Галю, моя, Галю!

 

                Быль.

    За три часа до прихода поезда в Таганрог из воюющего Донецка, Лене был сделан звонок от давней подруги, живущей в Москве.
   - Лена, моя мама звонила, ее посадили в поезд. Я не знаю, что у них с отцом случилось, она молчит, просто назвала номер поезда и сказала, что их везут куда-то на Урал. Я в Москве, ты же знаешь! Я не успею доехать до Ростова, чтобы снять, боюсь, мы можем разминуться… Где потом я ее буду искать? Прошу тебя, сними ее с поезда в Таганроге,  пусть побудет у тебя, я приеду, заберу домой. Ей 82 года. Спрашивала про отца, она молчит.

    С фотографии в телефоне,  на Лену смотрели улыбающиеся родители подруги. Преклонных лет мужчина с небольшим животиком, в майке, обнимал за плечи свою подругу - маленькую, хрупкую женщину в цветном халате и голубых тапочках. Над ними цвела вишня, а на  заднем плане  возвышался большой белый кирпичный дом.

   Елена зашла в первый вагон, ей в нос ударил резкий запах немытых тел, мочи и чуть различимой гари. Люди сидели, лежали, кто-то что-то жевал, кто-то смотрел в окна.  Она громко крикнула -

    – Соболева Галина Петровна есть?! Внимание пассажиров обратилось  в  ее сторону. Но все молчали.  - Какой-то мужчина сказал  –

   - ты беги по вагонам быстрей, а то не успеешь, мы скоро тронемся.

   И она побежала, оглашая свою цель во весь голос!  И только в пятом вагоне она увидела ее. Галина Петровна сидела у окна, бледная, изможденная , похожая на безучастную ко всему египетскую мумию. Худенькое, изборожденное морщинами лицо, ничего не выражало. Тонкие пальцы прижимали к груди большую металлическую фляжку с водой. Зеленая куртка была исполосована темными  подтеками. Маленькие  стопы в грязных ботинках  прикрывал  теплый байковый халат.

   На вопрос Лены, она ли Галина Петровна Соболева? Женщина  удивленно подняла глаза. В них затеплился интерес, - кто здесь может ее искать? Кому она вообще может быть нужна? Лена схватила Галину Петровну за руки, -

   - дорогая, вы  не бойтесь, мне звонила из Москвы ваша дочь. Я ее близкая подруга, она просила снять вас с поезда, чтобы вы не уехали невесть куда. Она завтра приедет и заберет вас домой. У вас есть вещи?

   – Нет,  только это? –

   -  Давайте, я понесу эту фляжку?-

   – Нет, я сама. -

   - Тогда, пойдемте за мной? -  Женщина молча кивнула и последовала за Еленой.

     Галина  безучастно сидела в ванной, наполненной душистой теплой водой. Лена мягкой губкой, как ребенка, нежно массировала ее немощное худенькое тело, размачивала слипшиеся длинные волосы и промывала душем. Закончив процедуру, закутала в махровое полотенце, а затем, в свой банный халат.

   - Дорогая, моя, пойдемте кушать.  -

    Женщина молча кивнула и послушно проследовала в кухню. Лена была хорошей хозяйкой, она за два часа до поезда, успела налепить вареников с творогом, и теперь, они дымящиеся и пахнущие сливочным маслом стояли на столе, с баночкой свежей сметаны.

   Глина Петровна удивленными  и странными глазами смотрела на это блюдо и не двигалась. Лена не могла понять, что происходит.

   – Пожалуйста, кушайте!

    Она сама наложила в ее тарелку горячих вареников и сдобрила их хорошей порцией  сметаны. Женщина медленно взяла в руку вилку, наколола вареник, поднесла к губам, укусила и замерла на месте, уставившись куда-то вперед, в район стены… Из ее глаз начали медленно течь слезы. Она жевала кусочек вареника и плакала, и этим льющимся из глаз потокам не было конца.

   Довлат Федорович и Галина Петровна прожили вместе более пятидесяти лет. Он был старше ее всего на два года. Выстроили добротный каменный дом. Вырастили дочь, умную, талантливую, которую увез в Москву полюбившийся ей гарный парубок. Галина любила поворчать на мужа. И он всегда с улыбкой и сожалением отбивался от нее словами,-

   - Ох, Галю, моя, Галю!

   И она не выдерживала, смягчалась, отмахивалась от него с улыбкой, и ее раздражение улетучивалось, как дым от его папироски. Они были счастливы, они были безконечно счастливы вдвоем.

   А потом началась война, долгая, затяжная. Где-то там постреливали, где-то там , как ходили слухи, были потери убитыми и ранеными. И так все восемь лет. Было не очень с продуктами, но у них были курочки, был сад и огород. Дочь пыталась уговорить их уехать из под  Донецка, но Довлат  был категорически против.

   -  Галю, ну, куда мы от своего гнезда на старости лет? Кому и где мы нужны? Сколько положено, столько и проживем. И она соглашалась. И все было терпимо до февраля. А потом начались кошмарные  обстрелы.

    Их частный сектор в пригороде начал пустеть, те, у кого были машины прорывались на них в Россию. Прорываться было смертельно опасно, украинским военным дано было задание расстреливать на месте убегающих из своих домов жителей. Для них, все, кто не против России - враги и сепаратисты. Постепенно, разрушения в поселке стали просто устрашающими. По ночам по селу бродили мародерствующие украинские солдаты в поисках брошенного барахла и других ценностей, и чего-нибудь вкусненького. Продуктовые магазины закрылись, не работали и аптеки.Поначалу, еще в кранах была вода. А потом, когда украинские военные разбомбили насосную станцию, воды не стало. Единственное, что еще работало - было электричество и сотовые телефоны.

   Спать дома было страшно. Они с мужем уходили в подвал, закрывались на металлический засов и пережидали ночь. Так прошли  недели. Они открывали заготовленные на зиму банки с компотом и пили живительную влагу, ели маринованные помидоры и огурцы. Хлеба не было. Она потихоньку днем, на костре варила оставшуюся в кухне крупу. Но, и это было очень опасно. Днем бомбежки продолжались.

     Однажды утром, выбравшись наверх, они увидели половину своего дома разрушенной. Очень хотелось хлеба и еще больше воды.Пригород  стоял совершенно вымершим. Ходить по знакомым было  опасно. Исходя из того, что в поселке прекратили подачу электроэнергии, всякая связь с городом и информация - что кругом происходит, была утеряна совсем. Нужно было выбираться из этого мертвого места, им уже в открытую грозила голодная смерть. Дорога в город была открыта, но они не знали, кто сейчас ею владеет, и кто может встретиться им на пути. Довлат Федорович сказал жене, что они в последний раз переночуют в своем родном полуразрушенном доме, вернее в подвале, и будут выбираться к своим.
 
     Ранним утром они проснулись. Муж взял маленький рюкзачок, в который она умудрилась положить, найденные в развалинах кое какие теплые вещи, его паспорт и немножко оставшихся от мирных времен денег. Свой же паспорт она зашила во внутренний карман своей теплой зеленой куртки. Есть и пить было совершенно нечего. Во рту горчило и пекло - она знала, что это печень дает о себе знать.

    Довлат Федорович сказал, что идти они будут вдоль домов, маленькими перебежками. Он будет проверять часть пути один, а потом возвращаться за ней. Она, всегда послушная мужу,  согласилась. Одев на себя рюкзак, он первым выбрался из подвала. Подав ей руку в помощь,  обнял ее. Сердце у Галины больно защемило.
   – Довлат, пойдем сразу вместе? Я не хочу ждать. Не оставляй меня одну?  –

   - Галю, моя, Галю! – нежно  сказал он, погладил по щеке и шагнул в ранний рассвет.

   Галина наблюдала из за развалин, как его фигура медленно двигалась вдоль домов, и вдруг,  раздалась короткая автоматная очередь.Фигура мужа пошатнулась и упала. Резкие крики и смех раздались вслед за очередью. Галина вскрикнула в ужасе, и кулаком заткнула себе рот. Две фигуры военных подошли к телу мужа. Они снимали с него рюкзак и о чем-то весело переговаривались по-украински. Повытряхивали из него вещи, и присвистнули, найдя, по-видимому, деньги. На Галину навалилась тьма, страх пропал, она вышла из развалин и в полный рост пошла к мужу по дороге. Ей было плевать, что эти твари с ней могут сделать. Ее интересовало лишь одно, жив ли Довлат? Может быть он еще жив!

   Опешившие от ее смелости мародеры, уставились молча на приближавшуюся женщину. Потом один из них сделал предупредительную очередь перед ее ногами. Но она продолжала медленно  идти. Она видела, как второй покрутил  у виска и заорал по украински  – убирайся отсюда, ведьма!! Второй дал еще пару очередей перед ее ногами. Галина остановилась. Довлат лежал на земле, и в его голове зияла дыра, из которой красной лужицей растекалась кровь.  Какая-то сила развернула ее в обратную сторону, и почти насильно повела  в родные развалины. Она этой силе сопротивляться не могла. В ее голове стучала одна только мысль – я хочу его видеть, я хочу знать жив ли он?

   Она сошла вниз в подвал и не стала закрываться. Ее душа окаменела. Не было ни страха, ни ненависти к этим уродам, была невыносимая тяжесть, тьма и пустота внутри. Жизнь и время  остановились для нее. Она так какое-то время сидела у  стены родного подвала, потом встала и пошла в полный рост вдоль домов к тому месту, где ранее лежал муж. На песке с  зелеными травинками, виднелась небольшая лужица свернувшейся крови, кругом валялись их с мужем теплые вещи. Тела не было. Она подумала о том, что теперь никогда не узнает где его могила и даже не сможет ее посетить. И  решила, что не будет больше прятаться ни от солдат, ни от пуль, ни от снарядов. Жить больше не для чего, она хочет умереть, уйти вслед за Довлатом из этого страшного мира, уйти к тому, которого любила. И что ей тут делать одной?  Решила  так Галина, и тихо пошла по дороге в город.

   Так и дошла она до первого русского блокпоста. Удивленные военные, приняли идущую в открытую,  по со всех сторон обстреливающейся дороге старенькую женщину. Знающие, что такое  шок, без расспросов укрыли ее в распределителе для беженцев. И первое, что сделали, молча подали большую фляжку с водой. Она отвинтила крышку и жадно припала к живительной влаге, а потом потеряла сознание. А когда очнулась, спросила, -

    - где фляжка?

    Она не помнила когда в последний раз видела вареники. И вот они, целая большая миска , дымились перед ней и восхитительно пахли маслом. Она смотрела на эту роскошь и думала, -
 
    - зачем есть? Я хочу умереть, я хочу к нему? Лена ничего не знает, она такая хорошая, но я ничего не могу ей объяснить. Она просит меня поесть и я не могу ее обидеть. Возьму только один и все…

    Галина медленно подняла руку, взяла вилку, уколола вареник и поднесла его к губам, укусила и тут случилось  нечто… По щеке пробежало такое нежное воздушное прикосновение, и она ясно услышала голос Довлата –

   - Галю, моя, Галю! Не нужно умирать, прошу тебя, ешь. Ешь, ради меня…

   Она подняла глаза и перед собой ясно увидела его. Он стоял перед ней целый и невредимый и улыбался.

   - Ты видишь, я здесь, с тобой. За меня не переживай, они закопали меня на огороде, у Кромских. А я жив, ну, ты же видишь? У меня ничего не болит, даже моя спина. И умирать не нужно. Ты ешь, ешь, родная!  Галю, моя, Галю!


    Через день приехала дочка Галины Петровны и увезла мать в Москву.