22 июня искалеченные ли, - судьбы?

 22 июня: искалеченные ли, - судьбы?

Сердце обладает способностью само получать из духовного мира ощущения высокого порядка и передавать их уму (в мозг); сердцем  же ощущает и Бога,- высшую красоту…(архим.  Иоаннн Крестьянкин)
Много написано книг и снято фильмов про войну, - про первые её часы и дни…
Мне мама рассказывала об этом, как бы открывая страницу за страницей своей живой и многострадальной жизни. И от этого делалось еще страшнее…
Ежегодно, - дата 22 июня в календаре, напоминает мне  о теплом июньском дне в жизни моих дорогих людей в 1941 году.
Моя мама  выросла без родителей: отец погиб на первой войне, а её мать пропала без вести в гражданскую. Девочка побиралась, голодала, спала на деревьях, чтобы лихие люди не обидели. Когда ей исполнилось 13 лет, то сельсовет «сбагрил» сироту с глаз долой по оргнабору на стройки социализма.  Прибавили в справке года, - тогда это просто делалось.
Привезли в Ногинск, который стал её второй родиной. Дали койку в общежитии и работу на фабрике грампластинок. Но  предприятие вскоре перевели в Ленинград.…   На территории завода  возвели  цеха топливной аппаратуры, - для танковых двигателей…
Мама, почему то не поехала с коллективом, хотя её очень уговаривали.  И устроилась на прядильно - ниточную фабрику, где и проработала много лет, с перерывом на войну.
Когда она рассказывала о предвоенных годах, то я удивлялась, как резко отличались впечатления разных людей тех лет.
Мама говорила, что перед войной жизнь стала налаживаться. Платили всем достойную зарплату, а рабочих обеспечивали жильём. В магазинах были продукты на любой вкус и карман. В Ногинске перед войной, она  и вышла замуж за московского строителя, а в семье родился сын Василий.
Накануне, 22 июня была суббота, и муж Николай принес молодой жене большую зарплату. Тогда выдавали понедельную получку. Договорились, что за покупками пойдут в воскресенье…
Утром пошли в магазин, а на полках шаром покати.…  Исчезли сахар, крупы, спички и соль…
О войне, ведь  сообщили по радио  только к обеду, но кто – то  раньше прознал, или приказ такой получили… убрать все.
Молодые купили  хлеб, а остальное пришлось брать уже на рынке. А там сразу подняли цены так, что мужнина зарплата разлетелась вмиг. На что жить целую неделю? Молодые продуктов впрок, ведь, - не запасали.
Через месяц  мужа забрали на фронт, а женщинам с малыми детьми приказано было эвакуироваться на Урал.
Мать же не поехала со всеми,  а сошла с поезда на Потьме, и своим ходом, на попутках  добралась в родную деревню Дудниково. Но её там, - никто не ждал. Сестра жила не в своем доме, и свекровь не разрешила приютить беженку.
Но солдатка не растерялась: продала вещи мужа, которые по – хозяйски забрала из Ногинска, и на эти деньги сняла комнатку у бобылки на краю деревни. Купила  и козу, чтобы прокормить малыша.
Муж сестры трудился в заготконторе и помог свояченице устроиться весовщицей. Так, она продержалась, около года.
Беда одна не приходит, -  так говорят в народе: «Пришла беда, - отворяй ворота».
- Вскоре пришло извещение, что её муж, Николай Антонович Лексуткин пропал без вести…
- Серьезно заболел Васенька. И спасти ему жизнь, - мать своими силами не смогла.
После смерти ребенка маму, как бездетную, сняли с той работы и послали на окопы, а потом в колхоз на полеводческие работы. Пришлось освоить работу на тракторе и так жила до 1946 года.
Удивительно бесправное тогда было время, - паспортов в деревне не было. Вернуться в Ногинск, не было возможности: без документов ни на поезд не посадят, ни в Москву не проедешь.
Трудодни начислялись тогда в виде палочек. В магазине, кроме кирзовых сапог, дегтя и кос, - ничего не было, - пусто.  Мама говорила, что за годы войны продала все хорошие вещи, а нательное износилось: «Не было элементарного белья, ни ситца, чтобы сшить себе платье. Ходила как танкист, - в робе на голое теле».
Голодные, страшные были и послевоенные годы: умирали дети от  недоедания и отсутствия медицинской помощи, а фронтовики от тяжелой работы.
Но мама не сидела сиднем, плача о своей участи. Она написала о своем бедственном положении администрации фабрики, где трудилась до войны и к ней, вскорости приехала её бригадир с цеха. Оформив Матрону, как нанятую на соцработы без паспорта, - Нюра увезла её в родной Ногинск.
И начался ещё один этап жизни…
Мама получила в общежитии свой уголок. Работала на той же фабрике, где её знали как хорошую работницу. Все опять  стало налаживаться. Зарплата была хорошей, и мама, по ее словам оделась и, - отъелась. Настрадалась она за эти годы.
Неожиданно, к ней посватался молодой парень Василий. Мама его «отшивала» как могла: «Смотри сколько девчат кругом, а ты к бабе привязался. Муж мой пропал без вести, это не значит, что погиб. Вернется, может он в плену…».
Но жених не оставил свои намерения. Мама говорила, что каждое воскресение приезжал с Москвы, где он работал на стройке высоток и сидел около неё,  - и высидел.
В 1948 году свекровь прислала маме документ из военкомата, где сообщалось: «Ваш сын, Лексуткин Николай Антонович, погиб в 1943 году в Белоруссии, служа в отряде Заслонова. Повесили немцы за участие в партизанском движении. Документ прислан для оформления пенсии по утере кормильца».
- «Сыночек Васенька  умер, и пенсия героического отца ему уже не нужна», - сказала вдова.
Поплакала, погоревала и вышла замуж за фронтовика Василия Васильевича Гаушкина. Во втором браке родилось восемь деток, четверо из которых умерли.
Тогда много умирало младенцев, - кровавый понос и ребенка нет. Мама рассказывала, что вечером оставляла в палате жизнерадостное дитя, а утром он лежал уже холодный под лестницей.
 Матерей нянчить своих грудничков,  - в больнице не оставляли.
Вредительство? Кто знает? Умирали только мальчики  48 – 53,  - года рождения.
Говорили, что родители после войны были больные, - иммунитет ослабленный. Но диагноз у всех умерших малюток был один: кровавый понос…
В возрасте 33-х лет, неожиданно умер мой отец. От тяжелой работы на фабрике, у  молодого фронтовика открылись раны.
И опять, мама осталась одна, но с четырьмя  малолетними детьми на руках. Она рассказывала, что когда ещё жила в бараке,  то видела странный сон:
- «Как будто уронила в колодец белое ведро. Искала, искала  его <кошкой>, а подняла черное и все в дырках».
Поведала она этот сон своей соседке, - старой монахине. Та, посмотрев на мать, сказала: «А ты, молодка, скоро выйдешь замуж. Мужа Николая не жди, он погиб,- это то белое ведро, которое ты потеряла в колодце. А черное, - это второй твой муж, но он израненный весь и проживет мало».
Мама сказала, что она тогда посмеялась над этими словами: «Какое замужество, я никак в себя не приду после войны. Отощала так, что кости и кожа».
А вышло так, как предсказала та старушка.
Погибший муж, - Николай Антонович был белокурый, а мой папа, - очень смуглый…
Пенсия по потери кормильца на четверых детей, была небольшая, и наша семья жила  впроголодь. И если бы не энергия мамы, которая  и вязала, шила, пряла, и  торговала на рынке  своими изделиями, - мы бы не выжили.
Как молодая вдова все это перенесла? Человеческому уму не понять.
Девочка, выросшая среди жестоковыйных сельчан, не потеряла радости жизни.
Откуда в ней, круглой сироте, не познавшей ласки и любви в юном возрасте, - зародилась и сохранилась эта детская вера в Бога, которому она всегда верила и молилась?
И там, в шалаше на дереве, - в своем саду; и  во время войны, когда  осталась с грудничком  на руках без опоры; и в холодном феврале, когда стояла одна у гроба мужа, укачивая на руках малютку, а за подол держались малые детки?
Моя мама, как я помню, всегда пела: и за рукоделием, и в пути. А песни были удивительно мелодичные: поет и плачет. Когда я спрашивала: «Мама, ты чего плачешь?»
Она обычно отвечала: «Вот мужа первого вспомнила, жалко Николая, не пожил совсем. Двадцать лет ему было, а папке твоему всего тридцать,- жить, да жить. Ох, как жалко их, поэтому и плачу».
А в следующий раз отца Лукьяна Матвеевича,- царского офицера, или пропавшую мать Дарью Егоровну, или деток умерших вспомнит и плачет, но не с печальной тоской, а с любовью. Всех она жалела, а не себя…
Вот это меня  и удивляло. Не озлобилось сердце многострадальной рабы Божией Матроны, а горело жалостью к обидчикам, завистникам и просто жестоким людям.
А было всякое…
В то время, матери приходилось собирать многочисленные справки в собес, для получения места в садике. И один инцидент поразил меня очень, поэтому и помню.
- Когда уставшая от хождения по кабинетам, мама принесла все собранные бумажки, то одна служащая дала ей отворот поворот: «Надо еще и на каждого ребенка собрать. Придешь через неделю, тогда и посмотрю, а сейчас уходи».
И когда мама стала объяснять расфуфыренной даме, что ей надо выходить на работу, а детей не с кем оставить и, что месяц назад она уже  приносила эти справки», - чиновница заорала на неё: «Вот я - то  с мужем живу, а нищету не развожу, а ты нарожала. Кто тебе виноват».
Лучше бы эта тетя молчала, так как в следующую минуту, - парик или шиньон  с её головы, был в руках у вдовы, которая только что похоронила мужа фронтовика и была в черном платке.
Итог: - Места в садике и яслях, - нашлись сразу всем четверым детям, а эта тетенька работала уже в другом месте. Мама умела, если это было необходимо, - защитить свою честь.
Свою непоколебимую веру и радость жизни, эта несчастная по земным меркам, но Богом хранимая Матрона, передала своим детям.

Искалеченные ли судьбы,у этих русских женщин?

Белова О.В.
Город Аткарск