de omnibus dubitandum 97. 401

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО СЕДЬМАЯ (1860-1862)

Глава 97.401. НИЧЕГО, Я ПОЙДУ САМА!..

Nimes-Avignon. 13 сентября 1862 г.

    Даже из своей кареты Бисмарк услышал, как Кэтти восторженно крикнула, показывая на старинный виадук Понт-дю-Гар.

    — Ой, я хочу туда!

    — Но я не могу… — сказал Орлов, кивнув на свою правую руку.

    — Ничего, я пойду сама!

    Однако одну ее, конечно, к виадуку не пустили, Бисмарк пошел с ней, а Николай остался на речном пляже и через подзорную трубу наблюдал, как они поднялись к древнеримскому виадуку через реку Гардон, когда-то называемую Гар.

    Тысячу восемьсот лет назад, во времена Римской империи, это гигантское трехъярусное сооружение, построенное по приказу знаменитого Марка Агриппы за девятнадцать лет до рождения Иисуса Христа, было частью сорокакилометрового водопровода и снабжало водой Ним, Авиньон и все соседние города и селенья. Но потом это сооружение было заброшено и разрушаемо временем, и только недавно его восстановили по приказу Луи-Наполеона.

    И вот там, наверху, у начала третьего яруса виадука, заросшего кустарником и диким виноградом, Бисмарк, рассказывая про Марка Агриппу, решил, что момент настал — он обнял Кэтти, поднял над землей и…

    О, Боже, ее губы ответили ему!

    Спустя минуту они, забыв Агриппу и невидимые никому, уже катались по земле. Но Кэтти яростно сопротивлялась:

    — Нет! Ни за что! Нет!..

    — Si! Ja! — теряя голову, твердил он по-французски, по-немецки и по-русски. — Да! Да! Я люблю тебя!

    — Нет! Я не могу, я княгиня!

    Наверно, своим весом он настолько придавил ее к земле, что мелкие камни оцарапали ей плечи и спину, слабо прикрытые летним сарафаном.

    — Stop it! — сказала она. — Мне больно!

    Конечно, он отпустил ее. Кэтти порывисто встала, оставив на земле свою шпильку.

    Он поднял эту шпильку и положил в карман.

    Дальше они пошли молча. Далеко внизу, на пляже стояли две кареты, в сторонке лошади щипали траву, слуги и кучеры полдничали под тенистой оливой, а Орлов все смотрел в свою подзорную трубу.

    Однако Бисмарка и Кэтти он видел лишь в просветах диких оливковых рощ, да и то, когда они спустились пониже.

    На узенькой тропе Кэтти на ходу поправила волосы и показала Бисмарку свое плечо в синяках.

    — Что мы скажем Николаю?

    Он пожал плечами:

    — Что «дядюшка» чудом спас «племянницу».

    — Хм! И много у вас таких племянниц?

    Он резко остановился, двумя руками взял ее за худенькие плечи и повернул к себе.

    — Кэтти, вы единственная! И я люблю вас так, что готов съесть!

    — И я вас! Это ужасно… — вдруг сказала она и своими крохотными кулачками стала снова колотить его по груди: — Ужасно!.. Я вас обожаю!.. Потом сорвалась с места и бегом помчалась вниз по тропе.

    «22-летняя княгиня Орлова — ее звали Екатериной, урожденная Трубецкая — была совершенно очаровательной. Она выросла во Франции и говорила по-французски, английски, немецки и немного по-русски. До встречи в Биаррице она не была знакома с Бисмарком, но, согласно нашей скудной информации, возникшие между ними отношения довольно скоро вышли за пределы простого курортного приятельства» (В. Рихтер. «Бисмарк»).

    Спустившись с горы, они подошли к каретам. Слуги и кучеры стали поспешно собирать свою снедь и «скатерть-самобранку».

    — Николя, — обратился Бисмарк к князю. — Я очень перед вами виноват…

    — Что случилось? — спросил Орлов, глядя на Кэтти.

    Бисмарк показал вверх, на виадук:

    — Там, наверху, карабкаясь с княгиней по виадуку, я увидел, как она оступилась на «живом» камне на самом краю обрыва. В ту же секунду я быстро шагнул к княгине и, обхватив ее одной рукой, спрыгнул в канал. В результате я, конечно, спас княгиню от увечий. Но — не уберег от синяков и царапин. Велите меня казнить.

    Слово «княгиня» он произносил с особым подтекстом, понятным только ему и Кэтти.

    Но Орлов этого подтекста не уловил, он перевел взгляд с Бисмарка на спину жены и снова на Бисмарка.

    А Кэтти спокойно отвернулась и сорвала веточку с оливкового дерева.

    — Катарина, — сказал ей Орлов. — Я вижу, вы в своем безрассудстве можете и жизни лишиться.

    Кэтти независимо повела плечом, шагнула к карете и остановилась в ожидании, когда муж поможет ей подняться на подножку.

    Он подал ей руку со словами:

    — Всё, мон амур! Путешествие окончено. Мы едем в Женеву.

    — Но я хочу к маменьке в Фонтенбло! — громко сказала она, усаживаясь на сиденье.

    Князь Орлов повернулся к Бисмарку:

    — Извините, барон. Служба требует моего присутствия в Женеве, — и он протянул Бисмарку свою левую руку. — Адьё!

    Бисмарк пожал ему руку и ответил по-русски:

    — До свидания.

    Орлов сел в карету и приказал кучеру:

    — Трогай!

    Карета тронулась, Бисмарк стоял на дороге и смотрел ей вслед.

    Через несколько секунд из окна кареты высунулась Кэтти с оливковой веткой в руке.

    — Дядюшка! Это вам! — крикнула она и бросила веточку на дорогу.

    Кучер стегнул лошадей, и карета Орловых унеслась прочь, подняв облако пыли.

    Когда пыль осела, Бисмарк подошел к брошенной ветке, поднял ее и поцеловал. Ведь это была оливковая веточка, она обещала ему весь мир и встречу в Фонтенбло.