Шахта мёртвых

 Егоров не плакал. Ни во время похорон жены, ни теперь, спустя неделю. Он находился словно в толстом пузыре, сквозь который смотрел на мутный мир и слышал его отдалённые звуки. Чья-то рука подносила ему стакан, он выпивал, но не чувствовал вкуса и опьянения не было. Сидел, уставившись в одну точку, и даже мыслей как таковых не было, а оцепенение.
Различил старческий голос отца. Когда тот успел приехать? Остроносое лицо с длинными седыми волосами всплыло перед Егоровым. Старик провёл рукой перед глазами сына, пробормотал невнятные слова и Егоров будто протрезвел, начал слышать всё и картинка стала чёткой.
  - Зачем, бать, приехал? - последний раз они виделись лет десять тому, при подобных обстоятельствах, на похоронах матери Егорова.
  - Да, нужен ты мне больно, - голос у отца был скрипучий, неприятный, похожий на звук гвоздя, царапающего жестяной лист. - Меня  попросили, я и приехал.
  - Кто попросил?
  - Кто, кто. Наташка твоя и попросила.
Егоров подскочил на месте и с ненавистью уставился на отца.
  - Врёшь, старый!
Старик не ответил, только махнул рукой, да презрительно ухмыльнулся, и Егоров понял, что тот говорит правду. В семье все знали, что батя не простой, а что-то вроде колдуна, или какого знахаря. Мог лечить людей, судьбу предсказывать. За ним часто приезжали по ночам и умоляли его поехать и помочь. Семья привыкла и не особо интересовалась что он там делает, особенно, если утром тот возвращался с сумками набитыми едой и полными карманами денег. А сам при этом запирался в сарае и по двое суток не выходил.

Старик достал термос, налил в крышку густой чёрной жижи и по комнате распространилось едкое зловоние. Он отхлебнул, не морщась, как чай, и спокойно продолжал:
  - Решать тебе, оно нужно, или нет. Моё дело весть передать.
Егоров силился понять, что отец имеет ввиду. Смотрел ему в выцветшие зелёные глаза, но взгляд старика выдержать не смог, отвёл свой.
  -  Я тебе не верю, ты... Ты опять обманешь, - Егоров сразу понял, что говорить этого не стоило, но от какой-то обиды, похожей больше на детскую, ему хотелось кричать и обзываться на отца.
  - Слушай сопляк, - глаза старика сузились, он подался вперёд и Егорову стало нечем дышать, будто его схватили за горло. - Я притащился сюда не сопли твои утирать, мне плевать на тебя и на бабу твою. Но, ты, скотина неблагодарная, ноги мне целовать должен, что я твоих покойников убалтываю, а не к тебе они шастают. А ты бы обосрался и приполз бы сразу к папочке, потому что кишка у тебя тонка, щенок.

И вот тут Егорова прорвало и он, впервые за эти дни, заплакал. Заплакал горько, как маленький, совсем не стесняясь и не пряча слёз.
  - Воо, завыл, - старик отвернулся, борясь с жалостью к сыну, но продолжил также сухо. - Тебе надо до завтра успеть найти её. Там вопрос не закрытый. Иначе утянет она тебя со временем.
Егоров скулил и всё лицо его было мокрое, капли падали на штаны.
  - За Нефтянкой сразу есть шахта брошенная, вот внутри её и найдёшь, - старик достал из кармана что-то плоское круглое. - Если там какой охранник, или сторож будет, дай монету, ничего не говори только.
Всё, что не сказал живой жене, вся боль следующих дней, его ступор и сухое молчание, всё это теперь слилось в единую жгучую боль внутри и Егорову так хотелось обнять отца, или кого-нибудь, кто сможет его пожалеть и успокоить.
  - Я сейчас поеду, - сквозь слёзы пролепетал он.
  - Скоро стемнеет, лучше утром, - старик, кажется смягчился, говорил спокойно, но на сына не смотрел и встал, собираясь уходить.
  - Сейчас поеду, - повторил Егоров.
  - Ну, дело твоё, - отец пошёл к двери, уже открыв, обернулся и добавил, - только ты это, не прикасайся там к ней, а то отпустить не сможешь.

Через мутную мелкую Нефтянку лежал кривой мост с гнилыми перилами, а сразу за ним начиналась огороженная территория с тёмными бараками и заброшенной шахтой. Егоров попросил таксиста подъехать ближе, к самым воротам, но тот стал упираться:
  - Не, не, дружище, я туда не поеду, ну нафиг. Я там по-любому либо гвоздей нацепляю, либо днищем сяду. Тебе надо - ты и иди, хрен знает, что ты удумал.

До ворот от дороги было не далеко, но уже начинало темнеть и забор с торчащими над ним крышами, стал сливаться со стеной леса вокруг, к тому же под ногами всё поросло сорняком и Егоров несколько раз сильно спотыкался, зацепившись то за торчащий из земли штырь, то вступив в пакет с мусором. Ворота и весь забор были из высокого самого дешёвого профлиста. Не было ни таблички, ни ручки, ни звонка - наглухо закрыто. Два раза Егоров робко стукнул в гулкий лист с вырезом под дверь, но понял, что, скорей всего, это бессмысленно и надо искать лаз, или обход. Он пошёл влево вдоль забора, раздвигая тугие кусты и цеплючую траву, репей облепил все шнурки на ботинках и даже на воротнике рубашки оказалось несколько колючих шариков. Впереди внизу он увидел отогнутый край листа и полез в дыру.

Территория заброшенного предприятия была большая, а из построек только четыре вытянутых барака, да за ними низкая круглая башенка - это вход в старую шахту, которую закрыли лет двенадцать назад, когда там погибло сразу двадцать три человека рабочих. Для небольшого городка это было большой трагедией и, наверное, каждый житель кого-то да знал из погибших.

Идти по главной дороге между корпусов он не решился, взял опять влево, пробуя обогнуть кругом, ближе к забору, и подойти к шахте сзади. По пути пришлось перелезать через затвердевшие песчаные насыпи, на верхушках которых уже успели вырасти мелкие деревца, и, когда он приближался уже ко второму бараку, услышал лай собаки. К этому времени почти стемнело, Егоров обернулся и увидел приближающиеся метания фонарика по земле. Стало страшно, сердце его заколотилось бешено о рёбра. Он не стал убегать, просто стоял и ждал, когда его заметят. По его лицу пробежал свет и из мрака вышел мужик с собакой на поводке. Лицо мужика сложно было разобрать из-за слепящего фонаря, зато собака была лютой - хрипела и рвалась на Егорова, оголив клыки в пене.
  - Приплыл ты, браток, - беззлобно и буднично констатировал мужик. - Я тебе сейчас колени прострелю.
И действительно, достал из кобуры пистолет и взвёл курок. Егоров страшно перепугался.
  - Подождите, пожалуйста, - он забыл, что не надо говорить с охранником, при этом судорожно вытащил из кармана монету и протянул.
Мужик не сразу взял, но когда всё-таки взял, собака от чего-то резко перестала лаять и, словно потеряла к Егорову всякий интерес. Охранник покрутил монету в пальцах, резко развернулся и пошёл прочь. Егоров постоял немного, отдышался, посмотрел, что небо заполнили звёзды и пошёл к башне.

Ворота в башне, ведущей в шахту были деревянные, на металлической раме. Рядом находилась облупившаяся фанерная дверь. Егоров потяну - она легко открылась, заскрипев пружиной. Он вошёл в гулкое фойе без окон, полностью погружённое во мрак. Вспомнил, что на телефоне есть фонарик и с облегчением его включил. В центре этого большого холла располагался эскалатор, такой же как в метро и рядом с ним рельсовая дорога с натянутым тросом, видимо для подъема добычи лебёдкой. Фонарик не доставал до низа, но оттуда явно шёл негромкий гул, может работал мотор какой-нибудь. У эскалатора некоторые ступени были выломаны, а другие болтались и пружинили, когда на них наступешь. Аккуратно спускаясь и держась за борта, Егоров, тем не менее, несколько раз чуть не сорвался вниз, но удержался и даже не выронил телефон. Минут через пятнадцать напряжённого спуска он упёрся в арку, полностью, до самого потолка, зашитую таким же профлистом, как и забор вокруг всей территории. И также в середине была прорезь под дверь без ручки и звонка. Из-за двери шёл этот гул, теперь уже гораздо громче. Звук напоминал улей, кишащий пчёлами, только судя по громкости, эти пчёлы были очень крупные. Он не решался постучать, но и стоять тут в темноте со слабым фонариком тоже не хотелось. Он поводил лучом по стенам, посветил вверх по эскалатору, оценивая, что дорога обратно будет сложнее и в этот момент гул усилился, потому что дверь за ним приоткрылась. Он в испуге обернулся. Перед ним стояла Наташа. Она закрыла за собой дверь и смотрела на него. Не накрашенная, чистая, словно совсем молоденькая, в каком-то сером халате, волосы длинные и распущены по плечам.
  - Наташа, - голос Егорова дрожал. Нет, ему не было страшно, просто он не знал, как себя вести и, если честно, не верил, что сбудется сказанное стариком.
Она смотрела без эмоций и, когда заговорила, голос оказался такой же, холодный и не живой.
  - Ты вовремя, успел.
Она была необычайно красивая, наверное, как в первый год, когда они познакомились.
  - Почему ты оставила меня, Наташенька, я же... Я же тебя...
  - У меня осталась дочь.
  - Что? Как дочь? - этого Егоров никак не ожидал.
  - От тебя, - Наташа говорила коротко и сухо.
  - Что?!
  - Когда мы расстались, я была беременна и у матери родила. Потом мы снова сошлись, но я не хотела, чтоб ты воспитывал мою дочь. Ты злой человек.
Егоров задыхался от всего, что за минуту с ним произошло; от присутствия неживой жены и от факта, что у него есть дочь и ей уже видимо больше трёх лет.
  - Теперь я узнала, что мать скоро умрёт, поэтому тебе придётся забрать Алису.
Ещё и Алисой назвала, знала же, что это любимое женское имя у Егорова. В голове у него вскипал мозг. Гнев начал подкатывать к горлу, кулаки сжались сами собой и он с ненавистью кинулся на Наташу, схватил её за шею и начал душить.
  - Сука, холодная тварь! Что ты наделала!
Наташино лицо даже не шелохнулось, а кожа была твёрдой и холодной. Они упёрлись в дверь за Наташей, та распахнулась и Егоров повалился на жену и влетел внутрь шахты. Это была огромная пещера, высокая и уходящая под небольшим наклоном далеко вниз; с потолка светило несколько тусклых ламп, и всюду вокруг стояли голые посиневшие люди и горлом издавали булькающий звук, тот самый, который Егоров принял за рой пчёл. Мёртвым не было конца и края, их были тысячи и все они в один момент повернули свои холодные глаза в сторону Егорова, а он продолжал двумя руками держать Наташину шею. Дверь за его спиной захлопнулась и медленные ледяные руки потянулись к Егорову со всех сторон. А Наташа отрешённо смотрела в пустоту сквозь мужа. Он сначала стал отмахиваться и отбиваться от тяжёлых холодных рук, но их было так много, что они своей тяжестью придавили его к земле и стали тянуть его в разные стороны онемевшими пальцами, щипали и рвали одежду, разрывали по частям Егорова. А он кричал, пока рука не схватила его как клешнями за язык и не вырвала с корнем.


Девочка с большими удивлёнными глазами залезла на автобусное сиденье с ногами и тянула деда за уши и за нос.
  - А почему у тебя такие длинные волосы?
Дед делал вид, что он строгий, хотя сам улыбался.
  - Так, ну-ка, не балуй мне, сядь на попу.
  - А мне бабушка говорила, что ты волшебник, - не унималась девочка.
  - Конечно. Сейчас тебя в лягушку превращу, - дед пощекотал девочку, та залилась радостным смехом и повисла у него на шее.