, где он и хранил немного соломы на текущие нужды. Так и вёл свободно свою жизнь образцового «семьянина». Правда, иногда подрабатывал, торгуя соломкой по сезону. Стакан молотого на кофемолке мака стоил 10-25 рублей – смех, но уже к началу Перестройки, в середине 80-х, и в «межсезонье», цены взлетели до 100 рублей, что собственно и стало началом конца «наркомовской семейности». Опять оказался Ленин прав: «Капитализм подвергает сомнению устойчивость семейных отношений, когда туда приходит капитал». Вот так-то.

Когда лежишь в палате, много о чём думается и вспоминается. Как-то мы кипятили растворитель на паровой бане на газовой плите, представьте какой запах стоял! Этажом выше как раз тогда новая семья купила квартиру, родился ребенок… И они каждый день вызывали милицию. Когда приходили стражи порядка, я выбрасывал все в унитаз, резал шприцы, смывал туда же. Ругались сильно, надоел я им конечно до безобразия. Вот, после этого я и стал хитрить: брал электроплитку, закрывался в дальней комнате и там готовил. Потом проветривал. На кухне вытяжка, запах разносится по соседям, а из другой комнаты не так сильно. Варил и на чердаках – вариантов много. В кухне давно был черный обугленный потолок, да и вся квартира представляла собой печальное зрелище. Варево периодически вспыхивало. Однажды это случилось под Новый год: все загорелось, огонь перекинулся на занавески, и из оконной рамы вылетело единственное стекло. Когда ешь много таблеток, да еще и колешься, то, бывает, выключаешься из сознания... Мне удалось тогда потушить пожар, а на окно я кое-как прибил покрывало, и потом всю зиму так жил. Приехавшим пожарным сказал, что делаю ремонт, и они уехали. Обошлось. А так, в межсезонье, мы употребляли «стекло» – в основном морфий в ампулах. Купить его было очень сложно, при номинальной стоимости в 14-19 копеек, реально у друзей мы покупали за 5-7 рублей. Когда не было возможности купить морфий, перебивались коноплей. К тому времени я водил уже другую компанию, это были не дети благополучных родителей, а, в основном, уголовники, маргиналы. И понятия внутри компании были соответствующие. Время от времени меня донимала милиция, грозила привлечь по 209-ой «тунеядской» статье. Чтобы отвязались, устраивался ненадолго куда-нибудь на работу. Уже тогда я стал понимать, что с наркоманией надо рвать. Отношение с моими близкими ухудшались, и их надежды на моё блестящее будущее не оправдались. Из института меня вполне заслуженно и давно выперли. По началу, в финансовом плане я не бедствовал. Деньги тогда доставались легко. Зарабатывали на чеках Внешторгбанка. Скупали их по десять рублей, затем покупали джинсы за восемь «золотых» рублей, выйдя из магазина, тут же отдавали их за сто двадцать «деревянных». Потом научились сами шить поддельный «Wrangler» из вьетнамской мануфактуры. Правда, делали качественно, не хуже настоящих, а по субботам продавали. С десятка пар имели чистого навара, минимум, две тысячи рублей, а потом всё закончилось. Однажды наступает момент, когда кайфа мало. Помню, поехали к барыге, была тогда некая досада от того, что не мог нормально «расслабиться». И вот героин, стою я в ванной перед зеркалом, странное чувство было, ощущение необратимости. Попадаю в вену. Бах! Удар в груди, тепло начинает разливаться по всему телу. Эйфория. Хорошо так… И так я стал полноценным наркоманом. Жизнь завертелась с другого ракурса. Близкие окончательно отвернулись от меня. Последним, кто еще протягивал руку мне, был мой брат. Но однажды, когда я вернулся домой в час ночи, и он отказался открыть мне дверь. Благо у меня было куда пойти. Устроился на хорошую работу, так как связей было много. И как по накатанной — сплошные тусовки и прочее. Помню, был момент такой, оказался на квартире у героинщиков с большим стажем. Интерьер меня поразил. Голые стены, два кресла от автомобиля и матрас. Стал себя успокаивать. Со мной такого не будет. Я ведь все контролирую. Но сам же в этом засомневался. Как-то зашёл в церковь, и остался там на год. Перестал употреблять, молился… Потом, иду по улице, смотрю человек сидит, в нем сразу узнал своего, подошел к нему с предложением намутить героин. И все по-новой. В этом круговороте событий я снова устраиваюсь на работу, и с самых низов добиваюсь руководящей должности. Но зависимость все сильнее прогрессировала, приходилось колоться прямо на работе. В один из таких случаев произошел форс-мажор, у меня выпадает шприц из кармана, начальство видит это. Как в американских фильмах я собираю свои вещи, и ухожу. Тут и началось мое главное героиновое пике. За это время я успел неплохо заработать. Проще говоря, проблем с наркотиками не было, если быть точнее — с их наличием. Но так продолжаться долго не могло. Я проколол три машины и все свои деньги. Наступила эпоха бедности. Пришлось воровать, а иногда грабить людей. Бывало так, что я тратил кучу денег в месяц, но воровал хлеб в магазине. Если стоял выбор поесть или уколоться – естественно, кололся. Однако колбаса была, воровать ее проще было. Ресурсы таяли на глазах, в том числе — места на теле, для уколов. Колоться негде уже, вся ванна залита моей кровью, я ору, плачу, не могу найти место для укола, внезапно осознаю, что еще пах можно расшить. Столько радости я в жизни не испытывал. Вот раньше как было, новая машина в радость или любимая женщина. А тут пах расшил. Посмотри, какие горизонты новые. Ты разве не понимаешь?! Дальше больше, сел в тюрьму, спалили меня на воровстве. Самое, наверное, жуткое время, правда, на тот момент я прекратил употребление. В тюрьме вообще много чего страшного видел, там, в принципе, достать наркотики не проблема. Являлся свидетелем, как за чек героина делали минет. Позже я вышел, и все по-новой, опять уколы, опять ломки… В один прекрасный день решился уехать в глушь, в деревню. Хотел переломаться.

Но всё это глупая фантазия, одному с этой заразой ни за что не справиться. Я вообще уже не верю в то, что наркоманию можно излечить. Отказ от наркотиков происходит по не зависящим от медицины причинам. Просто так человек не отказывается от наркотиков, от кайфа. Зачем? В жизни все хорошо: есть близкие, которые о тебе заботятся, есть белая простынь, тарелка супа. И еще плюс кайф. Зачем что-либо менять? А вот когда исчезает и простынь, и тарелка супа, когда близкие от тебя отказываются, когда начинаются проблемы в социуме, и, не приведи Господь, впереди маячат статьи Уголовного Кодекса, тучи над головой сгущаются. Ты подходишь к краю пропасти и заглядываешь туда. И тут встаёт вопрос: прыгнуть туда или не прыгнуть? Ведь любой наркоман зависит от наркотических веществ не только в физиологическом плане, но и на психологическом. Вот и я под конец второй недели в деревне, ощущал, что в мозгах творится что-то неладное. До этого постоянно хотелось вскрыть себе вены, которые бешено чесались и зудели. Но всё равно, в мыслях я всё ещё искал очередную дозу, чтобы избавиться от этого синдрома. Я знал, что в городе варят «крокодила». Этот самый доступный и опасный наркотик тоже готовят на кухнях. По ящику судачили, что у местных только за два месяца этот дезоморфин  приобрел катастрофическую популярность. Лично я его не пробовал. Куда проще и безопаснее было самому всё сделать. Достать несложно – едешь на рынок и в течение часа приобретаешь необходимые прекурсоры. В соседнем с чебуреками павильоне, помню, всегда продавался мак. С утра уже наверняка стоит очередь человек десять... Остальное покупаешь в аптеке и строительном магазине. Вот и всё. Но видать отсутствие денег на нормальную дозу амфетамина приводит к «крокодилу». Даже я не знаю, что в нём. Знаю только что этот «продукт» являет собой жуткий коктейль дезоморфина с его метильным производным. Адская смесь убивает в несколько раз быстрее героина. Сесть на него можно сразу – после одного употребления, и при этом ломки снимает только сам «крокодил». Зато дёшево и сердито. Одного такого я видел, сидел на «крокодиле» где-то  пару месяцев, ноги почернели и стали отказывать. В итоге ему их ампутировали. Такой человек, по сути, зомби, спасти его нельзя, можно только продлить мучения. Суть в том, что эти «отчаянные крокодиловые головы», заживо гниют и живут при регулярном употреблении всего несколько месяцев, превращаясь в покрытую язвами, чешуйчатую рептилию. Но если «крокодил» хватают, говорит это о том, что варка наркотика набирает промышленные обороты. А кто там варит? Всё те же фармацевты-самоучки, где-то на съёмных квартирах, домах в глухих деревнях… может, у меня по соседству кто варит? Говорят, такие «повара» даже повысили квалификацию. По словам телевизора, если недавно кустарный дезоморфин был очень грязным, то теперь попадается лучше по качеству. Но результат тот же - дезоморфиновый кайф – это или быстрая смерть от передозировки, или просто затянувшаяся мучительная смерть. Как вам такая кухня? Хотя пугать этим наркоманов бесполезно. Я сам много раз был свидетелем передозировок. В таких ситуациях приятели просто выносили тело на лестничную клетку и, в лучшем случае, вызывали скорую помощь. И шли «торчать» дальше. Никого такая картина не остановила. Да и любая другая! Многие ВИЧ-инфицированы, однако никто из них из-за этого не переставал употреблять «дурь». Впрочем, я и сам не лучше. Вот закрыл глаза и вижу: иду к Огурцу. Вот грязный пол, вот игла и нету вен. Я судорожно ищу их, но их нет! Следы от инъекций практически везде, руки, ноги, шея, пальцы, но вен, которые ещё способны качественно функционировать, больше нет. Даже самые последние места, в которые раньше делались безжалостные уколы – подмышки и пах – ни на что не годны. И вот я со шприцом в руках, а колоть некуда. Мечусь, ору, тыкаю куда попало, но попадаю в пустоту. Я сделан словно из воздуха, чувствую себя, осознаю и думаю, что по всем канонам должно означать, что я существую, но меня нет! Дикая паника и страх, я не понимаю, почему ломота в суставах, если меня нет? Почему до сих пор я испытываю боли в животе, почему рвота и жидкий стул?! Но задней мыслью подсказываю, что я давно не ел и не спал. Я вообще не хочу жрать. Значит, я умер? Трогаю себя за нос – ощущаю его, щупаю волосы – чувствую, потрогал дверную ручку – дверь открывается, тогда какого чёрта меня нет?! И опять слабость, температура, пот, слюни и частое чихание. Ну, ведь вот он же я, всего полчаса назад я даже самопроизвольно кончил себе в трусы, не думая при этом о сексе, и не дроча в потолок, значит, есть во мне что-то настоящее и что-то твёрдое. Или было?…
- Открыл пах – открыл крышку гроба! – смеётся Огурец.
- Херня! – кричу я. – Многие оттуда начинают!
- Что и приводит к очень серьезным и необратимым процессам в организме, - улыбается Человек - зелёный овощ.
И я вижу, как моя кожа бледнеет, а вокруг глаз появились темные круги. Глаза потускнели, и с меня слетело ещё пятнадцать килограмм живого веса. Я жалок и невыносим. И всё из-за нескольких минут эйфории и пяти часов блаженства и удовлетворения. Несколько миллиграмм и будет абсолютно на все насрать, будет тепло, пропадёт боль, и мир снова окажется нормальным. Только маленький укольчик и всё образуется, появится легкость и беззаботность, никаких тебе переживаний, проблем, забот, и ответственности. И ты снова счастливый, крутой, и любвеобильный. И все люди братья…
- Братаны-ы, - говорю я. – Ау-у-у!
А в ответ тишина. Все братаны давно в могиле или в тюрьме. Тюрьма, кстати, продлевает срок жизни наркомана. За что я ей собственно и благодарен. После очередной отсидки просыпаюсь утром и не понимаю, что происходит, куда-то идти, и что делать. Зачем? В общем, около двух лет не употреблял. С отцом такой диалог еще был:
 - Пап я уже два года не колюсь.
- Представь, я шестьдесят лет не кололся.
Ну и начал бухать. Пил всё, что горит. Меня увольняли, опять устраивался, и всё продолжал пить. Не было радости в жизни. Я уже при помощи «фена» с бухла пытался слезть. Уже не получалось. Состояния было, что трясло. Невозможно так чтобы употреблять одно и не употреблять другое. Но я пытаюсь, и тяга к наркотическим средствам не исчезает и не становиться меньше. Что-то пошло не так. Я чувствую, что из-за разрушительного воздействия токсических веществ на клетки головного мозга, у меня явно стали проявляться симптомы шизофрении – визуальные галлюцинации, голоса в голове, и ощущение нереальности происходящего. Дай бог, если остаточные явления сохранятся ещё на 30-40 дней, хуже, если я свихнусь навсегда. Но где-то в глубиннее души я на сто процентов знал, что когда все это закончится, у меня будет возможность начать жизнь с нуля. Ведь в семье нет проблем с деньгами, у меня открыты все дороги. Остальные ребята из бедных семей, живут на копейки, у них максимум работать грузчиками, а я? Какого чёрта делаю я? Умираю. Собрался и вернулся в город.

Трезвость далеко не кайфовая штука. Она тяжелая по своей сути, по сравнению с употреблением, но в ней есть свои плюсы, она не сокращает твою жизнь и не превращает ее в безумие. Сегодня врачи говорят, что у 80% основную роль в развитии наркозависимости играет наследственный фактор и только 20% приходится на социальные причины. Получается, что те 80% прирождённые наркоманы, что им на роду написано торчать и опускаться на дно, что ничего не попишешь. А вот оставшиеся 20% - это сверхлюди, чистые арийцы, которые попробовав наркотическую заразу, не становятся тут же от них зависимы. В какой-то серии в «Следствиях ведут знатоки», следователь Знаменский признавался, что ради интереса тоже ширнулся, чтобы понять, в чём кайф. И не пристрастился. Ариец, однако. Вот и выходит, что только какие-то там социальные или личные проблемы могут загнать таких, как он, в объятья морфия и героина. Например, несправедливость, любовь, или рост цен на вставную челюсть. Помню, как эта несправедливость начиналась. В 88-м, по ТВ стали показывать какие-то новые программы, мосты с Владимиром Познером. Мы начали узнавать вообще о западной жизни. Нам словно стали отодвигать шторку, показывать, как люди там мыслят. То есть, начались какие-то такие маленькие попытки сближения, и мы узнавали про жизнь в США, нам это было важно – как там, в Америке? Да, до этого приезжала Саманта Смит, и что же произошло? Ядерная бомба никого из пионеров особо не волновало, важнее была Америка.
- Ребята часто расспрашивали меня об Америке, особенно о том, как мы одеваемся, и какая музыка нам нравится. Всем хотелось знать, как я живу, а иногда по вечерам мы говорили о войне и мире, но это казалось лишним, потому что все хорошо относились к Америке и уж, конечно, не хотели никакой войны, - рассказывала Смит про нас.
Мы все грезили Америкой. Тянулись к ней, как к богу, а потом просто благодаря ее мощной культуре - влюбились. В 1988 году уже собирались толпы в видеосалоны, чтобы насмотреться на американские фильмы, взахлёб читали диссидентов Довлатова, Алешковского, Войновича, Аксёнова и прочих евреев из США. Журналы «Юность, «Новый мир», «Звезда», «Октябрь» и другие, наперебой печатали про Америку, плохого Сталина, про несчастных Высоцкого и Галича, про всех невинно убиенных евреев, и про «мятежного» генерала Власова. Над страной летел огромный американский бубль-гум и пела группа «Комбинация»:

Американ бой, американ джой,
Американ бой фор ол из тайм.
Американ бой, уеду с тобой,
Уеду с тобой, Москва прощай…

Казалось, что именно там, за океаном, особая сказочная жизнь – без пустых прилавков и бесконечных очередей. Гонка вооружений, угнетение чернокожих, Афганистан – эти темы перестали интересовать обывателей. На первом плане уже были карьерные возможности и, конечно, товарное изобилие.  Вот оно, половозрелое общество потребления, о котором будет хлопотать после Фурсенко, готовое уже тогда было наброситься и растерзать за «Panasonic» и «Sony». В условиях, когда выехать за рубеж могли единицы, образ капиталистического мира формировался в воображении советского человека двумя путями: из СМИ и из надутого пузыря от жвачки «Дональд Дак» или «Турбо». Вполне возможно, именно эта двойственность породила и современное мировоззрение россиянина, в котором после окончательного краха советской идеологии вместо «хороших» нас и «плохих» капиталистов страна превратилась в Чубайсов и Лёней Голубковых. Какой же праздник был по всей стране, когда в Москве наконец-то появился «Макдональдс»! В последний раз столько народу выстраивалось в очередь разве что только на похороны Сталина. Люди буквально толпами ехали в столицу, если не поесть, то хотя бы посмотреть на знаменитый фаст-фуд. Доходило до того, что дети и взрослые вытаскивали из урн коробки от гамбургеров и картошки фри, чтобы только потрогать, почитать, понюхать и даже лизнуть американское диво. Ну, а как же иначе? Ведь в память самой читающей нации мира хорошо врезалась отечественная «Саманта Смит» - Катя Лычёва. Это её выбрали из миллионов детей, её отправили в Америку, где она на зависть всей стране объедалась в «Макдональдсе» вместе с клоуном Рональдом. Ей этого не простили. Катю на пике гласности стали обильно поливать грязью. Утверждалось, что ей доверили Америку только потому, что она была родственницей некоего партийного или государственного чиновника, чуть ли не министра иностранных дел Андрея Громыко. Злые языки говорили, что сама Катя не умеет говорить по-английски, что ею управляют взрослые дяди из идеологического отдела ЦК КПСС, что сама она - избалованная и капризная девица и много чего ещё. Зависть и злоба были просто невиданных масштабов. Вот как такое могло произойти? Что за поколение сменило Чапаева, Маресьева, и Гагарина? Откуда появилось это низкопоклонничество и жлобство? А потом начался 1991 год. В январе началась операция «Буря в пустыне», а рижский ОМОН штурмовал здание МВД Латвии, и все сидели у телевизора. А там шла передача Сергея Шолохова «Тихий дом» с Сергеем Курёхиным в главной роли.
- Ты, наверное, слышал, что Ленин тоже очень сильно любил грибы? – сказал Курёхиин.
- Слышал, - ответил Шолохов. – И что?
Мы тогда кайфовали втроём: Джон, Бэлла Краснова и я. Увидев знакомые лица, прибавили звук. Показали какую-то схему грибницы и броневика. И вдруг оказалось, что они абсолютно идентичны. Потому что во главе грибницы был гриб, а во главе броневика торчал знак вопроса. Потом появился кадр с Лениным на броневике. Поздно вечером это было, кажется.
- Когда я был в одном из главных мексиканских храмов, я обнаружил, что большинство фресок посвящены какому-то событию из истории Мексики, которое напомнило мне нашу Октябрьскую революцию, - вещал Сергей Курёхин. - Те же изможденные люди, вооруженные примитивными орудиями труда, которые свергают каких-то правителей... И тогда у меня возникла впервые мысль, что это зрелище, такое грандиозное, просто так сделать было невозможно. Его нужно было предварительно увидеть. То есть человек, какой-то гениальный ум, я бы даже сказал - сверхгениальный ум, увидел перед собой эти картины и потом старался их материализовать. То есть это, как наша революция – тоже грандиозное событие, вдохновлявшее целые поколения кинематографистов, ведь не зря же об этом написано столько книг.
- Не зря, - согласился я с телевизором.
- Когда-то я очень увлекался работами американо-мексиканского философа и писателя Карлоса Кастанеды о пути познания индейцев навахо, - продолжал Курёхин. - Эти индейцы принимали определенный вид кактусов и определенный вид грибов. Что это за растения? А это, дорогой мой брат Пушкин, мексиканский кактус «Lophophora Williamsi»!
- Из него, наверное, текилу делают? – сказала Бэлла. – Или сомбреро. Что ещё мы знаем о Мексике?
- Отнюдь, - ответил Джон.
– Этот кактус, - сказал Курёхин, - содержит в себе галлюциногенные вещества и вызывает сильнейшие галлюцинации, благодаря которым человек может увидеть совершенно невероятные картины, рельефно и красочно. Эти картины, как правило, массовые и глобальные.
- А причём тут Ленин? – спросил я. – Где Ленин, и где кактусы?
- Да! – всполошилась Бэлла. – Я вспомнила! Среди кактусов и мексиканских сомбреро жил Троцкий! Лев Давидович! Угадала?
- Почти, - улыбнулся Джон.
- Читая переписку Ленина и Сталина, - говорил дальше Курёхин,  - я наткнулся на фразу: «Вчера объелся грибов, чувствовал себя изумительно». У Кастанеды, наряду с кактусами, везде присутствуют грибы, которые вызывают совершенно такой же эффект, о котором я говорил. Перед взором человека проносятся гигантские сцены величия, сцены революции, сцены... В общем, у меня возникло впечатление, что и Ленин и Сталин уже видели до этого Октябрьскую революцию.
- Ты хочешь сказать, что Владимир Ильич однажды объевшись каких-то кактусов, учинил затем революцию? – ухмыляясь, спросил Шолохов.
- Боже, как романтично, - сказала тогда Бэлла. – Ленин и грибы.
- У нас в средней полосе существует эквивалент мексиканским грибам и кактусам, - кивнул Курёхин. - Это обычный мухомор. И то, что грибы - загадочная вещь, - это, несомненно. Даже в Массачусетском институте психологии, в лаборатории исследования свойств грибов, неопровержимо доказали, что по своим акустическим свойствам гриб - это радиоволна. То есть гриб - это материализовавшаяся радиоволна.
- То есть Ленин поймал волну? – сказала Бэлла. – Эка его торкнуло.
- Да, - на полном серьёзе продолжал Курёхин. - Федоров пишет, что грибы обладают непонятной нематериальностью. И даже Попов обратил внимание, что грибы обладают определенными радиосвойствами. Свойство мухомора в том, что если его начать принимать, то личность человека вытесняется личностью мухомора. Но внутри одного человека не могут существовать две личности, и уже доказано, что личность мухомора гораздо сильнее личности человека. То есть человек, принимающий мухоморы, потихоньку становится и грибом, и радиоволной.
- Вот это да, - удивился я.
- Джон, - сказала Бэлла. – Я тоже хочу стать радиоволной, но мухомором, это дичь полная.
- Ну почему же? – ответил Игорь. – Мухомором тоже хорошо.
- Фу, - сказала Бэлла.
- У меня есть совершенно неопровержимые доказательства, что вся Октябрьская революция делалась людьми, которые постоянно употребляли определенного вида грибы, - объяснял Курёхин. - И грибы в процессе потребления вытесняли их личность.
- Чушь, - ответил я засмеявшись. – Ты ещё нам про войну Гороха с грибами расскажи, ха-ха!
- Классный мультик, - сказала Бэлла.
– Вот как ты думаешь, - говорил Курёхин, - почему Ленин взял себе такой псевдоним?
- Существует несколько точек зрения, - сказал Шолохов. - От реки Лена, кажется.
- А вот и нет! – подпрыгнул на стуле Курёхин. - Я могу совершенно точно сказать: если прочитать имя «Ленин» справа налево, получится слово «нинеЛ», а точнее, «Нинель». Понимаете?
- Не-а, - ответила Бэлла.
Курёхин изрядно удивился непониманию Бэллы, он ещё секунду ошалело помолчал, а потом выдал:
- Дело в том, что я думал, что вы знаете. Просто Нинель - это знаменитое французское блюдо, приготовленное из грибов, приготовленное особым способом. Дальше, смотрите: вспомните замечательную фразу, которую Ленин говорил, слушая Аппассионату: божественная, нечеловеческая музыка. Само по себе это уже говорит о каком-то особом восприятии музыки - божественная, нечеловеческая музыка. Если ещё принять во внимание, что её написал Бетховен, а Бетховен, как вам известно, переводится как «грибной дух» - «бет» - «грибной», «ховен» - «дух», то тогда тоже возникает определённая связь. Понимаете, всё укладывается. Дальше - я хочу вам предложить знаменитый рассказ Хармса, который тоже, в общем, взят не с потолка. Вот, пожалуйста - короткий рассказ, который тоже практически подтверждает то, что я вам говорил. «Ленин в детстве очень любил грибы. Бывало, наберёт полную корзину, почистит, отварит и ест. Да столько съедал, что и Пушкин не смог столько съесть. Но больше всего Ленин любил мухоморы - большие, красные, как увидит, сразу блеск в глазах, весь сам не свой». Вот, пожалуйста, рассказ Хармса.
- Ну, ты даёшь! – зааплодировал я. – Следуя этим умозаключениям, я так же могу предположить, что когда в прошлом году Мавзолей закрыли на ремонт силами академии сельскохозяйственных наук по заявке института лекарственных растений, они собирали грибки на теле вождя. Которые, должно быть, явились реинкарнацией духа Ильича. Или, как сказал Серёга, личностью Ленина завладела личность грибков. 
- Именно! – обрадовался Курёхин. – Ну, наконец-то до тебя дошло!
Мы переглянулись. С нами неожиданно заговорил из телевизора Курёхин.
- Это что же получается? – сказала Бэлла. – Нас захватили грибы-мутанты? У власти находятся овощи?
- Грибы, Бэлла, - пояснил Сергей, – это не овощи. Они древнее динозавров, и  существовали ещё четыреста миллионов лет назад. Они являются одними из древнейших обитателей планеты, наряду с папоротниками. Но если гигантские папоротники, сохранившиеся с того же периода, значительно измельчали, то грибы, приспосабливаясь, видоизменялись и, похоже, все эти виды существуют и сейчас. А раньше, в палеозое, росли просто гигантские грибы, и они были крупнейшим организмом на суше.
- Как у Алисы в стране чудес, - сказала Бэлла. – Съешь кусочек – вырастишь, съешь с другого края – уменьшишься.
- Правильно, - сказал Курёхин. – Льюис Кэрролл знал, о чём писал. Грибы вызывают сильнейшие галлюцинации. 
- Надо как-нибудь попробовать, - сказала Бэлла.
Курёхин улыбнулся и вынул из кармана небольшой кулёк. Так мы и познакомились впервые с галлюциногенными грибами. Однако, как выяснилось после, это была программа, которую потом помнили десятилетиями, чистый постмодернизм, «стёб», где Курехин и Шолохов с серьезной миной доказывали, что на самом деле Ленин был грибом – многие, между прочим, приняли всё на веру. И путча ещё не произошло, а Ленина уже били и поносили.

Наркоман врет всегда. Есть очень правильная мысль, которую очень неплохо выразила в фильме про модель-наркоманку актриса Анджелина Джоли в роли героини Джиа: «Как узнать, что наркоман врет? Он шевелит губами». Про это я как-то обмолвился с соседом по больничной койке – Васькой, на что он с умным видом ответил:
- Эти же качества присущи всем профессиональным политикам и журналистам. Ложь – хлеб их насущный. И они не абы как лгут, а буквально жонглируют разными фактами и ложными аргументами, а потом умело делают из всего этого солянку «правды».
- Но это профессионалы, - сказал я. – Они на этом зарабатывают. А обычные пустобрёхи врут в наглую, и не краснеют. Мы же, после того, как у нас развилась абстиненция, начинаем употреблять наркотики и врать не ради эйфории, а ради уменьшения проявлений этого синдрома. Потому что в организме больше не вырабатывается эндорфин, который отвечает за чувство радости и удовлетворения.
- То же политики и журналисты, - сказал Вася. - В их организме не вырабатываются чувства стыда и совести, вот они и врут напропалую. Хотя болтуна можно вычислить по некоторым признакам. Например, хохол всегда говорит: "в Украине", русский же - на Украине. Поэтому, когда читаешь «русских» патриотов с хохляцким говорком, знай, что он болтун и подлец.
- Разве хохол не может быть русским патриотом? – удивился я.
- Не может, - отрезал Вася.
- Почему?
- Потому что он хохол. Гоголь писал по-русски, поэтому был русским, а эти «вукраинцы» даже в русской речи остаются хохлами. Я понимаю тех, украинцев, кто говорит с акцентом, но не понимаю тех, кто и пишет так же в газетах. Ведь написанное можно исправить, почему же хохломордые этого не делают? Разве чеченец будет писать журнальную статью со своим акцентом? Нет. Он напишет грамотно и по-русски, хохол же выпячивает своё «вукраинство» намеренно коверкая русскую грамматику. Он подчёркивает этим свою «незалежность» и «самостийность». Презирая правила орфографии и показывая неуважение к русским. Ещё хуже те, кто в знак примирения и солидарности это печатает и повторяет, будучи по рождению не хохлами. Поощряя, таким образом, мелкую и всё время фашиствующую душонку хохла.
- Ну, я хохол, и что? – сказал вдруг сосед справа. – Я что, не человек что ли? Я говорю и пишу «в Украине», но я не отделяю себя от русского мира.
- Вы из какой газеты будете? – спросил Вася.
- Я? Я не из какой, - удивился хохол.
- Значит, вы просто безграмотный человек, - ответил Вася. – Но если вы это делаете сознательно, то вы мерзавец. Это равносильно тому, если бы вы прилюдно насрали на мой порог. Вся политика и подлость хохла в этом и заключается – насрать ближнему. А русскому – тем паче.
- Погодите, Василий, - сказал третий сосед. – Ну, нельзя же так огульно, в самом деле…
- Можно, - перебил Вася. - Глядя на сегодняшнюю обандеренную Украину, давно накипела пора делать выводы. И они весьма неутешительные. СССР, к сожалению, развивал свои окраины, то бишь союзные республики, быстрее и лучше, чем центр, то есть РСФСР. Из-за этого у жителей окраин возникало ложное ощущение, что коль они живут лучше, значит они умнее, грамотнее и образованнее  русских. Это, в первую очередь, касается украинствующего элемента. Именно СССР дал вам достаток в виде каменных домов, автомобилей, бытовой техники и прочее. До 1939 года хохлы жили в землянках вместе с домашним скотом, со свиньями, и прочими курами. Русские дали вам всё. Вы же отблагодарили сносом памятников воинам Красной армии и установкой в каждом селе памятников Бандере, Шухевичу, Коновальцу и прочей фашистской мрази. Сейчас у Киева есть уникальная возможность восстановить справедливость и вернуться в досоветское состояние. Но уже без скота и сала.
- Почему без сала? – спросил хохол.
- Потому что скоро у вас не будет на это лицензии, - ответил Вася. – Вы так стремитесь в Европу, что забыли о том, что там держат свиней и растят бульбу только монополизированные и лицензированные фермерские хозяйства. Частному лицу, без разрешения властей, нельзя выращивать даже сорняк. Всё должно быть срезано газонокосилкой. Не приведи Господь, чтобы соседи услышали мычание коров или унюхали запах дерьма на вашем участке, - вам хана. Такой штраф выпишут, что мама не горюй. А то и в тюрьму посадят.
- Не несите пурги! – сказал хохол. – Там другие условия.
- На вы-то не другой, - сказал Вася. – Вы всё тот же. И мы для них всё такие же, русские и советские.
- Я не советский! Я…
- Хохол?
- Украинец, - ответил хохол. – Русский украинец.
- Тогда вы советский, - сказал Вася. – Потому что русский. И поэтому для них мы всегда будем империей зла. Понимаете? Хотите быть европейцем – нигде не говорите, что вы русский. Делайте как эти спортсмены, не выступайте под российским флагом. Отрекитесь от русскости навсегда, и может быть, вам дадут немножко пожить. Заметьте, что сейчас делается упор именно на это, а иначе никак.
- Знаете, - сказал сосед слева. – Мне как-то попалась статья некой англосаксонской биоархеологини, которая принимала участие в раскопках на Украине. Так вот она пришла к выводу, что хохлы больше потомки викингов, нежели русские. Потому что была Киевская Русь, а во всём мире признано, что многие викинги были русами. То есть русские, это не настоящие русские, а викинги, которые построили Киевское государство. Основываясь на этом, эта дура пришла к заключению, что мать городов русских была скандинавкой. А стало быть хохлы це Европа. И заслуживают места в НАТО.
- А кто был папой? – спросил сосед справа.
- Папа юрист, - ответил Вася, и все засмеялись.
- Вообще-то, - сказал я, - если они признали, что многие викинги были русами, то Англию и Париж грабили не норвежцы с датчанами, под кайфом чудодейственных грибочков, а многочисленные славянские племена.
- Да уж, - согласился Вася. – Мысль достаточно глубокая.
- Одно несомненно, Русь всё-таки киевской была, - сказал улыбнувшись хохол.
- Несомненно только то, что вы всё-таки хохол, - сказал Вася. – Как же вам греет слух, что-нибудь хохляцкое. Уважаемый, словосочетание «Киевская Русь» появился лишь в первой половине XIX века, а до этого везде Русь, Россия, Рутения и другие производные. Это только современные укроисторики сочиняют весь этот бред, в попытке приватизировать всю русскую историю. Мало того, что они подгоняют её под свои политические и националистические интересы, так они ещё и нагло врут, что только хохлы могут быть единственными и неповторимыми наследниками никогда не существовавшей фактически "Киевской Руси". Угомонитесь же уже, честное слово.
- А вы! – закричал хохол. – А вы не такие?! «Мы – русские, с нами бог» орёте! Вы-то чем лучше? Да вы в тысячу раз хуже! Чукчей чукчами обзываете, армян – хачиками, узбеков – чебуреками, таджиков – чурками, киргизов - чучмеками! Вы сами фашисты! Одни вы у нас умные! Суёте всем своего Пушкина и Достоевского, как святое писание, гордитесь Гагариным и Суворовым, а всем насрать! Вы понимаете, что всем чучмекам мира насрать на ваших Толстого и Репина! Но вы всё равно трезвоните о том, что вы великие! Ложь! Вы не великие, вы мелочь пузатая, вот кто вы! Что дала миру Россия? Какую модель смартфона или компьютера? Или может она изобрела интернет и мерседес? Ничего вы не дали человечеству кроме нефти и газа!
- Россия часто давала цивилизованному миру ****ы, - сказал Вася.
- Ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи!
- Вот видите! – согласился хохол. - Таким образом, никто не внес большего вклада в истребление человечества и людей на земле в разные исторические эпохи, чем русская нация! Вся совокупность жертв преступлений русских за их примерно тысячелетнюю историю превосходит всю сумму исторически зафиксированных жертв империи Александра Македонского, Римской и Османской империи за весь период их существования! А также примерное количество жертв в результате завоеваний Бату-хана и Чингиз-хана, Кира Великого, Наполеона Бонапарта и Адольфа Гитлера примерно в 3,4 – 3,7 раз! Учитывается, в том числе, геноцид русскими захваченных и порабощенных народов, включая самих себя, то есть - русских. Ведь никто с такой людоедской ненасытностью и аппетитом не пожирал русских, как сами же русские!
- Это кто же подсчитал столько жертв от Римской и Османской империй? – спросил я.
- Учёные!
- Какие учёные?
- Оценка производилась инициативной экспертной группой аспирантов исторического, философского, политологического, социологического факультетов Уральского Государственного Университета имени Горького в 1999 году, - отрапортовал хохол.
- Что за бред? – сказал сосед слева. – После Второй мировой подсчитать не могут, а тут после Чингисхана статистику нашли.
- А всемирный потоп тоже приплюсовали? – спросил Вася.
- Факт остаётся фактом, - сказал хохол. – Вы все фашисты.
- А ты точно сумасшедший, - сказал сосед слева.
- А что дал людям Иисус Христос? – спросил сосед справа.
- Причём тут Христос? – не понял хохол.
- Ну, он как бы тоже не строил мерседесов, - ответил сосед. – А человечеству дал многое. Не в прибамбасах значит дело.
- А вы не Христосы, - ответил хохол.


Я весь извертелся на подушке. Опять пошла глубокая депрессия и судороги. Хотелось снова шырнуться или закинуться колёсами, лишь бы не думать, лишь бы прекратить своё мучительное выздоровление.
- А-а-а-а! – застонал я.
- Я же сказала, чтоб не давали ему смотреть депрессивные или шокирующие передачи по телевизору. Лучше пусть смотрит позитивные комедии и телешоу, - сказал кто-то над головой.
- Они не хочут. Говорят, что там нет ничего позитивного, - ответила, видимо медсестра. – Пациент неизбежно прячется под одеяло или лезет на стенку.
- А вы пробовали «Уральские пельмени»? - спросил видимо лечащий врач. – Я сама их смотрю.
- Пробовали. Даже Comedy Club включали, а они начинают куксится.
- Что же им не понравилось?
- Всё.
- Странно. Молодой человек, вы что, в пещере воспитывались?
- В коммуналке, - ответил я.
- А-а, ну, тогда понятно, - обрадовалась врач. – Синдром «советского человека»!
- Как это? – удивилась медсестра.
- Элементарно. Советского Союза давно нет, но «человек советский» как социальный тип продолжает воспроизводиться. Эти особи на полном серьёзе считают, что «хомо советикус» был высокоморальным и высокодуховным человеком, ха-ха! Мы занимаемся этой проблемой уже тридцать лет. Ещё в феврале 1989 года мы впервые запустили исследовательский проект, позволявший проверить идею о том, что «человек советский» сформировался в ранние советские годы, когда только начали формироваться тоталитарные институты. Это поколение, сформировавшееся в условиях очень жесткого репрессивного террористического режима, которое и являлось носителем этой системы. Это человек, который родился примерно в начале 20-х годов, соответственно, как мы предполагали, уход этого поколения и был одной из причин краха этого строя. Наша гипотеза состояла в том, что с уходом этих рабочих и крестьян система начала распадаться, перестала воспроизводиться, и в начале 90-х годов это стало эмпирически подтверждаться. Идея состояла в том, что система будет меняться по мере появления людей, которые ничего не знали о том, что представляет собой советская жизнь с ее серостью и безнадежностью, идеологическим принуждением. Мы считали, что молодое поколение вырастет другим, более толерантным, ориентированным на свободу, права человека и рынок. Но оказалось, что гипотеза об уходе советского человека не подтвердилась, и он продолжает воспроизводиться.
- Ой, как интересно! – воскликнула медсестра. – Мой муж тоже из 20-х годов. Такой серый, что просто кошмар.
- Тогда мы начали задумываться: а что, собственно, удерживает его? Если отвечать развернуто, то история этой футуристической идеи связана с началом ХХ века. Она гласила, что наступает новый век, приходит новый человек, рациональный, с совершенно новым отношением к жизни. Ее подхватили большевики и стали реализовывать при помощи систем образования, идеологического воспитания, организации партии и государства, общественных институтов, которые и формировали этого индивидуума. Но что они пародировали? Не этого человека, а лозунг, идеологический проект.
- То есть, - додумалась медсестра, - «хомо советикус» это пародия?
- Совершенно верно. Советский человек – это циничный, двуличный, и апатичный негодяй, посмотрите фильмы Рязанова, там всё есть. Те данные, которые получили мы в этих исследованиях, говорят о довольно интересной конструкции этого субъекта, адаптировавшегося к репрессивному государству, научившегося жить с ним, и это чрезвычайно важно. Это человек, идентифицирующий себя с государством, империей, но в то же время понимающий, что государство его всегда обманет, будет эксплуатировать. Он понимает, что это система насилия, и поэтому всегда старается выйти из-под ее контроля. Это человек лукавый, двоемысленный, чрезвычайно настороженный, потому что эта система сопровождает его всю жизнь, прошедший через невероятную ломку и мясорубку. Поэтому он достаточно циничный, доверяющий только самым близким, находящимся на очень короткой дистанции, недоверчивый, боящийся всего нового и в то же время внутренне агрессивный. Астеничный, неспособный прилагать усилия в течение длительного времени, но склонный к импульсивным действиям, рывку. Идеологическая проекция этого феномена «рывка» представлена в массе фильмов позднего советского времени, например, «Коммунист». По сути, «человек советский» ориентирован исключительно на физическое выживание - и его собственное, и близких. Поэтому, если говорить о морали — как она понимается в современной европейской культуре, ее как таковой у него нет.
- Вы что несёте? – воскликнул я. – Это за это вам гранты выписывают с 1989 года? Чтобы оболгать народ? А ну брысь отсюда!
- Вот, - сказала врач. – На лицо дух лагерного коллективизма - «ты умри сегодня, а я завтра», когда можно идти на любые компромиссы ради выживания.
- Какой лагерь? – сказал я. - Какое «умри сегодня»? Вы часом с «хомо америкос» нас не перепутали? Или умышленно передёргиваете? У нас совершенно иные традиции, например, сам погибай, а товарища выручай!
- Вот, - кивнула врач. - К вопросу о том, почему мы вдруг так озаботились традиционными ценностями? Связано это с тем, что в начале 2000-х годов появилась необходимость показать преемственность нынешней власти к той, которая была раньше. Но эта мысль должна была на что-то опираться, и тогда возникла концепция, закрепленная в документе «Основы государства и культурной политики», заключающаяся в том, что здесь, в России, своя особая цивилизация. Не иудео-христианская, не какая-то другая, а именно такая, и в которой есть, в силу ее особенности, какие-то особые российские ценности. Все это нужно было для того, чтобы мобилизовать народ. И культура впервые со сталинских времен стала главным мобилизационным инструментом. Когда готовился этот документ, начались попытки сформулировать список этих традиционных российских ценностей. И тут нашла коса на камень. Был и один, и другой вариант… Чиновники, бюрократы — не искусствоведы, не культурологи, не социологи — пытались составить этот список, и у них ничего не получалось, выходили какие-то общечеловеческие ценности. Потом в одном из списков попалась ценность «целомудрие». У нас есть такие традиционные ценности, как уважение к государству, семейные ценности и целомудрие… Что за ценность такая? Тогда они решили не заморачиваться с перечнем этих традиционных российских ценностей, а просто говорить, что они есть. И когда нам что-то не понравится, например, опера «Тангейзер», мы просто объявим, что оно не соответствует этому документу. В чем? Не соответствует, вот и все. Таким образом, совершенно не заботясь о том, чтобы действительно дать обществу какие-то новые ценности, они тупо решили использовать этот концепт в целом.
- У вас к кому претензии, дамочка? – сказал я. – К РФ или к СССР? Причём тут опера «Тангейзер» и советский человек?
- Россия преемница СССР, - сказала медсестра. – Значит, претензия к Путину. Он из КГБ.
- Совершенно верно, - улыбнулась врач. - Наш нынешний режим развернут в прошлое, он пытается легитимизировать свое состояние через апелляцию к мифическому, никогда не существовавшему прошлому. Тысячелетней России никогда не было — не в плане территории, а в культурном, языковом, социальном планах. Вы бы не смогли понять, что говорит человек не только XVI, но и XVII века. Существовал очень сложный меняющийся социальный механизм, и говорить о некоем единстве тут очень трудно. И здесь можно только постулировать, что у нас якобы было великое прошлое. Хотя на самом деле, у Ивана Грозного, Сталина и Путина только их вертикаль власти оказывается абсолютной ценностью. Более того, именно они и их институты оказываются источниками и духовности, и морали. А любое утверждение самоценности отдельного человека, его субъективной жизни, вызывает раздражение и сомнение в лояльности власти. Поэтому апелляция к «светлому прошлому» является необходимым условием для легитимации вертикали власти и существования подконтрольного общества, защищающее себя от всякой критики, анализа и прочего. Но постоянное обращение к прошлому является и обращением к тем его свидетельствам, документам, в которых вроде бы были какие-то ценности. Например, к «Моральному кодексу строителя коммунизма». «Это же прямо Нагорная проповедь Христа, увидите эти два текста и не найдете отличий». Но если вы возьмете эти два текста, то поймете, что у них нет вообще ничего общего. Федор Бурлацкий написал этот «моральный кодекс» за пару часов, после большой пьянки, когда поступило соответствующее указание от Никиты Сергеевича Хрущева в 1951 году. Там были действительно прекрасные вещи, которые все знают прекрасно. «Один за всех, и все за одного!» — но откуда это? Это точно не Христос и не Моисей. А это был неофициальный лозунг Швейцарской конфедерации! А потом эту фразу прославил в романе «Три мушкетера» Александр Дюма, и никаких более серьезных источников у нее нет. Я пытался найти, готовился, думал, может чего-то упустил? Нет, не упустил. В 1986 году на XXVI съезде КПСС «Моральный кодекс строителя коммунизма» изъяли из программы партии, остались только тезисы о «моральном развитии». И вот нам говорят: давайте-ка вернемся к этому самому кодексу — и частично так и происходит. А ведь если брать суть христианства, по крайней мере, такую, которая описана в Нагорной проповеди, то это непротивление злу насилием. «Блаженны нищие духом» — это совсем не «Моральный кодекс строителя коммунизма».
- И что? – взволновался я. – Что вы хотите сейчас доказать? Что ничего своего у России нет, и не было? 
 - Совершенно верно, - опять улыбнулась врач, но уже шире. - Как люди в наших опросниках описывают себя? Мы спрашиваем их: какими словами вы описали бы себя, россияне? Отвечают: мы простые, терпеливые, гостеприимные, миролюбивые, добрые. Здесь очень важны два слова: простые и терпеливые. Простые — это значит прозрачные. Но для кого? Терпеливые — к чему? Что за сила заставляет нас терпеть и страдать? Это становится главной характеристикой нас как общности. Мы — народ страдальцев. Это важнейшие характеристики, приукрашивающие себя, компенсирующие свое чувство зависимости и неполноценности. Неполноценности не в смысле недостатка чего-то, а в смысле недооцененности, униженности, уязвимости перед властью. У нас есть целый набор таких самоописаний. Немцы, скажем, описывают себя совершенно по-другому: дисциплинированные, трудолюбивые, держащие свое слово, чистоплотные, спортивные, энергичные, воспитанные и прочее. У нас список совершенно другой. Хочу одно заметить: советский человек — это не этническая характеристика. Точно такие же характеристики, которые мы получали на опросах по всему бывшему СССР, воспроизводятся в исследованиях других социологов. Скажем, в работах польского социолога Ежи Мачкова описываются точно такие же характеристики в Восточной Германии, Польше и Чехии. Но все же некоторые отличия есть, как мне кажется. Потому что даже в некоторых частях Западной Украины, которые не были под властью Российской империи, все устроено несколько по-другому, да и в Прибалтике тоже. Россия пережила беспрецедентный в истории цивилизации уровень насилия по отношению к личности, в особенности в первой половине ХХ века, и это насилие продолжалось даже во времена оттепели. Короче говоря, это очень сильно отразилось на характеристиках «хомо советикус». Абсолютно ненормативные вещи воспринимаются обществом как норма. Общество очень быстро все забывает — уровень советского гипернасилия приучил его к тому, что никто не распоряжается своей судьбой. Мы «простые, добрые, гостеприимные», но на вопрос, проходящий через целый ряд международных исследований, о том, можно ли доверять большинству людей, 80 процентов утверждают, что нет. Скажем, в скандинавских странах картина абсолютно иная. Там люди — от 70 до 80 процентов — говорят, что людям и институтам можно доверять, так как они сами включены в эти отношения, эти институты подконтрольны им. У нас ситуация резко отличается. Мы находимся в нижней, крайне неблагополучной, трети списка стран: Доминиканская Республика, Чили, Филиппины… В общем, стран, прошедших через этнические или конфессиональные социальные конфликты, поэтому тут с доверием очень сложно.
- Слушай-ка сюда, гадина в тапочках, - закричал я. – Я тебе сейчас в морду врежу, если не прекратишь врать!
- Василий! – закричала медсестра. – Убивают!
Прибежал могучий Василий и повалил меня на кровать. Он посмотрел на врача, и та подала знак, чтобы меня привязали.
- Ну, что тут поделаешь, наркоман же, - вздохнула медсестра.
- Я всё прекрасно понимаю, я же врач, - сказала врач. – А вы, голубушка, быстро среагировали. Так ваш муж тоже из 20-х годов, говорите?
- Да. Он такой серый, что стыдно бывает…
Дальше я ничего не слышал. Они ушли.


Это произошло совершенно непонятным образом, но всё-таки случилось. Конечно, я понимаю всю абсурдность ситуации, но каково событие! Сижу я на унитазе, готовлюсь к заключительному залпу, как вдруг на рулоне туалетной бумаги, которая носила название альпийского цветка Эдельвейс, показались ручкой написанные слова: Wehrmacht – Packung. Chemish reines Klosettpapier.
- Какого чёрта! – изумился я. – Психи, что ли прикалываются?
Единственное, что я понял, так это немецкое «Вермахт», рядом с которым красовалась знаменитая эмблема с птичкой и со свастикой рейха. Ну, точно псих какой-то здесь развлекался. И как эта бумага из якобы Третьего рейха так долго провалялась в этом богом забытом сральнике? Стало интересно, что делали здесь Вооружённые силы нацистской Германии? «Срали», - промелькнуло в голове. Пощупал, помял и стал отматывать «Klosettpapier», а там появилось продолжение. Причём написано было по-русски и детским корявым почерком: «Уважаемый мистер Гитлер. Меня зовут Саманта Смит. Мне десять лет. Поздравляю Вас с Вашей новой работой. Я очень беспокоюсь, не начнётся ли ядерная война между Германией и Соединёнными Штатами. Вы собираетесь проголосовать за начало войны или нет? Если Вы против войны, скажите, пожалуйста, как Вы собираетесь помочь предотвратить войну? Вы, конечно, не обязаны отвечать на мой вопрос, но я бы хотела получить ответ. Почему Вы хотите завоевать весь мир или, по крайней мере, нашу страну? Бог создал мир, чтобы мы жили вместе и заботились о нём, а не завоёвывали его. Пожалуйста, давайте сделаем, как он хочет, и каждый будет счастлив».

Скажу честно, такого я не ожидал даже в собственных галлюцинациях. Что за псих написал всё это? Зачем? Причём тут вообще Саманта Смит? К тому же я помнил Саманту Фокс и её сиськи, но Саманта Смит, кто такая? Однако её имя мне показалось чертовски знакомым, и я стал вспоминать. Помню, что Фокс в 80-х буквально взорвала мозг миллионам онанистов своими откровенными снимками. Плакаты с ее улыбающимся милым личиком и шикарными сисяндрами украшали многие стены и комнаты. Видеокассеты с ее концертами крутились в каждом доме, у кого имелся в семье видеомагнитофон. И только спустя годы я узнал, что Саманта была законченной лесбиянкой и прожила в гражданском браке с какой-то бабой, пока, конечно, та не окочурилась. Забавно, а какую роль Саманта играла в отношениях, «коблы» или «ковырялки»? Впрочем, над этим я думаю сейчас, а тогда я думал про Саманту Смит. Ведь было же что-то знакомое в этом имени. В голове вихрем пронеслись Саманта Фокс, Сандра, Сабрина, Модерн Токинг и Kiss. Что-то их объединяло. «80-е года!», - допёрло до меня. Рулон выпал из рук и размотался. Гляжу, а там ответ написан. «Ещё один псих», - подумал я. Наклонился, поднял с пола бумагу, и начал читать уже волевой мужской почерк: «Дорогая Саманта! Получил твоё письмо, как и многие другие, поступающие ко мне в эти дни из твоей страны, и из других стран мира. Ты пишешь, что очень обеспокоена, не случится ли ядерная война между двумя нашими странами. И спрашиваешь, делаем ли мы что-нибудь, чтобы не дать вспыхнуть войне. Твой вопрос — самый главный из тех, что мог бы задать каждый думающий человек. Отвечу тебе на него серьёзно и честно. Да, Саманта, мы в Третьем рейхе пока не думаем начинать войну между нашими странами. Наш главный удар сейчас все-таки направлен на Советский Союз, и пока вопрос с русскими не решен, строить дальнейшие отношения с США я предоставил японцам и своему флоту. Тут стоит заметить, что я никогда не был почитателем военно-морских сил своей державы и не понимаю ее проблем. Вот на суше – я герой, а на море – трус. Плыть до вас далеко и невыносимо скучно. Поэтому спешу тебя заверить, что распространяемые повсюду слухи о том, что Германия собирается напасть или оккупировать Америку, являются самыми обыкновенными фальшивками и грубой ложью. Такие слухи, если рассматривать их с военной точки зрения, могут быть порождены только больным воображением. На Восток, и только на Восток должны устремляться взоры нашей расы; сама природа указывает нам этот путь. Сила характера выковывается только в здоровом климате. Перенесите немца в Киев, и он останется настоящим немцем. Перенесите его в Майами, и он станет дегенератом, иными словами, американцем. Да, американцы – это люди с куриными мозгами. Твоя страна – карточный домик, выстроенный на шатком основании материального благополучия. Американцы живут как свиньи, хотя и в очень роскошном свинарнике. Ваша свобода слова, засилье евреев, капиталистический материализм достойны презрения. Ваша страна, находится в состоянии упадка, её раздирает на части расовым и социальным неравенством. Мне в тысячу раз больше нравится Европа. Америка вызывает у меня лишь ненависть и отвращение, полуеврейская-полунегритянская страна, где все основано на власти доллара. Монстр – вот подходящее для Соединенных Штатов определение. Тем не менее, я убежден, что США не будут участвовать в войне в Европе, а ее помощь – это лишь ширма, скрывающая собственные имперские амбиции Америки. Да и ни к чему вам это, ибо немецкий солдат, вне всяких сомнений, гораздо лучше американского, и ни одному янки не удастся ступить на европейскую землю. Мне кажется, что это — достаточный ответ на твой второй вопрос: «Почему вы хотите завоевать весь мир или по крайней мере Соединенные Штаты?» Ничего подобного сейчас мы не хотим. Я всегда говорил: нужно избегать войны на два фронта.
P.S. Думаю, что Геринг и Гиммлер – предатели, вся надежда на Дёница, Геббельса и Бормана. В остальном же, приглашаю тебя, если пустят родители, приехать к нам, лучше всего — летом. Узнаешь нашу страну, встретишься со сверстниками, побываешь в Гитлерюгенде. И сама убедишься: в Третьем рейхе все — за мир, дружбу и жвачку. Спасибо за твоё поздравление. Желаю тебе всего самого хорошего в твоей только что начавшейся жизни. Твой Адольф Гитлер».
- Однако, - сказал я, и вытер жопу газетой, кем-то предусмотрительно здесь оставленной.
Klosettpapier было жалко.



В палате я ещё немного подумал: не иначе про Саманту Смит я слышал в школе. Но и про Саманту Фокс я узнал там же. Выходит, что школа мне многое дала. Я даже предположил, что Гитлер не мог встретиться с Самантой из-за её, то ли еврейской, то ли английской, фамилии. Ведь «смит», как я помню, означает кузнец на идише. Хотя я где-то видел фото Гитлера с девочкой. Может это и была Саманта Смит? Не знаю, дальше, я тупо лежал и не думал. На потолке появился Мартин Борман, который стоял со шприцом в руке и улыбался. Хотя я отчётливо помнил, что в правящей верхушке нацистской Германии был только один наркоман – Геринг. А Гитлер? А Гитлер, говорят, страдал навязчивым пердежом. Эхо Первой мировой и необузданное увлечение вегетарианством, потому и потреблял огромное количество препаратов против газов. Потом Борман ушёл, и перед сном проскочила мысль, что Саманту Смит родители всё же могли отпустить в фатерляндию, чтобы посмотреть на Гитлерюгенд. Ведь Гитлерюгенд мог предложить ей весьма привлекательные возможности для времяпровождения. Пострелять по полосатым евреям, например. Помню, мне тогда представились узники Бухенвальда с пейсами и в полосатой робе. Они окучивали картошку, и собирали в ведро таких же полосатых колорадских жуков. А потом они их жгли. А те горели. А люди опять подумали, что жгут евреев. Шесть миллионов колорадских жуков погибло в застенках Бухенвальда. Ужас. И вот Саманта Смит. Лагерный костер, вечерняя романтика, песни под гитару, создают чувство коллективизма и командный дух. Все вместе они сидят вокруг костра и поют песни. А в темной ночи над нами сияют безупречные звезды и потрескивают колорадские жуки. «Захватывающее чувство, которое невозможно забыть», - как рассказывали мне в детстве про наши пионерские лагеря. «Из нас регулярно вытравливали человечность и представления о гуманности», - читал я уже воспоминания про фашистский Гитлерюгенд. И было понятно, что там, в Гитлерюгенде, был востребован тип активного, дисциплинированного юноши, который восторженно воспринимал порядки режима, не задумываясь над их сутью. Воспитывалось послушное поколение - пушечное мясо для гитлеровской войны. Из некоторых выращивались господа. Они должны были стать новой руководящей кастой всемирного рейха — гауляйтерами, полководцами, вождями буквально во всех областях и профессиях. Они должны были быть суровыми, властными, исполнительными и деятельными — будущие руководители современной Европы. В школах имени Адольфа Гитлера, национал-политических воспитательных учреждениях, рейхсшколе НСДАП, режим хотел вырастить способных исполнителей, которым в качестве наследников Гитлера должно было бы принадлежать будущее. Детей муштровали, обучали военному делу и формировали их мировоззрение. Они были обязаны «верить, повиноваться и сражаться», выполнять роль политических бойцов. Молодые люди, привлеченные возможностью заниматься различными видами спорта, устраивать насыщенный досуг, иметь перспективную карьеру в дальнейшем, поступали в элитные интернаты. Там в них воспитывали безусловную преданность режиму. Во время войны выпускники гитлеровских школ зачастую становились фанатиками. Выжил лишь каждый второй. Удивительно много выпускников этих заведений легко сделали карьеру при демократии — в экономике, публицистике и дипломатии. Девушки Германии должны были быть в высшей степени старательны, послушны и прежде всего, быть готовы к исполнению роли матери будущих солдат. Быть машиной инкубатором для воспроизводства человеческого резерва для военных целей. «Девичьим предназначением» называло эту функцию руководство Союза германских девушек. Зачастую аббревиатуру «BDM» насмешливо трактовали как «Будущие германские матери» или «Трахни меня, мальчик». И многие женщины очевидцы до сих пор не могут соотнести свои субъективные воспоминания и реальные исторические факты. «Это было прекраснейшее время в моей жизни», - вспоминают они. «Девушки Гитлера» стали сегодня бабушками, а многие и прабабушками. После войны они восстанавливали из руин оба немецких государства, но что навсегда осталось в их душе? Значительная часть опрошенных «девушек из СГД» признает большое влияние эмоционального аспекта. «Он был отцом для всех», «Это было как глубокая внутренняя любовь», «Я воспринимала его как бога». Девушки, в том числе были среди авторов любовных писем типа «дорогой фюрер, я хочу ребенка от тебя», которые тысячами приходили в рейхсканцелярию. С одной стороны это явление можно признать исключением из нормы, но с другой стороны оно является безусловным доказательством в пользу существования подобного коллективного чувства. А было ли нечто подобное по отношению к Ленину или Сталину? Полоумных всегда хватало, однако разница в том, что в СССР не учили людей убивать, ни в школах, ни в училищах, ни на партсобраниях. Сам факт пропаганды интернационализма в нашей стране исключал существование всякого нацизма и превосходства одних над другими. Вот на этом месте я и проснулся. Лежу, хлопаю глазами и не верю самому себе. Какую же злую шутку сыграла со мной память. Я забыл девочку мира – Саманту Смит. Ох, уж эти сиськи Саманты Фокс! Да, я вспомнил её. Вспомнил, что писала она Андропову, что ездила в «Артек», что умерла в тринадцать лет, разбившись на самолёте вместе с отцом. Но почему я забыл? Отчего в голове сложилась такая каша из имён, дат, и сисек Саманты Фокс? Наркотики? Да, но не совсем. И чует теперь моё сердце, что эта подмена воспоминаний произошла неспроста. Кто-то умышленно напичкал меня лживой памятью.
- Все на ужин! - раздалось в этот момент из коридора.
Только потом я узнал, что это кричал дурачок Валера.




Смял всю эту писанину и выкинул в окошко…


Рецензии