Царскосельский парк. Непростая судьба призраков

(*Памятник Григорию Потемкину в Херсоне)

        Пушкин окончил Лицей в 1817 году. Прошло более десятка лет. Много раз переменилась жизнь поэта; казалось бы, его память обогатилась новыми яркими впечатлениями. Их вполне достаточно для активного творчества. Однако по-прежнему цепки юношеские воспоминания.  Трудно не заметить, что Пушкин снова и снова обращается к монументам Екатерининского парка.
        Год 1829. Написан новый вариант «Воспоминаний в Царском селе».

        «Садятся призраки героев
        У посвященных им столпов,
        Глядите, вот герой, стеснитель ратных строев,
        Перун кагульских берегов.
        Вот, вот могучий вождь полуночного флага,
        Пред кем морей пожар и плавал и летал.
        Вот верный брат его, герой Архипелага,
        Вот наваринский Ганнибал».

        Как и в первом варианте "Воспоминаний в Царском селе 1815 год", имя этой колонны не названо. Но не надо сомневаться, речь идет о ней.
        Иван Абрамович Ганнибал изображен в виде призрака. Надо полагать, толчком для создания этого стихотворного образа стала Морейская колонна, вернее, призрак ее, колонна, которой по-прежнему не было на положенном месте.
        Обычный обыватель отсутствие колонны не заметит - мало ли других монументов? Но для Пушкина это вопрос особый и болезненный еще с лицейской поры.
        Что с ней произошло – непонятно. Пушкин догадывается, но в обсуждение не пускается. Не может или не хочет. Слишком много неясного. Для нас, потомков и любителей его поэзии, призрак колонны полезен тем, что придал импульс авторской фантазии Пушкина.
        Александр Сергеевич развивает тему призраков и достает из небытия призраки Румянцева, братьев Орловых и Ивана Ганнибала - героев, в честь которых были установлены монументы.
        Поскольку военачальники ушли из жизни, упоминание их имен, как призраков, теперь никого не обидит.
        Федор Орлов и его родственник Ганнибал садятся возле некоего столпа. Поэт не приводит название монумента, но где же им присесть, как не у Морейской колонны, им обоим посвященной?

        Год 1836. «Капитанская дочка».
        В Екатерининский парк проникает дочь погибшего капитана Миронова.   «Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. … Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит». И Марья Ивановна увидела даму, сидящую на скамейке противу памятника…».
 
        (*Боровиковский. Екатерина на прогулке вблизи Кагульской колонны)

        В памятнике, посвященному победе графа Румянцева, узнаем Кагульскую колонну.
        Дама « была в белом утреннем платье, в ночном чепце и душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо её, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».
        Пушкин не мог видеть Екатерину Вторую. Императрица ушла из жизни за два с половиной года до его рождения. Скорее всего, Пушкин описывает лицо другой  женщины. С сильным характером, загадочную и прекрасную. Но это предположение.
 
                (*Портрет Екатерины Второй)

        Согласно повести, императрица изучила вопрос и решила все проблемы Маши Мироновой.
        Опять же, согласно повести, их встреча состоялась ранней осенью 1774 года. Дата установки Морейской колонны 1771 год.
        Александр Сергеевич мог устроить свидание милых дам поблизости от дорогого ему памятника. Ему ничего не стоило описать круглый столб колонны, пьедестал, цветовые оттенки камня, ростры кораблей вверху, парковые окрестности. Но Пушкин не сделал этого.
        Почему?
        Потому что Александр Сергеевич никогда не видел Морейской колонны, и, скорее всего, не был знаком с ее чертежами и описаниями.
        Последнее посещение Пушкиным Екатерининского парка относится к лету 1831 года. Поэт с молодой женой отдыхал в Царском селе, посещал Екатерининский парк, и беседовал с тогдашними воспитанниками Лицея.
        Несколько позднее Пушкин приступил к работе над повестью «Капитанская дочка», куда, как фрагмент, ввел парковую встречу Марии Мироновой с императрицей и объяснил  публике, как с помощью добрых людей можно получить столь высокое рандеву.
        Добиваясь максимальной убедительности, в повести «Капитанская дочка», Пушкин не стал отягощать читателя, да и себя, ненужными догадками о Морейской колонне, описанием того, чего не видел сам. 

        По совокупности косвенных признаков следует остановиться на том, что Морейской колонны не было на месте ни во времена лицейского отрочества Пушкина (1811 -1817 годы), ни в 1831 году, когда он последний раз посетил парк.
 
        Вспомним недавнее:

        «Первая проталина
        - Похороны Сталина.
        Гипсовую статую
        Сняли втихаря…»

        Секретность политических решений почти всегда была у нас национальной традицией.
        Вот что писали питерские поляки об ужасном наводнении 7 ноября 1824 года: «…в 2 часа пополудни вода пошла на убыль; она шибко понижалась и к 6 часам улицы были уже свободны от воды. Замечательно, что известие о наводнении не были напечатаны ни в одной газете, тайну делали из того, чему были свидетели 400 тысяч человек».
        Между поляками - русскими подданными, ходила шутка, что «по прошествию грозы, сторож, с важностью хранителя государственной тайны на вопрос «Куда гром упал?», отвечал: «Не велено сказывать».

        Через годы, в силу каких-то новых обстоятельств, колонна  вернулась из небытия. Памятник установили на прежнее место, и все стало как прежде, кроме одной детали: вместо бронзовой доски с описанием событий была укреплена доска медная.
        Вот что пишет полковник Вильчковский СН, полицмейстер дворцовых зданий Царскосельского дворцового управления. «В нескольких шагах от Чертова моста, на берегу первого пруда, стоит малая Ростральная колонна, поставленная 4 октября 1771 года по повелению Екатерины II, в честь подвигов, оказанных в Средиземном море графом Федором Григорьевичем Орловым. Колонна из синего, с прожилками, олонецкого мрамора. На пьедестале из белого сибирского мрамора.
        Медная доска, с надписью, современная, она заменила пропавшую старинную бронзовую доску.
        Надпись гласит: «1770 года, февраля 17 дня, граф Федор Орлов с двумя Российскими военными кораблями приплыл к полуострову Море в Средиземном море у порта Витуло, сухопутные войска высадил на берег и пошел сам к Модону по соединении с христианами тоя земли. Капитан Барков со спартанским восточным легионом взял Пассаву Бердони и Спарту; капитан же князь Долгорукий со Спартанским западным легионом покорил Каламату Леоктари и Аркадию; крепость Наваринская сдалась Бригадиру Ганнибалу.
        Войск российских было числом шестьсот, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он; в плен турков взято шесть тысяч». (Вильчковский СН. Царское село. 1911. СПб. Издательство Голике и Вильберга.)
        Автор не обнаружил замены бронзовых досок на других парковых монументах.

        А вот сведения о другом призраке.

        От 27 марта 1798 года
        генерал - прокурор князь Куракин
        новороссийскому губернатору
        тайному советнику Селецкому

        Секретное предписание:

        «Известно государю императору, что тело покойного князя Потемкина доныне еще не предано земле, а держится на поверхности в особо сделанном под церковью погребу и от людей бывает посещаемо, а потому, находя сие непристойным, высочайше соизволяет, дабы все тело, без дальнейшей огласки, в самом том же погребу погребено было в особо вырытую яму, а погреб засыпан землею и изглажен так, как бы его никогда не бывало».
        Повеление исполнили ночью 28 апреля; но, хотя все работы делались секретно, они вызвали к жизни легенду, быстро облетевшую Россию и проникшую за границу, о том, что тело Потемкина было вынуто из гроба и выброшено.
Император Павел приказал также уничтожить памятник Потемкину, сооруженный Екатериной в Херсоне.
        К «истреблению духа Григория Потемкина», следует отнести также  императорский указ от 24 сентября 1800 года. «Новороссийской губернии город под названием Григориополь отныне  не именовать, а называть его и быть ему прежним названием того места городом Черным».
 
        (*Екатерина и Потемкин)
        Император Павел боролся не только с живыми сподвижниками Екатерины, но и с памятью о них. Любопытно, что города Черного никогда не существовало. 
   
        Морейскую колонну где-то сохранили: возможно, на складах стройматериалов и без должной охраны; возможно, колонна ожидала часа, когда для нее найдут применение в качестве интерьера одного из павловских дворцов, а потом забыли.
        Могло быть и так, что государь, скорый на поступки, отдав приказ, куда применить колонну, затем передумал, и приказ выполнили наполовину.

        Однако чем мог быть неугоден Ганнибал?
        Ганнибал Иван Абрамович 1735-1801, один из основателей  города Херсон. Старший из 11 детей «Арапа Петра Великого».
        В 1784 году вышел в отставку в звании генерал-аншефа. Бездетный.
 
        (*Фото. Суйда. Здание музея)

        Остаток дней Ганнибал провел на мызе Суйда - в имении, ранее принадлежащем его отцу, Абраму Петровичу Ганнибалу. Это неподалеку от Гатчины, пригород Санкт Петербурга.
        Отмечают, что Иван Абрамович был по характеру горяч и несдержан. Кстати, среди причин его отставки называют ссору с Григорием Потемкиным.
        Можно допустить, что уже тогда, между "соседями по даче" Ганнибалом и цесаревичем Павлом, возникла неприязнь.   
        Есть некоторые подтверждения. Отношение Ганнибала к Павлу сравнивают с отношением к Павлу генерала Каховского АМ. (В 1797 году Павел присвоил ему звание генерала, а затем  посадил в тюрьму).
        «Раздражительный и довольно по природе вспыльчивый, он едва - ли не в бешенство впадал от одного лишь воспоминания о Павле, в тысячный раз и все новыми осыпая его проклятиями. Один лишь Ганнибал, наверное, сравниться с ним мог в старой, долгой, сильной, страстной, неумолимой ненависти и желчи. А потому каждый избегал при нем произносить имя этого императора. Но он сам всегда первый о нем разговор начинал».
        Однако император Павел посадил Каховского не за злой язык, а за то,  что генерал был опасен. Каховского обвинили в подготовке военного заговора, и его противоправный замысел подтвердило следствие.
        В отличие от Каховского отставник Ганнибал никакой опасности для государя не представлял. Он жил в провинции, и политического влияния не имел, 
        Если обида на Ганнибала и была, то обида мелкая, на уровне бытовой ссоры. Кроме того, Павел Петрович, как утверждают, обиды как правило, прощал, и не был человеком злопамятным. 
        В истории с колонной есть другое объяснение: в событиях на Морейском полуострове Ганнибал – не был главной фигурой. На доске был указан другой субъект, ставший причиной расправы с колонной.
        Снова обратимся к пушкинским «Воспоминаниям в Царском селе» от 1829 года.

        "Вот, вот могучий вождь полуночного флага,
        Пред кем морей пожар и плавал и летал.
        Вот верный брат его, герой Архипелага,
        Вот наваринский Ганнибал».

        Речь идет о братьях Орловых, Алексее Григорьевиче и Федоре Григорьевиче. Они прославились в морских сражениях той войны. Это в их честь Екатерина приказала установить колонны сначала Морейскую, затем Чесменскую.
        Правда, самым любимым императрицей Орловым был еще один брат. Орлов Григорий Григорьевич, ее любовник. Но Григорий не имел военных успехов, и потому не удостоен памятника.
        Братья же Алексей и Федор совершали не только военные подвиги. В 1762 году они стали главными действующими лицами дворцового переворота. Тогда взошла на престол Екатерина, а отец Павла Петр Третий был убит.
        Алексея Орлова император Павел публично унизил, заставив идти по городу, и сопровождать гроб с останками Петра Третьего.
        Второго унизить не смог.
        Орлов Федор Григорьевич, «герой Архипелага», умер за полгода до воцарения Павла Петровича на российском престоле. В мае 1796 года,
 
        (*Портрет Орлов Федор Григорьевич)
        Убрав из парка Морейскую колонну, Павел посмертно наказывал Федора Орлова, истреблял память о нем. Император совершил нечто похожее на то, что по его приказу сделали с памятником Потемкину в Херсоне.

                Добавление.
        «В царствование императора Николая  Павловича сооружен был новый памятник князю Потемкину, открытый в 1836 году, но уже не в крепости, а в самом городе Херсоне».

        Надо полагать, примерно в тот период, тайно вернули и Морейскую колонну на положенное ей место в Екатеринском парке.
        За время бесхозного хранения бронзовая доска пропала, должно быть, расхитители поработали - цветные металлы всегда были в цене. Недосмотр пришлась устранять, как это часто бывает, наспех. Изготовили новую доску медную - из того, что было, или как временный вариант.
        Размышляя о Морейской колонне, о подвигах Ганнибала и временах Екатерины и Павла, Александр Пушкин должен был испытать непростые  чувства.

        Пушкин. «Моя родословная».

        «Мой дед, когда мятеж поднялся
        Средь петергофского двора,
        Как Миних, верен оставался
        Паденью третьего Петра.
        Попали в честь тогда Орловы,
        А дед мой в крепость, в карантин.
        И присмирел наш род суровый,
        И я родился мещанин».

        Согласно домашней версии, его дед по линии отца, Пушкин Лев Александрович, во время дворцового переворота 1762 года  пострадал за верность Петру Третьему.
        Еще рассказывали, будто однажды на балу, император Павел выручил его отца, Пушкина Сергея Львовича, молодого гвардейского офицера:

        - А почему вы не танцуете?
        - Перчаток нет.
        - Возьмите мои…