Маленькая жизнь

Это история о дружбе, которая казалось чем-то неизменным, может даже вечным, но оказалась бессильна перед обстоятельствами, от которых, как известно, никуда не деться. А начиналось все в небольшом провинциальном городе Франции с узкими улочками и миниатюрными домами, своим видом больше напоминавшими кукольные. Казалось бы, в таком городке, где люди буквально живут друг у друга на голове, невозможно чувствовать себя одиноким. Но малышка Фредерика легко могла бы с этим поспорить, ведь за свои девять с половиной лет ей так и не удалось завести ни одного друга. Ее мама очень беспокоилась по этому поводу и беспрестанно водила дочь по всевозможным драмкружкам и секциям, учила заводить друзей, но от подобного рвения своей матери Фредерике становилось только грустнее, все чаще посещали мысли, что она всегда будет одинока. Свободное время та всегда проводила во дворе, качаясь на старых, проржавевших до основания, качелях, и рассматривая прохожих. Но однажды, сидя вот так и с увлечением читая найденную дома книгу, девочка вздрогнула от шороха гальки под чьими-то торопливыми шагами, за которыми последовал пронзительный скрип качелей. Фредерика подняла свои чудные карие глаза и с опаской перевела их на незваного гостя, так грубо нарушившего границы ее личного мира, размером четыре на четыре. Рядом с ней сидела девочка постарше с игривыми серыми с поволокой глазками, с интересом рассматривая ее. Фредерика смутилась и опустила глаза, но что-то внутри нее рвалось навстречу незнакомке, а в голове крутилась одна единственная мысль: «Давай же, Фредерика, заговори с ней!»  Преодолевая сковавшую все тело робость, Фредерика все-таки поднялась со своего места и направилась к белокурой девчушке, ведомая неизвестно откуда-то взявшейся уверенностью: с этой девочке ее будет связывать нечто особенное. Ее звали Франсуаза, она оказалась действительно старше на целых три года, что делало ту в глазах маленькой Фредерики совсем взрослой, и ей еще больше захотелось подружиться с загадочной незнакомкой. С первой же минуты они нашли общие темы, говорили обо всем на свете и никак не могли наговориться. Франсуаза родилась в Париже, а потом отца перевели сюда по долгу службы, и семья была вынуждена переехать. Благодаря ее рассказам о жизни в столице, перед Фредерикой начала приподниматься завеса над таинственным миром за пределами привычного городка, о котором она знала только по книгам, ведь после смерти отца мать зареклась покидать его. Франсуаза с удовольствием делилась воспоминаниями о жеманных француженках и чопорных французах, комично пародируя их походку, а также манеру говорить или смеяться. Фредерика внимательно слушала ее рассказ, жадно ловя каждую деталь, даже самую незначительную, взамен поведав новой подруге о морских путешествиях, приключениях, пиратских фрегатах и сражениях, о которых читала в любимых книгах. Они проговорили до самого вечера и, прощаясь, условились встречаться каждый день в одно и то же время на этом месте. И сдержали данное друг другу обещание. С этого дня девочки виделись каждый день, с нетерпением и трепетом ожидая следующей встречи. Удивительно, но темы для разговоров никогда не иссякали, а беседа лилась так легко и непринужденно, словно они не виделись целую вечность.
Летели годы, Фредерика и Франсуаза были по-прежнему неразлучны и проводили все время в обществе друг друга. Незаметно для них минуло девять лет, и на спокойный во все времена городок, в котором никогда и ничего не происходит, обрушилась волна, которая смела на своем пути все, что было дорого сердцам живущих в нем людей. Во Францию пришла война. Город тонул в звуках то и дело раздающихся выстрелов, заглушить которые был способен лишь тревожный вой воздушной тревоги. Испуганные жители рассыпались по своим ненадежным домишкам, стремясь спрятаться от того ужаса, что разворачивался на их любимых улочках.  Призрачный свет сотен прожекторов зловеще заглядывал в окна, проникал в каждый угол, лишая возможности не участвовать во всеобщем безумии. Улицы, некогда переполненные улыбающимися лицами, пустовали; вместо них они наполнились чудовищными стонами раненых, плачем сотни малышей, потерявших родителей, но продолжающих настойчиво звать и трясти тех за плечи в надежде, что они откроют глаза. Но, пожалуй, самым страшным знамением была тишина. Именно в тот момент, когда все затихало, люди начинали готовиться к худшему. Оглушающую тишину нарушали лишь сбивчивые молитвы на разных языках, доносившееся из разбитых окон полуразвалившихся домов.
Когда обстрелы прекращались, давая городу краткую передышку для восстановления сил, которых с каждым днем становилось все меньше, одна половина населения просила снисхождения у высших сил, как можно крепче прижимая к себе детей, тогда как другая решалась на рискованный шаг, крепко прижимая к себе оставшееся имущество, то, которое, по мнению немцев, не представляло никакой ценности, чтобы бежать, пока городок еще не был полностью оккупирован. Так и семья Минош решилась на бегство без промедления, несмотря на слезные мольбы и уговоры их старшей дочери, Франсуазы, дать ей время попрощаться со своей горячо любимой подругой, которую она вряд ли увидит вновь. Но медлить было нельзя, ведь бомбежка могла возобновиться в любую секунду, в очередной раз развеяв и без того призрачные надежды на то, что все наконец закончилось.

С началом войны встречи девушек не прекратились, изменилось лишь место. Теперь они виделись в подвале старого театра, который с началом войны начали использовать в качестве бомбоубежища. По крайней мере, там они были в полной безопасности. Фредерика сидела внутри уже около получаса, слушая шаги немецкой армии над головой, их чеканные шаги и стук карабинов об асфальт. Франсуаза никогда не опаздывала на их встречи. Услышав взрыв неподалеку от своего укрытия, девушка резко упала на землю, прикрывая голову руками, как учила делать мать в подобных случаях. Как только все стихло, по мостовой застучали десятки ног, то и дело слышались взволнованные голоса и причитания. Фредерика осторожно поднялась наверх к остальным, протискиваясь сквозь толпу, но завидев, что стало причиной этого столпотворения, едва устояла на ногах, поддерживаемая чье-то крепкой мужской рукой. На месте, где долгие годы располагался дом Франсуазы Минош, зияла уходящая глубоко в землю воронка.

***

Минуло пять лет. Война наконец закончилась, унеся с собой сотни тысяч жизней и оставляя в сердцах тех, кто остался в живых, рубцы, которые, увы, никогда не затянутся. Фредерика уехала учиться в Лондон, поступив там в престижный университет, и регулярно радовала мать письмами о своих успехах. Девушка была помолвлена с мужчиной старше ее, влияние которого распространялось на всю Англию. Стоял необычайно морозный для начала осени день, Фредерика, поплотнее запахнувшись в пальто, поправила элегантную шляпку, и взяла своего жениха под руку, продолжив прогулку. Томас, высокий и красивый мужчина, наградил ее нежной улыбкой, невесомым жестом коснувшись тонкой кожи ее перчатки, затем продолжил разговор с коллегами о банковских сертификатах и облигациях, в которых она ничего не смыслила, и быстро утратила нить разговора. Их компания остановились у кинотеатра, потрепанный фасад которого напоминал о тяжелом времени, от которого еще никто не успел оправиться, однако старательно изображал обратное. Непринужденная беседа тут ж сменилась спорами о преимуществах одного фильма, идущего в прокате, над другим. Чей-то настойчивый взгляд прожигал насквозь затылок Фредерике, она упрямо игнорировала его, украдкой поглядывая по сторонам, но наконец сдалась и обернулась, желая покончить с этим. На противоположной стороне улицы, прислонившись к стене старинного здания, которых в Лондоне было в избытке, стояла девушка лет двадцати пяти-шести. Ее холодные серые глаза смотрели прямо на Фредерику, не отрываясь. На лице незнакомки промелькнула мимолетная улыбка, а в серых глазах вновь заплясали былые искорки.

- Фредди, идем. Мы наконец сошлись на том, что было бы неплохо посмотреть комедию.

Фредерика, словно завороженная, рассматривала эту родную, но в то же время такую незнакомую девушку, не смея пошевелиться.
- Фредерика, - повторил Томас чуть громче, коснувшись ее плеча, - Я купил билеты. Идем, а то опоздаем.
- Дайте мне минуту, - ответила та и вновь взглянула на то место, где только что стояла Франсуаза. Но там никого не было.