В чем смысл жизни? Последнее добавление

115. Войцеховский как всегда через свою агентуру навёл справки о директоре школы в Нью-Джерси. Где живет, увлечения, семья. И увлечение того игрой в бильярд навело на мысль, воспользоваться этим в своих целях. Увлечение играло огромную роль в жизни этого чиновника. Он играл азартно и на деньги. Артур решил совместить приятное с полезным -  оставалось только  перехватить такого заядлого игрока в бильярдной на Бродвее. 
Войцеховскому показали в бар- клубе  господина Уильяма Лаберта – пожилого сухощавого джентльмена, лет сорока пяти, с вихрастым чубом и густыми, топорщащими в разные стороны бровями. Он долго издалека наблюдал за его манерой игры и признал в нем достойного противника. Но его слабые стороны не ускользнули от пристального взгляда и глубокого аналитического ума Артура. Он выждал время, дав господину Лаберту время достаточно выиграть и втянуться по глубже в стихию распалявшегося азарта, когда человек выигрывает, и предложил свою кандидатуру в качестве противника.
Войцеховский действовал хитро и тонко. Он не показывал все свои излюбленные тактики, которые были проверены временем, но в то же время показывал свою хорошую школу, чтобы заинтересовать соперника. Партии были и выигрышными и проигрышными, азарт нарастал.
- Не пойму только до сих пор -  как-то, в один момент, выпрямившись от стола – проговорил соперник Артура и сощурился. – «Вы спортсмен» или «Катала»?
Войцеховский улыбнулся и пожал плечами. Смотря с какими соперниками сталкиваешься. В Европе он сталкивался с сильнейшими игроками и тогда причислял себя к направлению «Спортсмена». На Востоке игра в бильярд была не столь распространена и там он не находил себе достойных противников. Однако же, к направлению «Катал» совесть не позволяла себя относить, после игры с такими мастерами, как Виньо –знаменитого парижанина, судьба с которым благоволила встретиться в Париже в 1903 году, когда Артур проезжал Францию, первый раз направляясь к побережью Америки. Впечатлений хватило на долгие годы и что бы не скучать в долгом плавание на корабле в Америку, Войцеховский оттачивал те приемы, которые он подсмотрел у этого мастера игры на бильярде. В будущем,  Виньон откроет первую бильярдную академию в Париже.
- А где вы учились? - тогда спросил господин Лаберт.
- Я очень много раз менял место жительства и часто был в длительных разъездах. Собиралось все по –не многу.
- Так может вы встречались с самим Вильямом  Секстоном?- поинтересовался Лаберт, провожая взглядом траекторию движения шара к борту стола. 
Войцеховский отправил шар в лунку и с удовлетворением выпрямился. Эти вопросы мешали думать, но главной его целью, было разбудить огромный «жор» игры у соперника и предложить ему партию на очень большую ставку.
-- Вы, вероятно спрашиваете об американце, а моя школа проходила в Европе. Я мало знаю игроков в Америке и признаться, последний раз держал кий в руках два года назад. Слышал, мне говорили, что сейчас в Америке больше популярен «корамболь» и после изобретения резиновых бортиков, игра стала более «захватывающей». Но, пока я не пробовал.
Лаберт кивнул в знак согласия головой. - Да, резиновые бортики произвели целый переворот в бильярде. Я слышал, их пустили в производство и скоро мы с тоской будем вспоминать наш старинный, классический лузный бильярд.
Войцеховский глотнул пива и встал напротив стола, в уголках его губ появилась хитрая ухмылка. – Не знаю я школ американских, но…если вы бывали на бильярдных турнирах во Франции, то согласились бы со мной, что в данном случае наша игра напоминает лишь «загорание на пляже», когда уже и спать не можешь и уходить не хочешь. Нет «смака»!
Уильямс Лаберт взглянул на своего соперника более изучающим взглядом. – Нет «смака», говорите вы, давайте создадим его.
- Его невозможно создать искусственно. Настоящая игра делается на очень большие ставки и хорошо состоятельными людьми. Простите, я вас совсем не знаю, но……я принял бы вызов с большим удовольствием.
-О, слава господу! – воскликнул для всех присутствующих неожиданно Лаберт и в глазах его поселились дьяволята. Даже весь вид его в одну секунду изменился, он подтянулся и расправился.- Хотите сказать- Американский бильярд -  Против европейского. А я то уже унывал, что так и не могу никак нарваться на отчаянного смельчака и уже поднадоело это клубное однообразие, мне так всегда не хватает здесь специй! - и погрозил смешно пальцем - Но учтите, учтите, если вы на самом деле знаете так глубоко бильярд, как говорите, то вам известно и то, что настоящие мастера никогда не открывают своё мастерство сразу и первому встречному партнеру.
Войцеховский молча кивнул головой и сделал вид, что несколько растерялся.
- -Ну, так что, вы все- таки хотите рисковать?
- Первое слово дороже второго - ответил Войцеховский.
- И какова будет ставка?
- Вы сами назовите сумму. Только давайте так, чтобы это, действительно, пощекотало нервы!
- Два  раунда.
Войцеховский снова кивнул головой.
В клубе сегодня было воистину жарко.
Когда закончилась игра, Лаберт и Войцеховский взмокли от напряжения и уже давно забыли где валялись их пиджаки и галстуки. Мокрые  волосы лоснились и переливались при свете настольных ламп, и закасанные рукава рубах больше выдавали в них борцов, чем игроков интеллектуальной игры. Носовые платки уже не впитывали влагу, потому что были мокрые и стали совершенно бесполезны, и только живой, не здоровый огонь в глазах, то и дело вспыхивал в полутьме, над вытянутыми руками с килем и из под черных как смоль выбившихся прядей волос у Артура и светлых, с проседью, более напоминающих пух- волос Уильямса Лаберта. Игра была равных. Войцеховский воочию убедился, что не только он хитрил, когда не выдавал всех своих отработанных приемов игры. И еще не известно кто кого сегодня изощренно заманил в ловушку. Каждый знал про себя, что это он. Серое вещество головного мозга работало на пределе и воистину Войцеховский в эти мгновения по своему внутреннему состоянию все чаще вспоминал те бессонные ночи в Будапеште, когда он по ночам работал над чертежами, взяв на себя впервые такую обузу- как бизнес - свой первый металлургический завод. Подсасывало под ложечкой от напряжения и может быть, именно в эти часы седых волос у него прибавилось.
Во время последнего очень сложного в позиции удара Лаберта, решался исход игры. Если он сможет из двух последних шаров с центра загнать шар в лузу, то Войцеховскому придется пересматривать все свои финансовые запасы. Он знал,  что Ани не поймет, да и говорить ей об этом инциденте, вероятно не следует. « Как я был не осторожен! Нельзя мне, даже близко подходить к бильярду» - мысленно говорил он сам себе. И глаза слезились от сумасшедшего напряжения. Присутствующие в клубе в этот самый момент стояли как парализованные и где-то там, в подсобке от гробовой тишины, установившейся в зале, слышны были чьи - то голоса, от которых у некоторых даже задергались веки в раздражении. «Сейчас и муху прибил бы!»
Эти последние два шара были безнадежны на первый взгляд, они довели игру до этого конца и кто победит, покажет этот последний удар.
Обостренные рецепторы слуха уловили приглушенный стук кия по шару и громкий в такой тишине, следующий удар шара о бортик. Быстро, быстро он проделал траекторию к угловой лунке, замедляя скорость и завертелся перед самой сеткой. По залу пронесся тяжелый, глухой вздох всех присутствующих одновременно и……….Шар крутился, крутился, медленно замедляя свою центробежную силу и остановился. Еще минуту все, не выдыхая,  ждали разрешения и вот, шар остался стоять в покое перед самой лункой, а это значило, Войцеховский победил! И это значило, что, если бы проиграл Войцеховский, ему пришлось проводить ревизию всех своих капиталов, но он жил бы как сейчас по-прежнему, с единственной разницей лишь в том, что планы пришлось бы менять. Уильямсу Лаберту грозила нищенская жизнь, по крайней мере лет на пять, если он будет продолжать директорствовать в своей школе, постепенно погашая долг. А если его от туда уволят, то можно сразу «прыгать с моста»
В глазах Войцеховского взметнулся сумасшедший, дьявольский огонь нескрываемой радости, но, давно выработанными приемами сохранять невозмутимость в любой ситуации, он подавил в себе эти эмоции на корню и взгляд наполнился сочувствием к сопернику.
Уильямс Лаберт еле держался за бильярдный стол. Ему принесли сразу холодного пива, который он осушил залпом, но самое удивительное было то, что никакой реакции ни паники, ни глубокого отчаяния на его лице не появилось.
- Вы у кого учились?- только с восторгом произнес он, обращаясь к Войцеховскому.
- Виньо Винсент – ответил Войцеховский и протянул Лаберту свою ладонь для благодарственного рукопожатия. – Я не могу назвать его своим учителем, имел счастье только несколько раз удостоиться с ним «партии». Довольно достойно играют в России и Германии.
- Не знаю, как я завтра встречу новый день – проговорил Лаберт,  - но сегодня я не о чем не жалею. Встретить достойных противников- большая удача! Я еще не испытывал в жизни такой шквал эмоций- признаться, это похлеще любого секса!
Войцеховский даже озадаченно, еще раз более внимательно, посмотрел на него сбоку. Ему показалось, что информация, собранная для него его агентами была ошибочной. Уж слишком не похож этот человек был на главу образовательного элитного учреждения. А вдруг произошла ошибка?
Он устало опустился на кожаный диван и стал глазами искать, где же он мог бросить свой пиджак. Задача оказалась не из легкий и подозвав официанта, дал ему распоряжение найти его. Теперь он решил озвучить свое главное намерение, ради которого и затеялось все это. Свой долг перед ним за проигрыш, Уильмс Лаберт мог закрыть, взяв Билли в свою школу.
Лаберт даже обрадовался такому исходу. Он как никто знал, что чернокожий мальчик не сможет там долго учиться и скоро в стенах своей элитной школы все забудут об этом недоразумении – пребывание негра в Pedie scool.
Жаль. Жаль, что такие коварные мысли посещают человеческую голову. Потому что тот день, когда Билли узнал, что у них все получилось и его берут в эту школу, был самым счастливым днем его прожитой жизни! Он не ходил, он летал, он не мог даже спать, настолько его переполняли радостные эмоции! А мир может быть настолько светлым, добрым, радостным! Главное в это верить!
Ани уже решала вторую проблему – где найти постоянный экипаж, который будет забирать Билли каждый день из школы. Все таки, это было 35 км от дома до Нью-Джерси. Автомобиль в их семье был только один, у Войцеховского. Нанимать экипаж с лошадью было не реально. Для лошади такое расстояние было тяжелым испытанием для каждого дня. И решились приобрести еще один автомобиль. Возникла идея, что бы Джо научился водить машину и стал их личным шофером. Но, на это требовалось время. Поэтому, на первые месяцы, в их семью на работу водителем был приглашен молодой человек из того же самого Нью-Джерси, хорошо знающего Нью-Йорк и Нью-Джерси.
116.  Австро-Венгрия вступила в войну.   Двадцать восьмого июня 1914 года  было спровоцировано Убийство сербскими националистами наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены в Сараево (Босния).
Война была объявлена.  Немцы провозгласили своим главным лозунгом цитату канцлера Бисмарка «И мы требуем себе места под солнцем» и направили свои войска в августе  на западном фронте    к границам Люксембурга и Бельгии. Все в истории имеет бесконечность. Прошлое готовит будущие события. Еще победа в 1870 году Германии над Францией и ее объединение создало дополнительные источники быстрого роста немецкой экономики. Если Англия выкачивала свои колонии, то Германия работала на их обеспечение. Немецкие инженеры стали лучшими в Европе, немецкие мастера работали по всему миру. Еще после этой победы Бисмарк ввел умеренные внутренние пошлины и умело регулировал налоги. Промышленность развивалась такими темпами, что Германии стало тесно в своих границах, она искала внешние рынки сбыта. Уже к началу 20 века в своем развитии, она обогнала Францию, США, Россию.  Впереди была только  Англия.
Бисмарк всегда учил «Никогда нельзя воевать на два фронта!», что Германия исполнила с точностью да наоборот. В 1890 году Отто фон Бисмарк получает отставку у императора Германии Вильгельма Второго, который считает политику Бисмарка слишком старомодной и под лозунгом «Нельзя стоять в стороне, когда другие делят мир!» подпитывает  свои аппетиты лицемерными наущениями своих  министров,   костяк  которых сплошь состоял из крупных землевладельцев. Но и это стало возможным для Германии только благодаря Бисмарку. Какое наследие он оставил? Перечисляем:  Дряхлеющая не по дням, а по часам Австрия стала верным и вечным союзником, скорее даже — слугой. Англия тревожно следила за новой супердержавой, готовясь к мировой войне. Франции оставалось лишь мечтать о реванше. Посреди Европы железным конем стояла созданная Бисмарком Германия.
И только от войны с Россией всегда отговаривал» «Железный канцлер».     -  "Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских… Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединяются друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути. Это нерушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей", — писал Бисмарк о России, которая своим деспотизмом всегда нравилась канцлеру, стала союзником Рейха. Дружба с царем, правда, не мешала Бисмарку интриговать против русских на Балканах. Но…… это была политика, она всегда двулична и лицемерна и ни один из знаменитых деятелей, вошедших в историю, не обладал простотой, порядочностью и честностью.
Поэтому, имея своими первоисточниками гениальную и хитроумную политику Бисмарка, алкая на новые пространства, Германия уже задыхалась в своём тесном котле, и её варево,  кипящее на огромном огне выливалось за границы его, а в частности, Германия жадным взглядом пожирала колонии Великобритании. Дело стояло за малым- их необходимо было отобрать. Хорошие земли Украины и Прибалтики также не давали спокойно спать немецким землевладельцам. А это же было так близко, только руку протяни. И для того, что бы эту руку направить в нужном направлении необходим был повод и накрутив всегда падких на громкие лозунги фанатов, в Сербии было совершено покушение.
И так как Австро-Венгрия, была слугой Германии, мобилизация всего пригодного к войне мужского населения была объявлена сразу же, после покушения в Боснии и по стране прокатилась вначале замерзшая на глубоком вдохе волна шока, а когда к этой информации чуть попривыкли, то страна выдохнула из себя волну возмущения, выраженную в массовых  забастовках и демонстрациях. Причём, читать об этом совсем другое. Все кажется проще и безобиднее. Потому что не касается лично нас. А все не просто. Человеку что бы пойти на сопротивление, надо созреть для того морально, потому что в душе все мы трусливы и это не с позиции осуждения. Страх- естественная реакция любого здорового психологически разума. И, конечно же, не сам страх интересен в человеке, а его преодоление. А вот проще и быстрее это происходит у того, кому на самом деле нечего терять. Кто еще хоть за что-то держится: землю, хорошую должность, своё маленькое дело, образование, хороший дом, тот и будет цепляться хоть за самую тонкую и не надежную причину, что бы бездействовать и оправдывать свою инертность. Не правда говорят, что на восстания, Революцию, бунты подымаются самые темные и самые безрассудные люди! Это не так! Конечно, в любое стихийное движение вливаются единицы авантюристов, проходимцев и попросту бездельников, в сердцевине которых клокочет вулкан противоречий со всем и вся, бродит и ищет выхода дух разрушения. Но мы то знаем, что по природе своей человек ленив. Он так же ленив на перемены, на борьбу. Поэтому, чтобы включиться в поток сопротивления, поднять этот ленивый по своей природе дух человека, много надо, веские причины нужны! Человеку нечего терять! И у него нет даже свободы! А разве это свобода, когда человек ломает свою спину с первым криком петухов на рассвете и до позднего вечера, за крохи, чтобы не потерять последнюю крышу над головой и на пищу, что бы просто иметь силы дальше работать. И так круговорот. Жизнь проходит, а что вспомниться светлого, хорошего? Ничего! Что в жизни видел- ничего! И твои родители так жили, и твои дети так будут жить! В юности только кажется, что всё измениться к лучшему, надо чуть потерпеть, чуть больше поработать, поднатужиться и мечта – вот она, можно дотронуться, ну чуть-чуть, самую малость не хватает для света, счастья, покоя и независимости. Но…. почему то год, другой, третий, а ты все тужишься, тужишься, а это лучшее будущее не случается, как мираж в пустыне, маячит впереди, и совсем близко, но рывок, а оно исчезает! А если ко всему тебя накрывает болезнь, утрата твоих близких, просто беда, то даже мысли начинают приходить : «А зачем это все? К чему?» и если только рядом раздаётся клич : «Хватит терпеть! От твоего терпения и молчания ничего само не измениться! Поднимись, расправь спину, потребуй!» И в душе зажигается слабый лучик света : « Так я не один , не только у меня такое отношение к жизни, не только я один ненавижу эти бесстрастные физиономии, которым даже отдаленно не известно твое чувство страха, в котором ты проводишь каждый свой день- «за что завтра купить хлеба! А если не найти работу?» И у тебя силы появляются, у тебя смелость появляется, у тебя надежда возрождается на перемены к лучшему!
В Будапеште каждая вторая семья испытывала адское напряжение в ожидании повестки в армию! Не дай Бог! Не дай Бог! Такого ежеминутного страха, даже,  по ночам,  пожелаю только своему заклятому врагу, и то, жалко будет чисто по человечески!
Вилма и Хелен боялись одного, что мужей заберут на фронт в качестве военно-полевых хирургов! Но, Вилма извелась больше и в этом виноват был сам Игн. Если у Миррано даже мысли не зарождались о социальном равенстве, потому что на них просто не хватало времени из-за семейных передряг, которыми была полна его жизнь с самого начала его женитьбы на Хелен, то за эти четыре года Вилма хорошо пропиталась идеями равенства и братства, свободы вероисповедания, равноправия всех перед законом и получения власти рабочими, с которыми жил все эти годы её супруг! Если он до сих пор не попал в тюрьму, так это лишь потому, что свою работу он любил ещё больше, чем свои идеи и из-за огромной занятости и экспериментальных  методик, которыми так часто наполнялась его голова, он миновал такое злоключение и находился при семье. Она ждала второго ребенка и вторые роды  чреваты были большими осложнениями, после первой операции «кесарево сечение». Игн говорил, что матка  с большим рубцом. После первой операции уже не так эластична и рожать, после перенесенной такой операции, врачи никому не рекомендовали! У них были большие разногласия, в самом начале её беременности. Она боялась абортом разгневать Господа нашего, а Игн настаивал на прерывании беременности, зная всю опасность и эти религиозные предрассудки его совсем не волновали. Она удивлялась. Как легко он относился к этому- прервать беременность и всЁ. А её бы замучила совесть перед Господом, собой и Девой Марией! И как Игн не настаивал, она решила оставить ребенка! А через несколько месяцев была объявлена война!
Вначале забирали на фронт только одного мужчину в семье. Младшие сыновья, отец или наоборот, уходил отец, а мальчишки, пусть даже призывного возраста, оставались. Поэтому, Хелен, как многодетная семья, с одним кормильцем, несколько успокоилась. Вилма же забыла, что такое спокойный сон! Она похудела на нервной почве, под глазами наметились лиловые круги и Игн, как назло, стал дольше обычного где-то задерживаться по вечерам. Ей было не сладко! И ей было одиноко.
        В жаркий, душный вечер, Миррано шел домой с одной единственной мыслью, прийти, напиться чаю, чашки две, а можно и три, с пирогом и завалиться спать! Спать и только спать! Он слишком рано встает по утрам, уже от утренней духоты. Так как, казалось, что эта духота даже ночью не спадала и вынужден был то и дело ночью посещать ванну, что бы укутаться в мокрое полотенце, обтереться, потом напиться холодной воды и еще хоть часик вздремнуть. Постели менялись по два раза в неделю и так же всё исподнее бельё, цветы в квартире поливались каждый день, а еще и опрыскивались по несколько раз служанкой. А ХЕЛЕН  ЗАБОЛЕЛА в последнюю неделю бредовой идеей, отдать детей в школу правоведения, с которой они смогли бы поступит в юридический колледж и яко бы идею эту её подкинул её родной папочка! И как не удивлялся Миррано, а ведь поначалу,  Он даже всерьез этот бред не воспринял, супруга носилась с этими мыслями постоянно, и если бы только Игн не оставался сегодня в больнице на ночное дежурство, то измотанный работой и недосыпом, Миррано отправился бы для отдыха сегодня не домой бы, а к коллеге. Квартира у него также была не самая худая. Не такая, конечно, как у Миррано, но достойная интеллигентного, много работающего человека! На окраине, но в спокойном районе, где жило много новомодных бизнесменов, с огромным балконом, так же душем, канализацией, из трех большущих комнат, и перегородкой, Игн из одной сделал две, отведя себе место под кабинет. Так что, теперь у Игн была четырехкомнатная квартира.
Но, не суждено.
Когда он пришел, попугай первым его встретил, как всегда, приземлившись на плечо! Такую собачью преданность еще поискать нужно было! Это что-то уникальное! И….как не лелеял надежду отец семейства лечь пораньше спать, супруга оказалась дома раньше его и он понял, и здесь он пролетел самым наглым образом, потому что она просто изводила его своим нытьем, что бы он  подписал заявление о зачислении мальчиков в школу полного пансионного типа.
- Ты от них избавиться уже хочешь? - с замученным выражением на лице, проговорил Миррано на очередное приставания Хелен и прошел на кухню. Она была настолько большая, что никто никому там не мешал. Кухарка суетилась с приготовлением ужина, а Миррано стал сам наливать себе из заварочного чайника одну заварку. Как он любил, так его больше бодрило и стал резать под салфеткой обсыпанный сахарной пудрой сочный, румяный пирог с абрикос.
- Сейчас ужин будет - так же мимоходом сказала Хелен, но Супруг махнул рукой и откусил с наслажденьем этот кулинарный изыск! Им очень повезло с кухаркой!
Хелен села напротив за стол и стала выстукивать пальцами по столу. – Я от тебя не отстану- говорила она- Осталось два дня, а ты сейчас, опять завалишься спать и так ничего не решиться.
Миррано глубоко вздохнул. - Хелен, может мне на фронт попроситься, я там больше отдохну.
Она скривилась ехидно в улыбке. А Миррано добавил. – Ну ты в своем уме, вот только по Гельмуту тот лицей и плачет!
- Нет, нет, я все продумала…- возразила она. – Ты не понимаешь меня. Я вот только про Гельмута и думаю. Ему, именно ему, как никому другому необходимо быть юридически подкованным! Как ему это все в жизни пригодиться! А кем же ты его в этой жизни видишь? Кем он еще может быть!
Миррано так все это надоело и ему даже ничего отвечать не хотелось. Он огрызался так скучно, без интереса.   - По-моему, это очевидно.
- Что тебе очевидно! Ты всю жизнь кричал на меня, что я совсем не думаю о детях. А как время пришло, ты не хочешь и пальцем пошевелить! Надо думать.  Уже сейчас думать - и она это сказала особенно въедливо - Я все перебрала и никем его, как юристом представить больше не могу! А с его талантом! Господи- как бы там ни было, но….грандиозная карьера будет у нашего мальчика!
Миррано отрезал себе ещё кусок и усмехнулся – Хелен, дорогая, ты не думай, потому что, когда ты начинаешь это пробовать, я сильно пугаюсь.
Хелен привыкла к его обидным комментариям. Но это она всегда считала себя самой дальновидной и умной в семье. А Миррано  что, он просто добряк и работяга! Его даже дети боялись в семье меньше чем её. И служанки заигрывали, не считая за хозяина!
- Так решено, завтра ты сходишь, и подпишешь заявление. Мне и так неудобно, уже спрашивали, почему родители порознь ходят, а не вместе!
- Ты хоть Гельмута спросила, улыбается ли ему поступить на полный пансион, да еще на правоведение!
- А куда тогда? Врачом он не будет….
- Ой, врачом точно не будет - перебил её супруг и закачал головой, ему эта мысль и вовсе показалась абсурдной!
- Так… а куда тогда? На экономические дисциплины, но он математику не тянет. Химический- это совсем не для него! Философский - я его там так же с трудом представляю!
- А я его везде с трудом представляю, учеба ему любая противопоказана! Но……..с золотыми часами, брильянтовыми запонками и в костюме с английского сукна он ходить точно будет.
- Так- у Хелен закончилось терпение. – Я с тобой серьезно, а ты! Да я и хочу на юридический, зная его криминальную направленность. Пусть хоть законы учит, что бы потом знать как от них уходить!
 У Миррано  стали подпрыгивать плечи от мелкого смешка. И даже кухарка, слушавшая безмолвно все это время перебранку семейной четы и занимаясь своими делами, с удивлением обернулась и открыла рот.
Хелен с улыбкой ей подмигнула - Да, Ганна? Надо во всех неприятностях, находить что-то полезное для себя. А Миррано так же добавил. – Да…….- протянул-  Гены. Гены, ох вы мои гены. Когда смешиваются евреи с цыганами, черт знает какая гремучая смесь получается! - И если кухарка ничего не поняла в итоге, так как не  знала родословной ни Хелен, ни Миррано, то Хелен все отлично поняла, но так как ко всему привыкла, то только дернула плечами в ответ. Странно, почему Миррано её мать причислял к цыганам? Потому что там и капли цыганской крови не присутствовало. Еврей скорее пойдет  поле пахать, чем жениться на цыганке!
Здесь кокаду не в попад вставил свое вечное - Горе, какое горе! - и Хелен окончательно психанула. – Так, если ты не появишься завтра в пансионе, я уже не буду такой сговорчивой.
Миранно только ей в до гонку выкрикнул. – А Михаэль. Его, что…… уже никто не спрашивает?
Хелен обернулась - Почему, я спрашивала. Он то как раз и хочет на правоведение, это Гельмут ему в довесок.
Миррано  взял с полки жестяную банку и высыпал себе на ладонь корм для попугая.
Затем он все-таки прежде чем отправиться спать, зашел в комнату мальчиков. Окно в комнате было открыто настежь, но занавески даже не шевелились, и казалось, что воздух просто стоял от плотности и своей тяжести. Дети без маек, в шортах, с влажными полотенцами на шеях, занимались кто чем. Гельмут сидел на подоконнике и поплевывал через трубочку в птиц, собравшихся на асфальте перед окнами дома,  а Михаэль лежал на кровати с книжкой  в руках, задрав нога на ногу. Отец вошел и только Гельмут обернулся посмотреть, туда, где хлопнули дверью.
Миррано, легонько, больше по привычке, чем по надобности, отвесил ему по затылку леща, что бы не плевал в птиц и обернулся к Михаэлю.
- Ты и вправду хотел бы на юридический?
Михаэль только отстранил книжку, выглянув из-за неё. Качнув утвердительно головой и опять ею закрылся.
Попугай сверху прокомментировал – Паршивец, паршивец…
Миррано только цыкнул. – Нет. Ты попутал - и попугай замолк, раскачиваясь снизу вверх в ритмичных движениях. Он не сильно любил когда ему затыкали рот.
Постояв посреди комнаты с минуту, отец решил удалиться, что бы не нагружать себя лишними проблемами, а то потом плохо спиться и только Гельмут ему вслед  огрызнулся. – А меня никто даже не спрашивает…..
Миррано даже не обернулся, но покачал, уходя головой. – Зачем тебя спрашивать? Мы ищем где тебе выгоднее будет.
Он направился к малышкам. Неделю назад они справили их день рождения в узком кругу. Им исполнилось по два годика.
117.  Прошел  только месяц, после объявления войны и страну захлестнула волна забастовок.  Миррано так растерялся во всей этой кутерьме. Очень много магазинов закрылось. Цены взлетели в три раза и появился черный рынок, на котором можно было купить даже оружие. На работу стало трудно добираться, так как извозчики повсеместно вливались в ряды бастующих. Но, даже и не поэтому. Перегораживались дороги, в объезд, за непонятное петляние по городу, единичные экипажи брали непомерную плату. Даже  поступающие в больницу тяжело больные, зачастую умирали, и лишь только потому, что их слишком поздно привозили, а поздно привозили, потому что дорога была преграждена баррикадами или же толпами возмущенных. Доктор Цобик на работу опаздывал каждый день часа на два-три, а Игн и вовсе пропал и это было не то смешно, ни то- страшно!
Миррано пробирался по улице осторожно и очень медленно. Пиджак из льняной ткани он волочил чуть ли не по земле. Жара изматывала безжалостно, тёмные пятна от пота красовались под мышками и на спине, челка сбилась в живописном беспорядке и несколькими прядями прилипла ко лбу. Он шел из больницы по поручению доктора Цобика  к дому Игн, так как телефон  у него не отвечал и даже если бы не доктор Цобик, он сам отправился бы его искать.  Всё последние дни идёт кувырком. И бежал бы, да некуда. В России объявлен набор в солдаты, Италия еще сторониться всех, но и там цены стали расти. Буквально последний месяц, могущественные  узкие круги самых осведомленных, придерживали продукты на складах, зная о надвигающейся войне. Во Франции было тоже самое и все дорожало с каждым днем, и нищенские зарплаты  рабочих и служащих, сейчас превратились в простую подачку на чай.
До дома Игн было далеко, он же жил на окраине Будапешта, в его фешенебельном, спальном районе, а двигаться приходилось через цент города от больницы и воздух был раскалён, отражаясь от кирпичных стен домов и асфальт отдавал неприятным, еле уловимым привкусом смолы. В те годы в цемент очень много добавлялось смолы.  Впереди уже виднелся затор и вероятно это была толпа. Миррано  как ни щурился, и очки одевал, чётко ничего не мог разглядеть и пошёл бы назад, если бы знал, что там все перекрыто, но приходилось подойти ближе, что бы убедиться, что от жары это не мираж! И все бы ничего, но при такой жаре каждый лишний метр был пыткой.
Да…..впереди стали доноситься человеческий говор и шум и уже различимо стало, что это большая толпа народа. Сил больше не было, он уже так долго шел. Это были самые большие и центральные улицы, и уже было понятно, вернуться назад и пуститься в обход этого района он не сможет никак. Легче лечь прямо на асфальте и сидеть до темноты, когда станет прохладнее, чтобы найти в себе силы передвигаться дальше. Он остановился и стал оглядываться по сторонам. Насмотрел возле магазинчика ступеньки     под козырьком и на данный момент, это казалось просто счастьем. Козырек создавал тень и ступеньки были такие аккуратненькие, чистенькие.
 Призыв в армию его семьи пока не касался никак, и идеями о равенстве и единстве страны, о предоставлении демократических и национальных свобод для всех разнородных народностей - его   не волновал. Благодаря Гельмуту, семья последний год жила на всем лучшем и готовом, и чего ему лезть «в бутылку» думал он, тем более, все заранее давно известно, чем обычно это   заканчивалось. Налетят полицейские, разгонят. Потом начнутся массовые увольнения,  все закроются в своём стенании по халупам, квартиркам, углам – такое было уже не раз.
Толпа приближалась. Впереди несли два длинных, огромных плаката с лозунгом «Остановить набор в армию!»,  «Нам не нужна война!» и люди в своей мрачной, тяжелой решимости вышагивали по этой широкой улице и было понятно без слов, что все направляются с тыльной стороны к зданию Правительства, расположенного между мостом Маргит и Цепным мостом, на берегу Дуная.
Когда он прочитал лозунги, его слегка кольнуло чувство стыда. Стыда за свою несознательность. Своим сердцем, он приветствовал именно эти лозунги. Если еще в демократические свободы он не верил, считая, что это в принципе своем в жизни невозможно, но вот войны он не желал, как и эти люди. Только они нашли в себе силы и решительность заявить об этом правительству, а он остался в стороне всего, продолжая каждый день ходить на работу и заниматься своими обычными повседневными делами.  Почему- то сразу вспомнился самый последний бзик супруги «Устроить детей в пансионат на юридический» и кривая улыбка забегала по губам. На фоне происходящих событий это казалось настолько неуместным! А еще более смехотворным было представить там в учащихся Гельмута. Миррано воздел глаза к небу и сощурился со всех сил. Времена пошли диковинные. Тут война, а в Германии несколько раз по небу пролетел самолет и об этом писали все газеты, комментируя эти события! А еще ко всему в довесок в семье вчера произошло неприятное событие. У гувернера исчезли золотые часы и он честно признался, что подозревает в этом Гельмута, потому что всё стечение обстоятельств указывает именно на него. Но, что не понравилось Миррано в этой истории, так то, что у гувернера откуда-то были золотые часы, а их не было,  даже, у Миррано. И, вероятно, они были на самом деле золотые, раз они пропали. Неким диковинным образом, Гельмут, после стольких лет дружбы с цыганами уж очень хорошо отличал золотые вещи от подделок. Его смело можно было брать с собой в ювелирные салоны и у него еще могли консультироваться сами оценщики и никакой лупы не требовалась. Ох, уж этот Гельмут! Невероятный ребенок. И Миррано признавался частенько сам себе, что их самый послушный и прилежный во всех учебных дисциплинах мальчик - Михаэль, был сам по себе не так интересен, как этот паршивец- Гельмут! Как сжатая пружина, он мог воспроизводить впечатления спокойного и доброжелательного ребенка, но,  в самые неподходящие моменты пружина распрямлялась и выстреливала, да так, что колыхался весь дом!
Небо было ярким и чистым. Не облачка! И казалось, вот, он Дунай рядом, вода должна постоянно испаряться и отдавать дождем! А дождь чаще всего шумел ночью, а днем спускалась опять жара. И каждый сейчас рад был бы дождику. Во всех окнах, открытых, торчали зеваки. В большинстве это были женщины и дети.
Ах, да…мысли опять вернулись к домашним проблемам. Так вот гувернер доказывал, что это дело рук Гельмута, да и похоже было на него, но сколько вечером не трясли этого паршивца, он четко, как попугай отвечал - Не я! И главное прибавлял «Засранец»- «Докажите!» Миррано думал- «Ах, ты, ЧЕРТ! Все умные стали! - И чуть спустя подумалось – « А, может, и права Хелен, из этого паршивца выйдет прекрасный адвокат или прокурор!»
Толпа сравнялась с его крыльцом, все косились на него, проходя мимо, кто улыбался вызывающее, кто виновато, кто смотрел на него осуждающе, мол, почему не с нами, а кто-то с ненавистью, так как одет он был интеллигентно и со вкусом. Но от такого количества людей ударила сильная волна- негатива и необузданной силы. А хорошо это или плохо, он еще не понимал.
Из толпы кто-то его позвал и это его удивило. Потом еще раз,…. он направил всё своё внимание в сторону оклика. Кто же его здесь мог знать?
Игн сам вынырнул к нему из толпы, но не присел рядом, а стал махать рукой, зазывая к себе.
Нехотя и лениво Миррано поднялся с крыльца и они оказались увлекаемые потоком.- Ты чего здесь? – спросил Игн.
- Тебя ищу, коллега! Почему у тебя телефон не отвечает? Что это делается?  Больница на ушах стоит! – и он поводя руками по воздуху добавил- Скажи, как можно устраивать демонстрации в такую жару!? Это же самоубийство!
- Ну, дорогой, если ждать дождика, то можно всё упустить.
- Что упустить?
-   Подходящего момента! А я то… обрадовался, что ты то же стал сознательным!
Миррано убавил шаг. - Игн –повысил голос он.- Ты это всё серьезно?! У тебя жена беременна! У нее беременность после кесарева сечения, а ты не с ней и тебя все ищут!
Игн остановился. Миррано хорошо разглядел глубокую боль на его лице и ему даже захотелось по – братски обнять его, потому что, в жизни Игн всегда держался независимо и стойко, он мог веселиться, но в самые тяжёлые минуты на работе и когда его бросали в тюрьму, он мог злиться, негодовать, но только не печалиться и унывать. Словно именно эти чувства были ему не знакомы! А тут! Миррано даже пожалел, что высказался так откровенно. На лице его пробежала тень сожаления.
Игн зачем то посмотрел в спины людей, толпы, которая продвигалась вперед, обгоняя их, но их не толкали, а вежливо сторонились и обходили.
- Анри – проговорил Игн. - Одно другого не касается. То есть, касается напрямую, но так все совпало. Набор в армию, именно сейчас и мой гражданский долг быть сейчас здесь! Я не знаю, что будет дальше с моей семейной жизнью, Вилма категорически отказалась избавиться от ребенка, но люди хотят остановить эту бессмысленную войну. Ты пойми, мы ещё живем как-то, но они еле выживают!
- Да, Игн -  и Миррано положил руку ему на плечо. – Это всегда было и будет, всех не пожалеешь и не обогреешь! Ты семью свою смотри!
Игн вздохнул. – Ты домой иди, не понимаешь ты……..так нельзя. Наша сила в сплоченности, в единстве. А когда каждый за себя, тогда людей начинают те, кому власть дана в рабов превращать. Ты интеллигент…..тебе бы литературу нужную почитать. А сейчас домой иди. Ты сердцем не с нами, а здесь случиться может всякое!
- Вот и я о том же!  Опять на скамью подсудимых сядем, что с семьями нашими будет!
Игн пожал плечами и опять посмотрел в спины обгонявших людей. - Сложно это все! Но семьи и дети ведь у всех! Чем мы лучше их!
- Ты сам сказал - Ты хирург. Игн-  Ты голубых кровей, у тебя образование!
Вот теперь Игн разозлился. – Анри, иди домой! У тебя дети….Я не могу, извини, слушать этот бред о голубой крови. Ты же образованный человек, ты врач, тебе то известно, что кровь у всех только красная и перед болезнью и смертью все равны, просто не у всех одинаковые возможности. Иди, иди, иди назад, туда - и слегка подталкивая своего коллегу в плечо, он развернул его в обратную сторону толпы.
Но Миррано упёрся, притом сам не отдавая себе отчёта, почему? Игн, за эти годы , что знался с ним и за то время что они вместе работали, приобрел в сердце Миррано непререкаемый авторитет. Притом, это он не выражал никак, но в сердце всегда испытывал к коллеге глубокое уважение, но мало этого, ему импонировали его человеческие взгляды, в нем чувствовался бунтарский смелый дух, которого не доставало Анри, некий упрямый стержень с четким видением- какова должна быть жизнь и чего он хочет.  И Анри тянулся к этому человеку душой как ребенок тянется к авторитетному, сильному преподавателю, хотя они и были почти ровесниками, с разницей в три года и притом, Миррано был старше.
Игн развернулся и поспешил за толпой, за тем, с кем он начал шествие, но, Миррано, в очередной раз вытерев вспотевшее лицо уже влажным носовым платком, поспешил за ним.
Игн возмутился. -  Анри, если ты думаешь, что мы вышли на увеселительную прогулку, то глубоко ошибаешься, мы многим рискуем. Зачем тебе это?
Миррано постарался настроить свой шаг, в ритм идущим, словно на военном параде.
- Но…я тоже против этой войны! И потом я пришел, и назад уже, в обход, не дойду, по этой жаре.
Игн даже сплюнул в нетерпении и совсем остановился, развернувшись к Миррано. – Анри. Ты совсем не вписываешься в данную ситуацию.
- Как это? Ты ж не интерьер в квартире подбираешь?
- Тем более. Это все не в твоем характере. Понимаешь? Ты добрый, прости, трусливый, мягкий, не настойчивый, обычно. Ты отдаёшь отчёт, что скоро здесь появиться полиция и будет не до прогулки?! Иди, по- хорошему, все это не для тебя и я ещё буду испытывать чувство вины, что вовлек тебя во все это!
Миррано попытался виновато улыбнуться. – Знаешь, меня за мою мягкотелость даже уже сыновья не уважают!
- Но это не та ситуация, начать заниматься самовоспитанием!
Миррано же, вдруг, махнул в его сторону рукой. – Все, хватит! Мы отстаём! Я не маленький! - и поспешил вслед за рабочими, которые уже оборачиваться начали, так как Игн и Миррано из-за шума почти кричали и со стороны казалось, что они ругаются.
Игн догнал Миррано. – Прошу тогда не пенять, если ночевать сегодня придется в тюрьме. Я тебя предупредил.
- А ты сам безответственный. Твоё место сейчас в больнице, там не хватает рук, а пропал и я, и вообще, ты же понимаешь, что из-за отсутствия помощи могут умирать люди.
- Так ты иди на работу. Если все обойдется, а я… в этом сомневаюсь,  то и я заступлю на ночное дежурство.
Впереди наметилось замешательство и передние ряды толпы почти остановились. На них стали напирать сзади, пока не стало понятно окончательно, что толпа дальше не пойдет. Всем стало ясна причина вынужденной остановки и по толпе пронесся тихий гул. Воочию, Миррано сразу почувствовал, чуть ли не кожей, как возросло в рядах напряжение, задние ряды пытались во все глаза, за спинами передних разглядеть -  Что же делается впереди? Но ничего из-за широких спин не было видно и видимо, причина их остановки, была еще далеко впереди от них.
Миррано стал крутиться по сторонам, чтобы лучше по лицам и по тому, что каждый говорил своему рядом стоявшему соседу, оценить ход дальнейших действий, так как он, совершенно ничего не планировал и не мог даже предположить, что можно обычно делать в данных случаях! К нему резко повернулся Игн и в его глазах блеснул злой огонек и некая озадаченность. Миррано просто почувствовал, что и он, на самом деле не знает, что будет дальше и как себя вести в дальнейшем. Но….уже через несколько секунд, некая собранность и решительность почувствовалась во всей его фигуре, взгляде. Миррано даже показалось, что он ему стал мешать. – Анри. Я сейчас пойду вперед. А тебя как коллегу, как хорошего человека прошу- разворачивайся и быстро иди в обратную сторону. Все что здесь делается, это не игрушки и жизнь может обернуться совершенно неприглядной стороной для тебя.
- А для тебя? Для тебя же тоже! – Миррано, конечно, же заколебался. Это ощущалось и в голосе.
- Я ко всему готов! Ты- Нет. Иди, очень тебя прошу.
Миррано, вроде бы стал пятиться назад, а Игн, одобрительно посмотрев ему в лицо, уже резко развернувшись, стал пробираться вперед, сквозь толпу.
Миррано развернулся  , но сзади него он уткнулся в чью-то грудь и даже не попытался протиснуться между людьми, его что то держало. Лица, люди, в лица которых он заглядывал, были суровыми и в каждом, читалась некая растерянность. Такую растерянность Миррано всегда улавливал в те моменты, когда человек попадал на операционный стол и отдавал свою жизнь в руки хирурга, но это только отчасти, он отдавал свою жизнь на волю судьбы и уже четко понимал, что от его терпения боли или попыток как- то вылечится- ничего не зависело. В такие моменты  врач берет всю ответственность за жизнь этого человека на свои плечи и под свою совесть и умение. Ошибка- цена жизни!
И это чувство сейчас так отчетливо ударило в голову, что его взгляд заметался по всем остальным лицам, не понятно почему, может так же в поиске поддержки, ведь он сейчас не знал, как правильно поступить, и подняв голову к окнам любопытных зевак   он видел хорошо, что к нему приковано так много глаз сверху, словно контроль высших сил наметился там на верху, над ним. Как-то бросив взгляд вперед, он ничего не смог разглядеть, но ему показалось, что  кто-то четко ему дал знать, что там, впереди- только пустота! Резко развернувшись, испугавшись, что он Игн уже не найдет никогда, он приложил все усилия, пробираясь сквозь толпу, что бы отыскать его и когда увидел впереди эти вьющиеся, белесые волосы и его белую, не такую как у всех остальных, рубашку, более тонкого сукна, с облегчением вздохнул.
Обнаружив Миррано снова рядом, Игн, почему-то уже не злился. На его губах появилась хитрая улыбочка и Миррано услышал. - Ну, смотри.
Они попали в первые ряды и увидели медленно двигающийся на них заслон. Именно заслон, как плотную стену, выстроенных плечом к плечу полицейских в темно синих мундирах. Миррано как увидел их экипировку, да в такую жару, у него сжалось сердце и из груди вылетело грудное, тяжелое - Ох. Ты……
Человеческий фактор остается человеческим фактором. Впереди были живые люди, которые чуть ли не заживо поджаривали себя, под палящим солнцем в шерстяном облачении, да еще темно- синего цвета, притягивая с большой максимальностью к себе лучи безжалостного солнца.
Миррано только выдохнул - Господи, кто ж это над ними так издевается?
Игн качнул головой. Профессиональная привычка, сразу думать о здоровье людей, дала о себе знать.
Они сближались.
И когда между первыми рядами противоположных сторон пространство сократилось до одного   метра, все остановились. Стороны оценивали друг друга.
- Господа ярыжки – вдруг Миррано рядом услышал громкий голос Игн – Мы обращаемся к вам с воззванием, стать на нашу сторону и обратиться к парламенту с петицией- «Отказаться от участия в войне и прекратить набор в армию»
Его слушали, но лица венгерских полицейских, которых народ называл- ярыжками, оставались безучастными и от этого становилось не по себе. Слова отскакивали, как мячик от стенки и сразу стало понятно, что ни одно слово, произнесенное здесь не попадет на благодатную почву и не пустит ростки. Миррано, как сторонний наблюдатель, внимательно рассматривал людей, которые вступили в противоборство, пытаясь уловить истинные чувства, которые испытывались людьми в данный момент и видел только одно – Тупое повиновение приказу.
 У Игн, не встречающего никакого отклика противоположной стороны, начинали нарастать эмоции, которые он изначально контролировал, а ярыжки так одурели от духоты и палящего солнца, что, для того, чтобы поскорее покончить со всем этим, готовы были пойти на всё.
Чуть помедлив, Игн продолжал. - Так же, работники требуют у правительства организовать контроль над частными предприятиями в лице  сборных комиссий из представителей государственных служащих и самих работников с целью защиты прав работающих и прекращения произвола работодателей, которые увольняют за любую провинность. Вовремя не выплачивают зарплату, и в общем-то, устанавливают катастрофически неприемлемый размер заработной  платы, такой, что каждый из нас работает практически даром.
Не понятно почему не сразу, а только сейчас, из расступившихся рядов синих ярыжек вышел  подполковник – Ёрмистер, с широкой желтой полоской на зеленых погонах из трех звездочек.
Игн опустил голову и Миррано услышал его тихие слова, сказанные как мысли вслух - Нас   не   считают силой, раз послали на переговоры  лишь ёрмистера.
Миррано так же знал, что в венгерской армии и полиции это звание было не достойным большого почтения.
Ёрмистер  расставил широко ноги и положил рука на руку,  держа их на сдвинутой вперед, как главную представительницу силы, сабле. Взгляды всех уцепились за этот жест. Но говорить ёрмистер стал не торопливо, словно весомым делая каждое слово и жестко, как и подобает представителю власти.
- Требование правительства, предложить вам  разойтись и устранить беспорядки!   Нам дано право, применить силу, в режиме военного времени. Страна вступила в войну и по закону военного времени, вы будете объявлены террористами , вы подлежите суду и к вам применят уголовное право.
-   Где вы видите беспорядки? Люди не имеют возможности дальше жить. За что нас судить? За то, что  мы хотим работать честно и зарабатывать? Вы это серьёзно? - с удивлением спросил Игн.
-- Да. Именно вас объявят вне закона и применены будут самые жесткие меры, поэтому сейчас мы вас только призываем - мирно разойтись. Никто не хочет из нас применения   силы.
- Вы возьмите нашу петицию, доставите в парламент и в течении недели правительство должно выполнить наши условия.
- Иначе что?
В рядах царило молчание. Народ стал колебаться.
- Иначе что? - повысил голос ёрмистер.
- Наши забастовки будут продолжаться. Сегодня здесь собрались рабочие с двух предприятий, через неделю нас станет больше. Люди не хотят терять на войне своих родных, эта война не за своё отечество.
- Вы должны работать, а принимать политические решения не ваше дело! И объяснять, почему парламентом принимается то или иное решение никто не уполномочен..- И он сделал шаг вперед и поднял руку вверх. - Мы призываем вас разойтись. – С виска по щеке у него пробежала капля пота и в глазах явственно читалось нетерпение.
Игн вытянул из закатанного рукава мужской сорочки  твердый лист бумаги. Это была петиция. Он сознательно засунул её в рукав, дабы не пропитать её каплями пота, которые стекали по груди, на живот.  Жара была в самом разгаре и ни работать, ни отдыхать на улице под солнцепеком было не мыслимо. Как драгоценный свиток старины, протянул он изложенные требования забастовщиков к ёрмистеру, на который тот посмотрел нахмурив брови. Для всех, кто стоял с противоположной стороны полицейских, эти изложенные на бумаге строки были вымучены и последней надеждой на перемены. Но…ёрмистер был не прав. Он даже не стал хитрить. Возможно он был глуп, возможно высокомерен, но весь его вид говорил о полном безразличии и к этому листу бумаги и ко всей этой толпе. Люди смотрели в упор. На вооруженных людей в синих мундирах, так же как и они, являющихся подневольными и не самостоятельными, но живущих в этой стране, растящих детей, получающих не большое жалование и так же провожающих из своих семей кого-то на войну и искали солидарности, хотя бы в выражениях лиц. Но….лица были беспристрастны, словно у оловянных солдатиков, запрограммированных на некие определенные действия, не подразумевающие свободу выбора. И это несколько шокировало! А когда состояние легкого шока рассеивалось, возрастал гнев.
Как одолжение, ёрмистер взял в руки петицию и не колеблясь, на глазах у всех её разорвал.
В толпе как волной, прокатился глухой гул, словно каждый пытался подавить свои истинные эмоции. У Игн у виска за пульсировала жилка, как знак большого напряжения. И даже Миррано возмутился таким неуважением к людям. По его мнению, конфликт можно было погасить, проявив со стороны ёрмистера гибкость и хитрость. Все разошлись бы по домам, обсуждать произошедшее и каждый считал бы, что делает все, что в его силах. А дальше будет как Бог даст! Но вызывающее и высокомерное поведение этого человека только накаляло обстановку и подогревало гнев людей. И все- таки, он до конца верил в то, что в такую жару никто не осмелиться предпринять активные действия, все просто энергетически истощились от зноя и отсутствия воды. И большая бочка холодной воды сделала бы сейчас всех счастливее. И от того что произошло в следующий миг, скоропалительно и неожиданно, вызвало у него просто –А!
Игн со всего размаха отвесил стоящему напротив него ёрмистеру жесткую оплеуху. Это даже было не по-мужски, а со стороны напоминало сцену ревности супруги к загулявшему супругу! Но толпа выдохнула громким- У-у-х! А кто-то, как Миррано, от неожиданности воскликнул- А-А! Но, если женщина и отвесила бы оплеуху, то это было бы не так больно. От этой оплеухи, у ёрмистера глаза стали круглыми как блюдца и ярко красное пятно расползлось на всю щеку, а он только за вращал бешенным взглядом из стороны в сторону, сначала растерявшись, но гнев превозобладал  и изо всего своего громкого горла выплюнул на мостовую – За мной! Вперед!
И настолько молниеносная волна страха прокатилась у Миррано от стоп до макушки, как затмение и потом он почти каждый день будет прокручивать в своей памяти все происходящее и сделает один лишь единственный вывод, что он, как никогда в своей жизни, позволил вырваться всем своим эмоциям и гневу, подавляемому всю свою сознательную жизнь, но, что точно он знал, тогда разум совсем был задавлен неким стихийным, необузданным чувством. Как тигра, выпустили на свободу из клетки, голодного и подстёгнутого запахом крови! Он зачем то бросил на голову ёрмистру сбоку свой пиджак и это возымело некий результат, так как тот атаки с правой стороны не ожидал и когда его рука только была занесена, для того, что бы ответить Игн на удар, Миррано уже как обезьяна повис на нем, закрутив пиджаком ему лицо с головой. Игн со всей силы пнул ёрмистра  в живот и они втроём, как в свалке, упали на булыжники. А сверху на них повалилось ещё пару человек полицейских, пытаясь высвободить своего командира.
Рабочие восприняли это как призыв к действию и резко подались вперед, кто- то даже сплюнул в свои большие, натруженные кулаки, но быстро на них ощетинились штыки и полицейские, лишь в первых рядах, отступили, дав место солдатам с более весомым оружием. И уже тренированные, быстро ориентирующиеся в ситуации, они четким, широким шагом стали наступать на толпу. И толпа дрогнула, передние резко подались назад, но задние ряды еще не готовы были отступить, так как им хорошо не было видно происходящее и так получилась давка.
Но солдаты не пускали в ход оружие. Они били кулаками в лицо, живот, со всей силы толкали человека в грудь. Возникла громкая возня из-за временной давки, но она очень скоро рассосалась. Народ стремительно стал изворачиваться от ударов и бежать. Да. Люди побежали.
Миррано ничего не видел. Его чем-то тяжелым ударили в висок, потом в живот так, что он согнулся, что бы глубже выдохнуть, ибо у него сперло дыхание, его саданули по голове и все. Одна сплошная темнота!
Очнулся он в наручниках, его рывком подхватили с мостовой и поволокли в экипаж. Когда его туда впихнули, Игн, с такими же наручниками, с разбитым  лицом уже сидел там. Миррано охнул всей грудью и к стыду можно сказать, чуть не заплакал. Игн почувствовал его мысли и рукой показал, что бы он  «Не дай Бог, проявил свою слабость!».  Тогда Миррано необходимо было отвернуться, что бы не видеть окровавленного лица своего друга. Уставившись в окно, Миррано встряхнул плечами, ему страшно было подумать , что их теперь ждало! Но, человек, такое сложное существо, эмоции, переживаемые в какой-то момент могут приходить неоднозначно и это его самого удивляло. Из глубины какого-то животного интуитивного начала своей сути, к нему пробивалась тихая радость. За столько лет его  жизни, обусловленной ежедневной обыденностью, стрессами и постоянной ответственностью за людские жизни, он первый раз «выпал из обоймы», как сказал бы ему Игн. Он сделал то, что все время душил и прятал в себе, боясь осуждения окружающих. И вот - это уже произошло! И груз спал с плеч. Тот, который он носил много лет. Произошло раскрепощение. И у него ноющей болью тянуло живот и от спазм  раскалывалась голова, но в душе прорастала и пробивалась на верх его шальное чувство свободы, той, которая есть только на духовном уровне, от оков светской обусловленности, вечной подавленности.
Хелен вечером занималась девочками, потому что нянечка занемогла. От духоты и напряженности, которая витала везде, у неё поднялось давление и Хелен, как медик, заставила её выпить мелко нарубленной петрушки с молоком и принять прохладный душ, а сама , вынуждена была кормить детей и уделить им всё своё время. И когда,  к девяти часам вечера отец семейства домой не вернулся, она ещё заставила себя оставаться спокойной, потому что   не любила нагружать себя озабоченностью за кого-то. И быстро отогнав от себя мысли о его отсутствии, уложила кое-как девочек спать и сама, приняв душ, почувствовала себя слишком уставшей.
Среди ночи её только первый раз ударила страхом мысль, что супруга так ещё и нет в доме. Он не возвращался. Сев на постели, она стала прислушиваться к каждому шороху в доме. Тишина была глухая и давящая. Посмотрев на нетронутую подушку, ей стало жутко. Но бродить тенью по квартире было бесполезным занятием, волнение от этого не угаснет. Она упала назад на подушку и уже вторая половина ночи для неё прошла в тревожной духоте и муке. Утро она встретила головной болью. Разбитая и не выспавшаяся, она побрела на работу, с одной только целью, выпросить себе выходной и отправиться в больницу к доктору Цобику. Потому что у неё даже предположений, куда мог подеваться её супруг не было. Он мог быть не предсказуем. Он мог запить, но её, в любом случае поставили в известность о его местопребывании. А тут! Это чёрт знает- что такое!
В больнице царил аврал. День назад пропал один доктор - Игн Йошек, а сегодня пропал Анри Миррано. И главное, после того, как его попросили отыскать своего коллегу. Доктор Цобик конечно же за волновался, но всё время думать об этом, ему было не до суг. Он крутился «как белка в колесе». В больнице остался один опытный доктор и только несколько зеленых студентов, которые лишнего шага боялись сделать без его одобрения и ему казалось, что «мир сошёл с ума», люди вокруг были обозлены на правительство, на полицию, на своих работодателей и все, что их окружало.
Когда Хелен появилась в больнице, доктор Цобик не смог уделить ей внимание и только развел руками. Но у Хелен настроение становилось мрачнее некуда. Женская интуиция подсказывала, что случилось что-то более глобальное, чем простой загул Миррано. Последняя надежда его найти зиждилась у цыган, но ей до ужаса не хотелось туда идти. И главное,  попросить дать ей провожатого она не могла, так как сочувствовала доктору Цобику чисто профессионально в эти тяжелые дни. Да. Жизнь изменилась и каждый новый день приносил все больше проблем и до чего это все докатиться?
Думая об этом, она вернулась домой и отправила к цыганам своих мальчишек, так как Гельмут был с ними на короткой ноге.
И когда мальчишки вернулись, рассказав ей о том, что отец угодил в тюрьму, за участие в манифестации,  она не поверила по началу. Все что угодно, но это никак не гармонировало с её супругом. И вначале даже стала кричать на Гельмута - Что за чушь ты несёшь?  Миррано так далек от политики, как я от того, что бы пасти скот или окучивать грядки.
Но её взгляд впившись в лицо всегда молчаливого и осторожного Михаэля, прочитал о том, что на этот раз Гельмут не обманывал. Притом, Гельмуту самому сейчас было не до розыгрышей, так как своих родных он любил искренне.
В пришибленном состоянии. Она не раздумывая отправилась в полицию. Где ей подтвердили, что за решёткой находятся два активиста вчерашнего митинга, развернувшегося,  возле здания парламента.
Она в растерянности моргала глазами на долговязого унтер-офицера, потом пожала плечами и уселась на стул напротив него.
- Да этого просто не может быть! Мой Анри и манифестация!? Он шел разыскивать своего коллегу по работе. Да, вы что, они же вместе работают, интеллигентные люди, дворянского сословия. Я никогда не поверю в то, что вы мне говорите! Проведите расследование, и вы поймете, что они оказались на этой площади чисто случайно.
- Да, мадам. Расследование будет проведено в любом случае, но то, что они там оказались случайно, нет. Это- нет.  Где больница, где площадь и живете вы все в совершенно другом месте. И притом, мы уже знаем, что господин Игн Йошек ни раз участвовал в подобных сборищах. Так, что вы можете начать хлопотать за своего супруга. Но господину Йошеку светит хороший срок!
Все это казалось ей чем-то не реальным. Главное, она пыталась понять -  зачем Миррано вклинился в эту манифестацию и пошёл вместе с ними? Жизнь их последние годы нельзя назвать бедной и на работе все давно устоялось, он к ней привык и уже не так зацикливался на неудачах, как раньше.? На войну его никто не забирал, так что же могло произойти, что  её Миррано оказался за решёткой? О политике говорить он никогда не подряжался и был далек от всего этого. Настолько миролюбивый, безобидный человек, которым понукала даже она? С Игн было все четко и ясно, но не с Миррано.
Ей пришлось направиться к отцу, просить денег для залога. Миррано обещали выпустить завтра же, если будет внесен залог. Но, когда ей озвучили размер залога, её быстро зашатало из стороны в сторону и из здания она выходила в полной прострации. Но… как бы там ни было, провести одной с четырьмя детьми целый год, которым пригрозили её супругу, ей не хотелось. Гельмута с Михаэлем требовалось пристроить в  юридический пансион, а это значит регулярных вливаний в их семейный бюджет денег от игры в карты и торговлю противозачаточным средством, которую на широкую ногу поставил Гельмут, ожидать не приходилось и она рассчитывала эти несколько лет прожить на их запасах, в которые она периодически запускала руку, но, тем не менее, их должно было хватить на все необходимое. Притом, что учеба в пансионе мальчишек стоила дешевле, чем репетиторы и гувернеры для индивидуальных занятий дома. Она так все распланировала, а тут – раз, и все рухнуло за один день. Однако же, запасы их семьи трогать было нельзя, она не хотела, поэтому, одна дорога оставалась к отцу.
Тяжелее всего приходилось матери Хелен. Она была как буфер,  между дочерью и амбициозным супругом, который всегда планировал их семейный бюджет, а дорогая единственная дочь эти планы ставила под угрозу, со своими детьми и бестолковым муженьком, как его называл господин Полани. И, госпожа Полани, только увидев дочь на пороге и её растерянный взгляд, сразу поняла, что постучались в их дом новые неприятности. И когда супруг метался по гостиной, брюзжа слюной и чертыхаясь, она тихо сидела на кожаном диване, молясь про себя деве Марии, что бы та помогла всем в эти тяжелые времена.
Устав бегать, господин Полани в итоге произнес – Пусть сидит в тюрьме и ума набирается, я не дам ни единого форинта. Вы мне надоели! Жить в принципе, как добропорядочные люди- это не про вас!
- Но…возразила Хелен. Тебе же самому лучше выкупить его из тюрьмы поскорее, пока дело не дошло до суда. Это подорвет твою репутацию и значит, твой бизнес пострадает!
- Ой. Ой – покачал господин Полани головой, а еще в придачу поцокал языком. – Напугала вошь виселицей. Моя репутация уже давно подорвана, с того дня, когда ты сбежала с этим нищебродом! И если бы не внуки, то….- Ай..- он махнул рукой.- Я жил ради внуков, а как выясняется, один из них снабжает всю столицу и всех её проституток этой гадостью….
Хелен взвилась, нервы были некуда сегодня. – Папа! Хватит! Хватит! Ты сам слышишь что ты говоришь! Интеллигентный человек! Во-первых, наш Гельмут не единственный твой внук, что бы махнуть на все рукой. Во-вторых, мой Анри не нищеброд. Он трудолюбивый и порядочный человек! Прекрати его опускать передо мной и его же детьми- это просто не воспитанно с твоей стороны. И в третьих - я останусь совсем одна на год, при таких событиях сейчас - война и что еще будет! Он же выйдет из тюрьмы больным и с нарушенной психикой, кому от этого легче! Мы же у тебя одни, а ты все каждый форинт  считаешь!
Господи Полани тяжело вздохнул и глаза его забегали по серванту из красного дерева. Супруга, поняв все без слов, встала, что бы накапать ему в рюмку сердечных капель.
- У меня каждый форинт продуман и зарабатывает собой новый. Деньги в бизнесе и деньги работают. Тебе же не понять, как это, ты их можешь только тратить. Я вырву большую сумму из бизнеса и порвется вся цепочка налаженной работы. Нет. Извини, но сейчас вы без меня. Я вложился тоже в войну. На фронте в больших количествах нужны медикаменты и перевязочные средства. Я планирую хорошо заработать, так что, или  пусть прохлаждается за решёткой или находи деньги в другом месте. Я тебе все объяснил. А когда моё состояние вырастит, вырастут и твои дети и скажут деду за наследство большое спасибо. Я же так думаю, твой итальянец ничего не планирует им оставить после себя.
- Тьфу. Тьфу – поплевала Хелен - Ему ещё жить , да жить….. О… за что мне все это?  За что ты его так невзлюбил!?
- За непродуманность и отсутствие воли. Мужчина должен быть главой семьи и все финансы должен вести он, а у вас все наоборот!
И факт остается фактом. Первый раз в жизни, отец Хелен отказал ей в субсидии.
Домой она вернулась «выжатой как лимон» и в гостях сидела Вилма. О ней Хелен совершенно забыла, а теперь придется сообщить неприятные новости. Потом еще рыться в уставшем мозгу, как её утешить. И Хелен чуть не взвыв от досады, медленно прошла в гостиную.
Но Вилма все уже знала от Гельмута с Михаэлем и это облегчило Хелен задачу. Увидев же ее кругленький живот и зная, как все это сейчас для нее опасно и еще случилось такое, что вся раздраженность и досада Хелен ушли просто в пол. Она сильно жалела эту молодую женщину.
Упав в объятья Хелен, Вилма разрыдалась так громко, что из кухни выглянула кухарка, а из второй детской нянечка девочек. Ей дали успокоительные, которые периодически принимал сам Миррано и стали ждать позднего ужина. Ведь Хелен целый день была голодна.
И как бы там ни было, а дела обстояли не утешительно. Хелен отдала за залог Миррано все их запасы. Пришлось. Но, Игн остался в тюрьме, потому что к нему отнеслись гораздо жёстче. Ему предстоял суд и несколько лет заключения. Вилма переехала в дом Хелен и Миррано, так как они стали сильно опасаться за её здоровье и её необходимо было находиться под наблюдением. Её девочка- Николетт очень подружилась с Михаэлем и все обратили внимание, как заботливо и трепетно он к ней относился. Что было делать. Миррано сосредоточил свои мысли на предстоящих родах и его это пугало. Роды после кесарева не предвещали ничего хорошего, притом,  что психологическое  состояние Вилмы находилось в постоянном напряжении. Квартира погрузилась в коматозное состояние и встал вопрос, куда отправить Вилму рожать- в клинику Хелен, под её попечительство или роды будет принимать сам Миррано с доктором Цобиком? У Игн спросить было невозможно, так как его отношение с внешним миром было строго пресечено до суда, а Вилма просила уже позаботиться о своей дочери, тем самым нагнетая и без того напряженную обстановку, словно уже прощаясь с жизнью. И Миррано шестым чувством предугадывал, что все это станет его ответственностью, перед Вилмой, Игн и Николетт. Роды придется принимать ему, потому что в клинику и не возьмут супругу опального доктора Йошека.
118. Миррано с доктором Цобиком сидели в кабинете и готовились к родоразрешению Вилмы. Прошел месяц после ареста Игн и скоро над ним должен состояться суд. Вилма дохаживала последний месяц и все так совпало, словно кто-то наколдовал, что Миррано опасался, что эти два обстоятельства сольются воедино. Удручало то, что женщина вообще перестала спать по ночам, обессилила и бледной тенью ходила по квартире, держа в напряжении её хозяев. Хелен уже прокляла всё на свете, что согласилась оставить супругу своего друга у себя, потому что ей было бы легче переживать на расстоянии, так как все понимали, что предпосылок для успешного рода разрешения почти не существовало. Их и так почти не было, а тут эти неприятности с Игн, которые совсем подкосили Вилму, ухудшение жизни на общем фоне тех военных лет и общая нервозность всех горожан. И потом, Хелен некуда стало запускать свою руку, чтобы порадовать себя красивой обновкой, ибо свою обыденную жизнь она всегда знала как скрасить- покупкой новой шляпки, туфелек, платья, украшения. А сейчас этот колодец иссяк.
Миррано и доктор Цобик давно практиковали получение легкого допинга перед сложнейшими операциями. Это было сто грамм коньяка, не больше и не меньше, чтобы повышать себе общий тонус организма и притуплять внутреннее напряжение.
Вилму еще с утра посадили на строжайшую диету и на всякий случай обрили ей живот, лобок и заставили принять душ, хотя единства во мнении у врачей не было. Миррано настаивал на естественных родах. А доктор Цобик на повторном операционном вмешательстве, опасаясь разрыва шва  матки.
Миррано доказывал, что после первых родов прошло более двух лет и опасаться нечего, но старый доктор в своём мнении исходил из того, что общее самочувствие женщины подорвано и она слаба, для того что бы рожать самой.
- Но…. дорогой мэтр – снова и снова отстаивал свою точку зрения Миррано – у нас нет не одного удачного случая повторного «кесарева сечения».
На что старый доктор отвечал – К сожалению. У нас нет и ни одного случая благополучного родоразрешения после кесарева сечения.
- Есть. Я читал. Два случая во Франции и один в России. И, боюсь солгать, в Германии  так же был.-  он сморщил межбровную складку, вспоминая -  Да. Я не солгу, в Гамбурге, профессором Штоцелем.
Доктор Цобик что-то искал у себя в столе и наконец нашел. Это был еще новый журнал, который он часто почитывал в ночные дежурства. Он протянул его своему коллеге и стал убирать коньяк назад в шкаф с книгами, которые так же часто перечитывались им в свободное время.. Он оставался невозмутим и непоколебим в своём решении сделать повторное операционное вмешательство в родоразрешение женщины. – Читайте. Здесь очень хорошая статья вами упомянутого профессора Штоцеля. Он принял несколько раз роды вагинальным путем, потому что женщины были хорошо подготовлены, очень молоды и здоровы во всех отношениях. Но он же сам, рекомендует при малейшем сомнении в естественном родо разрешении провести повторное «кесарево сечение». Мы чуть отстали от жизни, он даже описывает как это лучше провести. Читайте, у вас есть еще часа три, я приму ваших пациентов. Я старый дурень, не вспомнил об этом вчера. Надо было дать вам статью с собой домой, а я забыл.
Миррано возразил. - однозначно, прочту. Но Вилма здорова и молода. Она деревенская девушка, выносливая и жизнестойкая. Да, беременность проходила в ни лучших обстоятельствах, но у неё не было ни единого сбоя. Никаких осложнений.
 Доктор Цобик, уже собираясь выйти, обернулся, что бы возразить. – Но ведь эта молодая и здоровая леди не смогла родить сама первый раз. Её плод был запутан в пуповине. Где гарантия, что это не повториться снова.
Миррано провалился в глубокую мягкость старого кожаного диванчика в кабинете доктора Цобика и раскрыл статью, но его интуиция говорила об обратном и он настаивал. - Давайте подготовимся к операции как следует, но дадим ей шанс постараться родить самой. Мы её утром осматривали, никаких показаний для операции не обнаружили.
Доктор Цобик на редкость быстро сдался. Он утвердительно кивнул головой и шустро исчез за дверью.
  Так все случилось, что роды у  Вилмы в этот день случились на пару с женщиной, доставленной в больницу на экипаже ровно за час до её запланированных родов. Ей уже с утра не разрешили ничего кушать и живот стал потягивать в низ с такой силой, что принимая ванну в виде исключения, она уже с трудом туда могла сама залезть. Все стало понятно и готовили операцию. Хотя, как и просил Миррано, она будет стараться родить сама.
Экстренное прибытие другой женщины внесло сумятицу в планы и доктор Цобик многозначительно посмотрел на своего коллегу. - Анри, вы не передумали?  Нашей второй пациентке требуется оперативное вмешательство, а нас с вами только двое опытных врачей. У Вилмы начинаются схватки и вторые роды пройдут стремительнее первых. Я бы уже положил её на стол сейчас, а следом за ней эту женщину, так как у неё первенец и процесс может затянуться на долго, мы бы прооперировали сразу после нашей дамы. И вообще, мне все это так не по сердцу. У неё матка не так эластична, как нужно было бы, она же сама не родила.
Врачебные будни. Каждый процесс не предсказуем, тебе необходимо принимать решение, перед которыми легенды о мудрости царя Соломона просто блекнут, а вернее, он и не стал бы так основательно задумываться о цене человеческой жизни в своем понимании ценностей.
Ситуация возникла не простая. И, Миррано казалось, что если бы не вопросы доктора Цобика, он чувствовал себя увереннее бы.
- У меня почти нет опыта проведения «кесарева» с переливанием крови донора. На этом специализировался Игн. И  практиковать сейчас на его супруге мне совесть не позволяет. Я хочу делать то, в чем я больше уверен.
- Ну, хорошо, пусть Бог нас простит. Берем на операцию сейчас эту женщину. Ей самой не родить, ребенок идет ножками.
Миррано кивнул головой в знак согласия, но в приемный покой вошла помощница доктора Цобика и после её слов у Миррано стала подниматься температура. Она сообщила, что донорской крови в больнице не достаточно.
- Как не достаточно? – изменился в лице Миррано и даже всегда хладнокровный доктор Цобик снял свои очки, и бросил их в нетерпении на стол. В больнице все уже знали, что этим выдается его недовольство и не терпение.
Медсестра выглядела очень взволновано. Все последние дни нервы у всего персонала больницы были на пределе, постоянно возникали ситуации с нехваткой то одного, то другого. Война как прожорливая утроба поглощала все и вся.
- Война, мэтр.  Люди уходят сдавать свою кровь сейчас, чтобы заработать, в военные госпитали. Там установили цену – сто форинтов за одного донора. С фронта уже стали поступать раненные.
- Да. Я слышал и, твою мать. ….. меня старого идиота, из-за этой кутерьмы сейчас, ничего не держится в голове! Я должен был подумать и переключился на другое. Я два дня выбивал для нашей больницы опиум и хлораформ.  -  и он с растерянным выражением на лице развернулся к Миррано. - Вот и выбирать не приходиться. Вилма должна рожать сама.
Через час пациентка умерла на операционном столе и не из-за нехватки донорской крови. А из-за обнаружения нескольких кист яичников. Операция затянулась из-за непредвиденных осложнений и у молодой женщины по тем временам не было шансов выжить и кровь донора закончилась, когда доктор Цобик только успел удалить кисту, и только подошли к этапу зашивания мышц живота.
Родился здоровый малыш, но судьба его не пощадила. Он будет расти без матери.
Миррано долго стоял над трупом и тупо смотрел в белые квадраты забрызганной кровью плитки. Начало не предвещало ничего хорошего  и холодный, стихийный страх поднимался от ног к сердцу. Такое было в его жизни не раз и он знал, если его пустить к голове, он надолго его парализует и вышибет из текущего момента, а потом еще из жизни на некоторое время наверняка. Надо гнать, гнать его беспощадно!
Старая санитарка, убирающая для мытья а потом для обработки   в стериализатор инструменты, вдруг услышала его четкий, грудной голос и доктор Цобик, собравшийся уходить в моечную, резко обернулся. Миррано чуть не выкрикивал.
- Нам срочно нужна донорская кровь. Во что бы то ни стало! Я не стану ничего делать, пока в больнице не появиться несколько литров той группы крови, что у Вилмы.
 - Доктор Цобик поддержал его в ту же минуту.
- Йешек ! - громко позвал он кого-то  из моечной.
Молодому сотруднику срочно дано было поручение нарисовать  рекламную доску и выйти с ней на улицу. За каждого желающего сдать свою кровь для нужд больницы, Миррано и доктор Цобик из собственной зарплаты обещали заплатить триста форинтов.
Инг в тюрьме и если роды осложняться непредвиденными обстоятельствами, Миррано никогда не простит себе этого факта. На страховой случай, донорская кровь в больницу была  запасена. Они чуть успели к самим родам. Схватки уже атаковали Вилму по полной. Она стиснув зубы еще крепилась, но уже изредка, стекла операционного помещения и родового одновременно, чуть заметно дребезжали от её глубоких, протяжных стонов. Кушетку, на которой она рожала, поставили посередине самого большого в больнице помещения, что являлось одновременно и основной операционной. Рядом находилась приемная и моечная. А через моечную, выход в основной коридор, а через приемную, вход в кабинет доктора Цобика.
Еще хорошо светил дневной свет и её развернули прямо к окну. В промежутках между  схватками, она обессилено падала на подушку и жмурилась от проникающих лучей солнца. «Скорее бы миновать этот мучительный процесс» - думается в это время и внимательно прислушиваешься к позывам своего тела, в ожидании новой волны.
- Вилма – постоянно она слышала рядом. - Сейчас дыши ровно, глубоко. Пополняйся воздухом - и Миррано периодически то гладил её руку, то аккуратно прощупывал и нажимал на живот.
Головка младенца уже была почти в промежности и её хорошо прощупывали. Все шло как надо и часто заглядывавший в операционную доктор Цобик, читал это по выражению лица своего коллеги. У Миррано уже отекали ноги. Он отстоял в напряжении на первой операции и родовая деятельность Вилмы в данный момент длилась уже пять часов. Он не присел. Единственное, что только начинало волновать, время затягивалось. Каждый потуг предвещал выход ребенка, но этого не происходило.
Вот новая волна ударила в спину и моментально передалась на живот. Вилма напряглась и схватилась руками за края кушетки так сильно, что побелели пальцы.
- Тужься – четко произнес Миррано.
И она собирая силы с каждой клеточки своего тела, с каждого его уголка, направила их на мышцы живота. И от раздирающей пополам боли, она приподнялась всем своим верхним отделом тела, что бы сжаться в узел, но в этот раз глубокая, очень сильная боль пошла, как проделывая себе тропу все ниже, ниже и …..её резко отпустило и стало легко.
На всю операционную раздался громкий, недовольный крик малыша. Ребенок родился и это была девочка.
Она в изнеможении откинулась на подушку и почти беззвучно произнесла - Снова девочка. Игн хотел сына.
- Ну, ну,ну- спустя несколько минут услышала она откуда то сбоку голос Миррано.- Вилма. Дорогуша, не засыпай. Это еще не все,  еще нужно потужиться.
- Зачем? - больше прочитал он это в глазах, чем услышал. Сил ни на что уже не было. Она проваливалась в небытие.
- Послед должен выйти. Твоя плацента. Давай дорогуша. - И он отошел прямо к ее стопам, что бы хорошенько обследовать. Поцокал языком, как любил это делать доктор Цобик. Привычки перенимаются машинально. - Так, чуть тебя надо подлатать.  Ну ничего…это уже пустяки. Хорошая малышка у нас получилась.
Вилма этот голос почему- то начала слышать, ощущая себя в невесомости и он удалялся и удалялся все дальше. И она уже ничего не понимала. Почему она на всех смотрит сверху? Почему лица всех так резко изменились? В операционную вбежал доктор Цобик и ей стали давить на грудь , её тело ёрзало по кушетке, а в помещении возник хаос. Никто уже не стоял возле её ног, а  что-то кололи в вену и всё не оставляли попыток сделать массаж сердца. Первым от кушетки отошёл доктор Цобик, но потом потеряв терпение, он обхватил за плечи  своего коллегу и стал прилагать усилия, что бы оттащить от неё.  Голова Миррано все время была опущена вниз. Но когда он встал рядом с доктором Цобиком, и слегка выпрямился, в этот момент она разглядела,  что его глаза широко открыты. Неестественно и он так и не верит, вероятно, в то, что произошло. А что произошло?  Невесомость затянула ее в какой -то темный туннель, и она понеслась с невероятной скоростью и её не посещала мысль - Куда и зачем я несусь? Все было определено, словно она еще при рождении уже знала, как уйдет из жизни. И только трепыхался еще смутным оттенком осадок того, что она подвела тех людей, которые так за неё боролись, что бы этот туннель появился в её жизни как можно позже. А зачем? И она мгновенно знала ответ. Осталась дочь, там, за завесой, совсем малютка и девочка- старшая, уже разумная. И пусть она все время будет рядом с ней, даже когда она будет спать или уезжать куда-то, дочка этого знать не будет и ей так часто невыносимыми приступами будет хотеться присутствия матери в ее жизни, в той, где есть четкое понимание времени и места, где есть тактильное тепло и страх во всех его проявлениях.
Вилма умерла. Неожиданно. У нее резко остановилось сердце. Тогда, когда ничего плохого уже произойти не могло. То, чего больше всего боялись, что прежний рубец на матке, сделанный при первых родах при проведении операции, не выдержит- не произошло, и сердце у нее было здоровое. Что-же произошло?
Миррано был в прямом смысле слова -  в шоке.
Ему что-то говорил доктор Цобик. А в частности то, что необходимо провести вскрытие, чтобы понять причину смерти, Миррано не реагировал. Его два санитара провели в кабинет доктора Цобика и усадили в кресло и все. Больше до него достучаться никто не мог.
А спустя некоторое время, его стало отпускать и первую фразу, которую от него услышал старый коллега, это было – Как мне с этим теперь жить?
И сидевший напротив доктор Цобик, сразу так сильно осунувшийся, но более живой чем Миррано,  поспешил сказать. – Вашей вины ни в чем нет. Все делалось правильно. Это жизнь! Мы проведем вскрытие, я уверен. Причина установиться. Скорее всего, оторвался тромб и закрыл доступ крови. У нее же остановилось сердце. И тогда….когда напряжение с него спало. Это непостижимо, но и такое бывает. – Он молча пододвинул к краю стола рюмку с коньяком.- Выпейте друг мой. Одну. Потом еще одну и идите к семье. Надо к семье идти в такие моменты. Там быстро переключаешься на другое и все отступает. Я до дежурю.
Миррано закинул в себя одну рюмку. И запрокинул лицо к потолку, словно что-то хотел там разглядеть. Но сощурился и протянул рюмку для второй порции.
- Виноват, не виноват. Какая разница? Сейчас имеет значение только одно. Что Игн в тюрьме. У него умерла любимая женщина и он остался один с двумя детьми. Я не знаю как он. Я бы, вероятно, не пережил.
Доктор Цобик снял очки и устало вытер лицо носовым платком. Утвердительно покачал головой и оперся лбом о руку так, что бы прикрыть глаза. Что он думал в этот момент- неизвестно.  Подождав, как струя теплого коньяка разойдется  по телу, и отдаст своё тепло сердцу, Миррано, зачем- то направился к выходу. Он шел как на протезах, но четко к выходу. Он не поехал домой. Его не было дома этим вечером. Его не было дома и на следующий день. Он пропал. Во второй раз.
Хелен еле дозвонилась в больницу и узнала о случившемся. Дочка Вилмы была в их семье и Хелен никому ничего не сказала. Ей было до такой степени жалко Игн, что первый раз в жизни она добровольно пошла в церковь. Её душили слезы и как только пресвитер занес руку над Библией, из нее просто выскочил дикий вой и справиться с ним она не могла, водопад слез прорвался за многие годы скрываемой тоски по страсти, по вольной жизни, по беспечности, которая была её верным спутником до замужества, по отсутствию рядом лучшей подруги, а теперь и друга, который попал в тюрьму и наконец, она знала, что может когда-нибудь еще обнимет Игн, но с ним рядом уже никогда не будет Вилмы, и он измениться – станет молчаливым, замкнутым, инертным. Все так резко стало меняться и почему-то, в предвкушении будущности таилась некая новая дорога, на которую ей не хотелось становиться. С каждым годом радость уменьшалась и становилась совсем маленькой, заботы прибивали к земле, делая каждый день серым и безликим. Чего дальше ждать от жизни? В воздухе витало только напряжение и злость людская, невидимый страх. И Миррано стал сдавать. Его уходы из дома- нелепая попытка сопротивляться грузу каждодневной отягощающей ответственности за детей, за пациентов, за   будущее своей семьи, на общем фоне его неоцененности. И в глубине души она это знала. А её страсть к дорогим украшениям и нарядам- что это как не попытка заглушить тоску по нереализованной женской сексуальности и побег от внутренней пустоты!  У неё никогда не было целей в жизни, четких, видимых. Плывя по жизни как лодка без кормчева и весел, вероятно, пришло время, когда она зашла в тупик и все так обострилось именно сейчас, когда правительство объявило войну. Никогда, никогда она не понимала ту неугомонность Игн, зачем ему с кем - то бороться, зачем ходить на разные митинги, забастовки? Он из дворянской, интеллигентной семьи, состоялся в профессии, нашел добрую спутницу жизни, что он хотел, чего добивался?  И тем не менее, как его сердце выдержит столько вошедших в его жизнь бед? Что-то в последний год уходило от неё, что-то основательное и под ногами образовывалась зыбкая топь, по которой ты идешь и не знаешь где провалишься. Миррано стало все надоедать, отец уже не хочет помогать, а дети еще не выросли и она смутно, на уровне интуиции цеплялась за что-то, что могло бы дать ей возможность жить так же беспечно, как она любила, даже имея четверых детей и не находила. Господь! Он всему помощь и опора, вот она неосознанно пришла сегодня сюда и слезы жалости к себе, а потом уже к другу стали выливаться наружу из её души и вроде бы становилось легче, но…..у неё еще не было в жизни ситуаций, когда рука Бога выхватывает тебя из зева пропасти и потому, вера её была такая же зыбкая и слабая, что утешения в ней она практически не нашла.
Как бы там ни было, надо объединяться вместе с родителями Игн и готовиться к похоронам.
Еще через день на пороге её квартиры появилось три фигуры мужского пола, это был  Авдей, посередине Миррано и третий неизвестный господин, такой же цыганской национальности. Миррано висел у них на руках и все в жару, напрягая силы, чтобы притащить его домой, были взмылены как скаковые лошади. Авдей даже выругался – Притащили, дальше некуда, а-то допьётся до белой горячки – и бережно положил его на порог.
С затуманенными глазами и зловонным перегаром, Миррано попытался встать на колени, но оторвать руки от земли так и не смог, поэтому медленно пополз в квартиру, где первым кто с радостью его встретил был его любимый кокаду и все дети, выбежавшие на суету в коридоре. Как бы Хелен не пыхтела от злости, в глубине души ей стало легче, что  он сам объявился и ей никого не надо было посылать к цыганам. Михаэль и Гельмут стали живо его раздевать, до трусов и помогать встать на ноги. Это было смешно! Миррано падал тут же и в его затуманенном мозгу работала только одна цель- добраться до кровати.
Вошла Хелен и громко запротестовала - Только не на кровать! Направьте его, пусть ползет в ванну. Там заодно помоется и выспится! Ему сейчас все равно где спать!
Гельмут с Михаэлем сочли доводы матери разумными и  развернули отца в другую сторону.
Но на этом дело не закончилось. На следующий день Миррано впал в повторную депрессию, ничего не ел и лежа на кровати, тупо смотрел в потолок. Это бесило Хелен больше всего. Что бы не видеть его отчужденной физиономии, она пораньше сошла с дома и направилась к родителям Игн. Вилму    доктор Цобик сегодня утром должен был отдать из больницы. Она то знала, как ему важно было  сделать вскрытие. И как доктора, её интересовала причина смерти женщины, уже после благополучного родоразрешения. Как и прогнозировал старый опытный врач. Это был тромб. Врачебной ошибки не было и Миррано зря опасался упреков со стороны детей Вилмы, которым придется сказать правду, когда они вырастут. И зря Миррано так себя бичевал. И на днях должен будет состояться суд над Игн. Господи, от всех мыслей голова становилась тяжелой, а настроение портилось мгновенно. Хотя, какое могло быть настроение, после всего случившегося? Она шла под палящем солнцем, чтобы по дороге отправить Ани письмо в Америку. Оно будет идти долго, но она должна знать, какие произошли у них беды! Может вернется на родину? Здесь же её друзья, попавшие в беду?
Вернувшись вечером, очень поздно, измотанная и растерявшаяся от всего, что стало происходить вокруг, она застала своего супруга в том же положении, что и утром.
Она только буркнула через плечо - Ты себе бока еще не отлежал, но в ответ ничего не услышала.
- Ты бы с детьми погулял, раз уж дома отдыхаешь, они скоро забудут как ты выглядишь.
Опять молчание.
На следующий день, после обеда, она привела в семью все того же психотерапевта.
Он водил перед глазами Миррано металлической указкой и задавал ему глупые вопросы, насчет того, как он спит и что ест и когда в последний раз у него была близость с супругой, констатировав у того затяжную депрессию. Единственное на что Миррано отвлекся, так это что бы поинтересоваться - Почему депрессия затяжная, что есть быстропроходящие?
Хелен все это начинало надоедать. Когда доктор ушел, она раскричалась на супруга.
- Подумаешь, беда у него, все…..надо брыкнуться в люльку и ухаживайте за ним, как за младенцем! У меня денег больше нет- вот это проблема! Ты можешь мобилизоваться для того, чтобы семью обеспечить?
Миррано повернул к ней голову и устало окинул взглядом, но, снова ничего не ответил.
Хелен махнула в сердцах на него демонстративно, рукой. - Дети здоровы в наше время, уже жизнь состоялась! Завтра пойдешь на работу, иначе ты точно нагонишь на себя болячек! Мне что к Гельмуту обращаться с денежной проблемой? Он то точно их достанет, только чем это нам обернется! Ты этого хочешь?
И тут Миррано тихо и спокойно проговорил, так безлико, как бы ему это уже все равно было -  Наконец то до тебя стало доходить все происходящее с нашим сыном.
Она уперла руки в бока и тут произнесла то, что вызвало у Миррано сдвиг, пусть даже не в лучшую сторону, но сдвиг психологического дисбаланса с мертвой точки.
- Анри, я все время думаю последние дни о том, что нам нужно уехать в Америку, к Ане. Там нет войны, страна очень быстро развивается, нам нужно туда, у нас такие способные дети!
У него расширились глаза и в них забил луч разума. Смотрел на Хелен, как на удава, которого когда- то давно Гельмут притащил домой из цирка, но, уже через несколько минут огонь в глазах потух и он отвернулся от супруги, безразлично проговорив – Да. Завтра же и поедем! Можешь уже собирать чемоданы.
Самое смешное было то, что Хелен действительно так думала. И её, как всегда раздражал инфантилизм супруга. Она недовольно хмыкнула, сделав руками такое движение, как ударив  кулачками о стол, только его не было и направившись из спальни к детям, деловито бросила по ходу. – Завтра мы начнем это обсуждать более обстоятельно иначе я самолично засажу тебе свинцовый антидепресант в висок! Глава семейства! Он в депрессии! – в её голосе было столько укора, столько обиды и столько твердых ноток, что Миррано кожей почувствовал, что надвигается очередная проблема, которая только лишь задвинет в задний угол прежнюю.

119.  Вечером Ани с Бетти сидели у камина и пили чай с мятой и лимоном.  Ани так полюбила такой способ употребления чая, приготовленный Бетти, что уже по- другому и не представляла его употребление.. После этого напитка хорошо спалось, хотя после двух месяцев  работы в клинике лорда Тейлора, эмоции захлестывали разум и ложась спать, она могла заснуть обычно часам к двум ночи и то, только благодаря большой усталости. Войцеховский давно уехал, она скучала и что бы не чувствовать одиночества без него, отогревала душу вечерами разговорами с Бетти о жизни. У каждой из них был запас историй их жизненного опыта, и они пересказывали друг другу самые сложные периоды их жизни. Но, уже после первых двух дней, Ани больше стала помалкивать, в глубине души преклоняясь перед стойкостью Бетси  её трудностям жизни. Воистину, все познается в сравнении. И бедность не порок, но одно из тяжких испытаний, данным человечеству. Эта добрая женщина вытерпела ни мало! И слушая все это, Ани думала, что ей то жаловаться на судьбу- просто грешно! Но так Ани и отвлекалась и прогоняла тоску.
Маленькая Джизи, обычно, в это время уже спала вместе с нянечкой. Ани и Бетси, получая удовольствие от потрескивающих поленьев и еле тлеющего огня, в одних сорочках, завернувшись в ажурные накидки, больше по привычке, чем от холода, к чаю наливали себе по малюсенькой стопочке коньяка и расслаблялись.
Работа у Идена Тернера была легче, чем её начало практики в больнице доктора Цобика. Но это потому, что не было такого аврала из-за нехватки врачей, как в муниципальной больнице и в достаточности были все медикаменты, чего никогда не было у доктора Цобика. Но и даже не поэтому, а дело в том, что она просто купалась в обходительности доктора Идена Тернера. Он не давал ей пока ассистировать сложнейшие операции, всегда подсказывал, давал советы.
Но…рано было еще о чем- то делать выводы, ведь прошла только неделя.
Но за последние два года – это была её первая трудовая неделя. К работе она относилась настолько серьезно и ответственно, что с первого же дня огромное напряжение как взяло её в свои цепкие тиски, так и не отпускало. Находясь полностью в своих профессиональных заботах и пережевывая каждый рабочий день вечером и частично ночью, она не замечала того, что Билли находился в таком же напряжении, как только стал посещать школу   Pedie scool. Его открытая, непосредственная радость быстро улетучилась в небеса и мальчик не мог понять, что же случилось с целым миром? Ему было там не комфортно, с ним старались не общаться, его чурались и высокомерно всегда смотрели. И потом, на самом деле он так много еще не знал и не умел! Он боялся заходить в столовую, где всегда так приятно пахло свеже-привезенными булочками. Он боялся лишний раз потревожить учителя вопросом,  даже своих сокурсников. Он понимал их взгляды, а они всегда были холодными и пренебрежительными к нему. Он привык к одному учителю, манере его преподавания, его темпу. Здесь учителей было много и каждый требовал подстраиваться под его темп. А еще так много необходимо было принадлежностей, которых у него не было и попросить об этом маму, которая и так отдавала ему все свои прибереженные доллары, а их не хватало, он не смел. Она начинала сильно волноваться, расстраиваться и он её жалел. Ани же ему беспокоить и в голову не приходило. И когда его на уроке вычитывали из-за отсутствия того или другого, он терялся и каждый учебный день превращался для него в целое испытание!
А сегодня вечером Ани читала письмо, полученное от Хелен и по щекам у неё потекли слезы, что было вызвано теми событиями, о которых написала её подруга.  Миррано заболел и впал в депрессию. Австро-Венгрия находилась в войне с Италией, Францией и Россией, что усугубило всю их жизнь. Игн был заключен в тюрьму на два года, и у него осталось на руках два ребетёнка, с которыми справляться было не легко и женщине, не говоря уже о мужчине. А пока его дочери, жили у его родителей. Хелен жаловалась на все и чувствовалось, что она ничего в этот раз не приукрашивает. Как- то все они быстро возмужали и стали серьезными! И на каждой странице стоял вопрос- «Ты не планируешь к нам вернуться?»
И когда Ани долго смотрела, уставившись на тлеющие угольки в камине, после прочтения письма, Бетси решилась спросить, насколько всё плохо там у неё на Родине.
Ани только выдохнула из себя. - Плохо. Черт бы побрал моего Артура! Если бы я его так не любила, если бы он не подавлял меня своей амбициозностью, я, ни смотря на то, что ужасно боюсь плавать, больше и дня бы здесь не задержалась! Ко всему лешему эту Америку! Что я здесь делаю? – и опустила глаза, переваривая еще раз все то, что произошло там, так далеко, где остался её дом, предприятие, Дора и Ангел, Хелен, Игн, доктор Цобик, где её родная тетушка, совсем одинокая и могилка её отца с матерью!
Они сидели молча и у Бетси в душе зашевелилась опаска, что Ани вот возьмет и не выдержит, и сбежит с дочкой отсюда! И пусть она пообещала их с Билли взять с собой, но вот уж тогда Бетси опасалась  нового места жительства и не хотела покидать Родину!
Помолчали и тогда только Бетси хмыкнула –Америка…..- и в голосе её слышался упрек. Ани повернула лицо к ней и с удивлением посмотрела.   Она не поняла. К чему было произнесено это слово? Но от себя добавила – Такая огромная страна, такая мощь здесь чувствуется и перспективы….но  я ничего этого не хочу, это интересно Артуру. О, Бетси, а я хочу лечить людей, иметь стабильную, большую семью и спокойную, ровную семейную жизнь, а с Артуром как на вулкане. И большой семьи мне не видать….Но Артур- он такой…..- и она не смогла договорить, потому что сумбур мыслей не дал четкого определения её эмоциям, лишь только так - Всегда за чем-то гонится, но он настолько дисциплинирован и вынослив! Ну откуда, откуда у него берется столько энергии на всё! Я им восхищаюсь!  Мне кажется Бетси, ему в Америке, как рыбе в море- это его стихия.
Бетси только утвердительно кивнула головой.
Они еще помолчали и Ани вдруг вспомнила.
- У нас три дня выходных скоро. Мне в больнице сказали, что в Америке официально празднуется какой-то «День труда»? Все уезжают на пикники, на природу. Я оставлю денег, может вы с Билли захотите что- то себе устроить!
- А вы, мэм? - чуть  слегка даже испугалась Бетси.
- Я, Бетти, поеду в Лос-Анжелес, к Артуру. Заберу эти выходные, праздник и еще несколько дней попрошу для себя. Я очень соскучилась. Но Джизи не смогу взять, оставлю её на ваших руках, дорога не близкая и я совсем не знаю Лос-Анжелеса.
- Я мэм, тоже не знаю, не довелось. А вы очень, очень правильно решили.
Ани так же внимательно всмотрелась в лицо Бетси и так же неожиданно спросила. – Скажи правду, как Билли в новой школе? Он мне всей правды не скажет, постесняется, так может с тобой больше делиться? – и легко покрутила рукой в воздухе, подкрепляя свои слова жестом - Я всю неделю занималась только работой, и совсем перестала интересоваться и своей дочкой и вами, ты уж меня пойми, я думаю, это временное явление- все уляжется. Так как же наш Билли?
- Не знаю, мэм. Приезжает со школы грустный, но молчит, и когда спрашиваю, отмахивается одной фразой- « Все хорошо», а глаза такие…..
- Какие?
- Как побитой собаки, мэм.
- Надо с ним обстоятельно поговорить…- и Ани было хотела уже приступить мгновенно к претворению в действие своего намерения, но Бетси остановила.
- Он уже спит. Очень рано вставать в школу.
Ани откинулась назад в кресле. - Ну, тогда завтра.
А завтра из-за дневной суеты, это напрочь испарилось из памяти.
Лорд Тейлор всегда брал её с собой на операции и когда проводил обход. Она каждый день благодарила судьбу за такое стечение обстоятельств, потому что уже воочию убедилась, какой неоценённый опыт она черпает в этих ежедневных профессиональных заботах. Притом четкого участка, за который она отвечала бы, ей дано не было, она чувствовала себя свободной птицей, но при этом при всем, была всегда занята при главном докторе и минут свободных было мало. У Тейлора была индивидуальная особенность в работе. Когда возникали вопросы и колебания в четкой постановке диагноза у кого-либо из врачей, работающих в клинике, он не подавлял авторитетом, хотя для каждого подспудно так было. Он собирал быстрый совещательный консилиум, на котором каждый высказывал свои предположения, вносил предложения и обосновывал их рациональность и подавляющим большинством, принимался метод лечения. Это давало возможность ускорить пополнение профессионального опыта, так как знания коллеги, которым может быть ты еще не владел, озвучивалось вслух! Это было удивительно! Но, в самых редких случаях, когда сам Тейлор чувствовал, только на уровне интуиции, что  принять решение надо вопреки большинству голосов,   так и поступал. И даже если иногда это выглядело на грани сумасшествия, Ани видела, что все воспринимали это как должное и естественное, то есть, его авторитету полностью доверяли! И лишь в самых единичных случаях- его авторитарные решения приводили или к плачевному, или к нулевому результату. И это считалось большим прогрессом и прорывом в работе, потому что у каждого живого человека есть право на ошибку и даже у доктора, а считалось непоколебимо, что у доктора Тейлора процент этих ошибок самый ничтожный! И она с первых же дней стала просто естественно и ненавязчиво подпадать под его профессиональное обаяние и авторитет. А отрицательный результат – это тоже результат, говорящий о том, что эта дорога ведет в тупик- не становись на неё.
Казалось, что незаметно, но уверенно, этот авторитет начинает подбираться и ко всей её жизни, даже личной. Мнение лорда Тейлора по любому вопросу было настолько веско и ценно, что не возникало искушения поставить его под сомнение. Да, может это и было не совсем правильным, и все больше напоминало психологический театр, где сверху, невидимый на потолке сидел «Карабас- Барабас» и дергал грамотно и умело своих кукол за ниточки. Они были его марионетками, но с большой благодарностью и охотой исполняли эту роль. А «Карабас-Барабас» был всем виден и не от кого не прятался в клинике.
Под вечер, лорд Тейлор зашел в процедурную, где Ани с  сестрой клиники осматривали сыпь у одной пациентки и прямо при её помощнице предложил ей в праздничный день отправиться на вечеринку, организованную в доме одного знакомого лорда Тейлора, по случаю предстоящего праздника «Дня труда»- который всегда проходил в каждый первый понедельник сентября.
Ани взметнула брови вверх – Да, мне уже говорили, что есть в Америке такой праздник. И откуда же он берет своё начало?
- Ну- ответил лорд Тейлор.- Я в истории не так силен, он берет свое начало в конце 19 века и впервые отмечался по инициативе «рыцарей труда». А вы, слышали что-нибудь о «рыцарях труда»?
И так мимоходом, уже чисто с профессиональной выработанной привычкой, внимательно сконцентрировал своё внимание на пациентке.
Ани же ответила- Нет. Откуда мне знать о рыцарях труда?
- Ну, это что-то вроде союза всех, кто ратует за улучшение жизни каждого трудящегося в Америке. Принимают всех, не зависимо от пола и национальности, профессиональных навыков. Туда, что я знаю точно, не допускаются только адвокаты, врачи и монополисты, банкиры. И для каждой из этой категории своя аргументация, почему они не могут быть членами этого союза.
-А врачи почему нет?
- Считается, что врачи невежественны и за своё невежество берут большую плату и это нарушает нормы кодекса этого союза.
Ани стало интересно. Она доставала какую-то мазь и смазывала пациентке руки, плечи, живот. Иден Тернер живо поинтересовался диагнозом.
- И что вы констатируете?
- Это узловатая эритема. Да?- по привычке напряглась в ожидании ответа.
Лорд Тейлор утвердительно качнул головой. – И…..так что вы мне ответите?
Ани совсем не задумалась. – Ну что я могу вам ответить, Иден? Вы же предлагаете это замужней женщине?
- Ани. Все понятно. Но, ваш супруг может ни о чем и не узнать, как я слышал, он уехал-  и ей даже показалось, что он готов был назвать куда. Но мгновенно сориентировался и остановился. - Не усложняйте все!. Вы два года в Америке, вы хоть задумываетесь чуть-чуть о вашем окружении, о своём досуге? Надо обзаводиться связями, в конце концов нужной информацией, а как её получать, если вы никуда не выходите и у вас нет нужных знакомств?
Ани невинно улыбнулась. – Но…я же знакома с вами….
- Ани, при всем моём уважении к вам, мне не импонирует то, что у вас отсутствуют амбиции. Если вы планируете построить крепкую и высокооплачиваемую карьеру, вам нужно как воздух для человека, внедриться в американское общество, а оно не простое, и основательно в нем закрепиться. И я предлагаю вам свою помощь- сделайте первый шаг! Вы знаете, я прямолинеен, как всегда, но я знаю, что говорю.
Но Ани отрицательно покачала головой. – Все так, вероятно…но я поеду на эти три дня к супругу и прошу разрешить мне взять для себя еще пять дней дополнительно.
Тень недовольства пробежала по лицу Тейлора, но он быстро отвернулся к пациентке.
- Обычно, ваша сыпь- стал он ей говорить- расцветает после того, как вы хорошо понервничаете. Постарайтесь, по возможности, не принимать все близко к сердцу. Дома будете делать себе ванночки с перманганатом калия, мы вам выпишем мазь с арникой, и настойку с красной бузиной. – потом снова повернулся к Ани. – Зря. Очень зря. «День труда» - отличный был повод, вздохнул, и придав себе живости, добавил- Посмотрите Америку, «Кардильеры» - тоже  отличное времяпрепровождение. Удачи вам.
Он вышел. У Ани было еле уловимое ощущение какой-то своей неполноценности. Он прав. Она не завела за эти два года себе никаких знакомств. Она удовлетворена общением с лордом Тейлором и своей служанкой- Бетти. И все. И неужели она, действительно совершенно лишена амбиций?! А когда вечером она ехала домой, ей подумалось «откуда же он знает, что Артур уехал?». Стала усердно вспоминать, говорила ли она ему об этом. Прокручивая день за днем, проведенный в клинике, вспомнить разговора о домашних обстоятельствах, не смогла. Не говорила. Странно…откуда же тогда ему это известно? Неужели в светских кругах все так часто и тесно друг с другом общаются, что дела Артура в Лос-Анжелесе уже известны многим богатым людям Нью-Йорка? Если это так, то в отличии от неё, Артур успел войти в это общество, когда только успел?
Выезжать на поезде в Лос-Анжелес, нужно было рано. Она стала упаковывать дорожную сумку с вечера, только пол часа по нянчилась с Джизи  и хотела расслабиться в горячей ванне, намазать тело розовым маслом, ведь понятно было изначально, как пройдут выходные и праздник, пусть с ним останется её запах подольше.
И когда она вспомнила о том, что собиралась поговорить с Билли, было уже затемно и он спал. «Ой, ну…тогда поговорю после возвращения»- успокоилась и так пожелала, что бы скорее прошла эта ночь. Она хотела к Артуру так сильно, что когда думала о нем, у нее жгучей струйкой пробегала волна по телу и уже перед самым сном, в совершенно остановившихся мыслях, проплыла самая последняя, почти исчезнувшая в небытие «Только бы не забеременеть сейчас от переизбытка чувств и отсутствия осторожности»
Рано утром Джо на машине отвез её на вокзал и посадил на поезд. Ани еще рукой помахала ему из окна, отметив про себя, как он здорово изменился! Это был уже не тот Джо, которого она прооперировала. Болезненного вида и худой, как жердь. Он и сейчас оставался сухопарый, но выражение лица было счастливого человека. А как же! Ведь он теперь работал шофером и водил машину! Как он хотел, как он старался научиться водить и сейчас, как только он подходил к дверце автомобиля, его спина становилась прямой, плечи расправлялись, грудь становилась колесом и улыбка растягивалась на всю ширину лица. Он даже не думал скрывать своего счастья и очень гордился тем, что он- водит автомобиль. А когда он мыл машину, то даже Бетси часами могла простаивать у окна, наблюдая за этим зрелищем, ибо такого не увидеть было даже в кино, о котором она и слыхом не слышала, конечно!
Однажды она подтрунила его- Ты свою Нэнси так нежно не гладил в жизни, как этот автомобиль!
На что Джо опять широко улыбнулся, прицокнул и ответил- Конечно! Жен может быть несколько, а автомобиль у меня один!
Бетси вытаращила глаза и прошла, качая головой мимо. – Вот дурень!
Что тут скажешь! Что стоила в то время цена жизни человеческой, а тем более негра? Грош! А цена автомобиля? Это было сопоставлять даже не прилично!
Он же его по десять раз возил тряпкой, пока на нем не оставалось и пятнышка! У них всегда была самая чистая машина на дорогах Нью-Йорка. И когда за руль сел Джо, вместо прежнего водителя из Нью-Джерси, она тогда и заблестела. И она не просто блестела, она была отполирована. А однажды в ней что-то поломалось, так пока не пригласили механика для починки. На Джо весь день лица не было - он так переживал! Одним словом- он был абсолютно счастлив! И даже если иногда на него из соседних автомобилей, проезжавших рядом посматривали злыми и прибивающими к земле взглядами, он быстро отводил глаза и не расстраивался! Ани как -то сказала ему мимоходом – Если так смотрят- значит завидуют! - а этому он тоже был рад!
Она еще пыталась рассмотреть из окна вокзал, когда поезд тронулся, но не нашла ничего привлекательного после Будапешта и улеглась спать, так как рано встала утром. Купе она разделила вместе с пожилой дамой, которая с любопытством на неё поглядывала, но, обменявшись не обременительным приветствием, обе решили оставить все разговоры на потом и добрать те часы, которых им так не хватило утром для сна.
Требуется сказать, что рельсовая сеть Северной Америке была в те годы самой мощной и длинной в мировом масштабе. И к первой мировой войне, её объемы и строительство достигли своего пика! К 1915 году, предпоследнему мирному для Америки, общая протяженность железных дорог страны достигла фантастических 400 тысяч километров. Для сравнения: в этом же году длина всех аналогичных магистралей Российской империи немногим превысила 70 тысяч километров. Сто лет назад США, особенно их восточная половина, оказались опутаны густой железнодорожной паутиной. Безусловно, ей было далеко до оптимальности. В стране существовало множество конкурировавших друг с другом частных операторов, чьи железные дороги зачастую дублировали друг друга. Более того, рельсовый бум породил и феноменальные спекуляции на этой почве. На железных дорогах заработали свои миллионы, нынешние миллиарды, Корнелиус Вандербильт, Джей Пи Морган и Джей Гулд, и, Железные дороги фактически обеспечили превращение США в мощную индустриальную державу, благодаря им в сельскохозяйственный оборот были введены сотни миллионов акров ценных земель в центре страны, что, в свою очередь, обеспечило снижение цен на продовольствие и остальные товары и способствовало притоку в Штаты обездоленных иммигрантов из Старого Света. Железные дороги были на передовой прогресса, были не просто символом страны, но и важным стимулом развития науки и техники, в их конторских зданиях рождались современные методы ведения бизнеса. Железные дороги сделали Америку Америкой.
Прямой путь от Нью-Йорка до Лос-Анжелеса составлял- 2801.76 мили. Железная дорога пересекала 18 штатов.
Когда она проснулась, первым кого она увидела, это был приятный образ попутчицы, мадам Милдред, как успели они представиться. Она напоминала ей тетушку. Это был схожий типаж и только потом Ани поняла, откуда у нее с первой же минуты к этой женщине пошла глубокая волна теплоты. Они подъезжали к Вашингтону и как оказалось, уже не молодая  женщина, была родом из этого города. Завязался живой разговор и пользуясь  ситуацией, Ани стремилась больше узнать об Америке и возможно, о Южной Калифорнии, куда она направлялась.
Столица Америки-Вашингтон, была так названа в честь Джордж Вашингтона. В Вашингтоне сосредоточена вся власть США. Верховную власть над Вашингтоном имеет конгресс США. Девизом города является латинское Justitia Omnibus, что переводится, как Правосудие для Всех.
Все это четко и лаконично было ей пересказано попутчицей и рассказ был больше похож на констатацию журналистского репортажа, нежели рассказ коренной жительницы столицы Америки. А как выяснилось по ходу, её профессия была именно связана с журналистикой. Вокзалы в Вашингтоне находились в центре города. Когда объявили въезд в Столицу, Ани прильнула к окну. Вашингтон строился. Небоскребами её было уже не удивить, но во всем этом ощущалась динамика жизни. Разношерстные дома были удивительны. Местность со строгой застройкой монументальных и строгих по своему виду домов, сменялась каким- то каскадом небольших домиков, напоминающих скворечники, только больших размеров, окрашенных разноцветной краской и воспроизводящих впечатление картонности. Возникающие ассоциации от города были такими же сумбурно- хаотичными, как сама северная столица Америки. Она увидела только вдалеке верхушку здания Капитолия, где заседал американский конгресс, как ей было объяснено, и там же происходила  инсинуация  президента.
Остановка длилась не долго и когда поезд снова тронулся, она выдохнула. Ей так не хотелось где-то терять время в простое. И стало бы намного веселее побыстрее добраться до места.
На следующий день они проехали Чикаго. Соседка  сухо и деловито комментировала для Ани каждый город, в который они въезжали. Чикаго- столица штата Иллинойс. Был вторым по величине городом, после Лос-Анжелеса, куда прибывали иммигранты со всех концов земного шара. Про Чикаго говорят «Если не нашел работу в Чикаго, значит не найдешь её нигде!» Они въехали на старый вокзал, где вперемежку с кирпичными зданиями, находились деревянные, что не вызвало у Ани почтения к нему, он был многолюден и суетлив, экипажи, запряженные двумя лошадьми, мешали проезду автомобилей, которые то и дело жали на гудок и повсеместно создавалось ощущение хаоса и беспорядка. Но, недалеко от вокзала стояли огромные заграждения, где рыли  экскаватором траншеи и еще  был заложен в прошлом году новый вокзал «Юнион Стэйшнл» планировавшийся как большой архитектурный проект по параметрам планировки и самое важное было в этом то, что большая часть всей системы вокзала залаживалась под землей. Чикаго имел более 39 верст  береговой линии и множество пляжей – озера Мичиган.  История зарождения этого города начата в 1837 году. А в 1885 году построен первый в городе небоскреб. В 1871 году город пережил большой пожар и практически перестал существовать. Жители города стали уезжать, но при субсидировании правительства США его стали поднимать из пепла и строился уже каменным, с металлическими каркасами зданий. Жаль, Ани не слышала никогда джаз. Чикаго- колыбель джаза и мюзиклов.
В конце 19 века в Чикаго не было канализации, все нечистоты сбрасывались прямо в реку, а она впадала в озеро Мичиган, из которого жители брали питьевую воду. В городе началась эпидемия холерры и тогда власти прокопали огромный отводной канал в 43 версты. С тех пор река Чикаго Ривер течет задом на перед.
Покинув Чикаго, долго ехали по штату Иллинойс, больше пригородам. Местность совершенно плоская, без холмов и деревьев. Почва вокруг серая, даже черная и стало уныло.
В обед они плотно покушали и Ани стала читать конспекты доктора Идена, где он описывал подробно проведение более сложных операций и она выпросила у него их на несколько месяцев.
Следующим был штат Миссури. Местность изменилась, и они с мадам  Милдред снова прильнули к окну. Полные жизни холмики, озера, каналы, ручьи. Полная противоположность мертвым полям Иллинойса. Столица штата Сент-Луис, довольно приятный город, и все что она рассмотрела, это кирпичные старые домики 19 века. После Сент-Луиса местность была  ничуть не хуже: Миссисипи, появились отдельные каменистые участки, остановка в Коламбиа (в нем Колумбийский университет), разлив Миссури, холмистые лиственные леса и танец 4 орлов над ними. Вторая ночь в поезде прошла медленно и тяжело. Было жарко. Ани слушала стук колес и думала о своем Артуре. Умом она понимала, что то, что они в чужой стране так далеко друг от друга до добра не доведет. Насколько она успела узнать мужчин, они быстрее отвыкают от семьи и привыкают к новой обстановке быстрее. Она не допускала мысль, но она исподволь появлялась вновь и вновь «Что она будет делать, если Артур встретит другую женщину и она сумеет его очаровать? Еще в Будапеште, когда она училась в университете, до её ушей доходила молва о многочисленных романах князя Войцеховского. И еще не пожив с Артуром, она помнит, чего ей стоила его связь с Серафимой Гричич! А сейчас у них общий ребенок, в ней появилось ревностное чувство собственности на этого человека и конечно же, любой без колебания сказал бы, что ни один мужчина за долгие месяцы, находясь вдалеке от семьи не будет хранить верность своей женщине. Так этот мир был только в её восприятии, а что было за гранью этого восприятия? Она и знать не хотела! Иначе сердце не выдержало бы всей правды. А правда была так ясна – что- то необходимо делать с их жизнью, так как они распоряжаются ею сейчас- не правильно!
От тревожных мыслей, она утром проснулась не в настроении и решила побольше разговорить свою попутчицу, что бы отойти от ночных веяний нехороших прогнозов своей совместной жизни с Войцеховским.
А за ночь они проехали Канзас и въехали в штат Колорадо. Начались горы, по ним сползал туман. В Колорадо течет одноименная река. Вторая половина штата занята горами – плато , которые ниже по течению реки образуют Большой каньон.
Незаметно началась Юта- следующий штат. Начались каменистые пустыни, а слева, вдали они разглядели большую гору со снежной шапкой. Очень много попадалось каньонов.  Интересная цветовая гамма: сочетание тусклого фиолетового (туман, горы в дали, небо), желтого (каменистая пустыня) и коричневого («рифы» ; горы своеобразной формы как атоллы). Здесь Ани впервые увидела настоящих индейцев. Они ехали на лошадях, а сзади тянулось несколько повозок, с накрытым верхом, напоминающих ей цыганские кибитки. Люди были интересны и все, с чем она могла их ассоциировать - это были цыгане, только с более заостренными, жесткими чертами лица. Цвет кожи явно отличался от европейцев и американцев. Если их называли краснокожими, как она слышала, то теперь она воочию в этом убедилась. Их кожа имела бронзовый оттенок. У нескольких мужчин волосы были не стрижены и заплетены в тугие косы, что для неё явилось удивительным зрелищем, так не гармонирующим с их одеянием, и уверенной посадкой, так как она прекрасно держалась верхом, но они словно со своим конем были единым целым. И это её завораживало. Индейцы двигались по ходу поезда и еще несколько минут она могла наблюдать за ними, следила за грациозным видом и рассматривала  необычное одеяние мужчин и женщин, их равнодушное отношение к двигающемуся железному коню, видимо, они к этому зрелищу уже привыкли. Поезд обогнал  эту процессию, но через некоторое время, она снова вдалеке увидела несколько разрозненных всадников индейского происхождения. – «Бедолаги»- прокомментировала соседка, мадам Милдред, - Все еще сто лет назад принадлежало им, а теперь их гонят, как бездомных собак с их Родины в резервации, наступая на их права и свободу. Хотя, для индейца слова «право» непонятного происхождения и до конца неясного смысла.
После попали в Аризону. Пустынная местность, много кактусов, вдали еще видны были горы. Но когда въехали в Неваду, то началась одна пустыня. Остановились в Лас-Вегасе, город был как оазис в пустыне Мохаве.  Заштатный железнодорожный полустанок, в те годы не имел ничего схожего с городом. Поезд простоял только минут пятнадцать и тронулся дальше. Соседка сказала, что очень рано утром они прибудут в Калифорнию, в долгожданный Лос-Анжелес. Артур, когда телеграфировал ей, дал знать, что разместился в отеле Кореотаун.  Она ехала сюрпризом.
Целое утро она искала этот отель. Наняв экипаж, она столкнулась с проблемой, что не все перевозчики хорошо знают свой город. Пришлось включить «сарафанное радио». Отель нашли и она попросила консьержа на «ресепшене»  предупредить Войцеховского, что приехала к нему супруга. Она не хотела заставать его врасплох. Допуская мысль, что он может быть ей не верен, воочию сталкиваться с этим фактом она боялась, боялась что боль будет сильной и долгой и порой лучше носить «розовые очки».
Войцеховский уже отъехал, консъерж развел руками,  но предложил ей заселиться в его номер и принять ванну, предложил завтрак.
Ани оставила сумку и быстро окунулась в теплую ванну, не имея возможности побаловать себя большим количеством воды за эти три дня в поезде.
Но, поинтересовавшись после у консъержа, знает ли он, куда обычно уезжает каждое утро их постоялец, была слегка удивлена. Ей подробно объяснили, где найти офис компании.
Офис находился во дворе компании « Sperry Gyroscope» «Сперри», тогда еще небольшого её филиала в Лос-Анжелесе, так как занималась разработкой и выпуском гироскопических навигационных приборов для флота США и эта же компания только начинала освоение авиационной отрасли и этому способствовало то обстоятельство, что один из сыновей основателя компании Лоуренс Сперри сам был авиатором и так же, как и его отец изобретателем, запатентовавший в 1912 году современный автопилот или «стабилизатор аэроплана» как он сам назвал свое изобретение.
Ани довезли до деревянного забора и внутрь двора она отправилась самостоятельно.
Войцеховский с кожаным тубусом в руках, стоял во дворе и разговаривал с неким джентльменом в парусиновом костюме и с таким же тубусом.  Артур Ани   быстро заметил, и издалека она увидела отпечаток на его лице легкого удивления, быстро сменившегося радостью. А уже через несколько секунд она оказалась в его крепких руках и почувствовала еле уловимый запах, присущий Артуру, так как он всегда пользовался одним и тем же одеколоном. Она старалась скрыть как можно тщательнее свою боязнь почувствовать на уровне интуиции некую отстраненность его от неё, дома, ребенка,  но ничего этого не было. Заглядывая в его глаза, никакого лукавства в них не заметила. Артур был бесконечно рад. Он быстро представил её своему компаньону – Реджинальду  Гилмору, человеку лет сорока пяти и предположил, что в связи с приездом супруги берет выходной на несколько дней.
Пусть Ани и уловила скрываемое разочарование компаньона Войцеховского данным известием, ей было все равно.
Они уехали в отель и провалились в омут страстей, не замечая ни времени, откинув суету профессиональных забот и своих обязательств перед  бизнес партнерами, как у Войцеховского всегда было, отпустив наружу накопившуюся скуку друг по другу. Ничего подобного, что Ани на придумывала себе в дороге, её не затронуло. Войцеховский скучал по ней и она сердцем принимала все фибры его души, говорившие о том, что она любима.
Время неслось безжалостно. Несколько раз она принимала вместе с Артуром отвар из красного дерева и соком лимона в большой концентрации, а после погружалась в горячую ванну. В её сумке, на дне, так и остались лежать нетронутые «изделия №2», как в те времена называли «презервативы». Она не решилась предложить их использовать, как сама потом будет думать «Не понятно почему».
Уже растратив весь своей пыл, под конец он стал её уговаривать покинуть Нью-Йорк на какое-то время и поселиться в Лос-Анжелесе. Она же не могла оставить работу в клинике.
- Артур, ну давай потерпим немножко- объясняла она. – Поработав два года с Иденом Тернером, у меня появиться шанс получить лицензию на частную практику. Я открою свое дело и будет оно в  Нью-Йорке или здесь, мне в принципе, все равно. Но сейчас никак.
Он потянулся за рубашкой. Оделся.
Ани уже знала, что их приятному времяпрепровождению пора закончиться. Её ждал Нью-Йорк, Войцеховского  его партнеры по бизнесу.
Он еще нагнулся и прижался носом к её волосам. Глубоко втянул её запах, чтобы оставить его для себя подольше.
Ани обреченно выскользнула из -под одеяла и направилась в ванну.
И что её дернуло в этот день заглянуть в туалетный столик там? Она проклинала это мгновение сотню раз. Потянув шуфлятку, она обнаружила там женский гребень и флакончик с розовой водой. Когда до её сознания дошло, что все это значит, её обдало кипятком изнутри и она в сердцах с ожесточением двинула эту злополучную шуфлятку назад изо всех сил!
Войцеховский вошел в ванну на звук ломающейся мебели и с немым вопросом окинул её взглядом. По её лицу он все понял. Да…. он и сам не знал, что…- приходящие женщины в номера отелей к чужим мужчинам могут там оставлять на следующий раз. Отодвинув шуфлятку, он увидел тоже самое, что и Ани.
- Да, осталось от прежних постояльцев. – спокойно ответил он и погладил Ани по плечу. Она отшатнулась и чуть не упала, ударившись о край ванны. Он видел, что лицо её приобрело бледную гипсовую маску, напоминающую древнегреческие скульптуры богинь древней Эллады и она сама не рада тому, что узнала. Подняв на него свои миндалевидные глаза, наполнившиеся слезами и некой растерянностью, она только еле слышно произнесла. – Флакон почти полный. Флакон почти полный, флакон почти полный – почему- то повторила.
- И что? 
Она с вопросительным взглядом, как бы прося у него помощи или призывая убедить её, ну только так, надежно, что это так и есть, как он говорит, но ум уже не верил никак. – Я хочу в это верить, но не верю, зачем ты так, так нагло врешь мне?
Войцеховский отошел к окну. Ани не устраивала истерик и в её взгляде был даже испуг и у него просто не шли слова, что- то не пускало. Стало неловко и стыдно.
- Все это так глупо….невыразимо глупо – только проговорила она и поспешила покинуть ванну. Дальше она одевалась, словно её кто-то гнал из номера.
Когда Войцеховский вышел вслед за ней и стал, пытаясь что-то сделать, что бы она не торопилась и остыла, но она металась по комнате так быстро, увиливая от него, и уже через десять минут была собрана в дорогу, но он преградил ей путь.
- Ани. Ничего не стоит твоих выводов. Все это ничего не значит и не торопись принимать решения. Я даже не помню, как имя этой женщины, - он ударил ладонью себя по лбу- Я даже смутно помню как она выглядит. Это только для тела, ничего больше!
Она пристально смотрела ему в лицо и стала настолько серьезной, словно ей предстояло принять решение у операционного стола, от которого зависела жизнь пациента. Но она не перебивала его. Из веселой, хрупкой, трогательной женщины, она моментально превратилась в строгого судью. Он уловил это все и его машинальный жест, заложить руки в карманы, выдал в нем состояние обреченности.
Некоторое время они оба молчали, вопросительно всматриваясь в лица друг друга и потом Ани первая произнесла опять эту фразу. - Так все глупо. Я очень глупа.
Войцеховский спросил зачем- то - Почему?
- Притащиться за тобой в Америку, чтобы гонять твоих ночных спасительниц от воздержания – Я не буду! Может все это и можно объяснить, но только не сейчас. Сейчас я быстро уеду и буду решать, что с этим делать!
И….как бы плачевно все это не было, но Войцеховский усмехнулся, чем начал будить в женщине сдерживаемые  силой воли эмоции. Она только приподняла бровь и сквозь зубы процедила свой вопрос - Тебе смешно?
Он утвердительно покачал головой и даже пожал плечами – Ани, я никогда не мог понять, как в одной женщине могут уживаться такие противоречивые качества! Необыкновенная женственность, граничащая с беспомощностью и стремление принимать решения- а это уже сугубо мужская прерогатива. Ани! Не надо принимать никаких решений, в моем сердце только ты, а все остальное – это попытки сбросить груз дневных забот, ну если хочешь, мужская потребность, вот и все!
Она сделала шаг на встречу, и вся её энергия сейчас была направлена на то, что бы поскорее исчезнуть из этого номера и из города, с которым у неё уже на всегда будут мрачные ассоциации. Но он опять удержал её попытку.
Она уперлась ему в грудь свободной рукой, так как в другой держала саквояж и попыталась его оттолкнуть. Безуспешно. Слезы стояли в глазах, но она настолько мобилизовалась, что так и не позволила им выплеснуться наружу. Он обхватил её за талию и она предприняла не успешную попытку еще раз его оттолкнуть. Когда не получилось и она почувствовала, что сила воли начинает оставлять её, она просто взмолилась. – Отпусти. Сейчас я должна уехать, потому что как и каждой женщине, мне хочется устроить скандал, от которого всем будет только хуже, а мне ещё и стыдно. Ты пойми, что бы ты сейчас не делал, моя душа тебя не принимает! И даже не смей за мной ехать на вокзал! Я все сама. Позволь мне хотя бы уйти спокойно……
Он посмотрел на неё так, словно увидел некое чудо. Она была во всем права и он это признал для себя. Еще немного колеблясь, он все - таки отстранился. Ани стремительно покинула номер и только на улице, когда она села в экипаж, слезы прорвали свою плотину, она с силой прижимала руки ко рту, что бы её никто не услышал и слава Богу, она смогла взять снова себя в руки, когда прибыла на вокзал. Дорога домой, в Нью-Йорк, показалась ей сущим адом на колесах!

120. Бетси отправляла Билли с Джо в пансион, когда подъехал экипаж к воротам их владения. Ани ожидали чуть позже, к завтрашнему утру. По лицу хозяйки, она поняла, что случилось не ладное. И лишь только она встала на дороге перед Ани, та с такой чувственностью обняла её за плечи, что Бетси перепугалась окончательно, значит дела у них совсем плохи.
А Ани так хотелось участия. Всегда, когда происходило что-то неприятное, она особенно остро ощущала, насколько вокруг все чужое и она пол жизни отдала бы, чтобы оказаться сейчас в Будапеште, как будто воздух Родины затягивал раны и исцелял душу. Уже в доме, когда они остались с Бетси одни, Ани сказала – Я никогда не имела много подруг и не была вхожа в высшее общество, но моя тетушка рассказывала мне, что крепких семей в жизни очень мало и моя мать с отцом, прожив совместно десять лет, не охладели друг к другу. Они были крепкой семьёй. Мужчины с нашей улицы, только создавали видимость верности своим супругам, а на деле очень часто посещали столичные бордели или имели любовницу, ну буквально через улицу. Я никогда не думала, что и меня постигнет участь этих жён.
Бетси молчала. Все, что она могла сделать в этой ситуации, так это ласково потрепать Ани по ладошке. Она, конечно же сочувствовала. Ани достала из серванта коньяк и показала его Бетси. – Будешь?
Служанка отрицательно покачала головой. – И вам не советую. Еще только утро, к этому делу женщины привыкают быстрее мужчин, а вы доктор, вам нужны крепкие руки и чистый ум. Я бы вам сейчас могла бы заварить чай с мятой и вы бы отправились спать. Это самое лучшее, что можно сейчас сделать. А я сердцем чувствую, что у вас снова все наладиться, все будет очень хорошо, потому что все это по обстоятельствам, а сердцем господин Артур вам не изменял и это важнее.
Ани поставила бутылку назад. Плюхнулась в кресло и как всегда, когда никого из гостей не было, поджала под себя ноги. – Бетти….милая моя Бетти, а я не знаю что делать! Совсем! Вот просто не знаю, что со всем этим делать! - развела руками. – Но вот здесь такой камень, так давит - прижала ладонь к сердцу.
Бетси напоила её чаем и Ани не пошла спать, она хорошо знала какой ворох мыслей свалиться,  лишь  только, положит она голову на подушку или останется в уединении. Забрав Джизи у нянечки и отпустив ту на выходной, она гуляла со своей малышкой целый день, стараясь забыться, но не удавалось. Она даже предприняла попытку выехать с коляской за ворота и проехаться по улице Бруклин-хауз, чтобы привлечь внимание соседей, по лучше познакомиться, заняться пустой болтовнёй. Ведь и Артур и Иден Тернер-младший были правы. Два года в Америке- это хороший срок, а знакомствами она так и не обзавелась.
Ей повезло, любопытная соседка выглянула за ворота своих владений, но разговор с ней Ани все больше утомлял и она уже стала сожалеть о своих попытках. Её пригласили в дом, она с большой охотой отозвалась, но удовольствие от посиделок не получила. Ей в очередной раз дали почувствовать, что она ведет себя несколько странно, принимает у себя негров, а ребенка служанки так обхаживает, отослала его в элитную школу, что перешла все границы леди из высшего общества и это её несколько компрометирует. На что Ани в итоге сказала, что ей это все равно, а к себе она принимает ни негров, а своих друзей. И сказав это, с тайным удовольствием наблюдала, как у её собеседницы происходит поднятие давления и даже начинает дергаться нервным тиком глаз. Вот это на какое -то время развеяло её мысли, отодвинув в глубь осознание того факта, что в постели у Войцеховского появляется любовница и пусть она и была доктором, ей в данный момент совершенно не важно было то, что она стала причиной недомогания другого человека. И словно повинуясь вихрю адского искушения до конца поучаствовать в спектакле доведения человека до апоплексического удара и будь что будет, зато от своих негативных мыслей она избавиться, она зачем -то стала рассказывать престарелой мадам историю своей ранней молодости, приукрасив её до неузнаваемости. И услышав о том, что с ней по соседству, на одном из элитнейших кварталов Нью-Йорка поселилась женщина, которая совершенно не родилась в приличной семье, а Войцеховский нашел её в бордели Будапешта и так был околдован её искусством обольщения и удовлетворения своих низменных инстинктов, что забрал с собой в Америку, где её никто не знает и сделал леди. Конечно же, Ани понимала, что тем самым не только прерывает всякие соседские отношения и с этой женщиной и с остальными, но накопленное зло за их напыщенность и чванливое жеманство, за их консервативные, примитивные взгляды на человеческую природу любого живого существа под небом, она сейчас мстила и только лишь жалея, что находящийся рядом её ребенок впитывает в себя эти витающие вокруг негативные эмоции, не дало её слишком длительно наслаждаться придуманной историей её жизни. Доведя престарелую даму до обморочного состояния, она быстро подсунула ей нюхательную соль, найденную на комоде и, с победоносным видом исчезла из дома, разрушив все мосты за собой.
 На следующее утро она очень рада была увидеть в клинике Идена Тернера. Собрав себя в узел и подвергнув строгому контролю своё лицо, что бы с него не сходила улыбка, она никак не смогла объяснить тот факт, что непостижимым образом, он догадался о её истинном состоянии.
Но как вы узнали?- только оторопев спросила она, после таких слов, сказанных им в конце рабочего дня – Вы сегодня, дорогая моя, Ани так принуждаете себя улыбаться, а в глазах у вас столько печали, что вывод ясен- вы очень плохо съездили, вы испытали боль измены.
- Вы констатируете, вы не спрашиваете, и тон у вас такой, словно вы получили подтверждение тому, что и предполагали. Вы так прозорливы, Иден или это для вас норма жизни? - и она тяжело вздохнула. Ком слез снова поднимался к горлу, но плакать она не хотела. Она слишком много последнее время плачет, и это надо прекращать, а то превратиться в слюнявую, сморщенную тетку, обиженную на весь мир за свою судьбу. Для неё за последние годы ярким примером стал образ её Бетси, которая испытала в жизни столько боли, потерь, унижений, нужду и одиночество, что в сравнении с ней, все остальное кажется только укусами комара.
- Да. – ответил просто Тернер – Вы Ани еще молоды, когда станете постарше, так же со мной согласитесь. У вас по-другому и не могло быть. Вы с ним разные, он тянет в одну сторону, вы в другую, оба независимы, привлекательны. Что вы хотели? У вас только два выбора….забыть себя во всем и   везде следовать  за ним как нитка за иголкой, при этом не факт, что находясь все время рядом- сможете помочь ему поддерживать к вам верность или же смириться с этим, и очень равнодушно принимать факты измен, благо они пока только случайны, а он пока еще ваш сердцем.
Ани удивлялась все больше и больше. – Я вообще не должна с вами разговаривать на эти темы, но….но вы такие вещи говорите, что я не могу не спросить дальше – А верность нужно поддерживать, она не естественна, когда люди любят друг друга? А еще…..еще….а как можно смириться, сердцу же больно!
Тернер сел напротив нее и заложил нога за ногу, и ей показалось, что его это все несказанно радует. – Больно! Неужели вам никто не сказал из близких и людей, которые вас растили, что в жизни больно большую часть её. Ну, а если на прямоту, Ани….- хотел он сказать, но она взвилась и дала понять, что больше не хочет ничего слушать, его слова не просто царапали её сердце, они резали по живому, да еще и ворочали ножом в кровоточащей ране. Тернер тоже переходил все границы в своей прямолинейности и этого нельзя было допускать, он стал считать такое поведение нормой в их дружеских отношениях. – О, Иден, остановитесь, меня это добьёт, я живая, черт бы вас побрал! Ваша прямота граничит с непристойностью и каким-то садизмом!
- Ани, Ани, ну мы же доктора. Что бы вылечить человека, мы так часто кромсаем его на операционном столе. Я слишком долго доктор, у меня все это перенеслось уже на личную жизнь. Так вот, я скажу последнее - Ани, чем быстрее вы протрезвеете, или повзрослеете, тем удачнее сложиться ваша жизнь! Любовь лопнет как мыльный пузырь от отсутствия подпитки. А подпитка, это когда люди дышат одними интересами, общими целями и способны жертвовать своим временем, своими желаниями ради другого. С его стороны я этого не наблюдаю. Он упрямо прет к своей цели и «трава не расти»!
Ани задумчиво смотрела на лорда Тернера и спрашивала в этот момент сама себя. «Может она не знает, может все мужчины настолько рационально мыслящие существа?» И эти мысли возникали, потому что, хотя лорд Тернер своими словами и осуждал Войцеховского, но ей всегда казалось, что они очень похожи друг на друга своим типажом и характерами. Ей захотелось уйти сейчас из кабинета, от разговора с Иденом становилось тяжелее , но в глубине души она знала, что он прав во всем, кроме одного, в Войцеховском есть то самое ценное, то, что он не вылущивает наружу, то, что открывается в нем только при случайном стечении обстоятельств, когда решения необходимо принимать быстро и обстоятельно. В нем было благородство, в нем было самопожертвование. А все остальное, что нарушало их гармонию и мир – это действительно, разное восприятие окружающей действительности.
Она сейчас уже вяло как то так, встала со стула, её внутренние переживания поглощали её силы и она быстро уставала на работе, ничего не хотелось доказывать, просто поделиться мыслями и уйти из кабинета . – Наверное вы правы, Иден. Я только лишний раз убеждаюсь в том, как ненадежно представление, бытующее в обществе, что надо посвятить свою жизнь супругу. Супруг может исчезнуть, может оставить, может полюбить другую и наконец, может заболеть и умереть и ты остаешься одна, с детьми, как в пустыне и зацепиться не за что. Я уверена, женщина и сама должна состояться в чем то, в профессии, в мастерстве, Иден,…и  вы удивитесь, и даже в политике, кто, когда сказал – нет, этого не может быть! – вопросительно направила к нему жест, словно хотела усилить свои слова этим. Направилась к выходу, и на мгновение остановилась, так как чувствовала, есть еще что сказать и сказала – В жизни все может быть и любовь может лопнуть и жизнь закончиться. Но…..сейчас я ещё люблю Артура и никак протрезветь не смогу. Знаете…..я думаю, мы с ним  имеем просто разное отношение к измене. Для него, вероятно, близость с женщиной – естественная физиологическая потребность, для меня же – это способ выражения только самых нежных чувств. Я ни в чем не уверена. Но в том, что в момент спасения своей жизни, мой Артур не думает о своей жизни, а думает о близких людях, я убедилась не однократно, поэтому, для тех, кто не попадал в такие ситуации в жизни, может и будет существовать вопрос : «Быть или не быть!», но не для меня, я узнала Артура, каков он на самом деле.
Она вышла. Тернер не ожидал, слова женщины, как говорят в обществе «на которую он имел виды» произвели на него неизгладимое впечатления. Воистину, он так давно устал от людского лицемерия, лжи, коварства, желания всеми силами скрывать свои пороки, истинную сущность за красивыми фразами, пафосными заверениями в своей непричастности к предательству, в извечном стремлении человечества  во всем плохом, что с нами происходит, возлагать вину на плечи ближнего или постороннего, не важно. А эта женщина то знает истину, и знает её так рано, в её то годы! Её не запутаешь, не обманешь, и только потому, что она не полагается на свой разум, она руководствуется импульсами своего сердца. А только сердце знает правду.
И, вероятно, для Ани был полезен этот разговор. Зачастую мы, разговаривая с другим человеком, себе же помогаем определиться с выводами и своим отношением к произошедшим событиям. Ани стало сразу легче, она избавилась от чувства не прощения и это произошло сейчас. Только усталость навалилась на тело. Она чувствовала себя вяло, без сил. «Надо сегодня пораньше лечь спать и хорошенько выспаться» - подумала, когда подъезжала к забору своих владений.
Бетси встретила, как всегда живо и радостно и упорхнула на кухню, готовиться к ужину, Ани спросила – Где Билли? Готовиться к школе? Я так давно с ним не разговаривала о его учебе- спрашивала Ани, разуваясь, выкрикивала через порог кухни. Она знала, что Бетси слышит, потому что двери на кухню всегда были открыты. И до неё донеслись слова служанки. – О, мэм, там у него что-то не ладится. Он пытается быть очень сильным и мужественным, как хозяин, так всегда говорит про князя Артура, но…..я то вижу, что он забыл как улыбаются последнее время.
Ани отправилась в комнату Бетси с Билли, даже не навестив в первую очередь свою Джизи.
И в самом деле, войдя не слышно, нарушив все нормы этикета,  она застала его   врасплох, но зато по его опущенным плечам и осанке, во всей его фигуре, она четко уловила состояние, когда человека что-то гнетет и ему дискомфортно.
Положив руку ему на голову, она его испугала, неожиданным появлением. Вздрогнув, он обернулся. – Что читаем, дорогой? - непринужденно поинтересовалась она.
Он пододвинул книгу и она прочла «Размножение фракций и десятичных дробей»
- Черт, Билли, знаешь, я в университете только все это проходила. А ты уже в двенадцать лет и скажи, ты все понимаешь?
Он утвердительно кивнул головой. Она пристально стала всматриваться в его лицо. При Ане мальчуган старался держаться бодро, но глаза смотрели с грустью. Ани села напротив него и сразу перешла к делу. – Билли. Мы когда- то с тобой договорились не иметь секретов друг от друга. И ты знаешь почему. У меня же был сынок, которого я потеряла и пусть у тебя уже есть родная мать, две тебе не помешают. Я хочу так же заботиться о тебе, как о сыне. Твои проблемы- это наши совместные проблемы. У тебя есть трудности с учебой? Ты скажи, может нам нужно еще подыскать для тебя репетитора, что бы помог? Знаешь, в школе детей много, кто-то понял объяснения учителя, кто- то нет, но останавливаться ради кого то преподаватель не сможет, а вот репетитор поможет разобраться с тем, что тебе не понятно.
Билли опустил глаза. – Нет. Мэм, мне все понятно.
Ани погладила его по руке, которая лежала на книжке и его ресницы вспорхнули вверх. В глазах стояли слезы. Когда человеку тяжело, он это подавляет и вот приходит кто-то и начинает бередить больное место. Тогда трудно совладать со своими эмоциями. Но, он не плакал, у него только глубокая боль читалась в глазах.
- Билли, я не отстану. Ты должен быть сильный с чужими и  в этом ты такой молодец! Но дома, с матерью и со мной – нет, проблемы так не решаются, их надо озвучивать. Я все чувствую, тебе плохо, скажи мне причину, что бы я не делала ошибочных выводов.
- Госпожа Ани, не дело мне сваливать на вас свои проблемы. Вы тоже стараетесь быть сильной, но вам тяжело. Это- не правильно.
Ани смотрела, смотрела на него и рассмеялась. Мальчишка подрастал и становился на самом деле мужественным и волевым. Она сделала такое движение руками, словно рассеивала дым в воздухе. - Ладно, ладно, дорогой мой мужчина. Я восхищаюсь твоей логикой, но, Билли, ты не знаешь, мне есть с кем поделиться, я все всегда рассказываю нашей Бетси, а ты варишься в своих проблемах один совсем. Нельзя…., так нельзя, а для чего тогда человеку семья?
И он принял это. В глазах что-то изменилось. И хоть по щекам потекла скупая слеза, огонек надежды в них зажегся. И он решил рассказать.
- Мэм, да все просто. Я черный среди белых и только это проблема. Других у меня нет.
- Билли, к тебе относятся без уважения?
- Да.
- И как это выражается? Нельзя это обращать все в шутку? Ведь понятное дело, что мы с тобой как первопроходцы на этой дороге жизни. С этим ничего не поделать. Они считают негры не способны мыслить как они. Но….ты же понимаешь, нет ничего постоянного. Вот смотри, даже на моем примере. Я родила Джизи, не так, как обычно рожают женщины. Мне сделали операцию. А еще двадцать лет назад, если бы кому- то об этом можно было рассказать, что такое будет возможно, то меня бы сочли просто сумасшедшей! Стереотипы людей так жестоки. А ты читал уже о том, что был такой ученый, Джордано Бруно, он самый первый додумался до того, что наша земля вращается вокруг солнца, за что его сожгли на костре, подлецы!- и она пожала плечами, что со стороны выглядело комично. Билли даже стало весело.
- А где вы об этом читали?
Ани задумалась, стала вспоминать – Да, в последнем классе, уже, в журнале каком-то, перед поступлением в университет. И знаешь, я ж в университете, со своей подругой была тоже белой вороной. В моей стране не принимали женщин в высшие учебные институты, считая, что женщины не ровня мужчинам. С годами, жизнь сломала эти стереотипы. И самый первый год, что было разрешено поступать женщинам, мы поступили, но каждый семестр должны были доказывать, что женщины ровня мужчинам, потому что люди, в принципе не любят отказываться от своих догм.
Он оживился и слушал её с таким аппетитным вниманием, что ей все больше и больше хотелось болтать. Она начинала расслабляться после трудового дня и нашла себе очень благодарного слушателя, который с жадностью поглощал каждое её слово, потому что ему это сейчас помогало восстановить свою уверенность в своих силах и реанимировало душу. Билли это чувствовал.
Ани снова погладила его по голове, окинула взглядом все книжные полки, которые для Билли помог соорудить Джо. Знаете, как в жизни, хочется все больше творить, когда ты чувствуешь взаимообмен и что это кому -то нужно. На примере с Билли Ани каждый раз все больше и больше убеждалась в том, что все усилия, которые она вкладывает в этого ребенка, не пропадают даром. Он хотел учиться, он учился может быть с большим усердием, чем кто -либо другой и об этом говорили даже полки в их с матерью комнате, стены, письменный стол.. Казалась даже вся эта комната   пропиталась духом знаний и любознательностью мальчика.
 - О, Билли, что поделать с этим  испорченным миром? Бороться с ветряными мельницами глупо. Нужно научиться их игнорировать. Но я знаю наверняка, я даже могу поклясться в чем хочешь, что это только начало. Пройдет время, и они смирятся с тем, что ты такой как они, и даже умнее их, в тебе больше трудолюбия и желания, я это вижу, иначе не пыталась бы направить тебя на эту стезю. Тебя скоро начнут уважать, ты вспомнишь мои слова, вот тогда напомни мне о них. Просто нам с тобой, белым воронам, придется несколько больше прилагать усилий, чем остальным, но….от этого мы и станем только сильнее.
Вечером, за ужином, она положила кошелек с деньгами перед Бетси со словами. – Бетси, мы не могли все предусмотреть для Билли из школьных принадлежностей и одежды. Прикупи ему все что требуется для учебы и если хватать не будет, скажешь мне обязательно. Стесняться не правильно, это не на пустые удовольствия. А для учебы.
Через несколько дней пришла телеграмма от Войцеховского о том, что он приедет в самое ближайшее время и даже не на поезде, а самолетом, так как они начали испытание новых аэроплановых  двигателей большей мощности, но, так как по работе встраиваются каждый день непредвиденные обстоятельства, точную дату своего прибытия назвать не может. И в конце была приписка - Я очень тебя люблю.
В больнице произошёл смешной казус, который долго ходил вроде анекдота. С пригорода Нью-Йорка к ним приехала пациентка, у которой было большое фермерское хозяйство. Более двадцати наемных рабочих и, по её словам, она обеспечивала почти треть всего Нью-Йорка молоком и творогом со сметаной со своей фермы. Жаловалась она на растущий живот и высокое давление. А так как женщине было больше пятидесяти пяти  лет и она уже имела троих внуков школьного возраста, все стали искать причину её недомогания не с той стороны. Причем изначально, она сама всех ввела в заблуждение, так как на вопрос помощника главного  врача клиники - Давно ли у неё была близость с мужчиной?  – уверенно ответила, что вот как три года назад супруг отошёл в мир иной, так она и стала целомудренной. Из-за природной полноты этой фермерши её растущий живот в глаза не бросался и её отправили по этапу – сдать анализы мочи, крови на сиффилиз, послушали сердце. У неё часто что-то урчало в животе, но она всем говорила, что у неё всегда пучит живот, как только она что-то съест. Альберт Тотт, главный помощник Тернера-младшего, решил предоставить её койку в двух- местной палате, в которой в данный момент никого не было и по наблюдать. И только на следующий день, на обходе, все трое выстроились перед её кроватью с задумчивыми лицами, а это лорд Тернер, Альберт Тотт и Ани, до конца, не отдавая себе отчета, что эта женщина делает в их клинике. Анализы были у неё в порядке, сердце билось ритмично и спокойно, белки глаз чистые и вид у неё был цветущий и свежий. Её по второму кругу стали спрашивать о причине её обращения в клинику. Она перечислила все свои жалобы- и частое головокружение и тошноту и шумы в голове и только последней назвала урчание в животе, называя это «заворотом кишок».
Присев к ней на кровать, Тернер  стал прослушивать её живот стетоскопом и ему стало отчего то смешно. – Вы утверждаете - в итоге, выпрямившись, стал спрашивать он- что уже очень давно ведете целомудренную жизнь, после смерти супруга?
Она бойко кивнула головой и невинным взглядом уставилась ему в лицо, потому что не понимала, почему он так хитро улыбается.
- А вы лунатизмом не страдаете? - все так же ехидно улыбаясь, продолжал задавать вопросы Тернер. И тут до всех присутствующих стала доходить истинная причина его наводящих вопросов, а доктор Толл так даже раскраснелся от стыда, потому что, имея достаточный опыт профессиональной деятельности, так широко «лоханулся».
Пациентка округлила глаза и неуверенно ответила - Нет, а что?
- Ну, я тогда не могу даже в самой смелой фантазии предположить, как у вас все это происходит!
- Что происходит доктор? - и действительно, во всем её виде ощущалась искренность её не знания.
- Близость с мужчиной. Ну, может, со святым духом? Ведь Дева Мария, говорят именно так зачала.
Ани поспешно прикрыла себе рот ладонью и исподлобья посмотрела на доктора Толла, который уже совершенно стал пунцовым с лица. Но…. дело в том, думала она в этот же момент, она тоже подумала бы о такой причине вздутия живота именно этой пациентки в самый последний из вариантов. Уж слишком поздно было ей беременеть, да….и опыта в жизни было достаточно, что бы не знать, какие бывают последствия после близости с мужчинами.
- Доктор….это не смешно -  занервничала пациентка. – В мои то годы. Да ну…… - она задумалась на мгновение, но все таки  отмахнулась -  Не может этого быть! Я забыла давно как это бывает вообще! У меня внуки скоро правнуков преподнесут.
Тернер пожал плечами. – А так, чтобы вы напились до беспамятства, хоть раз – было?
Она опять задумалась и здоровый, холеный румянец стал натягиваться на её упругие щеки. Человек жил на ферме, каждый день дышал чистым воздухом, питался самыми свежими продуктами. Женщина было «кровь с молоком», но полная, не молодая, это да…..
Она пожала плечами.
Тернер тогда хмыкнул и так же пожал плечами. – В общем то, как все это было уже не важно, факт на лицо. У вас ребенок шевелиться.
И у женщины непроизвольно открылся рот. Ани только от одного её вида хотелось рассмеяться.
- А вы не ошибаетесь? - подозрительно сощурила   глаза пациентка.
Тернер опять с каким- то сожалением пожал плечами.
- А что делать?
- Ну, рожать вам поздновато. Только если вы очень этого хотите!
- Нет. Куда мне…..ребенок.
- Да, но он уже шевелиться, это очень опасно и вы…..у вас давление повышенное. Все очень серьезно! Ну….убить младенца- это грех с точки зрения морали. Вам решать. Мы завтра придем к вам за ответом. - и он испытующе так всмотрелся ей в лицо, словно уже сейчас ожидая принятия решения по её глазам, чтобы догадаться, к чему им всем готовиться. Просверлив несколько секунд её взглядом, он резко развернулся и направился к двери.
Альберт Толл в коридоре только спросил его. – Мы, действительно будем прерывать ей беременность?
Тернер –   ответил - Нет. Будет кесарево. Она сильная и еще сможет выносить. Вырастит на ферме, не без работы и дом и скот и даже наемные работники. Это не патовый случай. Только наблюдаться придется чаще.
На работе в клинике, она вспоминала о Войцеховском только мгновениями. Было уже легче, хотя подступали иногда такие минуты, что накатывала злость, граничащая с ненавистью, и если бы он в такие минуты прилива негодования появился бы перед ней, она бы набросилась на него с упреками, с кулаками и била бы, била бы, пока сил хватало бы.  А потом приходило немое удивление, что в ней оказывается живет столько агрессии!
В Венгерском королевстве  было объявлено военное положение, а дивиденды с завода поступали регулярно и ей легче дышалось от этого, потому что его наличие в её жизни скорее напоминало некий абсурд, чем смысл жизни. И когда она задумывалась об этом, такая тьма закрывала ей свет, что становилось не по себе. Со стороны любого предприимчивого человека такое стечение обстоятельств, что хозяин своего собственного предприятия, со всеми вытекающими из этого последствиями, находиться на другом краю света, и он в  его дела даже не вникает – было смешно и она это понимала. Поначалу она планировала судьбу своего предприятия решить совместными усилиями с Артуром, испросив у него дельного совета, что ей дальше делать, все взвесить, обсудить и вероятно, вернуться для этого на некоторое время на Родину. Но все пошло не так. Артур постоянно отсутствовал, она начала работать в клинике и уже было бы совершенно абсурдным ей проработав совсем малое количество времени на длительный срок уехать на другой континент. И даже пользуясь огромным расположением к ней Идена Тернера, она не посмела бы его об этом просить сейчас, когда она так мало проработала. И поэтому, все выглядело, действительно нелепо. Когда она вспоминала о том, что у неё есть где- то там металлургический завод, доверенный постороннему человеку, ей становилось до такой степени стыдно и дискомфортно, что она стряхивала со своих плеч тяжесть этих мыслей и старалась побыстрее переключиться на другие заботы. А когда пришли новые беды и проблемы, а в частности, неверность ей Войцеховского, то по крайней мере мысль о том, что она через какое- то время уедет из Америки и вернувшись на Родину станет его фактической хозяйкой снова, стали определяться более отчетливо. По этому поводу она себя успокоила.
Потом она подумала о том, что как только вышла на работу в клинику, то совершенно перестала помогать и навещать негритянский квартал, где жила семья её теперь уже водителя Джо. А они всегда нуждались в её покровительстве. Она любила делать подарки и благодарные глаза, наполненные теплотой и ласковостью к ней его обитателей делали её жизнь более значимой для неё же самой. И Билли нужны были друзья, с которыми он совершенно перестал видеться.
В эти выходные она решила все исправить и накупив сладостей для детворы, отправилась с Билли на машине к жене Джо. Когда она приезжала, народу набивалось много, она выслушивала все жалобы на здоровье и осматривала тех, кому это было нужно.
В этот раз все было так же, за исключением того, что она приехала с Джо в тот самый момент, когда соседка комнаты, где жили Джо с супругой и Порк, испустила последний вздох от измучившей её болезни. Дверь её комнаты была открытой и женщины, с расстроенным выражением лиц хлопотали над телом, обмывая её водой и заворачивая в простынь. Возле окошка, в котором было выбито стекло, на косоногом стуле сидела маленькая девчушка с кудрявыми волосиками, подхваченными в два тугих хвостика, создававших причудливое напоминание из сказок о «рожках» у маленьких бесят. Её огромные, круглые глазенки- это то первое, что бросилось Ани в ту минуту, когда она остановилась у открытой двери, заинтригованная суетой, образовавшейся в комнате. Увидев её, несколько женщин приветливо кивнули, но  занятые хлопотами о умершей, к ней не подошли.
Ани с Билли осторожно вошли в совершенно тесное помещение, где буквально в десяти метрах умещался кухонный стол с кастрюлей, тазом, стулом и еще одним стулом, на котором сидела девчушка с «рожками», узкой кроватью и комодом, настолько широким, что он чуть ли занимал не пол комнаты, а как потом выяснилось, из-за того, что кровать была односпальная, рассчитанная только для одного человека, дочка умершей женщины и залазила каждую ночь спать на этот широкий комод. Ей стелилось туда два одеяла, одно вместо матраса, другое, что бы накрыться и так решался вопрос с другой кроватью. На улице,  к многоквартирному дому подъехала повозка, на которой уже лежал гроб, для бедной женщины.
Ани подошла к супруге Джо и спросила – От чего умерла женщина?
Умершая пол года болела туберкулезом и он её быстро забрал. Супруга у неё не было и дочку она растила одна. Вот в такой нищете они и жили. Окинув обитель мрака и бедности взглядом, у Ани мурашки побежали по коже. Она всегда осуждала себя за мысли, которые каждый раз приходили ей на ум, как только она попадала в такие условия жизни «Что тысячи раз прав её Войцеховский делая краеугольным камней всей своей жизни достижение материального благополучия любым способом, ибо жить так, как живут самые бедные слои общества просто все равно что жить в аду и после этого никакого ада библейского бояться не будешь!»
Девчушка, сидящая на стуле и позабытая всеми закашлялась и Ани мгновенно повернулась к ней лицом и на нем был написан ужас.
Они сегодня с Билли были лишними, но никто не дал им это почувствовать. Ани направилась к девочке и сразу спросила, как её зовут.
– Науми.- четко произнесла малышка.
Ани погладила её по причудливым «рожкам» и попросила Билли достать из сумки конфет.
О. да. Сладости для негритянских детей были редкостью. Малышка даже с трудом понимала, что нужно делать с этими яркими штучками. Билли поманил пальцем Порка, выглядывавшего из-за дверей с коридора, так как места в комнате было мало и достал следующую горсть конфет и для него, высыпав в подставленный край рубашки.
Ани уже все поняла, без обследования, поэтому на лице её и был написан ужас. Но, больше по привычке, чем из надобности, достала из своей сумочки стетоскоп и попросила малышку расстегнуть спереди платьице. Так все и оказалось. Девочка тоже была носителем туберкулеза.
Ани даже отчаялась. В таких условиях оставлять девчушку было святотатством, да и не на кого. Девочке в пять лет еще нужна была нянька. В любую больницу для белых её не возьмут. К себе домой она не решалась, так как в доме находились тоже дети - Джизи и Билли, это было для всех опасно и возникал тупик.
Тупик этот разрушить мог только снова Иден Тернер, но он так всегда был категоричен на счет чернокожих пациентов! Это подрывало авторитет его клиники и создавало для неё не лучшую рекламу.
Но что же было делать? Проблема еще заключалась в том, что если бы девочке нужен был бы только уход- это можно было бы еще как-то решить, Ани не задумываясь забрала бы её к себе.
А девчушке необходимо было серьезное лечение и шанс на выздоровление был ничтожно мал.
 В итоге, к полудню, автомобиль Ани подкатил к клинике Идена Тернера и оставив Науми, Билли в ней, она с опущенными плечами пошла в клинику, на верх, к кабинету Тернера- младшего.
Говорила она ему много чего, на что в ответ он только постукивал пальцами по своему монументальному, резному столу из красного дерева, но в итоге, Ани спустилась за малышкой и для неё нашли небольшую палату, с окном, мягкой кроватью, отдельным туалетом, мойкой и всем необходимым. Ани отослала Билли с Джо домой, а сама вынуждена остаться с девочкой на ночь, потому что маленькому человечку было жутко сразу оказаться в чужом месте, без мамы, среди чужих людей и в неприветливой атмосфере, на большой койке, без всего. Надев маску, Ани первым делом попросила для девочки еду.
 Жизнь осложнилась сразу. Времени ни на что не хватало. Девчушка оказалась очень любознательной и за ней требовался постоянный уход, что лег на плечи, практически ей одной, потому что никто не оформлял её в больнице как пациентку, а соответственно и брать на себя дополнительную ответственность никто из медицинского персонала клиники не хотел. Причем, удержать девочку одну только в палате было трудно, четыре стены быстро надоедают любому живому существу, а присутствие темнокожей пациентки в коридорах клиники было нежелательным из-за капризности очень дорогих для клиники и лорда Тернера пациентов. Лорд Тернер изначально поставил перед Ани условие, что назначит лечение малышке по просьбе Ани, но что бы ни один другой пациент клиники об этом не узнал. И Ани трудно было все это объяснить пятилетней девчушке, которой еще неведомы были предрассудки американского общества.
Тернер после обхода на следующее утро был уже в палате Науми и Ани застала его, когда он наблюдал, а медсестра брала на анализы мокроту девочки. Он сидел на стуле, как всегда в своей любимой позе, закинув ногу на ногу и весело ею побалтывая. Ребенок совсем его не боялся и с интересом следила глазенками за обоими. Ей принесли уже без Ани яблоки и виноград. Она быстро привыкала к людям в марлевых масках на лице и в принципе, черт лица так никого и не могла запомнить, ведь без маски она видела только Ани.
После обеда  получили анализы и Тернер снова зашел в палату для того, что бы отговорить её заниматься благотворительностью, это опасно для неё же самой.
- Иден, так если бы был другой выход, его же нет. – умоляюще его произнесла она.
- Заболевание прогрессирует и очень редкий случай, в её маленьком возрасте. Микробактерии в мокроте - это открытая форма, поражены верхние дыхательные пути, это я тебе без ренгена скажу.
- Посоветуйте, что можно сделать, Иден! Но девочка осталась без матери, совсем сирота – это просто уму не постижимо и ведь малышка даже не подозревает, что её жизнь на краю пропасти. - и она поднесла ладонь ко лбу, так как с самого утра голова начинала болеть от всех забот, о которых приходилось думать. И она понимала, что  тем, что приютила инфицированного маленького ребенка, она поставила под угрозу не только себя, но и свою семью, и даже клинику Тернера. Маленькие дети практически не выполняют требований врачей и не соблюдают лечебной дисциплины. Она испытывала ужасную вину перед самим Тернером за то, что постоянно манипулировала его чувствами к себе и вынуждала идти навстречу всем своим просьбам, и ничего не обещала взамен. – Иден, все понимаю, а что могу поделать? – развела руками, встав перед ним – В мире же людей живем, как можно оставить умирать ребенка   на улице, да улице, потому что те условия, в которых я нашла эту девочку, лучше уличных трудно назвать.
Тернер молча слушал, внимательно вперив в неё взгляд из- под повязки и в конце только глубоко вздохнул. – Как вас всегда заносит на всякие такие случаи. Я начинаю беспокоиться уже только за вас. Как же вы жить - то будете? Всех не спасешь, не обогреешь, не накормишь! - и он перевел взгляд на девчушку, которая грызла яблоко и болтала ногами, сидя на краю кровати, одной рукой держась за железные перекладины и шумно дышала, словно у неё был заложен нос, но на самом деле уже чувствовались трудности с дыханием. Её тельце было очень худенькое. Ручки тоненькие и даже создавалось впечатление, что она с трудом держит это большое яблоко. Но кушала она его жадно.
- Скажем так, вариантов, Ани нет. Я тебя тешить пустыми надеждами не буду, ты же медик. Шансов нет. В горы ты её маленькую не отправишь и это не факт, что она исцелилась бы. Иммунитет ей поправлять поздно. Но.… раз ты не испугалась - и он сощурил глаза, так ей показалось, а на самом деле улыбнулся, но в маске этого видно не было. – тогда не скрою правды - в возрасте этой малышке, её «чахотка» для окружающих наименее опасна, но я бы маски все равно рекомендовал бы.
- Я тогда заберу её домой к себе. Вы же видели ту заветную комнату.
Тернер утвердительно качнул головой. - Ну, как облегчить заболевание ты знаешь, сталкивалась.
- У меня же первый муж болел туберкулезом.
Тернер промолчал. Но эти сведения ему были знакомы. Он уже давно навел о Ани информацию, из любопытства. Сняв маску, он подошел к Науми и погладил её по голове. – Дерзайте, я ничем не помогу больше, чем ты уже помогла ей. – эти слова он адресовал Ани.
 - О, нет Иден. Вы можете помочь. Я еще мало знаю Нью-Йорк. Мне нужно достать «барсучий жир», я думаю, это надо спрашивать у аптекарей, они могут поинтересоваться у своих поставщиков. Его в продаже не будет, но может у кого- то на ферме?
Тернер снова кивнул головой. – Хорошее дело. Я понял задачу – и уголки его губ приподнялись.
Он уже собирался выйти, но неожиданно вспомнил. Шутливо хлопнул себя по лбу – Да…раз уж заговорили о ферме, то там туберкулез лечат «Медведкой», говорят помогает. Я тоже узнаю, для тебя Ани.
Вечером она ехала домой уже с Науми вместе. Она определила для неё ту же комнату, в которой лечился и Джо и Том. В доме снова начался карантин. Они с Бетти заходили туда только в повязках, а детям,  строго настрого,  приказали туда не заглядывать. Гуляла во дворе с малышкой днем только сама Бетси, вечером спать её укладывала Ани. Все игрушки Джизи перекочевали в комнату Науми и что бы скрасить её досуг, ей предлагали много вкусностей. Малышка вначале от переизбытка новых впечатлений, которые неожиданным образом вошли в её жизнь о матери совсем не спрашивала. Но вскоре пришлось очень трудно. Она стала скучать и звать маму. Ани просто не знала, что делать! Бетси целыми днями вынуждена была пропадать в её комнате, купили для неё кукол, новую одежду. Кухня была заброшена напрочь, но все снисходительно перебивались перекусами, но даже саму Науми необходимо сейчас было хорошо кормить, поэтому походы по магазинам взяла на себя Ани. Вечером, она заказывала экипаж и уезжала в центр города, на авеню, где находилось большое скопление магазинов и вечером с корзинами продуктов возвращалась домой. Так прошло несколько недель, все очень устали. Тернер, как обещал достал все, о чем просила Ани и даже «Медведку»- природный антибиотик. Но девочке лучше не становилось. Ани стала мрачнеть с каждым днем. Она чувствовала, что привязалась к этому ребенку. Самой яркой, индивидуальной особенностью всех представителей негритянской расы, с которыми её свела жизнь - была природная доброта и искренность. Они как малые дети относились к тебе с безусловной любовью, не требуя ничего взамен. В них не было хитрости и эгоистичности, самолюбия. С ними всегда легко и просто себя ощущал, и она больше предпочитала их общество, чем то, в которое её звал Иден Тернер. Войцеховский был далеко и его присутствие из семьи незримо уходило, развеивалось как дым. Его все реже стали  вспоминать из-за дневных и вечерних хлопот, его личные вещи убирались в дальние шкафы и на дальние полки чисто автоматически, по ненадобностью и его мужественный образ исчезал даже из памяти Билли, для которого он стал авторитетом с первых же минут появления в этом доме после воскрешения.
Итак, Науми перестала играть. Её силы забирал кашель и теперь уже постоянно на её носовых платках, которые замачивались в тазу дюжинами, всегда появлялась кровь. Она так быстро стала слабеть и очень часто плакать и Ани, казалось, что неким шестым чувством, девочка прекрасно понимает, что ей жить осталось совсем чуть- чуть, а жить так хотелось! Её глазенки уже не загорались от преподнесенного огромного, румяного пряника или ярко красного леденца на палочке, а во взгляде читалась глубокая грусть и еле уловимое чувство вины, но Ани говорила сама себе мысленно- «Этого не может быть, она не может понимать, что скоро умрет и не может ощущать чувство вины, для этого необходимо взрослое сознание». Но тем не менее, даже Бетси стало казаться, что она улавливает это внутреннее невысказанное чувство вины малышки за то, что не оправдала надежд, не окупила выздоровлением им хлопот и стараний. А они так старались! Даже от своей родной матери она не видела столько ласки и добрых слов, как от чужих тетенек. И дело было не в грубости или не любви кровного родителя, а лишь только в том, что мама родная так стремилась её прокормить и одеть и прилагала неимоверные усилия, что бы они выжили в этом жестоком мире, что на ласку и время на все остальное сил не оставалось.
Сколько будет Ани жить, столько в её памяти ярким эпизодом будет один из вечеров общения с малышкой, когда она уже не ходила сама. – Ани- так она её всегда называла – я встречусь со своей мамой? – спросила её Науми.
Ани лежала поперек её кровати, у неё в ногах и листала большую книжку в ярких картинках, которые ей купили для чтения на ночь. Ани и самой было интересно окунуться в мир английских сказок, с их специфическим отношением к миру ребенка и взрослого и их взаимоотношениям. Центральным героем любой английской сказки, всегда был ребенок, с его странствиями и приключениями. А сказка о трех поросятах - она Науми понравилась больше всех!
Ани часто, часто заморгала. Слезы подступили к глазам, сердце сжалось. Она четко сейчас поняла - Девочка знает, что происходит с ней, вокруг неё – как бы тщательно от неё это не пытались скрыть. Неким природным чутьем, а может детской непосредственностью и чистотой, первозданностью, не замутненного ничем наносным, разумом, она брала информацию из космоса, или сами ангелы готовили ей дорогу отхода в мир иной.
С изумлением Ани всматривалась в карие  глазенки Науми, и ей сразу представлялось личико Джизи,  так как у неё тоже были карие папины глаза и испытывала грядущий страх потери. А ребенка в этой жизни она уже теряла. Этот страх, как эхом прокатывался по её подсознанию.
Она стала гладить девчушку по тоненькой руке и губы её дрожали. – Да, милая, твоя мама тебя ждет, очень соскучилась и говорит всем знакомым, кто рядом с ней, что скоро увидит свою доченьку. Там так хорошо. Науми, так весело! – она стала произносить эти последние фразы лишь только для того, что если уже девочка поняла, что происходит, что бы ничего не боялась.
- А там будешь ты? – серьезно спросила Науми.
-Да, да. Только Науми, чуть позже. У меня еще здесь так много дел! Но я там буду!
И вот эта последняя фраза, произнесенная девчушкой, как заключительный аккорд спорной сделки, сказанная таким же тоном, словно поддавшись долгим уговорам, но с  таким деловитым видом, чуть не доконала Ани до конца. Науми произнесла спокойно - Ну, хорошо.
Ани закрыла лицо ладошками, а когда развела их в стороны, то натянуто улыбалась. – Вот тебе еще несколько чистых платочков и давайка, что бы меньше кашлять выпьем этого желтого…- она так называла барсучий жир.- И будем спать. Завтра что хочешь покушать? Подумай……
Но Науми уже ничего не хотела. К ней пришла та стадия болезни, когда вкуса еды уже почти не ощущаешь.
Ани напоила её с большой ложки барсучим жиром и прилегла рядом, сбоку, чтобы гладить малышку по руке, так она быстро засыпала на боку.
Маленький гробик по адресу Ани был заказан ровно через пять дней. Науми ушла спокойно, без слез. Бетси с Ани ходили как в воду опущенные и вероятно, такое может случаться очень редко и только с Войцеховским, он в день похорон приехал на поезде из Чикаго, так как его аэроплан долетел до штаб-квартиры их компании и в Нью-Йорк он отправился своими силами.
Ани столкнулась у самого порога с его бледным лицом и его черные, большие глаза были наполнены ужасом. Она от неожиданности, даже отступила назад, но в туже секунду сообразила, что он то увидел экипаж с маленьким гробиком и подумал такое! У неё у самой все похолодело внутри и она схватилась за сердце. Но опасаясь за его сердце, ей необходимо было все сейчас же объяснить.
  Его отпустило так эффектно, что даже притянуло к колонне на веранде, на которую он просто упал спиной, ибо ноги от резкого расслабления, не успели подтянуться под полученную информацию и стали ватными.
Но когда он переварил через себя всю полученную информацию, то в его взгляде быстротечно промелькнуло выражение «Ани, с тобой все не слава Богу!» Оно было слишком молниеносным, а потом на лице появилось выражение растерянности. Он правда, не знал, в данный момент, радоваться ему или печалиться. Ведь девочку эту он не видел и её даже открытых глазенок никогда не лицезрел.
Ани сама не знала, как ей себя с ним вести. У неё на сердце лежала тяжесть и искренней радости, когда она после долгих ожиданий, всегда встречала его, у неё так же не появилось. Как натянутая струна, она еще дальше отошла назад и пропустила его в дом - Заходи. Мы с Бетси сейчас уедем, извини. Ты голодный, посмотри на кухне еду сам.
Он подошел поближе и потянулся к её плечам, чтобы обнять, но увидел, что она не ответит тем же. Но отталкивать его не стала. Позволила заключить в объятья и лишь только уловила его, только ей знакомый запах тела, уткнувшись в грудь, через распахнутую куртку, какого - то непонятного покроя для неё, что- то из спортивного стиля, как ком льда в её сердце стал таять. Слезы, беззвучные покатились по щекам и еще до конца не понятно было ни ей, ни ему, это от того, что он вернулся, или прорвавшаяся тоска по ушедшей из мира маленькой жизни?
    Маленькую Науми хоронили рядом с матерью. Негритянский квартал отдал для церемонии только несколько человек, так как остальные все работали. Тяжелый камень грузом лежал на душе и слез у Ани не было, но Бетси всплакнула, она больше всех проводила время с девочкой, когда Ани была в клинике. Супруга Джо стояла рядом и когда священник дочитал молитву над гробиком, она обратилась к Ани. – Спасибо, мэм.
Ани  глубоко вздохнула и покачала головой. – Я ничем не смогла помочь – почему- то развернулась лицом к ней и как оправдание добавила. – Туберкулез не лечиться, я только старалась облегчить страдания, она же совсем маленькая.
Супруга Джо с удивлением смотрела на неё, у неё в душе на верх поднялось изумление и не понимание, потому что четко услышала в голосе Ани и извинение и стремление оправдаться.
- Мэм – тихо проговорила она – Вы для неё сделали такое! – и не найдя слов как это обозвать, с улыбкой добавила – Вы единственная, кто считает нас за людей. У вас «золотое сердце». У нас в городке вас так и прозвали «золотое сердце». С вами эта малышка прожила самые лучшие дни своей жизни, нам никому этого и не мечталось. Спасибо, мэм.
Ани утвердительно покачала головой и посмотрела на Бетси. Та задумчиво смотрела на опускающийся в ямку гробик. Ани показала на Бетси. – Основные хлопоты взяла на себя она.
Войцеховский, оказавшись в доме, в этот раз почувствовал себя в нем гостем. Какая-то жизнь идет, что-то происходит и все мимо него. Он не поднялся сразу к Джизи в комнату, а заглянул в ту, запрещенную. На кровати лежало две нарядные куклы, на столе стопка книг с яркими картинками и большой стеклянный кувшин с желтой жидкостью, наверное, это был сок. От того, что в этой комнате жил ребенок, стало так комфортно и тепло на сердце. Повернувшись, сзади была приоткрыта дверь Бетси с Билли. Его подтолкнуло любопытство, он заглянул туда. Билли был в школе, а на полках было столько книг и стол так щепетильно аккуратно прибран, но то, что за ним сидел всегда ученик, было видно по всему, по настольной лампе, по вазочке с цветными карандашами, по перьевым ручкам, стопке бумаг, придавленной книгой. Дом жил, в нем были дети, и он из самой глубины своего подсознания вдруг вспомнил «А ведь он уже так давно всего этого хотел!». Он не стал заходить, и как опомнившись, быстро направился к своей дочери.
Ани не хотела ехать домой, ей с Артуром было не ловко. Она подумала, что если бы было куда ехать, то этой ночью и не возвращалась бы ночевать домой. Но в доме оставался её ребенок и ехать было некуда. Но, чтобы оттянуть то время, когда придя домой, она встретиться с ним взглядом, он начнет что-то спрашивать, она должна будет отвечать и они будут лгать друг другу, что у них все хорошо, как раньше и это чувство будет разлагать её душу на кусочки. Ей было противно.
Пришла спонтанная мысль и она тихо дернула супругу Джо за рукав. - «Давайте поедем в кафе и проводим в ту неведанную для нас жизнь маленькую Науми.  Я располагаю деньгами».
Они так  и сделали. Наняв два экипажа, направились на 42 улицу Нью-Йорка, одну из самых благоустроенных и асфальтированных, где много было магазинчиков частных компаний, два небоскреба и бильярдные клубы, различные кафе.
Конечно, официанты на парочку негров, вошедших с молодой женщиной, уставились в недоумении, но Ани заявила сразу твердым голосом : «Будете глазеть, а не обслуживать, получите большое количество проблем в моем лице!»
Притупив сознание холодным  элем, Ани впервые попробовала столичного светлого пива, которое всем очень понравилось. Бетси сидела, выпучив глаза и с не привычки, боялась сделать лишнее движение. Так же вела себя и чета Джо с супругой. Но, после второго бокала эля, напряжение спало. Они заказали к этому совершенно не гармонирующее блюдо- «жаренные бананы» и различные стейки, чтобы заодно и перекусить.
Время провели в теплой, добродушной компании и Ани очень сожалела о том, что они с Артуром в столице живут уже два года, а так никуда вместе и не выбрались.
Когда она вернулась с Бетси домой, Билли уже вернулся из школы на выходные и Артур с Джизи сидели на ковре в гостиной перед камином и весело дурачились. Он её щекотал и Джизи громко «слихотала», качаясь по ковру.
Ани, прильнув к дверному косяку, замерла, наблюдая за ними. Джизи забрала все гены внешности Артура. У неё были папины глаза, черные волосы, его подбородок. Артур приехал, они сегодня устроят праздничный ужин. И что бы в её сердце не творилось, как перед бурей на море, когда волна накатывала на волну, принося к голове, совершенно противоречивые чувства, она постарается устроить вечер как можно комфортнее для всех членов её большой семьи. Очень обрадовался приезду хозяина Билли. Природа оказывалась сильнее всего. Ему так не хватало в жизни присутствия мужчины в доме, в его жизни, он испытывал душевный голод по отцовской ласке и по мужскому духу в доме. Притом все эти ощущения очень трудно было выразить словами, так как оттенки духовных переживаний настолько разнообразны и глубоки для вербального человеческого выражения.
И после вечера, наступает ночь, которая первый раз в жизни была для неё испытанием. Она её не хотела, она её гнала и она не знала, что ей дальше делать и как себя вести, но того трепетного желания, что вызывал у неё всегда Артур уже не было, словно сердце поместили в непроницаемую капсулу, и пусть даже она хотела бы, что бы все оставалось как прежде, лгать сама себе она не могла, сейчас её сердце было облачено, как солдат в мундир холодности и строгости, обиды по отношению к этому человеку и её саму это не радовало!
Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она сейчас с большим бы удовольствием сомкнула глаза на тахте у камина в одиночестве, чем испытывать ту гамму будораживших её сознание чувств, с которыми она с трудом справлялась. И она задавала себе один и тот же вопрос «Так почему я поднимаюсь? Зачем себя насилую, останусь в гостиной и кто в праве её осудить, если этот дом по праву её?»
Но она упрямо поднималась, потому что не хотела лишних передряг для Бетси с Билли и для Джизи, которая в силу своего маленького возраста ничего не понимала, но как губка в чистом виде впитывала в себя все витающие в доме эмоции и флюиды установившейся атмосферы между её домочадцами. Дети все чувствуют!
Войцеховский сидел в кресле и она поняла, он её ждал. В его позе и взгляде прочесть что-то истинное было трудно, так как он умел держать свои эмоции в узде как ни кто другой, но первые витающие флюиды в комнате, улавливаемые в первые секунды, как она вошла, сказали правду. Он испытывал колоссальное напряжение и где-то малозаметную растерянность.
Окинув его взглядом, Ани как всегда отметила : «Красив как дьявол!» И это всегда первое, что врывалось в мозг и особенно, когда он оставался в одной белоснежной сорочке, которая подчеркивала его иссиня-черные волосы и темные глаза, с черной ниткой усов над губой.
Не раздеваясь, она присела на кровать и не торопясь, стала расстёгивать воротничок своей блузки, стараясь не отводить взгляд, под его взглядом, что бы не давать ему повода почувствовать свою власть над ней.
- Артур, я прошу тебя сейчас об одном…….не прикасайся ко мне…….умоляю!
И так как она прямо смотрела ему в лицо, она заметила, как нервно дернулся край его усиков над уголком губ и в глазах быстротечно, промелькнула тревога. Да, именно тревога…..то, чего он опасался в своём подсознании, и произошло. И он промолчал, только Ани почувствовала, что его взгляд стал еще более испытывающий.
Она более мягко добавила – Не знаю, может это и глупо и не надо так, но я сейчас не готова. Это ничего не значит существенного, а впрочем, я ни в чем не уверена, но……и сама я так не хочу, но не могу по-другому, что-то нарушилось. Я прошу твоего понимания!
В его выражении глаз показалось некое колебание и сомнение, он даже опустил глаза, о чем-то задумавшись, но, видимо, прислушавшись к зову своего сердца, решил поддаться не голосу разума, а интуитивному порыву. Он подошел к Ани, чем сильно её напугал, но тут же присел на колено перед ней и сдавил её ладошки в своих больших руках. В сумерках, перед ночным торшером, его глаза так блестели, что ей даже показалось, в них стояли слезы. Но это только лишь показалось.
- Ани. Послушай. Ты пойми. У нас мужчин несколько все иначе. Мы не относимся к факту интимной близости, с другим человеком как к выражению чувств. Это просто потребность, как в еде, воде! Милая. Но…тебя потерять я не хочу, ты и Джизи смысл моей жизни, и все, что я делаю, это только для нашей комфортной, обеспеченной жизни. Я согласен, тебе нужно время, и я обещаю, что не посягну на тебя без твоей воли, но…..ты посмотри на все с другой стороны….
- Скажи с какой мне посмотреть? Я хочу сама, что бы мы жили как раньше, но я не знаю как?
- Я уговаривал тебя ехать со мной! Тебе, вероятно, еще не позволяет твоя молодость, знать, что все произошло с закономерной точностью. Я не знаю в жизни, и в моем окружении, ни одного мужчину, который находясь вдали от своей семьи  несколько месяцев был бы абсолютно верен своей супруге! Это не реально! Женатые мужики, привыкшие к размеренному налаженному существованию в своих семьях, не могут так быстро перестраиваться. Ну, Ани, это просто голод и ты ищешь пищу. Вот и все!
- Артур! По правде…..мне и разговоры эти в тягость! Если бы все это было с моей стороны, ты просто думал бы иначе! Есть вещи, они на духовном уровне и …..ни ты, ни я….эти законы ни в силах игнорировать и изменить. Это мерзко, это больно и это разрушает все духовные нити между нами!
Он очень пристально всматривался ей в глаза, словно пытаясь проникнуть в душу, но потом сел назад в кресло и его голос стал более твердым.
-  Ани, и в этот раз, пусть все будет так -  как хочешь ты. Но….я прошу тебя, милая, постарайся подойти к нашей размолвке более рационально. Любая зрелая женщина догадывается и не хочет знать о том, что, отпуская надолго от себя супруга, сама же готовит  почву  для неприятных инцидентов.
Ани вздохнула и встав, пошла в обход кровати, чтобы лечь на свою половину.
- Оставим , Артур. Так много сегодня событий, я измотана, а завтра рано на работу. Я отпускаю все это на самотек и будь что будет! Может я и не разумна и нет во мне твоей рациональности, только как -то и она не согревает! Так объяснить в жизни можно любую подлость, любое предательство! А перед глазами господа, ты мне не верен, а я тебе верна и как только смогла, сразу направилась к тебе! - и почувствовав, что её стало распалять от эмоций, замахала руками-  Все……..и молчи……..молчи…….дай время!
Войцеховский так быстро не сдался.  Времени у него было очень мало. Его ждали  в штаб квартире компании в Чикаго, а в его семье царила атмосфера холода и отчужденности. Когда они с Ани спали на одной кровати, он бессознательно ощущал её дыхание рядом, обычно на своем предплечье и только сейчас он четко осознал, что это всегда для него означало, что эта женщина часть его жизни и в понимании восточного мужчины – принадлежит ему.
Он слушал её дыхание, но она спала на своей половине кровати, не прикасаясь к нему, далекая и капризная и ему недоставало отсутствие прикосновения  мягкости её волос и тепла её кожи. Непривычная для него ситуация раздражала и будила в нем изначальные природные чувства задетого мужского самолюбия. Он терпеть не мог, когда в его жизни по каким -то обстоятельствам возникали ситуации неопределенности. Он избегал их или же разрешал вопрос в ту или иную сторону, или с результатом или совсем без него, обрубая все нити, связывающие его с обстоятельствами. Если он вырвался из Калифорнии на несколько дней, что бы покончить с их ссорой, то он мог уехать обратно только с четкой определенностью, они живут дальше в отношениях любви и радости и полного контакта между ними, или отношения прекращаются, с четко оговоренными границами участия его в воспитании дочери. Ему еще было несколько удивительна такая  принципиальная позиция Ани к случившемуся инциденту в их отношениях, когда у него на Родине- Турции, с каждым поколением от родителей детям передавались моральные установки снисходительного отношения женщин к изменам своих мужчин. Графиня фон Газейштард пропуская все через себя, находила в себе силы воспринимать это как должное и он не слышал никогда от неё слов упрека.
Рассвет стал запускать в их спальню свои требовательные щупальца, прогоняя ночь и развеивая ночные сны. Хотя в такую ночь напряжения между двумя волевые людьми, связанными друг с другом общим ребенком и чувствами, сны  так и не смогли вступить  в свои права.
Войцеховский приподнявшись на своей подушке и хотел бы выспаться, но изобилие мыслей в голове и внутренний дискомфорт, не давали этого сделать.
В доме стали возникать какие- то звуки на первом этаже, для него не совсем понятные. Только догадкой, он сообразил, что это Бетси с Билли поднялись раньше всех, потому что её мальчику необходимо было целых полтора часа добираться на автомобиле до Нью-Джерси.
Войцеховский впервые в своей жизни почувствовал, что душа попадает в капкан.  Ему так хотелось одним махом избавиться от этих дискомфортных ощущений в отношении со своей женщиной и раньше он сделал бы это не задумываясь. А сейчас что- то держало его от этого и состояние неопределенности угнетало его дух и даже мучило.
Сверху, его взгляд блуждал по телу Ани, вызывая в нем очень противоречивые эмоции злости на её капризы и обычное мужское вожделение, так как совсем рядом от него покоилась одна из самых привлекательнейших женщин  , почти нагая, в одной сорочке и её тонкие, изящные контуры и формы мерно вздымались и опускались в так дыхания. Он подобрал пряди её волос в ладонь и тихонько их теребил, борясь самим с собой, потому что вчера он пообещал ей без её желания к ней не прикасаться.
Что бы покончить с этой внутренней борьбой, он рывком поднялся и стал быстро одеваться. Свою нерастраченную силу лучшим способом можно было направить на спортивные занятия. Он ушел в сад. А когда Ани уже спустилась через час в гостиную, они с Бетси уже сидели за столом и ждали её.  Потом Ани уехала в клинику и Войцеховский пол дня посвятил своей Джизи. К вечеру он ушел из дома, не сказав никому куда и когда вечером, Ани уже вернулась из клиники, Войцеховский вернулся позже.
Он не хотел ужинать, но за стол сел и положил перед Ани пригласительные, что её не мало озадачило, потому что за все время, что они были вместе, он не проявлял жестов джентльменского внимания, это было не в его характере и работа поглощала все его время. Ани стало трудно и дискомфортно за ужином, так как ответить холодностью на проявление внимания со стороны Артура ей не хотелось и импонировало, что он хоть как- то пытается загладить свою вину перед ней. Не было в ней никаких позывов наказать его как можно больнее, по терзать, по мучить за случившееся. Работа в клинике и то напряжение, в котором она пребывала там каждый день, занимали все её мысли. Она так многого еще боялась и так многого не знала. Возвращаясь домой, её мысли оставались там и даже по ночам мозг искал ответы на тупиковые ситуации, которые возникали повсеместно! Как - то недавно, ей даже подумалось о том, что так хорошо, что она все - таки работает в клинике и целиком поглощена работой, потому что, если бы она оставалась дома, отупев от бытовой суеты, наверняка случившийся инцидент в её семье захватил бы все её мысли, а так на это не оставалось ни сил, ни времени. Но, в данный момент, у неё не было ни моральных, ни физических сил, ни той легкой беззаботности в сердце, чтобы иметь желание отправиться на аристократический вечер, послушать чудесный драматический баритон оперного певца и обмениваться дежурными фразами с представителями американской элиты, хотя она всегда помнила, как советовал ей   лорд Тернер и сам Артур -  надо входить в здешнее общество и заводить связи.
Её охватило ощущение неловкости. От пригласительных билетов, она подняла глаза на Войцеховского. Войцеховский оставался тем Войцеховским, которого она полюбила сразу. В его глазах не было чувства виновности, но он изучал её эмоции и она поняла, её он не узнал до конца и ничего наперед не мог даже предугадать, хотя за столько лет вольготной  личной жизни, разбил не одно женское сердце. В его глазах играло только любопытство и они не горели большим желанием выхода в свет. Он это делал ради неё, чтобы растопить лед, проложивший границу между их сердцами.
Ани вздохнула и по его глазам поняла, что он еще раньше её словесного ответа, прочитал его в её глазах. Он слегка отстранился и устало откинулся на стуле. Глазами обвел сидевших за столом домочадцев и его взгляд остановился на Джизи, сидевшую в высоком стуле, смастерённом для неё Джо, с перекладиной впереди, что бы не падала с такой высоты, а потом  скользнул взглядом  по лицу Билли, который вяло доедал свой сливовый пирог, без настроения и как всегда, последнее время, пребывая в подавленном состоянии духа. Ему так тяжело давалась эта элитная школа и Войцеховский мгновенно прочитал все мысли мальчика, которые терзали его с того времени, как его отдали в эту  школу. Все выхватив цепким взглядом, он промолчал и снова его глаза стали вытягивать из Ани её решение.
Ани отодвинула от себя эти пригласительные билеты и виновато пожала плечами.
- Я не хочу. - кратко сказала она, но подумав, что старание Артура заслуживает более лояльного к себе отношения, добавила. – У меня завтра тяжелая операция, возглавлять которую вменили мне в обязанности, и я не смогу сейчас расслабиться и получить от оперы удовольствие. Я хотела бы еще кое- что почитать для завтрашней операции в журнале, который мне дал лорд Тернер.
При произнесении ею этого имени, в её сразу выстрелил колкий взгляд Артура, но ответом был только резкий жест порванных пригласительных.
- Мне уже завтра нужно уехать – спокойно произнес он, но на лице заиграли скулы и это выдавало его внутреннюю напряженность.
- Уже? – переспросила Ани и лишь только для того, что бы не дать ему повода думать, что у него совершенно нет шансов наладить с ней отношения. Хотя, в глубине души её охватила глубокая грусть. Когда он уезжал, её все так же охватывало ощущение случившегося горя в её семье, тем более, оно усугублялось тем, что в его верности она совершенно не была уверена и это причиняло болезненные ощущения сердцу. Её сразу начинало как громким небесным призывом тянуть на Родину, в свой дом, к Ангелу, Доре, к тетушке и хотелось сбежать с этого динамичного края, куда её привез Войцеховский. Он привез и покидает, она все время одна и начинало накатывать чувство обиды. Ох, как это все сложно между ними и она раньше даже не задумывалась, что может так все быть!
- Да, Ани. Я завтра отъеду в Чикаго, и тут же возвращаюсь в Калифорнию. А ты оставляешь меня с тяжелой ношей на сердце.
Он говорил намеками, потому что рядом сидела Бетси и Билли, но Ани понимала каждое слово.
Опустив глаза, она твердо ответила. – Ты большой виртуоз, как оказывается. Я бы и не додумалась свои грехи так искусно вменить в вину другого. – и теперь уже её взгляд стал колким. – Прости, но я не испытываю никакой вины. Тебе нужно ехать, езжай. А у меня свои дела есть. – и вдруг в сердцах кинула салфетку на стол. – Вот так и живем! – и резко поднявшись, ушла наверх.
Его бровь взметнулась вверх. Они еще продолжали изучать друг друга. И он впервые в жизни  испытал такое решительное противостояние его воле, его мужскому началу и его мужской харизме.
121.  Войцеховский уехал утром. Ночь перед его отъездом они провели, как и ночь перед этим, каждый на своей половине кровати. Она передумала целый ворох мыслей, до конца неуверенная в том, что нет её вины в их отчужденности. Задавала сама себе мысленно вопросы и отвечала, стараясь поставить себя на его место. «Конечно же, если бы она отправилась с ним в Калифорнию, не пришлось бы сейчас пытаться жить с произошедшим инцидентом. Но жилось бы ей спокойно там, когда её постоянно терзали бы мысли о том, что она поступила вопреки себе, своим амбициям и упустила бы шанс получить достойную работу в одной из богатейших и пользующейся высокой репутацией клинике!» Суматоха мыслей и давящее состояние возникшей между ними напряженности измучило её в конец и пролежав пол ночи с закрытыми глазами, чтобы не давать ему повода думать, что она мучается от возникшего конфликта, в четвертом часу начиная впадать в сонное забытье, она смутно уже помнила последнее, что ею надумалось: «Что нет в этой жизни правильного и не правильного состояния вещей. И она не может дать четкого определения тому, правильно или неправильно она поступила как любящая женщина, отказавшись следовать за своим мужчиной,  не отказавшись от своих жизненных задач. Результат в любом случае был бы таков, что она жалела бы или о том, или о другом. И пусть все катиться своим чередом, она ничего не в силах с этим поделать. Если Артур её по- настоящему любит, он больше не позволит себя с ней так вести, а если это будет началом их развала семьи, то это произойдет раньше или позже, но произойдет все равно.»
Утром её разбудил чисто инстинктивный импульс и когда она открыла глаза, Артур был уже одет даже в свою необычную куртку, потому что она никогда не видела одежду пилотов аэропланов и обнаружив, что она просыпается, присел к ней на кровать.
Как только сознание включилось в бытие, она сразу же ощутила душевную боль, потому что поняла, он снова исчезает далеко и надолго из её жизни и появилась неосознанная тревога и грусть, на мгновение уступив место обидам на него. Его темные глаза были так ласковы и очень внимательны и она сейчас ничуть не сомневалась, что очень дорога ему и даже начала сожалеть о том, что не приняла его в свои объятья как подобает любящей супруге, когда он приехал домой, а отстранилась. Её тянуло к нему как магнитом и её душа так сразу, в мгновение этого утра, очистилась от гнева и обид на него. Он погладил её по щеке и улыбнулся.
- Ани, я обо всем сожалею и буду ждать тебя в Калифорнии всегда. Приезжай как только сможешь и не загоняй себя в угол и наши отношения разной чепухой. Я принял во внимание твои чувства и сделал выводы. Я люблю тебя, милая.
Она зачем то, от растерянности, положила руку ему на плечо и провела ладонью по руке, словно пытаясь почувствовать гладкость ткани куртки. Волна нежности и глубокой привязанности разлилась внутри неё и хотелось только просить – Не уезжай, ну, не уезжай, зачем тебе все это, эти аэроплановые двигатели, эти чертежи, бизнес, стремление сильно разбогатеть, ты не беден, но тут же оборвала себя на этих мыслях «Фу, дура я, а тогда зачем мне эта клиника, всегда кровь, операции и мои пациенты!»
Он притянул её к себе как маленькую девочку за подмышки и вначале как - то осторожно, но потом сильно прильнул к губам и она уже думала, что он пойдет дальше и она совсем не будет сопротивляться. Но он тут же оторвался, быстро встал, и она с глубоким отчаянием смотрела ему в след, в его атлетический силуэт, скрывшийся за дверью. А ей так сильно захотелось выпорхнуть из кровати и броситься вслед, схватив его за руку и насильно постараться оставить дома.
Через пару часов, она уже как школьница, с большой серой папкой в руке, в которой ею были сложены в хронологическом порядке результаты анализов пациента и его история болезни с самого верха всех бумаг, стояла у постели перед консилиумом врачей, среди которых был сам Иден Тернер, его главный помощник, доктор Маркус и старшая медсестра.
Пациенту был поставлен диагноз «гнойный плеврит» и его готовили к операции. Доктор Иден Тернер всегда требовал от лечащего врача перед операцией как заученную молитву четко и быстро рассказывать всем о плане решения поставленной задачи. И этот план готовился еще с вечера лечащим врачом и даже заучивался наизусть перед обходом.
Ани несколько волнуясь, но бесперебойно пересказывала наизусть свой план лечения больного. И заключался он в следующем:
1. 1. Устранить причину заболевания.
2. Удалить гной из плевральной полости.
3. Провести санацию плевральной полости.
4. Добиться полного расправления легкого.
5. Осуществить общеукрепляющее лечение.
Дальше, после не услышанных встречных вопросов, она стала подробно рассказывать ход лечения данного больного и это было уже труднее, потому что нужны были веские аргументы на каждое действие. Её напряженно и внимательно слушали три пары ушей и она , пусть даже максимально сконцентрировавшись на своем теоретическом обосновании разработанного метода лечения, все таки уловила волну совершенно других вибраций, нежели только внимательное выслушивание её аргументов. Тернер как всегда, думал о своем, внимательно наблюдая за эмоциями, проявляющимися у неё на лице. А она констатировала этапы своих действий, по лечению больного.
1. Прежде всего, следует попытаться выяснить причину развития гнойного плеврита и устранить ее. Если гнойный плеврит является следствием прорыва абсцесса легкого, нужно проводить энергичные мероприятия по консервативному или хирургическому лечению абсцесса. Если это метастатические проявления при септикопиемии, необходимо лечить сепсис, в том числе, воздействуя на первичный очаг его. Если это следствие остеомиелита ребра — резецировать ребро. Если это следствие гнойного медиастинита, вы должны попытаться устранить его причину и дополнительно дренировать средостение.
2. Удалить гной можно или путем периодических пункций плевральной полости, или путем осуществления постоянного дренирования, используя различные методы.
3. Санация плевральной полости достигается путем промывания ее во время пункций антисептическими растворами, протеолитическими препаратами, антибиотиками с последующим оставлением последних в полости. В некоторых случаях бывает необходимо назначение антибиотиков внутривенно или внутримышечно.
1. Прежде всего, следует попытаться выяснить причину развития гнойного плеврита и устранить ее. Если гнойный плеврит является следствием прорыва абсцесса легкого, нужно проводить энергичные мероприятия по консервативному или хирургическому лечению абсцесса. Если это метастатические проявления при септикопиемии, необходимо лечить сепсис, в том числе, воздействуя на первичный очаг его.
2. Удалить гной можно или путем периодических пункций плевральной полости, или путем осуществления постоянного дренирования, используя различные методы.
3. Санация плевральной полости достигается путем промывания ее во время пункций антисептическими растворами,   антибиотиками с последующим оставлением последних в полости. В некоторых случаях бывает необходимо назначение антибиотиков внутривенно . 4. Расправление легкого одновременно с проведением пп. 2 и 3 достигается либо путем удаления шприцем жидкого и газообразного содержимого из плевральной полости "до упора", исключив при этом подсасывание в плевральную полость воздуха снаружи, либо подсоединением к дренажу постоянного вакуумного устройства (водоструйный отсос)
5. Общеукрепляющее лечение включает в себя в зависимости от показаний полноценное питание больного, назначение витаминов,   противовоспалительных нестероидных препаратов: препаратов, стимулирующих метаболические процессы, переливание белковых препаратов, жидкости,   крови. 
Тернер качнул головой из стороны в сторону и ей показалось, что он не получил ожидаемых для себя выводов в результате её доклада.
А так и оказалось.
- Ани – начал он спокойно, но в каждом его слове сквозили интонации настойчивости. – Я от всех своих работников клиники требую делать свой доклад и определять цели лечения как можно короче. Вы нас засыпали медицинскими терминами и в них очень трудно из такого объема сразу выделить главное. Я хотел бы услышать только пару предложений, но по самой сути. Что мы должны сделать, что бы этот пациент ушел из нашей клиники здоровым? – и он застыл в ожидании, что она исправится мгновенно, следуя его совету.
Ани покраснела, но мысли работали быстро. Вдохнув поглубже воздуха, она выпалила на выдохе -   ликвидировать воспалительный процесс в плевральной полости и полностью восстановить дыхательную функцию легких.
Взгляд Тернера смягчился и уголки его губ приподнялись в усмешке.
- Вот, так всегда. С этого нужно начинать.
Больного пол дня готовили к операции. Ани настраивалась, но так и не смогла до конца унять своё волнение и вошла в операционную бледная и уже с мокрой спиной и когда подошла к операционному столу, первые глаза, с которыми она встретилась, были глаза Тернера и смотрели они с издевкой, потому что он быстро отметил про себя её состояние максимального напряжения, капли пота на лбу, которые она промачивала салфеткой, предложенной медсестрой и прилипшим к вискам завиткам волос, что доставляло дискомфорт.
Она надеялась он будет основной опорой для неё  при этой операции и тылом, надежным и постоянным. Оказалось, все наоборот и потом она еще долго будет неоднократно задавать себе вопрос, почему он так себя повел и не находила ответов, пока через некоторое время, он сам ей все не объяснил. Прямо во время операции он стал вычитывать её за неуклюжие руки хирурга и за то, что из-за отсутствия хорошего опыта, его движения были не продуманы и для врача неэкономны. Она перешила столько курей, а оказалось ровным счетом, это не дало той сноровки, которую от неё требовал Тернер.
- Ани, вы работаете предплечьем, а должны только кистью, что с вашими руками, они как деревянные! Вы научились на автоматизме открывать и закрывать зажим любой из ваших рук?
- летели в неё его вопросительные фразы – и она терялась, пытаясь сосредоточиться на всех знаниях, которые она почерпнула в книжках перед операцией на легких  и даже заучивала что-то наизусть, а он втыкал  ей прямо в грудь словесный нож, по поводу её не расторопности. И она даже не ожидала, что будет так все плохо. А надо было следить за давлением, за потерей крови, дыханием пациента по ходу операции и под конец она уже совсем с испуганным взглядом посматривала на своего учителя, стоявшего напротив неё по другую сторону операционного стола. И в конце операции, когда она зашивала грудную полость больного и еле держалась на ногах, так как они стали ватными от того позора и самобичевания, в которое она погрузилась целиком, он добавил. – Девочка моя, овладение мануальной техникой лучше всего начать с завязывания лигатур. Вы должны просто на автомате делать морские узлы за пару секунд!
- За пару секунд? - в полной растерянности переспросила она и сейчас это ей казалось немыслимым.
- Да и при этом вы должны постепенно укорачивать длину нитей. А потом, только потом, как это будет отработано так, что пальцы сами начнут работать, без включения головы, вы начнете вязать узлы пальцами только одной руки, а вторая будет только натягивать нити, и, и, лишь затем, вы научитесь вязать узлы с помощью инструментов. Сейчас, это ни к чему не годиться! И если бы вы не были мне дороги, Ани, вы завтра же остались бы без работы!
Она внутри себя уже прокричала ему – Не может этого быть, я не первый раз подступила к операционному столу и опыт проведения операций у меня не нулевой! Вы слишком предвзято все преподносите! – но стиснув зубы, она в испуганном состоянии духа, готовая расплакаться, приняла это как должное, потому что, конечно же, после виртуозного мастерства Тернера, виденного ею неоднократно, оправдываться было нечего и глупо.
Она думала, оставшись одна будет рыдать во весь голос, но слезы так и не подступили к глазам, они застряли где-то в горле и дальше не пошли. И потом, она четко понимала, что плакать совершенно бесполезно, от этого мастерства её не прибавиться.
И так, сидя в своей раздевалке, в совершенно потерянном настроении, она не заметила как тихо и осторожно вошел Тернер.  Он внимательно смотрел на неё сверху вниз и почувствовав слишком поздно его присутствие, от слишком глубокого погружения в свое удрученное состояние, она с удивлением подняла на него глаза.
- Не плачете? -  только лишь спросил он.
Она отрицательно покачала головой. И к её еще большему изумлению, он произнес следующие слова - Ну, тогда есть надежда. Если бы вы сейчас ревели здесь, я бы уже махнул на вас рукой. Характер хирурга не наследуется, он выковывается. Но  эта профессия не для сентиментальных людей, они не выдерживают с самого начала. – и опять, усмехнувшись своей загадочной усмешкой, он так же быстро исчез, как и появился.
И вот ночь для Ани была бессонная. Она придя домой, не смогла ни одного кусочка из ужина положить в рот. Безучастно выпив чаю, она пошла спать, так как была обессилена. Но сон не шёл, как бы она не старалась заснуть. И поняв, что это сейчас только обернется пустой тратой времени, она поднялась и пошла разыскивать в доме нитки. И все оставшееся время до шести часов утра, она пыталась вязать морские узлы, смотря на рисунки в журнале. И совсем обессилев, она заснула прямо за столом и если бы не её выходной, найти в себе силы пойти на работу, она не смогла бы. Её разбудила Бетси и Ани вяло побрела в свою спальню, упав в кровать. «Надо так многому еще учиться, впереди словно бурный океан неразрешенных проблем, которые необходимо научиться завязывать в морской узел».
Через два дня после операции, пациент, которого Ани оперировала, неожиданно умер. И она вела его лечение после операции и он соответствовал всем предполагаемым прогнозам, ничего не предвещало летального исхода. Когда ей сообщили о смерти, она была занята другим пациентом и входила в палату белее простыни. У постели уже находился лорд Тернер, отдавая последние распоряжения о вскрытии, так как для него такое положение дел стало так же неожиданным. Когда она перехватила на себе его взгляд, в нем не было ни упрека, ни удивления и ей даже подумалось, что пациент просто заснул, настолько спокойным было выражение его лица. А у неё ладошки стали влажными от возникшего напряжения и ноги подкашивались. В голове носилось столько мыслей, предполагаемых причин возникших обстоятельств и ни на одной она не смогла остановиться.
Тело погрузили на каталку и у себя за плечами она услышала наконец то голос лорда Тернера – Ани, вскрытие покажет, я надеюсь, но лечение ты вела исправно, поэтому раньше времени не паникуй! Надо придумать, что мы сможем сказать его семье.
Она в прострации, медленно развернулась к нему всем корпусом и в глазах её стояли слезы.
- Это моя первая самостоятельная операция. – тихо вопросила она, как бы обращаясь к нему за разъяснением и помощью и поддержкой одновременно.
Тернер развел руки в сторону - Ну, и такое бывает……. – все так же спокойно проговорил.
 - Пошли, на вскрытие, может что- то проясниться.
Они долго и усердно искали причину и не смогли её установить. У пациента остановилось утром сердце и всё!
Когда Тернер снимал с себя весь испачканный в крови передник, она видела, что его опытность и глубокий ум блуждают все так же в лабиринтах непознанных тайн человеческого организма и в конце он произнес только лишь одну заключительную фразу, поставив ею точку -  Какая то несуразность….могу предположить только одно, что у пациента была непереносимость одного из лекарств, но какого?
И в этот же вечер она приняла на себя весь негатив эмоций родственников пациента, пришедших в клинику. И если бы не снова лорд Тернер, она не выдержала бы после пережитого стресса их слезы и упрек, стоявший в глазах, временами сменявшийся недоверием ко всему, что им говорилось. Как каменная стена за её плечами, лорд Тернер, вкладчиво, и уверенно констатировал факты, которые преподносились таким тоном, что просто другого результата и быть не могло и что он заранее всех предупреждал, о могущих возникнуть осложнениях. Она так не смогла бы. И сам тон, с которым виртуозно справлялся Иден Тернер, сыграл самую главную роль в данной ситуации, не оставляя даже шанса предъявить врачам претензии со стороны родственников пациента.
На следующее утро Ани проснулась с давящим морально настроением и ощутила полную потерю аппетита. Она стала бояться всего. Беда могла выпрыгнуть из-за любого угла и ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Ни в одном поставленном диагнозе, ни в одном проведенном обследовании. Жизнь приобрела только серые оттенки и превратилась в какой- то параллельный мир, существующий рядом, потому что ни наступившей золотой осени и её ярких желтых красок она не замечала. Даже когда она вечером занималась Джизи или беседовала с Бетси и Билли, мысли её занимала только работа. Лишь к концу второй недели, её, вдруг, словно током ударила мысль, что за все эти дни, ни разу не позвонил Артур. И новая негативная волна непонимания, шока и негатива накрыла с головой. Он не звонил и это что-то значило! Но когда она приходила в клинику, она выпускала это из головы, до вечера, а приходя домой, сразу посматривала на телефонный аппарат и ей было все удивительным! Войцеховский не звонил!
Она сама на следующий вечер заказала разговор с Лос-Анжелесом и уже вечером, когда сидела возле журнального столика с телефонным аппаратом, её почему -то окутала странная волна какой- то черноты.
Она повернула голову к окну и пожала про себя плечами, сказав в пустоту, словно там находился невидимый собеседник – Что происходит?
Звонка все не было и у неё из глубины души стал пробиваться наружу первый мандраж.  Даже на лице отразилось некое недоумение и когда комнату пронзил, наконец, телефонный звонок, она вздрогнула от испуга. Но он усилился, когда не голос Артура раздался на том конце трубки, а телефонистки.
- Мадам- услышала она в трубку приятный голос – простите, но мы не смогли вас связать с Лос-Анжелесом, там никто не отвечает.
Тогда на следующий день, она попросила отвезти  себя Джо на коммутатор, что бы отправить телеграмму Войцеховскому. Три дня она ждала ответа. Его не было. В её взгляде, её фигуре, её натянутом позвоночнике стало сквозить только одно – недоумение. И даже лорд Тернер заметив это, как то спросил – У вас проблемы Ани, вы ходите как один сплошной знак вопроса, последнее время, я может могу помочь?
Но Ани пожала плечами. Она, действительно, не знала и не понимала, что происходит.  – Не знаю…. – как то неопределенно ответила.
- Как не знаете ? – переспросил Тернер.
И она даже как- то подняла плечи и так застыла, похожая на птицу, вжавшую голову в плечи, защищаясь от ожидаемого удара. – Артур две недели не звонит с Лос-Анжелеса. Я ничего не понимаю. Я стала заказывать с ним разговор сама, его не могут застать по адресу. И на телеграмму он не ответил.
Тернер только хмыкнул в ответ, оставив её все в таком же недоумении.
Еще неделю она работала как в аду, пытаясь собрать свои силы на работу, но у неё с трудом это получалось. Повышенная рассеянность, в которой она пребывала все дни, стала заметна окружающим. А лорд Тернер словно отступил и удалился от неё, сознательно игнорируя, хотя она не думала об этом. Вечером она ездила на телефонную станцию и заказывала разговор с Лос-Анжелесом ежедневно. Войцеховского не было по адресу. И, наконец, не выдержав, она через справочную, узнала телефон компании «Sparry» и дозвонилась до их штаб-квартиры, которая находилась в Чикаго.  Информация о Артуре Войцеховском была уничтожающей. Он пропал без вести. И, главное, перед ней чинно и по-человечески извинились. Ей, даже в какой- то момент времени показалось, что она спит и ей сниться сон, наподобие того, что она отправилась в цирк и её смешат клоуны. Она не помнила в своей жизни ни одного момента, когда бы она так кричала. Все работающие телефонистки подскакивали со своих мест, шокированные такой громкостью голоса. И кабинета выбежал управляющий. Ани не осознавала, что рядом люди, что она в общественном месте. Её накрыла волна возмущения и ужаса. – Пропал?! – и её голос был на грани срыва, не столько от силы голоса, сколько от душащего её негодования! – Как давно он пропал? Три недели? И вы не сочли уместным сообщить эту новость его близким людям, словно у вас пропал только аппетит. Вы адекватны, господа!? – и она задохнулась, голос её сорвался и ей стало тяжело дышать. Наблюдая из машины за стеклянной дверью телефонной станции, Джо увидел там непонятную суматоху, и забыв, про свои вечные страхи показываться в таких многолюдных местах белого населения, решился зайти, почувствовав, что с хозяйкой приключилось неладное.
Ани предлагали нюхательную соль, но отмахнувшись от наседавших людей, как потревоженных в улье пчел, она судорожно схватилась за руку Джо и он чуть ли не силой вырвал её из окружившей толпы, ощутив всю тяжесть на своей руке её обмякшего тела. Бетси отпаивала её дома настойкой мяты с валерианой, ничего не помогало и решилась достать из серванта их дорогой коньяк, который просто свалил обессиленную Ани с ног и её унесло течением необъяснимого забытья только лишь на один час из реальной жизни. Но, когда волна отрезвевшего сознанья включилась снова, ей стало по- прежнему плохо. Сил не было и Бетси, сама пребывая в совершенно растерянном состоянии, собирала её вещи в дорогу, а Джо, абсолютно разволновавшись, и не смея мешаться под ногами, сидел со взглядом расстроенного школьника на ступеньках лестницы на второй этаж и только изредка что-то спрашивал у Бетси.
Рано утром, позвонив по телефону лорду Тернеру и сообщив о случившемся, она металась в нетерпении по перону вокзала и казалось, что даже поезд был против неё, так как опоздал на целых 10 минут, которые её показались вечностью. Тернер не успел, его разгоряченное и удивленное лицо только мелькнуло в толпе,  и она через стекло окна заметила его в самую последнюю минуту и ей было легко осознавать, что он становиться рядом с ней в самые для
неё тяжелые минуты.
122. Миррано навестил Игн в тюрьме и не знал, радоваться ему или печалиться полученной информации. Игн предложили освобождение при одном условии, он отправиться рекрутом в действующую армию на север Австро- Венгрии на стороне Австро-Венгрии. Это бы обмен. Для армии нужны были солдаты. Но на душе царил такой мрак, объяснение которому он не мог придумать. Было тяжело и уже очень давно. Повсеместно окружала обстановка неопределенности, хаоса, народной ограниченности в самом необходимом, и даже в средствах личной гигиены, поэтому различная зараза вы лазила из каждой подворотни, выкашивая целые семьи. Он думал, что еще даже три года назад все они жили светлее, радостнее, дышали более полной грудью и ничем не ограничивали свое сознание, воплощая свои несбывшиеся надежды в надежды на то, что их дети смогут большее. И Мирано было уже почти 40 лет, а кто он? Его утро начиналось рано, быстрый завтрак, обшарпанные стены муниципальной больницы, вокруг грязь, страдания людей, спешка, отсутствие как всегда необходимых лекарств и даже бинтов, инструментов, коек и тумбочек и хорошей еды для тяжело больных. А вечером он возвращался в свою коммуникабельную квартиру, в которой уже требовалось сделать ремонт, чтобы все освежить и подремонтировать, но не было ни сил, ни денег, которые уходили на гувернеров и нянечек для девочек. Его любимый кокаду и всегда брюзжащая Хелен, располневшая до неузнаваемости, пытающаяся скрыть полную потерю талии красивыми нарядами. И дома такая суета и шум! Малышки так быстро бегали по квартире, везде стараясь оставить своё присутствие в виде беспорядка, а если баловаться с ними или играть в прятки подвязывались Гельмут с Михаэлем, то из квартиры хотелось только бежать! Но он так или иначе, испытывал надежду в то, что силы и деньги, вложенные в гувернеров окупятся и дети вырастут, получат прекрасное образование и выберут себе самые престижные, интересные профессии. И уже по выходным и праздникам, вся семья будет собираться за их огромным столом в гостиной и делиться всем, что происходит в их жизни, что познали нового, какие перспективы и каковы их цели в этой жизни. Миррано шел и мысли загоняли его в угол, где он уже не находил просвета. Дорогу перешла непонятная толпа людей, тоже без видимого оживления и радости на лицах. Всем трудно, очень трудно, эта война, огромные дефициты продуктов, разорение многих, не успевших перестроиться производителей, напряжение в воздухе и ему резко пришла в голову мысль: - «Вот с какими мыслями я хожу, таких и людей и такие обстоятельства встречаются на моем пути! Надо вытаскивать себя за волосы из этого мрака!» А как?  «Другим еще хуже!» был ответ самому себе и тут же вспомнилось лицо Игн. А когда вспомнилось, он содрогнулся. Игн сейчас имел бороду, не аккуратную, но не длинную, кое как её стриг и волосы, чтобы не распускаться и не разводить вшей. Что в таких местах было проще простого. Сегодня Игн сказал ему, что только здесь по-настоящему начинаешь ценить  все маленькие радости жизни и он не о чем так не мечтает, как стать под сильную струю воды и насладиться её изобилием. Смерть Вилмы он уже пережил и силой воли старался нагружать свою голову всевозможной ерундой, чтобы только не думать о ней, иначе можно сойти с ума, а он верил в то, что ему еще необходимо вырастить дочь, пусть даже она ему не родная и свою родную малютку. Он учил свои книги по медицине просто наизусть. От корки до корки и странным образом только теперь по - настоящему и более четко сумел увидеть все их противоречия и заблуждения, а в свою очередь, еще больше разочаровался в том, чему его научили в стенах университета. Его так же давила тяжесть, но тяжесть Игн была объяснима. А вот свою тяжесть, Миррано мотивировать не мог.
Этим вечером Хелен, самым необъяснимым образом, была в приподнятом настроении и Миррано насторожился. Просто так ничего не бывает. Он наведался в комнату мальчишек, застав в ней только Михаэля за рисованием мольберта. Гельмута не было и все….у него настроение стало хуже некуда. Чисто отцовской интуицией, а ему её пришлось за эти годы развивать за двоих, так как у Хелен сильного  желания в этом не было, он предчувствовал грозящие новые неприятности, которые уже подкатывали к порогу их дома. Дело в том, что и вчера вечером Гельмута дома очень допоздна также не было и позавчера - а это был плохой знак!
И….и….в гостиной на столе красовался огромный, румяный пирог! И это в то время, когда они в данный момент экономили на всем и уже в семье давно не произносили слово конфеты, цукини, орехи, сыр, пироги, торты, пирожные, отбивные. Из мясных блюд самым почетным и редким была курица, делившаяся по кусочкам и наесться её в полной мере не было возможности. Они перебивались рыбой, ставшей также дорогой, но пока еще в изобилии, так как нянька малюток покупала её всегда у подростков, ловивших её днями и тем самым кормящих свои семьи. Яйца. Мука, сахар, соль, крупа- были, но стали считаться и очень рационально использоваться.
В голове стали сочленяться пазлы мозаики- супруга в приподнятом настроении, Гельмута нет дома уже третий вечер, пирог на столе, что- то происходит?
- По какому поводу и откуда такая роскошь? - издалека начал он подгребать в своем расследовании к Хелен.
Та просто баловалась с их девчонками на кровати и малышки, увидев отца, сразу по спрыгивали и стали проситься на руки. Попугай, совершенно уверенно, как на свое законное место на шкафу, уселся у него на голове.
- Ну, это тебе и предстоит выяснить.  – ответила Хелен, заправляя растрепанный после баловства с малышками, халат. – Гельмут наш добытчик. Деньжат стал подкидывать. Всем надоело сидеть на одних кашах на воде. Но я не знаю откуда у него снова деньги?
Мирано хмыкнул и дернул плечом. Он и вопросы то задавал чисто автоматически, без особого интереса, зная заранее, что Хелен не тот источник, у которого можно узнать хоть какую -то толковую информацию. Но огрызнулся, опять - таки по привычке.
- Вернее, тебе и не хотелось знать, откуда он стал таскать деньги? Ну что ж, надо узнать, где сейчас находиться наш магнит для денег и мы будем знать, откуда они у него.
Он стал совершенно озабоченным и отдав девчонок супруге на руки, решил вернуться в комнату мальчишек.
- И что же ты рисуешь? – поинтересовался он у Михаэля.
Михаэль даже не повернулся в его сторону, моментально определив причину повторного появления отца в его комнате. – Гельмут в цирке. Вероятно, и деньги оттуда.
Миррано поспешил присесть на кресло, стоявшее у окна.
К сердцу прилила уже знакомая волна захватывающего волнительного ожидания чудесного сообщения, надо признаться, что все последнее время жизнь была изрядно сера и уныла, слишком однообразна, а тут что-то новенькое, но и к этому чувству примешивалась постоянная тревога, которая только и сопровождала все известия, связанные с именем Гельмута.
- А что цирк сейчас работает?
- Работает. Жизнь еще не остановилась в связи с войной. И народу там всегда много. Больше чем в театре.
Миррано опять хмыкнул. - Ну, театр, это сейчас мало кому по карману. А ты откуда знаешь?
- Отец, я живой. - был краткий ответ.
Мирано поднял высоко брови в знак вопроса. – Причем тут что? У нас в семье денег нет, ты что, ходишь в цирк, в театр?
- Нет. Только в кино, но почти каждый день. Оно дешевле и я не плачу, мы с Гельмутом сидим в комнате механика. Гельмут помог ему одной информацией и теперь тот пускает нас всегда бесплатно.
Миррано становилось все интереснее, он машинально согнал попугая с головы и тот без обид опустился на люстру в комнате, а потом перелетел на мольберт Михаэля, но тот бескомпромиссно согнал его оттуда, потому что несколько раз попугай нагадил ему на рисунок.
- А что за информация? - спросил Миррано и весь напрягся, предвкушая снова что-то услышать неординарное.
- Механик пожилой мужчина. У него два сына на фронте и один перестал писать. Он показал Гельмуту фотографию и тот сказал, что вскоре придет письмо, он в госпитале, его занесло чуть ли не к границам России, но он жив.
Миррано помолчал. Вернее, ему так много чего хотелось спросить, но информация и правда оказалась настолько неожиданной, что он пока решал и как к ней относиться и верить ли ей вообще, потому что на духовном уровне все в его семье не слишком серьезно и почтительно относились к главе семейства и частенько могли дурачиться, разыгрывая его всякими байками, развлекаясь эмоциональной реакцией отца на свои выдумки. Но, дело было в том, что и совсем не верить было нельзя, так как видел же Гельмут карты насквозь, потом стал видеть перевернутые картины и еще много чего другого. Ребенок то в семье не совсем был обычный!
Попугай уже сидел у него на плече и Миррано повернул в его сторону лицо с таким выражение, словно искал поддержки и подтверждения тому, что все услышанное не выдумка.
Но Михаэль уже фибры, исходившие от отца уловил спиной и решив закончить работу, стал вытирать кисти и все объяснять. Да, Гельмут что-то важное видит и по фотографиям. Вернее, он видит, жив человек на фотографии или мертв, а если жив, то может сказать, чем человек озабочен в данный момент времени.
- Может он еще и будущее видит? – осторожно спросил Миррано.
Но Михаэль пожал плечами. - Не знаю. Мне он ничего не говорит. Сказал только, что отец с матерью проживут до глубокой старости.
Миррано даже заерзал в кресле. – И…о…даже не знаю, радоваться этому больше или огорчаться.
- Радуйся, значит будете живы в эту войну.
Миррано согласился с доводом, но его просто стало распирать от любопытства. – А цирк, цирк то тут причем? Мне когда- то удава хватило у нас в квартире, когда он его приволок.
Михаэль совершенно спокойно занимался своими занятиями, укладывал баночки  красок в коробку и беседовал с отцом с видом отрешенности и безразличия. Миррано всегда казалось, что возраст этого ребенка лет на 20 старше, чем в действительности и он живет совершенно в отдаленном от их мира, в своем мире, закрытом, но очень спокойном и безмятежном, а вот мир Гельмута всегда бурлит, как кратер вулкана.
- Очень много людей в эту войну потеряли своих близких. Кто -то еще не смирился с их гибелью или смертью, а кто-то разыскивает пропавших. Гельмут видит и дает информацию. К нему даже полиция стала обращаться.
Миррано вспотел и заранее не подготовившись, стал вытирать пот со лба ладошкой.
- Господи, так и до короля дойдет невзначай. Сарафанное радио оно еще то, я то знаю, скорость распространения сплетен в своей больнице.
И только теперь Михаэль с интересом посмотрел на отца, но промолчал.
Миррано встал с кресла и засуетился. – Ну… значит собирайся - скомандовал он  - Только почему все таки цирк? Не понимаю.  Продолжала терзать его мысль.
Самое интересное, что Михаэль, словно тоже обладал экстрасенсорными способностями. Он даже не стал спрашивать зачем, а сразу скривил лицо. – Нет уж. Это вы с матерью идите. Я уже был там раз семь, надоело. Этот идиот мое будущее не хочет даже рассматривать, а толпы зевак сдавят так, что можно не выбраться.
Миррано еще задержался на минуту. – Так а деньги, что он за это деньги берет? Откуда сейчас у людей деньги? Не понимаю. Такой дефицит, дороговизна, мы все экономим!
Михаэль тихо ответил. – Когда горе припирает, последние отдашь.
Миррано разгорячился и резко рванул к двери, так, что даже попугай не успел сориентироваться в координации движения, чуть не бултыхнулся вниз.
А Миррано уже кричал в коридоре.
- Хелен, Хелен. Быстро, очень быстро одевайся.
Та выскочила в коридор, слегка перепуганная – Зачем?
- Мы идем в цирк!
У неё наметился стопор, но Миррано было некогда ждать.
- Наш Гельмут нашел новые источники заработка, сукин сын, в такие времена, еще и обдирать народ как …….- махнул рукой – мы должны это видеть и запретить.
Хелен с трудом принимала информацию.
- Да, Господи, ты… просто пойдем, я по дороге все объясню. Оставляй детей Михаэлю. И Роби досмотрит. - это он сказал про кухарку.
В цирк они не попали, билеты все распродали еще за три дня. Миррано  даже предложил двойную цену большому толстому администратору, что было бесполезно – Ну нет мест, даже стоячих – пожал плечами тот. И когда тот зачем- то  стал объяснять ему, что там его сын, Гельмут,  администратор только пожал плечами и спросил – И что? Ты уже ничего не увидишь, не протолкнешься.
Миррано ошалел. Хелен только увидела перед собой его расширенные глаза и вспотевшее лицо.  – Хелен – проговорил он довольно спокойно, что не гармонировало сейчас с его всклоченным видом и выпученными глазами и ей его тон, показался даже тихо-зловещим,  у нее легкий холодок пробежался вдоль лопаток и очень захотелось вернуться домой, К ДЕТЯМ, ПОТОМУ ЧТО МИРрАНО быстро распалялся эмоциями и даже истерикой, а у неё сегодня было хорошее настроение, которое все последнее время не свойственно было людям вокруг вообще. Она даже слегка отошла в сторону и хотела было осторожно попросить своего супруга не придавать всему происходящему такого серьезного отношения, но он опередил её вопросом, а скорее всего, это даже был не вопрос, а рассуждение, ну слегка в взбудораженном состоянии . – Мир сошел сума, а?
Хелен не поняла ни саму суть вопроса, ни причину, его породившую и не смотря на то, что билеты в цирк так быстро распродавались, цирк её не привлекал, даже в отношении того, что там главную скрипку играл её Гельмут. Она очень уставала последнее время, на работе, дома и ей очень давно уже хотелось уехать из этой страны очень далеко, например, к Ане в Америку.
- Ты о чем? – только быстро переспросила она и уже высматривала нужный трамвай, что бы уехать домой.
- Скажи мне, может я что- то пропустил, у нас война? Война все еще идет?
- Да, мне в клинике сегодня говорили, что французы уже поджали хвосты……..
Миррано очень глубоко потянул в себя воздух и она прекрасно знала такую его манеру перед выплеском шквала эмоций и поэтому поспешила прикусить язык, не из-за страха, а только потому, что рядом находились чужие люди и ей не хотелось привлекать внимания окружающий и потом, ей ещё предстояло с ним ехать домой, и он начнет свою извечную шарманку о том, какая она плохая мать, как она любит деньги, но не своих детей.
Развернувшись, она пошла в сторону трамвайной линии, только жестом дав ему знак, следовать за ней.
И Миррано поплелся, очень сомневаясь, что так будет правильно, но ему не приходили в голову обходные пути проникновения в цирк.
- Сукин сын, какой сукин сын, он опять взялся за своё! – семенил он за прибавившей ходу супругой, а неведомая сила тянула его назад. И, вдруг, ему пришла в голову мысль дождаться конца представления, и хоть так что-то увидеть и узнать, если нельзя проникнуть в цирк.
Он обернулся, и поняв, что неизвестно в какой толпе окажется Гельмут и они разминутся, решил, что необходимо все- таки приобретать билеты.
- Когда открываются кассы? – крикнул он администратору.
- К вечеру, но народ собирается задолго. – ему ответили.
Хелен только одернула его, на мгновение обернувшись. – Я сто раз тебе говорила, не обзывать Гельмута сукиным сыном, ты соображаешь, что ты говоришь? А еще интеллигентный человек!
Миррано принял смиренно свою невоспитанность. Он первый в их семье, кто был противником обзываний, придумывания кличек, что водилось за мальчишками, но, просто, его распирало недовольство. В эти трудные времена, когда семьи умирают от болезней и даже голода, Гельмут, паршивец, снова включил свой дар и решил разбогатеть на горе людском. Это кощунственно! Игры в карты, с которыми Миррано давно смирился, хотя попал ни в одну передрягу из-за этого паршивца, куда ни шло. Пусть перекладывает деньги из карманов тунеядцев и мажоров к себе. Но……нельзя было опускаться до стяжательства и жестокости, всему есть границы и по крайней мере, ответственность перед Богом! Вот и в очереди теперь придется время потратить, какой парадокс, во время войны, что твориться, люди сошли с ума! Он то знал заранее, что растерзай он этого паршивца сегодня вечером, ничего хорошего не произойдет. Гельмут так адаптировался к ремню, к такому наказанию, как ночь в углу, что это больше грозило самому Миррано бессонной ночью, чем тому сукину сыну, просто потому, что придется вставать и его ходить проверять, а тот подложит себе подушку под голову и стянет одеяло с кровати и сделает себе палаточный городок в углу. Всегда так было.
Вечером Миррано бился в дознании и тщетно. На вопрос – Что за новые фокусы у тебя появились?,- Гельмут стойко отвечал. – Это не фокусы. Я что ли виноват, что у меня есть этот дар? Таким родили, и куда мне его девать? Если я вижу, я не могу претворяться, что не вижу! – уже тоже в определенной доле раздражения отчитывался Гельмут.
- Ты опять с Авдеем эти штучки проворачиваешь?
- Да, с Авдеем. Он мой ассистент.
- Кто?
- Он держит очередь, иначе люди и меня затопчут в своих порывах.
Миррано что-то резко замолчал и на лице его вырисовалась глубокая задумчивость. – Так, хорошо, я сейчас - - и он исчез в дверном проеме.
Когда он вернулся, в руках его была коробка, в которой он хранил фотографии, а еще под мышкой он держал, дорогой для него альбом всех своих итальянских родственников. Гельмут еще на полуслове его оборвал – Па……я смертельно хочу спать! Я целых три часа напрягался сегодня, заглядывая в пустоту и еще ты меня сейчас собираешься выкручивать!
Миррано остановился. Уж столько в голосе сына было молящих ноток и выглядел он на самом деле уставшим.
- Но….там тетя Анриетта, я хотел узнать, вылечит ли она свою опухоль.
Гельмут просто упал на подушку, лицом вниз и подмял под себя всю её мягкость, чтобы сделать удобней. – Завтра, утром. Вы почему- то все считаете это баловством, а я уже не хочу видеть то, что вижу, и люди мне надоели, и их проблемы мне опротивели, но я вижу, так пусть хотя бы платят!
Миррано растерявшись, от такого серьезного откровения Гельмута, не знал, даже что и сказать. И первое что взбрело на ум, его уже проработанная фраза - Но…идет война, люди обращаются к тебе не ради удовольствия или скуки, я так думаю, нельзя же наживаться на людских страданиях! – помолчал, что-то опять соображая - - Я не верю до конца. Как так может быть? Ты всегда видел перевернутые цифры, цвета, а как, как можно видеть сквозь пространство?? Может у тебя какое- нибудь заболевание мозга? Надо пройти обследование!
Тот взгляд, которым его одарил Гельмут, еще очень долго будет стоять перед взором Миррано. В нем столько было печали и столько было обреченности, усталости и даже одиночества.  Гельмут никогда таким не был. И Миррано понял, его дар для него не баловство и даже не страсть к зарабатыванию денег, он для него тяжелая ноша. Ему даже стало его жалко. И он, еще постояв немного в легком недоумении и пытаясь осознать эти совершенно неизведанные, новые чувства, возникшие к сыну, тихо удалился из комнаты мальчишек.
Через неделю Игн простился со своей приемной дочерью, которая жила у его родителей,  с доктором Цобиком, навестившем его в тюрьме и  отправился на фронт.  Выбор был сделан. Облегчение пришло спустя неделю, пребывания его в армии. Врачей тоже не хватало для раненных и  его забрали в полевые условия, оказывать медицинскую, квалифицированную помощь. Так что он попал в свою привычную среду, чуть менее комфортную, чем в больнице доктора Цобика. У него преобладала такая же политика жизни, как и у Ани – в самые трудные моменты жизни нагружать беспощадно себя работой, что бы не позволять мыслям мусолить бесконечно переживаемые трудности. Но жизнь его стала в большей безопасности, находясь в тылу армии, за её «плечами». Шел уже восьмой месяц войны и им было отмечено, что энтузиазма не стало даже у отчаянных, потерявшихся в жизни смельчаков, не находивших никакой самореализации в мирной, будничной жизни и мечтавших заработать себе славу на войне. Но, требуется сказать, что в общей серой массе людского потока, струящегося по полям и равнинам, холмам и взгоркам  чужих земель, такие авантюристы были как «капля в море». Народ не понимал ни смысла ни причины этой войны, солдаты начинали ненавидеть своих командиров, которые стали все чаще тайно исчезать, особенно после очередных боевых действий и их трупы находили среди общей массы получивших пулю, только странным образом, она была получена сзади, а не спереди. Когда все повторяется и намечается некоторая тенденция, люди начинаю подмечать закономерности и они заключались в том, что отстреливать стали самых грубых и заносчивых офицеров и тех, до которых можно было добраться. А это был самый младший офицерский состав.
В целом, во время первой мировой войны была выработана тактика «позиционной войны», когда обе стороны старались не предпринимать активных наступательных действий. При такой тактике обе стороны становятся в патовой ситуации. В результате для прорыва
обороны противника стали применять химическое оружие.
Применение ядовитых газов в Первой мировой войне было крупной военной инновацией. Диапазон действия отравляющих веществ шёл от просто вредоносных (таких, как слезоточивый газ) до смертельно ядовитых, как хлор и фосген. Химическое оружие является одним из основных в Первой мировой войне и в общей сложности на всём протяжении XX века. Смертельный потенциал газа был ограничен — лишь 4 % смертей от общего количества поражённых. Тем не менее, доля смертельных случаев была высокой, а газ оставался одной из главных опасностей для солдат. Поскольку стало возможным разработать эффективные контрмеры против газовых атак, в отличие от большинства других видов оружия этого периода, на более поздних этапах войны стала снижаться эффективность его использования, и он почти вышел из оборота. Но из-за того, что в Первую мировую впервые стали применяться отравляющие вещества, её также иногда называли «войной химиков».
В начале Первой мировой войны использовались химические вещества раздражающего, а не летального действия. Первыми их в августе 1914 года применили французы: это были 26-мм гранаты, наполненные слезоточивым газом   Но запасы этилбромацетата у союзников быстро подошли к концу, и французская администрация заменила его другим агентом — хлорацетоном. В октябре 1914 года немецкие войска открыли огонь снарядами, частично наполненными химическим раздражителем, против британцев в Битве при Нев-Шапель, однако достигнутая концентрация газа была едва заметна. В конце января Германия применила слезоточивый газ против России в Битве при Болимове.
Первым смертельным газом, использованным немецкими военными, был хлор. Немецкие химические компании BASF, «Хехст» и «Байер»   производили хлор в качестве побочного продукта получения красителей. В сотрудничестве с Фрицом Габером из института Кайзера Вильгельма в Берлине они начали разработку методов применения хлора против вражеских окопов.
К 22 апреля 1915 года немецкая армия распылила 168 тонн хлора около города Ипр. В 17:00 подул слабый восточный ветер и газ начали распылять, он двигался в сторону французских позиций, образуя облака желтовато-зелёного цвета. Надо заметить, что немецкая пехота также пострадала от газа и, не имея достаточного подкрепления, не смогла использовать полученное преимущество до прихода британско-канадского подкрепления. Антанта сразу заявила о том, что Германия нарушила принципы международного права, однако Берлин парировал это заявление тем, что Гаагская конвенция запрещает только применения отравляющих снарядов, но не газов.
После битвы у Ипра отравляющие газы были применены Германией ещё несколько раз: 24 апреля против 1-й канадской дивизии, 2 мая около «Фермы-мышеловки», 5 мая против британцев и 6 августа против защитников русской крепости Осовец. 5 мая сразу 90 человек погибло в окопах; из 207 попавших в полевые госпитали 46 умерли в тот же день, а 12 — после продолжительных мучений. Против русской армии действие газов, однако, не оказалось достаточно эффективным: несмотря на серьёзные потери, русская армия отбросила немцев от Осовца. Контратака русских войск была названа в европейской историографии как «атака мертвецов»: по словам многих историков и свидетелей тех сражений, русские солдаты одним только своим внешним видом (многие были изуродованы после обстрела химическими снарядами) повергли в шок и тотальную панику германских солдат: «Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, большие потери несла во время стрельбы крепостная артиллерия; не участвующие в бою люди спаслись в казармах, убежищах, жилых домах, плотно заперев двери и окна, обильно обливая их водой.
В 12 км от места выпуска газа, в деревнях Овечки, Жодзи, Малая Крамковка, было тяжело отравлено 18 человек; известны случаи отравления животных — лошадей и коров. На станции Моньки, находящейся в 18 км от места выпуска газов, случаев отравления не наблюдалось.
Газ застаивался в лесу и около водяных рвов, небольшая роща в 2 км от крепости по шоссе на Белосток оказалась непроходимой до 16 час. 6 августа.
Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели.
Все медные предметы на плацдарме крепости — части орудий и снарядов, умывальники, баки и прочее — покрылись толстым зелёным слоем окиси хлора; предметы продовольствия, хранящиеся без герметической укупорки — мясо, масло, сало, овощи, оказались отравленными и непригодными для употребления.».
К этому Игн оказался не готов. Он такого никогда не лечил и не знал, чем и как это лечить. Шок, в которое его повергло все увиденное выбелил его черные волосы почти на половину. Ужас в глазах людей, стал и его ужасом, а ночью кошмаром. И если вам кто- то станет говорить, что люди, вернувшиеся с войны имеют здоровую психику- никогда этому не верьте. Единственное, что можно допустить, что после пережитого на войне, и увиденного там,  начинаешь  мирские неурядицы и проблемы воспринимать более спокойно, ибо настоящий ужас ты прошел..
Затем этот ужас, стоявший колом в его сердце и теле, стал медленно, но уверенно затухать. И уже через месяца четыре, он адаптировался к обстановке и стал сильно скучать по дому и дочери. Потом и это притупилось и он совершенно механически и уже абсолютно бездушно каждый день отдавал долг врача спасая людские жизни, отправляя в мир огромное количество изломанных и изуродованных калек, обозленных на свою судьбу, людей, правительство, власть имущих, но  стремящихся в свои родные края, к родным и близким людям, потому что любому человеку хочется теплоты, а исковерканному и избитому- в самой обостренной форме, неистово, ненасытно.
123. Ани сидела перед высоким человеком в черном вельветовом пиджаке и верила всему, что он говорил, потому что его глаза не лгали. Прошло три недели с того дня. Когда Артур Войцеховский вылетел с аэро-плацдарма Чикаго на аэроплане с первым авиа-пилотом, в качестве нового испытания двигателя. Они изменили маршрут движения неожиданно и назад не вернулись, хотя их ждали в Калифорнии, конечной точке их маршрута. Каждое его слово пулей застревало в мозгу, потому что она с жадностью ловила каждое сказанное слово, стараясь найти в нем источник надежды, ту слабую нить, которая помогла бы ей понять, что предстоит дальше делать. Что необходимо предпринимать определенные действия, она знала четко. Пусть до её ума и сердца не в полной мере дошел смысл исчезновения Артура, но уже наперекор всему, поселилась четкая убежденность в том, что после предпринятых активных действий, её мужчина вернется домой. Она уже теряла его и её ум никак не мог принять того, что это может произойти второй раз. Разве так в жизни бывает? Её расширенные глаза просто поражали собеседника, и он сбивался с мысли. Прикладывая все усилия, для того, что бы она поняла, что для них все случившееся было настолько не стандартной ситуацией, которая практически парализовала работу их компании. Полиция Чикаго и Миссури, Канзасе, Арканзасе, Оклахоме и других. Компанией создана специальная комиссия по расследованию случившегося исчезновения аэроплана с двумя пассажирами. Ведь, даже если допустить самое плохое, остатки аэроплана должны где-то быть обнаружены. Единственное, что давало надежду увидеть всех живыми, это то, что ни из одного из штатов не было получено ни одного сообщения о рухнувшем с неба аэроплане. В мозгу как пуля застряла мысль: «Надо только активно искать!»
Мистер Брокс выложился перед ней до самой исчерпывающей информации и смотрел с выражением усталости и легкого удивления, потому что черты лица этой женщины мало кого оставляли равнодушным, при том, что наличие интеллекта прекрасно гармонировало с утонченной красотой. Последний вопрос, который Ани бросила ему в качестве упрека, был тот же, что и по телефону – Почему вы не созвонились со мной сразу же, как аэроплан компании Сперри не достиг в назначенное время Калифорнии?
- Мы активно искали пилотов, что вы могли бы сделать в этой ситуации? Наша уверенность в положительном результате поисков стала таять только две недели спустя. И потом, вы с господином Войцеховским люди в Америке новые, о вас не так просто навести справки.  Господин Войцеховский никого особо не посвящал в свою личную жизнь. Вот только вчера мне доложили о вашем местопребывании и дали ваш телефон, а вы позвонили раньше. Мадам, послезавтра вернется из длительной командировки нами нанятый следователь по этому вопросу и мы предлагаем вам с ним встретиться, Он даст вам всю имеющуюся информацию.
Ани качнула головой в знак согласия. - Я впервые в вашем городе и еще не знаю где остановлюсь. Я приду к вам, сюда, в девять часов утра.
Когда она выходила из штаб-квартиры компании Сперри, ей сильно хотелось пить, а больше всего хотелось кричать, выть, и даже кусаться. Её нервы были напряжены до той степени, что грозили нервным срывом и сердечным приступом. Неприятности врывались в жизнь так неожиданно, что ей стало казаться, что небеса желают испепелить её, только за что, она не знала. Её взгляд, совершенно непроизвольно устремился в небо, и со стороны, могло показаться, что эта женщина испуганно рассматривает там некий предмет, грозящий ей смертью. Сейчас её слезы не подконтрольно струились по щекам и в сердце, Ани тихо взмолилась:  « Господи, за что все это ? Чем я тебя прогневала? Ты видишь меня? У меня больше нет сил противостоять твоим испытаниям. Я молю тебя, пусть Артур останется со мной, я так много в жизни потеряла, я больше не выдержу!»
Следом за ней, видимо по делам, так уж получилось, вышел господин Брокс и увидев её, удивился, что она все ещё стояла у подъезда их штаб-квартиры. Но когда он разглядел её безжизненно бледный цвет лица и слезы на щеках, беззвучно падающие на ладонь, прижатую к одной из щек, он не мог игнорировать эту женщину. Услышав сбоку его голос, она вздрогнула. – Госпожа Войцеховская – позвал он осторожно – Давайте я вас отвезу в гостиницу. Самую лучшую в нашем городе, меня пугает ваше состояние, вы так бледны.
Ани безропотно отдалась его воле и он услужливо предложил ей свою руку, что было своевременно, потому что от слез и сильнейшего напряжения, бессонной ночи у неё все предметы расплывались  перед глазами и она четко не видела дороги. Он даже предложил ей свой чистый носовой платок и она почувствовала, как её стали увлекать вперед, туда, где они могли нанять экипаж, чтобы добраться до гостиницы.
В полной прострации она пребывала в гостинице, в своих апартаментах, сидя на кушетке. Ей предложили ужин, она отказалась. Её больше всего пугало то, что она не знала, что ей дальше делать. И вместе с тем,   ей думалось, что действия в данной ситуации необходимо прилагать самые активные. Она женщина, в чужой стране, бросившая в Нью-Йорке своего маленького ребенка и новую работу, на которой не все ладилось, ощущала свою полную потерянность и беспомощность. Нужно дождаться послезавтра и не сойти с ума, как сказал господин Брокс, из командировки вернется следователь и возможно, он подаст ту ниточку, за которую можно будет зацепиться, чтобы знать, что предпринять.
Следователь вернулся, как и обещал мистер Брокс. Это был ирландец, третьим поколением осевший в Америке и уже чувствующий себя её коренным жителем, мистер Барри Салливан. Широкоплечий, коренастый, рыжий, с большими голубыми глазами. Как только она начала с ним общаться, у неё исчез давящий ей на плечи груз, ибо она почувствовала в нем кипучую энергию и деловитость. По крайней мере, он производил впечатление человека толкового, не бросающегося громкими заявлениями и пустыми словами, чтобы пустить пыль в глаза. За две недели он проехал по предполагаемому пути движения аэроплана всю дорогу и её окрестности. Разговаривал с шерифами каждого округа и наведывал жителей удаленных ферм.
Выяснилось то, что многие жители наблюдали летящий аэроплан. В те времена, особенно для   жителей фермерских хозяйств, такое изобретение – как аэроплан, было сродни чуду и увидев такое в небе, они долго находились под впечатлением увиденного. Железная птица, плавно двигалась в небе, издавая невероятный, впервые услышанный необычный звук! И люди никак не могли себе представить, какая сила не дает ему падать на землю!? Но времени и выделенных для этого мероприятия финансов, мистеру Салливану хватило толь добраться до штата Небраска и обратно. Он прямо сказал Ани, что необходимо было бы объехать по-возможности, и Канзас, потому что, аэроплан мог и уклониться от намеченного курса, по любой из причин, но ему не достаточно стало средств и он вынужден был вернуться.
Этот вопрос решался по-другому. Мистер Салливан высказал свое мнение, что самому объезжать территории движения аэроплана с двумя пилотами и не требовалось. Можно было телеграфировать в каждый штат главе, с просьбой дать письменный ответ, был ли кто в его штате свидетелем крушения железной машины или, хотя бы её движения в небе.
Ани со всем была согласна, но…..ей казалось, что если это делал мистер Салливан самолично, это становилось надежнее. Больших денег у неё с собой не было и она стала звонить лорду Тернеру, с просьбой перевести ей на почту необходимую сумму, с тем, что бы она смогла снарядить господина Салливана в дорогу до самого конца Калифорнии. Ей так хотелось отправиться вместе с ним в дорогу, но лорд Тернер по телефону привел ей всевозможные доводы, почему этого не следовало делать. Какой в этом был смысл? И разбитая, удрученная, она вернулась в Нью-Йорк, чтобы отдать долг Идену Тернеру и с долготерпением ждать известий от господина Салливана.
126.  Тело Артура Войцеховского безжизненно болталось на плече высокого пожилого мужчины. Странным образом выглядела одежда этого мужчины и он сам. Длинные, не аккуратные волосы, были собраны в хвост на затылке, как и у самого Войцеховского, но он был наполовину сед. Выше пояса  на нем болталась свободным кроем удлиненная рубаха с курткой из мешковидной ткани, со вставками кожаных пластин, хорошей выделки и ниже пояса – такие же свободные штаны, больше кожаные, но опять таки  сшитые из кожаных пластин, грубо сшитых  и разного оттенка. Откуда этот мужчина брал силы- не понятно. Тело его не выглядело мощным, он был худ и жилист, совсем темной кожи, бронзового оттенка, а его ноша, судя по комплекции была плотнее и мощнее. Он очень часто останавливался и приседая, прижимал тело, висящее на своем плече к плоскому камню, облокачиваясь на него и отдыхал. Его упрямство вызывало  уважение, ибо оно граничило с подвигом, ведь воочию было видно, насколько ему тяжело нести этого человека. Но он его нес, превозмогая себя. По лицу его пот струился градом и даже дрожали ноги, когда он после отдыха поднимался, что бы отмерить несколько метров тяжелой скалистой местности. Зачем он так превозмогал себя? Неизвестно.  А впереди, метров в шести- семи, шел подросток, худой и даже костлявый, с луком в руках и такими же длинными волосами, завязанными прядями, подобранными спереди, от лица и завязанными на макушке, сверху. Лицо его было светлее, чем у его отца, несшего Войцеховского, еще не так сильно обветренное горными ветрами и с мягкими, карими глазами, по юношески смотрящими на мир, открыто , но не доверчиво. Он вслушивался во все звуки и шорохи, которые повсеместно их окружали и по всему было видно, этому его научила жизнь, полная опасностей.
Отец  начинал отдыхать все чаще и чаще, что значительно затрудняло их передвижение и юноша все больше оборачивался, с выражением нетерпения, но  и еле заметного сочувствия, глядя на отца.
Он что то сказал отцу, сознательно приглушенным голосом, на что тот , снова остановившись, уже с большим колебанием в глазах, ответил таким же приглушенным голосом. Язык был не узнаваем, а с южно-яхского диалекта, это переводилось так.
Юноша. – Ты не дойдешь. Давай его бросим, спрятав в ущелье, оно скоро. Уж слишком он тяжел для твоих сил. Да и зачем нам лишний рот, еды осталось мало и завтра нужно выходить на охоту. И если повезет, Еда будет, а если нет- придется опять собирать жолуди.
Мужчина ответил.-  Ты говоришь  правильно, но не смотря вдаль. Нам нужны мужчины в роду, а он подходит, от него родятся мальчики. За кого же выдать нашу Лу, ей давно пора рожать. И лучше бы ему выжить.
Юноша только недовольно буркнул. - Нам и детей не чем кормить. Они умрут с голоду.
Отец слабо махнул в его сторону рукой, так как сил, реально уже не было. -  Ты же выжил. Нужно просто больше охотиться.
Обжитая ими территория, находилась между скалами, совершенно укрытая от ветров и чужаков, настолько продуманно выбранная и защищенная, что казалось удивительным, что такое создала сама природа. А если  осмотреться лучше, то удивление только увеличивалось. Так как обнаруживалась пещера, немного вдалеке, не глубокая и обжитая, так гармонично вписывающаяся в эту окруженную со всех сторон скалами. Курился слабый дымок от костра и как по трапеции было разбито всего пять юрт и женские фигуры суетно перемещались от костра, к юртам, занимаясь хозяйством.
Тело Войцеховского дотащили, в прямом смысле этого слова до пещеры и положили на засаленный матрас, внутри неё. А сам мужчина сел на коленки рядом и долго, шумно дышал, приходя в себя, скрючившись пополам и опустив подбородок к груди. Вслед за ними в пещеру вошли все обитатели этой скрытой местности.  Юноша остался у костра, а в пещере выстроились в шеренгу четыре женщины, две из которых были уже преклонного возраста и две маленьких головки, не понятно какого пола, так как одевались все совершенно одинаково- удлиненные куртки и свободного кроя штаны, на ногах, длинные черные волосы, карие глаза. Они с большой внимательностью всматривались в то тело, что было брошено бездыханным на матрас и жив человек или мертв, было не понятно. Пожилой  индеец все еще стоял на коленках, стараясь отдышаться и молодой индеец в это время вошел в пещеру и первым делом приложил свое ухо к носу Войцеховского. Он ничего не услышал, оставшись неудовлетворенным и тогда из под матраса вытянул несколько перьев, выбрав из них самое маленькое и тонкое и поднес опять к носу лежащего.
Отец индеец поднял голову и строго бросил всему женскому населению, выстроившемуся у пещеры, что бы принесли воды и ему и незнакомцу. Сил в руках у него больше не было и он напоить Войцеховского отдал флягу  юноше. Вещи, принадлежавшие к европейской цивилизации можно было  в небольшом количестве заметить в этом лагере, так как  из инстинкта выживания, они не редко прибегали к воровству оставленных без присмотра обозов и в частности, эту флягу подобрали на месте крушения самолета с двумя пилотами. Войцеховский находился без сознания, а первый пилот разбился насмерть в горах южной Калифорнии.
Подняв голову Артура, и силой раздвинув ему зубы, молодой индеец стал силой вливать ему из фляги воду. И видимо, это было как  целительная сила чудодейственного родника, потому что под конец, губы его сами зашевелились, выказывая неутолимую жажду воды. Через несколько минут Артур открыл глаза и через мгновение, когда сознание его прояснилось, его выражение глаз становилось изумленным. Незнакомые люди, вокруг каменные стены и обветренное красноватого цвета лицо склоненного над ним индейца, сразу произнесшего что-то не понятное, на языке, которого он совершенно не знал. Глаза индейца были встревожены и очень внимательны. И обретя полное сознание, Войцеховский постарался начать двигаться. Приподняв голову, он не почувствовал никакой боли и парализующей силы движения, также свободно двигались руки, отдавая болью только от сильных ушибов и синяков, болел весь левый бок, от удара о землю, а вот ноги пронзили острой болью. Они были поломаны. Ему не заняло много времени понять, что с ним случилось и где он находится. Его подобрали индейцы, только из какого племени, он еще не знал. Их испытания нового двигателя закончились неудачей и самолет перестал повиноваться управлению, при полете практически у конечной точки их маршрута. Они упали над горами Южной Калифорнии и судьба настолько к нему благоволила, что выпрыгнув с парашюта в самый последний момент, когда попытки хоть что-то сделать были исчерпаны, он упал не на острые выступы скал, как это произошло с первым пилотом, а на кривой холм, плавно переходивший в маленькую  равнину между небольшими холмами. Там его и нашли индейцы.
Две молодые женщины  стянули с него штаны, оставив в одних подштанниках и приложив к костям прямые колышки выструганных палочек, стали туго заматывать разрезанными полосками ткани. От боли, Артур скрипел зубами, сердцем благодаря их за помощь.
Дня через три две молодые женщины принесли огромную тарелку голубой глины и стали разматывать ему ноги. Они густо густо намазывали глиной его суставы и потом приставив палочки к ногам, снова туго замотали ноги полосками из его бывших штанов. Он заметил, что что-то изменилось в самих женщинах. Он уловил в них эмоцию стеснения и это его позабавило. Но почему сейчас, не сразу, все время крутилось у него в голове. Что, изначально он был для них всего лишь бесчувственным куском бревна, а сейчас они рассмотрели в нем мужчину? Их темные как у него глаза украдкой скользили по его лицу и телу и когда он перехватывал их любопытный взгляд, они поспешно опускали их и на их грубоватых лицах, появлялась теплая волна румянца с испариной.
А еще через два дня, когда Войцеховскому до ужаса надоело лежать в пещере, которую он взглядом изучил вдоль и поперек и испытывать постоянное чувство голода от одного и того же блюда- варенных желудей и толченной лебеды, в их закрытый от чужих глаз лагерь уверенно и спокойно вошел новый гость, приведший за собой козу и огромный баул, прикрепленный как рюкзак за спиной. В бауле оказалось зерно, мешок перловки и мешок сушенных сухарей.
Но его то, этого нового гостя, Артур увидел не сразу, а только тогда, когда любопытство первого притянуло его в пещеру.
- Ваше имя? - услышал Войцеховский английский язык и в душе у него запорхали бабочки, словно он соприкоснулся с чем-то родным и домашним.
Высокий незнакомец, также пожилого возраста, очень внимательно смотрел на него и глаза его были холодные и уставшие, то ли от жизни с её трудностями, то ли от дальней, безводной дороги в горах, которую он проделал сюда. Артур назвал себя.
- И откуда вы здесь? - был второй вопрос. И на него Артур ответил. Он приподнялся со своего грязного матраса и облокотившись на каменную стену, стал также внимательно изучать незнакомца. Его лицо было не простым, как  у того пожилого индейца, который принес его сюда, очень закрытое, сдержанное, всматривающееся в лицо так, словно по каждой морщинке и каждому движению мускула пытались добыть для себя нужную информацию, не особо доверяя словам людским. Но незнакомец был европейцем и больше по стилю одежды напоминал ковбоя из Техаса. Лицо его было гладким, без бороды и даже усов, можно сказать, даже интеллигентным, ну…… так иногда казалось каким- то ускользающим мгновением.
Войцеховского кольнуло тревогой, когда незнакомец произнес следующие слова – Я вам сочувствую, вам отсюда дороги домой не будет.
- Почему? - изумился Артур.
- Это племя, вы уже видели что от него осталось после длительных войн с белыми переселенцами и такими же индейцами как они из северной ветви «Яхи». Из меры предосторожности они начали уже около десяти лет вести очень закрытый образ жизни. Они никого не пускают к себе и их практически уже никто не видит  на равнине. Что бы они спустились с гор, не знаю, что должно произойти. Они вас просто отсюда не отпустят из-за боязни, что бы вы не рассказали о них никому, а тем более, после встречи со мной.
- А причем здесь вы?
- Я единственный белый, который живым встречается с ними. Я им необходим. Я ими проверен.  Я привожу и продаю им кое-что из предметов одежды, хозяйственные принадлежности, еду и даже оружие, но оно сейчас стало очень дорогим и мне трудно им его доставлять. Да и они обеднели.
- Да, я вижу, меня и удивляет, что же они могут предложить вам взамен?
- Золото. Только его. Охота в этих местах никакая, разве что только на пантер. А золото раньше у них было много, они же совершенно не знают ему цену. Их, лет двадцать назад, просто нещадно обманывали, все выжили с них, за еду, оружие. Они имели тайники, а сейчас, думаю, все…, пришли их последние дни. Мне уже   стало не выгодно сюда таскаться,  и…. старый воин об этом догадывается. А жить им хочется. Вот у них есть один маленький мальчик и еще юноша. Они их очень берегут. А две дочери, их мужья погибли. Им очень нужно рожать мальчиков. Я думаю, вас и спасли для этого, другой причины таких хлопот я просто не нахожу. Индейцы народ не грамотный и темный, но против кровосмешения. Это не про них.
Войцеховский приподнял бровь, а потом просто сплюнул в сторону. – Ну это уже не смешно. Я что за «быка осеменителя» у них здесь?
Слабая улыбка пробежала по лицу незнакомца. – Да.
Тогда Войцеховский скривился. – Я думаю я уже мало пригоден на эту роль.
- Ноги? – махнул рукой в его сторону незнакомец. – Они срастутся. И вас никто не найдет, если вы упали на горы, то ищут же на равнине. Что бы найти обломки вашего самолета, нужно летать на таком же самолете, а так… - и он второй раз махнул рукой и сел на камень, напротив пещеры. - Им не нужен лишний рот, вы им нужны. Ну, я бы на вашем месте благодарил судьбу, что жив. А там посмотрите. Вы сильны, крепки. Но дорогу они вам точно не покажут на равнину. Уйдете один, пропадете. Они продуманно себя защитили и живут вот уже десять лет так. Это им сохраняет жизнь и я их понимаю и я им сочувствую. Я их узнал ближе, они честны и очень мужественны, я не желаю им гибели. Поэтому и таскаюсь сюда, мне это почти совсем уже не выгодно. Я же бывший проповедник, ушедший в мир, а душа проповедника осталась.
Войцеховский замолчал, он чувствовал весомость каждого услышанного слова и на душе поселился мрак и тревога. Ему нужно вернуться домой, а ему так уверенно обрисовали этого невозможность. И сидевший напротив него человек вызывал у него симпатию и вместе с тем, он сразу почувствовал в нем четкую, стальную волю, его уговорами пронимать было бесполезно. В сердце поднялся протест, упрямый, как всегда, когда на пути вставали препятствия.  Он покачал головой. Те слова, что он произнес, родились спонтанно.
- Тогда лучше им меня убить сразу и не тратить еду, и,  силы на мои ноги. У меня семья в Нью-Йорке, я сделаю все, чтобы к ним вернуться. В свою очередь, я могу дать слово, что все что с ними связано, я похороню в своей памяти.
Незнакомец прищурился и так внимательно всмотрелся в глаза Артура. - Я понимаю вас, но также понимаю и то, что это невозможно. То есть вы не сможете сделать так, пусть даже и приложите к этому усилия. После длительного отсутствия, ваше внезапное возвращение вызовет к себе особо повышенное внимание и не только семьи. Вам просто придется рассказать и о племени «яхи».
Войцеховский отрицательно покачал головой. – Мне это легче пережить, чем разлучиться со своим ребенком. У вас есть дети? Супруга, которую вы обожаете, свое дело? Это моя жизнь, я жить по-другим  правилам не смогу. Вы так и переведите им мои слова. И вместе с тем, я имею состояние, я могу помочь им с работой, жильем, вы им скажите, что для их детей, это лучше, чем прозябать в нужде. Я им помогу - они спасли мне жизнь, долг платежом красен.
Незнакомец задумался. – В ваших словах есть резонность, но это для меня, я же одного с вами цвета кожи. Они другие. Тысячелетие они свободные люди, земля, просторы, риск - это их жизнь. - и он встал, показывая этим, что больше у него нету времени вести разговор.
- Ну, я должен покинуть это место, потому что не хочу ночевать в горах, здесь водятся и агрессивные пантеры, сходящие с ума от голода, а дома у меня да…, супруга и дети, все есть. Я пока ничего переводить им не буду. Вы не торопитесь. Может мы с вами еще увидимся. Может они смилостивятся над вами, ведь тоже люди. Поверьте, они хорошие люди, ни каждый белый еще имеет столько чести, сколько они. Будьте здоровы. - и уже как лучшее пожелание, обернулся  и добавил через плечо. -  И не порите горячку, имейте сдержанность, это вам мой совет, вы не в цивилизованном обществе, к коему привыкли.
Ноги восстанавливались быстро. Спустя несколько недель, ему принесли две большие палки и начал пробовать вставать, пока всей массой своего тела опираясь на плечи пожилого индейца или юноши. Артур видел, что они понимают, что делают и природные навыки, за много лет выживания в дикой природе, дали им знания, которые были бы ценны для любого медика. Каждый день, женщины приносили ему отвары горных растений, от которых ему спокойно спалось, не смотря на физические неудобства и давали днем бодрость. Ему хотелось двигаться, работать, но, в этом пока еще он был ограничен. Что бы как- то проводить время и не сойти с ума от бездействия, он стал жестами просить тех, кто навещал его пещеру, разговаривать с ним, показывая, хотя бы названия частей тела и одежды. Потом, находя в этом причину для визита, все чаще к нему стали заглядывать две молодые женщины. Войцеховскому ясна была причина их желания, столь ярко выраженное, объяснять ему свой язык, но он делал вид, что ему очень хочется поскорее освоить хотя бы самые примитивные навыки общения с ними.
 Вскоре Войцеховский уже взалкал по воде. Его приступом мучило одно единственное желание, хорошо помыться, а здесь в горах, как ему подсказывала логика, было проблематично найти водоем. Он жестами и всеми уместными словами, которые освоил за эти три недели, показывал им, что ему просто необходимо помыться. Его поняли, он видел. Принесли чан с водой и дали острый нож, и даже мыло, что сейчас для Артура было большим подарком в этом месте и у этих людей, которые питались желудями и сушенным хлебом, размачивая его в воде. Кусочек мыла оказался очень старым и по всей видимости его так бережно на протяжении длительного времени хранили и решили отдать дорогому, переломанному гостю и Артуру стало невыносимо лишать женщин этого атрибута роскоши, он только помыл им лицо и намылил отросшую бороду, что бы лучше сбривалась и отдал назад. Но, всех этих жертв было мало. Воды было мало. Где -то же они сами мылись, потому что кожа их оставалась чистой. И тогда индейский юноша подставил ему свое плечо, и очень медленно, опираясь на большую рогатую палку, Артур и Ункас  отправились к водоему.
Ункас устал тянуть на себе крепкое тело Войцеховского, но горному потоку в местечке Вовунупо-Ма-Тетна, где еще ниже развернулась огромная стройка по сооружению плотины между Дир-Криком и Салфер-Криком, несказанно обрадовался. Они выбрали для себя самое пологое место и Артур просто лег в холодную воду, никогда не думая, что в своей жизни ему придется по-настоящему оценить этот дар божественных сил и природы. Ункас был сдержаннее, но купание доставляло ему удовольствие, так же как и Войцеховскому. Он смысл с себя все остатки глины, которой его обмазывали индейские женщины , почувствовав прилив сил и обновление.
Да. Строительство горной плотины находилось не далеко. Но они её с  срединного  течения реки не видели, так же как и то, что в дальности всего одной мили стал расстраиваться деревянный лагерь строителей и инженеров. Зная это, Артур, навряд ли захотел бы возвращаться в лагерь.
Они вернулись вечером той же дорогой и их недружелюбно встретил старый индеец, сгрузивший к костру несколько тушек диких уток, которых проворно потрошили все женщины, составлявшие этот маленький лагерь. Войцеховский привалился о камень у костра и предполагал, что из-за него сейчас доставалось Ункасу, ибо женщины более строго, чем обычно бросали взгляды в его сторону и в сторону своего отца.
          В скором времени,  в лагерь  наведался единственный поставщик продуктов, бывший проповедник ,знавший путь в их лагерь. Войцеховский уже передвигался  с двумя палками-рогатками по лагерю и из растущей на скалистом плоскогорье пихты, ели пытался делать стрелы для лука. Ункас показал ему как  ветки дерева расщеплялись на четыре части, тщательно обстругивались ножом, пропаривались в кипящей воде над костром  и склеивались смолой. Ружей было не много, для них покупать их у бывшего проповедника стало слишком дорого и их применяли на дальнюю, серьезную охоту на бизона или дикого кабана. Диких  уток били стрелами, но как попробовал Артур в этом лагере, мясо их было сухим и не вкусным.
Сгрузив у индейского «типи» баулы с мукой, крупой и сухарями, проповедник сел с Артуром у костра.
- Вы здесь освоились, я вижу.
Войцеховский посмотрел почему- то на сидевшего рядом Ункаса, обмазавшего стрелы растопленной над костром смолой и протянул ему новую заготовку. – Пытаюсь чем-то себя занять.
- Ваши кости ровно срослись?
- Да. Спасибо яхи, они меня подняли.
- Я говорил, вы им нужны, они бы не возились. Но эти «яхи» не кровожадны, хотя обижаться на белых им есть за что.
- Да, я слышал рассказы о истреблении целых племен белыми. Но…..это же обоюдно и белым есть за что им мстить.
- Есть, не спорю. Только это белые пришли на их коренные земли, стали истреблять, вот как этих диких уток! Индейцев сгубила их племенная вражда. Они еще воюют друг с другом, племя с племенем.
- Почему так? – заинтересовался Войцеховский.
Их стали привлекать на свою сторону европейские колонизаторы. Но в большинстве своем их просто спаивали. Некоторые племена выступили на стороне англичан, некоторые на стороне французов. Война за земли, за золото. У индейских племен поначалу цены золота не было. Бывало со слитками в «тити» играли их малые дети. Особенно эти места, в Калифорнии, где существовали золотоносные жилы в горах, земле. И вот белым стали мешать коренные жители этих земель свободно добывать его, куда же индейцем деваться то, они тоже жить хотят, свободными быть хотят, детей растить хотят на воле. Им бы вовремя понять цену золота, а они как малые дети, стали соблазняться более дешёвыми игрушками, оружием и огненной водой.
- Вы только сюда продаете еду? – вновь спросил Войцеховский.
- Я не все и вам могу говорить. Я вас так же мало знаю. Жизнь научила держать язык за зубами. Индейцы, кстати, очень быстро умеют его укорачивать. – он вдруг посмотрел в сторону козы. Привязанной за вбитый кол у лагеря и  задал совершенно пространственный вопрос своему собеседнику.
- Гляжу и коза еще не сдохла. Вы молоко пьёте? Говорят для костей полезно, укрепляет.
Войцеховскй отрицательно покачал головой. – Молоко она много не дает, ей еды так же не хватает, на скалах. Стараются оставлять детям. – и помолчав немного, он решил перейти к самому важному для него вопросу – Он хотел покинуть  лагерь и желательно с бывшим проповедником. Он попросил перевести его просьбу старому индейцу, который только подошел к ним в данный момент.
- Вы скажите ему, что у меня дома, в Нью-Йорке тоже маленький ребенок и супруга, у меня неоконченное дело и я дам им все, что они пожелают, в знак благодарности за моё спасение. Я могу взять их под свою опеку, обеспечить работой и их дети будут расти в сытости и тепле. Зачем им прозябать на этих скалах!?
Бывший проповедник   даже не стал спорить, но в глазах его мелькнуло сомнение в уместности этого разговора. Войцеховский особенно тонко улавливал каждый оттенок появлявшейся эмоции в окружающих его людях, так как его душа была уже порядком истерзана за все это время его  неспособностью перемещаться и желанием вернуться домой, а это все зависело от этих людей. Настороженно и чутко прислушиваясь к каждой интонации разговора. Он сразу прочитал в глазах старого индейца ответ - Нет.- и качнул головой.
В этот момент холод пробежал по спине Артура. Он четко  осознал, что из спасителей, эти люди превратились в тюремщиков и дикое упрямство вызывало только вражду.
В мыслях Войцеховского, параллельно с негативными мыслями зародилось легкое удивление. Его строго рациональный и способный к жесткой логике ум не мог установить здесь никакой связи и зависимостей. Отказ его отпустить с миром, казался ему чистой глупостью и детским упрямством. При огромном желании и еще спустя какое- то время, когда его кости приобретут былую крепость, при желании он легко справился бы с Ункасом и старым индейцем, а при его навыках турецкой борьбы и восточных искусств – это стало бы просто и быстро. Допустим, индейцы об этом не знали, но неужели они даже не предполагали, что силой такого взрослого мужчину крепкого телосложения как Войцеховский можно было удержать в этом лагере?
От бывшего проповедника он тут же вдогонку услышал слова. – Без знания дороги на равнину вы пропадете без еды и в горах много диких пантер.
Войцеховский без стеснения окрысился. – Это смешно. Пусть он знает, я не стану затуманивать его сознание ложными обещаньями не предпринимать попыток возвращения на равнину. Для меня все равно, что смерть, что остаться здесь, навсегда разлучившись со своей семьёй. Это так глупо. Он сорится со мной, а мог бы воспользоваться себе во благо тем, что я ему предлагаю. И это не торговля белого с индейцем. Это моя искренняя благодарность за спасение. Старому индейцу дорога его семья, а мне дорога моя и им так же без меня будет трудно жить.
После перевода, Войцеховский почувствовал резкую перемену, произошедшую в окружавшей их атмосфере. Старый индеец более мягким взглядом смотрел ему в глаза и стал быстро что-то говорить бывшему проповеднику. Тот кашлянул себе в кулак и чуть замявшись, перевел. – Старый индеец просит тебя остаться в лагере еще на несколько месяцев и помочь его двум дочерям забеременеть, а за это он покажет тебе дорогу на равнину и даже подарит одно ружьё.
Все услышанное снова показалось Войцеховскому глупостью. У него даже мелькнула мысль :    « Теперь я понимаю, почему они ведут такое жалкое существование. Как малые дети, ни капли разумности! Святая наивность!» Его чуть не разобрал смех, приправленный долей раздражения, но эти люди спасли ему жизнь и выказать своё к ним неуважение он не мог.
- Даже звери в неволе не размножаются. Спросите их, пошел бы старый индеец на эту сделку, если бы на моем месте оказался он. Я смог бы сделать так, как он просит, если бы был уверен в том, что родившиеся от меня дети никогда не будут голодать, и им никогда не будет холодно в этих горах! Я человек, а не самец бездушный, даже волки самоотверженно заботятся о своём потомстве.
Бывший проповедник перевел его ответ.
Ункас взглядом следил за отцом и Артуром. Эти слова понравились молодому парню, они вызвали уважение в ещё неискушённом сердце. Выцветшие глаза старого индейца с какой-то тайной болью задержались на его лице и сразу закрылись веками, что бы никому не показать, какие истинные чувства испытывались им в этот момент. Он устало присел на камень, ни на кого больше не глядя и в лагере на несколько минут повисла мертвая, напряженная тишина, прерывающаяся только возней  где- то неподалеку козы и малых детей, сидящих у одной из двух «тити». Интуиция подсказывала, что ничего плохого не случиться и старый индеец осознал разумность услышанных слов белого человека.
И вот бывший проповедник, снова стал переводить его уже более медленную речь индейца.
- Он понял тебя, белый человек и ему жаль, что ты не соглашаешься остаться. Но ему понравились твои слова и он ценит их, он говорит, что это слова ответственного и честного человека. Он дает тебе полное право выбора и распоряжаться своей жизнью, как захочется.
 Артур глубоко вздохнул и с благодарностью обвел взглядом всех, стоящих рядом и присутствовавших при их разговоре. – Слава Богу, мне так не хотелось бы с ними ссориться.
Бывший проповедник от себя добавил, слова, которые индеец не понял. – Они уже четко осознали, что больше никому не интересны, кроме самих их соплеменников, с коими находиться во вражде. Белые им уже не угроза и им не нужно их племя, или то, что от него осталось. У них больше нет золота и хорошей земли.
Войцеховский утвердительно качнул головой. – Поэтому, я еще раз предлагаю им свою помощь. Я предлагаю им стать гостями в моей семье, а со временем и помощь в приобретении жилья и обеспечение работой. Моя супруга так смогла помочь двум неграм и он смог бы сделать тоже самое. – и подойдя на своих палках к старому индейцу совсем близко и нависнув над ним, добавил, показывая рукой на двоих детей, сидящих у «тити» - Они еще дети и очень быстро адаптируются к цивилизации, им не будет так трудно, как ему – он имел ввиду старого индейца. – а Ункас молод, здоров, я позабочусь, что бы он стал хорошим кормильцем для всех вас. Я сделаю для этого все усилия.
Старый индеец резко поднялся и отступив два шага назад, более строго произнес слова, которые перевели Войцеховскому. – Ты, белый человек, не обольщай молодое сердце сомнительными посулами. Даже если ты и искренен, он дольше тебя, белый, живет и знает, что к индейцам, как и к неграм белые относятся как к рабам. Он этого не хочет для своих детей. Он не хочет, чтобы они зависели от твоей воли и твоего расположения. И с тобой может все в жизни случиться, как им тогда оставаться в среде белых людей без твоей защиты? Он не так глуп, как тебе кажется.
   Артур хотел возразить, но его тонкий логический ум не счел это уместным. Индеец был прав и они показались ему глупее, чем оказались на самом деле. А опыт и внутренняя недоверчивость к людям, были разумнее всех доводов и потом, Артур уважал их выбор, и даже понимал его. Он только развел руками.
Теперь оставалось только решить, как ему вернуться в цивилизацию. Уйти в данный момент для него было еще слишком рано. Его взгляд снова отыскал лицо бывшего проповедника, которому не требовалось ничего объяснять.
 - Ну…….- жестом, подгоняющим самого себя, отдающим старыми профессиональными привычками, весело проговорил он. – Я думаю, когда в следующий раз я приду к вам в лагерь, мы уже вместе с вами покинем его.
Артур развернулся к нему всем телом. – Скажите, а вы мне доверяете?
Тот внимательно посмотрел ему в глаза. – Это вы к чему?
Я к тому, что если вы чувствуете во мне человека слова, то я хотел бы попросить вас в следующий раз доставить в лагерь троих коней и несколько ружей, в счет моего долга. При возвращении в Калифорнию, я выпишу вам сразу чек на необходимую сумму и вы вернете себе все с лихвой.
Войцеховский не ожидал, но бывший проповедник резко ответил отказом. У Артура вытянулось от удивления лицо. Заметив такую реакцию, бывший проповедник постарался ему все объяснить.
- Лошади привлекут внимание. Я сам сюда добираюсь ногами, оставляя коня на ближайшей заброшенной ферме, где живет глухой старый скотовод, спившийся до нельзя. Если белым этот лагерь уже ничем не интересен, то «северные яхи» перережут их всех просто – и он осекся и в глазах его мелькнул злой огонек – просто, как в туалет сходить. У них кровная месть уже столько лет! Я могу вам обещать только ружья, если вы хорошо заплатите. И ваша щедрость здесь не уместна, но я оценил её, вы одного из коней  для Ункаса хотели?
- Да…и оружие. Себе и им оставить несколько карабинов. Ведь мне их даже и больше нечем отблагодарить.
- О. не переживайте. Если вы мне будете исправно платить, я регулярно смогу обеспечивать их едой и разной утварью.
После последнего посещения их лагеря проповедником, дни стали бежать веселее. Войцеховский жил надеждою на то, что скоро сможет вернуться домой.
127.   Маленький  лагерь, в котором Войцеховскому довелось провести около двух с половиной  месяцев остался  позади. Они оставили там еду и несколько ружей с запасом патрон на три месяца для регулярной охоты.  Сильно похолодало за последние дни, ходить к плотине, где они могли удовлетворить свою потребность в  воде для мытья и приготовлении пищи, стало затруднительно. Вода стала сильно холодной. Артур уже надеялся восполнить все недостатки цивилизации возвращением в город. Но передвигались они очень медленно, часто отдыхали, так как мышцы ног потеряли за это время свой тонус и он быстро уставал.
Бывшего проповедника звали Джон Утермен, он крайне осторожно и бесшумно, как индеец, продвигался вперед и было видно, что от проложенного маршрута он не уклонялся ни на йоту, дав перед самым выходом из лагеря наставление – ни шуметь, ни проявлять никакой самостоятельности и это было связано с опасностью, грозящей им не столько от голодных пантер и других диких животный, сколько от разрозненны кочевых племен индейцев, не задумываясь убивающих их из-за осторожности.
Артур даже не ожидал, что дорога для него окажется настолько утомительной. Они постоянно шли в напряжении, ноги гудели и он старался не думать о болезненных ощущениях, отвлекая себя изучением местности, но под конец дня его стали посещать мысли, что силы его исчерпаны и рухнув на землю, ему придется только ползти. Джон Утермен, словно спиной прочитав его мысли, остановился, обернувшись, с сочувствием посмотрел на своего попутчика.
- Я вижу, вы уже не в состоянии идти и я предлагаю отдых с трапезой, но идти нам все равно придется в потемках, благо дорогу я уже знаю наизусть. Мы прошли самые трудные места, осталось немного.
Они расположились на холодной траве, растущей здесь, словно пятнами, вперемешку с камнями и Джон Утермен долго прислушивался к звукам. Артур не утерпел удовлетворить свое любопытство. – Что то не так?
И Джон Утермен пожал плечами. – Да, все нормально……….вроде бы, только я криков этих злобных кошек не слышу.
Артур не понял. – А почему это вас настораживает?
- Так они гулять выходят в основном ночью, ведут себя смело, здесь людей не бывает, кричат – это так зовут друг друга, а сейчас тихо. Это не понятно. – и подтянул ближе к себе ружье. Артур видел, что он развязывает свой дорожный мешок чисто машинально, отдавая весь свой слух на улавливание малейших звуков в пространстве и в спускающихся сумерках, черты его лица становились расплывчаты, но по движениям было видно, как он напряжен. У Артура этого не было, так как он не представлял себе опасность, не зная её никогда. Тупая , ноющая боль поглощала все его силы и внимание, ему даже из-за этого не хотелось есть. Он прислонился к дереву и вытянул ноги, чтобы расслабиться и сон, как неумолимый рок, стал забирать его волю и как не пытался он ему сопротивляться, глаза закрывались веками, как во время наркоза на операционном столе и темнота окутывала его сознание. Рядом что-то взвизнуло, вырвав его из небытия и потом пошла череда многих звуков, которые он не понимал и не успев толком включить сознание в реальность, его кто-то стальной хваткой схватил за горло и сквозь туманную пелену, как вспышкой, он увидел перед собой искривленный рот с желтыми зубами и горящие злым, колючим огнем глаза врезались в его жизненное пространство. Тупая боль ощутилась  кадыком и дыхание сперло от грубого давления этих больших рук.
Дальше все происходило со скоростью шальной пули. От тренированные до автоматизма движения школы восточных искусств сыграли свою спасательную роль. Он со всей силы ударил индейца, сидящего на нем боковыми сторонами ладоней и тем самым ослабив его давление на горло, обрушил силу своего удара ему снизу и в подбородок. Ошалевший индеец, выпучил глаза и осел вниз и не дав ему опомниться, Артур сбоку, кулаком, огрел его по голове и скинул с себя. Но, попытавшись подняться, это ему было сделать проблематично. Боль в ногах пронзила так остро, что это заставило его замешкаться. Он упал на коленки и тут, что то легкое свалилось на него и рядом с ним он увидел конец сетки, которая извивалась как змея и от мысли, которая резанула его мозг, ему стало не хорошо. Его накрыли большой сетью, про которую он еще юношей читал о гладиаторских боях древних римлян и сковали его движения. Он оказался беспомощным и связанным и уже трое долговязых тела прижимали его к земле и связывали сзади ему руки, стянув сетку и попытавшись поднять голову, он увидел близко от себя лежащего так же на земле Джона Утермена и их глаза встретились, но в потемках они не рассмотрели ничего, кроме темных силуэтов, двигающихся перед ними и еще дальше, к ним приближались огни, это несколько человек несли факелы и в свете огня, удалось рассмотреть странные, высокие, как у женщин зачесанные в букли волосы и жесткие, смуглые лица мужчин, решительно идущих на место их пленения. Рывком Войцеховского и Джона Утермена подняли с земли и снова тупая боль пронзила ноги Артура, но сильные руки державших не дали ему упасть на землю. Он машинально широко расставил их, что бы крепче стоять и уже совсем рядом факелы огня полностью осветили их место, где они собирались сделать привал и отдохнуть.
Его внимательно рассматривал высокий индеец и сейчас  глаза его не были колючими, но то внимание, с которым его изучали, говорило о том, что их разденут  до самых трусов, не оставив ни одного сухаря для перекуса в дороге, но он ошибался. Внимательно изучавший его индеец, махнул факелом и четко дав указания всем остальным, тот час переключил своё внимание на мистера Утермена и долго не задержавшись, решительно подался в правую сторону и Войцеховского с огромной силой толкнули вперед, что сбило все его  еле выстраиваемое равновесие и он снова рухнул на колени. Рядом находившийся индеец рывком достал из –за пояса большой нож, но тот индеец, который его внимательно изучал, быстро показал ему руками знак- не убивать. Войцеховского силой с двух сторон подняли с земли, но так уж получилось, что он снова споткнулся и рухнул уже третий раз на колени и  это вызывало острую боль, так, что он стиснув зубы простонал. Он не видел, так как голова его была опущена, но его такое «куляние» на землю, несколько озадачило непрошенных гостей и грубо подхватив его за предплечья с обоих сторон, два индейца разрезали   ткань его   индейских брюк и опустили к земле факел, что бы увидеть причину его мало устойчивости.
Артур понял, они, на редкость, оказались наблюдательны. Ему даже несколько раз ударили рукояткой кинжала по коленям и успев мельком в свете факела взглянуть на своих похитителей, он прочитал по лицам, что они потеряли всякий интерес к его жизни. Холод струёй пробежал по позвоночнику и Артур догадался, что они раздумывают, возится ли с ним дальше или нет?
Высокий индеец что-то быстро сказал и двое резко подхватили его за руки и поволокли по земле быстрым шагом.
Войцеховский отдался на волю этих сильных мускулистых индейцев, пытаясь хотя бы приблизительно предположить, что их может ждать впереди, но судя по грубому обращению, ничего хорошего.
Вероятно, прошло часа три, не более. Индейцы сменили друг друга два раза, волоча его на себе , но  уже глубокой ночью, их привязали за руки высоко к деревьям. В темноте, Артур почувствовал близкое присутствие Джона Утермена и даже спросил - Вы живы?
- Я жив- ответил Утермен и даже понимаю что они говорят, хотя их диалект немного отличается от яхов. Вы еще даже не представляете, что нас ждет впереди, это северные яхи…….и я мужик, знаю…..но….- и он замолчал.
Артур силился всматриваться в непроглядную темень и не мог понять, зачем их привязали к деревьям и почему все исчезли. Его мучила боль в ногах, а приходилось стоять на чем то все время издававшем треск и хруст, как понял он, ветках деревьев,  и  осознание от глубокой резко наступившей тишины заработало с неутомимой силой и лучше бы оно притупило свою ясность, ибо от того, что приходило на ум, хотелось завыть от дикого страха.
Сжав со всей силы зубы - Нас что хотят поджарить? – спросил он у Джона Утермена.
- Предполагаю, что –да…..- тихо ответил тот и Войцеховский  четко услышал в голосе эти фальшивые дрожащие ноты  страха и отчаяния.
Войцеховский напряг все свои  силы и постарался силой мышц порвать веревки, связывающие руки, что оказалось совершенно бесполезно. Сплюнув на землю горькую слюну, он выругался на чисто турецком языке, потом стал напрягать зрение, что бы разглядеть хоть какие- то предметы вокруг, его мозг еще не принял до конца всей реальности, что с ними произошла и хаотично пытался найти выход. – Такого не может быть – проговорил он и не понятно, кому это он сказал, как понял Утермен, это мысли были сказаны вслух – Такого просто не может быть…..- уже более четче проговорил он и продолжил свою мысль – Двадцатый век на дворе, а нас поджарят живьем? И за что? Просто потому что мы белые? Я в своей жизни не тронул пальцем ни одного индейца.
Не сразу, видимо ему нужно было время для раздумья, а может потому, что мысли совершенно не этим были заняты, но вскоре Джон Утермен ответил – Эта телега уже катится произвольно. Знаете, господин Войцеховский, самое интересное то, что я не могу поставить свою и возможно вашу смерть даже им в вину. Я и перестал быть проповедником после одного случая, который до сих пор часто мне сниться. После того, как мои глаза увидели что способны сотворить люди друг с другом, я не смог больше взять в руки библию и проповедовать мир и дружелюбие. Во мне что-то надломилось. Мне показалось настолько несуразным вдалбливать в другие головы мысли о прощении и призывать к милосердию, потому что я четко понимал в тот момент, насколько это пустые слова и я сам не смог бы сделать того, к чему призывал, если бы на моих глазах издевались   над моим ребенком или любимой женой.
Войцеховский закрыл глаза и обессилено прислонил голову к дереву. – Пока меня Бог миловал от таких зрелищ – проговорил. – Вот он страх- настоящий, жуткий страх! Я по сути такого никогда и не испытывал! Дай мне Господь силы достойно принять смерть, не смотря ни на какую боль! – и вдруг, открыв глаза, обратился снова к Утермену. – Давайте разговаривать, иначе страх совсем овладеет нашей душой.
- Давайте – покорно согласился Утермен.
Они с трудом, как назло,  подыскивали слова, что бы завязать беседу и первым нашёлся Утермен. – Я понимаю их язык, это те же самые яхи, которым я уже пять лет таскал сухари и различную утварь, но индейцы пока не знают об этом. Вы гостили у южных яхов, не дай бог дикарям узнать об этом! 
Войцеховский еле терпел боль и уже всем своим телом висел на веревках, связывающих руки и от повышенного натяжения, они глубоко впивались в запястья, но держать свой вес силой ног, не было сил. Руки онемели и холод ночи въедался настойчиво в тело, вызывая озноб, так, что зубы стали отбивать барабанную дробь непроизвольно. Это было мукой.
- Держитесь . – услышал он рядом голос Утермена, который словно чувствовал его состояние. С закрытыми глазами, читая про себя единственную молитву, которую он и знал то кусками, отрывочно, как заклинание, он вновь и вновь произносил своему сердцу, интуитивно чувствуя, где находиться частица Господа. Вся жизнь, какими- то вспышками, событиями и самыми дорогими лицами вставала как на кинопленке в памяти, пробуждая огромную тягу соприкоснуться хоть еще один раз с ними, сказать те слова, которые были не досказаны и именно это было сейчас самым важным! Щемящей болью в сердце гложила тоска по дочери, которую он, вероятно, уже никогда не увидит, её маленькие цепкие и такие хрупкие ручонки не коснуться его щеки, не обнимут за шею, и только сейчас и это самому ему было удивительно, он так ясно понимал смысл и счастье всей своей жизни – это её маленькие ручонки, когда они обвивали его за шею и только в эти самые моменты он и был по-настоящему счастлив, а все остальное – это ложная, иллюзорная суета, вечный круговорот бытовых проблем, стремление иметь как можно больше денег – отодвинулось в такой дальний угол, что казалось смешным и даже нелепым! У него по щеке скатилась скупая слеза, может быть единственная и первая за прожитую жизнь, потому что он никогда не плакал и не думал ни о ком с такой тоской, какая рвала сердце на части сейчас. Он понял, что еще час, но может быть два ему хватит сил висеть всей массой своего тела на руках и все, пришёл его час. И такая спокойная, смиренная мысль, медленно и уверенно заработала в голове- «Такова моя судьба, я ничего не сделал для того, что- бы попасть в такие обстоятельства, все происходит не по моей воле, не согласно моих действий, а значит это воля того, кто свыше распоряжается всем и каждым! А я то идиот всю жизнь имел убеждение, что я сам делаю выбор каждый свой день, каждое мгновение……»
Он медленно открыл глаза и повернул голову в сторону Джона Утермена. – Вероятно, я вас непреднамеренно подвел под весь этот ужас! Я не думал, извините.
Утермен даже нашел в себе силы усмехнуться. – Да…. Бросьте вы! Причем здесь вы! Эти яхи кочуют по   Америке то тут, то там, просто нам не повезло, а может это судьба? И мне себя не жалко, как ни странно, моей семье остаться без меня будет тяжело, ранчо, там нужна мужская сила! А встретиться с Господом я не боюсь, не знаю почему, сам не понимаю, почему?
Сознание помутнело и уже как в бреду, сквозь туман, застилающий глаза, он видел приближающиеся силуэты, высокую прическу, что казалось ему размытым овалом с чем -то    круглым на голове и шум, голоса, горячий шлепок по щеке, разрезавший холод и легкое омертвение. Ему в лицо плесканули ушат холодной воды, неизвестно откуда взявшейся в этих местах, вероятно поблизости был водоем и тупая, ноющая боль вернулась терзать тело обратно. Артур тихо простонал и уже с безразличием ко всему происходящему, поднял взгляд на того, кто стоял перед ним.
Глаза индейца изучали его с любопытством, но были настолько серьезны, словно это рассматривание своего пленника являлось для него решение сложной математической задачи, но той колкости и зла, что были с самого начала их неожиданного знакомства, в них не было. Его окончательно привела в чувство боль, резанувшая по груди, когда индеец острием ножа стал чертить на его груди какие- то линии. Алая кровь появлялась после каждой вырезаемой черты и это не то что бы доставляло насильнику удовольствие, а было почему- то для него значимым. Артур со всей силы стиснул зубы и его взгляд наполнился жгучей ненавистью к со делавшему это!
Но высокий индеец с куксой на макушке головы резко отошел в сторону, уступив место дряблому, сморщенному старику с выцветшим совсем цветом глаз, который своими бесцветными глазами, как въедавшийся в тело червяк высверливал его взглядом, долго и напряженно, а затем запустил палец в одну из нанесенных ран и хорошенько вымазал его в крови. И эту кровь стал  нюхать, словно смакуя , и пробовать на вкус, не понятно, что для Артура, определяя. Потом самым странным для всех движением поднял руку и опустил, быстро произнося фразы стоящим рядом с ним индейцам и резко потеряв интерес к Войцеховскому, они принялись проделывать все то же самое с Джоном Утерменом. После этого их сняли с деревьев и оставили лежать на земле.
Войцеховский снова потерял сознание и спустя какое- то время, вернувшись из небытия, он пришел в себя при полном свете и тишине. Ему показалось что он совершенно один, но приподнявшись на локте правой руки, обнаружил рядом сидевшего Джона Утермена. Тот с широкой улыбкой посмотрел на него, видя, что Артур очнулся и произнес. – Молиться, молиться и еще раз молиться! Вы молились в это время или нет?
Артур смутно понимал логику вопросов, но отрешенно ответил – Как мог!
- А я ревностно молился и вот, сила Господней мышцы спасла нас!
- А где индейцы? - удивленно спросил Артур.
- Хрен их знает и Бог с ними! Они потеряли к нам всякий интерес и исчезли.
Артур машинально потрогал себя по голове – И даже скальпы не сняли?!- и тут, обнаружив у себя на груди влажную, пахнущую землей траву, а это оказались большие листья мальвы, вопросительно посмотрел на Утермена.
- Раньше сняли бы, а теперь 20 век на дворе, как вы выразились и даже они считают это пережитками первобытного прошлого. Черт подери, скажу я не как бывший проповедник, не понимаю……, то ли им надоело самим убивать? То ли уже смысла в этом не видят. Они выяснили для себя, что мы им совершенно не опасны и испарились. А эти раны на груди будут вам теперь всегда напоминать о бренности всей нашей жизни и о тех истинных ценностях, которые человек осознает, только постояв на самом пороге смерти.
Войцеховский кашлянул, из глубины растрепанного страхом  ума за это время и  груди стал вырываться смех. Мышца руки от напряжения стала дрожать, он устало снова опустился на землю. – Это значит мы будем жить? О…. Аллах, вернусь домой, обязательно выучу хоть одну молитву толком!
Джон Утермен так же с огромной усталостью в голосе произнес. – Да. Но нас полностью обокрали. И если у нас хватит сил без еды добраться до близлежащего ранчо, то тогда только с уверенностью можно будет утверждать, что мы будем жить. А вы идти то сможете? Как ваши ноги?
Войцеховский сел. Это, действительно была проблема из проблем. – Вы знаете, я так хочу домой, что я поползу, но перемещаться я хоть как- то буду.
Джон Утермен резко поднялся и с него слетела такая же трава, затягивающая вырезанные индейцами  раны на груди.  Артур только спросил – Это вы или дикари сделали широкий жест на прощание? 
- Я – кратко ответил Утермен. – Пойду найду вам крепкие палки, с ними будет легче.
128.
Ани не теряла надежду, но в их доме поселилась тоска. Бетси не знала с какой стороны подойти к хозяйке, потому что она уходила на работу как бескровное существо и приходила такой же с работы. Джизи не привлекала к себе её внимание и она целиком сбросила её на руки няньки и самой Бетси. К ужину она чаще всего не выходила, а если Бетси удавалось её уговорить, то только пила много чаю, не притрагиваясь ни к чему другому. Угнетающая обстановка непонятной постоянной тревоги царила с утра до следующего утра и у Ани не было сил что -то менять. Билли боролся со своими проблемами, а Ани словно превратилась в робота, делая необходимые вещи машинально и безучастно. Её ум понимал, что свои переживания она должна прятать от посторонних глаз, особенно когда она одна в чужой стране и рядом не было ни одного близкого человека, искренне сочувствующего её горю. Она уже успела понять, что Америка для сильных людей, всегда действенных и никогда не отчаивающихся ни при каких обстоятельствах! Поэтому она натягивала улыбку на лицо и даже старалась включать все своё внимание в рабочий ритм на работе, но глаза, большие, миндалевидные, с густыми ресницами, смотрели пустотой, в них потух огонь.
Мистер Бари Саливан каждый день телеграфировал о том, что его поиски остаются без ожидаемых результатов и каждый день убивал надежду с безжалостностью палача. Если бы хоть она могла высыпаться, что- бы восстанавливать потраченные за день силы, но тревожные мысли не были дружны со сном и он приходил к истерзанному разуму только под самое утро, когда уже необходимо было собираться на работу. И погода была солидарна с душевным состоянием обитателей дома на Бруклин-сквер, которые словно погрузились в пучину мрачной бездны.
    Ани оперировала в паре с мистером Керком, опытным хирургом, который пользовался у Идена Тернера большим уважением и ей отвели ведущую роль. Хотя может быть увидев её воспаленные от недосыпа уже которую ночь глаза, Тернер не допустил бы её к операции вообще. Его не было в клинике, он уехал по делам в Вашингтон и они в экстремальном режиме, вынуждены были по всем показаниям провести операцию по удалению гнойного аппендицита представителю прогрессивной буржуазии, занимающего новым бизнесом в Нью-Йорке- деятельностью столичного такси. Заболевание осложнялось почтенным возрастом пациента. Ему было около 50 лет и у него был туберкулез. Пациент поздно был доставлен в клинику, из-за неверно поставленного диагноза своего домашнего доктора, который с самого начала неверно поставил диагноз –почечная колика. Изначально, шансов у пациента  было очень мало и мистер Керк прямо сказал об этом комиссии, собравшейся с самого утра в палате больного, который уже в прямом смысле слова «сгорал» от высокой температуры. Все понимали, что оперировать все равно придется, предпринять последнюю попытку было необходимо, но не так приятно было браться за операцию, в успешный исход которой почти никто не верил.
Так и произошло.  Гной расплавил слишком большой участок ткани в организме и они не успели вычистить его до конца – пациент умер на столе.
Ани только вышла в коридор и столкнулась с вопросительными взглядами супруги и детей умершего под её руками и её охватил ужас! Глаза супруги выстрелили после сообщения о смерти в неё такой силой боли, они увидела в них застывший ужас на грани паралича, так как женщина и верила и не верила в случившееся и перед ней разверзлась бездна, в которую она глухо, со стоном закричала – А как мне теперь жить без него?! И Ани окатило такой же волной ужаса, только лишь на мгновение поставив себя на её место – а вдруг придут известия, что Артур погиб и возникает самый злободневный, суровый своей отчаянной безысходностью вопрос - А как мне дальше без него жить? И это уже было, она помнит то коматозное состояние, ту бесконечную боль и чувство «оголтелого»  одиночества, когда ничто не может тебя реанимировать.
Её свалил с ног обморок от упадка сил, ежедневной нервозности, гнетущего ожидания и страха перед плохими известиями и это просто затянулось так на долго, что резервы организма сдали.
В клинике её привели в чувство и она с Томом на машине отправилась домой, а к вечеру её стал бить озноб, поднялась высокая температура и ослабленный организм банально подцепил простуду с пришедшей зимой и на бедную Бетси свалились нечаянные хлопоты по уходу за больной хозяйкой. Они конечно же приобрели все  известные лекарства, но Ани была еще ко всему тому сильно измотана повышенной нагрузкой на работе, которой как всегда она старалась спасти себя от постоянных мыслей об Артуре, но на этот раз это сыграло в её жизни слишком плохую роль.
Через день в их доме появился взволнованный Иден Тернер и взял на себя роль и сиделки и врача и психолога одновременно. Только лишь одно его появление, дало Бетси некую внутреннюю уверенность и даже спокойствие, иначе уже и она совершенно перестала спать по ночам, терзаемая страхом перед будущим. Сейчас она искренне радовалась любой ощутимой помощи, даже Идена Тернера, визиты которого раньше её настораживали и она сама себе задавала вопросы – Почему в его присутствии ей становится неловко?
И неграмотная чернокожая женщина понимала, что сам по себе Тернер людей с кожей другого цвета за людей не считает и каждый его визит делался с определенной целью, а не с искренним желанием сделать поступок угодный Господу для нуждающегося в помощи бескорыстно, как это всегда делала её хозяйка. Но, надо отдать должное господину Тернеру, возможности его были основательными. Своим женским чутьем, Бетси понимала, что плечи  Идена Тернера надежны и сильны, поступки не торопливы и продуманы и в нем есть та сила, которая защитит и станет для женщины каменной-стеной. Совсем еще недавно, она спросила себя -  Верит ли она в то, что её хозяин – Артур Войцеховский – вернется домой, что он жив?  - и к прискорбию, её вера ответила – Нет.
И мало того, её женский ум уже прогнозировал дальнейшее развитие событий и оно её печалило. Всем своим сердцем она хотела своей хозяйке счастья и знала, что та никогда их не обидит и не оставит и у неё была внутренняя твердая убежденность, на уровне интуиции, что для Ани, она с Билли больше чем друзья и помощники, они стали для неё родными. Но внутренняя сила и продуманность Идена Тернера, бес сомнения сделают своё дело и он займет место Артура Войцеховского в жизни  её хозяйки и может быть даже в этом доме, и когда это произойдет, им с Билли станет в нем дискомфортно, потому что искреннее отношение этого человека к черным людям будет постоянно проявляться и диктоваться всем его жизненным пространством. И правду говорят люди, счастье долгим не бывает и все эти три года, проведенные в этом доме с Ани и Артуром Войцеховским, в приятных хлопотах, комфорте и духовной раскрепощённости – будут вспоминаться глубоким вздохом и молчаливым терпением, все равно никуда она от своей хозяйки не уйдет.
Иден Тернер поставил Ани на ноги за четыре дня, но выходить ей на работу запретил. И кроме того, он сделал ей предложение, как ей показалось, совершенно неуместное при данных обстоятельствах.
- Ани, на следующей неделе организуется самая грандиозная международная выставка-конгресс в нашем городе по медицине и здравоохранению. Сюда съедутся мировые светила всей Европы и Америки. Обычно международные съезды проводила Европа- Франция, Германия, Австрия, которые сейчас поглощены войной и им не достаточно бюджетных ассигнований устраивать такие мероприятия. Теперь лидерство приняла на себя Америка. Вы должны там быть со мной.
Ани быстро согласилась, но лорд Тернер добавил. – У вас есть достойный  портной сшить для вас платье в котором вы были бы неотразимы?
- У меня есть приличная одежда для таких случаев – пожала Ани плечами.
- Этот случай не совсем вы понимаете как надо. Съезд закончиться поздним баллом, на который выписан президентский оркестр, приглашена студия балета Адольфа Больм. Как съезд врачей, так и поздний бал будет проходить в одном из красивейших столичных отелей «Асторхауз». Вы видели это здание, Ани?
Она отрицательно покачала головой. Но поспешила добавить. - Иден, но вы же понимаете, что при данных обстоятельствах, посещение мной увеселительных мероприятий крайне неуместно.
Тернер предвидел её отказ и у него на этот случай была заготовлена целая теология нужной мотивации.
- Ани, я не устаю повторять – в Америке в первую очередь необходимо быть крайне рациональным, а потом все остальное. Это одно из важнейших мероприятий в вашей жизни и хорошо еще что оно сдобрено увеселительными красками – это Америка! Вы же понимаете, что на балу будут все сливки общества и притом в нашей отрасли! Оно не столько мне нужно, сколько вам. Вы иностранка, приехавшая обустраиваться в Америке и желающая сделать себе карьеру! Черт побери- вы собираетесь обзаводиться нужными связями, или нет? – и он неожиданно развел руки в сторону- ну, да, можно сказать не вовремя этот бал, но мы же не сможем их уговорить подстраиваться под наши обстоятельства! Правда?
Да, как всегда, здравый смысл присутствовал в рассуждениях Тернера, но её душа кричала от пугающего страха, что Войцеховского больше никогда не будет в этом мире. Ей было бы легче, если бы они расстались, но он жил бы, где-то там, пусть далеко, но он жил бы и она знала, что он хоть изредка вспоминает о ней. Но что бы этот мир был без Войцеховского- такого представить невозможно! Господи, какой бал, она в данной ситуации и на съезд врачей идти не хочет, её затуманенный рассудок, живущий последние месяцы только в коматозном состоянии не сможет вместить в себя никакой ценной информации и такова данность, себя превозмочь она не в состоянии. И спорить с Тернером ей не хотелось, ей сейчас было безразлично, разочарует она его ожиданий или нет и больше всего ей хотелось, чтобы он ушел и не навязывал ей никаких рациональный предложений. А Тернер, как нарочно, вклинился в её жизнь со своей заботой, пусть необходимой, но такой утомительной. И у неё только машинально вырвался жест – она категорично повела ладонью, лежавшей на локотке массивного кресла и отвернула голову в сторону горящего камина. Зима вступила в свои права и Джо топил камин два раза в день, с самого утра и вечером, а еще они включили недавно паровое и в доме воцарилась её любимая атмосфера тепла и комфорта, которого сейчас она не замечала. Нянька с Джизи утром возились у камина, а вечером они с Бетси любили пить чай и болтать о своем, о женском. И вот сейчас она с большим желанием предпочла бы ненавязчивую компанию своей служанки, чем Идена Тернера, при котором она стеснялась поджать под себя ноги, как она любила забираться в кресло, остаться в одном капоте, с ночной сорочкой под ним и может быть выпить чуть лишнего коньяка, который на время притуплял все страхи и клонил в сон.
Иден по её отрешенному выражению лица понял, что его присутствие стало  утомительным. Но на последок, из чувства мужского эгоизма, ему хотелось удостовериться, что ему удалось уговорить принять участие в предстоящем мероприятии, где он готовил значимую речь.
Он подсел к самому камину на корточки, чем слегка смутил женщину, для которой прежде всего он был управляющим и хозяином клиники, в которой она работала. Его большая ладонь  легла поверх её и она поймала себя на непроизвольном желании выдернуть её, но сдержала себя, думая, что это было бы слишком по ребячески.
- Ани. Все наладиться. Еще прошло мало времени, что- бы думать о самом плохом. Америка очень большая, не теряйте надежды. – помолчал, с пристальным  взглядом всматриваясь в лицо женщины, и потом добавил. – Вы должны найти в себе силы и желание потратить время на данное мероприятие. Для вашей жизни, для вашей карьеры, для ваших знаний и навыков. Весь прогрессивный мир будет там и стремиться на него попасть. Пройдет время, вы будете сожалеть. Не упускайте данную возможность и мне будет приятно, вы поддержите меня во время выступления, я живой человек, и мне ничто человеческое не чуждо, я так же нуждаюсь в хорошем отношении и поддержке своих друзей!
Она смотрела в его красивые, голубые глаза и хотела найти в них искреннюю нуждаемость в том, что он просил, но почему- то всегда видела в них уверенность в своих силах, в своей правоте и продуманность каждого своего действия. Это не тот был человек, которого необходимо было поддерживать.
Иден, дорогой, вы же не уволите меня если я не пойду на данное мероприятие?
Он с видом самого глубокого разочарования и даже обиженности, закачал головой и даже его ладонь с жестом обреченности повисла на согнутом колене.  Потом он поднялся и собрался уходить, но ему так же стало не приятно такое холодное отношение женщины, ради которой он прилагал столько сил и внимания. Он не привык к этому.
 - Ани, при всем том, что происходит, я не заслужил такого отношения. Я вытаскиваю вас всеми силами наверх, а вы упорно хотите остаться на самом низу, так нельзя. Даже ваш Артур, надо отдать ему должное, знает цену стоящим предложениям и что такое бывает крайне редко в жизни! Он с настырностью голодного вожака карабкается в верх, к самым заоблачным вершинам жизни, а у вас просто непростительное к этому безразличие. Думайте….время еще есть. Вы будете со мной, так как без предварительного вступительного взноса, вам никто не пришлет предложение, а взносы делают только люди с научными публикациями, хотя бы единожды и вам нужна будет для входа моя компания. До свидания. – твердо произнес, но почему то  задержал на ней взгляд, желая узнать реакцию на последние слова.
Она уже более тепло посмотрела ему вслед и кивнула головой, то ли в знак согласия, толи в знак прощания на сегодняшний вечер, не понятно….., и когда он ушел, сразу направилась к своему комоду, что- бы в очередной раз прикрыть свои оголенные нервы небольшой дозой коньяка.
Бетси с нетерпением ждала ухода лорда Тернера, что- бы войти в гостиную.
- О, моя дорога Ани – так уже свободно она называла свою хозяйку . – у вас уставший вид, нет……осмелюсь сказать, замученный. Давайте я вам заварю чай с мятой и вы приляжете. Господи……..как вы стойко все переносите, моя хорошая, ну почему, почему Господь так несправедлив к хорошим людям? – бормотала она себе под нос, машинально прибирая валявшиеся игрушки на ковре за Джизи.
Ани  кивнула головой в знак согласия. И подумав, решила поделиться с Бетси предложением лорда Тернера. – Мистер Тернер пригласил меня на международный съезд врачей, а потом на бал, по этому случаю. Бетси, я отказала, мне ли сейчас ходить на различные увеселительные мероприятия. Но мистер Тернер приводил веские доводы для того, что бы я передумала. Бетси, скажи мне, как все это выглядит со стороны.  Мой мозг последнее время не хочет работать в полную силу, я думаю совершенно не о работе.
- Госпожа, так вы поезжайте на съезд, а бал дело добровольное, кто же заставляет идти на бал?
Ани запрокинула рюмочку коньяку в себя и прислушалась, как он теплой струёй пополз по всем натянутым нервам, расслабляя….. – Ну, да…… ну. да ……- пробормотала Бетси по привычке, села в кресло напротив и Ани наполнила  рюмочку для неё. – Меня. Бетси, лорд Тернер всегда выговаривает, и Артур мой придерживался такого же мнения, что я не правильно смотрю на светские раунды и не смогу сделать ни шагу вперед в карьерном росте, без хорошо налаженных связей, нужно заводить знакомства. Ах, Бетси, а мне так не хочется залазить в этот муравейник. Мне достаточно моих капризных клиентов на работе, моих коллег, да….и у меня есть ты……Билли, Тернер всегда рядом и мне кажется, что он уже никуда не денется.
Бетси шмыгнула носом. Ой, она так часто ругала себя, что позволяет себе пить такие дорогие напитки и осуждала, что это стало слишком частым занятием у них с хозяйкой, но приходил вечер и её тяга пропустить этот тонизирующий, разливающийся горячей струёй по гортани напиток пересиливала и она оставляла свой выговор хозяйке за привыкание к спиртному каждый раз на завтра. А сейчас она даже и была глубоко уверена в том, что в этот жизненный период времени, он им обоим просто необходим.
Собрав мысли в кучу и подумав, она ответила. – Мистеру Тернеру очень важно что бы с ним пошли именно вы.
- Да, именно я. Я понимаю на что ты намекаешь и ты и я и он это понимают, и, вероятно, поэтому мне не хочется идти туда еще больше…..всегда двойное дно в его заботах о моей жизни.
Бетси откинулась на спинку кресла и дала время себе хорошенько прочувствовать полное расслабление своих мышц после трудового дня на ногах. Сейчас забот было особенно много, так как хозяйка болела и в доме постоянно присутствовал посторонний человек, такой влиятельный, что она готовила различные изыски, стараясь угодить в обедах и ужинах. Ани окинула её взглядом. – Устала, милая, это тебе нужно пораньше лечь спать, а я уже поправилась. Только скажи, так сходу, долго не думая, пусть это будет только голос сердца, а не разума - мне согласиться на предложение Тернера или не стоит? Как скажешь, так я и сделаю, потому что мне по сути все равно.
- Идите, моя Ани. Обзаводитесь связями и знакомствами, так вы в жизни станете более независимы от мужчин и от того же господина Тернера, хотя он то как раз хочет обратного. Это ваша жизнь, ваша карьера, расширяйте круг знакомств в Нью-Йорке и не сидите затворницей. Нашему хозяину никак не станет хуже от того, что вы куда- то сходите. Вам надо переключится, иначе жди чего ………….мозг работает и наступает сбой, вы совсем перестали спать, я уж знаю все.
Ани попыталась  улыбнутся.  – Ну, значит быть по сему, Бетси и мне нужно красивое платье, что бы чем- то запомниться публике. Ах, моя умная Бетси, что бы я без тебя делала!
Ани поднялась с кресла и помешала кочергой угли в камине. За огромным окном висела тяжелая непроглядная темнота и только красные огоньки, как подвешенные фонарики, отражали в стекле угли в камине. Бетси стала задергивать шторы и в комнате стало чувствоваться некая защищенность от внешних бурь и ветров, стихий и страстей. Ах, если бы только можно спрятаться от них навсегда!
- Бетси, веришь ли ты, что Артур вернется? Прошло три месяца и я, надеюсь, мистер Барри Саливан обследовал уже пол Америки.
- О, нет. Нет моя госпожа, не пол Америки. А только её десятую часть и я не теряю надежды, что господин Артур вернется - но она опустила глаза почему то и в голосе не было твердой уверенности.
 Ани попятилась от камина, что бы снова сесть в кресло , передумала, и резко обернулась в сторону служанки. - Бетси. Мне нужно было все бросить и самой отправиться на поиски Артура. Какие у меня гарантии, что мистер Саливан также хочет найти моего Артура, как я. И я думаю, он должен быть заинтересован в длительных поисках, доллары текут за каждый день. Все так глупо и я глупая, мне надо отправиться к мистеру Саливану, а не на балах прохлаждаться?
- Не знаю, моя Ани. Вас мучает совесть? Или вы не доверяете мистеру Саливану? Вы вряд ли справились бы в чужой стране и эти поиски могут растянутся на целый год. Да, Америка она такая, если тщательно искать. А наша Джизи, она целый год вас не увидит? И зачем так? Мистера Саливана вы можете контролировать телеграммами, отправляемыми шерифу каждого штата только с одним вопросом, встречался ли тот с господином Саливаном и какие предпринимали действия на поиски нашего господина Артура?
- Да, Бетси, но какая заинтересованность шерифа в поисках? Я должна была пообещать солидное вознаграждение, но у меня уже не так много денег, хотя – и она видимо разволновалась – какие деньги, разве можно думать о деньгах в этой ситуации? Я завтра же телеграфирую мистеру Салливану, что решила установить солидное вознаграждение тому, кто первый найдет моего Артура или хоть что-то от него – и слезы выступили у неё на глазах.
Бетси поспешила обнять её и они вместе всплакнули от той безысходной тоски, которая терзала их сердца все последнее время. Бетси любила, и очень жалела свою Ани, которая стала для неё и покровительницей и спасительницей, и помощницей, и просто подругой, и даже дочерью одновременно.
На следующее утро Бетси застала Ани у зеркала, с  саквояжем в руках и это её озадачило. Ани по лицу прочитала удивление и начала Бетси все пояснять.
 Она неожиданно надумалась снова отправиться в Чикаго.
- Зачем?- спросила Бетси.
- Буду умолять главу компании снарядить новый аэроплан на поиски Артура и его напарника.
Бетси промолчала. Вернется ли Ани к началу того грандиозного мероприятия, на который её пригласил лорд Тернер, сейчас это было не важно. Бетси переживала за жизнь своего хозяина тихо и молчаливо, и только дневные заботы загоняли эти переживания в дальний угол. Но в её жизни не было радостных чудес и все последние дни, она чаще ловила себя на мысли, что не верит в чудное его появление в этом доме. И её заботила только здоровье её дорогой Ани, так как люди были слишком уязвимы перед лицом различных недугов тех времен. Средняя продолжительность жизни человека в достаточно цивилизованной стране составляла не более 55 лет и среди шестерых рожденных детей в семье, в большинстве случаев оставалось только трое. А Ани только вчера поднялась с постели, благодаря лечению Идена Тернера, а сегодня она уже уезжает в Чикаго!
- О, мис, мис. Вам не будет покоя, если вы не сделаете того, что решили, я знаю, но…..вы еще так слабы. Не хотела каркать под руку, но….простите, скажу….вы рискуете свою маленькую Джизи оставить вовсе сиротой. Надо быть осторожной, мис Ани…… моя дорогая Ани. – и понимая, что говорит слишком откровенную, черствую правду, она опустила глаза в пол и засунула руки под передник. Тут несвоевременно Билли появился в проеме их комнаты и она только тогда подняла глаза, что бы осмотреть как всегда, собравшегося в школу подростка. А тот так же с большим удивлением обвел взглядом собравшуюся толпу у входной двери, так как Джо, тихо  сидел на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, терпеливо ожидая свою хозяйку, чтобы отвезти её на вокзал, в экипаже.  И Том стоял у двери, что бы отвезти Билли в школу на автомобиле. Ани только  рукой махнула ему, и не желая дальше раскисать от правдивых речей Бетси, быстро юркнула в дверь, оказавшись на морозе и  Джо тут же подхватился бежать за ней вслед.
В Чикаго она уже была к вечеру и сразу направилась в офис компании Сперри, застав там еще третьего сына Элмера Сперри, владельца компании. Разговор выдался не из приятных. Ани настаивала на том, что бы сама компания отправила новый авиалайнер по тому же маршруту, что пролетел исчезнувший экипаж с Артуром Войцеховским, на что ей ответили, что сделать это смогут не раньше, чем через месяц.
  Лоуренс Сперри снисходительно объяснял, что аэропланы, это не велосипеды, которые делаются за несколько недель. Их строят годами, ну самое короткое время- это пол года. И после исчезновения первого аэроплана, отправившегося впервые в столь дальний перелет, теперь им необходимо все тщательно перепроверить, дабы не повторился снова несчастный случай. Ей не отказали, но попросили ждать, ждать и снова ждать.
Значит – проговорила она расстроившись – вы полагаете, что с ними произошло самое плохое- они разбились?
Лоуренс Спери сам был авиатором. Конечно же, исчезновение аэроплана могло трактоваться только как то, что произнесла мис  фон Марфель, но как это так откровенно можно было заявить в лицо этой женщины?
- Мисс – начал он медленно и настолько продуманно, что со стороны это казалось, как разговор человека с иностранцем, которому сознательно растягивают слова, что бы смысл успел у ловиться им. – Я сам авиатор. Я сам полечу разыскивать  господина Войцеховского и господина Паркенсона, но у компании сейчас не лучшие времена. Производство аэропланов снято с линии, в связи с войной, я и так себе в убыток заканчиваю выпуск нашего последнего аэроплана и то, только что бы помочь вам хоть чем- то и закончить испытания «стабилизатора аэроплана». Компания , я думаю, временно, изменила направление развития на перспективу, и в ближайшем времени, планирует заниматься не воздушными, а морскими стабилизаторами.
- Почему Артур? – только спросила она его неожиданно.
- В смысле? - не понял вопроса господин Лоуренс Сперри.
- Он не авиатор, почему он полетел?
Он полетел вторым пилотом, а не первым – начал отвечать Лоуренс Сперри.- Он был только помощником, не нес основную нагрузку в управлении. И….требуется сказать, господин Войцеховский, просто….он настолько любит жизнь, он хотел испытать высоту. Прихоть, не более…….в этом не было необходимости.
Ани вздохнула. Она поднималась со стула так, словно ей это стоило большого труда. А ей и правда было трудно, когда её лишали надежды и так не хотелось снова уходить ни с чем, в то холодное одиночество, где грусть и боль пожирали сердце, отнимая силы жить и работать в этой жизни. Она представила себе, как снова сядет в холодный вагон поезда и будет смотреть в окно, стараясь контролировать последними усилиями каждый мускул своего лица. Что бы не показывать окружающим людям, в какой беде она пребывает снова, потому что её беда только её и никому другому она не нужна, свою боль совершенно не с кем разделить, но даже если поделишь её с кем то, она не станет меньше и тебе не станет легче. Словно мысли вслух, проронила она при выходе из кабинета -  Лучше бы он настолько любил свою семью. – и её худенькая изящная фигурка оставила только горький привкус еле уловимой вины за свою бездеятельность у господина Сперри и запах женских духов, среди других запахов мужских сигар и бумаги для чертежей.

129.  На Бродвее, отель «Асторхауз» - правильной формы, с большими, вытянутыми в высоту окнами, пятиэтажное здание, переживало неимоверную суету. Впервые в городе, на въезд Бродвея, где пересекала его улица Висэй, образовалась автомобильная пробка. И боясь опоздать, приглашенные гости и участники международного съезда врачей, парковались дальше от Бродвея и приходили к отелю пешком, привлекая прохожих зевак своими дорогими нарядами и обувью, в большинстве лакированной.
Сам Иден Тернер заехал за Ани с утра на своем автомобиле и прочитал на лице Бетси, неумело скрытый страх и неодобрение. Вообще, когда он появлялся в их доме, Бетси только по крайней необходимости выходила из кухни, но в данный момент они не успели позавтракать, как под окном услышали звук мотора.
- Господин Тернер вас повезет? - удивленно спросила она свою хозяйку.
Ани пожала плечами и подошла к окну. – Нет, мы не договаривались.
Тернер не спеша шел по дорожке и Бетси пришлось идти открывать дверь, что обычно за неё это делал Билли или Джо. И даже пригласить лорда Тернера к столу, от чего он отказался.
Ани ничего не спрашивала, она вышла в холл – Вы не предупредили Иден, что заедете и придется меня теперь ждать.Я быстро.
Он без приглашения, уже как свой в этом доме вольготно пошел в гостиную, а Ани поднялась по лестнице, чтобы собраться. – Вот зачем такое внимание?  - думала она, не зная, что больше этому радоваться или раздражаться. Хорошо хоть соседи не знают, что происходило в их семье и где делся Артур Войцеховский, ибо частые визиты шикарного не молодого джентльмена расценивались бы ими только  с позиции осуждения и поползли бы слухи по Бруклин- хайтс, сдобренные фантазией избалованных бездельем кумушек, не знающих чем разнообразить свой досуг.
На самом цокольном этаже, где некоторые приглашенные даже и не подозревали, что он есть, вместо огромных столов для игр подпольного казино, возникли ряды стульев со спинками и сооруженная искусственно кафедра для докладчика. Электрического света было столько, что хотелось начать интересоваться во что обходиться владельцу этого здания его обслуживание, при том, что задрапированная парчой обивка стен огромной залы явно стоила кругленькой суммы, хотя здание отеля было не совсем современным и новомодным, как  стали строить уже в 20 веке небоскребы. Оно было основано в 1836 году архитектором Джоном Джэкобом Астором и в те годы, слыло роскошным и диковинным  среди  существовавших еще  деревянных домов в Нью-Йорке, на  западной  стороне  Бродвея и улицы Веси- Стрит и Барклай-Стрит. И если брать во внимание довольно высокое в длину помещение, в отеле было 309 комнат,  и верхний этаж для обслуживающего персонала, то можно сказать, что это здание было в восемь этажей. Здание было спроектировано Исайей Роджерсом, который в 1829 году спроектировал первый  роскошный отель в Соединенных Штатах. Большой квадратный блок был детализирован в греческом стиле Возрождения, сталкивающемся с бледным гранитным тесанным камнем с quoined углами, которые рассматривают как в Доме Tremont, как включенные дорические столбы и центральный вход между греческими дорическими колоннами, поддерживающими короткий отрезок entablature.
На первом этаже расположился небольшой ресторанчик, с хорошей кухней и светские круги столичного общества были его частыми посетителями, так как развлечений тогда было не так уж и много, кинематограф только только делал свои первые шаги и душа, просящая отдыха от бытовой скуки, семьи, устраивала себе иллюзию праздника лакомясь запретной клубничкой, что подразумевало собой высокопробную проституцию, которая, видимо, приносила не плохой доход владельцу отеля, так же как и казино на цокольном этаже. А обслуживающий персонал размещался на самом последнем этаже и повидал не мало метаморфозов, когда нечаянно неверный супруг, неожиданно лицом к лицу сталкивался с супругой и её любовником в холле. Жизнь есть жизнь. Хозяину отеля хватало средств содержать вышколенный персонал, который проходил необходимую подготовку в обслуживании элитной публики, а также установить в здании несколько шахт для лифта и подкупать полицию. Проведение такого глобального мероприятия, как съезд врачей в своем отеле просто навсегда закрывало страницу  с нехорошей репутацией данного заведения и открывало новую, прогрессивную и высокоинтеллигентную, а в свое время сулило не малую прибыль, так как громкая и здоровая реклама сделает своё дело. Места в отеле было предостаточно и при толковой организации, мероприятие состоялось.
Для Ани было приятным и неожиданным здесь встреча с Тернером- старшим, к которому подвел её Тернер-младший. Инвалид на коляске, как выяснилось, с момента прибытия сюда, даже ни минуты не заскучал. Для него всегда находился собеседник и каждый спешил засвидетельствовать ему своё почтение. Ани больше была удивлена не тем, что его здесь обнаружила, а тем, как глаза почтенного старца пробежали по её хрупким формам, то ли в оценке её наряда, то ли оценке её вновь до неприличия исхудавшей фигуре и почему- то прицокнул языком. Она то наивно полагала, что в этом возрасте, да еще прибывая в инвалидной коляске, человек живет другими оценивающими категориями. И он совершенно просто, как само собой разумеющееся сделал замечание в её адрес, которое прозвучало скорее как поддержка, чем замечание – Моя дорога Ани, до вас уже страшно и дотронуться, что бы не поломать, вы зачем так сильно похудели?
Она снисходительно улыбнулась и развела руками.
- Но……я тут уже езжу на своем автомобиле  в состоянии легкой взволнованности незнакомым местом, публикой, все очень расторопно позанимали места в зале и к кафедре подошел худощавый пожилой джентльмен с маленькой интеллигентной бородкой и оповестил о начале открытия съезда и пригласил на кафедру первого докладчика.
Америка переняла опыт проведения съездов врачей и естествоиспытателей у Германии. Впервые  такой съезд прошел в 1822 году в Лейпциге по почину естествоиспытателя и натурфилософа Окена. С тех пор съезды стали регулярными и еже годичными и количество  участников постоянно увеличивалось.
   Первый докладчик , профессор из Австрии фон  Штрудель в  своем сообщении сконцентрировал основное внимание  на оказание помощи больным и раненым, беженцам в эти военные годы, так как  именно повсеместно эпидемия выбирала своим очагом вспышки места скопления лагерей беженцев, потерявших свой кров.
Далее около часа  слушался доклад  представителя из России  И.И. Мечникова «О бубонной чуме» потрясшей  в предыдущий год  страны Европы и Америки.
Информация быстро утомляет, переполняя наш мозг изобилием фактов, предположений, идей.  Выступление лондонского врача стоматолога Тейлора   о введении оригинального новшества – и искусственных бриллиантовых зубах и демонстрация снимков с рискнувшими воспользоваться этой услугой – заметно всех повеселило и развеяло легкую утомленность.
Ани через несколько часов жадного впитывания в себя научной информации,  в этот раз быстро устала. И этому она сама была удивлена, так как помня свои студенческие годы, её выдержка и внимательность были гораздо выше.  Её стали отвлекать совершенно посторонние мысли, тихо и ненавязчиво появляющиеся в голове и через некоторое время она стала сожалеть о том, что прибыла сюда на автомобиле Тейлора- младшего, так как была морально совершенно не подготовлена к восприятию такого большого объема информации. Её озадачило совпадение фамилий двух докладчиков – зубного врача Тейлора и Идена Тейнера, потом она стала делать предположения, о теме, с которой мог выступить лорд Тейлор и перебрав их в уме несколько, не пришла ни к одной из них, потому что не вспомнила, чем особенно часто занимался последнее время Тернер в клинике. Она с удивлением обнаружила, что стала настолько безучастна и не внимательна, не поинтересовавшись темой доклада Идена, когда они вместе ехали сюда.
А Тернер- младший темой своего доклада выбрал направление  акушерской гинекологии и параллельно этому – проведения повсеместно операции «Кесарево сечение» при подборке крови донора по резус-фактору. Ани стало досадно, так как она сразу подумала о своем университетском друге Игн, который первый в Венгрии провел подобную операцию, но не огласил своих результатов, будучи настолько не прагматичным и не амбициозным, что позволил себе навсегда остаться неизвестным в истории медицины.
Тернер начал свой доклад с истории акушерства и упомянул, что ученые Франции первыми указали на возможность проведения операции «кесарева сечения» на живой женщине. XVIII век ознаменовался важным изменением в статусе акушерства: произошло соединение двух дисциплин — акушерства и медицины. До этого периода акушерство было практически целиком в руках повивальных бабок и хирургов. Практически во всех европейских странах стали открываться так называемые родовспомогательные заведения, родильные дома для бедных, соединенные со школами для акушерок. Было положено начало системе специальной подготовки акушерских кадров по стандартным программам. Значительные успехи были достигнуты в XIX веке в области физиологии беременности. Открытие в 1827 г. К.М.Бэром яйцеклетки у человека знаменовало собой ряд исследований самых ранних этапов беременности: оплодотворения, транспорта оплодотворенного яйца, имплантации.
Настоящей революцией в акушерстве стало введение в практику антисептики и асептики. Предыстория этого связана с Англией. Здесь врачи, исходя из учения о контагиозности послеродовой лихорадки, призывали акушеров, бывших в контакте с инфекционными и лихорадящими больными, тщательно мыть руки и менять одежду, чтобы не перенести "заразное начало" здоровым роженицам. Й.Ф. Земмельвейс (1847) был первым, кто понял истинную причину послеродовой лихорадки (те же факторы, которые вызывают сепсис) и предложил эффективный способ профилактики послеродовой лихорадки с помощью мытья рук хлорной водой. К сожалению, коллеги подвергли учение Земмельвейса острой критике, и только после работ Луи Пастера, Дж.Листера и Р.Коха, которые подвели научную основу под во многом интуитивное учение Й.Ф.Земмельвейса, антисептика вошла в акушерство обходным путем через хирургию.   Развитие асептики и хирургической техники к концу XIX века привело к возрождению операции кесарева сечения. Была детально разработана техника так называемого классического корпорального кесарева сечения. Усовершенствование техники операции, применение наркоза и соблюдение принципов асептики привели к тому, что к концу XIX века смертность от кесарева сечения значительно снизилась.
И впервые в гинекологии в докладах ученых врачей : первого лорда Тернера и затем французского гинеколога Рауль Палмера прозвучал метод диагностики, позволяющий меньше всего травмировать органы малого таза – лапороскопия, изучаемый Тернером- младшим и уже проводивший первые эксперименты во Франции Раулем Палмером.
Также появилась новая методика, называемая малоинвазивной хирургией (или хирургия «за- мочной скважины»), впервые примененная гинекологами и позже взятая на вооружение общими хирургами. Каждая из этих новых методик сыграла важную роль в развитии экс- тракорпорального (искусственного) оплодотворении для лечения бесплодия.
Тернер как всегда был великолепен. Он уверенно чувствовал себя в операционной и за кафедрой оратором. Ани словила себя на мысли, что Идену стоило бы заняться преподаванием медицины, потому что он сразу вызывал к себе внутреннее уважение и не прорекаемый авторитет и не понятно было откуда эти эмоции, появляются настолько скоро лишь при его появлении, то ли от его собственной уверенности в себе, то ли его внешний вид, с идеально правильными чертами лица, его холеность и безупречный вкус в одежде, не торопливость движений, в которых чувствовалась такая же продуманность, как и в мыслях? Ани знала, что занимает его мысли, его поступки продиктованы стремлением завоевать её сердце и ей льстило это, но полюбить не могла, даже тогда, когда поступки Войцеховского заставляли непроизвольно сравнивать отношение обоих мужчин к ней. И в проигрыше оставался её Войцеховский, с которым жизнь напоминала пребывание на просыпающемся вулкане с вечной неопределенностью будущего. С Тернером была защищенность везде, но не в работе, а работа занимала практически все время и поэтому его напряженная требовательность быстро принимать решения, думать, анализировать, сравнивать, выбирать и очень быстро шить, с самой тщательной аккуратностью ткани пациента заполоняли все её жизненное пространство и уже когда они общались не на работе и он становился совершенно другим человеком, внимательным и обходительным, очень галантным, она с ним рядом не расслаблялась и всегда поэтому ждала тот момент, когда он покинет её пространство и она просто на просто отпустит себя, то напряжение в позвоночнике и мыслях, в котором пребывала. Но как же важно, как ценна была для неё его похвала во время работы! Она не могла вспомнить  моменты в жизни, КОГДА СЛЫШАЛА ПОХВАЛУ В ЧЕМ ЛИБО ОТ Артура, она её и никогда не ждала, не задумывалась над этим, но комплименты и одобрение Идена помнила все до единого! Потому что ждала их и испытывала радость от его добрых слов.
Докладчики выступали один за другим, и через четыре часа она уже не воспринимала информацию как таковую. Потому что старалась запомнить все и очень быстро пришла умственная утомляемость. Съезд перенесли на завтра и все стали расходиться, торопясь направиться в ресторан, откуда уже играла тихая, очень мелодичная музыка. По всей обстановке было видно, как хозяин отеля стремился угодить гостям и как важно для него было прохождение данного мероприятия именно в его отеле.
Ани с мистером Тейлором-старшим очень медленно продвигались по холлу, в сторону направления основного потока гостей и она взялась исполнять роль его сопровождающей, катя коляску  старого  джентльмена, а он ей рассказывал, какие известные имена в свое время являлись гостями данного заведения. Ей совершенно не знакомы были многие фамилии Америки, но имя Аврама Линкольна, она слышала не первый раз и уже знала, что это был первый президент Соединенных штатов, а здесь он останавливался  в феврале 1861 года по пути его инаугурации и произнес здесь пламенную импровизированную речь. Дважды останавливался в нем знаменитый адмирал гражданской войны Рафаэль Семмес.
Южная секция отеля в 1913 году была уничтожена  строившимся метро, и его главенствующему положению по степени роскошности стали мешать построенный в 1852 году на северной стороне Бродвея Отель St Nicholas и некоторые даже стали причислять отель к старомодным зданиям и непривлекательным. Может поэтому и необходимо было так остро владельцу данного заведения столь масштабное мероприятие?!
Когда они вошли в широкие деревянные двери ресторана, сразу обозначили для себя, что он разделен для публики на две части. У входа располагались столы с едой и изобилием фруктов, напитки на подносах разносили официанты, а вторая половина была пустой, плавно переходящей в возвышенное место для оркестра и видимо было приготовлено и расчищено для танцев. Прекрасная итальянская плитка, бело-кремового цвета с золотистыми разводами задавала настроение всему огромному помещению, вызывая чувство некоей окрылённости и воздушности, света и чистоты и странным образом штор на больших, вытянутых в длину окон не было. А легким сквозняком покачивало такие же воздушные, как пелерина нежные белые тюлевые занавеси, просто висевшие цельным полотном мелкими волнами и вошедшим казалось, что они попали на залитую солнцем лужайку и где-то совсем рядом должен обозначиться водоем.
Очень хотелось пить и Ани чувствовала легкую утомленность физически, так как она вернулась из Чикаго разбитая, с неутешительными прогнозами по поводу поисков Войцеховского. А поехала она туда еще не придя в норму после тяжелой болезни. Тяжелая голова, от повышенного артериального давления усугубилась четырехчасовым напряжением в стремлении запомнить больше информации выступающих и ей казалось, что снять свои проблемы она сможет только хорошей дозой выпитого шампанского. Они с удовольствием угостились и Тернер- старший с боку с улыбкой наблюдал, как она с жадностью опрокинула в себя целый бокал, как стакан газированной воды. Второй бокал она пила уже не торопясь и взгляд её встретился с взглядом Идена Тернера, который у входа разговаривал с пожилым, очень полного телосложения джентльменом и одновременно глазами искал коляску с отцом и Ани, найдя их в общей массе гостей, он одобрительно кивнул ей и уже больше расслабившись, полностью отдал все свое внимание собеседнику.
Что бы не возникало неловких пауз, Тернер-старший  задавал ей вопросы о работе, но ей хотелось с ним разговаривать, потому что чувствовалась искренняя заинтересованность Тернера-старшего в её деловой жизни, а может и в личной, но границы светского такта не позволяли переходить определенные границы. Но……Тернер-старший, оказывается знал о том, что её Войцеховский таинственным образом исчез во время перелета из Чикаго в Южную Калифорнию и его это просто беспокоило.
Когда к ним присоединился Тернер-младший, они уже стояли не одни. Персона Тернеров пользовалась в этих кругах особенным вниманием и после первых двух сыгранных оркестром произведений, к ним стали постоянно подходить новые джентльмены с очень веселыми, но умными лицами, которые изначально нравились Ани за свою интеллигентность. Да, врачи люди особого рода и в них чаще всего присутствует черта ненавязчивого высокого интеллекта и такого не грубого, как у многих акул большого бизнеса, с бьющими флюидами наглого эгоизма и бескомпромиссности, сквозящими в каждом мускуле лица, в каждой морщинке или уголках губ. У этой публики такого не пробивало, ей становилось комфортно.
Всех живо интересовала персона Анны фон Махель, а еще и притом, что женщин здесь практически не было или их количество можно было сосчитать пальцами двух рук и все, как это не было печально. В те годы еще – это больше была профессия мужская. Но очень быстро и главное, как то так основательно, Ани стала понимать, что она здесь присутствует и воспринимается всеми как женщина Идена Тернера, а уже в какой роли, каждый воспринимал по своему, в роли невесты, любовницы, ученицы – любовницы или невесты? А произнесенная мельком, почти неуловимая в разговоре фраза самого Тернера-старшего: « Простите старика, но мне так радостно видеть вас вместе с Иденом», ввела её в легкий ступор, а даже возразить она не успела, так как эта фраза так незаметно вплетена была в общий узор разговора о работе, о войне, в которую были втянуты и Соединенные штаты, только не на своей территории. И самым не постижимым образом, большинство присутствующих в ресторане – врачи, научные работники, выбирали основной темой своего разговора войну в Европе, то ли из-за желания расслабиться после прослушанных докладов, испытывая как и Ани стремление как можно больше вместить в себя информации, делая попытки переключиться, то ли это действительно настолько владело их чувствами и мыслями в эти годы, Ани спрашивала себя и не знала ответа, так как её война, развернувшаяся на Европейском континенте интересовала только с той стороны, что там осталась её тетушка, дом, Ангел и друзья со своими детьми. А еще ей в данный момент, почему то четко вспоминался её второй в жизни бал, в России, во дворце Юсуповых. И конечно, же, ничто не сможет сравниться с той роскошью, которую она познала, пребывая там с Серафимой Гричич. Но обстановка была идентичная, и вероятно, поэтому, её стали посещать эти воспоминания. Мелькнула мысль, а почему бы не рассказать о том случае Тернеру- старшему? Ему будет интересно. Её желание было перебито более сильными чувствами, вспыхнувшими как жар, прокатившийся по телу, от бесцеремонного поведения Тернера-младшего, опрокинувшего её мысли и эмоции в бездну смятения, растерянности и возмущения. И для неё это явилось неожиданностью. Как только она  начала свой рассказ Тернеру-старшему и двум очень доброжелательным джентльменам, у которых просто доброта отражалась в каждой черточке лица и поэтому Ане стало очень сразу легко в их присутствии, подошел Тернер-младший, неслышно, и она только с удивлением почувствовала его влажную ладонь, медленно, но уверенно даже не пробежавшаяся, а плавно спустившаяся по её оголенной руке от предплечья, до запястья и когда она повернулась в его сторону с немым знаком вопроса, он очень осторожно, почти не касаясь, но сделал все таки жест обвить сзади её талию своей рукой. Это мгновенно расставило все точки на «и», так как ясно, что с   ученицами так себя не ведут. Замерев, она и не смогла вспомнить, о чем только что хотела рассказать и слегка отстранившись от Тернера-младшего, с возмущением посмотрела ему прямо в лицо, желая дать понять, что это лишнее, но и показывать это явственно она не могла в присутствии окружавших их джентльменов. Покинуть всех своим присутствием так же было не учтиво и единственный выход, который она нашла, это взять у мимо проходившего официанта третий бокал шампанского и сделать это самой, так как принято было брать предложенный бокал у сопровождавшего женщину мужчины. Тернер- старший усугубил ситуацию, и с этой поры, он для неё стал самой опасной и непредсказуемой инстанцией, с которой она когда-либо общалась, как только его уста произнесли эти слова во все услышание.
- Самой моей навязчивой мечтой на старости лет стала только одна- наконец то увидеть моего сына навсегда рядом с госпожой Ани фон Махель и еще подержать на руках их детей.
У Ани пузыри шампанского сильно ударили в нос и она стала хаотично искать носовой платок, которого у неё не было и ей его услужливо предложил Иден.
Придя в себя, она воинственно развернулась к Тернеру-старшему, намереваясь ему объяснить, что от него она меньше всего ожидала такого! Они не смели ни по человеческим, ни по каким меркам разговаривать при всех с ней так откровенно, а что ужаснее всего, что как бы её мнение здесь никого и не интересовало и вести себя настолько нагло! У неё в сердце кровоточила неутихающая рана потери Артура и незыблемая надежда о его возвращении, и её надежду так вот открыто попрали ногами и втоптали в грязь. Но тут же она почувствовала, как уверенно её взял за локоть Иден Тернер и потянул за собой. Отойдя, она услышала тираду долгих извинений за старческую выходку своего отца и намек на то, что данное место не было подходящим для выяснения внутренних проблем каждого из присутствующих и она находила в этом здравый смысл, но и давать право так бесцеремонно вмешиваться в её личное пространство, ей казалось не правильным.
- Иден, я прошу вас, пожалуйста, не создавайте для меня дополнительных проблем, я всего лишь слабая женщина и я не знаю как мне сейчас жить с существующей проблемой, что делать, что думать, а вы, а вы…. – ей даже сильно захотелось его оскорбить, но она вовремя закусила губу.
- Ани, что я….моей вины нет в том, что пропал граф Войцеховский и я готов еще ждать сколько угодно, но…..пусть уже придет тот момент, когда вы станете думать: «Сколько можно мне еще страдать, разрешать неожиданно возникающие проблемы и вы знаете о чем я говорю, не пора ли уже начать просто жить и наслаждаться жизнью, притом, Ани, если вы захотите вернуться на Родину, я куплю большой красивый дом, где пожелаете, и буду с вами где угодно. Меня здесь ничто сильно не привязывает и не держит, только вы. Ну какая разница, где лечить людей? Я продам клинику….
Ани от бьющих в нос, как атакующий фейерверк вырывающихся наружу вспышек, пузырьков шампанского, одной рукой прикрыла нос, другой поспешно замахала перед лицом Идена.
- О……стоп, стоп, Иден, мы так не договаривались! Вы понимаете, что Артур вернется, ну как же вы так, его уже похоронили! Ну как же так можно с чувствами людей!?
Тернер постарался исправить положение, потому что все реально было слишком жестко, поспешно и несвоевременно.- Все, закрыли тему, вы правы, мы так бестактны, Ани, простите меня, хорошо?
- Бог простит  - услышал он рядом громкий, жесткий мужской голос и они с Аней обернувшись, застыли от изумления.
   С бородой двухнедельной давности, в совершенно вызывающем, неопрятном виде, в непонятного фасона и стиля и даже с какого материала, штатах и мягких кожаных сапогах, с небрежно накинутой войлочной курткой на грязную, с глубоким вырезом на груди рубахой, перед ними стоял Войцеховский.
У Ани произошла последняя, очень мощная атака пузырей шампанского в нос и при этом ею резко завладела глубокая икота и глотнув в себя жадным глотком всеми легкими воздух, она выпустила его наружу в виде громкой икоты. Только медленно выдохнув при этом одно слово –Артур!
Его горящие не здоровым светом и без того черные и большие как у дьявола глаза с орлиным размахом черных красивых бровей над ними, выдали им сейчас Войцеховского, как реально возникшего черта из преисподней, да еще в таком одеянии! И главное, все присутствующие гости отеля  это увидели и словно весь зал замер, развернувшись в его сторону и только впереди оркестр, ничего не видящий, продолжал играть пронзительно и уже весело, завлекая на танцы.
Артур совершенно не имел желания объясняться, а тем более являться объектом столь пристального внимания. Все что он делал, он делал быстро. Быстро подошел вплотную к Ани, быстро взял её за руку и с силой потянул за собой, а шел он так решительно и торопливо, что с бокалом в руке, она семенила за ним в узких  туфлях на каблучках и совершенно позабыла одеться. Но он подумал.
- Где твоё пальто? – спросил, и Ани, чуть- чуть опомнившись за время беготни по залу ресторана, быстро направилась к гардеробу и там же отдала пустой бокал камердинеру. Они вышли на сырой  вечерний воздух, где их ждал автомобиль без Джо, потому что Артур сам его вел. А Ани уже в автомобиле второй раз, непроизвольно втянула в себя глубоко воздух и на этот раз разразилась таким обилием слов, что пытаться вставить там свое, у Войцеховского просто не было шансов.
- Артур! Где ты был! Ты не представляешь, что мы все здесь пережили! Ты в какой то странной одежде и если ты мне сейчас скажешь, что ты уезжал в командировку, я просто….я просто….- и она растопырила пальцы рук, которые била мелкая дрожь и подтянула их к своему лицу – я убью тебя, не знаю как, но я это сделаю! Где ты был?! С тобой как на вулкане, или как на войне, не знаю….не важно…эти стрессы. Эти твои исчезновения! Когда это кончиться?
Войцеховский повернул на секунду к ней лицо и хотел что-то сказать. Но только беззвучно что- то прошептал губами и с какой- то невероятной тоской в глазах, окинул её взглядом. Вероятно, решив, что в вечернее время, за рулем автомобиля ему не удастся поведать все свои злоключения, а может он понял, что Ани необходимо растратить все свои эмоции, чтобы стать способной услышать его оправдания своего отсутствия.
Эмоции на самом деле захлестывали её с такой силой, что от них стало жарко и густой румянец разлился по щекам, но руками она совершала все время непонятные движения, помогая эмоциям. Ей самой казалось, что её разорвет сейчас некая внутренняя сила от того шквала внутреннего давления возмущения и дикой, просто эйфорической радости, которые поднялись со дна человеческой сущности и ударили этим сумасшедшим потоком в голову, но в них вплеталась злость, яростная, необузданная на того, кто способен был так выкручивать её спокойную, подчиненную своим целям жизнь.
- Артур! Где ты был я тебя спрашиваю! – и когда она дождалась от него ответа, её просто прибило к дверце автомобиля и после жгучего, клокотавшего вулкана, вырвавшихся наружу эмоций, их подавили студеной водой, окатив с ног до головы.
Войцеховский спокойно проговорил – Вечеринки с Тернером единственный способ освободиться от переживаний……
Её словно каким- то барьером сразу отгородило от Артура и вжавшись сбоку в двери автомобиля, она с изумлением и недоверием смотрела на его точенный хищный профиль и от обиды не знала куда деться, но так до нетерпения захотелось выпрыгнуть из этого автомобиля, а в другую секунду, ей с большой силой, на которую она только была способна, захотелось ударить его, чтобы выбросить вон из себя этот пожирающий огонь жгучей обиды. И вместо этого безудержного приступа с желанием просто пуститься в драку, она глубоко вздохнула, но вздоху помешала очередная порция икоты от шампанского и чувствуя, как получилось смешно и нелепо, она молча заплакала от досады.
Артуру стало не по себе. Не так хотел он вернуться домой. После всего пережитого, он мобилизовав все свои силы, мчался домой так, как никогда! Первый раз в жизни ему было совершенно безразлично, как он выглядит, как его воспринимают окружающие, смотрящие на него люди, он шокировал многих на вокзале, когда покупал билет и он до смерти перепугал Бетси, когда появился на пороге их дома. Голодный и грязный, с сильнейшей тяжестью в ногах, уставший и радостный, с горящими глазами, он молча прошел в гостиную и выпил сразу из кофейника весь холодный кофе, стоявший на подносе и просто упал в кресло.
Между ним и изумленной Бетси возникла бессловесная пауза, а у него глаза просто закрывались от полученного от камина тепла, от команды, которую решительно дал телу изнуренный организм – «что все, цель достигнута, ты дома и отдохни!» Но цель до конца достигнута еще не была.
- Бетси, это я, я жив… – с закрытыми глазами, казалось уже в полусне проговорил он – Джизи здорова?
Бетси мелкими шагами и очень осторожно прошла за ним в гостиную, издали рассматривая его странное одеяние и на вопрос только кивнула головой, вовремя не подобрав слов.
Войцеховский энергетически почувствовал добрый посыл от неё и еще глубже стал проваливаться в сон, но уже медленно растягивая слова, как бы сам с трудом выстраивал логическую цепочку в них, произнес последний вымученный у сна вопрос – Где хозяйка наша?
Конечно же, Бетси сказала все как есть, но она же не успела рассказать, сколько беды прошло через их дом, как только они получили известие о том, что он пропал.
Просто выцарапав себя большим усилием воли и сил из кресла , Войцеховский подобрал брошенную на стул войлочную куртку и быстро вышел из дома. Бетси ничего не успела осмыслить, только припала к стеклу дверного проема и видела, как хозяин  ходил по двору, отыскал Джо, попросил выкатить автомобиль, но за руль сел сам, так как  негру скоро требовалось отправляться на другом автомобиле за Билли в Нью-Джерси и уехал. Она стала с натугой осмысливать причину его быстрого исчезновения и радость от его неожиданного появления, сменилась легкой  озабоченностью – «Не сказала ли я чего ненужного?»
Завернув на менее оживленную улицу, он сбавил скорость автомобиля. – Ани, родная моя, не так я все себе представлял……прости, я так рвался домой, ты же видишь во что я одет, я хотел поскорее обнять тебя, Джизи, я думал как тебе тяжело получить известие о моем исчезновении и что…….я нахожу тебя снова в компании Тернера?- в его голосе было явное недовольство.
Она отвернулась от него совсем и после отхлынувших от сердца эмоций, её заполнила опустошенность и сразу навалилась слабость. Ей вдруг подумалось – Всегда прав Тернер, жить нужно не сердцем, а только здравым смыслом и рациональностью. О... Господи! И Артур всегда твердил об этом,  Святая Мария, это всегда так будет в мире мужчин? Смогу ли я так? –
Войцеховский нашел её ладонь и крепко сжал её. Она посмотрела на него с немым вопросом. Это был её Войцеховский, её родной и близкий человек, а сейчас ей казалось, что она его не знает совсем. И что там дальше? Сейчас даже предсказать было трудно. Что- то изменилось в нем, в ней. Он будет по- прежнему упрекать её в том, что она вместе с Тернером пошла на бал, в качестве отдыха от всех переживаний и вечной тревоги, которую она ежедневно, и ежеминутно вынашивала в своем сердце. Или же он вернулся любящим, желанным, осознавшим то, насколько важна для человека семья и что только это самое главное в жизни?
Его черные, цвета вороньего крыла волосы, были зачесаны назад и собраны в узел и на мгновение ей показалось, что он постарел, из-за отросшей небольшой бороды, она не видела складок его губ, по ним она бы поняла, что он испытывал в данный момент, но глаза были серьезные и она не понимала, как можно так встречаться при сложившихся обстоятельствах, у него не было в глазах ни чувства вины перед ней, ни чувства сожаления.
Подумав, она решила быть здравомыслящей и не позволить ни обиде, ни слабости полностью завладеть её эмоциями, а откровенно и как можно спокойнее обо всем ему сказать.
- Меня уговорил поехать на международный конгресс врачей Тернер. Да. Тернер. Ты измучил меня. Артур. Я уже скоро начну тебя бояться. И даже не тебя, а то, что от тебя получаю. С огромным трудом я пережила твою измену, но пережила ли еще, не знаю, ты потом пропал и все перевернулось. Я просто забыла на это время обо всем. Мы наняли сыщика, он каждый день старается мне телеграфировать или звонит, я , я наверное единственная, кто надеялся, что ты жив! Я не представляю жизни без тебя, а ты возникаешь, без объяснений и сразу с претензиями! Ты считаешь, у тебя есть на это право?
К её удивлению, Артур слушал внимательно, не пытаясь перебить, оправдаться и в конце отрицательно покачал головой, согласившись с тем, что право осуждать её у него не было. Но он молчал и это было не понятно. Да, ей почудилось в какое- то мгновение, что он - то сильно измучен, то ли физической болью, то ли усталостью, но мог бы тогда просто попытаться объяснить, а он не хотел.
На крыльце дома, их встретили Бетси, Том и только что вернувшийся из школы Билли, собравшиеся вместе, и тогда только Войцеховский по- настоящему широко и добродушно улыбнулся. Он потрепал Билли по плечу, обнял его как отец и Бетси в чувствах прослезилась. Тому и Джо он пожал протянутые ему на встречу огромные, натруженные в прошлом тяжелой работой ладони. – Я искренне рад всем вам – произнес он – все объясню, потом, мне очень нужен отдых. Я высплюсь… и мы отпразднуем мое возвращение. Их идеальные белые зубы как два светляка летающие в темноте, прорезанной струёй света из приоткрытой двери в дом, мелькали белыми пятнами. Все зашли за ним следом, но он медленно и устало стал сразу подыматься по лестнице, на мгновение только обернувшись, что бы найти глазами Ани и Бетси.
 - Бетси, милая, можно я попрошу тебя в этот поздний час приготовить мне ванну?
Бетси поспешила подняться за ними с готовностью выполнить просьбу. А Артур с Ани вошли в свою комнату и она услышала глубокий, тяжелый вздох Артура и её тот час накрыл снова шквал бурных переживаний. Этот вздох объяснил ей его сдержанность и дал понять, насколько все его силы до сих пор были мобилизованы и вот, переступив порог родного дома, только теперь сумел разрешить себе отпустить эмоции и расслабиться. Он скинул с плеч груз, но такие глубокие грудные звуки сказали о том, насколько он был тяжелым. Она ласково и неуверенно, что это сейчас так важно, спросила – Артур, что с тобой было?
Он усмехнулся. – Расскажу Ани, дай отойти. Я такое пережил………Джизи спит уже?
- Наверное….должна.
- Ани…- тихо попросил он – Если я засну в ванне, вы меня не трогайте.
- Как? – возразила она. И осеклась. Артур торопился снять с себя грязное белье и она увидела яркие, глубокие, бордовые шрамы у него на груди и застыла в  недоумении.
Привыкнув за эти две недели выхода из лагеря в цивилизацию, Артур и не придавал значения своим шрамам. Ани с широко открытыми глазами смотрела на эти зарубцевавшиеся линии и ужас от понимания того, что за это время происходило с её Артуром, все больше отражался на её лице. – Артур!? – выдохнула она и на слабых ногах шагнула к нему, сделав попытку  пальцами дотронуться до этих ран и словно не веря глазам, что они настоящие, убедиться в этом. – Это как?
Войцеховский не сдержался и схватил её в охапку. Её губы закрыл глубокий настойчивый поцелуй, но она с такой же силой прильнула к нему, позволив себе отдаться силе порыва, ведь она только и грезила об этой минуте, дотронуться до него, вдохнуть запах его волос, заглянуть ему в глаза, главное - что бы только живой. Её Артур вернулся. Её стал покорять этот вихрь, который всегда присутствовал в их близости, сильнейшего притяжения и сладострастной власти его мужской необузданной силы. Только рядом с ухом она услышала его слова – Ани. прости. Я до ванны не дотяну……
Утром она уже кричала и злилась на него, даже бросив подушку в гневе. Проснулись они слишком поздно и она  жадно прильнула к нему, испытывая неимоверную радость от  того, что все самое страшное осталось в прошлом. Выбритый, красивый и оживленный, он как повествование чужой истории, с долей сарказма рассказал ей о том, что с ним произошло. Она уткнувшись ему в плечо, втягивала снова и снова запах его кожи и ей было мало, её рука ласкала неустанно его шрамы на груди и в горле стояло застрявшее чувство жалости к тем индейцам, которые не захотели покинуть свои горы и невероятная гордость за своего мужчину, который так мужественно все перенес, а теперь без эмоций, способен рассказывать о своих злоключениях. Но когда Войцеховский  как вывод в конце произнес следующую фразу – Мне необходимо наверстывать так много упущенного- она сначала не поняла о чем речь и переспросила – Ты о чем?
Войцеховский спокойно и непринужденно добавил – Столько дел без меня натворили в компании! Похоронили и завели музыку по- своему, мне срочно нужно возникнуть и разобраться со всем, они давно собирались сменить направления в разработках и выпуске двигателей для водного транспорта, я отказывался, теперь я буду танцевать под их скрипку.
У Ани переклинило эмоции. Выскочив как шальная из- под одеяла, совершенно обнаженная, она быстро стала натягивать через ноги свою брошенную сорочку, торопясь покинуть их спальню, потому что чувствовала, что точно отвесит своему Артуру жестокую оплеуху.
 Не успела. Её из её сорочки чуть ли не вытряхнули назад и его сильные руки моментально ставили преграду перед её неуспешными попытками отхлестать его руками. Как она не старалась, он легко и непроизвольно выстраивал блок и ей даже не удавалось дотронуться до него.
- Ненавижу - сквозь зубы пропустила она и обессилев от неудачных боевых движений, развернулась что бы убежать, но её схватили за талию и просто бросили назад в постель. Барахтаясь как перевернутый жук на подоконнике, она уступила неистовому желанию Артура здесь и сейчас, при этом в изумлении обнаруживая некое звериное, шальное новое чувство способное родиться в её теле в таком необычном переплетении ярости на своего насильника и невероятной радости от возможности очутиться в его жарких объятьях. У неё только очень быстро мелькнула мысль – Я становлюсь не нормальной женщиной – и она со всеми своими эмоциями сдавила руками его предплечья, стараясь хоть так проявить остатки своей ярости.
130.
Тернер не дождался её второго дня международного конгресса в отеле «Артхауз». После выходки Войцеховского, она не нашла в себе желания появиться у всех на глазах и они устроили большой семейный обед по случаю возвращения его домой. Билли был настолько рад и Бетси давно не видела его таким улыбающимся.  Тренированное тело Артура и его само дисциплинированный характер вызывал у Билли чувство глубокого почтения. И именно в тот момент, когда своих моральных сил так не хватало мальчишке противостоять тому отрицанию в обществе, которое было направлено на всех людей с темной кожей и он устал получать практически от каждого обучающегося в «Pedi scooll» колкие придирки, заносчивые усмешки, принижение и несправедливость и оказался в полном одиночестве, потому что мать помочь ничем не могла, кроме глубоких вздохов, а сама хозяйка ходила по дому как тень бескровная и поникшая, и эта домашняя обстановка добавляла в его жизнь безнадежности. Но с появлением в доме хозяина, сильного и уверенного, который своим отношением к нему поддерживал в нем еще маленький лучик чувства собственного достоинства и пусть слабой, но веры в свои силы, ум и способности, которые принижали остальные, за пределами его дома. Войцеховский всегда относился к нему как к взрослеющему мужчине, хвалил, учил драться и воспитывал выносливость моральную и физическую. Том и Джо уже в силу возраста не сумели изменить своего мышления и продолжали вести себя только как слуги, привычно считая себя людьми второго сорта и навязывали Билли свою психологию. Приезжая, Войцеховский общался с ним только как с равным, братом, другом, только младшего возраста, и Билли взращивал в себе, а Артур помогал в этом, чувство полноценного, равного белым человека, притом сильного, грамотного и уверенного в себе.
Том и Джо и их жен и детей, позвали всех на обед. Потратились на вкусности для детей, Артур не спускал Джизи с рук и только когда ему нужно было освободить руки, что бы что-нибудь сделать, он отдавал её в руки Билли.
Ани отсела от стола в кресло-качалку, ибо смотреть на еду, соблазняясь её аппетитностью, а потом думать, как избавиться от тяжести в животе, ей не хотелось. Артур по второму кругу рассказывал всем про свои злоключения и Том  с Джо только ухали и качали головами из стороны в сторону, а она со стороны смотрела на их раскрасневшиеся лица от выпитого коньяка и виски, встречалась с горящими глазами Артура, поглядывающего в её сторону и впервые за многие последние месяцы в сердце её пришёл долгожданный покой и расслабление, потому что нервы её были натянуты как тетива лука.
На следующее утро, они снова разошлись все, как солдаты по своим боевым постам. Войцеховский отбыл в Чикаго. Билли в школу. Бетси надела клеточный передник и скрылась на кухне, пришла рано утром нянька для Джизи, которой дали на день выходной и Ани уехала в клинику.
Тернер был не в духе и встретилась она с ним только к обеду. Его плохое настроение не было связано ни с чем, у него, как и у каждого человека подступали минуты усталости от работы, однообразия житейской рутины, пасмурность и прохлада столичной погоды в зимнее время и возможно, крушение очередной надежды, связанной с возвращением Войцеховского. Но с Ани он был аккуратно вежлив и учтив.
Им предстояло после обеда провести операцию на легких и практически единственное замечание, не связанное с работой, он высказал ей в коридоре клиники, когда они шли в операционную.
- Ани, мы с вами коллеги и наша профессия подразумевает повышенную открытость даже в самых интимных вопросах. Надеюсь, вы прекрасно помните заповедь, которую вы не можете нарушать – вам нельзя больше рожать, для вас это смертельно и вы очень остаетесь осторожны!? – он шел и не смотрел на неё, но к её щекам прилила кровь. Каким чувством, немыслимо, но он почувствовал её внезапно возникшую тревожность и даже нервозность и резко остановился. Впервые за все время их общения, она увидела такие холодные осколки в его глазах! Как школьница, она не выдержала его взгляда и потупилась в пол, на самом деле желая провалиться еще ниже, и стыд и испуг овладел её разумом. И голос у него стал стальным, словно режущим по металлу – Как можно быть врачом, предупреждать и предохранять пациентов от тотальных последствий и самой оставаться столь беспечной! Молите Бога, Ани, чтобы воскресение вашего драгоценного Артура не принесло вам очередное горе!
- и он на одной ноге резко развернулся и быстро ушел от неё вперед, оставляя её без надежды, слегка униженную и обескураженную. И унижение пришло не от того, что он слишком откровенно и жестко с ней начал общаться, а от того, что она, взрослая женщина имеющая образование и не просто образование, а диплом медика и работающая врачом, по специфики своей профессии должная   с большей продуманностью подходить к вопросам сексуальных отношений и деторождения, в некоторые моменты своей жизни допускала крайнюю беспечность, просто не простительную для врача. Тернер смотрел в самую глубину, а она и без того рядом с ним всегда ощущала свою неуверенность в этой профессии, а когда  так глупо распоряжаешься своей собственной жизнью, то и совсем подкатывало чувство потерянности в этом водовороте. А водоворот,  казалось, не иссякал, а еще только раскручивался. Артур, как мощнейшая, парализующая вспышка света возник из неоткуда и в некуда исчез. И только в этот момент она как -то сама себе это отметила. Еще утром, когда он выпустил её из своих крепких рук и полностью переключился на работу, целый час звонив по телефону, а потом сообщив, что срочно уезжает, её эта мысль не посещала. Она смиренно отпустила его снова в Чикаго, а потом, видимо, он переберется в Калифорнию и сама перенесла все свои мысли на работу, не ощущая комфорта от очередной разлуки, но после пережитого, радуясь хотя бы тому, что Артур жив и это реально. А ведь, на самом деле, этот несносный Войцеховский, как всегда, делал только то, что хотел, не задумываясь как все это воспринимают окружающие его люди. Всегда это было похоже на сюжет косаря. «Выросла трава, пришел косарь, покосил и исчез, а она голая и такая беззащитная, снова ищет в себе силы, чтобы тянуться к солнцу» И ей трудно и стыдно, но и без него она не может. И тут же на смену стыду, появилось чувство злости на Артура. « О моя дева, Мария! Она же даже не подумала, что нужно хоть как то предохранить  себя от нежелательной беременности, потому что слово нежелательная, это всего лишь некрасивое слово, в который невозможно вместить тот смысл, который подходил её ситуации! Для неё очередная беременность будет губительной!»
Она сразу же забыла куда они шли. Настолько неожиданно ярко и сильно её взяли в плен эти мысли. Она почему то даже не сомневалась, что возникновение Войцеховского, обернется новой беременностью и для неё повиснет новая проблема, которую трудно решить : «Что делать с этой беременностью. Рожать нельзя, после сложнейших предыдущих родов, закончившихся операцией, но Тернер предупреждал, что беременность сама по себе будет для неё губительной, даже при её прерывании. Ей очень опасно делать аборт! И она, навсегда, если пройдет все после аборта благополучно. Будет испытывать чувство вины перед Девой Марией, за нарушение всех праведных и не праведных канонов женского предназначения. Сама она еще ни одной женщине не провела аборта и никогда не думала, что окажется в этой ситуации. А Войцеховскому что!? У него бизнес не ладиться, он терпит убытки. Он скосил траву и исчез и снова неопределенность, когда они будут вместе и что преподнесут ей последующие дни?
В операционной послышались торопливые шаги. Она вспомнила, что Тернер её там ждет и не успев настроиться на нужную волну, услышала его недовольный окрик – Ани, сейчас важнее пациента ничего нет!
131.
Семья Миррано собралась за своим большим овальным столом в гостиной, но только не за традиционным чаепитием. Только из боковой комнаты доносился смех девчонок. Их, по-малолетству, за стол еще не приглашали.  Они из любопытства выглядывали в гостиную, и даже иногда подбегали к деду, отцу Хелен, показывая свои новые игрушки, но чувствуя какое- то слишком напряженное состояние взрослых, интуитивно попадая в дискомфортную ситуацию, убегали в детскую комнату назад.
Напряжение было сильнейшим. Явился негласный глава, как серый кардинал, всей их семьи, отец Хелен и Миррано, с всклоченными волосами, подпирал лоб своей рукой, сидел в подавленном состоянии и Хелен не на шутку имела слегка испуганный вид, холенная и ухоженная, словно и не имевшая большую семью и четверых детей, в костюме новейшего кроя их заграничных журналов, не смотря, что страна воевала и стояла на пороге полнейшей разрухи. Вся семья решала, что им дальше делать и где дальше жить.
   Этот последний год они ни в чем не нуждались. Гельмут с Авдеем, своим давнишним напарником по интереснейшим делам, расширили новый источник неиссякаемого дохода и цыган, работал уже секретарем у Гельмута. Они даже платили налоги, но дело было не в этом. Открывшийся дар у Гельмута находить людей и указывать их место расположение, стал нечаянным проклятием для всех. Измученные и уставшие от плохих известий с фронта люди, огромным потоком шли за помощью, за надеждой к квартире, которую арендовал Авдей и их количество не уменьшалось, а только увеличивалось. Гельмут практически никогда не ошибался и за последний год внешне сильно изменился. Их схожесть с Михаэлем исчезла самым невероятным образом. Нет. У них был один и тот же цвет глаз, форма носа, лица, губ, цвет волос, но это уже были не близнецы. И если Михаэль еще был подростком, то Гельмут выглядел как зрелый мужчина, только худенького телосложения и совершенно не имевший морщин на лице. С ним Миррано уже давно перестал общаться как с ребенком и своим сыном. Он давно перестал задавать ему постоянно ранее присутствующий вопрос - Где пропадал? И сделал ли тот уроки? И акцент авторитета в их семье сместился совершенно в другую сторону. Негласным авторитетом их семьи стал Гельмут, серым кардиналом был отец Хелен, а Миррано так, привычной мебелью в квартире.
Но все случилось непредсказуемо, даже для ясновидения Гельмута. Его с Авдеем, пригласили во дворец к Карлу 4, вступившему два месяца назад на престол Венгерского и Чешского королевства. Слух о ясновидящем дошел до дворца и новому королю, так неуверенно сидевшему на своем троне, хотелось удостовериться в правильно принятом решении возглавить не только престол, но и принять на себя командование войсками, воевавшими против Российской империи и Франции. Гельмут, никогда не вникавший в политику и не читавший газет, мало отдавал себе отчет, куда его приглашают, а вот Авдей, поначалу, струсил, так как цыгане были не в чести не только у полиции, но и у простых горожан, не говоря уже о том месте, куда их позвали. Он мотал головой и энергично размахивал руками перед двумя полицейскими, совершенно спокойно воспринимавшими его импульсивную реакцию и с большим интересом рассматривали подростка, не доверяя до конца тем слухам, которые распространялись о нем по столице. За все годы, проведенные в близком знакомстве с Гельмутом, Авдей изменился до неузнаваемости и делал это сознательно. Они извлекали выгоду из способностей Гельмута и ребенок не мог вызывать к себе изначально почтительного отношения и уважения, для этого, Авдей стал рядится в самые дорогие костюмы и рубахи из шелка, очень коротко стричься и носить аккуратненькую интеллигентную бородку, в душе, все-таки осознавая, что черные цыганские глаза выдавали его в любом случае, но это было Венгерское королевство, где румыны были теми же самыми цыганами, мадьяры и хорваты напоминали итальянцев, а цыгане походили на грузин и турков. Гельмут совсем не задумывался бы о той важности в случившемся моменте, если бы не повышенная возбужденность Авдея и его рьяное сопротивление этому предложению. Он четко обозначил цену за свою услугу и предупредил о том, что деньги берет вперед всегда. И когда, чуть растерявшиеся полицейские, молча и медленно протянули ему названную сумму, согласился пойти с ними, так и не понимая, почему его постоянный спутник сильно нервничает по этому поводу.
Внутренне напряжение пришло, когда они оказались в резиденции венгерских королей, называемую Будайским замком. До этого момента, он видел его только через кованную ограду, не задаваясь вопросами, как  это жить в столь огромном и живописном дворце. Ему было и дома хорошо и потом в этом месте всегда было самое большое скопление полицейских и охранников и они с  Авдеем мало предпочитали торговать здесь презервативами, когда еще это у них хорошо получалось.
Та роскошь, в которой они очутились, практически парализовала мысли Гельмута и с еще наивной непосредственностью, он стал подходить к привлекавшим его предметам и трогать их руками, а Авдей, как собачка на привязи, с вжатой в плечи головой, хватался за сердце каждый раз, как только Гельмут хотел на ощупь изучить привлекшие его взгляд творения искусства и больше всего его манили золотого цвета статуи, пепельницы на письменных столах или же подоконниках, картины, в большинстве военных баталий и шикарные, инкрустированные золотистой каймовой вазы напольные и настольные.
Долго им ублажать своё любопытство никто не дал. Тихо из одной из дверей, одной из комнат, вышел темноволосый не молодой человек в рубашке, без верхней одежды, но в военных голубых штанах и отполированных до зеркальных бликов сапогах из самой лучшей выделки телячьей кожи. Он не стал ни предлагать своим посетителям ни угощения, ни выпивки, а его внимательные голубо-зеленые глаза сверлили их неподдельным интересом и Гельмут так же переключил все свое внимание на вошедшего, бросив изучать окружающее пространство. Вошедший человек вызвал в нем чувство симпатии, так как взгляд его был прямой и открытый, за годы свои торговли запрещенным товаром, он научился читать по лицам нужды и пристрастия людей, и возможно, накопившийся опыт перерос в то, что ему сейчас позволяло видеть и чувствовать более глубоко и тонко, чем другим? Им только предложили сесть и сесть в кресла напротив, этого мужчины в одной рубахе, с  наглухо с застегнутыми пуговицами и  больше в комнате не стало никого, кроме их троих.
- Ты знаешь меня, молодой человек? - спокойно спросил их тот, ради которого их привели сюда.
Гельмут отрицательно покачал головой.
- А ты можешь мне сказать, хотя бы чем я занимаюсь? – уже с широкой улыбкой поинтересовался незнакомец.
- Вы хотите что-то узнать у меня? – совершенно не смущаясь и очень деловито, как привык, задал ему вопрос Гельмут, потому что знал на практике, что людям чаще всего очень трудно высказать свою истинную причину обращения к нему и время тянулось, отнимая силы у Гельмута впустую и он уже это хорошо изучил и приспособился сам избегать этого. Но, Авдею показалось такое поведение в этом дворце неуместным и он еще больше занервничал. Но, вот, как раз таки он меньше всего интересовал незнакомца.
- Ты не ответишь на мой вопрос? – мягко повторил вопрошавший, но сам себе словно опомнившись, тут же задал второй вопрос. – Как твоё имя, молодой человек?
Авдей смотрел то на одного, то на другого и медлительность в ответах Гельмута его выводила из себя, но свой цыганский темперамент он сейчас взял в свои руки с такой силой, что даже казалось, слышал как на голове шевелятся волосы. Он то хорошо понял, с кем они сейчас разговаривают!
А Гельмут совершенно просто, без тени волнения ответил – Гельмут. Вы что- то хотите от меня? Мне нужен конкретный вопрос, тогда я конкретно отвечаю.
Карл 4, а это был именно он, расслабился и спиной откинулся глубже в кресло, чувствуя, что тон разговора ему задавать сейчас не придется, так как он разговаривал с ребенком и его реакция была непосредственной и ему так больше импонировало это.
- Ты правда можешь пронзать пространство и предсказывать будущее?
- Нет - кратко ответил Гельмут, чем вызвал легкое недоумение не только у Авдея, но и у сидевшего напротив них.
- Это как нет? – растерялся Карл 4. – Твоя популярность а городе превзошла мою, я бы сказал, поэтому я тебя и пригласил к себе, а ты отрицаешь!?
Гельмут почему -то слегка отвел свой взгляд от его лица и посмотрел на падающий из-за густых штор свет полуденного солнца, которое уже приглашало весну, после вялой зимы и веселило глаз.
- Вы любите зашторенные окна, это плохо, они подавляют настроение и ухудшают самочувствие.
И двое с широко открытыми глазами, один напротив, а другой сбоку, стали еще с большей силой сверлить его взглядом.
- А у меня что- то неладное с самочувствием? – спросил Карл 4.
- Вы все время испытываете страхи – четко отчеканил Гельмут.
- А еще что? И почему так?
- Потому что вы на интуитивном уровне чувствуете, что не свое место заняли. А еще и потому, что скоро его потеряете и тоже ваше сердце это вам подсказывает.
Карл 4 непроизвольно убрал улыбку с лица и его узкие усики стали подергиваться. Но не понятно было, насколько глубоко затронул его ответ мальчика.
- Так а ты знаешь кто я?- все же снова стал допытываться тот.
- Я не знаю – ответил Гельмут. – У вас большая власть и вы её очень давно и сильно хотели, но считали, что не получиться. То есть эта власть досталась вам случайно, не вы в очереди стояли за ней, так произошло. Ваша мечта сбылась.
- Так - протянул Карл 4. – И что? Почему же я испытываю неуверенность, это не так, я же не с оружием в руках добыл её, она моя по праву.
Гельмут утвердительно качнул головой, но его кивок, почему- то не согласовался с его словами, которые он стал произносить.
- Вы тонко все чувствуете, есть такие люди. Вас изгонят из дворца. Из этого дворца. Вы совсем уедете из своей страны. У вас так много врагов и так много разговоров. Так много разговоров, что те, кто так много говорит всегда и их много вокруг вас, они используют непредвиденные вами и даже пока еще ими, обстоятельства и вам придется уехать.
- Я умру?
- Нет, вы будете жить еще много лет, но очень неспокойно.
- Как это? А моя семья, они же будут со мной?
- Не все. Кто-то будет, кто-то еще умрет, кто-то тоже покинет этот дворец, но не поедет туда, куда вы. И всегда вокруг вас будет очень много разговоров, оружие, такие завешанные шторы, они как скрытость….я не знаю как сказать, как то, что нужно скрывать от людей и это всегда в вашем разуме и сердце.
- Я не достигну своих целей?
- Нет. Никогда.
Пальцы Карла 4 стали непроизвольно выстукивать только ему одному известный ритм по своей коленке и это выдавало его волнение. Все было сказано не так, как он себе представлял и совсем не то, что он желал услышать. Легкое смятение выразилось на его лице и сидящий рядом Авдей, словно копируя движения короля, стал проделывать тоже самое, но на самом деле, это получалось у него совершенно неосознанно и когда сидящий напротив король заметил это, получилось даже неловко перед ним, как насмешка и опомнившись, у Авдея сильно покраснело лицо и ему на самом деле стало страшно, он молил про себя Бога только об одном, что бы Гельмут сказал тому хоть что-нибудь приятное, иначе чем все это обернется и подумать было страшно!
- Что же такое произойдет здесь, во дворце, что я вынужден буду его покинуть? – немного подумав, снова спросил Карл 4.
И когда Авдей услышал рядом со своим ухом эти слова Гельмута – Смотрите мне прямо в глаза! – да еще сказанные таким жестким, чуть ли не командным голосом, он уже был готов пуститься бежать из этой комнаты, но слепой шок, сделал его совершенно растерянным, и самое интересное то, что это чувство боролось с сильным любопытством. Ведь его то взрослый мозг понимал, что пусть не прямым, но косвенным образом его жизнь, жизнь Гельмута и всех людей Венгерского королевства связана именно с этим человеком, который нервничал напротив них. Что же такое могло произойти, что недавно коронованный король, вынужден будет уехать из своего королевства?
Гельмут и Карл 4 прямо смотрели в глаза друг друга и Авдей уже знал из опыта, что в эти мгновения, Гельмут всегда становился намного старше своих лет и эта перемена так и не приучила Авдея относиться к жизни с большей духовностью, чем раньше, ибо по -прежнему, его интересовал лишь тот доход, который они получали эксплуатируя дар подростка. В их цыганском поселении хорошо гадать и предсказывать предстоящие события умела каждая вторая цыганка, но они вызывали у людей недоверие и даже неприязнь. А вот Гельмут, пусть даже и настолько молодой возрастом, сразу подчинил себе волю общающихся с ним и сумел как всегда поставить это на хорошо слаженный, бесперебойно работающий конвейер, особенно в эти трудные, военные годы. Он никого не обманывал, ни перед кем не хитрил, ему нравилось пользоваться своим даром, ему льстило видеть в глазах любого взрослого человека к себе почтение и восхищение, но еще больше ему нравилось всегда держать в руках денежные купюры и покупать все, что душе захочется, и именно в эти военные годы, когда люди нуждались в самом необходимом, он купался в излишествах. Он совершенно подчинил себе волю матери и перестал обращать внимание на занудство отца, что все это до добра не доведет и видеть его карие итальянские глаза с тревогой и всегда с примесью восхищения, так как ему доктору ну никак не понять было того механизма, как это все происходило у Гельмута в мозгу, а может в сердце, и выдавалось наружу готовыми картинками!?
- Главная причина всему- война. Вы плохой главнокомандующий. На самом деле вы не знаете своей армии, потому что никогда не считали это особенно важным для вас. Вы делаете не правильные выводы и плохо ориентируетесь на местности, не используя преимущества каждой из них. Шаблон – так всегда говорит мой отец, выученные маневры и тактика и ничего нового, нет глубины и новых решений. Вас учили, вы изучали опыт предков, но сами ничего нового придумать не можете, действуете шаблонно. Ум не живой, не независимый, не интуитивный. И армия будет проигрывать. Ваш угасающий авторитет в армии начнет уничтожать вашу уверенность в себе. Рядом с нами есть государство, там произойдут неожиданные для всех события, которые будут являться такими же неожиданными для всех обстоятельствами и эти обстоятельства станут причиной того, что находящиеся с вами рядом люди решат сделать все очень быстро и очень резко. Вы не справитесь с возникшими обстоятельствами.
Карл 4 так резко поднялся, что Авдей и даже Гельмут приготовились к тому, что их сейчас накроет волна самых негативных последствий. Но, ничего не произошло, только лишь то, что Карл стал нервно похаживать взад и вперед у своего затемненного шторами днем окна, заложив руки за спину. И очень даже спокойно повторил несколько раз сам себе, или Гельмуту, но вот эти слова – Что за обстоятельства, что это, и эти непонятные сны, мне и сны снятся странные, у меня почва уходит из под ног, стены вываливаются наружу. Что это за обстоятельства? Скажи мне подробнее, молодой человек…..- и он снова повис над сидящими в креслах, но сам уже не садился.
Но Гельмут пожал плечами. – Я не знаю как их назвать. Они повлияют не только на вас и ваш дворец. С этими обстоятельствами придется столкнуться всем странам, которые сейчас ведут войну.
- А если бы не было войны? Что? Все было бы по-другому?
- Нет. Война была бы и все.
- Ну хорошо, скажи тогда, откуда мне ждать самой главной угрозы, мне, моей семье?
Гельмут мучился. Нет, он ничего не боялся, но ему самому было совершенно не понятно то, он не находил этому ни слов, ни эмоций, тому, что он чувствовал и видел. Пожав в очередной раз плечами, он озадаченно произнес - Это и было всегда, но это и новое, я не знаю, как объяснить.  Ваше окружение хочет власти, так же, как и вы, а ваши действия, их заставляют больше боятся потерять то, что они имеют и народ, бедность усилится, усилится недовольство вами и те, что вас окружают, пойдут на уступки народу, потому что его слишком много и он обозлиться. Эти уступки им необходимо будет сделать, что- бы сохранить свою власть и деньги. Они применят хитрость, это не из-за любви к народу, просто так легче всем будет.
- Ты что намекаешь на революцию?
Гельмут расширил глаза и стал похож на своего отца, когда Хелен часто говорила ему вещи, которые вводили его в стопор и сейчас в нем  четко определялись черты итальянского генотипа. Но он не знал слово революция, потому что не любил историю и никогда не читал её. Эти вопросы нужно было задавать не ему, а Михаэлю, и он уже определенно осознал, что от Авдея становиться в этих делах совершенно мало толку и необходимо брать с собой брата, он хоть сможет быть переводчиком в некоторых его пробелах знаний. Только молчание было ответом Карлу 4 на вопрос. Не знал Гельмут что такое революция и так прямо спросить об этом Карла 4 постеснялся. Возникла неловкая пауза. Авдей ничего так сильно в жизни не хотел, как побыстрее убраться из этой роскоши и этих словесных пыток.
- Скажи – не получив ответа, продолжал Карл 4. – Ты можешь мне описать моего самого главного врага? Кто настолько сильно настроен против меня?
- Сейчас это не чувствуется. Никто пока про это не думает. Я не вижу четко лиц. А потом их будет так много, что я и описать все не смогу.
- Как быстро это все случиться?
Гельмут опять сконфузился и Карл 4 поправился – Скоро меня изгонят из дворца?
- Да. Два- три года.
- Сколько? -  чуть не взвизгнул король.
И Гельмут прикусил язык, не ожидая такого тонкого тембра голоса у мужчины.
Карл 4 еще немного походил взад вперед по своему кабинету и резко направился к выходу в боковую дверь. Но только он скрылся там, его место занял его адьютер, очень вежливо предложив Гельмуту с Авдеем пройти в дверь напротив. И когда они очутились за оградой дворца, Авдей устало прислонился к кованной решетке и как-то снисходительно в упор смотрел на Гельмута, пытающегося еще издалека рассматривать внутренний двор замка, что бы хоть что-то запомнить. – Сохрани нас Господь, от господского гнева и от Господской любви - проронил он странные слова, - У меня такое чувство, что я побывал на скотобойне, только очереди своей не дождался еще. Чтоб ты…….Гельмут, со своим языком и со своим даром! Я же чуть не обмочился, когда он завизжал. Научить врать, я тебя умоляю, надо же быть хитрым и очень умным!
А на следующий день, Миррано домой пришел на полусогнутых ногах. Его пригласили в правительственное здание и предупредили, что его, его сына и всю его семью не очень желают больше видеть в столице, если сын продолжит заниматься своими предсказаниями!
Миррано больше не кричал на Гельмута, но ему так было тяжело на душе и  за все последние месяцы он так устал в больнице, что все это читалось на его лице. Попугай даже неким шестым чувством уловил такое настроение хозяина и не топтался сегодня у него по плечу, а дисциплинированно сидел на своей рамке, подвешенной к потолку.
За столом второй раз в их жизни, в самые тяжелые минуты собрался семейный совет и после того, как Хелен все последние известия рассказала по телефону своему отцу, он счел своим долгом появиться в их квартире.
Михаэль, как всегда был ни при чем, но простое человеческое любопытство влекло его в центр семьи, чувствуя легкую обделенность вниманием всех, так как его абсолютно дисциплинированный характер не вызывал повышенного интереса к себе.
 - Гельмут, что ты наговорил вчера Карлу 4 ? – безликим тоном в голосе спросил Миррано.
- Отец -  ответил Гельмут – Я просто отвечал ему на вопросы и говорил то, что чувствовал. Его судьбу я видел смутно, он закрытый человек и противоречивый, с ним было очень трудно.
- Ты понимаешь, что ты наговорил ему что-то такое, из-за чего меня ясно предупредили о нехороших последствиях. Просто так ничего не бывает, ты уже стал взрослый и зашел туда, куда не следовало и сказал то, чего не следовало. Ты не должен больше использовать свои непонятные способности, иначе нам придется уехать из Будапешта.
 Хелен как-будто этого ждала. – Я давно говорю вам всем. Нужно уезжать в Америку, где Ани.
Миррано на самом деле до такой степени достало давнишнее занудство жены на эту тему, что его вялое поведение в одну секунду сменилось импульсивным эмоциональным порывом и он с огромной силой стукнул ладонью по столу и с вызовом повернулся к супруге. – У меня голова раскалывается после 10 операций, которые я сегодня провел, еще этот пророк недоделанный имел глупость что-то напророчить самому королю, а в твоей птичьей голове одно - Америка! Да кто тебя там ждет? Если тебя здесь на работу устроил твой отец, то кому ты там нужна?
Прожив с Миррано пятнадцать лет, Хелен с огромной хитростью и изворотливостью научилась гнуть свою линию и всегда добиваться результатов. И всегда её четкое видение своих желаний,  давало ей пассивную невозмутимость тогда, когда эмоции супруга выплескивались наружу. Он был итальянец и этим все сказано- так для себя с самого начала решила она и успокоилась, в глубине своего сердца зная, насколько он безобиден и очень добр. А со стороны это выглядело комично.
Миррано смотрел на неё с колючим взглядом и казалось у него пар пошел из ушей, а её поведение было совершенно инертно и главное, поистине, комично. Она стала рассматривать свои ухоженные ногти, ведь она только вчера посетила салон, где ей сделали такую новейшую услугу, как во Франции, маникюр. -  Нам Ани поможет. Она работает в великолепной клинике и получает в десять раз больше чем ты в своей больнице. Мы же не на пустое место едем, там моя лучшая подруга и ты мне уже надоел своим занудством. Ну, возьми, завяжи ребенку глаза, как ты ему предлагаешь не пользоваться своим даром- ходить с завязанными глазами? Глупость какая-то.
Миррано выдавил из себя что-то, наподобие глубокого вздоха, сопряженного с сдавленным рычанием и демонстративно отвернулся от супруги, только кинув вопросительный взгляд на отца Хелен, сидевшего совершенно безучастно на первый взгляд, но впитывая в себя каждое услышанное слово. И чем больше он слушал, тем глупее становилось его всегда умное лицо.
Миррано встал и собираясь выйти из-за стола, только бросил свое окончательное слово – Ты с Ани когда общалась, что ты знаешь про Америку. Она там с одним из самых богатых людей Венгерского королевства, у них была платформа под ногами, а мы, куда, «катомошники»? – и в качестве доказательства того, что именно глупость большую услышал от Хелен, он постучал себе по лбу.  - ему хотелось пить и он ушел на кухню за водой.
 Отца Хелен мало интересовала их перепалка на тему Америки, он с трудом понимал, о каком ясновидении могут говорить в этом доме. Абсолютно логический, дальновидный ум этого человека не вмещал в себя такого понятия, как ясновидение, хотя уже не первый раз слышал что-то подобное о Гельмуте из рассказов Хелен.
- Как ты получаешь такую информацию? – задал он вопрос Гельмуту и услышал протяжное, недовольное
- У-у-у, деда, ну хоть ты не донимай меня этими расспросами. Меня все достали!
- Нет, Гельмут, пожалуйста, я уже жизнь прожил и такого не встречал, ты позволишь мне умереть, так и не утолив своего любопытства?
Гельмут сморщился. – Я стараюсь максимально расслабиться и остановить свои мысли и тогда я как сквозь дым вижу грядущие события. Или же я задаю конкретный вопрос и сердцем, а может мыслями, не знаю, я просто знаю ответ и я его говорю, но потом я его очень быстро забываю.
Старый Полани ближе подался в сторону Гельмута и заговорнищески произнес. – Ты можешь сказать мне, когда я умру?
Гельмут резко разозлился и словно ему кипятку плеснули в штаны, взвился на стуле и спешно вышел из гостиной.
Миррано вернулся из кухни и положил свою влажную ладонь на голову Михаэля.
- Сын, что ты думаешь посему этому – обвел рукой полукруглое пространство.
- А я тоже хочу в Америку, па….- ответил тот и у Миррано безжизненно повисла рука.
Из-за двери в правую комнату на секунду показалась голова Гельмута – А мы и поедем в Америку, у нас есть все шансы для этого, просто нужно сесть на корабль – и мгновенно скрылся снова.
- Дом сумасшедших – процедил Миррано сквозь зубы. – Это уехать за океан, вы это понимаете- и опять взмахнул рукой, жестикулируя. Все его эмоциональные выпады, всегда подкреплялись движением рук, только сейчас он  не имел сил сопротивляться течению обстоятельств. Сел на стул и стал смотреть на своего любимого попугая, как на лучшего союзника и тот, перехватив его взгляд, тут же приземлился ему на плечо, с чувством удовлетворения. – Безумцы. Дед, хоть вы им объясните….или вам так хочется избавиться поскорее от внуков и родной дочери и нерадивого зятя, как вы меня всегда называете?
Тот так же устало окинул своего зятя взглядом и молча покачал головой. – Да никуда они не поедут, все это только разговоры.
- Нет….- протянул Миррано. – У вашей дочери хватит мозгов сложить чемоданы и уволиться из клиники! Куда её юбка подует, туда и ноги несут. Голова совершенно отключается.
Хелен решила больше не выслушивать комментарии в свой адрес и равнодушно поднявшись,  ушла на кухню распорядиться по поводу вечернего чая.
Миррано доканчивал свою мысль и видимо она предназначалась отцу Хелен, Михаэлю и вслед уходящей Хелен. – На что она рассчитывает, приехав в Америку. Сбережений у нас не много, благодаря её расточительству, ведь туфли необходимо иметь под каждое платье! А драгоценности? Она уже не помнит, что у неё лежит в шкатулках! А наши родные. Не дай Бог услышать моей матери о том, что мы собираемся уехать в Америку, её сердце не выдержит. А мои сестры, мы всех бросим и в дальнее плавание? Это уже не так, что уехал, приехал, это за океаном! Там совершенно другая жизнь!
Михаэль вклинился в разговор, потому что сила его желания новых, неизведанных впечатлений была очень сильна. – Па…..Твоя мама пережила когда то… то…, что ты уехал из Италии? И сейчас переживет! Для общения есть телефон!
Неожиданно вернулся Гельмут, в гостиную вошла кухарка и стала расставлять чайный сервис на столе. И вернулась Хелен. Не плотно притворив двери, Гельмут слышал весь разговор в своей комнате.  На его лице играла хитрая ухмылочка и он смотрел на брата, а потом перевел глаза на отца и уже вслед, на деда. – Поймите, и разговоры наши пустые. Мы уедем в Америку и очень скоро, так решено.
- Кем?- с удивлением в один голос произнесли Хелен и Михаэль. Миррано только метнул вопросительный взгляд.
- Там - поднял большой палец Гельмут к потолку.
- Ну, и все - проронила как выдох Хелен.
- Стоп, стоп – замахал руками старый Полани и весь своим телом, Миррано подался к нему, инстинктивно, сейчас зная, что они оказались в одной команде. – Я, надеюсь, вы переспите ночь и осознаете, как это все абсурдно! Хелен, я понимаю детей, им это интересно, они что хочешь наговорят, что бы потворствовать своим желания. Брось ты, Гельмут, со своими пророчествами! Только Господу Богу может быть все известно, но не человеку! Это же на грани самодурства, как ты этого не понимаешь!
- Папа – спокойно принялась оправдываться Хелен. – Я доверяю Гельмуту. Он предсказал моей знакомой такое! А она тоже не поверила сначала! Нам больше здесь нечего делать. Кругом такой застой и только военные, военные. Все заполонили. Никакой культурной жизни. Театр закрылся! В парке на набережной сколько магазинчиков продаются, а никто не покупает!
- Хелен, ну вот ты говоришь глупости. Что тебе до других, мой бизнес идет прекрасно, только опиума не хватает из-за приостановления торговли с Африкой. Но это переждать нужно и все!
- Моё сердце чувствует, что нам нужно уехать – не сдавалась Хелен. Надоела эта война. Нужда. Надо попробовать. Если в Америке будет плохо, мы же вернемся.
Миррано резко вопросил - А что, ты квартиру даже не планируешь продавать? - и у него больше чем изумление отразилось на лице.
Она в ответ дернула плечами и это было неоднозначно.
- Ну бред, ну бред же…. – ворчал Миррано. – Все, я больше ни о какой Америке слушать не желаю! Смешно! Пуля в голову попала, Все, едем! А где жить будем, У твоей Ани, а ей этого хочется, с нашей оравой. Ты вот настолько как ребенок загораешься и вот даже о практической стороне дела не подумала! Если не продать квартиру, там жильё не купить! А здесь продашь, переезд, деньги! Новое место, нет работы и что?! Вот вернемся назад, а денег на хорошую квартиру уже нет! – и он развел руками и смешно цокнул языком.
Михаэль зачем- то дотронулся до руки отца и с ласковостью проговорил – Наш Гельмут везде заработает- и было не понятно, он это сказал с иронией или серьезно.
Миррано качнул головой в знак согласия и тоже с иронией. – Он здесь самому королю наговорил ерунды! У него же не работает соображалка, что можно говорить, что нельзя. А там его просто пристрелять за его пророчества. Америка, она такая…..
- Глупости - резко ответил Гельмут. – Мы там хорошо устроимся. У отца большой опыт и у матери. Язык быстро выучим. У этой страны большое будущее и больше возможностей чем здесь. Все скоро будет меняться здесь. И эти перемены лучшее нам не дадут. Тебе отец просто страшно, ты очень ответственный, но поверь, нам лучше решиться. Тебе там понравиться, потом, не сразу. Все будет хорошо.
Миррано уже не знал, что говорить, его голова вжалась в плечи, и верилось, и не верилось, что эти разговоры могут закончиться какими- то решительными действиями. Но что-то уже изменилось. Дети стали ревностно уговаривать о переезде и где-то в глубине своего подсознания, он уже давно хотел что-то поменять в своей жизни, он только боялся. Ведь он по сути был один. Легкомысленная супруга, уж, ни как не являлась его опорой в жизни. Дочери были совершенно маленькие, а сыновья стояли только на пороге взросления, но были еще не мужчинами, хотя уже и не детьми. А каждую неделю подымался этот вопрос об Америке. Хелен взахлеб рассказывала, добавляя так много своего, когда получала редкие от Ани письма. И Венгрия не была его родиной, чего держаться, о чем жалеть, о нищей больнице и о добром, умном, опытном друге и коллеге докторе Цобике. А Игн, он неведомо где. Вот……вот кому необходимо срочно написать и спросить хоть совета. А может и он пожелает податься этому неведомому порыву так кардинально изменить свою жизнь! И единственное твердое решение, которое он сейчас принял- это написать письмо своему другу - Игн обо всем. Если тот подаст несколько свежих идей, а сам он принимать решения не будет. Ему хочется перемен, а сил на эти перемены нет. Он слишком устал. Больница была битком забита тяжелобольными и раненными с фронта и каждое утро, которое он собирался на работу, ему казалось, что он дальше всего этого не выдержит. Не стояла сейчас насущная проблема обеспечивать семью. Деньги приходили к ним легко и беззаботно, от Гельмута, которому было их не жалко и в доме была всегда еда, и даже Хелен по-прежнему обновляла свой большой гардероб, но его занятость на работе и поздние возвращения с работы добивали последнее живое, что в нем осталось, и ему только хотелось всегда одного- спать, проспать беспробудно дня три, а то и больше, а о чем-то еще ему не хватало времени думать.
Чай разлили и из детской привели девочек, чтобы дать им печенья с чаем на ночь.
Михаэль стал задавать неуместные вопросы Гельмуту, но лишь потому, что с некоторых пор Северная Америка привлекала к себе его интерес. Он не поленился сходить в библиотеку и набрал себе книг, об американских индейцах, о войне, между севером и югом, отменившей рабство и в этом они были солидарны с Гельмутом. – Представляете – заявил он громко во всеуслышание – Встречался ли в мире еще где-нибудь такой лидер, имеющий власть и состояние, с такими прогрессивными взглядами, чтобы пойти против рабовладельцев и отменить такую штуку, как владение одного человека другим? Рабов могли продавать, детей разлучать с родителями, убивать- безнаказанно! Линкольн не наследовал власть от своего отца по наследству. Его судьба делалась им самим. Не то что у нас в Венгрии.
- По придержи язык! – прикрикнул на него Миррано. – Один уже договорился!
- Па! – вяло возразил Гельмут. – Если бы я видел, что это на самом деле причинит мне, или нам зло, я бы вообще не пошел в тот дворец! Па….мы должны уехать в Америку и все внешние силы подталкивают нас к этому.
Чашки взвизгнули тонким звуком, от удара Миррано по столу. Он подскочил и заметался взад и вперед рядом со своим стулом, потом, вдруг, подскочил к секретеру, потом к буфету и стал шлёпать ладонью по столу – Гельмут, это буфет и только буфет и больше ничего не надо. У меня голова идет кругом от работы, от принимаемых решений, от которых зависит, жизнь человека! Я уже сказал, хватит всяких предсказаний и хватит об Америке! Мы живем здесь! А я живу всегда с тобой – он указал пальцем в Гельмута – и с тобой - на Хелен- как на вулкане! А я хочу спокойно жить! – и уже две его ладони бессмысленно колотили по буфету! – Не надо мне этих сложностей, или тонкостей, я не хочу знать, что ждет меня, тебя, его впереди, я просто хочу жить! Как нормальный человек! – Слетевший с плеча кокаду, в так его эмоциям, метался под потолком и Хелен, потащила девчонок в другую комнату.
- Тише, что ты так расшумелся? – спросила она, по привычке включив в ход защитную реакцию «дурочки» - Устал, иди ложись спать.
Миррано, глотнув грудью по больше воздуха, мгновенно затих, и махнув рукой, решил так и поступить.
Неделя прошла в семье Миррано, на редкость тихо. Может еще и потому, что сам Миррано только две ночи переночевал в семье. Он приходил уставший и рассеянный от каждодневного напряжения сил и внимания на работе и от него никто не слышал никакого диалога, никаких вопросов, он глотал все что видел на кухне, быстро мылся под душем и чуть присев на кровать, уже спал. Хелен еще лелеяла надежду о чем-то очень для неё важном поговорить с ним, но только слышала в ответ тонкий, изящный присвист его носоглотки, изредка прерывающийся храпом в высокой тональности. Утром же она любила поспать, а он уходил рано и придет ли этой ночью, заранее обнадёжиться,  было трудно.  Она звонила ему на работу, но её передавали. Что доктор Миррано на операции или занят с тяжело больными и тогда произошло непоправимое.
Миррано зашивал рану пожилому солдату, пострадавшему не от пули или штыка, а когда лез воровать через высокую ограду курей в зажиточную усадьбу в приграничной области между Украиной и Польшей. Рваные раны труднее всего поддавались штопке хирурга и у пациента открылась кровь во время извлечения из мягких тканей заноз и кусков трухлявого дерева. Обезболивающих не хватало, поэтому ему в рот вставили брусок и попросили терпеть. Медсестра стоя клевала носом от ночного дежурства и тем самым еще больше раздражала доктора своей медлительностью.
Можно сказать не вошла, а «пристукатела» Хелен, по крайней мере увидев её, у Миррано сделалось такое выражение лица, потому что зная свою благоверную, он уже внутренне съежился, впредверии того, что его и так скудные силы сейчас утекут. Как в пустыне исчезает за пять минут вылитый на песок целый чан воды. В душе он даже помолился  пару фразами давно живущей с ним молитвы, но толи от усталости, то ли от повышенного напряжения, которое возникло при появлении Хелен в процедурном кабинете, он не смог вспомнить пятого предложения и молитва скомкалась и испарилась из его перетруженного ума и на лице появилось гневливое выражение, но он продолжал собирать под иголку куски мягкой плоти пациента.
Хелен слегка растерялась, застав супруга в данный момент за трудоемкой работой, которая и для неё была не в новинку. И даже было заметно её колебание, оставаться ли ей при этом или все- таки выйти прочь, что бы подождать, пока Миррано освободиться, но решение пришло быстро и довольно удачное. Она надела лежавший на столе передник и забрала поднос у медсестры, дав её понять, что теперь её работу сможет делать она. С большой признательностью, та оставила свой пост. А Миррано собрал брови в глубокую складку и тяжело вздохнул.
Хелен выпалила сразу, без всякого такта и подготовки – Анри, я сегодня уволилась с работы.
Миррано внезапно кашлянул и его вертикальная складка между бровями, мгновенно разгладилась, но появились две глубокие складки на лбу. – Зачем?
- Анри, прости, я не вовремя, ну тебя же никогда нет дома! Анри, мы с детьми решили это и очень серьезно, мы собираемся в Америку. И ты только не ори……..не ори сейчас.
 Но договорить она не успела и на пару шагов отошла назад от кушетки, так как Миррано так грозно развернулся к ней всем своим торсом, что всем на мгновение показалось, что он будет метать молнии  и сильно размахивать руками. А вот что-то пошло не так и постояв немного, жадно вдохнув в себя воздуху, и задержав его, он мелкими порциями стал его выдувать из себя и совершенно сбив с толку Хелен, ничего не сказал в ответ. Вместо этого он медленно повернулся опять к пациенту и продолжил шить. Надо сказать, что для самого пациента, появление Хелен оказалось просто спасением. Его настолько отвлекло от боли, которую он еле терпел. Её импульсивное появление и суетливость и некая ребяческая бесшабашность, что все его внимание быстренько перетекло на сторону любопытства, притупив внимание на ране.
- Анри, дорогой, ты же с нами. Ты не позволишь нам одним отправиться в такое длительное путешествие через океан?
- А кто тебе сказал, что я вообще позволю вам отправиться в него. Что? Сегодня ветер подул в другую сторону чуть сильнее и твоя юбка понесла тебя без тормозов? Хелен, тебе скоро будет четвертый десяток, а ты уподобляешься нашим детям! Как можно так необдуманно и импульсивно что-то делать? – он тяжело вздохнул – Что ж, ты подкинула своему папеньке опять хлопот, ходить просить за тебя в клинику, что бы восстановили на работе!
Хелен с какой- то виной посмотрела на пациента, пожиравшего её глазами, так противно женщине слышать упоминание о своем возрасте, но сделав упрямую осанку, решила не отступать.
- Анри , мы же не едем в некуда. Там Ани. Она нам поможет! У тебя такой опыт! Анри! Ну такой грех растрачивать  дальнейшую жизнь на эту нищую больницу. Ты стал с годами такой же как Игн! Какое –то, ну просто, дикое, тупое самопожертвование! – и тут ей стало еще больше стыдно и она опустила глаза.
Руки у Миррано стали не слушаться, а оставалось чуть меньше половины дела. Вот принесла же нелегкая эту бестию! – подумал он про себя. – Дорогая, а ты могла бы напрячь ну хоть чуть- чуть свой дорогой умишко и обратить внимание на то, что никто в нашей семье не знает английского языка, который является общепринятым на том континенте? А так же, ты хотя бы напряглась для того, что бы узнать, как котируются там наши дипломы и что тебе еще хренову тучу придется сдавать экзаменов, что бы там получить статус настоящего доктора. Вложиться нужно сперва в их образование, что бы тебе включили зеленый свет ! - и голос его становился все более громким.
Хелен это почувствовала, но еще с самого утра она дала себя четкую цель и упрямо перла на неё. - Анри. Я знаю.. что говорю. Ани не сдавала никаких дополнительных экзаменов. И она же туда ехала без знания языка! Ну почему ты выстраиваешь всегда сложности на ровном месте!
- Она быстро вскинула  руку к виску  и у неё получился просто театральный жест и даже в голосе послышались плаксивые нотки. – Анри- все, нам здесь совершенно ничего не светит. Мы с тобой почти ничего не зарабатываем. А Гельмуту запрещено самим королем заниматься ясновидением! Где будем деньги брать?
Миррано в сердцах опустил руки, так как у него уже ничего не получалось возиться с раной – А…значит ты решила, что благодаря эксплуатации якобы дара Гельмута, там он будет бросать к твоим ногам золотые слитки?! Я тебе сто раз говорил женщина, что с огнем играем! Вот он дар есть, а завтра его нет. Вообще неизвестно, откуда он взялся у него и что он нам всем принесет! Пока я живу только в режиме разгребания вечного дерьма, которое просто липнет к нашей семье! Я до сих пор не верю, что об этом можно разговаривать серьезно, а ты даже пристукатела ко мне в больницу.!
- Анри, я даже уволилась из клиники!
Он взметнул руку вверх, как дирижер палочкой и опять хватанул ртом воздуха.
- Хелен, пожалей мои нервы, я спал сегодня только три часа. С фронта большое поступление раненных, а этот даже умудрился рану заработать во время перемирия. Я еле стою на ногах и у меня нет сил выслушивать твою ахенею!
- Я знаю. Ну это как всегда и тем не менее, двигатель всего в нашей семье наш сын! А он считает, что нам надо уехать и он же сказал, ни на восток, ни на север, ни на юг, мы должны уехать в Америку.  – и она резко взмахнула в воздухе рукой, её тоже распаляло и уже несло от нетерпения в своих мечтах и главное. Она в них была уверена, как никогда!  - Анри. Мы можем спорить бесконечно, но….положа руку на сердце, ты отгони все годы назад и признай, что живем мы так как живем, только благодаря Гельмуту, а большому кораблю, нужно большое плавание! Ты вынужденно, всегда с боями принимал создавшееся положение, но оно оказывалось всегда самым правильным! Наш мальчик- это самородок, он гений! Даже хотя бы ради него мы должны уехать в Америку! Все сейчас так очевидно! Ты дождешься здесь только какой-нибудь заразы, которая погубит нашу семью! Война, дефицит. Толпы раненных и что, что дальше?
Миррано грузно сел на кушетку рядом с пациентом, его перчатки походили на отвалившегося только что от трупа наевшегося до отвала людоеда. И их вид стал пугать больного с рваной раной. Он разобрался только сейчас, что пусть его эта семейная сцена двух докторов и несколько отвлекает от боли, но того, кто его зашивал, это лишает сноровки и твердости в руках. Его сильно стало донимать беспокойство.
В процедурную вошел нечаянно доктор Цобик и как к спасению, Миррано бросился к нему навстречу. – О….. кстати. Мэтр. Очень прошу вас, дошейте рану пациенту, а то я его сейчас только в могилу способен загнать! Тут принесло мою благоверную и я не в состоянии впихивать в себя этот бред! – и он с окровавленными руками выскочил вон.
Хелен не достигла своей цели сегодня, но по долгу совести осталась помогать доктору Цобику.
- Игн вам написал с фронта? - спокойно спросил он её, живо натягивая перчатки на руки.
Но Хелен еще терзалась рассыпавшимися остатками сожаления о незаконченном разговоре. «Опять дома придется начинать все с начало!» - подумала она.- Что б этого Миррано!
Цобик вопросительно посмотрел на неё. – А что случилось? Вы мадам не сильно жалуете нашу больницу, чем обязаны?
- О. мэтр - хотела она найти хоть в ком- то поддержку. – Скажите….уехал ли кто-нибудь из ваших знакомых в Америку. Из нашей клиники еще пол года назад туда подалось два доктора и пишут, что не сожалеют. Но….Анри, ну категорически против? Мэтр, я никогда вас ни о чем не просила, но….я только сейчас осознала, когда вы вошли. Что только вы способны повлиять на него, ну подтолкните его к отъезду. Мэтр, не ради нас, ради наших детей! Я вас умоляю.
- Хелен. Мы сейчас все так устаем, не до этого! Это настолько серьезные вещи, никак нельзя их решать в торопях! Это же не так, что просто в соседнюю комнату вышел! Вы не хотите дождаться с фронта Игн? С ним разговаривайте! Дай Бог ему уцелеть, он приобрел просто колоссальный опыт. Вот ему я просто прикажу искать место потеплее – этот человек еще не растратил весь свой потенциал гениального хирурга! В Америке прежде всего много чего не так как у нас, Хелен, не каждый к этому сможет адаптироваться! Чем тебе плохо здесь, вы я знаю, живете в достатке. У твоего отца именно сейчас бизнес приобрел невиданный размах! Он же вам все оставит, у него больше никого нет кроме тебя! А мне в больнице тоже нужны хорошие руки, так уж прости, я с тобой буду эгоистом, по крайней мере, так сразу на вскидку!
- О. мэтр. Нет у вас детей…..- тяжело вдохнула Хелен. – Ладно, давайте дошьем уже этого беднягу. И все равно мы уедем в Америку. Меня здесь все давит….душит, мне нужен простор, мне нужна новизна.
- Мадам, как это рискованно, у вас еще маленькие девочки! Дорога долгая, качка, кругом одна вода на несколько месяцев и вы видеть будете только её.
- Нет. Мэтр. Если уезжать, то только сейчас, пока еще есть финансы. Как только мы останемся от деятельности Гельмута, а ему вы слышали, все это запретили, мы тут же проедим все наше состояние. Какой уже тогда переезд! На него необходимо потратиться и на первое время на новом месте нужны деньги.
- Цобик в своей любимой манере прицокнул - Ну…. здесь тебе в здравом рассуждении не откажешь.
- Так, а что, вы меня тоже считаете легкомысленной, мэтр. Как Анри, и вы туда же?
Цобик замахал руками, отнекиваясь.
- я просто вас люблю, с Анри. Мадам, а Игн мне как сын! Моя жизнь одна нескончаемая круговерть из крови. Грязи, искаженных болью лиц пациентов. Если вы покинете Будапешт, вы отколете от моего сердца половину, и я останусь жить с больным искалеченным сердцем. Пожалей старика.
- Дорой наш мэтр, и наша любовь искренняя, и я вот знаю, что такая же жизнь намечается у меня и Анри, а мне хочется, что бы она была ярче и интереснее.
132. 
- Ани, я отдаю себе отчет, что переступаю все границы приличия, но…простите, мне сейчас на них плевать. - говорил Идэн Тернер , устало уставившись в оконное стекло и вероятно совершенно не проявляя интереса к жизни за окном.  Выражение лица его было серьезным и кто-то мог сказать, что и злым. Заложив рука за руку, он не смотрел сейчас на Ани, которая с таким же уставшим выражением лица, сидела  в глубоком кресле в кабинете управляющего клиникой и на неё совершенно не действовал ни строгий тон голоса говорившего, ни его недовольное выражение лица, которое она видела только с боку. Они оба только вернулись с операции, которую вели три часа на ногах и у нее еще не успели мысли переключиться с тех событий, её пальцы  еще тончайшими иллюзорными ассоциациями чувствовали шелковые нити и в воздухе витал запах крови и эфира.
Вот уже неделю она четко знала, что вновь беременна, но еще и словом не обмолвилась ни кому, даже  своей Бетси, просто потому, что не было времени побыть в покое. Артура, как всегда не было дома, а в клинике, в данный период, начался такой темп работы, которого не было за все время её работы здесь и с чем это связывать, никто не знал. «Сезонное обострение» - выразился Тернер. На лечение только за последние две недели в клинику легло двадцать человек и Иден вплотную занимался темой совместимости «резус» факторов предлагая оперировать во флигеле клиники даже черных, чтобы добиться совершенной уверенности причины отторжения крови «донора» при их несовпадении. Идея была не его, но он так глубоко вник в её обоснования и понимал, какое значение это имело для успешного исхода операции и для всей мировой медицины в целом, обкатывая её практически в своей клинике на людях цветной расы, не заботясь о нормах человеческой морали, ибо брать подопытных животных в этом плане было бесполезно, а как компенсацию, своим пациентам он не выставлял счетов за свои услуги хирурга, хотя для них все это преподносилось совершенно по-другому и они и не ведали истинной причины столь щедрого предложения лечиться в стенах этой клиники.
Он назначал её ассистировать ему без перерыва, объясняя все тем, что ничего морально плохого они не делают, давая пациентам даже шанс выжить и это им предоставляется бесплатно. Это выглядело не этично, но медицина по своей сути всегда противоречива. Она и гуманна и жестока и в данной ситуации в ней присутствовало как первое, так и второе, и Ани это понимала, не позволив себе даже произнести слова против деятельности Тернера.
Работа, действительно, отнимала все силы и время, мысли сконцентрировались только в одном направлении, Тернер стал как необходимый, незыблемый атрибут её жизни, она свыклась с его повышено щепетильным характером к каждой мелочи, к каждому нюансу во время работы, его жесткому тону и даже крику при малейшей нерасторопности или замешательству во время операции и в то же время его повышенному вниманию из всего медицинского персонала к ней одной, что уже не отдавала себе в этом отчета, так было  и стало тем, как и должно было быть всегда.
Как женщина, она абсолютно по инерции смотрелась в зеркало и свою бледность последних дней, просто не заметила, как и того, что усталость стала приходить быстрее обычного и ей всегда хотелось спать и она отключалась в любом месте, где удавалось почувствовать под собой стул или диван. Тернер же выбрал время для своего монолога именно сейчас, когда её смертельно клонило в сон и он занимал её мысли, но словно резким рывком её кто-то вырвал из расплывающегося тумана и очень четко строгий профиль Идена вырисовался на фоне солнечного луча, вползающего лениво в кабинет из окна. У неё даже тревожно застучало сердце, совершенно переменив ритм сердцебиения и глаза распахнулись со всем своим напряженным вниманием в его сторону. Из глубины души и из- под сознания выпорхнули на поверхность чувств знания, которые еще не облеклись в словесную оболочку, но уже стало совершенно ясно, и что Иден имел ввиду и о чем пойдет разговор, поэтому не возникло даже желания спросить – «О чем это он?» Она стала внимательно вслушиваться в слова Идена.
- Ани, какой- то парадокс! Какой- то нонсенс и мне до конца не вериться, что я вам это говорю……..- с нервными нотками  в голосе произносил он. – Вы же врач, ну пусть даже не в этом дело, вы два раза уже рожали и вы второй раз замужем, а я как девочке говорю- вы не можете больше рожать, это крайне опасно для вашей жизни! И как вы могли допустить у себя новую беременность?! Ани, вы в своем уме? - и его рука что-то прорисовала в воздухе, возле его виска и он повернулся к ней и с недоумением, искренним и ясным всматривался в её лицо. Он много видел, его сложно было чем-то удивить, но его взгляд сейчас был по детски искренним в своем удивлении.
Ей не стало стыдно, она помнила то внезапное возникновение Войцеховского на пороге ресторана в гостинице, те пережитые эмоции за последние те месяцы, что она жила как в бреду и уже давно забыла, что можно человеку иметь спокойный безмятежный сон. И что потом все получилось так легко и естественно после его воскрешения, словно по-другому и не могло было быть, ведь она совершенно не об этом думала той ночью, что такая тяжесть и дикий холод  отпустили её сердце когда он вернулся живой, что мысль предохраняться от нежелательной беременности в тот момент если бы и нечаянно возникла, то казалась бы нелепой и слишком абсурдной, напоминающей такой казус, как счастливая невеста в разгар свадьбы приводит на праздник адвоката составить брачный договор на случай развода. А ведь она так ни разу и не сказала Артуру, что ей нельзя больше иметь детей. И пусть они уже были вместе крайне редко, она всегда была осторожна, не вкладывая ему никаких лишних мыслей в голову по этому поводу. А сейчас ей стало так неприятно и от слов Идена и от того, что слишком сильно уставала последние дни, просто смертельно и не дождалась от мира, от Господа никакой благодарности за это, а как оплеуху получила от жизни- известие о крайне нежелательной для неё беременности!  И умом четко понимала, что добавляются новые хлопоты, волнения и проблемы, а сил решать их уже нет! Она выдохлась от всего пережитого и от работы и от требований Идена Тернера на этой работе! И в какой- то момент, на доли секунды, из глубины её нутра стала быстро- быстро вскипать раздражение и такое, что ей просто до без удержу захотелось стукнуть Тернера по лицу и сорвавшись с места убежать, как нашкодившей девчонке. А потом тут же она еще больше разозлилась на свои дурные порывы и в попытках совладать с непонятными эмоциями, она рывком вскочила, но от резкого потемнения в глазах, потеряла точку опоры и плюхнулась в кресло назад.
Тернер, словно и это ожидал и знал причину потери её равновесия, потому что,  даже, не шелохнулся, что бы поддержать, а в глазах его появилась тень разочарования. Он с глубоким вздохом снова отвернулся к окну и спустя минуту почему- то задал ей непонятный вопрос – Что вы сами думаете по этому поводу?
- Я все понимаю – слабо ответила она. – Надо теперь что-то делать?
- Вам опасно делать чистку, Ани, с вашим резусом и швом на матке.
Она опустила в пол глаза, потому что вот именно сейчас чувствовала, насколько по-детски, совершенно не прилично для врача, выглядела она на этом кресле в кабинете Идена, быстро вспомнив все те случаи, когда,  он  с ней ставил беременность совершенно невежественным дамам, с расширенными глазами смотрящими на него и ей всегда становилось смешно от их удивленных взглядов.  И кто бы мог подумать, что в этой роли окажется и она сама.
- Ани….- сейчас что-то в его голосе изменилось – Ради вас я выпишу курьера за одним необычным средством, его привезут из Ирландии, так как растет оно только там. Оно убивает плод на очень ранних сроках, но… если его принимать позже, это может убить и саму женщину. Поэтому надо поторопиться, а то наделаем …… - резко осекся и дернул плечом, будто отмахиваясь от возникшей идеи.
Ани утвердительно качнула головой и вдруг обнаружила Тернера уже сидящего на корточках у её ног. Он взял её руку в свои и поднес к губам. Она видела перед собой его серые глаза и сейчас он был совершенно другим перед ней. Исчез тот ореол его строгости, его незыблемой утонченной аристократичности как в одежде, так и в движениях, в уверенном всегда в своих силах, взгляде, но и в этом взгляде, что был перед ней сейчас не было заискивания, она не почувствовала ни одной фиброй своей души власти над этим человеком, но он был для неё взглядом самого блестящего учителя к своей провинившейся, избалованной, но единственной любимой ученице, что она всегда в глубине знала, что когда он на неё кричит и ругает её за что-то, он делает это все равно только любя. И это её никогда не унижало. А с таким вниманием к себе лучшего учителя, успокаивало её страхи и рассеивало тревоги. Становилось спокойно, защищенно и она даже не попыталась убрать руку, а в знак благодарности наверх его рук положила свою вторую и ласково погладила по ним, по рукаву пиджака и громко ахнула, не успев опомниться, как он сильно и быстро подхватил её, выдернув из кресла вверх, она чётко услышала свежий лавандовый запах его шелковой сорочки и ошарашенно от всего неожиданного, почувствовала его руку на своем затылке и её приоткрытый рот зажали теплые и жадные губы Тернера, которые словно вытягивали из неё  ответные движения, но она была в ступоре, а потом стала слабо его отталкивать двумя руками, упершись ему в грудь и он вынужден был её отпустить.
А она и не смогла за такое короткое время и от такой неожиданности даже понять для себя, что она все - таки почувствовала в эти минуты. Только ругаться с ним ей не позволяла та глубокая благодарность за все его внимание к ней и помощь в трудные минуты. И воистину, как она чувствовала себя провинившейся девочкой перед любящим учителем, так и её реакция пошла чисто автоматически от этих ощущений. - Иден, ну, Иден, ну зачем это все так……вы же понимаете, вы же знаете меня, я так не могу! Вы вынуждаете меня чувствовать неловкость и даже свою вину перед вами, а я не хочу, вы мне дороги, очень, но как любимый человек у меня есть Артур и я не могу…..
Тернер резко поднял руку, как будто, обороняясь от её слов и давая ей резко понять, что все что она ему говорит, это лишнее и он не хочет этого слышать. Он жестко схватил её за предплечье и притянул к себе вплотную, так, что она все так же отчетливо улавливала запах лаванды, который совершенно не рос в этих краях.
- Хватит, Ани, все я знаю и понимаю заранее и мне это начинает надоедать. Это как перед голодным махать сочным мясом. Ну, да….я терплю, и сам не понимаю зачем, а ведь терпеливым человеком меня не назовешь. – и резко, так же как схватил, он сейчас разжал свои пальцы на её предплечье. – Но сейчас все это не важно. Ани……….важно что бы вы остались жить и я вас прошу, сделайте для этого все, что от вас зависит.
Она виновато снизу вверх заглянула в его лицо, и тихая, радостная волна разлилась в её сердце, его глубина глаз говорила ясно только об одном, она этому сильному и очень умному, могущественному человеку так дорога, что ей никогда не остаться одной в своих проблемах, рядом с ней всегда его дружеское плечо и защита.
Всю следующую неделю она Тернера в клинике встречала крайне редко, так как он сам пропадал на операциях, а её к себе в ассистенты брать совершенно отказался и она проводила время на осмотрах, обходах пациентов, на которых самого Тернера не было или же спя в своем маленьком кабинетике, из которого её еще через одну неделю Тернер просто чуть ли не выгнал, всучив картонную коробку, на которой было его же рукой выписано, как принимать это растение «ирландский шалфей». Он предложил ей заняться собой и спокойным избавлением от плода, приезжая в клинику всего на три-четыре часа к своим пациентам и с надеждой на благополучное избавление от проблемы она приняла его предложение, так как положа руку на сердце, её дочь росла почти без участия родителей в её маленькой жизни и так день проходил за днем, ничего не меняя, складываясь в недели и месяцы и даже её  Бетси могла похвастаться большим количеством свободного времени, нежели Ани и Артур. Ну, про того у её служанки вообще не находилось слов, только лишь всплеск руками, и недовольное сопение носом.
Ирландский шалфей должен был вызвать частое и сильное сокращение матки, что отторгло бы оплодотворенную яйцеклетку и вынесло её наружу, хотя опасность кровотечения или же остатки зарождавшейся плаценты в матке, вызывающие её воспалительный процесс сохранялись, поэтому, вероятно, Тернер и не дал Ани полного отпуска, желая видеть её каждый день, что бы удостовериться что она не страдает никакими болями и осложнениями.  Но небеса распорядились по- своему.  Растение, являясь одним из самых сильнодействующих для избавления от беременности, ничего не сделало. Яйцеклетка настолько крепко держалась, что ни какие толчки и сокращения не смогли спровоцировать её отрыв от стенок женского органа и избавить её от проблемы. И для пущей достоверности, через месяц Тернер её отдал в руки толковой акушерки для осмотра и пришлось констатировать, что плод через месяц приема шалфея увеличился в размере.
- Ани, вы пробовали горячую ванну? – только в полной растерянности спросил на последок осмотра Тернер.
- Да - кратко ответила она.
После несколько дней Тернера в клинике она вообще не видела.
Он уехал в особняк на берегу  залива отца и стал совершенно молчалив и отчужден для окружающих.
Тернер-старший въехал на своей коляске на веранду и остановился рядом с высоченным глубоким креслом, которому было сто лет в этом доме и досталось оно от его отца, деда Тернера-младшего.  Толстая телячья кожа и красное дерево, отшлифованное до идеальной гладкости, словно подавало в ладони сидящего в нем тонкие импульсы своего ценного и дорогого происхождения, так как древесина красного дерева шла на изготовление самой дорогой и изысканной мебели самых толстых кошельков мирового пространства земного шара.
- Ты не захотел ужинать? - не вопросом, а констатацией факта проговорил Тернер-старший.
 Иден молчал и старый граф понял, что поток мыслей в голове его сына прервать  сможет только он сам по своему желанию и таким он бывал в жизни крайне редко, когда сталкивался с неразрешимой проблемой на своем  пути и усилиями своих извилин чаще находил выход, нежели отступал или отходил в сторону.  Море издавало свои звуки, слышимые на веранде и слуги даже уже зажгли в гостиной свет, косясь в сторону веранды, чувствуя, что им не стоило сейчас беспокоить ничем своих хозяев и даже тем, что бы предложить им пледы и чашку горячего чая. Тернер-младший пребывал на веранде уже с обеда и это всех привлекало повышенное внимание, хотя и останавливало в своем беспокойстве.
- Иден, я не ожидал, что у тебя это затянется так надолго , но ты ведешь себя очень достойно- проговорил  граф.
Тернер-младший ясно понял о чем говорил отец. И лицо его только затронула еле заметная усмешка. Он не повернул лица в сторону отца, но ответил на это – Ты, знаешь,  я был уверен, что они расстанутся. Такой человек как Войцеховский настолько амбициозен, что любой уважающий себя человек долго такого не выдержит, хотя я надо признаться ему завидую, что он может обладать такой женщиной, как Ани. Он не для семейных отношений со своей неуёмной энергетикой и жаждой деятельности. Я уважаю, но……они не для брака. И всегда знал, что она с каждым месяцем начнет осознавать это более отчетливо.
- Иден, вы с ним из одного материала – медленно протянул граф и чувствовалось, что этот факт не доставляет ему констатировать никакого удовольствия. – Просто ты ел серебрянной ложкой с рождения, а он когда то по случайности попал в высшее общество, прикоснувшись к совершенно другой жизни и уже не захотел её лишаться ни за что, прилагая все усилия застраховать  себя во всех отношениях и надо сказать, обладая при этом незаурядными  умственными способностями. Я слышал, он владелец нескольких патентов в области инженерии. При нем его завод черной металлургии в Европе  окреп и стал приносить не малую прибыль, он хороший организатор и вероятно, не плохой любовник, если они до сих пор не расстались и она ждет второго ребенка. Я удивлен тебе. Иден, зачем гнаться за призрачной мечтой, эта женщина уже извини за очень грубое сравнение «подержана» и рожает от своего мужа и уже никогда всецело не будет твоей, я не понимаю, что происходит и зачем ты так упрямо цепляешься за свои иллюзии, ты, Иден, который всегда был так далек от иллюзий?!
Тернер-младший в очередной раз усмехнулся, но по выражению его взгляда можно было прочесть, что он совершенно уверен в своих помыслах и пристрастиях. Слова отца совершенно не трогали ни его самолюбия, ни эмоций, на душе царил ровный, тяжелый мрак, давящий ему на сердце и впервые в жизни, почва уходила у него из- под ног, оставляя состояние неопределенности и бессилия. А состояние бессилия, даже когда операция проходила с отрицательным результатом, никогда не посещало его сердце, так как он твердо всегда был уверен в том, что отрицательный результат, это все равно результат, а не пустота, безрезультативность. Ноль.  Он знал, что и этот приезд в дом отца и попытки отца поддержать его в поисках выхода ничего не дадут, но последнее время все окружающие его люди стали вызывать в нем чувство раздражительности и он так же ощущал не преходящую физическую и душевную усталость, с которой не знал что  делать. Совсем уехать из Нью-Йорка он не мог, Ани находилась здесь, но и убежать от суеты, напряжения, одиночества и внутреннего холода хотелось и казалось, что только второй по значимости человек в его жизни может притупить это ощущения холода в душе.
- Я сам не знаю. – ответил он задумчиво и разжал ладони, сжимающие локотки кресла, тут же рефлекторно сжав их опять. – Она настоящая женщина.
- В смысле? - переспросил отец.
- А тут нет смысла. Она просто настоящая женщина и все. Она совершенна во всем. Внешне, сердце, характер, ум.
- Такого не бывает, просто ты её любишь.
- Может быть. Понимаешь, она чиста во всем. Все делает от сердца, но с умом. И так старается во всем, она очень старается в семье, профессии, а могла бы этого не делать, с её то данными от природы, чуть хитрости и коварства, она  имела бы еще больше, чем имеет сейчас, но она с любимым человеком, пусть даже он и не уделяет своей семье совершенно никакого внимания.
Она совершенно красива, но при всем том, от неё исходит столько тепла! Живая и всегда очень теплая!
Тернер- старший старчески кашлянул - Теплая, потому что живая, но…..прости, прости. Я понимаю, о чем ты говоришь.
- Она всегда хотела и хочет хорошо жить и к этому стремиться, но она хочет что бы и все вокруг её жили хорошо, иначе ей хорошо не будет- вот в чем её теплота.  Я к своему удивлению, ловлю себя на мысли все чаще, что мне все равно, какова она в постели, я просто хочу что бы она была всегда рядом, просто рядом, слышать её голос, видеть её глаза, я даже смею предположить, что мне этого было бы достаточно для полноты жизни. У меня так много было женщин в моей постели и так часто я был в их постели, что она потеряла для меня ту значимость, что имела раньше, так все везде шаблонно и зыбко, если ты не задаешься вопросом как бы тебе поинтереснее провести сегодняшний вечер вместо того, что бы спешить в свою семью, к супруге. И ни одно развлечение, пусть даже редкое и неизведанное не может перебить твою тягу к любимой женщине, просто что бы только её увидеть и услышать, знать, что она в твоем пространстве. А тот идиот, делает все, что бы выскользнуть из этого пространства, не понимаю…. - и он пожал плечами.  – Объясни мне это, можешь?
- Могу. Иден. Он просто знает, что это его женщина и он имеет на неё право, поэтому не дорожит настолько тем единым пространством, про которое ты говоришь. И в глубине души и ты знаешь все ответы, просто сейчас нависла угроза навсегда потерять её из своего жизненного пространства, поэтому ты и воспринимаешь все так обостренно. Он, вероятно, еще этого не знает. Он не знает, что его супруга снова беременна и это угрожает её жизни? Ты это знаешь. Но….мне так жаль Иден, мне по-настоящему жаль, что почему то судьба распорядилась твоею жизнью именно так. И что именно эта женщина – твой выбор, а её выбор был сделан намного раньше. Вы подходите друг другу и я думаю, ваш брак был бы счастлив, а спешить покинуть ваше совместное жизненное пространство для тебя не было бы необходимостью, потому что вы в одной профессии и у вас общие интересы. Ты смог бы так много ей дать! Просто именно ты смог бы сделать её жизнь наиболее полной во всех её проявлениях, я это чувствую, но не судьба.
- К черту судьбу – резко махнул рукой Тернер-младший – Я не понимаю, что это такое. Судьбу мы делаем своими руками. Мне бы только решить эту проблему, ликвидировать опасность для её жизни, я приведу её на свое жизненное пространство и притом, мне не надо делать здесь сверх усилий. Только ждать, терпеливо ждать, он отдалиться еще больше, он станет совсем чужим, гоняясь за своими идеями, а мы каждый день работаем рядом, я решаю её проблемы. Все, абсолютно все. Скоро она не сможет без меня. Мне бы только решить эту проблему…..эта беременность!  Не понимаю, как можно быть такой беспечной, один ребенок уже есть?! – его длинные пальцы опять разжались, словно он ими помогал отогнать мрачные мысли, назойливо досаждающие думать целенаправленно. У него были красивые руки! Редко у мужчин можно было встретить настолько красивые руки! Холеные и утонченные, они отнюдь не говорили о том, что их хозяин из типажа бездельников, большую часть времени обеспокоенных своим внешним видом, гнушающихся любой работы и не способных взять в свои руки решение какой-нибудь проблемы.  Ярко бороздящие подкожную ткань вены, резко очерченные и даже сильно выпирающие, говорили о постоянном напряжении кисти, но они совершенно не портили общей картины их аристократичной отточенности. Он слегка прикрыл глаза, уставшие всматриваться в сумерках в расплывающиеся контуры деревьев и предметов, но как слова, больше сказанные самому себе, нежели предназначенные для чужих ушей, докончил разговор – Эмоции мешают решить проблему. Если бы это был просто пациент, я бы решился на самый рискованный эксперимент, а здесь, к моему же собственному удивлению, я стал всего бояться. Опасно любое решение.
Чуть позже, у него нечаянно произошел еще один, последний разговор с Ани. Она с каждым днем начинала все хуже себя чувствовать, у неё открылся токсикоз и она зашла к нему в кабинет, что бы попросить для себя отпуск на неопределенное время, ибо ходить в состоянии неукротимой рвоты было тяжело не только для неё, но и удивительно для пациентов, не совсем понимающих причины слабости беременной женщины. У неё все повторялось, как и во время беременности с Джизи, тогда на корабле, только сейчас стремления сохранить эту беременность не было.
 Иден по- отечески обнял её одной рукой, сочувствуя, как только мог мужчина понять это состояние, ни разу не испытав его в жизни и осторожно спросил – Может оно еще все и получиться? Ты освободишься?
Она как и тогда стала стремительно терять вес, так как еда сразу вызывала тошноту и силы и энергию просто неоткуда было брать, что бы восполняться и её измученный бессонницей организм превращал внешний вид в бесплодного призрака, да еще с белыми волосами и в белом переднике, такая была  униформа для работы в клинике.
Она, чувствуя в нем только крепкого друга и совершенно не заботясь о соблюдении дистанции между главой и хозяином клиники и рядовым хирургом, от состояния слабости опустила голову ему на плечо и тихо произнесла. – Не знаю. Я уже ничего не знаю. Я сделала все, что от меня зависело, но он упорно цепляется за жизнь, значит быть по сему…..Я заставлю себя думать только о хорошем и больше не стану ничего предпринимать, что бы от него избавиться. Видимо так угодно Господу.
Вопреки всем ожиданиям и зная твердую рациональность Тернера, она не услышала от него никакого противоречия на этот счет своим словам. Но она услышала глубокий вздох и он был ярким тому ответом.
Когда приехал из Калифорнии Войцеховский, своей реакции на него она удивила всех домашних, так и сама себя. Все это время с её тошнотой боролась Бетси, но это мало помогало. О том, насколько нежелательна для неё эта беременность и опасна, она никому не стала говорить, ибо не видела в этом никакого смысла.
Войцеховский появился на пороге неожиданно и Бетси в это время находилась на заднем дворе их владения, поэтому    ничего не успела сказать хозяину  о том, что происходит в их доме.
Он знал, что Ани будет в это время суток на работе, но переступив порог дома, он интуитивно почувствовал, что она находится здесь и у него возник немой вопрос «Почему, не случилось ли чего плохого?» И даже услышав где-то сбоку разговор нянечки с Джизи и её первые по- детски картаво произносимые словосочетания, только на мгновения заглянул в каминную, лишь окинув девочку взглядом, и спешно поднялся по лестнице на второй этаж в их с Ани комнату.
Ани и спала и не спала, в полудреме и ничком на животе, что бы не крутился перед глазами потолок, лежала на кровати в платье и перед кроватью в разные стороны были разбросаны её домашние туфли, что уже само по себе являлось сигналом её душевного неравновесия, а окно в холодный осенний период было распахнуто на половину, пропуская ветряный поток воздуха.
Он присел перед ней на корточки и стал перебирать   пальцами завитки волос на затылке, нахмурившись, потому что в комнате чувствовался холод, а она умудрилась заснуть при такой температуре без пледа, не боявшись простудится, а потом у него промелькнула в голове мысль «не пьяная ли его жена в данный момент», но никакого запаха спиртного он не почувствовал.
Ани повернула голову и резко поднявшись, села на кровати, широко раздвинув перед собой ноги, и притом сделав такое странное движение рукой перед собой, словно разгоняя туман, что бы лучше рассмотреть того, кто возник перед ней так неожиданно. Её мутило и тяжелая голова так и стремилась снова почувствовать себя на подушке, но слегка простонав, она выдавила из себя всего два слова – Господи. Ты?
У Артура даже взметнулась вверх бровь от неожиданности, потому что никакой радости ни в словах, ни в глазах супруги он не обнаружил и как язвительный ответ на привычку у себя на работе в Калифорнии обмениваться быстрыми короткими фразами чисто по-мужски, совершенно на инерции ответил – А причем здесь «Господь»? Но его внимательные глаза цепко изучали её белое как простынь лицо и взгляд все больше хмурился, все же оставаясь больше удивленным. – «Ты не заболела?» - тут же произнес следом за первым вопросом.
Ани, зачем- то, артистично решила всплеснуть руками, воскликнув «Ах, кто же последним узнает новости из нас?!» и тут же махнула в его сторону рукой, жестом, говорящим о том «Что ничего нового от него и не ожидали, Все как всегда»
Он поднялся и сел рядом с ней, но она не хотела сейчас его соскучившихся объятий и никак не понимала, откуда и почему его присутствие так отчетливо её раздражает , и она не может справиться с этой поднимающейся на поверхность волной гнева на него? Это было что-то животное, сильное и так для неё не свойственное.
- Ани, все в порядке? – он продолжал спрашивать. А к ней уже подступали новые позывы рвоты после обеда, который настойчиво заставляла её съесть Бетси и к которому она лишь прикоснулась, но что бы восполнить совершенно затухающие силы, заставила проглотить несколько кусочков картошки и рыбы .  И вот так дергающие нервы эти ненужные вопросы и этот жуткий холод, без которого она не могла, ей становилось легче, но он заставлял дрожать все её тело. И видя эту дрожь. Артур с немым вопросом во взгляде посмотрел в сторону окна и поднялся что бы его закрыть?
Ани стала медленно и с неохотой сползать с кровати, как растрепанная пьяная куртизанка после бурной ночи, растерявшей все свои силы и выпрямившись, наткнулась на грудь Войцеховского, поспешившего к ней наперерез, увидев, что ей  нужна его помощь, так как движения были замедленными и её пошатывало из стороны в сторону.
И Ани только ничком упала ему на грудь, перенеся всю тяжесть своего тела на него. Он услышал её глубокий вздох и её грудь только выдохнула словами – Господи, как мне все надоело! Я больше не выдержу этого! Не могу!
Он машинально стал гладить её по растрепанным волосам, все- таки в прическе, которую исправно ей старалась улаживать Бетси, взяв в самом полном смысле этого слова весь уход за ней в свои руки, как за маленькой девочкой и это, действительно, Ани было так необходимо.
Через мгновение,  Ани оттолкнулась от  него  и с обреченным видом направилась к двери. Он уже видел и осознавал, что её просто на просто мутит и она обессилена и смутная догадка стала закрадываться в голову, но не хватало еще только лишь какой- то не значительной детали, что бы картина стала четко ясна. – Ани, что с тобой?  «Что происходит?» - чисто машинально позвал он и этот пустой, лишний вопрос совершенно вывел её из себя.  Она , как только могла, решительно к нему развернулась и развела руками – Что происходит? А что происходит? Все так естественно! – но поток её слов совершенно не соответствовал ожиданиям Артура, зато он был совершенно согласован с её надуманными мыслями и состоянием души в данный момент, хотя они и были для постороннего уха только удивительными и даже по-детски глупыми. Стукнув себя по бокам, она расплакалась капризно и смешно – Я торчу в этой гребаной Америке, одна, без тебя, а ведь ехала сюда ради тебя и что……..я не видела свою Дору. Свою тетушку. Своего любимого Ангела и, наверное, уже и никогда не увижу. Я хочу домой, ты это понимаешь? – она повернула кисть руки ладошкой вверх и очень забавно стала вниз и вверх совершать движения перед его лицом, ну в конец напоминая со стороны только немую комедию, которые только появлялись в кинотеатрах в те годы. Но в её словах было столько боли, она сквозила в каждой интонации, за эти годы она вспоминала свой дом в Будапеште , своих близких людей и своего коня так часто и с таким надрывом, загоняя эти эмоции как можно глубже, потому что с ними ничего нельзя было поделать, они были как немая безысходность, но она и очень часто говорила сама себе     « Чуть- чуть  Джизи подрастет, и я решусь снова пересечь океан, что бы повидать своих родных и Ангела» Сейчас она бросала ему это все в лицо, как на развернутой ладони подавая   и сил сдерживать себя не было, поток разрушил хрупкую преграду и обрушился на Войцеховского, потому что он был главной причиной всех её страданий. – Господи, но ведь ты же ничего не понимаешь! Как все для тебя легко! А мне моя Родина сниться чуть ли не каждый день и я буду умирать здесь, в чужой земле! А моя мама и папа похоронены там, там, далеко, за океаном! Ангел, живой ли он, он уже старый, совсем старый, мой конь, он спасал меня, он выручал меня и что……..я не смогу погладить его, почувствовать теплоту его тела! - она зарыдала так громко и так безудержно, что Войцеховскому стало не по себе, он растерялся, и даже разволновался столь сильным эмоциональным надрывом женщины, за два месяца резко похудевшей, бледной и нервной.
Он насильно притянул её к себе и сжал в объятьях, пытаясь унять этот бесконтрольный поток слез, движений руками. – Ани, милая моя, ну это же все- таки только конь………- проговорил он на свою беду, так как после этих слов, его оттолкнули с такой силой от себя, что он развел руки в сторону и так и застыл в недоумении от всего непредсказуемого поведения супруги. А ей так захотелось сделать ему больно, хоть как-нибудь!
- Не хочу, не хочу тебя, зачем ты приехал, что вернуло тебя сюда из Калифорнии? Надо же….ты еще о том что у тебя есть дом, семья вспоминаешь, а я должна этому радоваться? Какое счастье, что ты еще о нас вспоминаешь!
- Ани, ты снова беременна? - четко и даже жестко спросил он, но в глазах уже заиграли зайчики лукавой усмешки, его догадка перехлестнула поток негатива направленный в его адрес и как река поворачивается вспять, развернула все эмоции в сторону только позитивных мыслей – Ты беременна!
Ани комично махнула в его сторону рукой, словно смирившись с событиями, которые невозможно предотвратить и приняв ситуацию как должное, по крайней мере, у неё на лице появилось такое выражение.  Разочарованно отвернувшись, побрела вон из комнаты, в ванную, в которой уже побывала не один раз за день и это в реальности могло порядком надоесть любому человеку. В сердцах ударив по двери рукой, выместив последний штрих своих надрывных эмоций на ней и обреченно наклонилась над умывальником, включив воду на полную силу, что- бы самой уже не слышать этих противных грудных рвотных звуков, надорвавших её силы и нервы.
Артур был окрыленным. Уже через пять минут Джизи сидела у него на плечах и летала под потолком, имитируя полет авиа плана, которые создавались в Калифорнии и к рождению которых Войцеховский имел самое прямое отношение. Билли только только вернулся из школы в Нью-Джерси и уже с порога услышал приятный ему голос графа Войцеховского. Быстро сунув высунувшейся из двери кухни Бетси свой портфель, он поспешил в гостиную. Ему так хотелось повиснуть у этого большого мужчины на шее и еще больше хотелось тут же пойти и показать все свои тетрадки, в которых стояли знаки отлично выполненных работ, но он понимал, что всегда все свои истинные эмоции надо сдерживать, и этому особенно быстро его научили в школе. Но Артур не меньше первого, был рад увидеть мальчика, он еще издалека протянул руку Билли и пальцами показал, что бы тот подошел ближе. Билли не подошел, мальчик подбежал и со всех своих сил обнял Войцеховского за талию, прижавшись щекой к его жилетке. Джизи только сверху глазенками следила за этой немой сценой встречи двух мужчин в их доме и только Бетси быстро смахнула краем передника материнскую слезу со щеки. Она то понимала. Как её сынишке не хватает отца, хотя Том и Джо были всегда так к нему добры, а граф Войцеховский совсем разрушил все барьеры между слугами и господами в своем доме, обращаясь с ними только как с близкими родственниками.
Ани обессилено спустилась со второго этажа, но на середине лестницы передумала идти в гостиную и устало уселась прямо на ступеньках, прижав голову к перилам и слушала радостную возню своих домочадцев внизу.
- Ну, что, Ани, я готовлю сегодня праздничный ужин? – услышала она рядом голос подошедшей Бетси. Та уже порядком привыкла к постоянному недомоганию хозяйки за последние недели, притом Ани ей успела рассказать, что во время беременности Джизи её мутило точно также и это просто стоит перетерпеть.
- Бетси, и Тома и Джо нужно предупредить, пусть съездят за своими семьями.
- Ой, Милая моя, вам же так тяжело будет от такого количества народа в доме, может не сегодня, а когда у вас все пройдет, они же все поймут……..никто еще из них так не любил своих хозяев, как любят вас. Так все за вас переживают!  Ненси посоветовала при токсикозе пить настои мяты перечной, она говорит, что у неё было также при беременности.
- Вот Бетси и позовем ка их всех, хоть советы по запишем с тобой ценные, и такая польза хороша.
- Ой, мой хороший человек – так часто называла её служанка, когда хотела настоять на своем. – Не сегодня, нет, вы и так еле ходите. Ну… давайте повременим. Рецепты я у них и так могу сколько хочешь взять. Завтра возьму и съезжу к ним, но вам лежать надо. И даже с нашим хозяином быть очень аккуратной, что- бы не повредить ребеночку, мы же все человеки, знаем что как, тоже всякое бывало то.
Ани весело за все последнее время улыбнулась. Она поняла о чем говорила Бетси. И нащупав её руку, сильно сжала её в знак признательности. – Ну, как скажешь, дорогая.
Артур вышел в коридор и его брови сдвинулись, нахмурившись. – Милая, мне больно на тебя смотреть. Но ты принесла мне столько радости сегодня! Ани…моя. - и рядом с собой, там где еще минуту назад сидела Бетси, она почувствовала его крепкую руку, сжавшую её запястье.
- Артур, ты надолго? – сразу спросила она его, не выдерживая никаких традиций приличия.
- А что, я тебе уже надоел? – взметнул он брови вверх.
Она вздохнула. – Я сразу спрашиваю сама, что- бы не брать на себя лишнего напряжения, опасаясь все время услышать «Все, дорогая, я завтра же должен уехать, дела не ждут»
Он развернул её руку ладонью вверх и совершенно не обращая внимания на её появившийся с недавних пор сарказм, стал целовать раскрытую ладошку.  – Я чувствовал Ани, что у нас большие перемены, мне последнее время рыба живая все снилась.
Ани скривилась не то планируя улыбнуться, но получилось больше раздосадовано усмехнуться.
- Это у меня перемены. Ты улетишь в никуда, жизнь то проходит без твоего участия.
Он внимательно посмотрел на неё с боку, но в ответ ни произнес ни слова. Ани как никогда была язвительна сегодня и даже особой радости по его приезду он не увидел, но его сердце настолько переполняла радость от новости, что у них снова будет ребенок, что на повышенную нервозность своей супруги он не обращал того внимания, которое, может быть он не упустил из своего внимания раньше и потом, он оправдывал это её недомоганием и по этой причине повышенной раздражительностью.
- Так, Артур, бей сразу наповал…..- продолжала наседать Ани. – Когда же ты планируешь исчезнуть из этого дома?
  Артур медлил, изучая сбоку её лицо и становясь все более серьезным, но Ани почувствовала что-то уже очень важное для их жизни в его медлительности с ответом. Она резко повернула голову к нему и их глаза встретились. Она так тонко чувствовала все вибрации его эмоционального настроения и его зрачки, расширенные при притушенном свете в коридоре, сделали  глаза  совершенно черными, но они смотрели ласково, а ей чудилось, он вот вот её огорошит  чем-то непредсказуемым, а так хотелось в последнее время только покоя и возможно даже одиночества, потому что она так устала от всего за последний год, как уставала только тогда, когда приняла после покойного первого супруга управление заводом в свои руки и это ей казалось «неподъемной глыбой» и она каждый день молила Деву Марию только о том, что та дала ей сил и мудрости.
Войцеховский прямо смотрел ей в глаза и она стала в них проваливаться, ибо самым непостижимым образом они имели невероятную силу магнетизма. А у неё неожиданно возникла чудная мысль «Моему бы Артуру заниматься гипнозом!»
- Ани – тихо и осторожно позвал он её, словно находился не рядом, а в другой комнате и она видела, как он тщательно старается найти нужные слова и уже машинально стала сжиматься в комок, в ожидании плохих известий. – Я не знал… и я сейчас задержусь здесь до тех пор, пока тебе не станет лучше. Это же пройдет? – и он чуть подался к ней вперед – Так было и тогда на корабле. Давно это с тобой?
Она отмахнулась – Не важно, каждая беременность все равно не повторяется  - и настороженно не отворачиваясь смотрела ему в глаза – Ты ответь, какие у тебя на этот раз планы…..
- Я хочу забрать тебя с Джизи в Чикаго.
- Куда? - только выдохнула Ани.
- Я переезжаю из Лос-Анжелеса в Чикаго. Теперь думаю надолго, если не навсегда, хотя, как получиться…- и он сделал еле уловимый жест рукой, словно махнув и ему это уже порядком начинало надоедать.
Ани только схватила ртом воздух и нечаянно что-то сглотнула и так, будто что-то не прожевалось и она решила насильно отправить это в желудок и глаза её стали еще больше расширяться, так что даже Артур не выдержал и на мгновение опустил свой взгляд. Он предвидел её сопротивление, но все так обернулось, что он сообщил её это быстро и не подготовившись, в ответ на её прямые требования.
- Артур, я как жена декабриста, должна везде волочиться за тобой со всем своим скарбом? – настолько твердым голосом спросила она, что он с большим удивлением взметнул в её взгляд и в недоумении задержался, глядя прямо в глаза, а они метали молнии. –
- Как кто? – только все - таки больше от удивления, переспросил он.
Ани нервно дернула головой и так резко уперлась лбом в балясину перил, что чуть не набила себе шишку.
- Не важно…..как бы простонала, а потом снова резко повернулась к нему и даже развернувшись всем торсом и он понял, сейчас начнется атака.
- Артур, ты может издеваешься? – только бросила она.
Он отрицательно покачал головой,  и, хотя, у него никогда не было ощущения, что он морально попадает под власть этой женщины, сейчас впервые он это почувствовал. Ани была не на шутку разгневана. А он внутренним своим ощущением понимал, что в её теперешнем положении, она во всем права и на все имеет право.
- Ани, Чикаго в два раза ближе к Нью-Йорку, чем Лос-Анжелес. Я думаю, это наш последний переезд с тобой, ну или по крайней мере, надолго. Но мы же семья и я чувствую, что ты от меня отдаляешься, а я не хочу. И потом, наша семья растет, она становиться большой, я этого и хочу, спасибо тебе, родная…. – она попала под его сильную руку и его теплое дыхание обдало её, усилив только скорость падения в магическую темноту, но сейчас она туда проваливалась с осадком разрушенных надежд и какой то потерянности и туда она уже не хотела. Её недомогание усугубляло состояние темноты на душе. Любая согревающая деталь, теплый воздух, жар из камина, из кухни, только усиливали её обессиленность всего тела. Поэтому она открывала окно в их спальне.
- Артур, отпусти меня, не тряси – скомандовала ему. – Мне кажется ты уже стал несколько безумен в своих идеях и переменах. А как же моя работа??? И как же наши домочадцы, я…..я настолько к ним привыкла, они мои родные, я не хочу уже без них никуда уезжать, а они не могут без своих семей и поэтому…..
Он погладил её по щеке и осторожно ладонью прикрыл рот, не дав договорить.
- Ани, ну пусть это произойдет не сейчас, а после рождения младенца…
Она нервозно схватилась за его руку и уже взгляд её стал больше умоляющим.
- Нет. Все, хватит. – подняла вверх свои руки, желая освободиться от его объятий и вообще от его присутствия, ибо такое известие выдержать морально в данный момент было выше её сил.
- Ты думаешь только о своих делах и все…..Это уже все слишком. Артур!
- Ну. Ани. Ты уже легко найдешь себе работу в Чикаго, если захочешь. Я ждал, я терпеливо ждал, давая тебе возможность утвердиться в профессии. Прошло два года, как ты работаешь в клинике Тернера. После такой практики тебе уже нигде не откажут. А Бетси и Билли уедут с нами, никто же не говорил, что они останутся. Мы уже одна семья и Билли мне также дорог как и тебе. И Джо  соберется с семьёй и Том. Да. Господи, Ани, почему такая уже катастрофа для вас всех переехать!? Не понимаю! Это же жизнь и что лучше, когда она в застое?
Ани с усилием поднялась и Артур поспешил подхватить её под руку. Но она была разгневана именно не него и поэтому отказалась от его помощи, отстранившись.
- Господи, Артур! – уже чуть не кричала она. – Почему же ты думаешь, если тебе это легко делать, то должно и всем остальным. А мы другие. Ты даже не понимаешь, о чем ты говоришь. Ты же появляешься в этом доме раз в пол года и откуда тебе знать, как мы тут живем и чем дышим. Билли только только привык к своей новой школе, ты думаешь ему легко было черному, вот так взять и войти в одно сплошное царство белых, которые сжирали его язвительными фразами и своим неуважением. Он только справился с этим и что…..как дальше? Бросать школу на пол дороги, а у него самые лучшие результаты!
- Так мы ему и там школу найдем. Только теперь мы все вместе будем. Я каждый день буду с вами. Да. Ани – и он обхватил её за плечи.  – Это ты сейчас не здорова, милая, давай все это оставим пока. Ты не в состоянии рассуждать, а я не хочу тебя угнетать еще больше. Скажу только одно. И тебе, и Джизи и тому же Билли будет теперь лучше, потому что мы уже будем всегда вместе. Вы не будете одни!
Ани упрямо замотала головой, как резвая кобылка, не желающая, что бы на неё одевали удила, но потом ей настолько стало головокружительно от своих резких движений, что она только ничком, носом уткнулась Артуру в рубашку. И он услышал её протяжный стон.
- Артур………эта тема закрыта, прости меня. Дай мне еще возможность хоть родить вначале.
- А почему ты не родишь? Ты молода, ты сама врач? Пусть роды принимает этот твой, Тернер. Все будет хорошо.
Но она только снова протяжно простонала. Был позыв внутренний ему сказать, насколько в этот раз у неё мало шансов, но она сдержала себя. Ни к чему хорошему это не приведет. Зачем ей всех пугать и вводить в состояния постоянного беспокойства. Ничего уже не изменить, остается надеяться только на Господа.
133. «Фрегата» поднимала свой нос и опускала, и тогда на воде  впереди образовывалась впадина, которая за доли секунд закрывалась, образуя чешуйчатую бирюзовую гладь, на которую можно смотреть не уставая, и единственное, что чаще и чаще приходило в голову «Это желание прыгнуть вниз».
Миррано и здесь не имел никакого покоя со всем своим семейством, которое просто вырвало, отгрызло, оторвало, да как угодно можно это называть, и оно только приблизительно будет означать истину, эту поездку в Северную Америку. И да, у него слишком сильным было желание решиться прыгнуть в пучину этой манящей стихии, о которой он мало что знал, но только смерть способна принести ему долгожданный покой, которого ему было никак не найти на земле. Все последние три месяца все крутилось вокруг этой поездки и не сумев найти на него рычагов воздействия, что- бы заставить решиться на переезд, они поочередно все стали его уговаривать лишь на путешествие, пускай и очень долгое, но все это заслужили. Так как ни Хелен, ни Миррано в отпуске или на отдыхе не были несколько лет. Работа, дети, и  даже когда в шкафу лежало столько денег, что их квартира стала объектом посягательств, они не могли вырваться на хоть какую-нибудь поездку за пределы Будапешта.
Его достовали всякими ухищрениями.  Хелен каждый день приносила газеты или же журналы, где находила хоть какую-нибудь статью об Америке. И вокруг война, а там строили небоскребы и кафе, рестораны, железные дороги и метро. Он поначалу откидывал демонстративно их в сторону, говоря супруге «Ну хоть что-то ты стала читать», но затем стал брать их на работу и в перерывах на чаепитие просматривать глазами и что-то зачитывать. И записываясь на подсознание, в нем взращивалась решимость если не совсем переехать, то хотя бы съездить в эту диковинную  страну, так за последние годы богатую на «ноу-хау».
В комнате своих парней, он стал обнаруживать большие стопки романов про индейцев Джона Тернера и Фенимора Купера, а Михаэль совсем обезумел идеей поездки в Америку и спал, ел и гулял только с книжкой Френка Линдермена «Много подвигов. Жизнь индейцев на Персе».
Если с темой Америки не приставали к нему за ужином, то все члены семьи разговаривали на эту тему между собой и имя Ани фон Махель произносилось в их семейном кругу почти каждый день. И к своему изумлению, Миррано обнаружил, что думает про Америку все чаще и чаще. Хелен уволилась из клиники и уже третий месяц прохлаждалась дома, часто навещая его в муниципальной больнице и вынося мозг своими уговорами взять длительный отдых и поехать в гости к её подруге. Отправной точкой всей этой заведенной машины стало последнее письмо Игна Йошека из Польши, в котором он писал, что ему до такой степени надоело на войне резать, отнимать, зашивать и видеть эту грязь и кровь, что он больше не в состоянии работать по-прежнему и дал совет своему приятелю настолько просто – «Если бы я был на твоем месте, то не задумываясь сменил бы обстановку и отправился бы в путешествие!» И оставалось только лишь одно серьезное препятствие в решимости поддаться всем уговорам супруги и детей, это доктор Цобик. Как ему было сообщить в такое время, что Анри Миррано надумался устроить себе отпуск? Это была задача. Но Миррано не до оценил этого человека. Только лишь заикнувшись об отдыхе, тот сказал все за него сам и даже пожал от сердечной доброты руку. – «Мой друг, вы замечательный хирург! – просто говорил старик, посматривая на него поверх очков. – У вас большая семья и вы, действительно слишком давно не отдыхали. Я вам советую сменить обстановку и поехать к морю. Больных никогда не станет меньше, а жизнь проходит безвозвратно. Ваша семья должна   как-то запомнить хоть какое-то лучшее время проведенное с вами вместе. Но за этой работой, она ничего не сможет вспомнить!» Миррано стало легче, но доктор Цобик отправлял его к морю, а не за океан и поэтому Анри стоял и молчал, как школьник не знающий решения задачи. Старый доктор прочитал его замешательство и не стоит отрицать, Миррано ясно увидел, как помрачнело его лицо и даже скупая слеза пробежала по его щеке. – «Ах, вы собрались мой друг еще дальше» - только проговорил он, вздыхая.
Миррано молчал, ему было совестно и уже передумал что-либо говорить дальше. Пусть так. Пусть семья едет без него. Вернуться, расскажут. А его долг быть здесь и помогать старому, доброму, всегда такому порядочному и в мыслях и в поступках, доктору Цобику. Такие люди так редки и встретятся ли такие еще в жизни, вот вопрос. На самом деле хороших людей в жизни всегда было меньше чем плохих.
Доктор остановил его у порога, желающего уже уйти, сам. «Ваша семья настаивает, так может и уступите ей? По крайней мере всегда совесть ваша будет чиста, что попробовали. Ведь они потом, когда вырастут и упрекать могут начать, что хотели другой жизни, но отец не позволил что-то предпринять! А семья самое дорогое что у нас есть, поверьте старому вдовцу, у которого нет ни супруги, ни детей и меня это угнетает каждый божий день. Я вам это говорю впервые и как на духу»
Так решено. Ничего не стали менять. Квартиру оставили, слуг уволили, отцу Хелен объяснили, что это только лишь очень длительный отпуск и они вернуться, а Миррано так и думал. И только лишь добравшись до берега океана и взойдя на корабль, он понял, что все его домочадцы думают иначе, но так тщательно и умело это скрывали. Но только внезапно на него свалилась другая проблема. Оказалось, Хелен и Михаэль совершенно не переносят морскую болезнь. Такое чудное создание как Хелен, достигнув возраста тридцати  трех лет, думала обо всем, только не о том, что это могло с ней и с её сыном случиться и вообще с кем бы то ни было из семьи.
Но именно с ней это вообще выглядело комично. Выйти на воздух из каюты ей всегда хотелось, она не переносила замкнутого пространства, но только поднявшись на верхнюю палубу, мертвой хваткой хваталась за первую же стойку и уже никакая сила сдвинуть её с места не могла. Она просто испытывала панический страх оказаться без крепкой поддержки на палубе, пусть даже и в самую тихую погоду, когда корабль шел практически без видимых движений. Её не шаблонное подсознание четко твердило ей только одно, что как только она разожмет руки и отпустит стойку, её тут же нелепая сила понесет к борту корабля, а там мгновенно смоет в открытый океан. И пусть Миррано уже смирился с вечным повышенным вниманием к своей семье, потому что Гельмут стал собирать всех свободных бездельничающих зевак, путешествующим на корабле, игрой в наперстки.  А его супруга часами мертвой хваткой держалась за высокие стойки на верхней палубе, вызывая глупые вопросы мимо проходивших, ему было не все равно что две малютки и так часто бегающий тошнить в уборную Михаэль остались на его попечении. Все это его забавляло только первые дни, потом же он стал злиться.
- Вот о чем думает тридцатилетняя женщина, отправляясь в путешествие на воде? Ну, где же всегда твои мозги ночуют? Ты хоть попробуй изменить ход своих мыслей и пойми только одно, что держишься ты за эту палку или не держишься, если тебе суждено утонуть, ты все равно утонешь! Так стоит ли для всего корабля устраивать бесплатное представление торча на палубе в обнимку с этим флюгером? Иди в каюту и не выходи, я задалбался везде комментировать твое поведение боязнью качки, потому что уже сам сомневаюсь, что у тебя все дома. Чем больше мне задают вопросов, тем больше я сомневаюсь. Вон Михаэль хоть не показывает носа из каюты, он оказался умнее.
Но её ответ всегда был беспрекословен – Мне нужен свежий воздух и свет. Я сойду на берег и все забудут о странной даме на корабле.
- О, горе мне! – вздыхал Миррано и это, действительно было горе, потому что все было детским садом, но всерьез.
И это продолжалось долго. Около месяца, ну, чуть меньше. Миррано устал физически. Их четырехлетние девочки, без служанки, потому что больше никто не пожелал ехать в Америку, были в том возрасте, когда лезли везде, но еще совершенно себя не обслуживали сами. Даже когда Хелен надышавшись воздуха, спускалась в каюту, от неё не было никакого проку, потому что её или же тошнило, или же у неё от повышенного напряжения все время думать «Когда же её смоет за борт» и от бессонных ночей, потому что она просто боялась сомкнуть глаз и потерять внутренний контроль за ситуацией, кружилась голова. Она за месяц потеряла в весе около пяти фунтов, но для Миррано было бы лучше, если бы она по- прежнему обладала хорошим аппетитом, и была энергичной и здоровой. У Михаэля морская болезнь прошла чуть раньше, но никто из сыновей не сильно стремился помогать отцу с девочками. Второго сына унесло вслед за первым, который пропадал наверху, обыгрывая зажиточных гостей корабля. Уже через месяц к Миррано стали подходить некоторые дамы с необычными просьбами. Никто не ругался, но очень сокрушенно просили уговорить своего сына оставить игру в наперстки, так как их мужья проигрывают не малые деньги и у их жен встала неожиданная и насущная проблема, добраться до берегов Америки ощутимо обедневшими. А ведь это только молодой юноша, он связывается с деловыми взрослыми людьми! Это было даже не прилично кому и рассказать, что такие серьезные люди проигрывали столь молодому парню, не ведавшему ни жизни, ни страха, ни страданий, кои переживаются всеми!
    Миррано рвал и метал в каюте, бегая за Гельмутом по кроватям с ремнем в руке и заставляя его все выигранные им деньги по отдавать всем, всем без исключения, у кого он их выиграл! А потом он взвыл и накричал на супругу, приказывая ей поскорее взять себя в руки, прийти в себя, выбросить всю дурь из головы и помогать ему смотреть детей, ибо не он был изначально инициатором этой поездки и в конечном счете, в гробу он её видал!
Если бы это все было так легко.  Гельмута стали вылавливать сами отцы семейства и обслуживающий экипаж корабля, матросы и офицеры, что бы отыграться. Что происходит только в головах у людей, не устаешь удивляться!  Почему же они так наивно полагают, что если им не повезло сейчас, то через час, пол дня, день тут же начнет везти? Не понятно! Загадка человеческого разума!
Миррано к ночи встречал Гельмута у входа в каюту, требовал вывернуть карманы, а на утро разносил их в гостевом зале всем кого встречал, впопад, не впопад отдавал деньги, потому что выяснять конкретно кто из гостей корабля проигрался Гельмуту было не возможно!
У Гельмута этот бзик игры в наперстки начался еще в Будапеште, когда ему было запрещено заниматься предсказаниями, он все своё внимание переключил на другую забаву. И к ней пристрастился даже сам Миррано, но благо ему было всегда некогда по работе, поэтому яркой зависимости от неё он не получил. А у Гельмута появился новый источник дохода, потому что он изначально был тонким манипулятором человеческой психологии.
И вот настало время покидать Будапешт. Его лучший напарник во всех авантюрах, цыган Авдей, рыдал как малый ребенок и как прощальный подарок, Гельмут оставил ему эту новую забаву, рассказав все тонкости исчезновения «козявы» из под крышечки или колпачка.
- Не пропадешь – твердо сказал Гельмут и ушел, зная наперед, так как все будущее своего друга предвидел лет на десять, что тот реально не пропадет и хлеб насущный у него будет все эти годы. Но Гельмут и четко знал, в Будапешт он вернется слишком не скоро, пройдет очень много лет и дедушку с бабушкой, он точно живыми уже не увидит никогда. Это единственное, что ему причиняло боль. А все остальное было не жалко и Америку ждало сердце и он чувствовал, он вольётся в неё как родной и она принесет ему много, очень много  событий, приключений, там его среда обитания, с тем темпом и той энергетикой, которая наиболее ему подходила!
134.  Токсикоз быстро прошел и так неожиданно, что для врача пусть и с небольшим стажем, но дипломом, это явление было необъяснимо. Войцеховский сразу исчез из семьи, никого уже этим не удивив, а Ани отправилась на работу, выбрав дежурство в клинике так, что бы меньше встречаться с  Иденом Тернером. Ей сейчас меньше всего хотелось повышенного к себе внимания, каких-либо нравоучений, подсказок под руку во время операций и  расспросов о её здоровье, так как ничего уже было не изменить и хотелось верить в удачное родоразрешение, а Иден, со своим скептическим настроем, все время возвращал её мыслями к тому, что она совершила самый непоправимый поступок в своей жизни. Неизвестность не пугала еще и пока она чувствовала себя хорошо, думать о плохом было неуместно. Сколько осталось прожить, и что будет!? Она сейчас живет, работает и хоронить себя заранее не хотела. Ум и сердце диктовали ей каждый день, что делать, и она повиновалась им, стараясь вообще не задумываться о будущем. На сердце царил покой и это перетекало в повседневную жизнь. «Всё будет хорошо!» твердо дала она себе установку. Но в клинике её коллеги замучили вопросами: «Почему она так похудела и какова этому причина?» Она отсутствовала почти целый месяц, вернулась на работу сильно изможденная и это не могло не вызывать повышенного внимания. Она задалась вопросом для себя. «Есть ли смысл скрывать сейчас свое положение, ведь через три- четыре месяца все равно всем станет  заметно?» Смысла не было и она кратко всем отвечала, что снова ждет ребенка. И, все- таки, ей пришлось увидеть несколько изумленных глаз своих коллег, что несколько подпортило её уверенность в благополучном исходе своей беременности. Эти врачи знали, что родоразрешение Ани дочкой произошло путем кесарева сечения и рожать повторно ей после сшитой матки грозило самыми тяжелыми последствиями, а еще больше их взгляды выражали неверие в это, потому что перед ними  была их коллега, очень перспективный хирург, который проявлял не свойственную для врача беспечность.
               Однако же все случилось так, что интерес к Тернеру возник у неё самой и она стала его искать. Узнав из разговора своих коллег, что Иден Тернер собирается провести повторное кесарево сечение у одной из пациенток и Ани специально осталась на вторую смену, что бы застать Идена.
Когда она вошла в его кабинет, он весело улыбнулся, но она за эти годы видела так много его улыбок и усмешек, что знала чисто на интуитивном уровне, какая выдает его напряжение, какая беспечность, какая сарказм и какая задуманную хитрость. В этот раз угадать его настроение её не удалось, но в каких то паузах между словами, ей казалось, что Иден находиться в состоянии подавленности и не такой самоуверенности как обычно.
   - Ну, что дорогая коллега, вышли в другую смену, что бы сознательно избегать моего тотального контроля???? – произнес он и тем самым словно выключил её сознание внезапным удивлением тому, насколько тонко и точно он знает о её внутреннем состоянии и её еще расплывшиеся контуры словесных обозначений психического состояния выразил тремя словами- кратко и четко! А он  просто добивал её легкую оторопь новыми психическими диагнозами – а меня решили именно сейчас сами найти, потому что, неким боком, услышали что я планирую провести впервые в этой клинике второе кесарево сечение у моей пациентки?
 Ани только молча кивнула головой и присела на край дивана, в ожидании новых новостей . – Какие показание у пациента для повторного кесарева?- неуверенно задала она вопрос, опустив глаза под слегка издевающимся смешливым взглядом Тернера, который снова поставил её в отношение школьницы.
Но самым мимолетным, почти неуловимым мгновением взгляд его становился колючим, очень уставшим и тут же улыбался. Чуть помедлив, что бы сделать глоток горячего чаю, потому что он его пил, когда она вошла, он ответил – Генитальный герпес. При естественном родоразрешении он обязательно у наследуется плодом и так же поздний токсикоз. Диагноза два, и самой ей родить нет ни одного шанса.
- Вы не желаете меня взять в ассистентки?- прямо спросила она.
А Тернер ответил настолько резко и жестко, ни минуты не задумываясь над своим решением, будто и про вопрос этот заранее знал. – Нет. -  И зачем -то при такой жесткости ответа, повторил еще раз – Нет.
Ани тяжело вздохнула. Они были знакомы не первый год и очень много дней работали в одной связке у операционного стола и причину отказа она поняла так же на том тонком, духовном уровне, на котором люди чаще всего общаются уже без слов. – Значит вы не верите в исход операции – выдохнула медленно и вскинула голову, что бы быстрее избавиться от подступающего волнения в эту минуту.
Вот тут то Иден и промолчал, не зная что сказать. Он не мог начать её сейчас обманывать, потому что понимал, что она так же хорошо улавливает любую фальшь и в улыбке и в интонациях и в то же время констатировать ей все свои прогнозы было бы неуместно  и слишком жестоко, так как исправить создавшиеся обстоятельства было уже нельзя, так зачем тогда доводить человека до паники и безнадежности, когда надежда на чудо в этой жизни всегда присутствует.
Ани молча вышла из его кабинета и постаралась приложить все усилия для того, что бы выбросить все это из головы.
 Но через день нарочно явилась в клинику ранним утром, когда  начиналась смена  самого Тернера и пациентку готовили к операции. Она старалась не попадать на глаза Тернера и только когда он вооружился скальпелем, что она увидела через стеклянную дверь, она набралась наглости и вошла в операционную, сделав умоляющую гримасу в ответ на недовольный взгляд Тернера.  Думала, выгонит из операционной, но этого не произошло.
В этой клинике уже несколько лет, как все работали в резиновых перчатках. И даже репутация в Нью-Йорке у неё была высокой, говорили, что по статистике смертности больных в её стенах они выигрывали даже по мировым стандартам. В её мозгу всегда как печатью поставленные всплывали слова Тернера «У хирурга не может быть ногтей и резиновые перчатки защитят не только жизнь пациента, но и совесть хирурга» Его операционные, а их было только две в клинике, обрабатывались дезинфицирующими растворами и в основном формалином перед каждой операцией и после неё. Ну, а инструменты кипятились в стериализаторе, как и в любой другой клинике, только Тернер считал это недостаточным и распорядился всегда опускать их в 90% - ый спирт. Денег в клинике хватало и его закупали прямо с заводов, производящих алкогольную продукцию в Нью-Джерси. Ани гордилась, что она работает в настолько щепетильно соблюдающем стерильность лечебном учреждении и настолько требовательном ко всем своим работникам и в отношении профессионализма и дисциплины.
Подготовку операционного поля провели, когда еще пациентка была в сознании. Степень ухудшения  состояния ребенка  прямо пропорциональна длительности  общей анестезии. Сигналом начала операции была такая привычная обыденная фраза Тернера. Волей не волей которую по инерции переняли все хирурги клиники – Давление в норме?........ Начали.
Во время получения матерью наркоза, Тернер пропальпировал матку и плод и его скальпель уверенно сделал разрез  брюшной стенки по прежнему разрезу и тут же с невероятной скоростью стал иссякать его рубцовую ткань. Далее он отсепарировал  пузырно-маточную складку брюшины, что необходимо было для  обнажения нижнего маточного сегмента. Затем сделал разрез на несокращающейся части матки ( нижний сегмент), что снижает вероятность разрыва или расхождения краев рубца при следующих беременностях. И Ани, по возникшему немому напряжению, такому, что слышно было дыхание каждого из стоявших в операционной, поняла и подалась ближе, что бы рассмотреть,  самый опасный момент, требующий максимальной концентрации от хирурга, как можно больше снизить опасность повреждения сосудов, идущих вдоль ребра матки. Тернер произвел продольный разрез в нижнем сегменте матки и продолжил на тело матки. Ребенка он вынимал настолько бережно, что в этот момент операции он был прекрасен как Бог, и сердце любой женщины с её природными материнскими инстинктами наполнялось самыми высокими благодарственными вибрациями к этому человеку. У него приняли младенца мужского пола и он уже грубее опустил свою руку в разрез, что бы достать послед. Отдав его акушерке, он вывел матку из  брюшной полости для обследования придатков и наложения швов. И пришло время непревзойденному искусству такого хирурга как Тернер зашивать разрезанные ткани брюшины, мышц и кожи ! Здесь ему не было равных. И наконец то теплое приятное спокойствие стало наполнять напряженное тело Ани  и она отошла от стола, что бы не мешать выводить пациентку из наркоза и перелаживать на каталку. Младенец сзади за плечами врачей закричал и гнетущее напряжение  бесследно стало иссякать из этого помещения, словно  заглянуло сюда по ошибке. Тернер улыбаясь подошел к ней, держа свои окровавленные руки перед грудью и ей так захотелось его обнять за ту надежду, которую он даровал ей сегодня.
- Иден, я всегда говорила это про себя, но сейчас скажу вслух – сказала она – вашими руками работает сам Господь Бог! И с вами ничего не страшно!
Он только послал ей воздушный поцелуй и поспешил уйти, что бы помыться и отдохнуть, он слишком не любил никаких предварительных прогнозов и поспешных поздравлений. Он уверенно знал, что успешно проведенная операция, это только половина успеха в выздоровлении пациента. Так все и случилось.
Ани стала добровольно ухаживать за этой роженицей и, но её состояние с каждым днем ухудшалось. На третий день ей был поставлен диагноз- воспалительный процесс, шов стал бурым, боли у неё усиливались и бедную женщину повезли снова в операционную. 
Ани смогла оторваться от своих больных и наведаться туда, когда на каталке вывозили уже труп, закрытый простынею с огромным окровавленным пятном посередине. Такого Тернера она никогда  не видела. Он сидел, все еще с окровавленными руками в удрученном состоянии на стуле перед окном и тупо смотрел перед собой в пол. Он слышал, как к нему подошли, но остался совершенно безучастен к присутствию кого-то рядом. У неё в голове был только один вопрос, который она хотела узнать у него как совет врача «Может ей попробовать самой рожать?», но сейчас он застрял в горле, потому что так еще Иден никогда не удручался по поводу  плохого исхода работы с пациенткой. В работе любого врача это случалось, а за годы такой практики, как была у Идэна, он видел всякое! Ани ни разу не вспомнила в данный момент тот день их совместной работы в клинике, что бы смертельный исход выводил его из состояния уверенности. Она стояла перед ним и не знала, что ей делать? Найти слова, которые могли бы поддержать? Она постаралась напрячься для поиска хоть каких-либо фраз в этом направлении и странным образом, в голове царило полное отупение и оно было еще вызвано легкой растерянностью, поиском причины для такого исхода, ведь она сама присутствовала на операции от начала и до конца и твердо знала, операция проведена была безупречно! Где эта причина? Где тот отправной момент, а точка упущения или не знания, от которой у женщины пошла раскручиваться спираль воспалительного процесса?
Ани стояла совсем рядом с Иденом Тернером, в операционной заканчивали делать уборку младшие медсестры и на эту безмолвную сцену у окна стали бросать внимательные взгляды, но в каждом из них, Ани видела, потому что она растерянно блуждала своим взглядом по операционной, по заученным движениям мед.персонала и в окно, на Идена. Безудержно хотелось плакать, но делать это категорически нельзя было, потому что Идену было тяжело, обстановка в операционной повисла плотным, мрачным занавесом и если она не находит в данный момент способа поддержать Тернера, то хотя бы не грузить его дополнительными переживаниями. Только спустя какое- то время, она заметила изменения в его лице. В глазах забилась мысль и от взгляда, наполненного усталостью и безысходностью, уже не осталось и следа, мысль искала причину, наматывая круги в памяти всего хода операции и последующих процедур после операции, вновь и вновь прокручивая действие за действием и то напряжение и задумчивость, которые появилось во взгляде, говорили о том, что мозг не может найти ответ на этот важный вопрос «Что было сделано не верно?» Он вышел из оцепенения и медленно повернул лицо в сторону Ани. Лишь на мгновение в глазах пронеслась тень сожаления и он криво улыбнулся. Эта улыбка была через силу, но означала, что отчаяние в сердце полностью уступило место борьбе с неудачей. Ани не удержалась, она просто не могла не восхищаться силой духа и твердостью характера этого человека. Её рука ласково легла ему на плечо, сердце переполняло желание оказать поддержку коллеге, другу. Он быстро  сдернул с себя резиновую перчатку,   сжал её ладонь своею рукой и она услышала – « Все будет хорошо!» От тона голоса, которым произнесены были эти слова, у неё перехватило дыхание и больно кольнуло сердце. Это не Иден Тернер и не его тон голоса. Он так и не смог артистически скрыть свое истинное отношение к её беременности. И ему трудно давалась роль оптимистично настроенного доктора. Поэтому, как и она, так и он, все последнее время избегали встреч друг с другом на работе. И сейчас он не желал вступать в объяснения, или же просто в разговор двух коллег. Он быстро поднялся и вышел из операционной.
135. Бетси чувствовала, что твориться что- то неладное и не могла понять, откуда в душу врываются эти тревожные флюиды, ведь в данный момент, по всем видимым обстоятельствам они должны радоваться. У хозяйки прошел этот изматывающий токсикоз, беременность развивается благополучно, её сын Билли уже такое длительное время живет радостным, полноценным детством, хорошо учиться, приобрел себе в школе несколько друзей и она, уже очень давно, не замечала в его вымученной  улыбке, подавленное чувство одиночества и беспокойства, когда джо утром отвозил его в школу. Хотелось верить, что навсегда ушло время, когда ему приходилось отвоевывать среди детей и преподавателей и себе место в учебном процессе, когда все ясно и основательно уяснили себе, что в этой кучерявой темной головке достаточно мозгов, а может быть и намного больше чем у некоторых светлокожих, для того, чтобы приобретать знания и расти в познании человеческих наук. И потом, доброта этого темнокожего мальчика, доброта в его больших с пушистыми ресницами глазах, его учтивость и отсутствие малейшего намека на дерзость или гордость, пробудили в сердцах самых прогрессивных преподавателей очень  теплые ответные чувства и так часто его имя стало слетать с их уст, когда зачитывалась самая лучшая работа по литературе или самое быстрое решение задач по математики. А наиболее слабые школьники в учебе, все- таки,  вовремя сообразили, что с этим перспективным мальчишкой гораздо выгоднее иметь долгосрочное общение, что бы рассчитывать на возможность списать решение задачи или того или иного примера. И круг изолированности Билли в школе просто на просто рассосался. Билли отпустила постоянная скованность и напряженность и его успехи в учебе стали еще лучше.
Нет. Бетси подумала и быстро нащупала правильное направление своей тревожности, это хозяйка. Она изменилась. В её поведении многое стало не таким и связать это с беременностью было нельзя. Причина в другом. За её улыбками скрывалась некая озабоченность и даже страх. Вот, страх, это именно то слово, которое чаще приходило на ум и дольше пребывало в сердце.
 Хозяйка стала странной. Чем чаще Бетси делала попыток поговорить по душам, ведь они так часто раньше это делали, только между ними в чужой для Ани стране установилась дружба и откровенность в общении,  тем сильнее  хозяйка отдалялась. Они практически перестали сидеть вечером у камина за чаем или же за рюмочкой коньяка и греть свои сердца разными воспоминаниями или смешными историями, или просто обсуждать хозяйские дела. Вначале ей в голову пришла неожиданная мысль, может хозяйка обиделась на что-то или она её в чем-то разочаровала? И когда Бетси прямо спросила её об этом, Ани рассмеялась и обняла её как можно крепче, но……..ответом «Ничего подобного» запутанного и неясного состояния мыслей не развеяла. А за завтраком, Бетси так часто стала замечать, отрешенный и печальный взгляд Ани и когда они встречались глазами, та виновато улыбалась и опускала глаза. Бетси однозначно уверилась, что хозяйка вынашивает в сердце некую терзающую её тайну и насильно навязываться, что бы её  узнать, стеснялась. И она бы смирилась  с таким положением бы, если бы сердце не тревожилось смутными предположениями. У Ани явно было что то не так, а ведь это её Ани, такой человек, как эта женщина встретилась в её жизни первый раз и стала как дочь, подруга, благодетельница. Бетси долго ходила кругами вокруг хозяйки и наконец, в выходной, за завтраком, когда нянечка увела Джизи, и Билли скрылся за уроками в своей комнате, а Ани замешкалась в гостиной, нервно перебирая медицинские журналы, она направилась к ней с вопросом – Ани, должно быть у тебя очень веские причины не говорить даже мне о том, что тебя беспокоит, но у меня сердце уже не выдерживает наблюдать издалека, как ты замкнулась, стала совсем не той Ани, которая дружна всегда со мной и с Билли. Хозяйка, скажи, может тебе чем- то не угодили или обидели? Ты только скажи, что можешь, что бы я не лезла к тебе в душу, но что бы исчезла неопределенность.
 Бетси, все- таки, уловила у Ани такое движение головой, которое говорило о том, что ей так не хотелось этих вопросов и сердце у неё кольнуло от того, что все это выстраивало между ними холодную стену, которой раньше никогда не было. Но это произошло лишь в короткое мгновение, Ани сморщила межбровные складочки, видимо раздумывая, что ей дальше делать, но глаза Бетси, её полные доброты, всегда такой искренней и чистой как у младенца, побудили её расположиться сейчас к откровенности. Страницы журнала, в котором она тщательно искала уже все последние дни хоть какие-нибудь новаторские идеи в отношении оперативной гинекологии, сами по себе захлопнулись и Бетси показалось, что она как -то обессилено опустилась в кресло и рука просто интуитивно провела по животу и безжизненно повисла через подлокотник.
- Бетси, я скажу, но больше никто в этом доме не должен знать о том, что происходит.
- А что происходит, Ани?  - Бетси вся напряглась   и даже почувствовала холодок по позвоночнику.
- Бетси.  Так дело в том, что я не в состоянии внести ясность в твою неопределенность. Я сама нахожусь в ней и с этим ничего не поделать, как судьбе будет угодно распорядиться, так все и будет. Дело в том, что после первого кесарева сечения, когда у меня родилась Джизи, показатели мои для повторной беременности были настолько категоричными и Иден Тернер ясно предупредил меня, что детей у меня больше быть не должно, иначе есть очень большая вероятность, что они останутся без матери. Я виновата в том, что прямо не сказала об этом Артуру и он ничего не знал. Я предохранялась как могла, но в один прекрасный момент, все произошло так спонтанно и вот же незадача, это был самый благоприятный момент для того, что- бы зачать. Все произошло.
У Бетси непроизвольно приоткрылся рот и её широко открытые глаза стали выражать некую и озабоченность и удивление одновременно, но больше страх, хотя до самого конца она по прежнему ничего не понимала. После непродолжительной паузы, она задала другой вопрос – И что. …вы теперь не должны рожать?  Но  как……?
Ани сделала легкий жест рукой в её сторону, означающий, что та ерунду спросила
- Бетси, никто ничего толком не знает. Просто история при моих показателях еще не знает благополучного исхода родоразрешению, вот Тернер и беспокоиться и я врач, я конечно же опасаюсь.
- Ани, но вы же сейчас себя хорошо чувствуете?
- Да. Хорошо, но плод будет набирать вес. У меня матка очень маленькая и уже оперированная…..- и она осеклась. Ей пошла мысль,  что если Бетси до конца не понимает всего процесса и его опасности, так к чему ей так дотошно все рассказывать, это только  накрутит излишние эмоции и так на непростое сложившееся положение вещей. И резко передумав, она постаралась улыбнуться для Бетси как можно веселее. – Бетси, давай не будем нашими переживаниями усугублять обстоятельства. Просто Иден Тернер меня накручивает на плохое, и я тревожусь, ты же понимаешь, я ношу ребенка. А все еще может быть обойдется самым наилучшим образом.
Бетси стояла как напившись шипучки. Но её сердцу точно не стало легче.  Она быстро подошла к своей хозяйке и в сердцах, с  сжатыми руками в кулачки, как при молитве, умоляюще заглянула ей в глаза. -  Скажите мне, я же тоже женщина, это очень опасно? Ани, если вы это скрываете ото всех, значит это очень опасно для вас? Мне, мне скажите всю правду. Вы же мне как родной человек……и я так боюсь потерять вас, своего Билла, Джизи,  я этого не переживу. Я только ради этого живу.
 Ани положила руку на её руки, сомкнутые на груди и на глаза выступили слезы…-- Ах. Бетси, не надо, прошу, не терзай мне сердце, я и так еле держусь. Поверь, я ничего не могу сказать определенно, я сама не знаю ничего. Просто мне нужно было изначально быть очень осторожной, а я как «лохмя»-  и от этого невесть откуда попавшего ей на язык слова, вероятно, запомнилось из прошлой жизни в России и у неё взметнулись вверх брови. Возможно оно ничего и не значило, но в данный момент так точно передали её суть. Вот как бывает!
Бетси сжала её ладони. – Ани, так может ты бы просто очень сильно поберегла  себя в эти месяцы?  Я буду все приносить, я буду потворствовать каждому  твоему вздоху. Может ты бы бросила работу, ведь твое здоровье сейчас важнее всего! Ани, ведь твоя семья не нуждается так остро в деньгах и в крайнем случае, я отказываюсь от жалованья на этот срок, мне и так всего вдоволь. Можно уволить нянечку, я сама все успею и по дому и с Джизи буду возиться, бесплатно, только вы будьте очень осторожны! Спите, надо очень много спать, все беременные очень хотят спать всегда!
Ани отрицательно покачала головой. – Бетси, Бетси, успокойся, это излишне. Двигаться тоже нужно и для беременности это еще полезней. Ты просто молись за меня и все! И верь в лучшее.
Её ласковая рука погладила Бетси по предплечью В коридор зачем-то вышел Билли и стал одеваться на улицу. Ани постаралась использовать момент, чтобы переключить внимание и свое и Бетси на него. – Билли, ты куда?
- Там Порк просил меня к себе приехать. Я на велосипеде прогуляюсь. – ответил тот, зашнуровывая башмаки.
Ани подошла к нему. – Билли, я последнее время так занята. Скажи, там у них никто не болеет, может кому-то с лекарствами нужно помочь?
Билли пожал плечами - Я сам давно никого из них не видел. Я узнаю.
- Узнай – ответила Ани и стала присматриваться , отодвинув шторку на оконцах двери. А оказывается все вокруг позолотело. Осень вступила в свои права, а её теперешняя жизнь, вынашивание тягостных дум, словно проносило её мимо всего вокруг и правда, как открытие, она обнаружила только сейчас, что наступила середина осени. И стояли её последние теплые деньки. Дорожку от дома, которую всегда так тщательно выметал Том, обсыпали желтые листочки кизилик блестящий и вересковые кустарники. И ей так сильно захотелось пройтись с Джизи по своей домашней алее, в конце концов, она и судила себя частенько за то, что Джизи растет совсем практически только у нянечки и Бетси, родителей никогда не бывает дома.
Повернувшись к Бетси, она произнесла. – Пойду ка я, пусть оденут Джизи и мы прогуляемся вместе.
В клинике доктор Тернер вмешался в её дежурство и предложил ей брать больше выходных дней, что бы она не переутомлялась. И с некоторого времени она больше времени стала проводить дома, занимаясь Джизи. Только сердце болело тягучей тоской, обострившейся с такой силой, что ей все труднее стало натягивать маску беззаботности себе на лицо и бороться со своими мыслями. Она уже совершенно не рада была заботе Тэрнера о её здоровье, так как работа лучше всего помогала справляться с тревогой и негативными предчувствиями. Войцеховский звонил каждый день, а она записалась на коммутатор  на международный разговор с Дорой и со своей тетушкой, с управляющим своего металлургического предприятия господином Бугатти, которые должны были получить извещение об этом по телеграфу. У неё было мрачное предчувствие плохих новостей, но с какой стороны оно грянет не знала, и все свое последнее время намеревалась потратить на сбор информации с Родины, лелея надежду хоть здесь  закрыть для себя пространство тревожности, уповая на то, что у них все хорошо. Ведь она знала и от своего Артура и из писем и телеграмм господина Бугатти, что война сделала свое дело и необходимость в металле выросла в тройном размере, так что наемные работники у предприятия вынуждены были ходить в три смены и, как  телеграфировал сам господин Бугатти, он набрал для завода еще с пол дюжины работников и несколько инженеров. Ани получала банковские переводы без перебойно и могла не только содержать дом,  слуг, но и регулярно увеличивать свой банковский счет здесь - в Нью-Йорке. А вся зарплата её в клинике Тернера целиком уходила на оплату учебы Билли и помощь нуждающимся негритянским семьям, с коими постоянно поддерживали связь Бетси и Билли. Ани давно не бывала в их бедном квартале, так как времени ни на что не хватало из-за работы и хлопот, которые все последнее время доставлял ей Войцеховский.
Предчувствие не обмануло. Письмо из Будапешта принес почтальон вечером и после окончания работы в клинике, Ани смогла прочесть его, вернувшись домой поздно.
Бетси застала её в каминной, стоящей у оконной рамы, прижавшуюся лбом к стеклу и уже по её ссутулившимся плечам поняла, что известия пришли горькие. Сбоку черты лица хозяйки показались более заостренными и бледность на фоне темного окна казалась неестественной и не здоровой. Как бы она хотела оградить её от всех этих новостей, но…. что  же она могла сделать?
В Будапеште сильно болела тетушка Ани, доктора подразумевали туберкулез и это ненавистное и такое пугающее слово отнимало все силы и желание бороться за жизнь. У неё на руках умер первый супруг граф  фон Махель, как бы они ни старались противостоять этой болезни! На её же руках умерла черная негритяночка, десятилетняя девчушка и вот тетя, которая взяла её на воспитание после смерти родителей, подверглась этой напасти.
Бетси еле дышала, когда трогала её за плечо, так как её негритянское сердце переполнял только один страх. Страх потерять свою хозяйку и то благополучие, которым она жила последние годы и даже не подозревала, что такое в жизни возможно! Её благополучие целиком было связано с Ани и неотделимо от неё. И пусть это кажется на первое восприятие кощунственным, но это не так, она любила искренне Ани как свою дочь, но только с её приходом в её жизни появилось солнышко и спокойный сон, которого никогда не было, ни одного дня в её тяжелой жизни. Как Ани старалась решать проблемы её родного мальчика, так же Бетси стремилась ограждать её от всего плохого, что приходило в этот дом, но еще ни от одной настоящей проблемы ей её защитить не удалось, это было выше её сил!
Ани не плакала, но когда её огромные изумрудные глаза оказались прямо перед лицом Бетси, в них читалась такая мука! И что- то Бетси хотела спросить и тут же забыла и только непроизвольно глотнула ртом воздух и замерла. Что только может носить в себе человек! И какова его внутренняя сила? Она неимоверна! Она была поражена сейчас этой силой! Только сейчас она по-настоящему увидела какой страх носила в себе её любимая девочка, как про себя называла она Ани, и сколько храбрости и выносливости было в её хрупком теле, изящном и тонком и главное, а это самое невероятное, так тщательно от всех скрываемом. Господи – прошептала губами беззвучно негритянка – сколько в вас страха и силы. Моя Ани!
Она хотела может быть обнять её, прижать её хрупкие плечи к себе, а может быть поспешить на кухню, чтобы заварить ей настойку на травах, успокаивающую и укрепляющую, а может безудержно, сейчас разрыдаться? Она так и не поняла………Но Ани почему- то так твердо запретила ей хоть как -то проявлять свои эмоции только лишь знаком - она отрицательно покачала головой, но Бетси это словно обдало холодной водой и она невольно застыла, со сложенными на груди руками. Потом она вспоминала эту сцену, пытаясь понять. Что её так мгновенно остановило и поняла, она прочла это в глазах своей хозяйки, в движении головой, а может на энергетическом уровне считала её волю, только так надо было, на интуитивном уровне она поняла, что, если начнет плакать, жалеть Ани, та потеряет все свои последние силы, которыми она держалась все это время, чтобы не упасть духом.
        Ани не спала, сидя на кровати в платье. Первый раз в жизни, она совершенно не знала - что ей делать дальше? И самое удивительное было то, что и спрашивать совета или же поговорить с кем-нибудь, ей не хотелось. Подсознание подсказывало, что в данный момент это окажется совершенно бесполезным и неуместным. Войцеховский казался далеким, чужим для неё сейчас, Бетси только сделала бы её очень слабой, а Тернер лишний раз заставил бы испытывать угрызения совести, которые выгрызали сердце как червяк яблоко. А ей нужны были силы, ей так нужны были силы! Она копалась в своих ощущениях, пытаясь найти в них ответ, что она должна предпринять для себя сейчас, понимая, что ответ придет только на интуитивном уровне, и он будет не логичен, но он будет самым верным. Сейчас она стала очень сильной, а может быть черствой, она даже не думала, что сумеет так жить, каждый день натягиваясь как струна, волевым усилием, заставляя прогонять  страх и негативные мысли.
Сон сморил к утру, силы были истощены, и она заснула на не приготовленной для сна кровати, в одежде, свернувшись калачиком, обняв подушку, как в детстве, чувствуя оголтелое одиночество в жизни, когда тоска по родителям приходила тяжелыми приступами.
Ей приснилась мать, отец. Они были вместе и ласково улыбались, но они были такими далекими, она только все время чувствовала, как ей хочется к ним прижаться, но почему – то  то пространство, которое отделяло её от них никак не сокращалось, как бы она ни протягивала к ним руку и не ускоряла шаг, как иллюзия, они были не досягаемы. А затем она очутилась в доме, но не в своем, который выстроила, выйдя замуж за  графа фон Махеля, а в том, в котором остался его сын, Томас. И она так не любила этот дом, некое тяжелое ощущение захватило её в свое пространство. Негативные мысли, словно забытые воспоминания, стали возникать образами, о которых она четко знала, что не хотела никогда вспоминать. Когда она увидела фигуру Томаса фон Махеля, которым подверглась изнасилованию и которым была ранена в плечо, тогда, в реке. Но не лицо, лишь его фигура появилась во сне, как призрак и быстро исчезла, а в комнату, в которую она открыла дверь, её внесла некая сила, которой она не могла сопротивляться, а ум знал, что… то против её воли. Но когда она увидела в этой комнате, за столом сидящих своего сына Кристиана и супруга графа фон Махеля, она так и не смогла объяснить себе, почему же она так не хочет входить в эту комнату. Ведь в ней находились её близкие, дорогие её сердцу люди! И о, Господи, как она по ним скучает! Только сейчас её накрыла такая жгучая волна ностальгии по ним. сердце защемила боль, и в тоже время радость от понимания того, что она теперь может быть рядом с ними! И эти противоречивые ощущения, понимаемые сердцем, никак не объяснялись разумом, как так можно, одновременно испытывать боль и радость, и какую-то невероятную тоску! Её мальчик, именно в том возрасте, в котором она его потеряла,  смотрел на неё и между ними не было ни этих прошедших лет, ни её новой жизни, нового ребенка, а ум твердил, у тебя есть дочь - Джизи. Она не понимала, Джизи???? Как могла появиться Джизи, ведь здесь её первый супруг и он так ласково смотрит на неё, её сын, а Джизи её дочь, но из какой-то не понятной, другой жизни? Она остановилась в дверях, теряясь в своих ощущениях, так желая подойти к ним, дотронуться до них, обнять, и что-то мешает. Почему ноги то такие тяжелые, почему они не повинуются ей? И что-то с Ангелом. У неё же еще был конь, который был для неё больше чем любимое животное. Он был ей другом, и только бы он был не здесь – почему- то пошла уверенная, четко-обозначенная мысль, даже постаралась закрыть глаза, что бы не видеть больше никого, потому что, что-то подсказывало ей, ей не нужно этого знать! Ей не нужно этого сейчас видеть! И она не увидела, а граф фон  Махель печально произнес – Ангел тебя ждал до последнего! Но пробил и его час! Ты его увидишь только здесь….
Она почувствовала такую ледяную волну, насильственно проникающую в эту комнату, окутывая все её члены тела и у неё тихо полились слезы – Где здесь? – только осторожно спросила она, потому что некий страх маленьким черным зверьком прятался в душе и она машинально задавала вопросы, вынужденно задавать их, но боялась ответов.
- С нами – ответил Кристиан.
- Значит Ангела больше нет, а я……….я же его предала – выдавила она из себя эти слова с таким сожалением, с такой болью. – Он не заслужил этого……
А граф фон Махель совершенно спокойно встал и сам подошел к ней – Ты хочешь сюда? – и все так внимательно заглядывая ей в лицо, как-будто, проникая глубоко в душу, старался смотреть ей в лицо и она начинала растворяться под его взглядом и все больше унимался её смутный страх перед неизвестностью, но…….и сказать ему, что она этого хочет, не могла, что-то держало, останавливало и её глаза пытались найти подсказку, как поддержку, мечась взглядом то на сына, оставшегося сидеть за столом, то на супруга, вплотную подошедшего к ней и чего-то ожидая, так терпеливо, с глубокой, свойственной его возрасту мудростью.
И она нашлась что сказать, пытаясь схитрить, словно это разрешит все противоречия - А так надо? Это так надо??? Я вам нужна? – вопросом на вопрос.
Граф усмехнулся и пожал плечами, обернулся к Кристиану и задал этот же вопрос ему – Это так надо???
И в напряжении она ждала решение сына, её любимого мальчика.  А он так же поднялся и стал подходить к ней. – Мама, я уже так соскучился! Да…….так надо.
И из неё как фонтаном прорвались наружу все эмоции с такой силой, с такой жгучей любовью к ним, что сердце казалось просто не способно выдержать такого накала переживаний и сейчас разорвется на мельчайшие кусочки. Её спасло от разрыва сердца чье -то тугое кольцо сильных рук, которые сжали её предплечье и стали трясти. Она ничего не понимала, стала искать, откуда на её руке еще чьи- то руки и это её вырвало из небытия.
Бетси, даже побелела от испуга. Ани так безудержно плакала во сне и так громко, что рядом, за стенкой захныкала Джизи, но Бетси прибежала в её комнату, а не в комнату девочки, зная, что с той рядом нянечка. И черные,   широко раскрытые глаза, как два жгучих уголька , первыми врезались в смятенное полусонное сознание Ани. Она вернулась в реальную жизнь и почувствовала абсолютное бессилие и гнетущую подавленность от увиденного сна. Еще некоторое время она потерянно смотрела в два черных угля Бетси. Не в силах пошевелиться, но потом медленно буквально сползла с кровати на коленки и воздела лицо к потолку, обращаясь к неведомой силе в горячей молитве. Бетси отпустила её, устав от стихийных эмоций в одно мгновение и обессиленно опустившись на кровать. Ани молилась, не обращая внимание  на то, что не одна в комнате, горько, отчаянно молилась, ища чего- то того у неведомой силы,  что не возможно объяснить человеческим языком. Это необъяснимо, это выше человеческого понимания. А Бетси очень хорошо понимала, как сейчас это необходимо.
И вымолившись….. Ани  устало застыла, сама себя обхватив спереди руками, подспудно это говорило о том,    что поддержку нашла у себя же самой. Несколько секунд, она простояла на коленках, низко опустив голову вниз, раскачиваясь взад и вперед, и когда обернулась к Бетси, лицо её уже было спокойным.
Бетси поспешила сказать – Ани, вы не можете идти сегодня на работу в клинику. Вам нужен только отдых сейчас.
Ани стала поспешно подниматься с колен. – А я и не пойду туда….- ответила быстро и присела рядом с Бетси, обняв её за плечи. И то, что она стала произносить, повергло Бетси в повторный испуг – Милая моя. Бетси. То, что я буду делать сейчас, тебя удивит, но ты только помоги мне, не перечь, умоляю тебя, у меня нет ни времени, ни сил с тобой спорить, а они мне так нужны сейчас. Бетси, я еду сейчас же домой, В Будапешт!
Бетси только ахнула и Ани поторопилась добавить – Бетси, поверь, я вернусь. Я обязательно вернусь. Здесь Джизи остается. Но я должна увидеть, ещё успеть увидеть мою тетушку, она сильно болеет и мне нужно, мне нужно….на могилу моих дорогих родителей, моего Кристиана, моего супруга.
Бетси что-то дернулась, хотела возразить, взгляд упал на живот Ани, но та суетно, быстро поднялась и направилась в ванную, Бетси за ней - Ани, вы не должны, в таком положении, такая дорога и вы же говорили, вы боитесь моря!
- Дорогуша, дорогуша, ты просто не можешь знать, как это необходимо для меня! Я на очень короткое время и мне нужно успеть вернуться до родов!
Бетси стала невольно мешаться для Ани, так как та металась быстро, желая поскорее привести себя в порядок – Ани, пусть  хозяин  едет с вами, дождитесь его, я ему позвоню…
- Ни в коем случае, Бетси! Мне вот уж точно не нужна борьба с ним! Он не пустит, просто, не отпустит Бетси, а я не могу ему всего рассказывать. – и взяв ее за плечи, развернув, подтолкнула к двери -  Все, все милая, собери меня, не спрашивай, не мешай, просто поверь - так надо!
  Билли завтракал сегодня в одиночестве и в сухомятку. Хозяйка и мать метались по дому. Собирали сумки. При этом Ани категорично отвергала все, что предлагала ей Бетси, не желая брать с собой много вещей. Бетси дано было поручение спустя несколько часов после отъезда Ани из дома, позвонить лорду Тернеру и предупредить его об отъезде её из страны.
Жуя молча сэндвич, он поворачивал свои черные глаза туда, где раздавался шум, но чутко понимая, насколько торопиться хозяйка со сбором вещей, не встревал с расспросами.
Бетси когда спустилась вниз, с большой коричневой саквояжной сумкой, Ани дозванивалась до  такси.  Бетси так все это было не по душе! Она стала надевать свои глубокие ботинки, с завязками спереди, но Ани, увидев это, замахала на не руками. – Бетси, милая, тебе не надо ехать со мной в порт, я вызвала такси себе, ты нужна здесь.
Бетси только открыла рот, но секунду подумав, решила настырно продолжить завязывать свои башмаки. – Ну нет уж! Так не пойдет. Я хотя бы увижу своими глазами, что вы благополучно сядете на корабль.
Ани запротестовала опять. – Нет, нет, у тебя сегодня другое важное дело. Через несколько часов тебе необходимо отправиться на коммутатор, где мной заказан международный звонок с моей домоуправительницей Дорой в Будапеште, а через двадцать минут с мистером Бугатти.  –и  она развела руками – Ну, уж тебе придется с ними поговорить. Скажи им, что я скоро приеду.
Бетси выпрямилась – А господин Артур? Если он позвонит, я даже боюсь ему обо всем говорить, моя Ани, потому что ему очень не понравиться вся эта затея. Вас не будет….я точно виновата, что не удержала вас! Господи, он же так расстроиться!
Ани пожала плечами. – Ну, что делать милая, переживет, и не такое переживал!
У Бетси совсем сдавали нервы, от перенапряжения и суматохи, дрожали руки и сделались совсем слабыми ноги.  Было трудно. Ей пришла последняя обнадеживающая мысль в голову. Ноги почти не держали и она обессилено облокотилась спиной об косяк двери и посмотрела на своего Билли, потом на Ани, и взмолилась – Хозяйка, мы вас с Билли умоляем, не оставляйте нас….
- Бетси?- удивилась Ани такому обращению
- Нет. Нет. Я все бы сделала для вас, но вам сейчас никак нельзя такие перемены, такое путешествие и вся эта суета, переживания! Милая моя, вы же почти не спали, я всю ночь ходила мимо вашей спальни! Что же это вы делаете , что так стоит вашего здоровья! Если же с вами хоть что-то случиться, хозяин не простит меня, я себя не прощу! И совсем одна! У меня в голове это не укладывается!
Ани спешила, она понимала, что через час её не появления в клинике, Иден Тернер начнет сначала звонить сюда, а потом примчится на автомобиле, да и не дай бог нанесет Артура! А ей необходимо уехать во что бы то ни стало, она должна ступить еще своей ногой на землю возле своего дома, она должна увидеть тетушку и Дору! Она быстро принялась целовать опухшие щеки Бетси и приговаривать – Ты же будешь молиться за меня, больше некому, Бетси! И если Бог не услышит молитвы такой доброй женщины как ты, то он не слышит совсем никого! И потом, я сильная, я еще молода и крепка, посмотри на меня. Я же с Джизи в животе проделала на корабле такой же путь в Америку, а там же был пожар, я в воде находилась всю ночь и утро, Ай…... Бетси, осталась жива и я и Джизи….. ты просто много себе придумала и меня расстраиваешь. Перестань! – и резко отстранившись от Бетси, стала искать свое пальто на вешалке.
Бетси стала помогать, но продолжала скулить себе под нос. – Не надо Ани, я же не такая глупая, что бы не понять, что сейчас не все ладно с вами…..И от того вашего длительного пребывания в воде ваша девочка не родилась как надо, а вам пришлось живот порезать для этого! И еще, вот именно из-за Джизи, вы не должны никуда ехать! У вас сейчас больше ответственности за другого человечка, чем тогда. Ани! Ани….
Но Ани уже сама хотела было подхватить свои тяжеленные две сумки, так как Бетси сбивала её своим нытьем с толку, но вовремя опомнилась. Выйдя на улицу она позвала – Том! Том!
Том грел автомобиль, для того что бы отвезти Билли в Нью-Джерси. За кованным забором уже припарковалось такси. Ани попросила Тома поднести сумки, и даже больше ни одного раза не обернувшись , на вконец подавленную Бетси, скрылась в салоне автомобиля.
Бетси схватилась за сердце. Билли поспешил подбежать к матери с немым вопросом. Но Бетси только расплакалась в передник и все продолжая держаться за сердце, пошла в глубь дома, ноги уже не держали. Обескураженный Том сумками, которые он нес за своей хозяйкой, вернулся, что бы допытаться наконец, что же происходит сегодня утром в доме?
Бетси тихо скулила и усердно капала себя сердечных капель в рюмку из - под коньяка.
- Ой, не спрашивай – махнула она в сторону Тома – первый раз в жизни хочу напиться до беспамятства, что бы не болело так сердце, я уже не выдерживаю,….. да. вдруг хозяин вернется, а я пьяная буду лежать! И……- она вдруг вспомнила про поручения которые дала ей Ани. – А……- и резко выдохнула – мне на коммутатор надо. Том, ты подвези меня с Билли, у меня у самой нет сил тянуться в город. – вытерла рукой капельки пота со лба и как между прочим добавила – Ой. Ой….что то с моей девочкой не ладное…как же я буду разговаривать с теми людьми, если они не знают моего языка, а я не говорю на их языке?
136.
С легким удивлением все обращали внимание в порту на красивую, чем-то сильно озабоченную и нервничавшую женщину. Все хотели явно чем-то помочь, так как она сразу располагала к себе, но по незнанию, она очень много времени тратила в пустую, натыкаясь на ненужных людей, обращаясь не в те окошки в порту. Наконец она смогла приобрести себе билет и ей даже задали некорректный для американцев вопрос – Почему так скорополительно? -  потому что места в кают-компаниях бронируются обычно заранее.
Она должна была отплыть через пару часов на пассажирском лайнере «Fare». За это время нужно было поймать носильщика и отправиться с ним на пирс. Лайнер ждал у причала. Здесь царила энергетика движения такого, что можно было оглохнуть  -  с не привычки. Кто-то громко звал носильщика, кто-то громко разговаривал, тележки с грубыми колесами для слишком большой поклажи, гремели по настилу пирса, посыпанному утрамбованным измельченным щебнем, чуть дальше грузили товарные катера и на верфях то и дело устраивали перекличку матросы и разнорабочие, краны скрепили металлическим  скрежетом и когда груз достигал цели на палубе, раздавался такой выхлоп, словно разламывался пополам ствол могучего дерева, только с нотками металлического звука. Ани завороженно следила взглядом за этим процессом, удивляясь насколько быстрыми темпами все вокруг расстраивалось, преобразовывалось и укрупнялось. У здания порта надстраивали третий этаж и еще со стороны, которая осталась за спиной, работали машины и перекапывали землю огромными ковшами первые бульдозеры, делая подземные переходы и ложа асфальт. И ей так жутко стало от того, что время настолько неумолимо, и все вокруг меняется, движется, торопиться, а она опомнилась только сейчас со своей ностальгией по Родине и со своей поездкой домой! Господи, застанет ли она тетушку и действительно ли у неё туберкулез?  Граф фон Махель прожил с этой болезнью на удивление долго, так как они ездили с ним на лечение в Швейцарию, она же не отходила от него, она так старалась его лечить, а кто заботиться о тетушке? А чуть только мысль пошла дальше и она подумала об Ангеле, так просто захотелось завыть во весь голос! Его то она больше не увидит! И что бы не привлекать к себе повышенного внимания, она резко тряхнула головой, будто стряхивая с себя эти мысли и постаралась поискать глазами для себя какой-нибудь новый интересный объект, для изучения глазами, пока не на доест и пока идет время, что бы отвлечься. Присматриваясь ко всему,  её глаза стали расширяться от ужаса! К ней очень быстро, чуть не бегом, приближался Артур Войцеховский. И её тело, совершенно машинально, стало вытягиваться в боевую стойку, потому что бежать было некуда, да и бесполезно.
Он запыхался и когда предстал перед ней, ей в самом деле просто хотелось убежать. Его ноздри раздувались как у Ангела, она помнила это, во время бешенных скачек. Шляпу свою он где-то или потерял или оставил и атласный шарф  на его шелковой сорочке был наполовину развязан, видимо мешая ему хорошо дышать при той скорости, которую он задал себе сейчас. И он действительно бежал, до этого, так как автомобилю в такой толкучке людей в порту было просто не проехать и его пришлось бросить при подъезде к порту. Черные глаза были сердиты и в тоже время, его мало чем было удивить, но сейчас они были точно такими, как в тот раз, когда с крыши амфитеатра она свалилась внезапно на его новенький автомобиль!
Её движение, опять - таки, было чисто машинальным, она за чем- то выставила перед ним свою руку и уперлась ему в грудь, не давая тем самым вторгнуться в её жизненное пространство, как ей казалось, но оказалось совершенно бесполезным, так как он с легкостью отвел её от себя и схватил за предплечье.
 - Ты куда??? – выстрелил он вопросом, все еще стараясь отдышаться.
Она же сейчас понимала только одно, что всеми правдами и не правдами должна попасть на лайнер и чувства Артура её совсем в данный момент не задевали. Но, первую попытку все объяснить ему, она сделала как можно мягче и спокойнее.
- Артур. Сразу скажу, что отговаривать меня сейчас совершенно бесполезно, Бетси уже пыталась…… Я должна уехать на Родину, там тетушка очень больна и я хотя бы застану её еще живой! Она же меня вырастила, она отказывала себе во всем, ради меня. А сейчас там одна, совсем одна!
Артур отрицательно покачал головой. – Мы вышлем ей денег, много денег! Я распоряжусь, с моего завода в Будапеште ей выделят  нужную сумму, сейчас медицина очень продвинулась вперед, но ты не можешь сейчас плыть так далеко!
- И это почему? – задала Ани глупый вопрос и только лишь потому, что мозг не находил так быстро нужных слов, которые являлись бы для него весомыми сейчас.
- Догадайся…- успел сострить он и его пальцы больно сжали её предплечье и это уже так почувствовалось, что она вынуждена была предпринять попытку высвободить свое предплечье. - Артур, Артур! Я скоро вернусь, ты же понимаешь, это же не бегство, здесь наша Джизи и Бетси, Билли, все, но я должна побывать на родине, иначе я сойду с ума!
Он так же машинально потянул её к себе. Но она постаралась упереться как можно сильнее ногами. – Знаешь. Милая, но мне кажется это уже произошло!
Тогда она сильно рванула свою руку к себе и ей удалось освободиться, тогда она поторопилась включить задний ход и стала отходить в глубь пирса, но Войцеховский стремительно направился за ней, успев схватить её за запястье. – Ани, пусть я окажусь для тебя злейшим врагом, но ты никуда не отправишься сейчас. Мы возвращаемся домой. Где твои вещи?? – и он глазами стал искать её чемоданы. Носильщик, стоя по отдаль и наблюдая все их препирательства, а надо сказать, что они успели обратить на себя внимание на пристани уже многих, сам поднес ближе чемоданы.
Войцеховский быстро достал из кармашка на жилетке несколько долларов и сунул тому в руку - Неси за нами, возле автомобиля получишь еще. – скомандовал.
Ани упиралась и дергала свою руку, чтобы вырваться из этой стальной хватки, ей было и больно и не терпимо, но это был настоящий капкан, она же прекрасно знала, что значило, когда Артур применял силу, так как его тренированное тело всегда подвергало себя интенсивным нагрузкам спортом.
Её шестое чувство уже подсказывало ей, что все пропало, но как же, этого она не могла допустить!
Он потянул её за собой, и она стала кричать, совершенно забыв, что находиться в людном месте.
 - Отпусти меня, сейчас же! Ты не понимаешь… что это для меня значит! – он стремительно увлекал её за собой и она совсем стала отчаиваться. – Ты не имеешь права! Я свободна, я еще даже не супруга тебе! Отпусти. Ты эгоистичен! Мне больно!
Ей на самом деле было больно, но еще больше она шантажировала его этими словами.
Тогда он остановился и она со всей силы дернула свою руку так, что, опасаясь её вывихнуть, он резко разжал пальцы, но ту же схватил запястье её другой руки. – Да как это!!! – уже вне себя от ярости, ругалась Ани – Нанесло же тебя! Так никогда нет дома, а тут объявился! Я не прощу тебя никогда, если сейчас же не отпустишь меня – она уже суматошно стала пытаться расщепить его пальцы на своем запястье, отдирая их по одному и от тревоги и гнева лицо её раскраснелось. Губы уже просто по инерции выкрикивали ругательства – Зачем, зачем ты приехал из своего Чикаго, всегда такой занятый, ну и занимался бы делами, что тебе до нашей жизни!
Он взметнул только брови вверх – Ани. опомнись, что за ерунду ты несешь! Куда ты собралась, ты соображаешь? - и он постучал пальцами ей по лбу. – Ты оставляешь Джизи на длительный срок, а сама уезжаешь, по морю, у тебя же хроническая его не переносимость, и в твоем положении? Что случилось??? Почему такая кутерьма?! Да еще одна! Болезнь тетушки не оправдание для такого сумасшествия!
- Но ведь тебе же и говорить было бы бесполезно, разве ты поехал бы со мной?!
- Нет, конечно, не сейчас!
- Вот и я это знала! Всегда дела! Ты живешь своею жизнью, а я своей! Отпусти меня сейчас же и не вмешивайся в мою жизнь, в мои решения! Тебя же никогда нет дома! – она упрекала и уже понимала, что излишне, но….он не знал до конца её состояния, он не мог понять причин её поступку.
Артур перевел дух и чуть медленнее проговорил – Да… я скоро буду бояться возвращаться домой, постоянно такие сюрпризы, моё сердце не железное, и я не в юношеском возрасте закаляться постоянными стрессами. Я же тебя просил уехать со мной, ты же не захотела!
Она постаралась укусить его запястье и не смогла, от бессилия, на глаза навернулись слезы –
Понимаешь, мне последний раз надо со всеми проститься – взмолилась – Там моя родная земля, ну тебе же этого не понять, ты так легко привыкаешь к новому месту, там мой дом остался, мое предприятие, Дора! Да. …Господи…. Ну пусти же меня! - и под конец даже взвизгнула в нетерпении. –
Его это только настроило решительнее. Он резко развернулся и снова силой повлек её за собой, ускоряя шаг, так, что ей пришлось бежать, и она сквозь шум, слышала обрывки его фраз -   Нашла проблему и именно в данный момент её надо решать!? И моя родина не здесь и мое предприятие осталось в Будапеште и что?? Оно сгорело, что ли? Работает же и прибыль еще приносит………
Ему пришлось притормозить и остановиться, Ани на ходу, интуитивно, уцепилась свободной рукой за проезжавшую к пристани тележку носильщика, и чуть не перевернув её, со всей силы постаралась удержаться за железную перекладину. Носильщик выпучил глаза и что-то выкрикнул ей, но она не поняла.
Войцеховский тогда разжал её пальцы и просто, согнувшись, мгновенно взвалил её себе на плечо, что бы она не успела снова ухватиться за что – нибудь. – Ани, я тебя не узнаю!?- проронил он сердито, но в его тоне уже установились спокойные, так ему свойственные нотки, что эта всесильная его уверенность совсем не оставляла ей надежды сделать то, что намеривалась. И с отчаянием, она стала колотить ему по спине кулаком и стараться болтать ногами, чтобы ему было тяжело нести. – Артур, отпусти, мне нельзя так!
Когда до него дошел смысл её слов, он аккуратно поставил её на землю и тогда она сделала из ряда вон выходящую выходку. Она села на землю, на попу…. и скрестила перед собой ноги.
 - Артур,   я опозорюсь сама и тебя опозорю, но мне необходимо сесть на этот лайнер - и она ткнула пальцем в сторону пристани, которая только начиналась на том месте, где она уселась на землю. Стоявшие вокруг люди стали посмеиваться, вокруг неё даже стал образовываться некий полукруг и вот тогда только она заметила растерянность в глазах Артура. Он тяжело дышал и с недоумением смотрел на неё сверху вниз.
- Ани, ты сейчас в своем уме? – только спросил.
- Господи, ты можешь отпустить меня сейчас, ничего не расспрашивая и просто уйти, дай мне сесть на этот лайнер, для меня это очень важно!
Он упрямо мотнул головой и промолчал.
Она уже находилась на грани истерики, но только   взмахнув кулачками в его сторону, в раздражении стукнула ими себя же по ногам. К ним стала собираться публика. И где- то сбоку, очень громко и с большим удивлением в голосе раздался такой знакомый голос, всколыхнувший всю её суть и перевернувший все внутри . -  Ани! Ани, это ты?!
Сквозь толпу протиснулась вперед полная женщина, в шляпке, которых Ани еще не видела здесь в Америке и за ней, как гуськом за мамой уткой, последовали еще несколько человек, только ботинки на них были мужские и костюмы, с ветровыми куртками.
В ошеломлении от своей догадки и еще до конца не веря в то, что этот голос был таким далеким и родным, Ани стала пристально всматриваться в нависшую над ней фигуру женщины и лицо её приобретало все больше выражение человека, увидевшего ночью призрак на кладбище. Над ней стояла Хелен, а чуть подавшись вперед и раздвинув удивленных зевак, смущенных всем происходящим, рядом встали Гельмут и Михаэль, которые были уже ростом с мать, и которых Ани с трудом узнавала, но сзади, протискиваясь чуть с опозданием, показался Миррано, держа двух пятилетних девчушек за руки, похожих одна на одну как две капли воды. А появление этого большого семейства, да еще с одинаковыми лицами по парам, внесло в окружение просто легкое оцепенение. И Войцеховский, казалось бы ,поддался всеобщему недоумению.
Хелен смотрела на сидящую на земле Ани и по всему видно было, она думает тщательно, как бы ей по корректнее задать так мучающий её сейчас вопрос, но, надо знать эту женщину, её эмоции всегда опережали мысли. – Ани, а что ты делаешь на земле??? Сидишь……. – и последнее слово было произнесено так не уверенно, словно она еще и не до конца верила в то, что видела.
Ани с земли подхватили руки Войцеховского и она, не придя до конца еще в себя, что- то попыталась выдавить голосом, но это получилось- как выдох – Не может быть!
И лицо её принялось не произвольно менять выражение от отчаяния, к удивлению и затем к не понятному ни для кого, не то к сожалению, ни то радости, но только с оттенком безнадежности. И весь этот спонтанный клубок чувств, одновременно нахлынувший в данную минуту, вдруг распутался в слезы, такие горючие, что Хелен и хотела было протянуть к ней свои руки, чтобы поскорее обняться, но не решилась. Её взгляд озадаченно блуждал по лицу подруги, не зная, что и думать сейчас. Но поведение той было несколько странным.
Но обняв её все-таки, она ощутила горькие рыдания у себя на плече и вопросительно посмотрела на своего Гельмута, почему- то нуждаясь в его помощи сейчас. Но, Гельмут сейчас стоял точно с таким же выражением лица, как у всех.
- Подруга, а что здесь вообще происходит? – задала новый вопрос Хелен.
Ани стала судорожно искать у себя платок, но карманы пальто оказались напичканы только какими-то бумажками. Тогда Артур протянул ей свой платок. Через силу, сама теряясь в своих эмоциях, Ани заставила себя улыбаться. Видимо сама судьба распорядилась так, что не нужно ей сейчас было уезжать, она приняла это как знак и приложила усилия  хотя бы на данный момент выбросить все из головы - смирилась с этим.

Действительно. Можно не верить в знаки, и можно не верить в судьбу, но такое стечение обстоятельств, трудно было объяснить чем- то иным.
После отъезда Ани из дома и отъезда Билли с Томом, Бетси так и не нашла в себе силы и смелости пойти на коммутатор. Ни так –то, легко было одному черному человеку появляться в обществе белых. Притом, Бетси рассудила, что Ани дала ей такое распоряжение, в спешке, не подумав совсем. Что она сможет объяснить человеку «на другом конце провода», через океан и другие страны, если они не знают языка друг друга? И к тому же, кололо сердце, дрожали ноги, руки. Она поднялась проверить Джизи с няней, сумбурно объяснив той от чего с утра такая суматоха в доме. Затем ушла к себе на кухню, в маленькую, огороженную прачечную и принялась стирать собранное грязное белье, которое вынесла на улицу  , но не развесила, её что-то отвлекло, и она ушла на кухню, забыв про белье. Поставила варить овощи и зажгла большую сковороду для обжарки кусочков телятины, которые еще не нарезала. Сковорода раскалилась и стала издавать редкое потрескивание и она вспомнила, что так и не нарезала телятину.  Все валилось из рук и автоматически  переключаясь на все новые и новые занятия, пошла убирать брошенный завтрак Билли в гостиной. Все смела со стола и собрала посуду на поднос, и вот в прихожей столкнулась с Войцеховским. Он внезапно приехал, как часто любил это делать, только Бетси почему- то отреагировала на его появление громким вскриком и выронила на пол всю посуду с подноса.
Сзади Войцеховского отворилась дверь и в ней показалась голова Порка. – Бетси, ты зачем бельё на улице оставила? Я развесил….- произнес он и хотел получить словесную благодарность, но застыл, как и Войцеховский у порога, так как уж больно отчего то испуганное лицо было у негритянки.
Артур быстро обвел взглядом обстановку на первом этаже дома и глаза его сузились в нетерпении. - Бетси, что произошло?
Та же сомкнула две свои руки и прижала их ко рту, покусывая нервно, так как на полу валялся разбитый кофейник и пару чашек, с недоеденным сэндвичем. Она только тихо завыла, по- женски, как побитая собачонка. – Ой, господин Артур, господин Артур!  Как же вы вовремя то приехали.!  Наша Ани вздумала срочно ехать в порт, отплыть к себе на Родину, её тетушка заболела, так и она же сама всю ночь не спала! Может вы её отговорите?
Из кухни стал просачиваться запах гари, горела сковорода и Порк, как мужчина, не растерявшись, быстро юркнул туда, тогда как Артур мгновенно уже спешил к своему автомобилю.
Том, Порк и Бетси стояли «как напившись лимонаду», когда пузыри ударяют в нос! К ограде их усадьбы подъехало два автомобиля. Бетси не успела увидеть, а Порк, возясь с Томом возле автомобиля, на котором в Нью-Джерси отвозился Билли, увидели, что вернулся хозяин, но кроме их хозяйки из автомобиля вышла какая-то дородная женщина и  девочка, маленькая совсем, лет пяти, а вот из другого автомобиля, по всей вероятности, нанятого как такси, вышел смуглый с кучерявыми черными волосами не большого роста незнакомец, которого все приняли за итальянца, коих много было в их районе и в руках он держал большую клетку, в которой сидела диковинная птица, которую он тут же спихнул в руки юноше или подростку еще, не сразу можно было понять, очень похожего на незнакомца, первым вышедшего из автомобиля. Но когда спустя мгновение рядом предстал еще один юноша, как две капли воды похожий на того, которому отдали клетку с птицей, негры переглянулись. Они со всей силы напрягли свои глаза, не зная, что им сейчас делать, пойти навстречу или лучше уйти на задний двор, что- бы не привлекать к себе внимание. Но их любопытство оказалось сильнее и к тому же им стал жестом просить подойти хозяин. На землю выставилось несколько больших  чемоданов и их требовалось внести в дом. А когда глаза Тома и Порка разглядели вторую маленькую девчушку, так же совершенно повторяющую уже  ту первую малышку, что стояла рядом с полной женщиной, медленно вращающуюся вокруг собственной оси, что бы получше разглядеть всю местность, в которую их привезли, негры даже раскрыли рты, как дети.
 Том только успел переброситься со своим другом впечатлением – Порк, ты видишь тоже самое, что и я?? Всех по двое???Одинаковых?
- Ну не всех……вроде наши хозяйка с хозяином в одном лице. А разве так бывает??
- Так и я думаю, что нет, и я же ничего такого   вчера ни ел и ни пил, что бы у меня двоилось в глазах..
Окна кухни, где все утро пыталась взять себя в руки и успокоиться Бетси, выходили на центральный двор, поэтому Бетси всегда первая узнавала, кто напрашивается им в гости или, что ездило и кто ходил за оградой их усадьбы.
Все происходило так спешно и неожиданно, что целый шквал сумбурных эмоций вынес её на крыльцо дома  и оставил в недоумении перед всем, что увидели её глаза. Вначале она неимоверно обрадовалась, увидев хозяйку, значит, господин Артур её сумел уговорить вернуться. Но, кто были эти люди? И почему их по двое? Так как двое близнецов всем были удивительны! Хотя, как успела рассмотреть издалека Бетси, мальчики одеты были по-разному.
Что это такое делается? Её мозг не нашел ответа и совсем растерявшись, она так и застыла возле входной двери в немом вопросе, до тех пор, пока к ней не подошла Ани.
- Бетси, милая, я удивлена не меньше твоего. К нам в Америку приехали мои друзья из Будапешта. Это одна большая семья и у них четверо детей.
- А…..это они на самом деле так похожи друг на друга или это  мне все мерещиться от переживаний, утро то сегодня совсем не заладилось. – с настороженностью в голосе спросила негритянка.
Ани только улыбнулась. – То то я вижу и у Порка с Томом лица по вытягивались. Вы разве никогда не видели близнецов?
- Нет - покачала головой Бетси.
- А ну вот и так бывает……ответила Ани и глаза её сменили выражение легкой насмешки на озабоченность. – Бетси, смотри сколько у нас сейчас разместиться народу,  ты одна не управишься, а я тебе плохая сейчас помощница, надо бы Тома послать за Нэнси…..и так будет не одну неделю. Пока мы им не подыщем жилье. Люди они замечательные, ты их не бойся, не сковывай себя и веди как с нами, ты же член нашей с Артуром семьи. Это Хелен, она тоже врач – представила она стоявшую рядом подругу, а это её супруг – Миранно, и он врач. А вот говорить на английском пока не могут….и это Бетси моя, проблема из проблем.
Она что-то оживленно проговорила своим друзьям, чего Бетси совсем не поняла и это было как знак пройти в дом, что все не замедлили сделать. Порк и Том следом тянули чемоданы, Войцеховский загонял машину на двор, хлопая дверцами и доставая из неё оставшиеся сумки, саквояжи, пару чемоданов.
Все набились в дом и Бетси стала ощущать, как волны бешенной энергии раскрутили свой скоростной ритм и забиваясь во все углы, просто раз будоражили все вокруг, чуть ли не сотрясая стены многообразием вибраций! Чужая речь, столько детей! А вечером еще вернется Билли и приедет Нэнси и столько народу! О, Господи, господи! Такой круговорот начался! Как в жизни все быстро меняется! И как с ними управиться!
 Калитка хлопнула  резко выстрелив в воздух и вслед , царапая нервы последовал, шлейф писклявого металлического звука, как недовольный голос разбуженного человека. Войцеховский вскинул голову и чемоданы, вытягиваемые из машины вторили глухим шлепком, вывалившись на асфальт,  когда он расслабил руки. На него прямо шагал Иден Тернер, так же, судя по выражению лица, неожиданно обнаруживший здесь Войцеховского. И увидев, направившись в его сторону, старался собрать свои эмоции и подчинить своей воле, что ему трудно удавалось. Мгновенно пространство наэлектризовалось и оба хаотично искали рычаги управления сложившимся обстоятельством и возникшим тягостным напряжением. Если у Войцеховского и появилась мысль «Интересно, что он здесь делает?», то и ответ так же сам нашел его мозг «Анни же собиралась уехать, на работу, видимо, не вышла, вот её друг и бросился в поиски». Но, тяжелее оказалось находить учтивые слова для такого представительного гостя, когда уже только одно упоминание его имени размывало на корню внутренний покой Войцеховского и невозмутимость в самых сложнейших ситуациях. Первая фраза, родившаяся в уме была такой – «И чем мы обязаны?»
Войцеховский самые неожиданные для себя открытия сделал именно за последние годы, живя с Анни. Он даже и подумать не мог, что этот холодный и недосягаемый «индюк», каким он считал Тернера, способен будет на проявление искренних чувств и это сильнее всего выбивало именно уверенность Войцеховского в себе, так как он не мог предугадать поведение Тернера в такой ситуации и даже пробуждало к нему симпатию. Большие серые глаза как бездонный вулкан поражали силой клокочущих в нем эмоций и это был незнакомый, новый Тернер. Если Артур еще утешал свое самолюбие и внутренний покой тем, что внимание Тернера к Ани – это прихоть скучающего, избалованного роскошью и талантом человека, тем более, что красота Ани редко оставалась незамеченной мужским полом, то сейчас его просто обезоруживал этот возбужденный тревожный взгляд Тернера. Его искренность и даже пренебрежение к установившимся канонам высшего американского общества, побудило его нарушить границы в данный момент чужой территории из-за тревоги за женщину.
Их глаза встретились и первый вопрос скорее выстрелил из глаз Тернера, нежели сорвался с его губ. – Что с Ани?
Войцеховский молчал и тут же последовал второй вопрос. – Она не позвонила, не предупредила, это не в её характере без уважительной причины не выйти на работу. Как она себя чувствует?
Войцеховский даже как то обмяк после этих вопросов и от силы эмоций Тернера, которые заполонили все пространство вокруг. И Артуру так не хотелось, что бы сейчас их увидел кто-то из домашних, а тем более Ани. Он неохотно ответил – Все хорошо.
Но Тернер был настойчив, он качнул отрицательно головой в знак недоверия. –Тогда почему она не вышла на свою смену?
Войцеховский пожал плечами. Очень хотелось поскорее избавиться от присутствия Тернера.
- Я сам хочу убедиться в этом, сообщите Ани о моем визите. – уже с более жесткими нотками в голосе проговорил Иден.
У Войцеховского поползла вверх   бровь, цвета вороново крыла. – Простите, у нас сейчас столько хлопот, приехали гости из Будапешта, она занята с ними, Тернер.
И Тернера плечи стали медленно опускаться. Этот отказ только произвел на него благотворное влияние. Он даже засунул руки в штаны, стало легче на душе и огоньки радости запрыгали в его глазах и при всем при том, он произнес странные для Войцеховского слова . –Я убил бы вас, господин Войцеховский.
И вторая бровь Артура взметнулась вверх. Конечно же, у него бы сразу слетел с губ этот вопрос – За что? – но он почувствовал в этой фразе что-то большее и растерялся. Дальше то что он слышал просто вбивало его в землю по колени. – Вы, почти  вдвое, старше своей женщины и уже могли бы к этому возрасту оценить стоимость человеческой жизни и не потворствовать своему мужскому эгоизму и животным инстинктам!
Войцеховский сделал головой движение вправо и влево, словно желая избавиться от назойливых насекомых в жару – Вы о чем Тернер? – выдохнули его легкие.
Тернер как- то изучающе пробежал по его лицу взглядом, но резко развернулся и собрался уходить.
- Тернер, вы о чем это? Что знаете вы, что не знаю я?
Он успел еще сзади ухватить Тернера за плечо, но отпрянул. Так резко, в одно мгновение, все естество его заполнила злость и ненависть и Артура остановили его сверкающие глаза.  Со всей силы, вкладывая в удар всё своё негодование, Тернер направил кулак в лицо Артуру. И такой тренированный, столько лет мобилизовавший свое тело на все случаи жизни Войцеховский, с разбитым лицом отпрянул  от Тернера, чуть не упав на землю. И уже в ту же секунду как с пружинившая пантера,  Артур сгреб в руки ворот дорогого пиджака Идена и тряхнул вниз изо всей силы так, что тот просто, как по своей воле, упал на колени на землю. Но дальше  Артур ничего предпринимать не стал. Он отошел в сторону. Что его остановило? Он и сам объяснить не мог.  Он даже умоляюще попросил – Тернер, если все так серьезно, ….чего я не знаю? Скажите.
Тот быстро встал с колен. – А смысл? – жестко произнес. Отряхнулся и быстро пошел к калитке. Войцеховский отчетливо чувствовал, что  Тернера выкручивать сейчас ради ответа на вопрос бесполезно и надо отдать ему должное – у него были сильные руки.
Ани уже через час, суетясь и бесконечно что-то объясняя своим гостям, сильно устала.  Дом был довольно большой и решили выделить такой большой семье две комнаты – одну с камином на втором этаже и одну на первом, ту, где Ани оперировала Тома и где жила маленькая Науми. И как бы она не старалась держаться бодро и не принужденно, все отметили, что с ней что-то не так и насущно требовался отдых, а Ани было жаль Бетси и неудобно перед гостями и она еще превозмогала себя до тех пор, пока сама Хелен не отправила её в приказном порядке к себе в комнату – передохнуть.
У Войцеховского наметился огромный лиловый синяк под глазом и в ванной комнате, никому ничего не говоря он нашатырным спиртом остановил сочившуюся из носа кровь. Ани недоумевала, где он мог за последний час умудриться поставить себе такой синяк, но правды долго добиваться у неё на самом деле уже не было сил. Она еще никогда с таким трудом не поднималась по лестнице, как сейчас, к себе в комнату, оставляя за спиной на первом этаже такой большой муравейник, полный шума и жизни, вдохновленный свершившимся прибытием на американскую землю. Она обернулась, стоя на лестнице, что бы запомнить для себя этот момент и ей показалось, что она уже не является частью этого взбудораженного фонтана, какая- то незримая граница пролегла между нею и всеми вокруг и в сердце входило горькое сожаление, что это так, хотя, она удивлялась и сама себе -  отчаянного желания что-то в этом поменять не было. А что было? Она копалась в этот момент в своих чувствах и не находила ответа. Смирение? Усталость? Вот, вот – усталость и ей показалось, она почувствовала истину – почему она себя сейчас так ощущает. Только эта усталость не совсем была физическая. Она была гораздо глубже, все базировалось на психологическом уровне. «Я устала от жизни…..» ответила она сама себе на мысли, но тут же внутренне запротестовала: «Рано еще, так рано, не может быть. Мне только 30 лет. Мой Артур, так же переживший за последние годы не мало стрессов еще так действенен и активен, еще в нем столько сил! А куда же подевались мои?» Но даже и долго думать о чем- то ей сейчас было тяжело. Ноги налились тяжелым свинцом, а спина словно разламывалась пополам. Она отвернулась и посмотрела на ступеньки перед собой, ведущие вверх. И они показались ей крутой горой. За спиной она услышала как несколько раз позвонили в двери и грудной голос Ненси раздался внизу - она пришла помогать Бетси с приготовлением пищи. Ах, как сейчас много людей в доме, но Ани уже не стала оборачиваться для  приветствия, ибо в глазах стояло настолько сильное желание опустить голову на подушку, что это казалось сильнее всего.
- Дорогая, ты себя плохо чувствуешь? – прямо рядом с плечом услышала она голос Артура. И не оборачиваясь отмахнулась рукой, но он подхватил её на руки и мигом внес в их спальню.
Её голова оказалась на подушке и быстро её стало обволакивать сковывающее движение состояние сонного  паралича. Она еще слышала дыхание рядом Артура, он все спрашивал, что с ней и как она себя чувствует, но ею командовала гораздо более сильная сила, довлеющая над её сознанием и ей так было безразлично «уместно ли это и не жестоко ли это игнорировать его волнение о её состоянии» Он укрыл её пледом и больше не донимал вопросами, не имея никакого желания спускаться вниз, он заставил себя это сделать, потому что гостей должен был развлекать хоть один хозяин этого дома.
На вечер Ани чувствовала себя разбитой. Не хотелось отрывать голову от подушки, но гости приехали и это было сделать необходимо. Она вспоминала беременность с Джизи и не могла припомнить ни одного дня, что бы у неё такая тяжесть наблюдалась во всех членах тела. А с Кристианом во время беременности, наоборот, словно энергию в неё кто- то постоянно подкачивал, ей было легко. Но……это было тринадцать лет назад, отметила она себе и этим все объяснила. Свесив ноги с кровати, она еще какое -то время сидела, пытаясь понять, отчего так ломит спину и как найти в себе силы подняться, что бы спуститься вниз. Гости это хорошо, её душа словно ожила с их приездом, но…….все последние дни после такого тревожного сна, какой она увидела, за ней как тень ходила тревога, грусть и тяжесть, словно в одном флаконе. Её приземляла неведомая сила к земле и казалось гнула пополам, хотелось расправить плечи, она пыталась, и начиналась борьба с воздухом, потому что на самом деле её никто не гнул, на неё никто не давил, но только лишь она расслаблялась, как неведомые руки опускались ей на плечи и прессом угнетали её состояние духа, а как только перед её взором вставало личико Джизи, с глазами как у Артура, темными и большими, её душу словно резали на куски. А потом каждый кусок выжимали до последней капли сил, и порой, ей казалось, ей чуть- чуть оставалось до сумасшествия. И если всегда, безошибочно помогало ею проверенное средство всю себя в эти трудные моменты жизни отдавать работе, любой, то сейчас её сознания настолько живо понимало, что это бесполезно, что порой такой ужас накатывал на неё, что даже Бетси, несколько раз уловившая в её взгляде это неистовое отчаяние, пугалась и уже тоже перестала чувствовать себя спокойно и легко, как раньше. О, Дева Мария, а своё внутреннее состояние необходимо было скрывать, потому что если ей еле еле хватало сил бороться со своими темными силами, разрывающими сердце, то видеть отчаяние в глазах окружающих, тем самым лишавших самой последней искры надежды на благополучный исход её нечаянной беременности, было невозможно. Никак невозможно. Ей хотелось надежды.  Джизи, моя Джизи, моя маленькая девочка, какая же я дура, что весь этот год так много уделяла время своей работе, но только не ей. Она растет с няней, с Бетси, но только не с матерью и отцом рядом. А ведь, если со мной, действительно, все будет безнадежно, то она меня потом никогда, никогда не вспомнит. И…О. Дева Мария! А у меня нет ни одной фотографии, что бы когда-нибудь, ей показали, какая у нее была мать! Джизи, да, моя Джизи…..Войцеховский обязательно найдет себе утешение, он мужчина и против природы не пойдешь, но моя девочка, как ей восполнить ту пустоту и с той стороны, где всегда должна находиться её мать, в каждом её дне, в первой влюбленности, в первых потугах хоть как то себя нарядить, украсить свои волосики, задать свои первые вопросы о мальчиках, да даже о том, где та женщина, которая первый раз должна отвезти её в школу, поправить бантик, ведь мужчина до таких милых мелочей никогда не додумается и какие туфельки лучше подойдут под этот наряд и какого цвета платье ей лучше надеть в этот день, а тем более, а тем более этого не сделает Артур, с его таким рациональным складом ума!
Ани непроизвольно сжала ладонями себе виски, от таких мыслей мозг готов был взорваться. Я должна как можно больше сейчас находиться с Джизи и может даже на несколько месяцев дать отпуск няне, она будет многому удивляться и многое не понимать, а объяснять ей причину таких ревностных материнских жестов Ани была не намерена.
Она медленно сползла с кровати, стала похожа движениями на маму-утку и подошла к секретеру. Достав бумагу и ручку, быстро стала писать записку Идену Тернеру, сообщая ему о том, что больше, до самых родов не намерена выходить на работу и приписав в итоге тысячу извинений за это, абсолютно уверенная в том, что вот как раз то Иден все отлично поймет.
Приведя себя в порядок, она спустилась к гостям. О. боже!  В гостиной было так весело и шумно! У них так давно такого не было! Невольно, какая -то часть тебя поддавалась этой энергетике и выравнивалась в нечто среднее совершенно темная часть её морального состояния. Бетси с Нэнси так быстро управились с угощением. Первое, что бросилось в глаза – это огромное блюдо с сочным, большим гусем, с низу украшенным нарезанными запеченными яблоками. Абсолютная белизна скатерти заставляла просто искриться стоявших на ней графины с вином, морсом и теми же самыми яблоками красного цвета- как кровавые гроздья на белой скатерти. Это только то, что выхватил из общей массы всего взгляд. Затем она нечаянно поймала сразу на себе глаза Артура, как ей показалось чем-то встревоженные и особенно темные сейчас, может на фоне того синяка, который так никто и не понял, откуда неожиданно появившегося на его лице. На коленях у него сидела Джизи, а её нянечка, в самом углу гостиной, с чашечкой кофе и куском пирога, так как в этот раз Ани сказала Бетси, что бы слуги не уходили, ибо празднество будет для всех. Что её внимание задержало, так это какая то непонятная игра, в которую играл Артур, держа Джизи одновременно на коленях и все таки занимаясь с Гельмутом какой то ерундой, двигая очень быстро маленькие чашечки на дощечке, положенной на мягкий пуфик для создания твердой поверхности. И это именно этих двоих, а если точным быть, то и троих, включая Джизи, очень увлекало, так как лица их были и подвижны и напряжены одновременно и на щеках разлилась та розовость, свойственная к проявлению во время повышенного возбуждения. Гельмут совсем был поглощен этим занятием, даже и не увидев сразу нового человека в гостиной. А в другом углу, ближе к камину сидел   Порк, слегка чувствуя себя не в своей тарелке, с такими же атрибутами, как и няня Джизи, чашкой кофе и пирогом на блюдце. Миррано же, как показалось на первый взгляд Ани,был уже в том совершенно комфотно-расслабленном состоянии, когда можно было и закрыть глаза, погрузившись в легкое небытие после парочки рюмочек крепкого напитка и только что бы окончательно не поддаться этому искушению, он пытался листать Анины журналы, рассматривая там хотя бы картинки, потому что английского языка в его семье еще никто не знал. А Хелен, видимо, его в этот момент ядовито и спрашивала, что он там может найти, не зная языка. И Ани, почему то, прочувствовав быстро, на расстоянии от них и не слыша их перебранки, также словила себя на мысли – А ведь не знание языка – это самая большая проблема, с которой они здесь столкнуться!  И каким- то шестым чувством она догадалась, что Миррано ответил Хелен - Значит погостим здесь, а через пару недель ты со мной пойдешь на пристань и закажешь билеты назад на Континент и мне уже дальше жить будет спокойно, что твою сумасбродную голову, наконец то оставят мысли о жизни в Америке.
Хелен же ему огрызнулась – Что в их семье тогда необходимо, что бы эти мысли оставили еще и голову Гельмута с Михаэлем. И как только она произнесла имена своих мальчиков, Ани так же подумала о их детях и стала глазами их искать. И ей показалось настолько удивительным то, что ведь они находились в той части комнаты и совсем рядом с Артуром, Гельмутом и Джизи, а взгляд их сразу не обнаружил. Вероятно, потому, что эта чудаковатая игра,  которой занимался Артур с Гельмутом приковывала внимание только к себе. Маленькие девочки, лет пяти, с черными как у Миррано волосами, но пока еще с голубыми, как у Хелен глазами, сидели с куклами на маленькой софе и были предоставлены сами себе. Их взгляды только отвлекали телодвижения маленькой Джизи,  Бетси с Нэнси и двух негров, сидящих в дальнем углу, так как именно такие выразительные черты их лиц:  Пухлые губы, кучерявые черные волосы и совсем темная кожа были им непривычны еще. Миррано минутами проваливался в небытие и тогда Хелен жестко трогала его за локоть и его глаза открывались шире, чем до сна, а потом приходили в свое нормальное состояние. И попугай, конечно же этот неотъемлемый атрибут семьи Хевеши и Миррано. Он устал, от дороги, от ярких впечатлений и за эти годы настолько сроднился со своим любимым хозяином, что дремал в клетке, тогда же, когда и он -  был беспокойным, тогда же когда и он. Попугай! Это забавно!- еще раз отметила про себя Ани и затронула за локоть Бетси, всучив ей в руку записку, со словами – Бетси, милая, тебе придется завтра поехать в город, в клинику Тернера и передать ему записку. Я думаю, что я пока не буду выходить на работу…… гости, перемены, и хочу быть с Джизи как можно больше.
Бетси остановилась с подносом и полностью развернула свой корпус к хозяйке и её глаза стали испытывающее изучать лицо Ани. Ани погладила её по руке в знак признательности за всю ту суетную беготню, коей вынуждена была заняться Бетси в связи с приездом гостей. – Устала. Милая?
- Да мне и нужно завтра в город по любому – ответила Бетси. – Нужно много сделать покупок по хозяйству.
- Билли еще не приехал? - спросила Ани.
- Нет.
- Ты проси Нэнси, я ей хорошо оплачу помощь по хозяйству, столько людей, детей! – и Ани жестом подкрепила свои слова.
На встречу поднялась Хелен, но Ани еще хотела договорить Бетси самое важное. – Кто бы мне посоветовал хорошего юриста в Нью-Йорке или юридическую контору? Я не хочу всем этим грузить Артура, он начнет глубоко копаться в причинах, а я не хочу озвучивать ему свои страхи и свою осторожность, но мне нужно очень серьезно заняться делами и делами международного характера, ибо основное мое наследство находиться в Швейцарии и завод в Будапеште. Это займет много времени.
Бетси расширила глаза и приоткрыла рот, не то ужас, не то удивление отразилось у неё в глазах. А Ани не могла сказать все это менее для нее понятно и тут же быстро постаралась ретушироваться, чувствуя, что и Хелен сейчас почувствует неладное. – Бетси, все, все…..это наша с тобой тайна и ни одна живая душа не должна ничего подозревать. Но тебе придется еще со мной на днях выехать в город. Хотя, погоди, дай назад записку. Я этот вопрос в записке задам Тернеру и он тебе напишет ответ, ведь он наверняка знает хорошую юридическую контору.
Хелен стала задавать совершенно шаблонные фразы о самочувствии, о их доме и они вместе подошли к её маленьким девочкам. Ани села рядом – Вы что-нибудь еще хотите малютки? Может вам интереснее было бы порисовать, я могу у Билли одолжить карандаши и бумагу, он не жадный. Ани слушала свою же собственную речь по- венгерски и уже просто машинально тут же, в голове дублировала слова по-английски. И это так же было забавно.
В прихожей возникла некая возня и все направили туда свои взгляды. – Приехал из школы Билли и Бетси старалась ему объяснить сразу что же происходит в доме, за его спиной встал растерянно Том, не зная что ему делать, потому что Порк, как ни в чем ни бывало сидел в гостиной, а позовут ли его? Но Бетси быстро, быстро подтолкнула его вперед, а другой рукой Билли, больше направляя его в сторону Ани, что бы та на своем языке познакомила мальчика с гостями.
Бетси подошел к Ани, но его глаза так же в первую очередь выхватили некие странные для него телодвижения незнакомого мальчика! Войцеховский потянул его за руку и предложил присесть на ковер. – Ты не представляешь,  Билли! - увлеченно заговорил он – мы дадим и тебе сыграть, я как ни стараюсь, не могу математически просчитать траекторию движения шарика под этими чашками! Я уже проиграл столько денег! Азарт подогревается именно   тем, что если ты не угадаешь в каком месте окажется шарик при остановке рук, ты должен рассчитаться за невнимательность!
Гельмут хитренько сузил глаза и все время на его лице уголки губ в ехидной ухмылке были подняты вверх. Но тут на него неожиданно накричала Хелен, стоявшая рядом – Я тебе возьму деньги с господина Артура! Ты в своем уме? Ты что не понял куда ты приехал и в чьем доме ты находишься!?  Когда-нибудь ты сможешь понять что не везде и за все можно брать деньги?!
 Гельмуту все это так давно было привычно, что он даже не посмотрел в её сторону, но оценивающе и очень внимательно, изучающе осмотрел Билли и только тогда произнес так же давно заученную фразу и для него понятную – Без денег не так азартно!
Миррано быстро вскочил с кресла – Гельмут, я тебя выпорю, так и знай, не смотря на то, что мы в чужой стране и в чужом доме! Если твоих рук хоть доллар коснется господина Артура, пеняй на себя! Всему есть границы и приличия!
Но тут постарался накалившиеся страсти потушить сам Войцеховский. – Ставки на маленькие деньги,…. но, поверьте, так, реально, азартнее, а ради чего тогда игра, как не ради азарта!
Но Хелен возразила. – Вначале азарт, а потом весь корабль ходит к нам с просьбами вернуть их деньги! Не поездка, а мне настолько задурили весь мозг!
- Я ходить не буду, - возразил Артур – Я контролирую ситуацию.
- О, поверьте, Господин Войцеховский, - тут так же возразил Миррано – Так почему - то кажется всем – и сунул кулак под нос Гельмуту – я тебя предупредил! А то ты землю давно потерял под своими ногами!
Билли принес для девочек карандаши и листы бумаги.  Он любил рисовать и игра Гельмута привлекла его внимание только на несколько минут. Азарта в нем не было абсолютно и даже Артур это давно заметил, однажды отозвавшись о нем так : «Билли еще хладнокровнее тюленя и рассудительнее Перикла» Анни тогда еще спросила – « А кто такой Перикл?» и обнаружила в своем Артуре еще глубокие познания истории, о которых она не знала. Он рассказал ей о Перикле- афинском политике и полководце, вошедшем в историю как самый рассудительный и продуманный военачальник, великолепный оратор и блистательный реформатор, живший в 5 веке до нашей эры.  Мальчик   присел рядом с сестрами Хевеши  на софе и постарался составить им компанию, рисуя для них различных зверей, рыб и птиц.
Через несколько минут Бетси доложила, что можно приступить к ужину. Они с Нэнси по второму разу накрыли на стол, подготовившись основательно, так как семья сразу по приезду в их дом уже подкрепилась, когда Ани отдыхала в своей комнате, но это было на скорую руку и впопыхах, а сейчас собрались все. Стол раздвинули еще больше и Ани с большим удовольствием наблюдала, как все рассаживаются вокруг стола и мимолетно вспомнила, как дружно все пили чай с румяными, горячими пирожками Глаши в Санкт-Петербурге в доме Светланы с Гришей. Ей так захотелось тех пирожков! Таким приступом, таким сильнейшим голодом! – «Это заморочки беременности» - решила она правильно и переключила свое внимание на Джизи. Малышка льнула к Артуру и по-прежнему восседала у него на коленях, только уже за столом. Её явная привязанность к отцу больше чем к ней была на лицо, но Ани это только радовало, она всегда умилялась, наблюдая со стороны за ними и всегда отмечала, что сама Джизи, в принципе, никогда не любила чьих- то рук, которые стремились направить её действия или шаги в нужном для себя направлении, у нее отмечался слишком свободолюбивый характер. И только рукам Артура позволено было ограничивать хоть как- то её свободу и в них она сидела тихо, как мышка, не желавшая выбираться из своей норки. Поэтому её няня и любила те дни, когда домой возвращался хозяин, ибо это всегда означало огромное облегчение для неё, так как Джизи резко предпочитала только его общество, его колени или шею и тихо могла сидеть там несколько часов, пока сам отец от этого не уставал или ему требовалось заняться чем - то более важным. Ани попыталась переманить её к себе, но дочка отрицательно покачала головой. – Пусть сидит – улыбнулся Артур. – А ты её сумеешь покормить? - спросила тогда Ани.
- Ну, как-нибудь……
Миррано рассказал всем, что Иден, их общий друг, в данный момент пребывает в Санкт-Петербурге. Там свершилась революция, народ взял власть в свои руки, и все те, кто раньше имел слуг, недвижимость, свое дело или занимал значительные посты в этой стране, спешно мигрируют в Германию, Польшу. Военный действия на фронте приостановлены и никто в данный момент не может понять, что же будет дальше и чем все это закончиться. Ситуация была настолько неопределенной и совершенно необычной, так, что бы народ полностью самостоятельно встал во главе управления государством, изгнал императора, что бы армия защищала не правящий класс, а класс, который решился взбунтоваться – такого не бывало. Войцеховский, Том, Порк с трудом верили в это, думая, что Миррано сильно преувеличивает. Но, Хелен твердо уверила всех в правдивости его рассказа и даже Михаэль что-то стал поддакивать.
Ани так до конца и не поняла, какая сила могла занести их Идена в Россию, прекрасно зная его характер, его демократические взгляды, но насколько она помнит, Иден не знал русского языка, что его могло там держать?
- Ну вот как военные действия на фронте остановились, он сразу подался через границу. Последнее письмо мы от него получили, когда он еще намеривался это сделать. Вначале все мы думали, что он быстро вернется в Будапешт, потому что его дочери остались с его родителями. Но этого не произошло так быстро. И затем в течении месяца от него не было вестей и как- то в один прекрасный день в доме Миррано и Хелен раздался телефонный звонок, вечером и это был Иден. Он очень скучал о своих детях, но рассказал, что в России происходят настолько грандиозные события, настолько они ему по душе, что он собирается еще там задержаться, что- бы тщательно записать все увиденное. Он нашел для себя там переводчика, живет в какой- то больнице, ему дали там место за питание и ночлег, а так как он зарекомендовал себя отличным специалистом и очень многие русские врачи в совершенстве владеют несколькими иностранными языками, то он довольно сносно и сам умудряется, без переводчика общаться с ними то на немецком, то на латинском языке.
Ани смутно все это себе представляла, что же может делать Иден в чужой стране, если дети его еще маленькие и живут без него, с бабушкой и дедушкой, он не знает русского языка, но о революционных идеях она много слышала в доме Светланы. Вот как довелось услышать о том, что сбылись их мечты. Она не знала, как живут сейчас её далекие друзья, с которыми она рассталась внезапно и при очень тяжелых для неё обстоятельствах, но хорошо понимала, что означало слово «революция». Слишком часто, слишком доходчиво ей это объясняли в Санкт-Петербурге и, возможно, если бы она осталась там жить, то все свершившееся и ей было бы по душе, потому что только тот, кто работает и должен владеть всеми благами, которые создает своими руками, а не такие высокородные господа как князья Юсуповы, Потоцкие, с которыми ей пришлось познакомиться в России. И уж если разговор зашел за столом об этой Северной и холодной стране, она решила рассказать семье Миррано, как была на балу у Юсуповых в апреле месяце 1914 года. Как швырял вокруг себя, как сеятель в поле, Феликс Юсупов драгоценные камни! И какими же несметными богатствами могла обладать эта семья, если позволяла себе такие жесты! Это же уму не постижимо! И в конце своего рассказа её так сильно разобрал смех! Рассказ её был ярким и интересным, но он настолько произвел неизгладимое впечатление на Бетси, Порка и Тома, а так же  Ненси, что то ли перевод Артура на английский язык оказался настолько удачным, то ли они в действительности были непосредственны как дети в проявлении своих чувств и эмоций, что под конец их лица напоминали персонажи американских каламбуров, которые так часто можно было встретить в американских журналах, прототипах современных комиксов. Они то и дело появлялись у Ани на работе, так как пациенты, проходя лечение в клинике, часто их читали, что- бы избавить себя от скуки. А потом эти комиксы оставались у медсестер и часто забывались после дежурства. У всех глаза были словно круглые блюдца и приоткрытые рты как у детей, а в глазах сквозило и не доверие и изумление с примесью негодования, ибо Бог зачем- то заложил в каждого человека желание жить красиво и в комфорте. Каждый заработанный цент этим людям давался тяжело. И весь рассказ о том, что Ани увидела в России, во дворце князей Юсуповых напоминал только сказку про райскую жизнь, о которой они слышали от американских проповедников и то, сам рассказ удивил даже тем, что люди могли иметь такое, о чем и предположить было немыслимо, а где- то даже неудобно! Даже Хелен прокралась такая несвойственная для неё мысль, что если бы судьба её одарила таким несметным богатством, то право, так жить её мучила бы совесть, вероятнее всего, такая роскошная жизнь постоянно вызывала бы у неё угрызение совести.
Они засиделись   поздно и Ани наслаждалась этим общением с неистовой силой. А силы ей требовалось много. Войцеховский, сидя рядом, видел как предательская слеза медленно стекала с улыбающихся щек женщины, и точно прочитал её спрятанную ностальгию по Родине, по своим друзьям, по своему дому в Будапеште. Как частица привезенной родной земли, родного воздуха  был для неё приезд гостей, родная речь, беспечность характера Хелен, мягкотелость и доброта  Миррано,  как она соскучилась и как бесконечно радостно ей было сидеть с ними за одним столом! Она в этой чужой стране быстро повзрослела, в глазах исчезли те задорные дьяволята, которые прыгали в её миндалевидных голубых глазах, взгляд стал встревоженный, серьезный, скучающий. Так глубоко, на самом дне души осела печаль и чувство одиночества, не смотря на то, что здесь всегда рядом были с ней Бетси, Джизи, Тейлор, Билли. Она давно уже не позволяла себе расслабиться и даже в дни отдыха, её мысли были заняты работой или возникающими проблемами, а их хватило за эти два года с лихвой! Постоянное напряжение, ожидание непредвиденных трудностей, которые сваливались на её плечи из неоткуда, щепетильная требовательность к ней как к коллеге Тейлора и постоянное отсутствие Войцеховского, ответственность за жизни пациентов, за принимаемые каждый день решения, за Бетси и Билли, её маленькую Джизи, которую она после неожиданной смерти Кристиана боялась потерять больше всего, а страх постоянно присутствовал в её жизни, изматывало, забирало силы и она чувствовала, что сразу, с того момента как потеряла своего сына, стала жить совсем по-другому, проходил год, а казалось проходило лет пять её жизни. И иногда ей чудилось, что в свои тридцать два года она уже начала стареть.
И сейчас, навалившись всем своим весом на спинку стула, потому что болела спина, она боялась что-то упустить, хотелось остановить время, но оно неумолимо шло и за окном стало темно и холодно. Ведь рядом, за столом сидела её подруга, её дети, супруг, они вспоминали о своей жизни в Будапеште и томное тепло, как от тягучего эля, разливалось у неё в сердце, вызывая сентиментальные слезы. Но она улыбалась искренне и благодарно за решительность этой семьи приехать на другой континент и пусть возникнет слишком много трудностей, но они будут рядом, а помочь преодолеть эти трудности она постарается всеми силами, только бы успеть сделать это.
Когда расходились спать по своим комнатам, Войцеховскому пришлось приложить усилия, что- бы вытянуть её из-за стола. Спину пронзали сотни шипов  и плод тянул вниз. Виновато улыбнувшись, она повисла всей тяжестью, на подставленную руку Артура и неуверенно ступая отекшими от длительного сидения ногами, «как уточка» позволила препроводить её в спальню.
Она улыбалась в ответ на встревоженный взгляд Артура, настойчиво впивающийся в её лицо и как ей казалось, тщательно её изучающий. И ей так хотелось обвиться руками вокруг его шеи и никуда не отпускать, но к концу дня из неё ушли все физические силы и она только с глубоким вздохом упала спиной на подушку, взбив руками и высоко поставив её к об локотнику кровати, что бы не сразу провалиться в сон.
  - Артур, может мы кроватку Джизи перенесем до родов в нашу спальню? – неожиданно проговорила она.
  - Может мы и нянечку положим между нами? – вопросом на вопрос ответил он.
-  Мы будем рядом с Джизи, нянечку на ночь сможем отпускать домой.
Артур не позволил. – Тебе самой сейчас необходимо отдыхать как можно больше.
И она утвердительно качнула головой, согласившись с ним.

137.  На следующий день пришлось хлопотать по делам и она была рада этому, что отвлекается от тяжелых мыслей.  Сама Хелен начала самую серьезную тему разговора, о которой Миррано постеснялся бы спросить. – Чем им может помочь Ани в обустройстве в Америке и есть ли у них шансы прижиться здесь как Ани.?? – и надо отдать должное Хелен, она не начинала эти вопросы из далека, не хитрила, не притворялась, хотя вид у нее был виноватый, ей, действительно, было неловко приставать к подруге именно сейчас, в её положении с просьбами о помощи. Но……так уж сложились обстоятельства, никто не знал, что Ани ждет ребенка. Эти вопросы обговорить все равно пришлось бы, потому что такая большая семья как у Хелен с Миррано могла очень быстро стать тягостью. Все это понимали.
Разговор состоялся в гостиной.  Дети с Билли гуляли на улице, так как погода,  как говорили «шептала». Миррано плохо скрывал свою напряженность. По всему видно было, что она его отпускала, только из выпитого определённого количества спиртного и никак иначе. То ли по более легкомысленному отношению Хелен к жизни, то ли, наоборот, из-за сильного стержня её характера, ей было комфортно везде и на все обстоятельства она смотрела с большей степенью равнодушия, чем остальные. А может это было потому, что все жизненно важные вопросы за неё всегда решали другие, вначале отец с матерью, затем супруг и вот даже подрастающий Гельмут. Михаэля в семье словно не было. То есть, он всегда был, но настолько от него не исходило ни единого повышенного, громкого звука, ни единой проблемы, ни единого неуместного штриха, что его чуть ли не переставали где бы то ни было замечать с течением времени, а его это нисколько не задевало. Ему никогда не надо было что-то напоминать, он все исполнял сразу, ни просить по несколько раз, как Гельмута, и проверять и контролировать,  он существовал ровно и общался ровно, спокойно, по доброму со всеми и имел просто дотошную исполнительность. Все слуги в их доме очень скоро делали для себя умозаключение, что если бы все дети были такими как Михаэль, то им не за что было бы платить жалование, с ним просто отдыхал, и умственно и физически. И самое парадоксальное было в том, что и отношение к себе он получал такое же…….ровное, спокойное, безликое, инертное, ни благодарности, ни анти симпатии,  ни какой то любви, ни интереса, ничего. А голова у него работала хорошо, только откуда в нем взялась такая беспристрастность ко всему, Бог весть??! Никто не понимал. Казалось бы. Если бы он захотел стать великим музыкантом, он в совершенстве овладел бы нотной грамотой, и постиг звучание каждого инструмента, техника игры его была бы на высоком уровне, но отсутствие страсти и вдохновения, перечеркнуло бы все. Так же и с литературой, поэзией, точными науками. Да, он мог бы , притом ровно и спокойно, овладеть всеми техниками художественного искусства, но не оставил бы для истории ни одного шедевра, трогающего душу и ум, потому что в нем не жило ничего, что трогало бы и волновало его. Вот даже к птице – «кокаду», уже много лет жившую в их семье, он не испытывал ни привязанности, ни пренебрежения. Она просто жила у них, её кормили слуги,  Миррано, она забавляла девочек и все. Так и этой же самой птице, с мозгами, как горошинка на руке, он был ничем не интересен. Вот и такое бывает в жизни. И ……такое отношения окружающих, он в силу своего глубокого ума понимал, но принимал, и не обижался. А почему??? Не понятно. Это была загадка природы. Все его устраивало. Тумаков ни от кого и никогда, как Гельмут, он не получал, что-то лучшего или худшего, нежели у брата, не имел, все доставалось в равной степени и лишь бы все было спокойно, его это устраивало. Миррано с Хелен давно перестали доставать его вопросами : «Кем он хочет стать, когда вырастит» и он плавно плыл по течению, безмятежно и гладко, как лодка без протечек в ясную погоду по тихой воде,  в  только ей одной понятном направлении. Ну, надо здесь еще добавить и то, что Гельмут, видимо доставлял проблем и волнений, стрессов, как дитя родителям за двоих, да таких серьезных, что, Миррано, более чутко принимающий все к сердцу, устал от этой жизни, лет на пятнадцать раньше, чем кто- либо другой в их семье.
    А вот Билли, с первой же встречи расположился к Михаэлю всем сердцем, а от Гельмута ощущал некую степень пренебрежения к себе и властности характера и поэтому, общаться больше старался чаще со спокойным мальчиком. Впрочем, и общаться то им особо не было времени. За эти несколько лет, Войцеховский пусть и совсем редко бывал дома, но являлся для него настолько волевым и непревзойденным авторитетом, что Билли просто подспудно перенимал у того весь стиль и образ жизни, его организованность и дисциплинированность. Вопроса, хочу я этого или мне лень не стояло. Если Артур с утра всегда начинал свой день с занятий физкультурой, да и…….физкультура – этот термин в данном случае был не уместен, это были достаточно сильной нагрузки спортивные упражнения. То и для Билли день начинался только так,  и никак иначе, и тогда, когда его никто не стимулировал для этого. Артур сумел так быстро, легко и просто, и может даже, не осознанно, не ставя специально никакой для этого цели, донести до этого мальчугана мысли о том, что настоящий мужчина должен быть очень умным, грамотным, и сильным физически, выносливым и что только тогда, твоя жизнь складывается по твоему расписанному плану, а не ты подчиняешься её плану на тебя.
Ани так же откровенно и прямо подошла к обсуждению вопросов обустройства четы Миррано в Америке и её первый вопрос был – « Все сделаю что могу для вас, но мне необходимо иметь представление о том, какой дом вы хотели бы себе купить, где и каковы ваши финансовые возможности?» «А так- же планы на ближайшее будущее?»
Миррано поспешил первым вставить слово. – Как в Нью-Йорке с работой? Я готов пойти на любую по началу, только бы язык быстрее освоить, а потом…….
- Что потом? – недовольно посмотрела на него Хелен. – Ты потом собираешься искать место в клинике?
Миррано глянул на неё и хотел проигнорировать вопрос неразумной женщины, как он полагал, ему хотелось выстроить сейчас свой разговор только с Ани или Артуром, а эта «назойливая муха»,  всегда решающая все и ничего, как всегда мешала серьезным разговорам , так важным для них. Но……почему то огрызнулся….- Вот как ты представляешь сейчас меня врачом без знания языка?
Ани чувствовала легкую головную боль и тошноту и поэтому, зная сейчас свои физические ресурсы и что их надолго не хватит, сама хотела разрешить неопределенность быстро и конкретно.
- Давайте обо всем по порядку. Это не тактично, пусть, но мне хотя бы иметь представление о финансовых возможностях ваших….что бы строить хотя бы приблизительные планы на будущее. Вы говорите прямо,    мы будем все обдумывать.
- Финансы скудны……..- наши семейные сбережения. Квартиру в Будапеште мы оставили для подстраховки нашего возвращения назад.
- Вот….всегда пятишься….. – выстрелила Хелен едко. –
- Стоп -  машинально отмахнулась от неё Ани и тут же пожалела о своем жесте……так как он получился не осознанно. – Сейчас речь не о том. Хелен. Ты же понимаешь, стоимость жилья для вас будет зависеть от района, расположения, размера, налогов. Мне хотя бы прицелиться для начала где это будет для вас……..здесь все как в Будапеште, ничего другого. У вас же большая семья, нужно определиться с размером дома.
Миррано произнес – Ани…. давайте….для начала что-то как можно поскромнее, затем как пойдет, мы освоимся и переехать в лучшие условия всегда успеется. – и его глаза сразу же покосились в сторону супруги в ожидании возражения, но даже и он сейчас готовился к более взрослым возражениям, не до такой степени абсурдным, как все услышали.
- Ани, пусть дом будет достойным и в достойном районе, Гельмут всегда найдет выход из финансовых затруднений.
Ани что-то показалось что она не разобралась или не расслышала то, что сказала сейчас Хелен.
- Прости, что?....- переспросила она.
Миррано закачал головой и даже всей своей ладонью зачем- то вытер себе лицо и когда рука его подперла щеку,  Ани показалось, что он на грани такого же затравленного состояния, в котором все последнее время находилась она и тщательно это скрывала.
В гостиной постепенно нарастала суета. Бетси начала готовить стол для второго завтрака, а Войцеховский вернулся с улицы, где занимался с Билли своими занятиями и мимоходом заглянул в гостиную. Следом за ними медленно и почти неслышно въехала коляска с Джизи, которую прогуливала нянечка.
Артур молча прошел и сел на боковые выступы кресла, в котором сидела Ани.
Хелен быстро подумала, говорить эти вещи сейчас во всеуслышание или нет и решила открыть тайну их семьи.
- Я понимаю. …Что это звучит……….ну……..необычно……прошу никого не удивляться и принять это спокойно…….дело в том,  что наш Гельмут………обладает очень специфическими способностями , это сверх способности – он видит будущее, предсказывает будущее, может указать с точностью где находится пропавший человек и если этим пользоваться продуманно, этим возможно прекрасно зарабатывать и это всегда нас выручает и это же поможет на первое время, пока мы все не выучим американский язык как следует……
Миррано стукнул себя же самого по коленке – Так а как Гельмут применит свой дар здесь без языка?!……..- следом постучал себя же по лбу, но отправляя этот посыл для Хелен.
Её это нисколько не смутило – Мы наймем для него переводчика. И нам же необходим репетитор, язык ты как собрался учить, по звездам??
Ани сидела как - то растерявшись поворотом разговора и совершенно не знала, что она сейчас может сказать. Возникло всеобщее молчание и только Бетси гремела расставляемыми приборами на столе, не понимая ничего, о чем сейчас говорили в гостиной.
Миррано нашелся первым. – Кстати о репетиторе. Навряд ли возможно будет найти такого репетитора со знанием венгерского. Нам тогда всем придется переключиться на французский, да?   - и он как бы рассуждая и спрашивая одновременно, вопросительно посмотрел на Ани.
Она молча кивнула в ответ.
Хелен раздражала появившаяся в комнате озадаченность у всех на лицах и торопилась внести ясность во всё.
 - Ани…….просто для вас это несколько необычно……мы же в нашей семье вначале также все это воспринимали. Я не знаю в кого и откуда. Но наш Гельмут- это же просто ходячий магнит для денег. Если ты сомневаешься, давай его позовем, и ты убедишься, что мой ребенок уникален и он, действительно, обладает необычными способностями.
Миррано резко обратился к Войцеховскому . – Господин Артур, сколько вы вчера проиграли Гельмуту?
Войцеховский на секунду задумался, но Миррано даже и не планировал получить ответ, он сам же поспешил и ответить – Это не важно… вы ему ничего не  должны, я строго запретил этому аферисту брать с вас хоть доллар. Пусть только посмеет!
Войцеховский и не нашелся что ответить, они с Ани несколько были обескуражены услышанным от  Хелен. Только нельзя сказать, что все услышанное сразу вызвало чувство недоверия у них. Войцеховский в затуманенном сознании почему- то сумел вспомнить, что уже когда- то с таким явлением сталкивался, когда нашел раненную в плечо Ани в лесу, в доме у странной женщины, которая спасла ей жизнь своим, не понятным никому способом.
Ани почувствовала такой сильный, не объяснимый позыв тут же обратиться к Гельмуту с вопросом – «Скажи, что ты видишь про меня дальше, в моем ближайшем будущем?» У неё даже кровь прилила к вискам и застучала как на наковальне. И тут же, вслед за этим позывом прилило чувство холодного страха к сердцу и медленно поползло по всему телу и уже жаркая волна, резко сменилась холодом, даже омертвели ноги, руки, ей захотелось бежать, а когда она осознала свои чувства, то взгляд,  которым она исподволь посмотрела на подругу, так же невольно испугал Хелен.
Ани чаще задышала и Хелен,  расширив глаза, подалась вперед с дивана, выпалив этот вопрос неосознанно . – Ани, тебе не хорошо?
Ани закрыла на какое - то время лицо руками и только спустя минуту убрала руки. Она бы ушла из гостиной сейчас же, но так резко её покинули силы. Как это все чаще стало случаться последнее время.
Перед ней на колене сидел Артур и пытливо смотрел на неё. – Ани, ты как себя чувствуешь?
И эти как ей казалось «липкие» вопросы, не помогали. А наоборот, больше лишали её сил и были тяжелы, так невыносимо не нужны!
Она взяла своими руками его за руки и силой стала отстраняться. – Не создавайте суеты, мне еще тяжелее. Это гормоны играют во время беременности, то в жар, то в холод. Сейчас все пройдет.
Она сделала очень глубокий вздох, выдох и дернула плечами, желая стряхнуть с себя возникшее чувство. Войцеховский  не поверил, мужчина, но сейчас очень тонко почувствовал лживость слов Ани и её внутреннюю борьбу с неизвестными угнетающими её силами и такой силе духа мог бы позавидовать даже он. Не хотя поднялся и очень странно продолжал смотреть на неё, как сейчас она старалась играть, а он чувствовал, она ведет истощающую её борьбу с какой-то проблемой. Он сейчас решил про себя, что никуда не уедет, пока не выяснит, что так мучает изнутри Ани и что вообще происходит в их доме. Пусть это будет не при гостях. А его решение подкрепила и возникшая растерянность на лице Бетси, которая не понимая языка, увидела состояние своей хозяйки и сильно разволновалась, застыв  с посудой в руках. Явно, что-то происходило не хорошее, почувствовал Артур, нужно найти только подходящий момент, что бы все выяснить.
Ани откинулась на спинку кресла, как было удобнее, уже совсем не стараясь придерживаться хороших манер так принятых в высшем обществе и постаралась продолжить разговор в размеренном и поддающемся осмыслению направлении,  стараясь выкинуть из головы все что она услышала от подруги.
- Давайте хоть что-то сейчас определим для всех нас четко и понятно.  Миррано, ты как глава своего большого семейства должен выстроить для себя и меня план своих дальнейших действий. Он. конечно же, будет корректироваться, исходя из возникающих обстоятельств и результатов, но он будет для нас как направление, определенное для всех нас. Иначе, мы не тронемся с места.
Миррано утвердительно качнул головой и напрягся, что бы внимательно слушать, не отвлекаясь на детский лепет своей благоверной.
- Первое, что нам сейчас предстоит сделать, найти хорошего репетитора для всей вашей семьи, чтобы помог выучить язык. Это должно происходить не по одному часу в день, а больше, гораздо больше. Этот человек должен быть с вами первое время всегда и неотлучно.
А насчет жилья…….мы начнем этим заниматься, только пусть это не происходит в темпе спешки и напряжения. Куда спешить? Вы у меня и живите, сколько придется, я только рада в данный момент, что мои близкие и дорогие люди рядом со мной, если бы вы знали,  как я скучаю по Родине и как мне вас всех не хватало!  Вы так же начнете это чувствовать скоро. Ностальгия- гораздо серьезнее, чем мы можем к ней относиться по началу. Она еще даст о себе знать. Дом будем искать в хорошем районе. И пусть он будет не большой, но удобный, комфортный для вас. Вам необходим двор, у вас много детей, и что бы вы сильно не отвлекались на них, им необходимо где-то гулять. Мои финансы так же к вашим услугам в крайнем случае, только о затруднениях сообщайте заранее, что бы мы все планировали. Я сейчас не в самом хорошем состоянии по поводу денег, видите ли, розыск моего Артура, извлек из нашего семейного бюджета не малую сумму денег, но я все- таки не нахожусь в финансовом затруднении. А вот затем, мы будем думать о устройстве на работу – это очень сложная задача, на самом деле…….и никто ничего из нас, ни я, ни Артур не может сказать наверняка. Мы постараемся помочь. Всеми нашими силами, но ничего обещать не можем. Я сама искала работу трудно, долго……и мне все - таки помогли, я сама не нашла. А детям потом необходимо будет искать школу…..когда выучат хоть как-то сносно язык. – и подкрепляя свои слова  - И вот……вот наш план. –   она развела руками, словно открывая всю себя навстречу. Хлопот прибавилось и так много и такие трудные!  Ани в душе взмолилась «О. моя чудная Дева Мария, помоги нам в этих заботах!  Дай мне сил побольше.»

138. – Что ж ты пропала совсем? – шел ей на встречу лорд Тернер. Он просматривал карты больных и смертельно хотел спать. Очень рано утром пришлось оперировать больного с аппендицитом и тут же рядом удалять другому больному селезенку, разорвавшуюся от удара ногой и так как его основной ассистент, господин……….взял себе отпуск в связи с резким ухудшением состояния матери, и Ани не выходила на работу, лорду Тернеру пришлось срочно приехать в клинику по звонку телефона. И вообще, все последнее время, так все заметили, Иден Тернер изменял себе. Он перестал настолько щепетильно придираться к своему персоналу, как это было всегда и у него появилась некая доля рассеянности, что было ему не свойственно и даже некая прохладца в отношении   дел  клиники. Он перестал выслушивать ежедневные доклады по закупкам медикаментов и несколько раз махал в сторону своего администратора рукой, как от назойливой мухи,  чем вызвал большое удивление последнего. Такого не бывало, ибо утренние ежедневные доклады Тернер выслушивал тщательно и его скрупулезность даже в хозяйственных вопросах клиники держала в постоянном напряжении назначенных работников по обеспечению бесперебойной работы клиники. Тернер выкручивал наизнанку все потуги администратора находить поставщиков дешевле и надежнее, предъявляя претензии к отсутствию изворотливости и практичности при заключении контактов, тендаров и требуя высокого качества товара. В его же обязанности входило добывать самую свежую информацию по появлению не только в Нью-Йорке, а и на мировом пространстве новейших разработок медицинской науки, для чего в этом направлении работало два его заместителя. И вот, казалось бы, у самого Тернера пропал к этому весь интерес. Его окружение еще не поняло, что все это означало и какова причина этого безразличия. По внутреннему энергетическому пространству поползли робкие вопросы – Что все это означает и не случилось ли чего в клинике того, о чем они не знают?
Когда в кабинет неожиданно открылась дверь, Тернер поднял резко голову от бумаг и сощурился. Тихо и осторожно вошла Ани, слегка наклонившись вперед и как бы всем своим видом извиняясь за свой визит. Она не знала, что сейчас встретит, или радость или наоборот гнев Тернера за то, что резко, без всякой договоренности с ним бросила работу, за что любого другого Тернер без сожаления уволил бы сразу. И она боялась сейчас брать на свои плечи еще лишнюю толику негатива, ибо свой внутренний негатив и страх, который она тщательно скрывала и так прибивал ее к земле и не давал дышать свободно.
Брови Идена взметнулись вверх – он был удивлен, но глаза загорелись, что не осталось не замеченным для Ани и ей стало легче сразу, словно в душную комнату впустили свежий воздух и сразу свободно можно было вдохнуть. Живо, даже торопливо, его снесло со своего стула и стремительно он направился к вошедшей женщине, словно только и ждал ее в своем кабинете и , наконец, дождался. Иден, действительно, изменился, только изменения в нем каждый видел разные. Для Ани в нем появилась некая торопливость, которой она никогда в нем не замечала и радость от её визита, не приглушенная хорошими манерами, даже смутила её на некоторое время.
Он что -то её спросил, но она была сбита с толку такой его реакцией, потому что зная строгость Тернера в клинике и его отношение к работе, ожидала по крайней мере увещевания в своей адрес и это только при том, что она пользовалась всеми привилегиями у него по отношению к себе и никому другому он никаких льгот не предоставлял.
Следующий его вопрос был – Ани, мне угостить вас чем-нибудь? Я так рад, что вы появились снова в клинике!
Он хотел проводить её к кожаной тахте, но ей почему- то захотелось сесть на стул возле его стола и даже чуть стушевавшись, он, как хозяин кабинета и клиники, вынужден был вернуться за свой стол. И Ани, на самом деле, первый раз в его присутствии, так захотелось отпустить свои эмоции и сейчас, очень отчетливо, она чувствовала, что он самый близкий ей человек и это её саму же удивляло и делало слабой, очень уязвимой, слезы подкатывали к горлу, её натянутая внутри её струна, расслаблялась, расслаблялась и ей становилось сложнее с каждой минутой контролировать свои мысли, слова, действия и просто обмякнуть, дать себе возможность пожалеть себя и обрушить на плечи другого весь свой внутренний страх, боль, огромное желание поддержки от кого то, кто сможет понять. Может она что-то в жизни упустила, может заблуждалась, может обманулась, но только в присутствии Идена ей так захотелось отдаться своим эмоциям, с Артуром у неё такого желания не возникало, и она не могла объяснить почему, ведь это же Войцеховский, сильный, умный, волевой, такой всегда мобилизованный и подтянутый. А может и поэтому. Он никогда не распускал себя и ей передавалось это, она не смела распустить себя в его присутствии??? Она вспомнила сейчас, как этим утром, когда они рано встали оба, а дом еще спал и в комнатах гостей было тихо, в комнате Джизи было тихо, а Артур уже собирался в отъезд , виновато обняв её за плечи, когда она расчесывала волосы перед своим туалетным столиком. – Я должен уехать, милая. – и её это в тот момент совсем не задело, ни разочаровало, как обычно, потому что в голове было столько планов, как никогда! И его присутствие в доме ей было совершенно не нужно, даже не желательным, потому что не хотелось  расспросов и подозрений, о тех делах, которые ей предстояло спешно решать и объяснять, куда и  она утром собирается и с какой целью.
Она в ответ утвердительно кивнула, и молча продолжала приводить себя в порядок.
Войцеховский облокотился на её столик и очень внимательно стал всматриваться в её лицо. Она заметила, он хочет что-то спросить, вопрос стоял в его глазах, а  слова произносил совсем другие. – Я не надолго. К твоим родам я буду здесь и уже подольше побуду с вами.
- Хорошо – просто ответила она.
- Тебе сейчас некогда будет скучать, целый дом гостей, ты всегда этого хотела – говорил он, а его взгляд продолжал озадаченно её изучать и ей было все равно, она, действительно, знала, что так и будет, как он говорит, что вернется к родам, а у нее голова работала в этот момент над вопросом, как устроить на работу, хотя бы Миррано, как пойти к Тернеру и как осмелиться просить о новом одолжении, хотя она и выстраивала все отношения с Тернером на одних сплошных одолжениях и это было уже слишком!
Артур всегда читал огорчение в глазах Ани когда сообщал ей об отъезде и где то, даже, обиду. И её спокойная в данный момент реакция, словно он собирается выйти в соседнюю комнату, была ему необъяснима. Он стал продолжать собираться, но уже чувствовалась в его движениях некая неудовлетворенность, ни то - реакцией его женщины, ни то тем, что необходимо уезжать?
Ани накинула капот и направилась к двери – Я быстро соберу для тебя завтрак, ведь еще так рано и Бетси с Билли спят. Пусть спят.
  Он выпрямился резко, на ходу одевая пиджак и спросил – А ты зачем так рано встала?
- Тебя проводить – просто ответила она.
По глазам его читала, что он подвергает отрицанию изначально все, что она ему отвечает, но ему, действительно скоро необходимо ехать и некогда заниматься расспросами. Она вышла из комнаты и он шел за ней,  легким веером за ними потянулся свежий аромат его и её духов. Они шли тихо, стараясь не шуметь, дом еще спал.
И так легко она утром его отпускала, и так легко не отпускала никогда. А вот пришла к Идену и чувствует себя маленькой девочкой, любимой и долгожданной, и это не желательно для неё, но как- то снимает часть тяжелого груза, который носили эти месяцы её плечи, делая её сосем беззащитной перед самой собой, но и чувствуя, что невидимая рука выстраивает стену защищенности её от всех проблем в этом кабинете, только в нем.
- Иден, я знаю, что подвела вас и не оправдала ваших ожиданий – начала она робко, голос её дрожал и она прикладывала усилия, что- бы сделать свои слова тверже. Искала его глаза, когда прямо улавливала взгляд, не выдерживала, опускала, но снова вскидывала ресницы, потому что испытывала острую необходимость видеть все вибрации его эмоций,  отражающиеся во взгляде. – Иден, но……у меня, действительно были на то причины. Если нужно, я могу оправдаться, но мне кажется, что ни вам ни мне этого сейчас не хочется. Это не нужно, Иден, это так не важно….- уже что-то лишнее говорила она, чувствовала это и не знала, как приступить к тому важному разговору, ради которого она сюда пришла.
- Да, Ани…..не важно – произнес он четко – мне сейчас важно только одно – Как ты себя чувствуешь? Только твое здоровье?! - и –резко повысил голос и даже требовательно повторил – Ани, как твое здоровье?
Она сразу опустила глаза, так как еще с утра, собираясь в клинику, знала, что он это будет спрашивать, и знала, что будет лгать, готовилась заранее, но не ожидала, что произнести слово – Хорошо- ей будет настолько трудно, его для того, что бы обмануть, нужно было сказать очень уверенно, а оно застряло в горле и такая мелочь, такая мелочь, а губы не могли отдать это слово! – О, Господи! – только пронеслось в уме и руки суетливо затеребили ридикюль, лежавший на коленках.
Но это был Иден! Впрочем, так же как и Артур, им, практически, что бы обмануться требовалось совершить для этого так много, а Иден был врач, уже не молодой и очень прозорливый. И пусть она, всетаки и смогла быстро произнести это слово – Хорошо – оно только поколебало воздух, но, видимо, не донеслось до слуха Тернера. Он откинулся на спинку стула, намереваясь встать, но передумал и уже становился тем Иденом Тернером, которого она знала по повадкам, реакциям, жестам. Его пальцы нервно простучали дробь по столу и она услышала знакомые претензионные нотки в голосе. – Ани, ты сейчас же отправишься к  Роберту на осмотр. Я буду ждать тебя под кабинетом, потом все остальное. И как врач, я должен сразу задать этот вопрос – Что тебя сейчас беспокоит в твоем самочувствии?
Она отрицательно поспешила закачать головой – Иден, все хорошо, правда! Я пойду на осмотр, но вначале, пожалуйста, мне так нужна ваша помощь, Иден, ну……..Мне очень нужна ваша помощь!
- Что Ани? Я всегда готов быть для тебя скорой помощью! – и очень ласковая теплота почувствовалась в его словах, после того требовательного тона.
Она приготовилась сразу озвучить ту проблему, с которой пришла к нему. – Иден, я сразу скажу прямо, пришла просить за одного человека, это мой друг, он итальянец, муж моей лучшей подруги. Они переехали в Америку и кроме меня у них здесь никого нет. Он врач, очень хороший врач, у него опыт больше моего, я просила бы вас только лишь попробовать у вас работать, посмотрите……я в нем уверена.
Тень и недовольства и не доверия пробежала по лицу Тернера, ведь она очень четко знала, что просто с улицы он не берет никогда и знала, что в данный момент ему для клиники не нужно было новых врачей и если он и решал для себя , что клинике нужна еще одна единица оперирующего хирурга или младшего персонала, то это происходило только так – он посещал операции в других больницах и долго присматривался там к людям, к их стилю работы, а только затем делал предложение. И то, что у него работала Ани, эмигрантка, не с большим опытом, так это только по известной всем нам причине. А Миррано не знал языка, он был никому не знаком и изначально все это выглядело утопией, но у Ани не было времени!
Предваряя его отказ, даже и в том случае, что он был для неё скорой помощью в любой проблеме, она умоляюще сложила руки и чуть подалась вперед – Иден, подождите, не удивляйтесь, прошу……..да, нагло, бессовестно, все понимаю, но вы только дайте ему шанс проявить себя в работе, а уже если не понравиться, вас не осудит никто за ваше решение……
Иден быстро менялся и менялся его тон голоса, смотря о чем он говорил и о чем думал в этот момент. – Он итальянец? Хорошо… что опыт, а английским он хорошо владеет?
И это было для Ани, как ведро холодной воды вылить на себя. Она сразу обмякла, растерялась и даже расстроилась. Не произвольным движением, она отрицательно качнула головой и выражение её лица стало виноватым.
- Ани, так а как я смогу дать ему шанс? Я даже не смогу поставить его за операционный стол, как он сможет ассистировать без языка?? Жесты в нашей работе неуместны. Ты же не ребенок.
- Иден. Все понимаю…….это такое препятствие, но…….я не сейчас прошу…….через месяца три, Иден, я вас умоляю, вы не разочаруетесь. Мы уже нашли хорошего репетитора, он учит язык! Там большая семья, ему очень нужна работа и это на мое место, Иден….
Тут она уловила, что уже ведром холодной воды окатила его словами она.  Его кольнули эти слова. Его жест был жестом очень уставшего учителя на экзамене. Он провел ладонью себе по лицу и медленно встал из-за стола. Она видела, что его взгляд отрешенно обвел пространство за окном, обращаясь к дневному свету, как за помощью или подсказкой, и потом рассеянно упал на её фигуру, не смотря на её лицо. – Значит, ты чувствуешь себя плохо, Ани?
- Иден, я, хотела сказать, что я бы некоторое время после родов посвятила полностью детям, семье. Я им очень нужна.
- Ты чувствуешь себя уставшей? – был его следующий вопрос.
- Да. Иден, так – ответила она.
- А ты же так хотела стать перспективным хирургом…..- раздосадовано произнес он и уже сейчас внимательно стал смотреть на  её лицо. – Быстро меняются твои амбиции…….- выдохнул и голос его стал жестче – Это не ты , Ани……..сейчас пойдем на осмотр, не медленно. И не говори глупости, родишь и будешь работать…….
То, что он сделал затем, то лучше бы ему этого не делать. Он зашел вперед перед Ани и опустился на корточки, положил свою ладонь поверх её рук и  стал просто въедаться своим взглядом в её лицо. – Скажи мне, я сейчас просто врач и любящий тебя человек, которому ты дороже всего на свете и я готов горы свернуть для того, что бы у тебя благополучно прошли роды – Что тебя сейчас беспокоит? Не лги…..мне….
Даже не осознавала она что делает. Первый её импульс и   вскочила со своего места, а зачем, не объяснимо, порыв, что бы стряхнуть с себя тот шквал эмоций, резко приступивший ко всем границам её тела, запертые в нем волей беременной женщины, но ничего не получилось, она взметнула руки к губам и даже попыталась ими помочь удержать вскрик, который рвался наружу. Подскочил вслед за ней и Тернер.
У неё потекли горючие слезы из глаз и она через секунду уже лежала головой на груди Идена, обливая соленой водой его и рубашку и жилет.
- Я видела сон, я знаю чем все закончится, Иден.
- Что ты знаешь, этого никто не может знать! Ты молодая, сильная, тебя так много вещей еще держит на этой земле, Ани, ты про чепуху просто думаешь!
- Меня уже забирают к себе мой сын, Кристиан, мой супруг, они мне говорят, что я им там нужна.
Тернер не нашелся что сказать, но он отрицательно покачал головой. Ани уже не могла остановиться. – Я ничего не могу сделать со своим состоянием. Я когда рожала Кристиана и Джизи, ничего подобного не было, а сейчас. О…Иден, и у меня так болит спина, чуть похожу и она раскалывается просто пополам, и низ живота, так тянет, словно ребенок ножкой запутался и рвет во мне жилы…..тупая боль, она терпимая, а у меня нет сил…….
Она почувствовала как он еще сильнее прижал её голову к своей груди и ничего не говоря, но какими то невысказанными словами, она читала на духовном уровне его сердце, оно сильно билось, как у затравленного зверя и плакало вместе с её сердцем, только без слез. Как бы так хотелось вцепиться в него всеми своими силами и не отпускать, не отходить, как от горы, закрывающей от шквальной бури, сметающей любую жизнь на своем пути.
И она настолько уже замочила всю его рубашку, что от соприкосновения с ней, лицо становилось еще более мокрым, но никто не придавал этому значения, он  щекой  прижался к  её  волосам и видимо она производила много  шума, потому что испуганная секретарша из соседнего кабинета решилась заглянуть, но только лишь тихо приоткрыв дверь, мгновенно захлопнула её обратно. Ани понимала, что дискредитирует себя, и даже Идена, что по клинике пойдут разговоры, но ей было все равно, но она настолько измочила ему одежду, что уже так дальше было нельзя. Она высвободилась и попыталась отстраниться, она выпустив эмоции и опустошивши себя , стала получать сигналы разума, подсказывающего, что  сколько бы её слезы ни лились, ничего от этого не изменится, А Тернер стоял уже с совершенно мокрой рубашкой и она настолько забылась, что такого надрыва сейчас может не выдержать даже её не рожденный ребенок. Она стала стараться собрать силы, но такая боль, как стержень, стояла в груди, что от боли не могла прийти в спокойное состояние. Она закрыла только свое лицо руками, а Иден попытался их оторвать от лица и когда ему это удалось, она только произнесла, и в голосе у неё слышалась такая просьба о помощи – Иден, простите, простите меня……за мою слабость и глупость..
- Ани – уговаривал он - Ты все себе надумала, это от страха и  того, что я тебе тогда еще наговорил, мы будем бороться так, что даже Господь Бог станет перед нами на колени, ты мне веришь? Мне веришь??? Успокойся, нельзя в твоем положении столько нервничать.
Она попыталась согласиться с ним, но ей так захотелось сказать ему, о том, как ей тяжело, и как она хотела бы, что бы стало легче – Иден, я верю, вы такой для меня человек! и….поверьте…..я…….но я…Иден….я так не хочу……….я хочу жить!!!!! – и у неё как новая волна накатило и снова обессилено прильнула к плечу Тернера.
- Верить снам??? Наша профессия настолько рациональна и прагматична, Ани……И если ты её выбрала, значит есть в тебе этот прагматизм. Просто ты давно одна, в чужой стране, это любому тяжело. Много работала, я же это видел, знаю……а теперь тебе необходимо только отдыхать, много отдыхать! И забыть про проблемы, особенно чужие, заботы……не сейчас, не в этот период……..отмети все и просто много спи…гуляй. Делай покупки- приятные эмоции, красивые люди, все…….все что должно происходить вокруг тебя, только позитивное! Давай я тебе покажу такое место…….оно даст тебе много свежего воздуха, вдохновения, радости! – он даже похлопал легонько ладонью ей по плечу . – Я идиот – это мысль! Я должен свозить тебя туда!
Ани выплакавшись,  затихла, дыхание приглушилось и даже на какой то момент ей стало легче, она выплеснула с эмоциями и слезами всю свою боль и страх! Груз временно упал с плеч. Отстранившись, она снизу в верх, затаив дыхание, смотрела на Тернера и широкая волна благодарности растекалась по её сердцу! Но увидев перед собой темные расширенные зрачки, дышащие нескрываемым чувством и все таки в них какое - то убийственное отчаяние, которого никогда в его взгляде не было, её это убивало тут же, а стоять было нужно, что непроизвольно её захотелось выйти из под защиты его объятий. Сумбур чувств, она это понимала и все её движения совершались импульсивно, ибо она знала, что если потеряет над собой контроль, и как над всем её женским началом и просто человеческим, она уже никогда не вернется к той прежней Ани, а станет совершенно другим человеком, растекающимся в слезах и истерике от малейших неприятностей, раболепствуя в поисках одобрения людей более сильных энергетически и поэтому берущих над нею власть. Она аккуратно, что бы не задеть его самолюбия, отстранилась и отошла в сторону, её повлекло окно, солнечный свет. – Иден, ну, надо пойти на осмотр, вы такой для меня человек!!!Сколько есть сил, я всегда буду просить у Бога для вас счастья и здоровья, любви Иден, любви, дорогой мой человек! Вы заслуживаете большой, глубокой любви, поверьте!
- Ну, Ани…..- как то вяло отмахнулся он, ему тоже было тяжело…… и этот её визит, её поведение, открытый страх, для него солнечный свет в окне выглядел настолько рассеянным, неясным, зыбким. За окном зеленые ветки лиственницы, совсем молодой, одногодки самой клиники, покачивались ровно и плавно, получая наслаждение от ясной и слабо ветренной погоды, зазывая мерным покачиванием на улицу, у Тернера в душе только вызывали в данный момент удивление несоответствием его настроению. Природа отдавала свои последние праздничные дни концу лета, чувствуя приближение осени, а с ней приходом пронзительных, холодных ветров и сыростью с залива, дождями. Деревья словно в предчувствии погодных перемен, впитывали в себя с жадностью тепло, солнце, ослепительную голубизну неба.  У Тернера такой год в жизни был впервые. Его  душевное состояние настолько находилось в подавленном положении, что в энергетическом пространстве только и мог повиснуть немой знак вопроса, - Почему?
Взгляд выхватывал все вокруг, как всегда, плавный танец лиственницы за окном, безоблачное  небо, у него был самый притягательный вид из окна во всей клинике.  Это продумывалось тщательно заранее, еще при строительстве, так как работа поглощала практически все время его жизни и он подсознательно обустраивал рабочее место   с комфортом для себя. У него в кабинете было так много вещей и мебели, что могло показаться странным. Прекрасный бар, два кожаных дивана, глубокие кресла, миниатюрный бильярд, шкафы с книгами, сейф, тяжелый письменный стол, но рядом с креслом высокий круглый столик для напитков. Это даже больше было похоже на комнату отдыха , а  все обустройство и вызывало такие ассоциации, но каждый работник этой клиники, который уже за эти годы не однократно побывал здесь и выслушал нарекания хозяина клиники, его щепетильную требовательность, жесткий тон, ощущал себя здесь не комфортно. И вот как Тернер сейчас, смотря в окно, как природа радовалась чудной погоде, не замечал ее стремления окутать каждого своей само отданной любовью, так и врачи клиники уже давно не замечали изысканности и комфорта этого кабинета.
Ани прошла осмотр. Тернер ждал за ширмой.  У них в клинике уже опеку Идена Тернера над молодым доктором Ани фон Махель воспринимали как должное. У Ани не было завистников и недоброжелателей. Своим спокойным и добрым нравом она смогла расположить симпатии коллег к себе буквально за пару месяцев. Конкуренции явно выраженной в клинике не наблюдалось, каждый был на своем месте. Старательность и скрупулезность  нового коллеги в работе пользовались уважением, да и врачей Тернер подбирал себе долго присматриваясь, и если они устраивались к нему, то работали долго, никто им в спину не дышал, ошибки наказывались, но не  рассматривались сразу как повод для увольнения. Тернер как был талантливым хирургом, так и очень обстоятельным, рассудительным администратором и руководителем.
Доктор Роберт  пожал плечами, Ани с помощью помощницы врача осторожно спустилась со смотрового кресла. Он  посчитал свои долгом очень четко доложиться Тернеру, и со стороны это выглядело нелогично. Игнорируя свою пациентку, он скрылся за ширмой  и Ани только слышала его недовольный тон, с нотками сожаления. -  Низкое прилежание плода. Мне нужны анализы завтра же, что бы сказать что-то конкретнее.  Я патологии не вижу. Опасность вызывает только рубец на матке, плод будет расти, выдержит ли? Моя рекомендация к повторному оперативному вмешательству на сроке 30 недель, - и он замолчал, чтобы многозначительно хмыкнуть – а это уже  через две недели. Необходима госпитализация сейчас и наше ежедневное наблюдение. Все очень двусмысленно.
Тернер качнул головой. – Что надо для того, что бы  разрешить  двусмысленность?
Роберт даже не стал думать. Его опыт позволял говорить ему с Тернером смело и уверенно. – Ничего. Я назначаю госпитализацию, завтра анализы. Патологии нет, только рубец меня беспокоит, вы же знаете, Тернер, в нашей клинике – и он сильно понизил громкость голоса – первый случай такого быстрого повторного оперативного вмешательства. Рубец грубый, ткань мертвая, неэластичная, не везде исчезли спайки после первой операции, да …. это и естественный результат после операции. – он игнорировал взгляд Ани, вышедшей из-за ширмы.
Всем было понятно, что в подтексте говорилось, что второй беременности нужно было не допустить, а женщина не сделала этого.
Тернер настаивал отвезти Ани домой. Она ему не призналась, но  сделать этого не могла. Они большими усилиями, но довольно быстро нашли квартиру на продажу для семьи Хелен и Миррано. Квартира находилась в районе Мидтаун.  А он  считался одним из самых престижных и богатых районов Нью-Йорка. Район был суетным и деловым, а так же очень красивым, так как ограничен на Западе рекой Гудзон, а на Востоке – проливом Ист-ривер, где можно было вечерами гулять по набережным с собакой, и лелеять свое душевное состояние  тем, что ты находишься как бы в центре деловой жизни и держишь руку на пульсе, а с другой, спокойно прогуливаться со всеми своими домашними, показывая себя и на других глядя, вести размеренную культурную жизнь. А тем более, эта квартира была не далеко от клиники доктора Тернера, а Ани, все таки надеялась, что Тернер оставит работать Миррано у  себя.
Энергетику этого района первым оценил Гельмут и только зайдя в хол этой шестикомнатной большой квартиры на четвертом этаже, как сразу же бросился к окну и руки его распахнулись на встречу бьющему в глаза солнцу, так как  два окна довольно просторной гостиной выходили как раз на реку   пролив  Ист-Ривер, по которой ходили нагруженные параходы, корабли,  что всегда приковывало взгляд и никогда не надоедало. У этого района будет престижность только повышаться с каждым годом и подросток это чувствовал каждой фиброй своей души.
Семейство сгруппировалось в центре гостиной и каждый выбирал для себя направление, куда направиться для обследования, но Миррано сразу же запротестовал. –Ани, мы не потянем сейчас такую квартиру, нам бы что-то поскромнее!
Гельмут резко обернулся и его радостное выражение лица исказилось недовольством. Хелен недоверчиво глянула на супруга, но промолчала, так как по обстановке сразу поняла, что все это будет совсем не дешево. А уже пройдясь по нескольким американским универмагам, она растратила весь свой пыл уверенности в завтрашнем дне от изобилия товаров и их стоимости, и это особенно контрастировало с магазинами военного Будапешта. Америка не знала войны. В ней царило изобилие. Но, а так как глаз Хелен изначально выбирал магазины самые большие , с самыми притягательными рекламными вывесками, то, соответственно цены в них были подстать  их красочности и размерам.
Ани глазами искала место, куда она могла бы присесть, так как у нее болела поясница, но в комнатах мебели не было и ей ничего не оставалось, как направиться к Гельмуту, к окну, что бы постараться хотя бы опереться о широкий подоконник.
Миррано сразу же поспешили возразить его дети. Михаэль смотрел то в окно, второе в гостиной , то на Гельмута. Как бы спрашивая. «Что же тебе говорит твоя интуиция?» А Гельмут уверенно изрек – Именно эта квартира должна быть нашей, отец.
- У нас вот- вот закончатся деньги не только на переезды, но и на еду, а вы собираетесь снять такую большую квартиру, да еще в таком районе! Мне бы сперва работу найти, затем, если захочется и финансы будут позволять, мы всегда сможем найти жилье для себя, зачем сразу шиковать!
Ани дотронулась до руки Гельмута, попросив его помочь ей забраться на подоконник и он обеими руками ухватил ее за талию, собираясь поднять. Но его руки резко разжались и он отдернул их, словно кипятком ошпаренный. Ани с изумлением посмотрела на его лицо и обнаружила на нем такое же изумление как и у неё.
- Простите, мадам…- озадаченно произнес подросток и безапелляционно потянулся к её животу руками снова. Ани не возражала, так как странная реакция его была искренней и слишком озадаченной, как у водителя, пытавшегося понять, открыв капот автомобиля, почему она заглохла! И Гельмут смотрел прямо ей в лицо, но мысли его не читали ничего ни в её глазах, ни …они вообще словно были направлены внутрь себя и он только тщательно разбирался в своих ощущениях. Но когда он что-то для себя решил, она четко видела, его живые зрачки уже направились на её глаза осмысленнее и она даже ощутила четкий холод вдоль по позвоночнику, уходящий в ноги, леденящий сердце, ибо в его глазах  отразилась нескрываемая тревога.
Ани растерялась, какой то сумбур мыслей закрутился в голове и она осторожно спросила – Ты  боишься, что я беременна? …. Не бойся, ничего не повредишь, бери меня за бока….- в том плане, что бы он все таки помог ей попасть на подоконник.
Хелен первая заметила странное поведение Гельмута и быстро направилась в их строну. - Что? – был её первый вопрос.
Ани внимательно всматривалась в его глаза и её изумление росло, они меняли цвет и сильно быстро становились темными, очень глубокими, вот как у Идена Тернера, только подумалось ей, но в них стоял ужас, в прямом смысле этого слова, который тут же передался ей и так захотелось сразу бежать, что её руки непроизвольно отстранились от его рук и она даже и шагнула вперед, поддаваясь импульсу сразу скрыться за дверью, но здравый смысл имел место, она удержала себя.
Хелен повторила свой вопрос – Что? – сверля глазами Гельмута.
Он, когда убрал руки, сам как- то обессилено оперся о подоконник, куда девалось его настроение, его неуёмная радость тем, что они будут жить в квартире, большой и у неё такой прекрасный вид из окна на набережную!
Два человека, как в не себе,  стояли у подоконника, Хелен застыла перед ними с непонятным вопросом и каждый решал, что сейчас ему делать с этим состоянием! Ани почувствовала, что резко изменившееся состояние Гельмута связано только с ней, но она и боялась спросить что он почувствовал и ей уже не  хватало сил все это переносить, она чувствовала, что вот вот упадет в обморок.
- Хелен, мне что- то так дурно стало! – тяжело выдавила она из себя.
- Дорогая Моя, тебе же лежать надо, все, мы потом отдельно приедем и все рассмотрим здесь. Мы берем эту квартиру, однозначно, пойдем, пойдем домой…- причитала она, ухватившись за локоть подруги и легонько потянув его к себе – Пойдем.
Она мимоходом бросила сильно пригорюнившемуся супругу, так как Миррано уже неоднократно проходил столько сеансов ясновидения рядом со своим сыном и доверялся им безоглядно. – Ты с мальчиками можете здесь еще побыть, все осмотреть – бросила им Хелен увлекая Ани к двери – Приедете позже. – и  обернулась перед выходом еще раз к Миррано - Но мы берем эту квартиру!
Миррано диким взглядом обдал ее спину. Пошла уже вторая неделя пребывая их в Америке и все это время , если только он не пил виски или вино, легкий глитвейн, он находился в шоковом состоянии. Ему даже Хелен сказала как-то на днях – Что-то милый ты стал такой молчаливый?
А Миррано не мог понять, как кроме него больше никто не испытывает страх. – А как же дальше? Незнакомая страна, они не знают язык, работы нет, жилья нет. Женщина, которая их приютила, на последних месяцах беременности и скоро ей совершенно будет не до суеты, связанной с приездом непрошенных гостей и потом, он видел, Ани эту беременность переносит тяжело.
Когда Хелен с Ани ушли, чуть постояв в растерянности, он стал блуждать глазами по высоким потолкам квартиры и видно ему это давало повод сомневаться еще больше, стоит ли им переезжать сюда. Пусть они еще и не осмотрели всех комнат, но по всему уже было понятно – такая квартира может содержать только обеспеченных жильцов.
Михаэль направился  в боковую дверь, но Миррано крикнул ему – Сын?!
Михаэль обернулся. – Сын.  Вы брали с собой карандаши в поездку?
Михаэль подумал и утвердительно качнул головой – А что? – все задал вопрос.
- Вечером с Гельмутом сядете рисовать мебель, ибо на настоящую у меня нет денег! А потом может придется рисовать и еду.
Миррано привык, что Гельмут всегда противоречил. Он не получил ответа и подошел к сыну. – Что-то серьезное? – спросил. Гельмут задумчиво смотрел на плывущие облака за окном и падающее к востоку солнце, отдежурившее в заботе о населении земного шара свое время, уходящее на отдых.
- Очень жалко такую красивую женщину. Отец, она так добра! Ко всем…. У нее золотое сердце.
- Что то ты так пессимистично………Гельмут….- и ему даже неудобно стало произносить эту фразу – Словно мы ее последний раз видели? Гельмут…. – осторожно позвал.
У Гельмута по щеке текла слеза и Миррано стал более внимательно заглядывать ему в лицо, у него самого от предчувствия беды сильно забилось сердце, он машинально положил ладонь на грудь – Гельмут, что? –
- Отец…- Гельмут резко повернулся к нему, но глаза опустил в пол. – Мы всю жизнь будем с благодарностью вспоминать её, она нашла нам эту квартиру и она будет наша…….только…..в гости к нам никогда не придет.
- Что?! –
- Отец……..её ждут в другом мире.
Миррано даже схватил его за плечо в порыве волнения – Гельмут…..она еще молодая женщина, ты…..ты же иногда ошибаешься, вспомни…….так бывало, ну, помнишь, ты одной женщине сказал, что её сын ранен, а он вернулся целым и невредимым, да….и она же……..
Но Миррано осекся. Ему ли не знать, принявшему десятки детей за последние годы и не сумевшему многих спасти во время родов.
Он опустил руки и стоял в совершенно подавленном состоянии, совершенно растерявшись – Сын……что можно сделать нам?
В глазах Гельмута промелькнуло удивление, но……он отрицательно покачал головой.
Михель нырнул в широкую дверь и глаза его горели счастьем. – Гельмут – позвал он – Я выбрал нам комнату….о…здесь здорово! – и он поднял большой палец вверх,  подкрепляя свои слова жестом.
Гельмут же резко сорвался с места и стремительно направился вообще к выходу из квартиры.
Михель пожал плечами. – Отец. Он чего?
Мирано спохватившись, крикнул ему вслед – Ты куда?
Михель подошел к нему – Что с ним?
Миррано махнул рукой. – Разве ж его поймешь, после того, как с ним….- он что-то попытался покрутить возле головы, но понял, что не  получиться  выразить жестами то, что не мог выразить языком и даже разозлился. – Если б я знал! Ну как можно понять такую фигню, что бог дает новую жизнь в чрево женщины, что бы забрать у ребенка мать? Не понимаю…никогда не понимал я такой мудрости  Бога.

139.   Хелен отвезла Ани домой. Назад она возвращалась к своим мужчинам, что бы переночевать первую ночь в новой квартире. Ей так хотелось получше ее рассмотреть.  Ани сказала, что вечером будет занята и Хелен уехала с чувством выполненного долга, где- то считая, что Ани уже давно от такой большой компании,  как семья Хевеши, устала. А еще ей побыстрее хотелось сообщить сомневающемуся Миррано о том, что Ани сделала им подарок и квартира оплачена на пол года ею. А еще, она попросила отдать все силы изучению языка и через эти пол года доктор Тернер согласился взять Миррано на работу, по рекомендации Ани. Это в общем то и было самым необходимым для них сейчас и большинство эмигрантов , переселившихся в Америку и не могли мечтать о таких благоприятных условиях в самом начале пребывания здесь. Ани была щедра, но Хелен все время ощущала некую натянутость и напряженность в жизненном пространстве своей подруги все это время. Она её как то спросила – Есть ли такие вещи, о которых Ани хотела бы поговорить с близким человеком и не решается их озвучить вслух.?
Ани же резко ответила – Нет – и таким тоном, совершенно ей не свойственным, жестким и холодным, что Хелен не решалась больше  «лезть в душу»
Вернувшись домой, Ани как могла скорее освободилась от опеки подруги. Ей хотелось остаться одной. Поднявшись наверх, она сама набрала себе ванну и долго тихо плакала, лежа в воде. Потом на сердце пришло удивительное смирение, словно ангелы поколдовали над ней. Успокоившись, она направилась к Джизи и стала вникать в её детские игрушки, отвлекая мысли на детские шалости. Вечером Джизи так и заснула у неё на руках, возле клетки с попугаем, который совершенно очумевший от    надоевших    ему эмоций маленького ребенка, сидел нахохлившись, отвернувшись от них.
Бетси вошла в гостиную и протянула руки к Джизи, что бы забрать её и унести спать.
Ани сама задремала в кресле, и очнувшись от прикосновений доброй женщины, ласково улыбнулась. Переложив Джизи ей на руки, она попросила – Бетси, мне нужно с тобой поговорить………
Бетси вернулась с подносом, приготовив ромашкового чая с лимоном на две персоны. Дом уже спал и Ани везде погасила свет , оставив только ночной светильник за письменным столом и служанка даже приостановилась от растерянности, когда в полоске света увидела насколько изменилась на лицо за последнюю неделю её любимая хозяйка.
Даже в таком свете была четко различима бледность кожи и глубокие круги под глазами. Ани внимательно вчитывалась в какие то бумаги , а Бетси медлила, не зная, что ей дальше делать, выпрямить спину и закусив губу, тщательно скрывая огромное желание заплакать , поставить поднос и налить чай или же дать  слезам выход, потому что носить в себе накопившуюся тяжелую глыбу страха и слез, становилось не в моготу.  Она знала, что и хозяйка прилагает неимоверные усилия, пряча свой страх от гостей в доме, от хозяина, когда он приезжал и ей очень нездоровится, болит спина и много устает от шума, суеты, которая последние три недели происходит вокруг. Надо сказать, что и Бетси за эти недели устала настолько, что каждое утро ловила себя на мыслях – «Скорее бы все стало на свои места и гостям нашлось бы жилье, куда они перебрались бы» Ей всегда помогала жена Джо, но лишний человек в доме, она так много всегда спрашивала, что ей делать, куда что положить, что Бетси измучилась даже от этого»
- Бетси, милая, ты с чаем – подняла на нее глаза Ани. – Хорошо.
Бетси налила в чашку чай, подвинула к хозяйке. Её материнские глаза блуждали по точеным чертам молодой женщины, и у нее в памяти почему то возникло воспоминание из картинок книги, которую читала её предыдущая хозяйка, где на троне сидела сутулая, в короне пожилая женщина, с высокой прической и с очень тонкими, аристократическими чертами лица. Ани чем то сейчас напоминала ту женщину.
Ани быстрыми глотками сразу выпила пол чашки и не стала томить Бетси ожиданием. – Бетси, жизнь такова, что никто не может предугадать, что будет завтра. А в моем положении тем более, поэтому, я быстро привожу все свои дела в порядок и хочу позаботиться о тебе с Билли заранее.
У Бетси задрожала рука, державшая блюдце, а другой она побыстрее закрыла рот, чувствуя, что сейчас завоет от наплыва чувств.
Ани положила свою ладонь на её руку – Подожди…..ночью поплачешь, понимаешь, у нас реально мало времени, я даже сама всего этого не ожидала. Здесь гости, пришлось заниматься ими, а ведь…..Бетси, дорогая, у меня в Венгрии родная тетушка, Дора, от которой я видела много добра, большой дом, конюшня. А завод…..ой, Бетси – и она подняла руки в верх и приложила указательные пальцы к вискам – голова кругом! Видишь, и Артур мне не помощник,  я должна все сама.
Бетси все же тихо пустила слезы, но беззвучно, тихо.
Ани продолжала и сознательно стала выговаривать все слова медленно, с чувством, толком, расстановкой, что бы почти безграмотная служанка хорошо понимала и запоминала то, о чем она говорит. – Бетси. Я, конечно же, перестраховываюсь, но это никому не помешает. Если все обойдется, то я бы это сделала все равно, только попозже. Так вот слушай……-  и она взяла со стола толстый лист бумаги, но как рассмотрела потом Бетси, просто это было три листа бумаги вместе. – У меня с одним банком, BNY Mellon, ты название не запомнишь, но Билли потом все прочитает, заключен договор. Я открыла счет на тебя, так как Билли еще нет 16 лет. И положила на этот счет 7000 долларов. Они принадлежат тебе Бетси.
Бетси ахнула, а потом непроизвольно так глубоко вдохнула, что назад воздух пошел с шипящим звуком, потом она как бы его сама испугалась и вытаращив глаза на Ани, задержала дыхание насильственно. Но оно когда прорвалось, она даже вскочила со стула. – Хозяйка, вы мне отказываете в месте? – дрожащими губами произнесла она эту фразу.
- Ой. Бетси, нет – махнула рукой в её сторону та – Что ты милая. Куда ж я без тебя!
Бетси плюхнулась на стул и затихла.
- Бетси. Понимаешь. Я хочу что бы ты чувствовала себя защищенной на тот случай….- и она замолчала, обдумывая, как бы сказать это по корректнее. – Ну……ты же женщина, ты видишь, что-то мне эта беременность очень трудно дается. Подожди, Бетси, по слушай, это все настолько важно для вас с Билли и ты мать, ты живешь ради него и поэтому все что я тебе сейчас говорю, ты должна впитать в себя и затвердить наизусть, а эту бумажку – она подняла её ближе к Бетси – договор с банком, ты должна хранить как зеницу ока – это твое с Билли будущее. Я за эти годы получая зарплату в клинике, вносила её на счет в банке, а теперь я перевела его на тебя. Бог знает …что будет дальше, а ты и Билли на несколько лет обеспечены хорошим кровом и достатком. Эта сумма – хороший дом в престижном районе. Если вам не понадобится дом, то на эти деньги вы даже сможете уехать куда захотите, или же открыть свой маленький бизнес и у вас все для этого будет!
Бетси от этих слов снова стала расширять глаза и Ани поспешила дернуть её за рукав. – Бетси, эмоции потом, слушай, только слушай. Эта моя беременность настолько опасна и для меня и малыша, просто молись за меня, но……если что…..наш Артур, я не знаю как он будет жить потом, а вдруг найдет новую хозяйку этого дома…
- Бетси не удержалась и тихо заскулила, сдавливая руками себе рот, что бы это сделать не слышным. Ани покачала головой, но решила не отвлекаться – Ты, пойми, им может и нужна будет служанка, но учеба Билли их точно не будет волновать, а я такого талантливого ребенка еще не встречала. Бетси, сделай все возможное, что бы он доучился! Что бы у него было хорошее образование! И я буду просить Артура, что бы он сделал все возможное, что бы помочь ему с работой, нет Бетси, с работой не для черных, а для белых, высококвалифицированной и хорошо оплачиваемой. Этот мальчик должен стать тем, кем он хочет стать, а не кем,  кем придется! Милая, родная, вот тебе договор и знай, кто бы тебе что ни говорил, юристы банка, даже может быть постараются с агитировать тебя и сделать вложение этих денег, когда тебе понадобится ими воспользоваться в сомнительные операции. Никого не слушай, обратись за помощью, в крайнем случае к Артуру и грамотно распорядись ими. Это учеба Билли в колледже и ваш кров, если ты ….именно ты сама захочешь покинуть этот дом!
Тут Ани сама стала смахивать слезы с лица и видя это, Бетси заскулила на всю громкость. – Ани…….я старая женщина……но я только с тобой познала счастье и покой, доброту людскую, я же не смогу без тебя! – и она через стол потянулась руками к своей хозяйке.
Ани неожиданно встала, обошла стол и вдруг присела перед Бетси на коленки и положив голову ей на колени,  уткнулась лицом в её платье.
Господи, только ей и Бетси было понятно, неким шестым чувством, как ей хочется простого материнского внимания, ласки. Руки Бетси осторожно стали гладить её по голове, но Ани, сквозь слезы затвердила – Бетси, умоляю, давай не раскисать… иначе я не смогу, у меня не будет сил. Поддержи милая меня, дай мне силу, которую я теряю…….держись и я буду держаться! Бетси, умоляю……..
Потом она подняла лицо, с совершенно мокрыми от слез щеками – Бетси, мне так плохо…..я устала…..словно тьма накрыла землю для меня……. – потом сдавила ладонь служанки – Бетси, я все понимаю, у тебя есть родной сын, но…..дай и моей девочке твое тепло и любовь, если что-то произойдет со мной, понимаешь, материнскую любовь ничем не заменишь…….а может и еще ребеночку. У тебя много доброты и любви, у тебя её очень много, Бетси….
Бетси скулила, поцеловала её в лоб – Я все для вас…….но….вы должны постараться родить, вы же врач, хороший, я знаю, какой вы врач! – и она что-то провела по воздуху жестом.
Ани улыбнулась только уголками губ – Я давно уже врач, а своего старшего сына не спасла, но я буду бороться….всеми силами и когда ты плачешь, то у меня исчезает надежда….ты должна держаться гвоздиком. И потом, со мной будет Тернер, ты, давай верить в хорошее.
- Так да……а с чего вы все ПО выдумывали, что уже надо завещание оставлять?
- Так вот потому, что я врач, и просто очень много смертей вижу …… много знаю, но хочется верить в чудо? Тебе ли не знать Бетси, что чудеса бывают.
Бетси утвердительно стала кивать головой,  и действительно, почему мы все время это забываем, верить…….она стала хаотично вспоминать места писания, который на ночь всегда читал Билли, ведь у них в школе урок христианской религии был несколько раз в неделю, а Билли чуть ли не с пяти лет учился по ней грамоте, потому что красочные книжки, как белые мамы своим детям она ему не покупала, но он тянулся к книжкам с жадностью, по долгу просиживая с книжкой на коленках, всматриваясь в незнакомые для него буквы и чуть ли не экстрасенсорным видением чувствовал о том, о чем говорилось в книге. И тогда Бетси не выдержала, взяла Библию и Билли за руку и отвела в церковь, к пастырю, который имел самое доброе выражение из всех остальных и к нему ей подойти было не так страшно. Протянув ему Библию, она с мольбой в голосе попросила позаниматься с её мальчиком грамотой, так как  книги действовали на него просто магической силой, он всегда спал с ними, это необычно для таких маленьких детей и может в виде исключения, они расположатся  уделить такому ребенку чуток своего драгоценного времени, пусть даже он и черного цвета кожи. Но, как порой бывает, мы больше пугаем сами себя, чем что-то настолько страшно на первый взгляд. Пастырь даже не стал искать причину для отказа, а сразу назначил время, когда ребенок сможет приходить к нему. И это стало регулярно и к Билли там хорошо относились, его всегда угощали чаем, печеньем, яблоками или грушами. Грамоту он осилил за несколько месяцев, а дальше, дальше его привлекли к себе цифры, а вот с ними ему в церкви помочь уже никто не мог. И Бетси было очень горько вначале, а затем она к этому чувству привыкла и сказала сама себе, зато он умеет читать, а никто из знакомых ей детей черных этого не мог. Потом она и сама втянулась в изучение Библии, так как стала просить сына прочесть несколько глав на сон грядущий. И помнит, хорошо помнит, как Иисус свершал чудеса, наполняя кувшины с водой вином, или ходил по воде и Петр смог, пока не усомнился в этом. Как только она стала об этом думать, теплая волна легкой радости стала разливаться  в её теле. Она чуть ли не шёпотом заговорила – Ани. Нам поможет только Иисус, с его именем мы будем молить о вашем благополучном родо-разрешении….правильно я говорю?? Вы меня так учили. Вы благополучно родите, здесь главное не допускать сомнения в сердце, сомнение – это наши враги, которые воруют у нас веру, силу, чудо и ставят преграду между видимым и невидимым, через сомнения Господь не может нам помочь……….и поэтому нам нельзя сомневаться.
- Конечно. Бетси…….стоит только вспомнить о тех днях, когда Артур, я думала погиб на корабле……а также, когда пропал, разбившись на аэроплане……..вспомни те дни, сколько мы пережили, сколько молились……..и он вернулся.  А Джизи заболела, помнишь, ты молилась, а мы с Тернером, чумные от бессонницы носились с паровыми ванночками и Бог спас.
Ани выпрямилась и отстранилась от колен Бетси. Лицо её просияло, сразу так легче стало на сердце. Она быстро вытирала слезы и у неё моментально зародилась идея . – Бетси, давай с тобой вместе будем молиться, давай сейчас, завтра утром. Одна молитва сильна, а когда двое и трое собраны во имя мое там и я среди них- сказал Иисус.
Бетси быстренько сползла со стула и стала рядом с Ани на коленки. И они вместе затараторили молитву отче наш. А затем так усиленно молились о детях своих и о том, что бы господь даровал Ани благополучное родоразрешение.
Следующее утро дало силы и Ани даже удивилась этому, потому что давно не просыпалась с легкостью и ожиданием радости от наступающего дня. Но спина болела, вставать не хотелось, она подумала, - Ну и ладно….имеет же она право и поваляться в постели сколько захочется, зачем так упрямо она заставляет себя вставать рано каждое утро?
Медленно, неуклюже она перевернулась на другой бок и запустила руку под подушку, натянув её себе под щеку побольше и сомкнула глаза. Лето прощалось. Ночи становились длиннее. Её ребеночек станет осенним, впрочем, Джизи родилась зимой, а её ………….родился поздней весной, когда лето уже дышало весне в спину, а в Венгрии жаркие дни наступали уже в мае месяце. Но сон ушел безвозвратно. Какой- то неведомой силой её мысли понесли в дневную суету и она как толчком, вспомнила, что днем вернется Хелен с семьёй, опять суета. Ведь они же в той квартире без чашки, кастрюли, практически без мебели, а у неё еще малые девочки и надо будет что-то приобретать. О…это опять магазины, хождение, как наваждение. И потом, она встречается сегодня с нотариусом в 10 часов утра и самое, самое последнее, она вечером должна дозвониться Артуру, он должен приехать домой, отложив все, потому что она перед тем, как по настоянию Роберта, лечь в клинику, должна обговорить все дела, что бы это было обстоятельно и завершено, а может он что то посоветует сделать гораздо лучше, потому что её мозг совершенно не хотел работать последний месяц из-за беременности, переживаний и гостей. Надо вставать…и она даже расстроилась. Первое утро за несколько месяцев, когда она проснулась ровно и с покоем в груди, без  лихорадочных толчков, выбрасывающих из сна, когда свет проникал в окна.
И тем не менее, она встала позже чем обычно, когда Билли с Томом уже уехали в Нью-Джерси. А Бетси успела приготовить завтрак и зарядила на кухне в большом чане кипятить бельё, и запах пара проникал через закрытую дверь. Ани давно обещалась лечь в клинику Тернера, но она не успевала с делами и решила это сделать несколькими днями позже, тем более, остаться в клинике без Бетси. Джизи и Билли, одной, пусть даже и в комфортабельной палате, лежать, глазеть в окно, постоянно подвергаться осмотру, расспросам, скуке – она оттягивала эту неизбежность как можно дольше.
На часах было пятнадцать минут девятого и скоро ехать к нотариусу, а она даже не позавтракала. Вслед за ней, на лестнице показалась нянечка с Джизи, так же спускавшиеся к завтраку. Взяв Джизи за ручонку, она сама решила за ней поухаживать.
У нотариуса она провела не больше, ни меньше, чем четыре часа и уже к обеду домой возвращалась обессиленная, но знала, что дома ждут новые заботы и семья Хевеши.
Так и было. Бетси накрыла на стол, как всегда плотный обед, потому что в этом доме Ани уже давно приучила её не сильно считать расходы и конечно же, Бетси понимала, что то, что может себе позволить в этом доме она и её сын, не будет больше никогда и нигде, судьба не улыбается таким счастьем больше одного раза.
К вечеру они  отправились по магазинам, на вернувшемся из Нью-Джерси авто, привезшим со школы Билли. И с большими коробками, Том выгрузил семейство Хевеши в их районе, а Ани отвез домой. Бетси увидев её, всплеснула руками. Ссутулившись от боли в спине, Ани бледная, еле передвигала ногами.
 - Господи, Ани моя – запричитала она – Я забуду себя, я забуду о всех приличиях, но я больше не пущу вас в город, даже если стану вашим врагом на всю жизнь!
- Ани позволила ей чуть ли не тащить на себе – Бетси, милая, а я больше и сама никуда не поеду, что-то мы переборщили, я не рассчитала свои силы….о…это я уже сама не допущу.
- Я сейчас вам быстренько приготовлю постель, ванночку для ног с солью, вам полегчает. Вы знаете….. Звонил господин и я сказала, что вы сами собирались ему позвонить, но еще не приехали. Я сказала, что он нужен вам здесь, перед тем как вы отправитесь в клинику и он завтра выезжает с самого утра. К 10 часам будет.
Ани держала живот одной рукой как могла и как утка, в вперевалочку, останавливаясь через каждые пять шагов, при помощи Бетси шла к дому. И Бетси не выдержала.
- Ани, ну вы у нас, понятно, как мать Тереза, но…..я не понимаю вашей подруги, она же женщина, мать, ну она же понимает, что нельзя так злоупотреблять вашей помощью. Я вас такой как сегодня очень давно не видела, это не плохо, это уже опасно для вашей жизни и ребеночка! Ну нельзя так! Нельзя!
- Да. Бетси. Это, реально был последний раз, я больше на такие подвиги не пойду. Мне бы сегодня отойти.- а потом она добавила. – Я в одном магазине соблазнилась. Бетси…..ты е ругайся….но я купила Билли часы, хорошие, пусть будут от меня, на всю жизнь память.
Бетси невольно остановилась и не радость отразилась на её лице, а страдание, искренне. Ани спохватилась. – О….нет Бетси. Ну не в плохом смысле, я не думала о том, о чем мы с тобой вчера говорили, но….он становиться мужчиной и он их состоятельной, хорошей семьи, пусть у него будут часы. И еще. Милая, мы же так последние недели злоупотребляли добротой Розы. Деньги деньгами, но пусть и у неё останутся хорошие ассоциации связанные с нами. Я купила ей духи, набор душистого мыла, и брошь, серебренную брошь! Она же никогда не позволит потратиться для себя на украшения, а я вот хочу, что бы она себя могла и украсить, когда в город выезжает. Брошь серебренная, когда-если возникнет необходимость, она заложит её и воспользуется деньгами. А с тобой Бетси, мы еще сходим за подарками, когда я рожу ребеночка.
Бетси махнула рукой. – Ани, вы с ума сошли. Вы уже сделали нам такой подарок, что я когда засыпаю, спрашиваю у Билли, « Билли, сын, я не напоминаю тебе сумасшедшею?» , ведь люди сходят с ума незаметно…..а только сумасшедшая негритянка может считать себя богатой!»
Господин Артур приехал до полудня, как и обещал. Ани разделила с ним ланч. Но сама ела очень мало, больше сидела за столом и наблюдала, как он общался с Джизи, отвечала на его расспросы и Артур все больше стал обращать внимание, на поведение Ани, чувствуя, что сто-то очень сильно в их жизни изменилось, а что, он понять еще не мог. Уголки губ её улыбались, а глаза грустили, несколько вопросов его она игнорировала, задумавшись о чем-то своем, на некоторые ответила не впопад.
- Ты себя хорошо чувствуешь?- уже третий раз за время ланча спросил он.
Ани молча встала из-за стола и обойдя его, подошла к Артуру сзади и обняла его, прижавшись подбородком к его макушке и втянула ноздрями запах его волос.
- Что ты делаешь? - обернулся Артур. Он смотрел на неё. Перед ним стояла все та же его Ани, слегка осунувшаяся лицом, с большим круглым животом, но он явно видел, она сильно изменилась, изменилась изнутри, из неё словно выкачали жизнь, потухшая, уставшая, печальная и слабая. Её спонтанный порыв проявления чувств и нежности, он трактовал плохим знаком. И в голове возникало еще больше вопросов и вместе с тем он чувствовал, что даже если бы он засыпал её еще дюжиной вопросов, ситуация для него не прояснилась больше. Откуда- то исходит напряженность, мрачность, только откуда? Ани ласкова, улыбается, Джизи здорова, в доме все как всегда. Билли уехал с Томом в Нью-Джерси и гости переехали в свою квартиру. Глаза его женщины излучали печаль, но почему на все вопросы о здоровье, она отвечала – Все хорошо.
Прищурившись, он искал ответ в её лице. Ани же тихо попросила. – Пойдем в кабинет, мне необходимо с тобой поговорить, оставь Джизи. она будет тебя отвлекать.
- Что то настолько серьезное? – спешил он разъяснить ситуацию.
Ани молча направилась к лестнице. Он подхватил её сзади на руку и понес вверх. – О…..чувствую как ты потяжелела.
В кабинете она не дала ему сесть за письменный стол, подспудно отводя себе главную роль предстоящего разговора. Артур только повел бровью, но, отдав свое место за столом женщине, сел рядом на стул, где еще позавчера сидела Бетси.
Ани пристально смотрела на него, изучая отношение и настроенность к разговору, а у него под её взглядом, вторая бровь взметнулась вверх и все становилось совсем интересным и непредсказуемым. Но он молчал и ждал.
- Артур – как- то вдруг резко засуетилась Ани, будто опомнившись. – Я тут на этой неделе встречалась и с адвокатом и с нотариусом. После разговора с тобой, я завтра поеду на телефонную станцию и закажу разговор с Будапештом, господином Буггати, затем с Дорой и моей тетушкой. Я пересылаю документы туда и ты первый должен обо всем знать.
Он подался вперед что-то спросить, но резко передумал и почти демонстративно, подпер рукой подбородок и уже с нарочито усердным вниманием следил за каждым её жестом.
Она смешно махнула в его сторону рукой, улыбнулась и откинулась спиной на спинку высокого стула. Она достаточно посидела за столом за ланчем, спина снова разболелась и хотелось принять горизонтальное положение.
Артур, дорогой, прежде чем начать скучные разговоры, Я хочу попросить тебя о простом житейском отдолжении…
- О  каком дорогая?
- Видишь, ты дорогой, я дорогая. Я боюсь рожать, Артур, это понятно по-человечески и решила  на всякий случай регламентировать все свои бумаги. Распорядиться о наследстве и главное, я прошу тебя пообещать мне, что ты никогда не бросишь заботится о наших домочадцах, которые стали нашей семьей, о Бетси и Билли., а так же о Томе и Джо. Артур, я очень привязалась к ним и никогда не думала о том, что на другом конце света я столкнусь с тем, что людям могут в чем-то отказывать из-за их цвета кожи. Растет умный, перспективный мальчик, а будущего у него нет, если ты в этом ему не поможешь. Я хочу, чтобы ты дал мне обещание, что они всегда будут занимать такое же место в нашем доме, какое занимают и сейчас. И это не все. Ты поможешь средствами и если нужно будет и рекомендациями для того, что бы Билли окончил колледж. А потом нашел себе подобающую его образованию работу. Артур, работу не для черных, а для белых. И ты выполнишь это обещание, даже если Бетси в силу возраста уже не сможет или не захочет оставаться в нашем доме, ты не оставишь их своей опекой. Артур, поверь, для меня это очень важно!
Артур смотрел очень пристальным взглядом её в глаза и они становились темнее и глубже и вместе с тем, все так же удивленно. Ему не по душе становился разговор и главное, зачем? Но он хотел выслушать все страхи и главное понять из-за чего в женщине чувствовалась натянутость.
- Я что то все время думал, что ты обо мне лучшего мнения.
Ани понимала, как другая сторона может воспринимать её слова. В порыве извинения, она подалась вперед,   схватила его руку и потянула к себе. Хотелось прижать к груди, но не дотянутся….
- Артур……- протянула она. – Женские сентиментальности, да к тому же беременной женщины, об одном прошу. Отнесись ко всему серьезно, так как это очень важно для меня. И я бы не говорила о таких вещах, но ты настолько поглощен работой,  бизнесом, своими изобретениями, что просто не станешь обращать на такие житейские вещи внимание, а ведь из них состоит жизнь. люди очень важны и им необходима помощь, они не все могут сказать, ни обо всем попросить . Я делаю на этом акцент не потому что считаю тебя черствым и плохим, а потому что ты занят только делами…….а есть еще дом и домашние…..Артур, дорогой, если со мной что-то случится, нашим детям кроме состояния нужна будет забота, ласка. И я знаю, что Джизи сможет её получить не только от тебя, но и от Бетси.
- Ани, ну конечно же, я обещаю все - о чем ты просишь.
У Ани просияла радостная улыбка на лице и казалось, что какая то темная завеса в доме раздвинулась.
- Артур, как здорово, что наше с тобой состояние позволяет нам помогать близким  и устраивать чью то жизнь!
- Почему ты боишься рожать? Ты мне чего то не говоришь?
- Все хорошо. Но ведь это уже третья беременность. О…за эти годы столько всего произошло! Я стала предусмотрительной.
- Ани, сколько тебе лет, милая?
- Тридцать три . Но все это  ничего не значит. Слушай меня дальше. Артур. Дом в Будапеште я оставляю в завещании своей тетушке и Доре, в равных долях. И пусть они что хотят с ним, то и делают. Если они решат его продать, то до конца своих дней проживут в меньшем жилище, но в полном достатке. Все активы предприятия фон Махель перейдут к тебе. Мне почему то кажется, что ты захочешь его продать сразу, что бы не распыляться, то говорю тебе -  делай что хочешь, но не обижай господина Буггати. Поступи по совести, может предоставь ему возможность в рассрочку выкупить у тебя твои акции и остаться владельцем завода. Ты видишь…..какая я бестолковая наследница. Все состояние графа фон Махеля растаскивается в разные стороны и  оседает в руках абсолютно чужих для него людей. Его сыну остался  первый дом графа и я выделила небольшое содержание со счета в Швейцарском банке, который я полностью переписала на Джизи, по достижении ею совершеннолетия. А там не много ни мало 25 миллионов франков. Вот ….- она замолкла и сосредоточенно нахмурила брови – Вот и все.
В кабинете было тихо и она услышала, как Войцеховский тяжело выдохнул.
- Артур. ты….ты расстроился, скажи, ты не доволен???
- Я не понимаю, что происходит? Ани……что происходит в нашем доме, или что происходит с тобой? Ты пишешь завещание, как будто уходишь на войну…….откуда такая рациональность у беременной женщины? Скажи мне правду………..с наследством я все понял. Я не понял причину…… - его пальцы затарабанили по столу, выдавая беспокойство.
Ани еще с раннего утра  прокручивала предстоящий разговор с Артуром и готовилась ко всем вопросам, понимая, что они возникнут так или иначе. Ответы придумывались разные, но она знала, что Войцеховскому лгать практически бесполезно, он учтет все тонкости и ньюансы и сопоставит логику и интуицию и она никак не сумеет выкрутится из его капканов, поэтому она заранее придумала ситуацию и подговорила для этого Бетси, чтобы та вмешалась в разговор в нужный момент, для этого в кабинет была не плотно закрыта дверь и ее преданная служанка все слышала, стоя под дверью.
Но произошло самое непредвиденное. Ничего не пришлось создавать искусственно. Непрошенным гостем пришла Роза и слезно просила о помощи. В их старом негритянском районе Гарлем необходимо было принять роды у совсем молодой негритянки, которая уже четыре часа мучилась схватками, и у нее уже не было сил, а ребенок не проходил в родовой канал, его что-то держало и все грозило закончиться совершенно плачевно.
Бетси постучалась в кабинет и рассказала о происшедшем.
Войцеховский выразил недовольство и потому что разговор. как он считал, был незакончен, Ани только разбудила спящие временно бури подозрений и переживаний, а так же и тем, что в её положении ей приходилось ехать в этот не престижный для Нью-Йорка район, подрывая свою и репутацию и здоровье.
Ани игнорировала его негативную реакцию и поспешила собрать свой  рабочий саквояж, быстро проскочив по лестнице вниз, продемонстрировав собранность и расторопность, которые стали подводить её на последних месяцах беременности.
Войцеховский стоял на верху лестницы  и только сверху наблюдал за суетой, засунув руки в карманы брюк. Он думал. В лице служанки, Ани нашла себе преданного союзника и донимать её расспросами, что бы выпытать всю правду о настоящем положении вещей, было бесполезно.  Поехать с визитом к другой подруге , Хелен, еще большая трата времени. Та, скорее всего из-за своей беспечности не знает и половины того, что знала бы Бетси. Он обдумывал мысль, стоит ли предпринять попытки еще раз разозлить доктора Тернера? Беременность Ани протекала у него на глазах и они коллеги, она осматривалась наверняка только в своей же клинике. Он должен все знать, какие возникли причины у молодой женщины для того, что бы заняться своим наследством!?
Машину для Ани выкатил из гаража Джо и как только они скрылись за оградой,  Артур завел свою и уехал в противоположном направлении. Он направился в клинику.
 Администратор слегка растерялась, увидев высокого, не молодого, очень эффектного мужчину, так как приемные часы заканчивались и обычно в это время посетителей не было и потом, такая публика привлекала к себе повышенное внимание, так как по всему бросалось в глаза, что джентльмен из сливок высшего общества, по непринужденной гордой осанке, по спокойной уверенности в себе, отсутствии лишней суеты и глубокого ума на лице. Когда он вошел, со спины ей  показалось что это лорд Тернер и только странный, как у мексиканца хвостик черных волос, спадающий из под шляпы, заставили усомниться в этом.  Поздний посетитель, дойдя до середины большого круглого холла, резко остановился и стал глазами искать того, кто подскажет ему нужное направление. И когда Войцеховский обернулся на гулкое цоканье дамских каблучков  семенящих по напольной плитке, администратор успела подойти к нему и уже готова была выпустить так заученную, шаблонную  фразу, но не успела, так как мысли мгновенно перекрыла волна легкого замешательства от исходящей восточной сильной мужской энергетики Артура. Из под полей шляпы он обдал ее взглядом больших, настолько темных глаз, что они всем казались только черными и в этом взгляде было столько самоуверенности и глубины, харизмы, что не сильно искушенных особ женского пола сразу вводил в ступор и им приходилось вначале оправляться от подступивших щекотавших вибраций в районе гортани и лобка. Так сразу жгло желание ему понравится и запомниться, хоть чем-нибудь.
Войцеховский отметил для себя взглядом, что вот он, тот объек, который ему сейчас и был необходим и сразу спросил, сознательно растягивая слова, так как английский язык как бы то ни было, но был ему не родным – Господин Иден Тейлор…..где его можно увидеть?
- А вам назначено?- выдохнула из себя воздух молодой администратор.
- Да……и мне срочно!
Она почему -  то не поверила и даже сделала шаг назад, для того что бы вернуться на рисепшен и проверить журнал, но мгновенно опомнилась, что это все несуразные телодвижения делаются только лишь потому, что случайный посетитель появился неожиданно и был таким представительным, красивым!
- Господина Тейлора нет уже с  четверга, он уехал в штат Огайо, по делам.
У Войцеховского взметнулись вверх брови. – Хорошо, но у него же есть заместитель?
- Значит вам не назначено….- даже чему то расстроилась молодая женщина.
- Хорошо – для чего то произнес Артур – я супруг госпожи  Ани фон Махель.  Доктора такого знаете же?
И тут уже брови взметнулись у противоположной стороны. – Знаем, но она же вторую неделю в отпуске по соглашению с  лордом Тейлором и вероятно дома……… - и с этого момента она стала обдумывать каждое произносимое слово, что бы не наговорить ничего лишнего, за что потом можно приобрести много неприятностей на свою голову. Так как лорд Тейлор никогда не любил принимать к себе на работу излишне разговорчивых работников.
- Ну это мне известно, я по - другому поводу здесь, пригласите мне того, кто всегда решает административные вопросы в отсутствие господина Тейлора.
Она может еще и колебалась бы и возможно задавала бы какие- то вопросы, но ключевая фраза, что это был супруг работающего в их клинике доктора решила все.
Она подошла к боковой двери и позвала – Вильям!
 Из двери вышел молодой мужчина, очень опрятно выглядевший, в одной белой рубашке, но отдать ему распоряжения, проводить посетителя к Роберту Уильяму не пришлось.  Из другой боковой двери вышел белесый мужчина и молодая женщина, махнув в сторону Вильяма рукой, быстро обратилась к другому. – Господин Уильям, с вами хочет переговорить супруг госпожи Ани фон Махель.
Господин Роберт легким шагом подошел к Войцеховскому и с нескрываемым интересом принялся безапелляционно его рассматривать, сглаживая свою беспардонность только тем, что сразу же стал задавать вопрос – Переговорить?? По какому вопросу?
Войцеховскому  не импонировал такой нескрываемый никаким тактом интерес и поэтому он переключился на подобающую волну, что бы с ними гармонировать и так же беспардонно спросил – Мне с вами здесь начать разговаривать?
Господин Уильям все понял, но возвращаться на верх в свой кабинет ему явно не хотелось и потом,  он заранее знал, что каким бы важным не был разговор, его необходимо обсуждать только с управляющим клиники и по причине того, что без его ведома из клиники не уходила никакая информация и еще и потому, что  доктора за день уставали от той ответственности, которую брали на себя в операционных за своих клиентов и брать лишнюю на себя не было желания, их удовлетворяло что все вопросы не касающиеся лечения, брал на себя только управляющий клиники. И потом, пользуясь отсутствием в данный момент управляющего, находящегося в дальней командировке и тем, что к вечеру посетителей уже не было, господину Роберту очень хотелось пораньше прийти домой.
Его взгляд блуждающе пробежал по входной двери, потом на администратора и снова остановился на посетителе. – Вам что-то очень срочное? Дело в том, что завтра возвращается господин Тейлор, я даже уверен, что вам необходимо увидеться именно с ним….. – и он развел руками, подняв маленький докторский чемоданчик -  а я…..мало могу быть полезен. И потом, что бы вас не интересовало, я по долгу службы обязан хранить врачебные тайны, да и простите – он прижал свободную руку к своей груди…..мы люди подневольные, мне не хотелось бы нарушать Устав клиники, я даже не попытаюсь удовлетворить ваше любопытство в каком бы то ни было вопросе.
Войцеховский хмыкнул . – Ну понятно…..мне даже кажется, вы уже даже поняли по какому вопросу я хотел бы переговорить с господином Тейлором.
Господин Роберт наигранно и не умело схитрил. – Я догадываюсь. Но у меня нет права вмешиваться и давать вам может быть и лишнюю, не нужную информацию. Прошу извинить меня, ведь ничего личного. – и он опять приложил свободную руку к груди.
Войцеховский даже не стал нагнетать напряженность своим визитом. – Хорошо, завтра, так завтра. – и обратился к администратору – тогда поставьте  в известность господина Тейлора о моем визите завтра.
Он первым вышел и направился к машине. Но подумал, что мог бы сделать жест учтивости и подождал, когда господин Роберт выйдет, что- бы предложить   подвезти его домой.
Ани уже по дороге в Гарлем пришла к решению, что необходимо будет прибегнуть к помощи Миррано. Бетси была расторопной помощницей, но если схватки длятся довольно долго, то родовая деятельность затухает и это символизирует об очень серьезных проблемах. Обычно закаленные и стойкие негритянские женщины рожали быстро и ровно. Здесь все указывало на то, что потребуется оперативное вмешательство. Она стала обстоятельно объяснять Джо, что ему потребуется срочно сделать, после того, как доставит Ани с Бетси к роженице.
- Джо – говорила она растягивая слова, что бы он хорошо запомнил их – доставишь нас и надо будет срочно отправиться тебе в район Мидтаун, дорогой. Я боюсь,  что не справлюсь одна, ты найдешь дом  выходящий всеми окнами на пролив Ист-Ривер, номер дома 99, из красного кирпича, посчитаешь этажи – их ровно пять и он один такой низкий в этом районе. Поднимешься на четвертый этаж, позвони в квартиру 12. Тебе нужен господин Миррано и ты ему объяснишь, что я его зову помочь. Женщина долго рожает. Все….. Привези его поскорее к нам в Гарлем, Джо…..что то я боюсь, что  все очень серьезно.
Они с Бетси вошли в подьезд трехэтажного дома. Сбоку тянуло запахом гуталина и гари. И это было настолько сильно, что Ани закрыла ладошкой нос. Поднявшись на широкую лестничную площадку, на которой было у стены прибито к потолку планки с гвоздями и за них цеплялись веревки для белья. Как и задумано было, висели на веревках детские вещи, мужска рубаха и дюжина носков. Ани встала и поджидала Бетси, ибо не знала в какую дверь заходить – Странно,…отчего так пахнет гарью? – пожала плечами – и ваксой для обуви?
Бетси нагнала и пошла первая в  двери на право. Они прошли в очень узкий коридор, темный, без окон и вошли в сумрачную комнату, довольно просторную,  даже с небольшой нишей и сразу все отметили, насколько здесь скрипят старые деревянные полы, что даже если бы человек спал, от их скрипа невозможно было не проснуться. Большая комната была настолько бедной, но аккуратной и может быть воспроизводила такое впечатление только потому, что мебели в ней почти не было. Полы были чистые, чистые шторки на узком, высоком окне и практически все из того, что напоминало об уходе за жильем. Стены когда -то красили, но это было вероятно в прошлом веке и поэтому выглядели они убого. Цвета белого, но уже почти серого за годы отсутствия ремонта, но это создавало больший простор, чем нежели их покрасили бы темной краской. Но, там где стояла узкая, железная кровать, с высокими спинками, обшарпанными и почти черными, прямо напротив окна, к противоположной  стене, стены даже были оклеены  обоями в розовую поло сочку, уже выцветшую за давностью. Ани уже бывала в бедных домах, квартирах, общежитиях и коммуналках, но всегда содрогалась, когда попадала в них. Но сейчас ее больше привлекало внимание отсутствие шума, тишина. С кровати неслышно встала им навстречу Роза и на её встревоженном лице отразилась и радость и мольба. Она шепотом стала рассказывать обо всем, что Ани необходимо было знать.  – Госпожа, схватки прекратились, но она так долго мучилась, ребеночек не хотел выходить, наверное, ножками шел, и мы не смогли заставить его перевернуться. Наша Тина совсем изнемогла и сейчас впала в бессознательное состояние. Это очень плохо и страшно, дышит, но ребенок уже не шевелится.
- Ани отдала ей в руки саквояж и села на край кровати. Её руки сразу легли на живот молодой негритянки и та не пошевелилась, но грудь ее вздымалась, она была жива. Ани посмотрела на Бетси и кивнула ей головой, а та, участвуя уже вместе с Ани в родоразрешении не первый раз, без слов поняла и наклонившись, стала задирать негритянке льняную сорочку и подтянув одну её ногу на себя, заставила согнуться её в колене. Так она держала, слегка отклонив на себя. Ани тоже самое сделала с другой ногой.  – Роза, теперь дай саквояж.
Из него она быстро достала бутыль со спиртом и предложила его взять Розе, что бы та чуть вылила  его ей на руки. Протерев ладошки, Ани осторожно, но уверенно проникла во влагалище.
Молодая негритянка застонала. Схватки измотали её силы и вся её внутренность настолько наболела, что отдаленное движение у нее внутри произвело тяжелую реакцию отторжения всего, что к ней прикосалось.. Она открыла глаза и увидев Ани, про которую ей много рассказывала Роза и передавала упаковки с мылом, а Бетси когда-то приносила в корзине курей, осветили её лицо радостной надеждой. Но Ани, сосредоточенно ощупывала её плод внутри и все так сконцентрировано и настороженно следили за её лицом, а оно в какой то момент времени стало мрачнеть и она уже не думала о том, что по нему быстро можно прочесть смертный приговор рожавшей.
Долго Ани причиняла дискомфорт молодой женщине, но вынув окровавленную ладонь,   как то сразу ссутулилась и обмякла. На лице даже появилось чувство вины. Она виновато подняла глаза на стоявших перед ней Розу и Бетси. – Нам бы пораньше……- тихо произнесла.
В комнате повисла пауза. Она перевела свой печальный взгляд на окно, за которым стало темнеть, начало осени, ночи становились длинными, предлинными, а день быстро пролетал, как одно мгновение.  Переварив плохие известия, все сразу подумали о том, что необходимо добавить света, но в этом доме электричества, как в большом доме у Ани не было и Роза быстро отправилась за керосиновой лампой, стоявшей на подоконнике. А Бетси взяла большой алюминиевый кувшин и таз, что бы дать Ани обмыть руку. У молодой негритяночки тихо потекли по щекам слезы, но она не проронила ни звука. Опять представ у кровати с лампой в руке, Роза и Бетси с кувшином в руке, ждали,  какое решение примет Ани дальше. – Женщины. Все очень плохо. Сейчас мы будем только спасать жизнь матери, потому что ребенок уже мертв. Он запутался в пуповине и  задохнулся, вероятно не так давно, когда схватки прекратились, сколько прошло времени?
Роза подумала и сказала четко – Чуть раньше вашего приезда сюда.
Ани утвердительно качнула головой. – Нам бы пораньше. Ей необходимо было оперативное вмешательство. А теперь мы должны удалить из неё мертвого ребеночка, или же она умрет от его разложения внутри. Бетси, дорогая, я спирта взяла много, но мы будем делать операцию живота, дезинфицируй все инструменты, а ты Роза пособирай в доме все спиртное и неси сюда, не помешает. Я обещаю, потом все компенсирую деньгами, потому что спирт должен быть в каждой семье для дезинфекции.  Мы должны все вместе выкатить кровать на середину комнаты и нужны еще лампы, как можно больше! Стулья или стол, для инструментов и если можно, лучше бы было и её оперировать на столе, можно где-нибудь достать такой?
Роза ответила не сразу. Ей нужно было вспомнить, в какой из квартир этого дома был такой, но через минуту утвердительно качнула головой. Тогда Ани закончила. – Хорошо. Надо поторопиться. Сейчас приедет господин Миррано, и тебе Бетси останется только следить за порядком, приносить воду, дезенфицировать, мы будем работать с ним, её надо спасти.
Роза умчалась и уже за неровно висевшей на петлях двери стал периодически доносится стук её кулаков в другие двери и её взволнованный говор, гулкий и грудной.
Ани с Бетси стали толкать кровать, что бы выкатить её на середину комнаты. Уже через пять минут кто-то принес в комнату еще керосиновую лампу , и еще, потом еще. В комнате стало очень светло и от медленного, тягучего света ламп уютней. На молодую негритянку даже смотреть не хотелось, ибо становилось невыносимо жалко, она очень была напугана всем происходящим, молодая, она даже и подумать не могла, что  её беременность обернется такой мукой и горем.
Ани хлопотала, периодически резко останавливаясь и машинально поглаживая себе живот. Ребенок внутри вел себя беспокойно и беспокоил её, у неё начинала болеть спина, она этого боялась, потому что предстояло еще долго находиться на ногах, а спина уже ныла тупой болью.
Бетси тогда не выдержала и подвинув стул прямо к кровати, чуть ли не силой заставила её сесть.
- Говорите что делать, мы сами, а вы ждите господина Анри.
Ани тогда постаралась хотя бы немного унять страх молодой женщины.  Стала расспрашивать – Как тебя звать?
- Тина -  – тембр был теплым и со слезами в голосе.
- Тина  - протянула Ани.- Почему ты одна в комнате, где отец ребенка?
- Он умер.
У Ани взметнулись вверх брови и даже дернулся глаз от нервного напряжения.
 - Это было недавно, ты пережила? Бедная моя……
Чуть помолчали все, Бетси тоже не ожидала, даже застыла с ведром в руке,  так как кто-то сходил к колонке  и принес ведро чистой воды
Ани снова спросила. – Тина, хочешь пить? Ты измождена……
Та отрицательно покачала головой.
И тут Ани зачем- то суетно стала расстёгивать свой ридикюль, висевший у неё на поясе. Там она носила несколько булавок и деньги. И все что было в ридикюле, протянула Тине и положила ей под подушку, которая пахла сыростью. - Я сразу, милая, а то в этой суете, что сейчас начнется, забуду. Вот деньги, потом их возьмешь из-под подушки, просто запомни, что они здесь. Это тебе на будущую поправку и купишь себе что-нибудь нужное. Ты столько пережила!
Тина быстро проговорила – А вы возьмите меня на работу к себе, я о большем и не мечтаю. я так много умею делать! У  Вас же будет ребеночек, я могу нянечкой, я уже работала в одной семье.
Ани погладила её по щеке.
- О. Тина, милая, я сама креплюсь и собираю все силы в кулак. Я еще не знаю, что будет дальше. Но ты знай. Сейчас мы тебя усыпим, и тебе нечего боятся, ты боли не почувствуешь. Но после того, как ты вернешься сюда………то есть,сон закончится, болеть будет. Роза за тобой поухаживает. Мы ей оставим несколько бутылочек кокаина. Это поможет перетерпеть боль. Потом начнет заживать. И смотри, ты будь дома, если хочешь жить. На работу пока не ходи. Я же денег тебе оставила, у тебя на первое время всего будет вдоволь. Я уже не приеду, мне самой нужно в больницу. К тебе несколько раз приедет доктор, он мой друг. И совершенно бесплатно будет тебя осматривать. Ты, главное, должна ему довериться, он настолько опытный и грамотный! И ничего не бойся. Обещаешь?
Тина улыбнулась, оголив свои великолепные зубы и её улыбка выдала в ней такую юную беззащитность и  наивность. У Ани сразу возник другой вопрос. – А отчего умер твой супруг?
- Он утонул. Он работал рабочим на пристани. Они в заливе разгружали грузовой теплоход и на него упала огромная балка, он потерял сознание и так упал в воду.
 В комнату через окно втащили большой деревянный стол, потому что его ширина не позволила бы его хоть как-то протиснуть в коридоре. Роза снова появилась в комнате с корзинкой в руках, где стояли бутылки с дешевым бренди, на плече у нее свисала дюжина полотенца. В след за ней мелкими шашками и очень боязливо вошла черная девчушка и принесла табурет и еще один кувшин. Разложив белье на подоконнике, роза мгновенно исчезла из комнаты, что бы через пять минут появиться снова с тазиком и ведром чистой воды.
Ани становилось увереннее на сердце, когда она наблюдала такую исполнительность и расторопность. Бетси пересматривала все то, что приносили и попросила найти хоть кусочек мыла. Роза качнула головой и исчезла.
За окном стемнело, но слышались голоса людей. Это были жители этого многоквартирного дома, которым не спалось и все переживали за жизнь Тины. Негры жили кучно и дружно, у них всегда была взаимовыручка и много доброты, так как тяготы жизни и нищета сплачивали. По окну скользнула широкая полоса густого света. Бетси обернулась к Ани с Тиной и весело провозгласила – Господин Миррано приехал!
Миррано выглядел слегка растерянным и нес в руке сразу два чемоданчика. Она поняла, он захватил с собой все свои принадлежности и инструменты. Все, что привез с собой в Америку. И Ани сразу перешла на венгерский язык, в комнате стало шумно, так как Бетси в свою очередь о чем- то переговаривалась с зашедшей следом Розой.   Миррано, при помощи Розы переложил Тину на застланный  простынею  стол, и стал тщательно мыть руки над тазиком. После него это сделала Ани.
- Если понадобиться переливание крови – говорил Миррано на венгерском – мы ее не спасем.
Ани качнула головой – Понимаю. Но лучше что-то попытаться сделать, чем не сделать ничего. Организм молодой, ребенок просто задохнулся, не судьба. Давай думать позитивно.
Миррано выпрямился и взял из рук Бетси вату, смоченную спиртом – Командуй. Ты говорила твоя Бетси провела с тобой ни одну операцию. Скажи ей, что бы тщательно протерла девушке живот. Я разрез буду делать   вертикальный, меньше кровопотери,  риск задеть мочевой пузырь минимален. Давай Ани, с Богом.
Ани быстро подошла к негритяночке и улыбнулась. Та лежала тихо, боясь сделать лишнее движение – Я точно ничего не почувствую госпожа Ани? Я боюсь…….
- Ты должна очень хотеть жить и у тебя все будет хорошо. Даст Господь и хорошего человека и еще ребеночка родишь, только нужно подождать. Слышишь меня…..запомни, всегда будь бдительна, другого ребеночка можно рожать не меньше чем через три  года. Ты же хочешь и сама быть здоровой и ребеночка здорового родить??? – надо было это сказать и она сказала.- Сейчас уснешь. Ничего не услышишь, не бойся.
Бетси всунула в руки розы белые фартуки, что бы та надела на господина Миррано и Ани. А сама готовила марлевый тампон с хлорамином.
Миррано поднял вверх руку, показав жестом, чтобы она чуть подождала. Быстро вскрыл ампулу с кокаином и набрал шприц. В вену ввели местную анестезию, Тина впала в забытье.
- Ты хорошо оснащен – констатировала Ани.
- Первым это стал делать Игн – и у Миррано в руке появился скальпель. Роза отвернулась и тяжело задышала. Бетси пододвинула табурет с инструментом поближе к столу с пациенткой и рядом поставила бутыль со спиртом, тяжело вздохнула. Миррано сделал разрез,  проступила кровь и струйками побежала по животу вниз. На пол. Бетси уже вдевала предварительно нитки в иглу. Все делалось быстро, Ани развинула мышцы, убрала в сторону мочевой пузырь, а Миррано быстро сделал разрез на матке, вскрыл плодный пузырь. Ани разрезала пуповину, освободив ребенка и потянула его за голову к себе. Вынули мертвого младенца и окликнули Розу. Она забрала мальчика в полотенце, сжав от брезгливости и обиды зубы и что бы не кричать и не поддаваться эмоциям, закусила губу.
- Что мне с ним делать? – дрожащим голосом  спросила она, еле сдерживая слезы.
Ани пожала плечами. – Он полноценный ребенок. Она, наверное,  захочет его похоронить. Но ей нельзя будет подниматься с постели дня четыре. Поэтому сделайте это сами, Роза.
И Роза глубоко набрав воздух в легкие,  вышла с младенцем на руках из комнаты.
Ани быстро шила матку.
- Мы нигде не найдем лед – говорил Миррано. Надо найти что-то холодное ей на живот, хотя бы на пару часов, что бы матка сокращалась.
- Мне нужно будет остаться с ней на ночь – тихо проговорила Ани.
У Миррано взметнулись вверх брови, он окинул её удивленным взглядом. – На ночь останусь я, Ани. Ты сама еле стоишь на ногах.
Ани действительно переминалась с ноги на ногу. Её сильно тянуло вниз и тупая, ноющая боль растягивалась внизу живота. Она резко вспотела и Бетси быстро подошла, что бы вытереть ей мокрый лоб.
- Ани, ты очень плохо себя чувствуешь. Давай заканчивай и поезжай домой.
- Да…..не важно. Я уже сама завтра отправлюсь в клинику – эти боли внизу живота, появились недавно……..пора мне уже. Пора.
Миррано недовольно покачал головой.
Бетси протянула новую иглу с нитками, но Миррано уже забрал её себе. Их башмаки были в пятнах крови, руки и передники красные.  Ани слегка отстранилась и сделала шаг назад.  Поясницу ломило и ей невыносимо было дальше стоять. Она села на кровать роженицы.
- Анри - меня не будет уже здесь, я лягу в клинику, трудно………Возьми женщину полностью под свой контроль. Ты еще без работы и вам очень трудно. На днях Джо приедет к вам и передаст некоторую сумму денег. Или я выпишу чек. Как удобнее….
Миррано поднял на неё глаза и его сосредоточенная складка на лбу разгладилась на мгновение, но он промолчал, затаив  тихую радость.  Деньги, действительно были нужны. – Когда устроюсь на работу, буду отдавать долги – тихо  пробурчал себе под нос,  и снова сосредоточился на своей  штопке. – Ани……мы быстро справились, что там с пульсом?
Бетси положила пальцы на запястье негритяночки. Равномерный, но слабый.
- Да – констатировал Миррано – кажется прошли те времена, когда все такие операции заканчивались летальным исходом.  Спасибо  антибиотику…….
Ани устало опустила голову себе на руки, положа их  на перила кровати. – Долги возвращать не нужно, позволь мне получить удовольствие от осознания, что я  принесла хоть какую то пользу. 
Миррано  с огромным удивлением глянул на нее из под очков. И Ани на какую -то секунду показалось, что пронеслись неким духовным мгновением такие теплые ассоциации молодости и родины.  Дело в том, что Миррано, Игн и доктор Цобик так долго работали рядом изо дня в день, что просто автоматически перенимали манеры и привычки друг друга.  И Ани мимолетно узнавала в какие- то мгновения эти жесты, привычки. Вот так из под очков любил во время операции что-то говорить своему  ассистенту доктор Цобик.
- Что-то ты  слишком философствуешь – проговорил Миррано –  словно пишешь дневник жизни. У нас самая полезная и богом благословенная    профессия на земле, спасение жизней, а ты  еще стремишься заниматься благотворительностью и при всем при том, я в твоем голосе слышу неудовлетворенность жизнью?
Ани устало подняла голову. – А….я не могу быть удовлетворена. У меня мать умерла от болезни в молодом возрасте. Я так хотела, я мечтала,  жаждала найти способы излечения многих болезней, а в тридцать два года  стала только помощником талантливого хирурга, я даже не могу быть уверена в том, что я стала хорошим доктором. Я потеряла в этой жизни от болезней мать, отца, потом первого супруга, сына, я не спасла маленькую негритянскую девочку, умирающую от туберкулеза, что я есть? Я ничто…..
Миррано недовольно хмыкнул и вытер тыльной стороной запястья себе лоб. Он заканчивал шить и снова другой рукой прослушивал пульс своей пациентки. – Ну……..если в этом отношении, то и я ничто, в Венгиии, у нас в больнице мы не смогли спасти десятки пациентов. Так же и доктор Цобик и Игн. Про Хелен я вообще молчу, её к операционному столу и подпускать нельзя. А то что ты решилась сейчас на эту операцию, в таких условиях и спасла эту молодую женщину!?
- Ну…..давай доживем до утра и тогда будем уверены, что мы её спасли – за протестовала она.
- Да – кратко ответил Миррано – езжай -ка ты домой, я сам уже как-нибудь. Я все- таки доктор и вижу, что ты держишься из последних сил. Я почти закончил.
Но Ани продолжала разговор так, словно не слышала все то, что он говорил, на другую тему  и между тем, она поднялась, что- бы вымыть руки и собираться домой. – Анри, ты не бойся ничего. Я понимаю, какие чувства ты испытываешь все это время, в новой стране, без работы и с большой семьей. Все будет хорошо. Вы же здесь не одни. Я завтра же утром выпишу чек и вам этой суммы хватит, что бы обустроится.  Я даже не сомневаюсь в том, что ты понравишься  господину  Тернеру и работа в его команде станет для тебя новым большим витком в твоей карьере. Эта страна неограниченных возможностей. Я только сейчас стала об этом задумываться. Ты успел уже прочувствовать, какими бешенными темпами в ней все меняется, строится, аж дух захватывает! А В Венгрии упадок, послевоенные распри. Зачем в этом вариться?
Бетси протянула ей полотенце. В комнату вернулась Роза и Ани сразу переключила свое внимание на неё.
- Роза, доктор Миррано останется здесь на ночь. Ты накрой чем – нибудь кровать , он приляжет и дай чем накрыться. Тина пусть здесь. А утром переложите её на кровать.
 Бетси полила из кувшина Миррано и он  также обмыл руки от крови и стал набирать в шприц антибиотик.
Ани подошла и с благодарностью положила ему ладонь на плечо. Перед уходом ей захотелось его попросить.
- Анри….- тихо проговорила она. – я буду честна с тобой. У меня все очень сложно. Я помогаю вам чем могу, но только об одном прошу в качестве благодарности, не оставляй этих людей, если что-то со мной случиться и я не смогу. Я прошу тебя, со всей ответственностью и просто по человечески……..они очень часто нуждаются в помощи, а в дорогих клиниках никто не возьмется их даже осмотреть, в больницах для бедных ничего нет из медикаментов, туда можно ходить  только за смертью. Ты прекрасный доктор и труженик, добрый человек, я их здоровье доверяю тебе, хотя бы…..- она подумала, как бы то что она хотела сказать выразить по корректнее, но Миррано перебил её. – Говори, что происходит? Ты как прощаешься….
 И она была рада, что не придется уточнять. - Потом. Анри. Потом. Я сейчас хочу только одного, лечь в горизонтальном положении.
- Да конечно – быстро согласился он – Езжай.
Бетси четко отдавала Розе указания, что и как делать. Сейчас она больше всего переживала только за свою хозяйку. Ани просто машинально всегда поглаживала свой живот, но это не ускользало от её наблюдательного взгляда. В развалочку, как уточка, Ани направилась к двери.
Во дворе еще дежурило в ожидании известий несколько человек, которые сразу приступили к ней с расспросами.
Она объяснила им, что ждать здесь смысла не было никакого. Если утром будет все в порядке, то исход операции можно считать благополучным. И что молодая женщина не остается на произвол судьбы, а с ней на всю ночь остается очень опытный доктор.
В автомобиль  она усаживалась с трудом. В поясницу словно загнали кол, а живот тянуло вниз. Плюхнувшись неуклюже на сиденье, она даже сама испугалась своему состоянию. Можно было прямо сейчас отправляться в клинику, но она больше всего хотела принять теплую ванну и увидеть личико своей Джизи. Пусть даже спящее, но ей так необходимо сейчас было её увидеть.
К дому она добиралась уже только при помощи Бетси. И войдя, поднялась только на несколько ступенек и села на них. – Бетси, милая. Дай чуть посижу……ты набери мне ванну, я не смогу лечь спать так…….я не хочу…….иди, не переживай….мне очень поможет теплая ванна, вот увидишь.
Бетси только  быстро проговорила – Я быстро, госпожа. Но я оставлю вас только когда увижу вас спящей на подушке. – и сама бедная, уставшая и обессиленная, из последних сил  отправилась  хлопотать для приготовления ванны.
Ани привалилась к перилам лестницы и подняв голову, зачем- то посмотрела в сторону детской. – Нет, сейчас не доберусь – пронеслось в мыслях. Напряжение от суетного вечера стало проходить, сзади и сверху открылась дверь их спальни и в расстёгнутой рубашке вышел Артур. Он не сразу услышал, как они вернулись, но до последнего момента не ложился спать, ожидая Ани, разбирал свои чертежи, что- бы скоротать время. Всмотрелся в сумерки и силуэт, сидящий на ступеньках. Они с Бетси даже не зажгли свет внизу.
Мгновенно он оказался рядом. Глаза его беспокойно всматривались в лицо Ани и дальше становились все более тревожными. Она выглядела болезненно, черты лица заострились и во всем сквозила некая потерянность и даже отрешенность. Он её такой еще ни разу не видел.
Даже ничего не спрашивая, он напряг мускулы  и поднял её на руках, отнеся в спальню. Но Ани распластавшись прямо в одежде на кровати, почему -то неожиданно расплакалась. И тогда у него на лице появился даже испуг. – Ты что, Ани……Что то случилось? Не спасла женщину?
Ани молчала. Он наклонился над ней и приподнял ей голову. – Милая, ты пугаешь меня. Что с тобой?
Её голова и шея были расслаблены, ему даже показалось, что в его руках она как у тряпичной куклы. Сердце чувствовало не хорошее, он подтянул подушку повыше ей под голову и все так же испытывающе  выпытывал взглядом причину её слез. – Ани….звал нетерпеливо……..скажи мне…..что ….почему ты плачешь?
Она слабо попыталась отстранится – Не тряси меня, Артур.
Он не знал, что ему делать. Первым жестом хоть как- то помочь, было движение снять ей туфли.
- Давай, милая, я помогу тебе раздеться…- он стал расстегивать ей сзади петли платья, просунув руки ей под спину, так как застежки были сзади и это платье Ани одевала всегда при помощи Бетси.
Ани знала, что сейчас пойдет в ванну и поэтому попыталась сесть на кровати. Он через ноги стаскивал с неё платье, а она смотрела на игру его мускулов через распахнутую рубашку, но если раньше её это завораживало, так как тело у Войцеховского было очень красивым и в сорок два года оставалось очень подтянутым и упругим, то в данную минуту её это только разозлило и эта неуместная злость, неожиданная для неё самой, стала навязчиво раззадоривать в ней эмоции обиды и раздражения. Но раздражение можно было назвать сожалением, сожалением о том, что её это сейчас совершенно не волнует!
- Как все так? – неожиданно вырвалось у неё.
 Он даже отстранился в изумлении.
- Что так? – спросил
- Все…… - устало проговорила она и взглядом полным о чем- то сожаления прямо уставилась ему в лицо, и его это еще больше удивляло. Потому что он четко видел, что в глазах стоит огромное сожаление, не знал  о чем, но оно направлено было конкретно к нему.
Он погладил её по щеке – Ани, что все? Милая……
- Артур все… – опять тихо проговорила она и уже в голосе её послышались нотки претензии. А она чувствовала, что так давно хотела ему это сказать, именно это и сказать надо, но и у него в глазах стоял и испуг и некая растерянность, она видела большую заботу и обеспокоенность и обижать его словами своей наболевшей на сердце неудовлетворенностью и одиночеством надо ли было? Она сомневалась.
Он поцеловал её в лоб, как девочку и повторил – Ани…….вот скажи мне это все…, прошу…..
Он думал это связано будет с её здоровьем или с прошедшими событиями, но она сквозь слезы проговорила совершенно не о том, что он ожидал услышать. И её слова и слезы напоминали сейчас только капризы маленькой девочки. – Этот второй ребенок, Артур, а зачем? Разве тебе нужна семья? Тебя же никогда нет! Я теперь поняла только одно – ты не семейный, Артур….ты не создан для семьи, ты слишком для этого деятельный, слишком увлеченный бизнесом! Тебя нет, ну….практически нет в нашей семье, а как же дальше? Артур! Как будет Джизи???
В открытую дверь постучалась Бетси и осторожно вошла. Они оба обратились на неё и ей стало неудобно. – Ани…….сказала она четко, даже не произнося слово «госпожа», как и не любила её хозяйка.-  Все готово.
Ани стала суетиться, что- бы сползти с кровати, так как проворность уже давно была ей не свойственна. Пусть она так и не договорила для Артура обо всем, что хотела сказать, но ей первое что сейчас было необходимо, только теплая вода.
- Я помогу – вслед за ней подался Артур, но Ани категорически отказалась. – Пусть Бетси, она все лучше сделает.
Ани вышла из комнаты и сразу отпустила Бетси спать, так как они устали обе и у Бетси хватало хлопот по дому, она всегда вставала раньше всех каждый день.
140.               Артур перевернулся с живота на спину. Откинув руку на половину кровати, где рядом спала Ани, ощутил только  прохладное  скольжение шелковой простыни. Рядом никого не было и он открыл глаза.
  Ани сидела на пуфике рядом с кроватью и тихо наблюдала за его пробуждением. Но у него в глазах первым пробудилось удивление, которое напрочь вытеснило весь сон. Ани сидела одетая и с уложенными тщательно волосами, подкрученными горячими щипцами и подкрашенными губами и конечно же, он не смог сразу сообразить, почему она так рано куда- то собралась и зачем.
Подтянувшись, он сел на кровати и немой вопрос без всяких слов читался у него в глазах. Даже появился некоторый дискомфорт, потому что все последнее время чувствовалась некая прохладность в отношении Ани к нему , отдаленность и самое главное, странность в её поведении. Она совершенно была чем-то озабочена, растеряна, скрытна и непредсказуема.
- Тебя Билли не дождался на ваши занятия – вдруг заговорила она первая – Ты сегодня проспал и это странно, что ты сам же нарушил установленную для себя самодисциплину. Я не осуждаю, ни в коем случае, просто констатирую. – она чуть помолчала и не дожидаясь ответа Артура, быстро продолжила – Артур, может ты изменишь сам себе и  останешься жить дома, с нами, никуда не уедешь?
Войцеховский все -таки задал тот вопрос, который первый родился в уме – Ты куда так рано собралась?
Ани опустила глаза. Что- то происходила не ладное, не понятное и тяжелое.  Она всегда опускала глаза, когда собиралась сообщить или сказать то, чего ей не хотелось бы говорить. Он эту манеру уже узнавал и в воздухе возникло напряжение, тем более, она нервно теребила рукава своей бежевой блузы. Руки выдавали нервозность.
- Только что приехал господин Миррано – чуть ли не выжимая из себя каждое слово, произнесла она. – мы не спасли роженицу к которой ездили вчера. Она умерла спустя шесть часов после операции. Мы не сумели…..
У Артура внутри все по холодело. Он еще сам не понимал почему, но тяжесть легла на сердце и легкий холодок пробежал импульсом по нервам, не понять, за кого больше печалился, за умершую пациентку или за моральное состояние женщины, которая собиралась рожать и произошедшее притягивало пессимистичный настрой на благополучные роды. Тяжелый выдох вырвался из груди и вероятно нужно было встать и что- то предпринять, но никто не знал из них, что делать дальше.
После повисшего  молчания подавленности, Ани вдруг распахнула ресницы, с которых скатилась слеза и снова в упор посмотрела на Артура. – Артур, дорогой, жизнь такая зыбкая вещь……я наблюдаю смерть почти каждый день, прогнозируемую и неожидаемую. И единственно что я считаю правильным – это заботится о своих родных и близких, чаще находится рядом с ними. Я сейчас испытываю только угрызения совести, что спихнула единственную свою дочь на руки нянечки.
Артур медленным движением потер себе лоб. Тяжесть, напряженность, холод и даже какой- то страх и он уже стал задавать себе мысленно вопрос – Что это? Откуда? – что-то на невидимом, духовном уровне, но он был заядлым рационалистом и все это приходило в его сердце первый раз. Так хотелось избавиться от этого ощущения. Он рывком поднялся и, даже  как- то машинально отмахнулся рукой от слов Ани.
 - Милая, ты так много думаешь последнее время о плохом! Это  пагубно скажется на твоем здоровье и ребенке. Давай, бери себя в руки! Я сейчас рядом и уезжать никуда не собираюсь пока ты не родишь. Но я наотрез отказываюсь слышать о страхах, о болезнях. Я не хочу их привлекать в нашу жизнь! Если я буду ходить и постоянно думать о том, что меня схватит  сердечный приступ, то не пройдет и трех дней, как он меня парализует.
          Ани смотрела на Войцеховского и в её взгляде появились совершенно новые эмоции. Она сейчас совершенно четко понимала, за что она полюбила этого человека и в тоже время  у нее не было к нему той рабской привязанности, что в начале их совместной жизни и уходило чувство родства. Оно уходило медленно, не заметно, как песок просачивается сквозь воду, медленно , но верно. Он никогда не был слабым, ни духом, ни телом и ему трудно было понять слабости других людей. Вот поэтому ее волновало будущее тех людей, к которым она привязалась и которые могли остаться без её опеки. Артур не примет и не поймет их переживаний, страхов, сомнений, слабостей, так как сам был лишен всего этого. В данной ситуации ей даже было проще общаться с Иденом Тернером, он так же переживал за её жизнь, как и она сама. Сейчас она искала глазами в ее близком человеке те всегда будоражащие её кровь ощущения и осознавала, что они куда-то ушли, а почему? То ли проблема  возникшая в её жизни вытеснила все остальное, то ли она привыкла жить без него, то ли что то стало меняться в её сердце? Но он был сильный, как буд- то всегда очень четко знал, как должно быть все в этой жизни и знал, как это получить.
Она  смотрела на него с неким восхищением и недоумением, не понимая сейчас своих чувств и вдруг спросила – Артур, ты сомневаешься в чем-нибудь хоть иногда? – и этот вопрос прозвучал именно так, что она хотела это знать, а не с нотками претензий.
Войцеховский усмехнулся. – Всегда сомневаюсь, Ани, но знаю, как многое зависит от наших мыслей! – и он присел снова на кровать, напротив неё. – Знаешь, я позавчера  взбирался на очень высокую башню, на военном полигоне строили что-то наподобие небоскреба. Без лифта. И я уже не помню на каком этаже мне стало трудно и хотелось остановиться, передохнуть. Но я не стал, я просто выключил эти мысли и поднимаясь дальше, стал думать, как мне облегчить раскручивающиеся  металлические элементы винта дельтаплана, что бы увеличить их скорость. И в какой- то момент осознал, что я уже стою на высотной платформе, достиг верха. Но я даже ни на минуту не ощущал усталости, боль в мышцах, напряжение в теле. Но как только я вспомнил о них, я почувствовал смертельную усталость и отдышку.
Ани  с нежностью дотронулась ладонью до  его щеки . В глазах отразилось  столько  ласки.
- Артур – тихо проговорила она – Дай мне твоей силы.
Но взгляд Артура ответил только тревожностью. – Ани, ты действительно,  так боишься рожать…..или.. ты  что то от меня скрываешь? Я ездил в клинику, но этого «ДРУГА СЕМЬИ» - господина Тернера не застал, никто  не говорит что-то конкретное…….но в воздухе витают не понятная для меня напряженность, не договоренность,  ты другая, что ………что ты мне так боишься сказать? Что у тебя была операция и снова роды и опять будет операция? Но почему, ведь тогда ребенок просто запутался в пуповине, а сейчас…..  почему должна быть снова операция?
Ани вздохнула, перед ней находились черные,  пытливые глаза Артура, от которых раньше просто замирало сердце, а сейчас  ей очень хотелось только одного, поскорее сбросить со своей души этот адский груз и больше никого и никогда не любить, просто жить тихо, спокойно со своим ребенком, в своем доме и это было целым счастьем!
- Ну конечно же я боюсь, Артур. Мне не следовало беременеть снова, шов после первой операции не эластичный, много спаек – это большой риск, но я сама виновата, моя беспечность и все прошедшие события, помнишь, твое исчезновение, я была напугана, тебя долго искали, и ты же мне так дорог, а потом ты внезапно объявился и я забыла  о всякой осторожности! А мне надо было тебе все сказать.
Артур напрягся и ей показалось, что он сильно ссутулился и даже внезапно постарел, тень легла на его лицо. -  Ани -  выдохнули его легкие – Ани, мне нужна ты…..зачем ты тогда не избавилась от  плода?
- Я избавлялась, потом мы время затянули и я решила, что если не получилось избавится, значит он должен родится.
Артур сжал ее ладонь. – Я вижу, ты тяжело переносишь эту беременность, но я не знал….
- Артур, все уже не имеет смысла, я должна отправляться в клинику, к доктору Тернеру, под наблюдение и будем верить, что все будет хорошо.
Войцеховский снова вздохнул, из груди даже вырвался грудной звук – О.-  и он опустил лицо в Анины ладони, что было для него совсем не свойственным жестом, потому что Ани еще ни разу не видела, что бы он терял присутствие духа. А ему были знакомы минуты отчаяния, когда хочется укрыться от чувства безысходности. И Ани вдруг пришли на ум эти слова. – Мы с тобой знаем что значит расти без родителей, когда ты постоянно ищешь в мире  любовь для себя, одиночество с детства. Но нам повезло, Артур, мы нашли её. И я молю Бога, что если моей Джизи придется испытать это, то пусть она ее найдет в мире. Я говорю не только о личной любви, профессия доктора- это одна сплошная человеческая любовь. И ты так прав, Артур, я только сейчас это так остро понимаю – деньги так важны в этой жизни! Я сильнее всего это почувствовала здесь, в Америке, когда общество игнорирует людей не белой кожи, людей у которых нет денег. Оно просто вычеркивает их из мира, но….это кощунственно и это мне не понятно, как так? У людей просто другой цвет кожи, но у них такое же сердце, душа, мечты, боль.
- Ани…..ты у меня святая, милая.
- Нет. Артур. Не святая. Я забрала мужчину у женщины, которая меня умоляла этого не делать. Но я не хочу об этом. И знаешь, как раз -таки деньги помогают повысить свою значимость в этой жизни, да…реально, пусть любви не дают, но компенсируют ощущение ущербности. Не полноценности, если ты рос без родителей. Я примирилась с твоей погоней за деньгами,. Артур. Ты такой сильный, целеустремленный! А какой ты трудоголик! Об одном прошу, Артур. Подумай уже и о себе, вечная гонка, ты уже не молод. Денег у нас достаточно для спокойной комфортной жизни. И я тебя умоляю, возьми на себя и мой грех, я так же мало уделяла внимание Джизи, она растет только на руках няни. Я все думала, вот годик и я начну жить по-другому, больше  времени буду уделять ей. Чаще оставаться дома, наберусь опыта, стану уверенней в профессии. А жизнь решила все по- своему. Наших денег хватит для будущего Джизи и для Билли, но кроме всего им нужна любовь и участие.
Артур молчал. Она видела, он совершенно не стремится , чтобы ее слова остались в сердце надолго , он был с ней, един, но думал о своем. Внизу с Бетси завтракал Миррано и он ждал, чтобы проводить ее в клинику, а заодно запомнить, как до нее добираться и осмотреться на месте, в ожидании будущей перспективы. Она аккуратно высвободила свою    ладонь из рук Артура, тяжело поднялась. И когда подходила к двери, бросила такую фразу -  Когда  ты  Богат -  легко быть добрым, а вот когда тебя теснят обстоятельства и ты только выживаешь………замкнутый круг. Бедный человек  страдает в этой жизни , обозляется на нее и тем самым меньше сохраняет для себя шансов попасть в рай. Почему то чем больше живу, тем  меньше понимаю Бога.
  Артур  выглядел совсем поникшим. Глаза стали как у побитой собаки и она еще потом вспоминала некоторое время этот его взгляд, он у него был таким же, как тогда, когда выбрасывал ее в спасательном жилете за борт тонущего корабля. – Я поеду с тобой –  тем не менее твердо проговорил он и резко поднялся, начав собираться.
Ани хотела что бы он был рядом, но она уже обещалась Миррано взять его  с собой и потом, тот после бессонной ночи и  печального исхода операции, был мрачнее тучи. Тянуть за собой двух   мрачных мужчин, для нее было слишком.
- Артур, милый, не собирайся сейчас. Я пойду еще к Джизи и   меня вызвался сопровождать  Миррано, ему надо, что бы посмотреть, где придется работать, мне Тернер обещал дать ему шанс, я их и познакомлю. Ты приезжай под вечер, мы с тобой сходим погулять, ведь мы с тобой нигде еще так и не побывали вместе.

141.  Мирриано не везло. Доктор  Роберт сказал, что  господин Тернер еще не вернулся из штата Огайо. Он уехал туда из-за Ани, в Кливленд к доктору Джорджу Вашингтону Крайлю, стараясь пригласить его ассистировать при операции, признавая в нем  талантливого хирурга и прославленного специалиста в области гинекологии, долгое время занимавшегося проблемами переливания крови. Он нужен был ему сейчас, когда Ани собиралась рожать и его авторитет и опыт обещали положительный результат. Только доктор Роберт развел руками.
- Ани….вы должны лечь, у вас подходит срок, но я ума не приложу, почему Господин Тейлор до сих пор не вернулся и не от звонился в клинику о своей задержке, мы его ждали вчера. Это так на него не похоже.
        Миррано уехал к своей семье. Ани осталась в клинике и встретилась со своим страхом. Уже через час времени пребывания в клинике, она пожалела, что  приехала сюда. Ей до слез хотелось, чтобы рядом находился близкий человек. Ком слез просто накапливался и грозил взорваться потоком рыданий, необходимо было что-то предпринять, она сидела на своей кровати в фешенебельной палате для самых дорогих клиентов клиники в полной растерянности и ей больше всего хотелось уехать назад домой и отпустить проблему своих родов на волю судьбы. И она скорее всего так и сделала бы, если бы к ней не зашел Роберт с озабоченным лицом и даже встревоженным, как ей показалось. И он суетился, она почувствовала, что он не знает как себя с ней вести, его повышенная учтивость больше напоминала растерянность, потому что он знал, что это дорогая для Идена Тернера пациентка и она же их коллега, сама доктор, приехала рожать по договоренности, но самого Тернера никто не мог найти и довольно длительное время. Поэтому для Роберта встала задача брать некоторые организационные вопросы на себя. Он боялся принимать самолично решения, зная щепетильность Тернера по всем вопросам, в отношении  клиники и в данный момент  требовалось срочно готовить к операции пациента самого Тернера, лицо известное в политике, конгрессмена, господина Пейснера Дэниэла у которого был целый букет болезней и сейчас  ему необходимо было удалять нейроцитому в пинеальной области головного мозга в его 49 лет. Операция сложнейшая, за нее брался Тернер и то, риск за исход операции, которые в эти годы только лишь пробовались как экспериментальные и крайне единичные, он долго решал для себя, вынашивал мучительно и несколько дней. Пациент подписал договор и решился подвергнуть себя такому риску, а Тернер взял и пропал! Явно что-то происходило не понятное и серьезное, действительно вызывающее тревогу, так как только из-за обстоятельств непреодолимой силы Тернер мог где-то задержаться.
- Мы звонили в Кливленд. – быстро говорил доктор Роберт. – Да, господин Тернер слегка задержался, так как пришлось ожидать встречи с доктором Джорджем Крайлем из-за его запланированных операций. Там так же все были на нервах, потому что график доктора Крайля был настолько плотным, что его трудно было кем то подменить, да и его репутация требовала самоличного присутствия и в университете и в академическом госпитале, и чтобы отлучится даже на три дня – это требовалось перевернуть все верх дном и перекроить полностью все свои дела и планы. Пациенты кто то не мог ждать, кто-то никого не хотел, кроме доктора Крайля и в итоге, как была дана информация мне , Иден Тернер выехал рано утром домой, а доктор Джордж Крайль обещался приехать днем позже ибо иных вариантов они не смогли предоставить. –
 Тернер возвращался по необходимости и доволен был даже таким результатом, потому что прекрасно понимал как это практически тяжело сделать и доктор Крайль с легкостью мог отказать ему в одолжении, так как у самого имелись обязательства перед пациентами.
Только Тернер домой еще не добрался, потому что из клиники звонили и ему домой и домой на виллу его отца, на которой он не появлялся. Где мог задержаться Тернер и что могло его задержать? Это был вопрос из вопросов.
Ани стала стараться прислушиваться к своему внутреннему голосу, пытаясь уловить интуитивные посылы на все происходящее. Зная Тернера, она с полной уверенностью могла сказать, что остановить или позволить сильно задержаться Тернера могли крайние обстоятельства, но что с ним что- то случилось самим -  об этом не думалось вообще. Где-то она почувствовала облегчение, что вся процедура подготовки к родам чуть отложится, её оставят в покое и она сможет еще одну ночь переночевать в своем доме с семьей, а с другой стороны её начинало подтачивать волнение, что все обстоятельства, все знаки, оборачивались против неё и судьба неумолимо диктовала свои условия, а яркие картины ее вещих снов становились реальными.
- Ну…- протянула Ани- мистер Робертс, придется отложить операцию господина  Дэниэла – он же подписал договор именно с  господином Тернером. И…. – она пожала плечами, если так все складывается…и я ничем не могу помочь…..я уеду домой и вернусь снова завтра. Хорошо?
И к удивлению Ани Роберт шлепнул себя по лбу и так же быстро  произнес. – Ани, ну где же подевался Тернер?  Конгрессмен Дэниэл – это пол беды. Уехал Уильямс в отпуск, у него давно была договоренность с Тэйлором. Я практически один……….через пол часа у меня операция по удалению межпозвоночной грыжи, это мое…..я  столько лет  занимался  этим, все так пессимистично было……..и два часа назад привезли миссис  Ленгли Кирквуд с  «проподной  язвой», операция требуется срочно!
Ани поняла, что таким образом он просит её помочь. Волна прилива энергии прокатилась по телу. – О…….дорогой Роберт……ну с одной то операцией я тебе могу помочь.
- А я даже не спросил в этой суете, как ты себя сейчас чувствуешь – спохватился доктор Робертс.
- Все хорошо- ответила Ани.
Его глаза сощурились. Несколько секунд он смотрел на нее не мигая, а затем резко махнул рукой – Нет. Господин Тернер меня со свету сживет, у тебя большой живот в эту беременность Ани, тебе нужен только отдых и отпустить тебя домой я не могу, Тернер появится в любой момент……….когда у тебя начнутся роды, кто знает?
- Но ты…….
- Я буду оперировать позвоночную грыжу после миссис Ленгли Кирквуд. А к тебе сейчас пришлю миссис  Мелани.
Миссис Мелани измерила Ани давление методом «Короткова-Яновского». Тернер много посещал международных конференций и так привез в свою клинику этот наиболее современный способ измерения кровяного давления. Этот метод используется и сейчас в клинической практике во всем мире. Открыл его в 1905 году российский военный врач, заслышав шумы, которые возникают при накачивании грушей манжеты. Получилось это по воле случая, поэтому теоретическими обоснованиями данный метод обязан другому профессору, фамилия которого одно время стояла рядом в сочетании «Метод Коротково-Яновского» .
Затем ей прослушали живот акушерским светоскопом и снова оставили одну.
Но…….заскучать не пришлось. Через пол часа снова явился господин Робертс и сразу сходу высказал главное, не пытаясь ходить окольными путями. – Ани….мне придется воспользоваться твоей помощью, уж извини, ты всегда прекрасно принимала роды. Только что поступила женщина, Миссис Мелинда Баффетт. Это ее третьи роды, женщине 35 лет, очень грузная и шейка открыта уже на три пальца, у меня нет другого выхода!  Ты знаешь, даже если бы ты сейчас была дома, при стечении обстоятельств, мы послали бы за тобой.
- Хорошо, хорошо, Робертс – засуетилась Ани. – Я иду с тобой.
- Не со мной. Ани. Твоя вторая операционная на всякий случай, я покидаю тебя и полностью занимаюсь госпожой Кирквуд. Пусть с тобой остается миссис Мелани. Спуститесь в приемный покой, я ухожу, вверяя вам мисс Баффетт.
Роды длились два часа. Ани устала стоять на ногах и под мышками растеклись по ткани мокрые пятна, все под грудью было влажно и то и дело она промачивала шею салфетками. Роженице также пришлось не сладко, погода парила перед дождем , вся её кожа блестела как намазанная маслом и сорочка прилипла к телу  пропитанная запахом пота и еле чувствующимися нотками исчезающего запаха лаванды, так как большинство зажиточных леди доверяли ухаживать за своим бельем и одеждой прислуге, которая старалась разлаживать в гардеробных мешочки или сшитые подушечки с сушенной лавандой или же где можно было, разлаживали их по несколько штук на полках и в комодах.
Ребенок вышел, не пощадив  ткани промежности матери, да еще быстро разорвался околоплодный пузырь и роды получились так называемыми «сухими». Пришлось зарядится на «штопку», но Ани сделала это быстро, отточив уже давно скорость и качество «шитья», постоянно ассистируя Тернеру.
С доктором Робертом она встретилась в предоперационной. Так получилось, что они закончили в одно и то же время.
- Будет гроза – устало произнес Робертс и  расслабившись,  плюхнулся на скамейку возле стены. – Так парит, выматывая все силы! – но вскоре на его лице появилась тревожная озабоченность  Он напрягся и выпрямил спину – Ани, сейчас же садитесь, вы молодцы, но……..вам нельзя и что бы не случилось, я больше не приму ваших услуг! Вы простите меня…….
Но дверь предоперационного помещения резко распахнулась и их взгляды направились на вошедшую  мисис Натани - администратора с ресепшена. Она хватала
воздух ртом и в глазах стоял испуг. Но испуг не парализовал её сообразительности, потому что только встретившись взглядом с доктором Робертом и Ани она громко запричитала -  Господин Тернер! Его привезли только что. Он без сознания!
Мистер Робертс машинально вскочил на ноги, но остался на месте – Что?! – состояние было такое, словно ты попал в неизбежную катастрофу и первые секунды совершенно не понимаешь что тебе делать, да еще и вся информация не дошла до твоего осознания, но понятно только одно - Произошло что-то ужасное!
Женщина сделала еще два шага вперед от входной двери, перевела дух и громко стала объяснять, делая небольшие промежутки между предложениями. –
 - Сюда привезли господина Тернера! На 14-ой улице Нижнего Манхэттэна большая автокатастрофа. Наш господин Тэрнер ехал на такси и попал под большой грузовик, да еще на нем везли бетонные плиты! Полиция по документам опознала господина Тернера, он сильно пострадал, но жив, он жив! Он здесь, вы должны срочно идти к нему!
Господин Роберт  быстрее среагировал и Ани не успела опомнится, как его плечи мелькнули перед её взором и сразу же его не стало. Она же когда резко вскочила, ее волна тупой боли заставила моментально плюхнутся назад на скамейку. Жар прилил к телу и сперло дыхание. Но никто ничего не увидел уже, потому что мисис Натани  поспешила последовать за господином Робертом.
Ани машинально как мячик подхватила свой живот снизу руками, как смогла достать, и через силу постаралась оказаться на ногах. По шире расставляя ноги для равновесия ,так казалось тяжелый живот не сильно давил на низ, она быстро вышла из двери и направилась к входу в вестибюль клиники, где скопилось несколько человек народу, полицейские, доктор Робертс, администратор и санитары на носилках державшие самого господина Тернера, неподвижно лежащего прямо на спине, как в гробу, с вытянутыми по бокам руками и только его голова была повернута больше в правую сторону, Ани даже увидела, что глаза закрыты, словно он мирно спал, но его дорогой костюм был не понятного цвета и руки, лежащие по швам грязно-бордовые,  лицо с фиолетовыми подтеками со слоем пыли и запекшейся кровью на виске, выбитая коленка сразу бросилась в глаза, так как ткань  костюма  обмякла  вниз, четко прорисовывая контуры тела. Руки ему аккуратно , как солдату по швам сложили на носилках те, кто грузил тело на них, но вероятно, они были сломаны.
Ани машинально поднесла ладони ко рту и из груди вырвалось тяжелое- А!.-..
Доктор Робертс изменился в лице. Совершенно автоматически он совершал правильные действия, но они были им не осознанны, надо признаться, он сильно начинал нервничать, понимая отчетливо в эту минуту, что жизнь человека на носилках зависит всецело от его профессионализма и от силы организма Тейлора. Его пальцы нащупали сонную артерию. Тейлор был жив. Затем он быстро, но очень осторожно, прикасаясь одними пальцами рук, повернул голову своего босса к себе и приподнял его веки, он хотел выяснить, от чего Тейлор потерял сознание и через несколько секунд констатировал – Болевой шок, но он дышит, надо проверить целостность грудной клетки, дай Бог что бы там не скапливалась кровь. Ему срочно необходимо сделать рентген.
Вокруг стали скапливаться люди и сбоку он услышал недоверчивый голос одной из медсестер – Ну как?
- Лежа нужно сделать – машинально ответил Робертс. – Несите быстро в рентген кабинет.- Уж как-нибудь.
Ани находилась в смятении чувств. У нее даже стали дрожать губы и руки.  Она еще не знала, что будет делать, но в голове    пульсировала только одна мысль – Он не должен умереть!
Когда носилки понесли в рентген кабинет, она зачем- то  схватилась одной рукой за край брезента и засеменила рядом. Доктор Роберт, идущий впереди, вдруг остановился резко и обернувшись, нашел именно её глазами, она увидела, что он хотел ей что-то сказать, но тут же передумал. Отвернулся  и спешно зашагал снова к подъемнику, который подымал людей, не имеющих возможности подниматься по лестнице.
И тут совершенно чуждая, но очень правильная мысль, как молотом,  ударила ей в голову. Остановившись, она  пошла назад, к администратору. – Нэнси, дай мне бумагу и карандаш..
Быстро написав адрес, она  дотронулась Нэнси до руки – Надо послать  курьера по этому адресу и попросить доктора Миррано срочно приехать сюда. Я не уверена в своих силах, а он очень хороший доктор, мы нуждаемся сейчас в еще одних опытных руках хирурга.
Нэнси качнула головой. И Ани быстро направилась к лестнице, имея полную уверенность, что вскорости Миррано явится в клинику.
В кабинет рентгена она не заходила, несколько минут стоя под дверью, она только слушала удары своего сердца. Тернеру необходима была помощь и медицинская и психологическая. А может быть ей. Она только после всех остальных мыслей пришла к заключению, что это все из-за неё. Как он дорожил ею! Как заботился! Заботился ли Тернер в своей жизни хоть о ком-нибудь еще в своей жизни? Он торопился назад из Кливленда, он там хлопотал ради неё и все что с ним произошло огромной тяжестью легло на её сердце. Как противна она стала вдруг сама себе! Взрослая женщина, которая сама доктор и прекрасно знает чем рискованна для нее была бы новая беременность! Она так безрассудна, живет мгновениями и эти мгновения в жизни решают все!  Один человек из-за ее бестолковости и неосторожности сейчас находился при смерти, а её дорогой ребенок, её маленькая Джизи может остаться сиротой! Ани с неистовой силы закусила свой кулак и сморщившись от боли старалась заглушить боль сердечную болью физической, и опять таки совершала глупость – Дура, дура! – произносила она неистово. – резко отдернула руку,опомнившись вовремя, так как сделает себя еще неспособной оперировать! Ей делалось плохо и не так физически, как духовно. Впервые в своей жизни она ненавидела сама себя, отметая прочь все оправдания.
Но профессия хирурга – это прежде всего умение держать себя в руках и хладнокровность. Она быстро приходит в критических ситуациях. Её испепеляющие эмоции быстро стали улетучиваться к удивлению. Она стала думать о реальных вещах. Нужно уже отправится в операционную. Туда сейчас привезут господина Тейлора и она будет делать все на что училась все эти годы, ей нужен самый трезвый ум и чистая память! Сжав непроизвольно кулачки, она направилась в операционную, где мед.персонал готовил все необходимое к длительной операции. И когда на каталке ввезли господина Тейлора, она уже в переднике и перчатках ждала его у операционного стола. Доктор Роберт задержался в предоперационной, где быстро переодевался в свежую одежду и через стеклянную перегородку его взгляд встретился с её и он соглашаясь с её решением, кивнул утвердительно ей в ответ.
- Сотрясение мозга сейчас – мелочи жизни – констатировал доктор Роберт – тщательно, но все же торопясь, моя руки в предоперационной. Ему    один из лаборантов завязывал  шнурки халата и через окно в операционную видно было что сегодня там было больше медсестер, чем когда бы то ни было. – главное, что бы у него выдержало сердце длительный наркоз. Сегодня занимаемся легкими. Рентген показал, у него два ребра сломаны и они повредили ткани легкого. Как мы ни старались, рентген не дал ясных снимков о глубине  повреждения тканей. Слава Богу у нас есть донорская кровь его группы и резуса. Нам придется устанавливать тяжесть пневмоторакса в процессе и это прискорбно.
Ани молчала, ловя каждое слово доктора Робертса. В двери появилась  администратор и дальше  заходить не осмелилась, обратилась к ней -  доктор Ани фон Марферль. Вас спрашивает ……супруг.
Ани только пожала непроизвольно плечом. – Не сейчас……пусть едет домой.
Им подали две пары резиновых перчаток. Доктор Роберт стал  первым и из-за плеча косился на операционную. Ани почувствовала его волнение и посчитала своим долгом сказать – Вскоре приедет нам на помощь мой друг из Венгрии. У него большой опыт, а нам нужны свежие мозги и еще одни руки, работать придется долго. Я буду переводить, если понадобится.
Роберт утвердительно качнул головой.. – Я думаю, может мне подзарядится хотя бы одним кубиком кокаина. Это особый случай, можно в качестве исключения, для прилива сил.
- Ну….- протянула Ани, раздумывая – потом попросите медсестру. – и доктору Анри Миррано не помешает, он всю ночь не спал.
Роберт с удивлением посмотрел на нее, но уточнять ничего не стал, нужно было торопиться – только бы не было больше сюрпризов! Я что-то все думаю про его селезенку. Хотя она и с другой стороны его переломов.
Тернер лежал на операционном столе с трубкой во рту и у Ани воткнулся шип в горле. Прославленный хирург, по стечению обстоятельств сам оказался пациентом, и Ани тут же захотела задать вопрос анестезиологу – Какова частота дыхания и систолическое артериальное давление , но ее опередил доктор Роберт. Она подумала, что ей лучше сейчас тихо играть роль второй скрипки, иначе в операционной возникнет хаос и стала напротив доктора Робертса.
- 140 / 80- ответила медсестра
-   Устранили боль?  - он вопросительно посмотрел на Ани и она лишь только опустила ресницы, что значило – «Да»  - Ланцет – скомандовал Робертс.
Лечебно-диагностический алгоритм хода операции  был шаблонным: 1)удаление боли. 2) адекватное  дренирование плевральной полости, 3)сшивание поврежденных тканей. 4) расправление легкого, 5)восстановление и поддержание проходимости дыхательных путей, 6) герметизацию и стабилизацию грудной стенки , 7) окончательную остановку кровотечения и восполнение кровопотери.
У Ани тянул живот, ей очень хотелось сесть. Миррано подоспел вовремя, когда они переливали кровь донора Тейлору. Два часа ей пришлось стоять на ногах в одном положении тела и доктор Роберт уже с огромным сочувствием то и дело посматривал на нее, но отказаться от второй пары рук, пока не приехал Миррано, он не мог.
Тот час по прибытии приступить к операции Анри Миррано не мог. Необходимо было адаптироваться и осмотреться. Конструкция отсоса и вентиляции была несколько иная, чем в больницах Венгрии. По полукругу, как в амфитиатре, располагались скамьи для зрителей и это напомнило ему практику в Италии, когда они студентами присутствовали на операциях прямо в университете.
Он довольно долго удивленно рассматривал лицевую маску с гибким шлангом на лице Идена Тейлора, подключенную к кислородному баллону средних размеров, стоящему рядом с местом анестезиолога и искусственная вентиляция легких осуществлялась патефонным механизмом, вращавшим золотник, подкачивающий воздух. Ах… У него глаза расширились от восторга, потому что даже в частной клинике, где до появления девчушек – близняшек в семье Хелен и Миррано, работала его супруга, подачу воздуха осуществляли раздуванием мехов ножным способом.
А когда они покидали Венгерское королевство, то аппараты вакуумной терапии работающие на электричестве он первый раз увидел а Австрии, когда ездил на выставку медицинского оборудования. В их муниципальной больнице он стоял громоздкий и мало функциональный, а там  он воочию убедился, что его размеры совершенно не влияют на мощность отсоса гноя и микроорганизмов. Слизи и крови. Они сильно уменьшились в размере и усилили свою мощность в три раза. И вот такой аппарат стоял в этой операционной.
Миррано быстро ощутил огромный позыв глубокого уважения к высокому уровню развития данного учреждения и к её владельцу, а вместе с тем и сильное желание стать неотъемлемым винтиком всей этой слаженной системы.
Новейший операционный стол,  столик с антисептиками,  биксы со стерильным бельем и перевязочным материалом удобной конфигурации для работы. Но…..тратить драгоценное время на экскурсию данной операционной он не имел права. Его взволнованный взгляд встретился с изучающим взглядом доктора Робертса и тут же он услышал голос Ани с просящими нотками  - Анри – мы только что провели резекцию левого легкого.  – сказала она по-венгерски. - Я буду переводить. На сегодня нам еще необходимо наложить гипс и разобраться с шейкой бедра, похоже…….или же у него  «чрезвертельный перелом» ….нужно выяснить и быстро, мы не можем давать столь длительную нагрузку на сердце………..становись на мое место, я буду рядом.
Миррано быстро собрался. Вопросительно посмотрел на доктора Робертса и их взгляды встретились. В карих больших глазах Миррано доктор Робертс прочитал спокойную уверенность в своих силах и огромную доброту, которую всегда улавливали у добряка-итальянца, с первого взгляда. А Миррано почувствовал сверлящую испытывающую недоверчивость и она больше была основана на расовых мотивах, так как коренные американцы интеллигентных профессий считали, что это только им данная  самим Господом Богом прерогатива быть лучшими специалистами в таких престижных и высоко- интеллектуальных специальностях. Эмигранты обычно годились по знаниям и образованию только на рабочие специальности. И единственно кого считали высококвалифицированными работниками – это евреев. Хотя и относились к ним недоверчиво, потому что как правило, один еврей, тянул со временем на насиженное место целую когорту своих соплеменников. И доходило даже до того, что как- то не заметно, тихо, они уже заполоняли самые доходные места в учреждениях.
Миррано даже расстроился на мгновение,  уловив явную претенциозность  в отношении себя человека, стоящего напротив, но зацикливаться на этом не было времени и сработал просто профессионализм опытного хирурга, он перевел быстро взгляд на лежащего на столе пациента и мысли побежали совершенно в ином направлении, оценивая ситуацию и сразу автоматически просчитывая шансы на положительный исход операции. Робертс же на какое -то время растерялся в своих ассоциациях, потому что нажитому за годы шаблонному мнению сейчас что-то пошло в противовес и он еще не понял что, но что-то в лице, в движениях рук, даже в позе нового человека опровергало его шаблон. Он это почувствовал.
Миррано взял в руки скальпель и занес руку над предплечьем Тернера. – Ани – твердо произнес он – попроси отдать главную роль сейчас мне, я буду работать очень быстро, так как переломы – это моя прерогатива, ты же знаешь. Что наш благословенный доктор Цобик не любил их со страшной силой и всегда перекидывал такие операции на меня. Я приступаю. Пусть только каждые пять минут сообщают мне пульс. – немного островатый и эмоциональный венгерский язык как освежающий душ произвел на всех будоражащее впечатление.
Медсестра, стоящая рядом с Миррано, заметно занервничала, потому что она не поняла ни одного слова, а ей необходимо было выполнять роль помощницы. Она с тихим недоумением посмотрела на Ани и та мгновенно перевела ей слова Миррано.
У Ани сильно, так сильно, что стоять стало невмоготу, тянул вниз живот. Машинально она рукой пыталась поддержать эту давящую вниз тяжесть и стала искать глазами, на что может опереться хотя бы для облегчения нагрузки на спину. Через минуту в операционную санитар вынес стул и поставил его у стены, напротив операционного стола. И он же обратил внимание на то, что Ани оставляет после себя пятна крови, как тонкий след подбитого зверя.  Когда до его сознания дошло, что это может быть, он обеспокоенно коснулся руки Ани и показал ей, что происходит.
Ани застыла в полной прострации, ничего не ответив на удивленный взгляд санитара. Медленно, но уверенно к ней подкрадывался парализующий страх и только одна мысль зажглась в сознании огромными буквами «Я не думала, что так скоро!» Притуплялись звуки, исходившие со стороны операционного стола и появлялось ощущение холодного оголтелого одиночества, но не привычного, а такого, которое рвет у тебя из груди мощный крик о помощи, не к людям, которых нет вокруг, а к высшим силам, ибо ты заперт в черной комнате без окон и дверей и понимаешь, что если не произойдет чуда, ты замурован здесь навсегда. Неожиданно в эту черную комнату ворвался звук, реально ей напомнивший ржание ее «Ангела». Её ударили в грудь так резко, что она ахнула всей грудью и Миррано с доктором Робертсоном повернули в ее сторону свои лица, озабоченные и серьезные. И у нее чуть не сорвалось с губ -  Я рожаю. – но она всегда довольно быстро ориентировалась в обстановке и поэтому тут же сама себе скомандовала – Стоп!
Миррано спросил по- венгерски -  Ани, ты надумалась рожать уже?
Она отрицательно покачала головой и подумала, что ей нужно незаметно исчезнуть от их внимательных взглядов. Операция должна пройти быстро, наркоз долго сердце не выдержит и по стечению обстоятельств, в данный момент в клинике оперировать было некому.
Она тихо направилась к выходу и все время её не покидало чувство, что там, за дверью, как только она откроет ее, она увидит своего Ангела! И мысленно улыбнулась своей глупой навязчивой мысли – «Ангел! И как достопочтенная мать я в этот момент не думаю о сыне, о бывшем супруге, а мне кажется, я слышала ржание своего коня! Может у меня уже начались галлюцинации, а может……..может я уже одной ногой на том свете, просто не знаю, какой он, тот свет»
Открыв дверь и оставив в операционной после себя узкую кровавую дорожку, она провалилась в холодный воздух и хорошо ощутимый запах эфира. Еще пройдя через предоперационную, она   окунулась в звуковые вибрации, к операционной подкатывали, грохочущую железом каталку и медсестра о чем-то говорила с двумя санитарами. Ждали окончания операции Идена Тернера.  Её заметили не сразу, но пройдя мимо них, она даже не постаралась прислушаться, о чем её стали спрашивать. Мысли стали зашкаливать, отстукивая в висок –  Что  делать? Что делать? Что делать?»  Она шла в смотровой кабинет, но еще толком не отдавала себе отчета, что она будет там делать? А делать уже что-то было нужно и делать нужно было срочно. Живот тяжестью тянуло вниз. Ей все больше становилось «не в моготу» и каждую минуту тянуло вниз сильнее и идти дальше вперед становилось больно.
- Я рожаю – четко уяснила она сама себе и добавила усилий, чтобы поскорее дойти до смотрового кабинета, чтобы не упасть в коридоре.
За Ани последовала медсестра, вначале робко, но затем настойчивее окликая её. И так получилось, что когда она настигла Ани сзади, женщину покинули силы. Она упала прямо на руки молодой помощнице врача. Дальше Ани ничего не помнит. В сознание ее вернула нудная, сильная боль и она снова погрузилась в темноту. Когда второй раз ее привели в сознание, она дольше испытывала боль вдоль спины и внизу живота и мгновенно,   четко включалась в суету, которая развернулась вокруг нее. Её переложили на операционный стол во второй операционной и рядом сновали медсестры, им давал распоряжение седой человек в очках и она правильно подумала, что это вызванный из Кливленда доктор Джордж Крайль. Ей так захотелось ему закричать, словно он был совершенно глухой – Доктор, помогите! Помогите мне, я так хочу жить! – и словно это настолько было важно, а без ее просьб он этого не понимал. И она, действительно открыла рот, что бы как можно убедительнее попросить его об этом, но обнаружила, ЧТо только может чуть шептать, а на остальное нет сил. Она попробовала поднять с подголовника голову, но не смогла и от бессилия, замотала ею вправо и влево, а получилось смешно и очень плавно, медленно. Силы ушли, она лежала как восковая кукла только сильно тянуло внизу живота, с ней можно было делать что угодно.  И вот над ней нависло такое утонченное, интеллигентное лицо в больших очках, внимательно всматриваясь ей в глаза и она с удивлением увидела то выражение глаз над собой, какое почти всегда наблюдала у Идена Тернера, когда он во время операции, перед самым наркозом, разговаривал с пациентом. Чудная ситуация, но в этот момент ей стало смешно. Какая нелепость, какая дикая случайность, или рок, или козни дьявола, но такое совпадение трудно объяснить, сейчас Иден Тернер в качестве пациента в один и тот же день, даже почти ту часть дня лежал на операционном столе, как и она и их судьба решалась, и она не знала что и думать, доверится сейчас целиком и полностью судьбе или же вцепится каждой своей клеточкой за воздух, за эту жизнь, за талант и опыт доктора Крайля из Кливленда? Ведь Иден прибег именно к его помощи, а ведь Тернер так знающ и умен в этой отрасли медицины, он же доверил её драгоценную для себя жизнь этому доктору. О, ей бы сил побольше, а их нет. И она раздвоилась пополам, конечно же, конечно, она очень хотела жить, но почему в её сердце так же жила четкая уверенность в том, что её с огромным нетерпением ждут за завесой, очень тонкой и реальной завесой, которую никто не видит и эта завеса скрывает ее сына Кристиана и супруга , там уже мечется в нетерпении её Ангел, а ведь он не понимает, что у нее есть уже маленькая дочка и новый супруг и они ей дороги, а в другом помещении проходит операция её учителя, друга и просто дорогого человека, Идена.
- Мисс – услышала она вкрадчивый голос доктора Крайля. – держитесь. Мне очень важно, что бы вы выбрали жизнь. – и она от удивления того, что он произнес то, о чем она сейчас думала, непроизвольно  расширила глаза. Зрачки его дышали прямо перед ней глубокой озабоченностью, она так сильно закричала, но только слабые колебания воздушного пространства отозвались вибрациями – Я хочу жить!
Он понял. – Вот и хорошо. - Поднял вверх глаза, туда, где стояла помощница врача и кивнул головой, что бы начали вводить наркоз.
Под наркозом она находилась второй раз в жизни. В Америке уже 18 лет в частных клиниках в качестве анестетика использовали новокаин. Новокаин впервые был синтезирован в 1898 году немецким химиком Альфредом Эйнхорном в качестве замены используемого в то время для местной анестезии кокаина. Боль возвращалась после выхода из наркоза. И самое тяжелое было пережить первые десять часов. Веки дергались  безостановочно, ты находишься в коматозном состоянии, практически неуправляемом и слабо терпимом. В горле стоит ком тошноты, не проходящий ни наружу, ни назад, тебя трясет от холода дикий озноб и  живот от лобковой части до пупа кто-то стянул железной проволокой, которая отторгается организмом и каждый вздох и выдох дает сигнал боли в той части живота, где тебя шили. Что бы ты смог пережить все эти болевые ощущения и не лишился сознания от болевого шока, тебе подкалывают новокаин каждые 24 часа, но тебя первые сутки бьет озноб так сильно, что кажется – ты на грани умопомешательства.
  Ани накрыли двумя одеялами и когда сознание более менее стало нормализоваться, она стала определять где находится и что произошло, то первый вопрос был – «Кто у меня родился?»
Помощник врача тут же оказалась у её постели и Ани, с трудом открыв глаза, старалась рассмотреть её лицо, но оно расплывалось и веки мало слушались, закрываясь снова, остро проявляя чувствительность к свету. «О, господи, я жива…..» не дожидаясь ответа, проговорила она. Доктор Крайль, действительно оказался профессионалом своего дела и воистину, чудотворцем! Это непостижимо и может быть, про удачный исход второго кесарева сечения у женщины сразу напишут статьи в научных периодических изданиях, так как в истории медицины, пока еще такого не было. Это еще не было бы настолько сенсационно, если бы период между двумя оперативными вмешательствами в родоразрешение был по меньшей мере в пять лет! Минимум в пять лет! У Ани этот период был в 2.5 года!
- Мадам – донеслось до её слуха и судя по вибрациям, голос был оживленным – мадам Ани, у вас прекрасная девочка! Позвольте вас поздравить! – Ани почувствовала на своей руке легкое пожатие пальцев.
Все ее попытки открыть хорошо глаза, что бы запомнить этот момент и человека, который сообщил ей радостную весть, заканчивались тщетными усилиями. Тогда она постаралась хотя бы не так дрожать от холода, тоже безрезультатно. Тень от ее кровати стала отходить, она услышала это по шагам и тогда в догонку задала второй вопрос. – Как, как прошла операция у господина Тернера?
- Ей быстро ответили. – Он так же в реанимации, но доктор Роберт повеселел, значит все закончилось благополучно.
Ани тяжело выдохнула и все лицо скривилось от боли. Железом перемололи все её внутренности в нижней части тела и эти ассоциации были ей знакомы. И в тоже время теплым ручейком стала разливаться по телу радостная информация, полученная сразу по выходу из наркоза. – У нее родилась девочка, она жива и жив Иден Тернер!
После любой операции человек чувствует истощение всех своих сил. И моральных и физических. Только с каждым прошедшим часом, тебе становится лучше. Силы приходят, надежда крепнет, мышцы приходят в тонус. Ани сейчас больше всего хотелось провалится в сон! Не получалось. Как только сознание проваливалось в небытие, его как гребнем волны, выталкивало наружу и первое ощущение было – холод. Доктор Крайль приходил, она слышала его голос и даже рассмотрела лицо. Первый раз он ей обнадеживающе улыбнулся и она хотела попросить показать ей дочку, но передумала – Позже, что мне сейчас, когда я то вижу свет,…  лица, то не вижу! Через несколько часов её борьбы с холодом и болью, силы не прибавились, а все словно стояло на месте и не улучшалось. И она понимала, что что-то же должно начать меняться, силы должны приходить. Холод должен спадать, так было в первый раз, когда операцию провел Иден Тернер. Она все помнит до мельчайших подробностей, разве же это забывается! Сейчас все не так. От бессилия, у нее тихо потекли слезы из глаз. Приходил Миррано, она видела его смутно, но веки уже не трепещали, как сразу по выходу из наркоза и она напрягала все свое зрение, что бы хорошо его рассмотреть, так о многом хотелось расспросить. Но он сказал, что Тернер так же вышел из наркоза и уже пришел в сознание, сразу спросил про нее и ему решили не говорить правду о том, что тебе пришлось экстренно делать операцию. Он должен без волнения провести хотя бы одну ночь, что бы не давать повышенной нагрузки на сердце, а уже завтра, когда он еще больше отойдет, ему расскажут все. Единственное, каким-то шестым чувством, а доктора хорошо с годами улавливают тонкие интонации произносимых слов, чтобы определить, восприятие происходящего, Ани показалось, что он не доволен её состоянием, а еще он спросил у помощницы доктора, сколько часов она уже после операции находится в таком состоянии. После его прихода, ей стали измерять пульс, затем температуру и в палате удвоилась суета. Она то и дело слышала его венгерскую речь, и иногда он даже к месту вставлял английские слова, но его никто не понимал, как она знала и поэтому попыталась спросить – Почему он не уходит отдыхать???Почему он так настойчиво что-то пытается добиться у помощницы врача?
- Все хорошо, все хорошо – ответил он – но она то чувствовала. Он не искренен.
Ей что-то вкололи в вену. И боль ушла. Стало так ровно дышать и она слабо ощущала тот металлический стержень у себя в животе, перед глазами лица, которые появлялись перед ней, обретали свои четкие контуры. И…….лучше ли это было для неё? Что сознание видело и воспринимало все ясно? Она хорошо разглядела, что Миррано не спокоен, а сильно встревожен чем-то. Помощница медсестры находилась с выражением растерянности на лице, а вновь возникший доктор Крайль, ничем не отличался от Миррано.
Но……-думала она – боль притупилась, и ведь я вижу отчетливо – нет. Нет….мне лучше.
 Но когда с нее сняли одеяла и подняли сорочку, стали отклеивать от кожи наложенную повязку на послеоперационный шов, она поняла – ей не становится лучше и что-то вызывает тревогу у окружающих её людей. Слезы еще более плотным потоком заструились из глаз. Судьбу не обманешь. У неё не было галлюцинаций. Её так настойчиво звали к себе Кристиан, Ангел и Отто фон Махель. Как бы там ни было, но еще одну операцию она точно не выдержит и это было уже очевидно всем. У нее постепенно, медленно, но уверенно поднималась температура и взгляд Доктора Крайля становился таким виноватым, что он даже боялся смотреть ей в лицо, но он был ни в чем не виноват, её поздно забрали на операционный стол, а самое главное, самое основное, у нее то и изначально так мало было шансов перенести второе кесарево сечение с таким минимальным сроком после первой операции. Миррано нервничал, у него четко обозначилась глубокая складка между бровей. Он стал пересматривать все лекарства, находящиеся на столике и неудовлетворенно покачивал головой и когда она его окликнула, она успела прочитать еще не откоректированный его мозгом взгляд немого ужаса в глазах!
- Анри – слабо произнесла она. – Послушай – растягивая слова, начала говорить она. – Принеси мне девочку. Прошу. Я все уже поняла. Ты же знаешь, если не пошло сразу, будет только хуже. Не мучайте меня больше, не мучайте, не мучайте.
Доктор Крайль, стоящий рядом с обреченным выражением лица, дал распоряжение принести ребенка.
Ани попыталась поднять руку, но только дернула ладонью. Миррано понял, чего она хочет и взял её кисть руки в свои теплые ладони. – Ани…..- он не знал что сказать. – Дорогая, твоя операция выполнена по самому высшему классу. Поверь. Профессионализм….я не видел такого в Венгрии…
Она замахала ожесточенно головой. Все эти слова, они только отнимают последнее драгоценное время. Каждая минута сейчас на вес золота и говорить должна только она. Только она.
- Анри – опять проговорила тихо. – Я просила доктора Тернера взять тебя на работу. Но ты видишь все как случилось. Значит пойдешь к нему сам и напомнишь о себе от моего имени, когда он поправится. А ты же его оперировал, он этого не забудет. Я знаю. Он тебя возьмет.
Миррано сдавил её ладонь сильнее – Ани, у тебя и так нет сил, оставь их на дочку, не надо разговаривать.
- Да……- как бы согласилась она, но не стала слушаться. – Анри……..держитесь всегда вместе, прошу, без …..ну…..без боязни быть в тягость, с Артуром. Он останется тоже один. В чужой стране.! Но ты домашний, а он, он одержим работой, я тебя прошу, тебя……запомни…….держитесь вместе.- повторила, так как очень желала, чтобы все так и было-  Бетси, Билли, Анри…….не забывай моих детей. Скажи Артуру мои слова, умоляю, просто передай, передай….что я ничего так не желаю в этот момент, как того, что бы вы все были вместе, дружны, все проблемы решали вместе и всегда обращались друг к другу за помощью, так и твоим и моим детям будет легче во всем! Вы этим будете сильны в стране, где нет наших корней. А я знала, я знала, что мне не долго, но…….что ж я с этим поделаю! За то я встречусь со своими родителями и со своим сыном там………оно там есть, Анри, я его слышу.
- Анри заплакал, скупо, по-мужски. – Что… то? Ани.
Она даже улыбнулась сквозь слезы. – То….что мы не видим……..наши умершие ждут нас там! О…как они нас там ждут!
И тут же все её естество напряглось и обратилось туда, откуда внесли маленький, белый сверточек. Её положили ей на грудь и Анри подтянул ее беспомощные руки к девочке, что бы она смогла ощутить её тепло и обнять, пусть и при его помощи. Ани искала губами, как бы ей её поцеловать, не получалось, но она так была благодарна тому, что чуткий Миррано хорошо придумал как сделать так, чтобы она ее обняла!
Ани не обращая сейчас ни на кого внимания, говорила самое сокровенное, что только могла проговорить вслух – О, дева Мария, на смертном одре прошу тебя каждой клеточкой моего тела, моего ума и сердца, попроси у Господа для  моего ребенка в жизни здоровья, любви, удачи! Любви как можно больше, потому что у нее не будет рядом меня! Дай ей всю мою не отданную любовь, твою и Господа Бога нашего. Пусть её любит весь мир. Я умоляю. За моих детей умоляю, защити их от зла! Защити от боли и потерь! Пусть ни в чем ни будут нуждаться.
Маленький комочек издавал слабые шевеления и кряхтел. Ани стала старательно слушать эти родные звуки. И снова, где -то сбоку, может быть сверху, она четко услышала ржание коня.
- Не даешь ты мне времени – тихо проговорила сама себе , но это услышали все и ничего не поняли.
Анри забрал вскорости девочку, потому что Ани горела, у нее все быстрее стала повышаться температура. Это послеродовая горячка. И первое что придет перед смертью, это беспамятство. Её накрыли снова одеялами и девочку унесли. Он сел рядом и горько заплакал. Его опыт уже привык к смертям и даже очень непредсказуемым. Он так тяжело тогда переживал уход из жизни сразу после операции жены Игн. И вот Ани. Он не встречал в жизни женщины красивее её. А она еще была так молода! Почему, что за жестокие повороты судьбы! Дано все, красота, здоровье, ум, образованность, прекрасная семья и полный достаток – живи и наслаждайся, но небеса распорядились иначе. Зачем- то эта душа была им нужнее и именно тогда, когда на свет появилась маленькая, ни чем не защищенная жизнь, вынужденная не познать материнской любви, и почему, почему? Где смысл, где хоть подобие какого- то разума во всем этом?
142. Американское кладбище отличается от европейского. На нем нет бедных и богатых могил, здесь все равны. Небольшие гранитовые плиты скелетным рисунком лежат на земле и только по дате , выгравленной на плите, да по рыхлости земли можно определить, насколько свежая могила здесь находится.
Цветы трепетали на свежем ветру и некоторые от свежести еще не утратили своего запаха, так как возложены были несколько минут назад. Солнце стояло высоко, но не палило, даже морской ветер с залива вызывал бодрое состояние собранности. В этом 1920 году весна начиналась медленно и неуверенно. В апреле в низинах можно еще было обнаружить тонкие пласты льда, которые сразу же крошились при прикосновении, тут же убегая от тепла тонкими разводами и птицы не все прилетели из южных стран, гнезд на деревьях почти не было. Ацтекская чайка то и дело наматывала круги над собравшимися группой людьми, высматривая, что своровать. К началу мая в парках уже селилась зеленая кваква, но даже сапсаны давно облюбовавшие этот город, этой весной еще никому не встречались. Холодная весна.
Артур Войцеховский держал на руках маленькую девочку, которая в толстом вязанном комбинезоне все время держала руки раскрытым вертолетиком и утопая в теплом уютном одеянии, отороченном мехом, улыбчивыми глазками все всматривалась в яркое небо и ожидала появления чайки. Седая проседь за считанные месяцы изменила цвет волос отца девочки из черного в серебристый и если у него его самой запоминающейся чертой после первого же общения с ним было только чувство уверенности   в самом себе во всем, то что- то резко изменилось и только самые близкие знали- что произошло. Он не мог решить для себя, как ему дальше жить.  Как однажды Ани охарактеризовала его образ жизни – одержимость работой, то этого в один момент не стало. Он еще раз шесть отправлялся в Бостон на предприятие и полигон авиастроения, но не надолго и Бетси правильно сделала вывод, уезжать из дома он себя вынуждал и та цель, которая угоняла его постоянно из семьи на предприятие, уже не привлекала его той все захватывающей силой. Он стал гораздо больше спать и не высыпался. Просыпался разбитым и уставшим, ночь не давала должного отдыха. Занятия спортом забылись  и даже Билли с трудом уговаривал его отработать все упражнения для себя, честно мотивируя это тем, что если сейчас отпустить себя на волю обстоятельств, то все покатится ускоренным темпом вниз, а они одни остались в доме из мужчин и все остальное женское царство должно на них опираться. Как здраво рассуждал для своего возраста Билли! Артур молчаливо улыбался в ответ, испытывая в такие моменты двоякое чувство.  Приятно было, что в доме появляется волевой молодой мужчина, который думает о его обитателях. Переживает и заботится о них, а к этому чувству примешивалась горечь, что Ани так много вложила средств в этого смуглого мальчугана, но плодов своих трудов так и не увидела. Билли заметно возмужал. Когда он узнал о смерти в больнице хозяйки их дома, целую ночь в его комнате горел свет и он не спал, сидя на кровати и уставившись в одну точку. Бетси плакала рядом, затем уходила из комнаты проверить малютку и кормилицу. Возвращалась, а он сидел в той же позе и она, обняв его, не почувствовала в нем никакого расслабления. Он сидел натянувшись, как струна, но ни одной слезинки не появилось в его карих глазах. На утро, она даже ни на секунду ни сомневалась, что он пропустит школу, ведь не спал всю ночь! Даже под утро сон не одолел его, но…….ошиблась. Билли сам пошел в гараж и там попросил Тома отвезти его, на что тот так же удивился, ведь дом погрузился в тяжелый мрак, жизнь остановилась, не смотря на то, что привезли малютку на машине и привели кормилицу. Они ждали, когда привезут тело хозяйки из больницы для похорон. А вот глаза Тома были красные. То ли от слез ночных. То ли от дешевого бренди, которым он заглушал неимоверную тоску, охватившую его разум??? Билли только спросил – Ты в состоянии меня сегодня везти в школу?,- на что тот   молча кивнул в ответ и сгорбившись, поплелся открывать гараж.
Бетси так же вела себя мужественно. А может ей просто слишком некогда было плакать? В дом привезли малютку и только кормилицу. Няньку еще никто не искал и пеленки, бутылочки, ванночка, кроватка все легло на ее плечи, а еще дом и приготовления к похоронам, ведь сам хозяин в этом ничего не смыслил. Да и…….она не хотела сейчас с ним встречаться часто в доме, да и честно сказать, как бы это ни казалось очень глупым, лучше бы он уехал в Бостон, как делал всегда. Так любить свою хозяйку, как родную дочь, могла Бетси и конечно же, она понимала причину её смерти. Отправляя Ани в больницу, она целый день натыкалась на зловещие знаки судьбы и уже к обеду, выбившись из обычного домашнего ритма, после того как по всей кухне разлила молоко, потом опрокинула кастрюлю с кипятком и только чудом отскочила прочь так, что избежала ожога. Но когда со всего размаху о стекло в гостиной врезалась чудная птица, невесть откуда взявшаяся, так как все улетели на юг, Бетси просто разрыдалась как ребенок и сил что- то делать дальше по хозяйству собрать в себе так и не смогла. Она заперлась в своей комнате и молилась, молилась как могла, но сердце сжимали тиски, не верила она сейчас в чудо, вероятно предчувствие превозобладало.  Она сейчас винила Войцеховского во всем происходящем, уж сильно больно было пережить смерть хозяйки, как дальше без нее жить? Все стало не таким и все выглядело настолько жестоким, ведь малютка родилась, а мать не понянчила её ни одного дня. Да как же это возможно! Войцеховского никогда не было надолго в их доме и пусть бы он лучше нашел себе утешение в другом городе, ведь жили они без него так комфортно, так дружно и Ани просто зажигала свет в ее жизни, в этом большом доме! Нет, надо же ему было воскреснуть, и сразу же, как все эгоистичные мужчины, он знал только свои потребности, холил и лелеял свой эгоизм и теперь все что случилось, только плод мужского эгоизма! А Ани нет! И ей невыносимо просыпаться каждое утро и знать, что хозяйка больше не спустится вниз к завтраку! Они никогда больше не поедут вместе лечить негров в бедный квартал и они никогда больше не отправятся по магазинам за подарками! Но подъехала к дому машина с Анри Миррано. Она увидела её в окно. Двери почему -то сразу никто не открывал и даже Артур успел спустится и выбежать во двор. И вот на землю спустились два черных мужских башмака и из-за двери появилась вся в белом закутанная малютка, но взгляд сразу выхватил не её, а лицо Анри Миррано. Бледный и виноватый, он словно не мог ни на кого поднять глаза и его губы дрожали, а потом все заметили, что и руки, держащие бережно малютку. Бетси помнит только, как Артур в растерянности развел руками, что-то спрашивал, Миррано отвечал и когда его чуть ли не вжало в машину, о которую он оперся, так как у него впервые в жизни ушли силы из тела, Бетси завыла как одинокая волчица в лесу, потерявшая свое дитяти.
Артур несколько дней к малютке не подходил. Что он делал в своей комнате, никто не знал. Его только один раз побеспокоил Билли, постучавшись на следующий день, перед тем, как уехать в школу и Артур открыл. Сам на себя не похож он был, но Билли это нисколько не смутило и не удивило. Он все принимал как должное. Воспаленные черные глаза Артура блестели больным блеском и в то же время, в них сквозила черная пустота. Он был не он – никогда не были глаза этого человека пустыми! Билли уверенно пошел на него грудью и по-хозяйски зашел в комнату. Войцеховский плюхнулся на первый попавшийся ему стул.
То, что начал говорить ему Билли превосходило все ожидания, соответствующие его возрасту. И как бы не чувствовал себя угнетенно в данный момент Артур, он был изумлен силой, с которой были сказаны эти слова. – Хозяин, Господь так распорядился, что бы в вашей ответственности остались две маленькие девочки. Они ни в чем ни виноваты, но они остались без мамы и эту вынужденную пустоту должны заполнить им вы! А мы с мамой будем всеми силами помогать вам в этом. Вы должны быть честны сейчас и с собой и со мной, если вам нужно вылить все слезы, скопившиеся в вашем сердце, то я сяду рядом и буду слушать все что вы мне будете говорить и буду рядом с вами плакать. Вы должны выплакать все до последней слезинки и я об этом никогда никому не скажу. Но…….потом, вы должны принять ванну, привести себя в порядок и заняться делами, похоронами и и….нет, похоронами может заняться моя мать и Том,  мистер  Анри Миррано, а вы так обустроить жизнь девочек, что бы они ни на секунду не почувствовали, что у них нет матери. Вы же сами жили сиротой и знаете, что делается в сердце при таких обстоятельствах! У меня же не было отца, мне его тоже не доставало, но у меня была мама. Я всегда восхищался вами и хочу вам подражать, брать с вас пример, но я вам чужой, а у вас есть родные дети и они должны проникнуться такими же чувствами к вам, какими проникся к вам я. А для этого надо жить и работать над этим ежедневно,… нет…. ежеминутно.
Войцеховский принял ванну и привел себя в порядок. После он вошел в комнату малютки и пошатываясь долго стоял возле ее кроватки. На руки он смог ее взять на следующий день. Когда в крематории прощались с Ани, Билли крепко держал его за руку и Артур оценил силу его возмужания. Да…..в их доме появился крепкий, умный, сильный молодой мужской дух и еще можно было поспорить, кому теперь на кого опираться и брать пример.
Так, в тягучем, сером, унылом тумане жизнь в этом доме продолжалась и месяц за месяцем шли чередой, пришла весна и на день рождения Ани все собрались у её плиты на кладбище Грин-Вуд. Семья Миррано кучно стояли под деревом в тени, наблюдая за проезжающими автомобилями за оградой. Там проходила центральная дорога и там же выносили мусор в баки, убранный с огражденной территории. На кладбище похороненные выдающиеся политики, деятели культуры, военные, члены масонских лож и другие. Оно вобрало в себя стиль готики и его архитектура больше всего напоминала ланшафт английского парка возле графского замка. Холмы и долины, несколько прудов и часовня на прилегающей территории создают умиротворяющую атмосферу. Михаэль где-то успел вычитать, что Ворота кладбища были спроектированы Ричардом Апджоном в стиле готического возрождения: главный вход был построен в 1861-65 годах в Беллвилле, Нью-Джерси, из коричневого камня. На кладбище находится Холм Битвы, самая высокая точка в Бруклине, названный в честь битвы на Лонг-Айленде 27 августа 1776 года. Здесь можно было изучать историю Америки или по крайней мере отдельные её яркие фрагменты и Хелен, исподтишка наблюдая за своими детьми, видела, что только у Гельмута оно вызывало живой интерес, все остальные отбывали повинность, терпеливо ожидая момента, когда их пригласят в гости Артур Войцеховский с Бетси, что бы поиграть с Джизи и Билли. Они так думали. Но когда они последний раз видели Билли, им показалось, что уже навряд ли он будет составлять им компанию в играх, что- то в нем изменилось, он стал замкнутым и уже слишком взрослым для них.
Миррано же сильно сдал, за последние месяцы. После смерти Ани, он почему- то возложил вину за такой исход на себя. Хелен серьезно стала переживать за его здоровье. Он редко спал крепко по ночам. Большую часть ночи он всегда не мог уснуть, ворочался, часто ходил пить воду, стоял у окон и всматривался в темноту. Хелен чувствовала, он еще никак не может принять этот город и все ему здесь чуждо. Господин Тернер поправлялся медленно, а он был их прямая надежда на работу. Их деньги и деньги, оставленные Анни, иссякали, ведь семья у них была большая, а они же наняли домработницу и учителя английского языка для всех, занимались по несколько часов ежедневно и это стоило не малых денег. Анри хотел работать, но пока работу найти не удавалось, а господин Тернер в больнице почему- то не появлялся. Ему передавали, что он длительно жил в доме своего отца, где за ним был приставлена целая группа сестер.
Гельмут остался верен себе. Когда отец их семьи по каким- то причинам оказывался не в удел, деньги в семью приходили от Гельмута. К его рукам они так и липли. Он пристрастился гулять по пляжу и всегда брал доллары за желание неустроенных приезжих узнать свою судьбу, обнадежить себя мыслью о том, что на этом континенте их ждет большой успех и счастливое будущее. Гельмут давненько понял людскую психологию, что пару сказанных предложений об этом и от радости человеку сразу становится не жалко платить. Чего жалеть эти доллары, ведь в недалеком будущем они будут грести их лопатой. Но Миррано был по- другому устроен. Ему необходим был пусть и не большой, но регулярный, стабильный доход, его доход, потому что мысль о том, что он женился на женщине из богатой семьи с самых первых дней их семейной жизни определила мироощущение его в жизни как человека второсортного и приблудного. А за это он так не любил собственного тестя, потому что тот так в глубине своего сердца и не смирился с таким положением вещей. И пусть Миррано всегда очень много работал и терпел легкомысленное, взбалмошное отношение своей благоверной супруги ко всему и её безрассудную любовь к модным красивым вещам, не желание утруждать  себя работой, все знали, добытчик в семье не отец. А кто? Вначале много давал отец Хелен. А затем в его подачках совершенно перестали нуждаться, когда подрос Гельмут и стал везде таскаться с цыганами. Ну, а когда у него открылись, не известно в кого, экстрасенсорные способности, то Хелен совершенно забросила работу и больше о ней не вспоминала. Не думала она о ней и здесь, в Нью-Йорке.
Они обернулись все, когда сзади послышались звуки, дыхание постороннего человека. И потом, напротив стоявшие Артур, Билли и Бетси сразу подняли свои взгляды туда, за спины четы Миррано и Хелен.
Со всеми поздоровался господин Тернер. Он сам первый дружественно протянул руку Миррано и его сыновьям. Его трость из слоновой кости, как только он делал на нее упор, увязала в рыхлой земле и  внимательный глаз бывалого хирурга оценил его усердие прийти сюда – это было сделать ему еще не легко. Долго ходить он не мог и долго стоять так же. Хорошо, что плохо гнулась не правая, а левая нога, а то пришлось бы труднее и на лице был виден след от глубочайших шрамов.
Он попросил взять у него цветы для Ани Михаэля и положить на плиту, согнутся он еще не мог, вернее смог бы, но тогда его требовалось поддерживать.
Когда развеялся шлейф неопределенности, возникший с появление Тэда Тернера и все определили для себя, что по этому поводу думать, Тернер поспешил сказать все, для чего здесь появился, ибо знал, долго стоять ему не получится.
- Мистер Миррано, когда вы готовы выйти ко мне на работу, если не нашли себе чего- то более подходящего?
Миррано вздохнул воздуха побольше, облегчение сдавило горло своей неожиданностью, ведь он уже начал терять надежду и даже робко намекал своим домочадцам, а не вернутся ли нам на Родину. – А когда надо? Я готов.
Тернер улыбнулся снисходительной улыбкой. – Я совсем не сомневаюсь в вашем профессионализме. Вы не должны про это думать. Я только переживаю за ваш язык…….просто….ну вы же понимаете……плохое знание американского языка очень сильно начнет стопорить вас в работе. Как с языком?
Миррано бегло отвечал ему на его вопросы. Тернер смачно цокнул языкоми.  К Миррано прильнуло столько адреналина в одно мгновение!  Ведь так всегда цокал его любимый учитель и коллега доктор Цобик и ему так показалось сейчас, что он разговаривал с ним. Теплое, родное до  боли ощущение изменило в одно мгновение все его настроение. Он даже выпрямился и сразу расправил плечи. Гельмут стал настолько тонким психологом. Он подмигнул отцу и уверенно произнес. – Папа, через пару лет ты станешь известен в очень широких кругах высшего общества. У тебя большое будущее!
Анри широко улыбнулся и дальше стал хвастаться перед  господином Тернером знаниями языка, расспрашивая его о его здоровье.
Тед Тернер отмахнулся. – В этом году я уже не смогу стоять у операционного стола, поэтому вся надежда на вас и господина Джонса. Мне сейчас очень нужны работники в клинику.
Затем его глаза почему- то внимательно стали рассматривать Билли. Тот так же с интересом слушал разговор Тернера с Миррано. И вот, Тернер направился прямо к нему и протянул ему руку для приветствия. – Вы, молодой мистер, я вас помню еще ребенком, но вы так быстро возмужали! Не буду задавать дежурные вопросы, сразу спрошу, кем вы хотите стать, когда окончите колледж?-
Билли запрокинул голову вверх и его блестящие глаза старались уловить тайный подтекст в словах господина Тернера. А тот еще был намного выше его, так как Билли не отличался высоким ростом. – Сэр, но я бы хотел поступить в медицинский колледж.
- Да……это хорошо и ты в него поступишь….а какой ты выбрал или еще не думал об этом?
- Очень хотелось бы в Йельский колледж. Буду стараться туда.
Тернер одобрительно качнул головой.
Бетси, когда подошел к ним господин Тернер напряглась. Она за руку держала Джизи и та все время дергала её, не желая долго стоять на месте, но высокий элегантный мужчина на какое то время привлек внимание Джизи и она весело его рассматривала. Бетси внутри себя волновалась, как на появление Тернера отреагирует господин Войцеховский, он не приветствовал Тернера всегда, а так сейчас не хотелось бы накалять и без того не веселую обстановку, да и дети были кругом, они не поймут. Она, совершенно машинально, как -то выдвинулась вперед, что бы стать аванпостом между Тернером и Войцеховским. Но….Тернера совершенно не заботила реакция на него кого либо из присутствующих. Он просто хотел сделать все по своему плану.
- А ведь я его так же заканчивал – возобновил он разговор с Билли.
Отчасти. Бетси пропитывалась гордостью, что такие именитые люди выделяют её сына, относятся к нему не только как к равному, но и с большим уважением и вниманием. Ей это так льстило! А Тернер продолжал. – Ты был протеже Ани….. ты станешь моим протеже. Так уж случилось в жизни, мне совсем не стало о ком заботится, а с каждым годом все острее ощущается эта потребность. – и он достал из кармана визитку. – Здесь мой рабочий и домашний телефон. Я буду рад видеть тебя в своей клинике. Приходи вместе с господином Миррано, ты прочувствуешь мир хорошей клиники. Запах операционной. Её атмосферу, что- бы четко понять, нужно ли тебе это.
Билли готов был прильнуть губами к руке, которая протягивала ему визитку, но передумал и только благодарственно приложил руку к сердцу.
Бетси испуганно обернулась к Войцеховскому, когда услышала неожиданно его голос, но её напряжение было напрасным. Артур держал малютку на руках и она уже уверенно восседала в его руках, которые после рук Бетси , больше всего предпочитала в их доме. Девочки очень тянулись к своему отцу. Ни нянечки, ни девочки Хелен и Миррано, когда приходили в гости, не вызывали у них такого повышенного внимание, как Артур. Он очень любил их, они любили его, его уверенность, силу, мужественность. Его плечи и грудь, словно защита от всего темного была в жизни и это только на подсознательном уровне, не объяснимом логически.  Артур подался вперед и стал рядом с Бетси. Он видел, как глаза Тернера жадно стали изучать малышку, пытаясь отыскать в ней черты матери. И Артур словно мысленно прочитал его желание и в ответ на посыл, развернул к нему девочку лицом.
Тернер не ожидал, что Артур предложит ему после кладбища поехать к ним домой и быть гостем и другом их семьи.
Бетси даже показалось вначале, что она ослышалась. Но это было так.
Тернер замешкался сам в своих чувствах, но затем очень четко, как бы разделяя каждое слово и стараясь сделать его более весомым, ответил. – Почту за честь. Мне это приятно.
Так же были приглашены семья Миррано и уже вскоре Том, встречавший машину у ограды поместья, округлил свои большие глаза, так как подъехало три машины. Он увидел острожного в своих движениях Тэда Тернера, неуверенно ступающего с тростью в руке и это его удивило, так как следом шел сам Войцеховский.
Открыв ворота, Том стал загонять машины и уже ему в спину раздался новый, совершенно неожиданный звук подъехавшей машины. Если бы она проехала мимо. Она же остановилась у самых ворот.
Том озадачился и вернулся назад. Солнце начинало падать медленно с самого пика своей высоты и фигура очень худенькой, женской особы в луче ослепляющего света, стояла около прибывшей машины и Том никак не мог вспомнить, кто это такая. Она была явно представительницей высшего класса, практически самых его сливок, но в глубоком возрасте, хотя смотрелась так уверенно и крепко. Отточенность движения и поступь, производило впечатления царственной особы. Том ничего не знал о королях и царях, но он хорошо помнил некоторые сказки, рассказанные ему матерью, о ведьмах, которые ведут себя по-королевски. Вот точно такое впечатление и сложилось у него об этой женщине. И в руках у нее так же была тросточка, которой она практически не пользовалась.
- Вы кого- то хотели увидеть, мэм? - робко спросил Том, до конца сомневающийся в том, что это все таки к ним.
- Уважаемый, позовите мне господина Войцеховского.
-Хозяина? – за чем-то переспросил Том, но уже готов был и отправится за только что вошедшими в дом, не дожидаясь подтверждения.
Он шел и чесал себе висок, так как появившаяся особа почему -то взволновала его, а почему, понять не мог. Уж слишком она была интригующей и этот ломанный английский язык? Она же точно не американка. А вдобавок ко всему, незнакомка даже не стала дожидаться, когда за ней вернутся и пригласят в дом. Она не торопясь, но как должное, отправилась вслед за Томом и тот в удивлении обернулся, но останавливать её постеснялся, ведь понятно было без сомнения, что эта женщина совсем не проста и хорошо знает хозяина.
Возле крыльца дама остановилась и осталась снаружи. Артур вышел быстро и его брови взметнулись в изумлении.
 -Элизабет?
- Это я Артур. – тихо произнесла женщина.
Том вышел следом, и понимал, что стоять и слушать разговор двух знакомых между собой людей неуместно, но его какая - то сила держала на месте и он только отошел чуть дальше, но уйти совсем ему не позволило всепоглощающее любопытство.
Войцеховский может и растерялся, но она продолжала говорить сама, заранее давая ответы на непроизнесенные вопросы.
- Артур, ты конечно же удивлен, но я все объясню. Если позволишь. Прошу. Не прогоняй меня. Выслушай.
- Лиза, пошли в дом – пожал он плечами.
Она замахала руками и издалека Тому показалось, что её уверенность – это хорошо разыгранная маска. На самом деле, она очень боится и боится хозяина. Её руки выдавали этот страх и неуверенность в себе. А вернее, неуверенность в данной ситуации.
- У тебя в доме много людей, давай я все что хочу, я скажу тебе сейчас. Я прошу только, послушай.
Артур сердито посмотрел на Тома, но ничего не  сказал. Том видел, Артур заинтригован и ему самому поскорее хочется узнать причину появления этой дамы около их дома, и в то же время, некоей тенью отдавало то, что он как бы уже заранее знает все, что услышит от этой женщины. А ей так важно было, что бы её выслушали, она вкладывала в это все свои силы и желание. Артур напрягся.
Элизабет фон Гейзерштад перевела дух и её трость плотно прижалась к бедру. Она словно искала дополнительные силы для важного для неё разговора.
- Я всегда была рядом с вами, Артур, не зримо, не давая никак о себе знать. Да. я уже стара, я старуха. Артур. Но, я живой человек. Мне нужно для чего -то жить. Зачем мне все мое огромное состояние, когда я одна. Я не унесу его с собой в могилу. И вот я прошу тебя……Артур. дорогой……позволь мне стать бабушкой твоим детям и отдать им все то, чем владею, все мое сердце вместе со всем моим состоянием. Я не знаю сколько позволит мне господь еще жить, как только я почувствую, что уже не смогу передвигаться самостоятельно, я не паду камнем на ваши руки , я самоизолируюсь, но пока подари мне эту радость, всю мою мечту, всю мою нерастраченную любовь подарить твоим детям. Ведь они твои. Артур. Я ни одним движением и ни одной мыслью не претендую на тебя……ты устраивай жизнь как хочешь. Я только молю об одном, можно я посвящу остаток своей жизни твоим малюткам и потом, моя любовь будет совершенно без претензий на их любовь. Я просто хочу быть с ними рядом, потакать их капризам, радоваться их улыбкам, подарить им свое сердце и пусть делают с ним что захотят. Ведь я так одинока! И жалости не хочу ни от кого, я просто уверенна, я это чувствую, я смогла бы подарить им так много любви! А ты меня воспринимай как гувернершу – это так нормально и правильно в моем положении! Поверь, каждое мое слово искренне и если я тебе не омерзительна в своем присутствии в твоем доме, дай мне хоть какое-нибудь место в нем. И я почту за счастье……..
Артур смотрел на нежную траву, пробившуюся между шлифованными булыжниками площадки у дома и ему и нравилась и не нравилась эта речь. И в то же время, рядом с ним появляется еще одна очень старая, знакомая давно душа, из той, прошлой жизни, наполненной таким энтузиазмом, новаторством и одержимостью, целями, грандиозными амбициями. И Элизабет словно была вестником из прошлого в будущее этой жизни. И надо сознаться, чувство оголтелого одиночества ему так же с недавних пор стало знакомо.
Она замолчала и напряженно ждала его ответ, а он почему- то медлил и  концентрированно  всматривался перед собой, что-то обдумывая. Том совсем потерял совесть и он это понимал, но он всматриваясь в лицо незнакомки, почему то до абсурда стал испытывать к ней жалость и чуть не расплакался сам. Он не слышал четко разговора, лишь некоторые фразы, но по лицу женщины понимал, она унижается и уже очень давно, хотя её положение и её мироощущение себя в этой жизни совершенно другие. Почему ж она так себя ведет? А тонкое, открытое лицо изначально располагало к себе.
Артур резко выдохнул, решившись на что-то.
- Лиза, в этом доме гораздо больше детей, чем ты думаешь. Ани сделала своим протеже сына своей служанки и я полюбил этого смышленого мальчишку, он очень хороший, он не столько сын нашей служанки, сколько член нашей семьи. Ты просто тогда будешь обязана принять и его. Ты готова к этому? И Бетси. Его мать. Она на правах не таких слуг, к которым ты привыкла. Она так же имеет голос в этом доме и она была для Ани другом. Видишь, возникает много нюансов. Если ты ничего не имеешь против, то я приглашаю тебя в нашу жизнь, в наш дом и пусть он станет и твоим, Лиза.
Слезы заблестели на суховатом лице пожилой незнакомки. Когда Том увидел радость у нее на лице и у него словно отлегло от сердца! Отлегло и он торопливо ушел прочь.
Артур сделал жест в сторону входной двери. Женщина поторопилась пройти в дом. Миррано и Хелен от удивления приоткрыли рты, но с пониманием поспешили поздороваться! Господин Тернер её никогда не видел. Все взгляды изучающе направлены были к ней. Она смутилась, но постаралась справится с волнением. И пусть эта дама была из высшего общества, её жизнь, её годы позволяли ей уже не нуждатся в уважении окружающих и она позволяла себе часто забывать о дрескоде и говорить прямо и сразу то, что она хотела сказать. Так она сделала и сейчас. Артур только с пониманием улыбнулся такому её вызову. – Господа, - обратилась она ко всем. Прошу принять меня в вашу жизнь и в вашем доме, я намерена здесь жить.- и шестым чувством, она сразу выхватила испуганный взгляд Бетси и направила слова к ней, услужливо подойдя и дотронувшись до её сложенных замком рук. – Милая, только вы остаетесь хозяйкой этого дома, я буду слушаться вас во всем. Моя цель только одна, жить и услуживать детям в этом доме. Артур вам все объяснит, я сделаю все, чтобы не быть вам в тягость и что бы вы меня приняли.
Бетси округлила глаза и тогда Артур поспешил добавить – Бетси. Это моя предыдущая жена, графиня фон Гейзейштарт. Она родом из Австрии. Я тебе все расскажу о нас…..не пугайся.
И тогда Бетси тихо ответила – Я все знаю. Мне Ани рассказывала……Если вы с добром, то я не могу ни в чем вам препятствовать.
- Я с добром- ответила Элизабет фон Гейзейштарт.


Рецензии