Пряничный город

Раннее солнце заливало окно электрички, первыми лучами, которые резали непривыкшие к такому аномально яркому свету глаза. От ледяной корки полурастаявшего снега, становилось ещё ярче, свет норовил выжечь сетчатку глаза.
Я опять ехал не «куда», а «откуда», от самого себя.
Сегодня утром в зеркале, я снова увидел совсем другого человека, ни маленького мальчишку, прибежавшего со школы, ни парня с гитарой у подъезда летним вечером, когда солнце, толком даже не садится за горизонт. Человека выдают глаза, они становятся глубже, пропадает блеск, пропадает внутреннее свечение, дело далеко не в морщинах и седине. Дело в глазах, в них исчезает дно, то дно которое светилось, теперь там темнота. Так вот из зеркала, на меня теперь смотрели именно такие глаза, с бездной вместо дна, черной, как объятия вселенной и такой же холодной. Взгляд стал холодным, но зла там не было, только холод.
Под стук колес, электричка уносила меня куда-то вдаль, а я и сам толком не знал куда. И проблема была не в том, что я не знал куда, а в том, что я не хотел знать. В руке крутился молчаливый мобильник, скорее, как привычка, а не ожидание звонка. Нельзя ждать звонка, даже не удосужившись включить звук. Остывший кофе не лез в горло, и стакан Старбакса так и оставался стоять целым на подлокотнике. В нем уже давно не осталось тепла, только обжигающая горечь. Некоторые действия, делаются на мышечной памяти, даже если в них нет толку. Так и этот стакан кофе был куплен, не что б выпить, а что бы купить. Глупо? Нет, просто это ещё одно действие, которое заполняет пустоту. Жизнь состоит из действий, как свитер из петель, они должны цепляться одно за другое, чтобы не было дырок.
Этот стакан был ещё одной петлей.
Настроение не вязалось с погодой, я не любил солнце, почему-то намного комфортнее мне было дождливым, туманным, серым утром, когда влага стоит в воздухе, заполняя все пространство, залезая под кожу. Я ждал этих дней, когда дождливые весенние и летние вечера придут на смену морозным, солнечным дням марта.
Тишину разбавлял только монотонный звук колес, синхронно стуча, они уносили состав все дальше и дальше. В вагоне было ещё пару человек, также задумчиво смотрящих на мелькающие деревья, которые блестели серебряной изморозью. Все вокруг было идеально белым и светлым.
Надо отметить, что если вы хотите начать жизнь с чистого листа, то такой весенний белый день, подойдёт гораздо лучше, чем понедельник или первое января. Другой вопрос, а стоит ли? Стоит ли перечёркивать прошлое? Ведь вопрос больше не в чистоте листа, а в почерке, который не меняется, и все теми же кривыми каракулями вы измажете ещё один идеально чистый лист. Я скептически относился ко всем людям, которые рвутся начать новую жизнь, с нового, чистого листа, и предпочитал, если так можно сказать, свою старую зашарпанную тетрадь.
Новые пассажиры не зашли ни на следующей станции, ни на других, чему я даже порадовался. Может ли боятся одиночества человек, внутри которого целый мир, целая вселенная? Нет. Ему не бывает скучно или одиноко, такие люди всегда самодостаточны, им никто не нужен, а вот они в большинстве случаев нужны окружающим, именно они первыми придут к вам на помощь. Они могут раздавать уверенность, как конфеты на Хэллоуин и этим завораживают, пленят и тянут за собой. Они грубоваты, саркастичны и не брезгуют черным юмором, но в душе, очень глубоко, под слоем льда, они слишком добры.
Протяжный скрежет колес по ползуну на рельсах, вытащил меня из мыслей, заставляя вернуться в действительность. Показалась небольшая городская станция, с бетонными столбами на которых висели круглые фонари и с деревянными скамейками, покрашенными под цвет бетона, давно выгоревшими на солнце. Тут я и вышел.
За одноэтажным строением служившим кассой, виднелись жилые дома и улицы, которые ещё не проснулись от сна. На пустынных пешеходных переходах, одиноко мигали светофоры, а солнце отражалось от витрин, ещё закрытых магазинчиков. Я медленно пошел вдоль главной, как мне казалось, улицы, рассматривая быт. В каждом городе или деревне, своя особая атмосфера, присуще только тому месту. Тут было странно, да именно странно, весь город походил больше на пряничный городок, с невысокими домами, покрашенными преимущественно в светло-бежевые, бело-красные и жёлтые цвета, с белой лепниной. Их хотелось поставить на Рождественский стол. Асфальт местами переходил в брусчатку и казалось, что сейчас по дороге проскачет тройка лошадей с каретой, а не одинокая утренняя машина, дите двадцать первого века. Тут все было немного неправильно, нелогично, и не вязалось друг с другом. Дома не взялись с кофейнями и магазинами на первых этажах, дороги с машинами, сам город с календарем. Если бы я не видел светофоров и других благ привычной цивилизации, я бы поклялся, что попал в век девятнадцатый, и встретить на улице гардемарина, про которых я так любил читать в детстве, обычное дело.
Было странно, но мне нравилось. Прохладный утренний воздух, ещё не прогретый солнцем, попадал в лёгкие, разносясь по капиллярам, взбадривая лучше любого кофеина. Я вышел на набережную, где уже синяя гладь была свободна от льда, за исключением небольших льдин, медленно плывущих по течению вдаль. Вода медленно, качала в своих объятиях пологие берега и гранитную облицовку набережной. Вдалеке виднелась пара рыбаков, первые повстречавшиеся мне люди, в этом необычном городишке. Солнце дорожкой играло на воде, и казалось в мире нет зла и несправедливости, все хорошо. Казалось, эта набережная и есть весь мир, остального будто не существует, а все воспоминания, это просто давно увиденная мимолетом кинолента чёрно-белого кино, и на самом деле, есть только ты, тихая гладь реки и весеннее солнце, а больше тебе ничего и не надо.
Не спеша я поплелся в поисках подходящего хостела или гостиницы, к моему удивлению, такие вывески встречались почти на каждом шагу. Я хотел что-то особенное, но что именно до конца сам не знал. По узким улочкам стал разноситься запах свежего хлеба, из начинающихся открываться пекарен и запах кофе, из маленьких уличных ларьков, которые открывали сонные, зевавшие продавцы.
На перекресте мое внимание привлекла маленькая улочка, если ее так вообще можно было назвать, которая уходила в тупик, а в тупике стоял небольшой трехэтажный отель, с коварной вывеской на деревянных массивных дверях, покрашенных под старину, с разводами и искусственными шероховатостями. У входа стояла скамейка, выдержанная в таком же стиле, а с двух сторон дороги росла небольшая аллея каштанов, которые, даже без листьев, держали дорогу в тени своей кроны, а летом тут наверняка настоящий оазис прохлады, от палящего солнца.
Я не был уверен работает ли отель и примут ли меня так рано, но всё же постучал в ожидании ответа. К удивлению дверь распахнулась практически мгновенно и на пороге появился мужчина, неопределенно-преклонного возраста, угадать приблизительно пятилетку никак не получалось. С темными, вороньими волосами с редкой, но яркой сединой, с мягким, но выразительным лицом, на котором проступали морщины, делая его более статным. Есть маленький процент людей, которым идёт старость, которые стареют с таким достоинством, что им завидуют молодые. Их несколько не тяготят года, они не отнимают у них сил, а кажется наоборот только придают, вселяя в жизнь вкус дорогого, изысканного вина с долгой выдержкой. Это был как раз тот случай. Несмотря на раннее утро, открывший мне дверь был в белой рубашке с накрахмаленным воротником и вязаном синем свитере, который одновременно подчеркивал образ, смягчая строгость, но поддерживая статность. Черные брюки и начищенные до блеска ботинки - образ дворецкого из книжек.
- Чем могу вам помочь? - голос оказался мягче, чем я предполагал, голос сказочника на утреннем радио.
- Мне бы номер, по удобству предпочтений у нет, а вот на какой срок не скажу, ещё сам не знаю.
Едва заметно улыбнувшись хозяин пригласил меня внутрь, предложив на выбор три варианта, на разных этажах. Я выбрал на верхнем, последнем этаже, небольшой номер с видом на крыши домов и край набережной. Большая деревянная, дубовая кровать и небольшой письменный стол, вот и все удобства моего номера.
Приняв душ и приведя себя в порядок после дороги, я спустился на завтрак. Других жильцов не было видно, и я в одиночестве развалился в кресле у окна с чашкой кофе, вторая попытка за утро выпить его горячим.
Хозяин делал какие-то записи в большой трухлявой книге в другом углу зала, сидя за небольшим письменным столом.
- Что привело вас сюда если не секрет? - спросил он, поднимая взгляд и снимая очки.
По правде говоря, я ждал разговора, это был случай, когда собеседник располагает, и беседа носит такой непринуждённый характер, в независимости от вашей степени знакомства, что невольно хочется поддерживать диалог.
- Такой простой вопрос и так сложно ответить, - усмехнулся я, подбирая правильные слова, - я пытаюсь убежать от себя, но всегда беру себе с собой...понимаете?
- Мало кто поймет вас как я, - молвил хозяин, - много лет назад я приехал сюда на первой утренней электричке с планами уехать на вечерней, и видимо моя вечерняя ещё не подошла.
- Вот как? - я на секунду увидел в этом статном человеке себя, свое будущее, язык не поворачивался даже про себя назвать его стариком, - что вас привлекло тут?
- Я убегал от плодов своего воспалённого воображения под названием мечты, вы мечтаете? Вот мой совет, бросайте это дело, если конечно у вас не мечты из разряда фантастики, такие пусть остаются. Мечта должна всегда быть мечтой, она не должна сбываться. Сбываться должны планы и цели, но не мечты. Ибо цель - продукт нашего труда, она всегда конечна и изначально имеет правильную форму, в то время как мечта, всегда расплывчата, не имеет необходимых форм, оговорок и подробностей. Ещё в них есть одна особенность, прекрасная и ужасная одновременно, мечты в большинстве случаев все же сбываются, но в исковерканной и извращённой форме, будто их переживали и выплюнули из другого измерения. Мечты — это лезвие, с ними лучше не играть, планы и цели куда надёжнее, меняйте мечты на цели.
Я никогда не слышал более точного определения мечтам...
- А ещё, - продолжил хозяин, - никогда не бойтесь мнения окружающих, даже самых близких, помните, что у всех есть своя выгода и свои амбиции, и иногда, чтобы реализовываться им, нужно похоронить ваши, не допускайте этого. Рвите, уходите, уезжайте, меняйте...ведь главное, что у вас есть это вы сами, вы сами для себя целый мир. Вам не нужны другие миры, не воруйте и не живите чужими жизнями.
Я так заслушался, что и это попытка выпить горячего кофе, провалилась.
- А ещё, - давая понять, что монолог подходит к концу собеседник вернул на нос очки, - помните, никогда не поздно начать, это иллюзия, вбитая в головы обществом, говорит нам, что и в каком возрасте надо делать или успеть сделать. Это все ерунда. Все, что вы должны успеть сделать, это прожить те дни, которые у вас есть, и не более.
Гостиная погрузилась в молчание, разбавляемое только ритмичным тиканьем настенных часов и шелестом страниц в книге.
Что я искал, от кого бежал и что хотел найти... Есть вопросы, которые лучше не задавать и ответы, которые лучше не слышать. Именно здесь, в этом странном и противоречивом городе, ранним утром с чашкой кофе в пустой гостиной отеля, я почувствовал странное, новое чувство...чувство покоя. Я хотел запомнить этот момент, продлить его как можно дольше, и кто знает на сколько теперь я останусь в своем номере на третьем этаже с видом на крыши и край набережной.