Глава X

- Хорошая ты девка, Анечка, все-таки, - произнесла Прасковья. Она сидела на кровати и зашивала дырки в сарафане. – Как это так: никто из друзей к нему даже не зашел?! Уму непостижимо!
- Вот так вот, - грустно ответила Анька, подметая пол в избе. Домовой Аркаша смачно чихнул, отчего она подпрыгнула от неожиданности; Аркашка же злобно на нее посмотрел и спрятался в кладовке. – Ну ничего! Я к нему хожу теперь, все на свете рассказываю! Рада и Светлана даже сказали, что он повеселел и как будто здоровее стал.
- Да, они мне тоже рассказывали… Очень тобой довольны, говорят, что Зрящий тебя к ним прямо-таки послал!
- Ой, ну что Вы! - Анька зарделась с необыкновенной силой и поспешно начала подметать пол.
 - И скромница, девка! Счастливец твой будущий муж, - продолжила нахваливать Прасковья и откусила нитку, приступив к новой дыре. – И Чернавка, хоть и смешливая, но тоже добрая и хорошая девка. Был бы мой сын хоть чуточку разумнее и степеннее…
- То, что? – настороженно спросила Анаис.
- Да вот, - печально произнесла Прасковья и вздохнула. – Девки мне наши деревенские-то не нравятся, испортят мне парня. Но вот Чернавка…
Где-то глубоко внутри Анаис засвербело и вспыхнула ревность, а в горле застрял огромный ком, из-за чего та не смогла ничего ответить. Да она и не знала, что на это сказать.
- Да и Рогги, я помню, нравилась Чернавка. Смотрел на нее такими щенячьими глазами…
Яростная ревность нарастала с каждым словом с пущей силой, и Анька горделиво произнесла:
- Ну Вы сами говорите, что нравилась. Может, сейчас ему она не интересна. Да и, может, Чернавке он не нравится…
- Нет, это я точно знаю, - твердо ответила Прасковья, наградив Анаис подозрительным взглядом. – Она постоянно спрашивает о сыне, да и просто она мне прямо об этом говорила.
Аня, ничего не ответив, продолжила яростно подметать пол, чтобы как-то занять свои мысли. Хотелось плакать.
- Анечка, - нежно отвлекла ее Прасковья от грустных раздумий и жадно потянула ртом воздух, как будто задыхаясь. – Знаешь, принято передавать рецепт моего кваса из поколения в поколение. Необязательно своим детям, хотя ты мне и стала, как родная дочка, но я хочу передать это знание именно тебе. Пока я не умерла…
- Ну что Вы, - грубо перебила ее Анаис. – Вы же нескоро умрете!
- Ну, эм… Все равно сейчас пока мой сын в войнушки не наиграется, я тут одна-одинешенька, а ты ко мне приходишь. Вот я тебя в это время и научу.
- Ну хорошо, я согласна, - снисходительно ответила Анаис.
***
Когда девочка ушла, Прасковья захрипела и надрывно закашляла, затем легла на кровать, схватилась за голову и грудь и, жадно потянув ртом воздух, снова и снова кашляла…
- Дурная ты баба, - проворчал вылезший из кладовки домовой. – Чего это ты ей правды не сказала?
- Мало ли ей горя, Аркаша!? - тяжело произнесла Прасковья, периодически кашляя и плюясь во все стороны. – Надеюсь только, чтобы сынок мой успел ко мне вернуться.
***
Сальто. Мощный удар. Неловкий пируэт, из-за которого Анаис слегка отлетела вперед. Снова удар. Перекат и мощный удар концом палки в дерево. Отскок вбок. Анаис сильно махнула палку левой рукой назад и…
- Ай!
Анаис в приливе адреналина резко обернулась назад. Чернавка потирала лоб, на котором красовалась теперь огромная шишка.
- Ой, Зрящий тебя дери, прости! – несвязно проговорила Анька. – Потри снегом сразу же, чтобы не болело сильно.
- Чуть не убила, Анькаа! – с легкой укоризной произнесла Чернавка, потирая лоб снегом. На земле лежал мешок с дровами, который она от неожиданности уронила, получив палкой по голове.
 - Давай я соберу! – Анаис бросилась подбирать рассыпанное. – Попала ты, конечно, под горячую руку. Видела же, что лучше не подходить так близко!
- Да я понимаю, - виновато произнесла Чернавка, смотря сверху вниз, как Анаис собирает дрова. – Я ж шучу. Спасибо, Анькаа!
- Да не за что! – пробурчала та.
- А чего это ты делала? – полюбопытствовала Чернавка, словно забыв о боли.
- Тренировалась.
- Этому тебя Рогги и учил?
- Чего? – недоуменно переспросила Анаис. – То есть… откуда ты…
- Прасковья рассказывала, - улыбнулась Чернавка.
- Ах, ну да, точно.
- А зачем ты тренируешься?
- Просто так, - пожала плечами Анаис.
- Ага, конечно!
- Хочу с дядей на междоусобицы ходить, наверное.
- Это правда? – недоверчиво спросила Чернавка.
Анаис пожала в ответ плечами.
- Понятно, говорить не хочешь, - закономерно подытожила Чернавка.
- Вот, собрала все вроде, - произнесла Анька, сменив тему разговора. – Ты каждый день что ли за дровами прешься в такую рань?
- Ну да, - удивилась Чернавка, округлив свои черные, как смоль, глаза. – А как по-другому?
- Ну я по несколько раз в день хожу за дровами и хворостом. Бывает, ношу по два мешка…
- Да ну! - Чернавка недоверчиво посмотрела на нее и расхохоталась. – Скажешь тоже!
- Ну да! – гордо произнесла Анаис.
- Мужицких рук нам не хватает, Анька. Я же говорила.
- Давай я понесу твой мешок, а ты - мои палки, - предложила та.
- Анькаа, - снисходительно произнесла Чернавка. – Зачем я буду отдавать такую тяжесть маленькой хрупкой девчонке?
- Не спорь со мной! Все равно отберу.
- Ну как хочешь, - осторожно ответила Чернавка. – Но если вдруг станет совсем тяжко…
Так и побрели две девушки до деревни: одна с мешком, полным дров, закинутым за спину, другая – с двумя палками. Анаис, вопреки ожиданиям спутницы, стойко и спокойно несла мешок, будто бы для нее это была какая-то мелочь. Чернавка была выше Анаис на голову и при разговоре смотрела на нее сверху-вниз.
- Интересная ты, Анькаа, - усмехнулась Чернавка. – Хотела бы и я быть такой же сильной…
- Это несложно, - саркастично произнесла рыжеволосая спутница. – Всего лишь вставай с петухами в течение полугода каждый день, бегай по десять кругов вокруг деревни…
- И это все тебя заставлял делать Рогги?! - ошарашенно посмотрела на нее Чернавка.
- Ну, как видишь, не такой уж он и лапочка, - хитро посмотрела на нее в ответ Анаис.
- Хм, - задумалась Чернавка.
- Слушай, давно хотела спросить, - неуверенно начала Анаис, почесав затылок. – А вот что имел ввиду банный дедушка, когда говорил про твою маму, если не секрет?
- Не секрет, - пожала плечами Чернавка. – Мать моя в детстве была настоящей занозой в заднице: мужиками крутила-вертела, как могла. Вроде как она некогда влюбила в себя черта, беса какого-то аль лешего, кто их разберет. Она ему отказала, а он возьми, да и прокляни ее!
- И что было дальше?
- Ну она не придала этому значения, - вздохнула Чернавка. – Ну прошло пару лет, были гуляния. Мать моя находилась в соседней деревне. В то время туда приехали тенгри разорять, грабить, захватывать земли. Один из них взял мою мать силой. Только через несколько недель тенгри были выгнаны из деревни и разбиты, а моя мать вернулась в Ольх. Уже дома она поняла, что обрюхатили ее. Все это поняли. Мужики проклинали и открещивались от нее, бабки клеймили ее распущенной и другими более отвратительными словами. Скажу больше – моя бабка не признает во мне внучку, а мать мою оскорбляет самыми гнусными прозвищами. Замуж мою мать так никто больше и не звал. Вот так вот!
- Какой ужас! – округлила глаза Анаис. – А что твой отец…
- Какой отец, Анькаа? – невесело усмехнулась Чернавка. – Нет у меня никакого отца! Я стольчанка!
Наступила неловкая тишина. Когда Чернавка отошла от рассказа, она решила нарушить молчание: 
- А ведь ты его, наверное, хорошо знаешь…
- Что? – недоуменно произнесла Анаис. – Ты о ком? А, о Роггвере, что ль? Не знаю, может быть. А что?
- Ну, может, скажешь, что ему нравится, например, – неуверенно поинтересовалась Чернавка.
«Ага, так я тебе и скажу!» - злобно подумала про себя Анаис.
- Убивать тенгри, - вместо этого ответила Анька.
- Ну понятно, - хихикнула Чернавка. – Ну а в целом, я имею ввиду?
- Хм, - наигранно задумалась Анька. – Наверное… убивать тенгри.
- Ну, значит, у меня нет шансов, - так же наигранно опечалилась Чернавка.
- А зачем тебе? – как бы невзначай спросила Анаис. – Нравится тебе, что ль?
- Ох, Анькаа! - влюбленно улыбнулась Чернавка и мечтательно посмотрела на небеса. – В Роггвера все девки в деревне втюрились. Только он угрюмый и ни с кем разговаривать не хочет.
- Ну что ж! – грубо произнесла Анаис. – Если ты ему на ужин принесешь убитого тенгри, то, наверное, он сразу растает.
- Анькаа, - коварно улыбнувшись, протянула Чернавка. – Я слышу нотки ревности в твоем голосе. Неужто ты ревнуешь Рогги?
- Нет! – громко ответила Анаис и покраснела.
- Я поняла! – засмеялась Чернавка. – Ты меня ревнуешь!
- Конечно, Чернавушка! Я ведь хотела сыграть с тобой свадьбу, а ты вот так со мной обошлась! – рассмеялась в ответ Анаис, и у нее немного отлегло в душе.
- Ну простии! – еще сильнее расхохоталась девушка, взявшись за живот. – Анькаа, будем подружками? У меня вся деревня в подружках, тебя не хватает. Будешь меня смешить.
- Ну хорошо, давай, буду тебя смешить, - натянуто улыбнулась Анаис.
- Ну и, разумеется, если что-то будет нужно, дай знать, - подмигнула Чернавка. – Подружки на то и подружки. Советом каким, аль помощью…
- Хорошо-хорошо! И ты ко мне обращайся, если нужно дрова до дома донести.
- А что, если мы так каждый день утром будем вместе возвращаться? – умоляюще попросила Чернавка.
***
- И что же? – любопытствовал лежащий на печи Петька. – Ты согласилась?
- Ну, а почему бы и не помочь? - стиснув губы, ответила Анаис и посмотрела в угол. Там сидел домовой, похожий на озорного и хулиганистого ребенка, и нахально на нее посмотрел, высунув язык.
- Почему ты так всем помогаешь?
- Ну здесь и заняться больше нечем, - пожала плечами девочка. – Так хоть пользу какую принесу. К тому же я просто не умею отказывать…
- А почему Прасковье этой помогаешь? – продолжал напирать Петька и закашлял со свистом. – Из-за этого твоего… Роггвера?
Анаис многозначительно промолчала и показала язык домовому. Тот захихикал и убежал в кладовку.
- И этой Чернавке решила помогать, - продолжил Петька, смотря в потолок.
Анаис и тут не нашла, что ответить.
- Ведь тебе же этот Роггвер нравится? – как бы невзначай уточнил Петька.
- Ну я же ей об этом не скажу, - вздохнула Анаис. Петька изменился в лице и погрустнел. – К тому же у меня, я считаю, куда больше шансов, чем у нее.
Анька горделиво улыбнулась и сладко потянулась, мечтательно посмотрев на Петьку; тот, чтобы она не заметила его опечаленного выражения лица, закашлял, что есть сил.
- Эх, Петька-Петька! - покачала головой Анаис. - Когда же ты уже выздоровеешь?
- Хороший вопрос, - прохрипел Петька. – Продолжай, пожалуйста! Расскажи еще, что в деревне происходит.
***
Давным-давно в деревне Ольх взяли за традицию называть новорожденных жеребят в барской конюшне тем именем, которое даст ему хозяин Ольха. Считалось и считается по сей день, что конь с рождения привязан к тому, кто выдал ему имя. Таким образом, барин Ольха, называя каждого появившегося на свет жеребенка, заявляет свое право на владение лошадью.
На войну с князем Велимиром были взяты все кони и лошади, даже те, у которых случка была месяца четыре-пять тому назад. Совсем же брюхатых кобыл было решено оставить; все равно ехать на них было бы весьма затруднительно в их-то положении. Так и остались пять или шесть кобылок в барской конюшне, беременность которых в условиях холода, голода и «крысиного мора» проходила невыносимо тяжело. Выжила лишь одна более-менее выносливая лошадь, Верея; все остальные, как бы иронично это не звучало, откинули копыта.
И вот пришел тот час, тот день, когда эта кобыла решила, наконец-то, ожеребиться. Это были долгие и невероятно тяжелые, болезненные роды, ведь жеребилась лошадь впервые в своей жизни. Вокруг нее бегали и плясали бабы, служащие у Анатрога в конюшне. Кобыла выдержала это испытание с трудом, чудом оставшись в живых и родив одного маленького серого жеребенка. Еще ослабленный после мучительно долгих родов малыш тянулся к матери, что есть силы, и пытался найти вымя. Спустя некоторое время жеребенок окончательно присосался к груди Вереи и жадно пил питательное только для него молоко. Кобыла ожеребилась еще раз, но весьма безуспешно: второй жеребенок родился мертвым.
Барин деревни Ольх был далеко, и не факт, что вернется он также быстро и скоро, а потому от безысходности послали за его любимой племянницей. В тот день была жуткая пурга; Анаис, как и все другие жители, закрылась дома и носа своего не высовывала. Это был единственный день, когда она не вышла из своих хором и никому не помогала; никто, впрочем, в такую погоду от нее помощи и не ждал. Кроме конюших.
- Ну почему я? – спрашивала Анаис, пока шла за ними, на ходу натягивая платье поверх сорочки. – Почему бы не подождать моего дядю?
- Мы не знаем, когда он вернется, сударыня, - возбужденно отвечали бабы. – Может, так быть… простите уж за то, что нам приходится Вам такое говорить, но, может, так быть, что наш барин просто не вернется. Простите, что мы вынуждены Вас отвлекать, но у нас просто нет выбора!
- Назовите сами, - резонно ответила Анаис.
- Да что Вы такое говорите, сударыня, прости Зрящий! Ох! Нельзя нам называть жеребят! Такова традиция…
- Но что, если дядя скоро вернется…
- Он не будет на Вас зол, уверяю Вас, сударыня! А ухаживать за жеребенком без имени как-то неправильно. Мало ли что. Нельзя живому существу без имени!
- Я даже не знаю, как его назвать, - Анаис продолжала канючить. Ею двигал страх ответственности перед рожденным существом, которое, возможно, ожидало большое военное будущее.
- Не переживайте, сударыня, чего Вы так боитесь? – нежно пролепетали бабы и, зайдя в конюшню, показали Анаис малыша. Тот уже хоть и неловко, но стоял на малюсеньких худеньких ножках и неохотно посасывал мамкину грудь, пока та питалась жалкими остатками жухлого сена, пораженного спорыньей. – Дайте ему такое имя, какое подсказывает Ваше сердце.
Анаис посмотрела на жеребенка глазами, полными слез и умиления. Он в ответ тоже вперился в нее взглядом, но, в отличие от девочки, в его глазах читались удивление и страх перед незнакомцами. С другой стороны, он будто бы чувствовал, что Анаис можно доверять и она никогда не сделает ему ничего плохого. На мгновенье он оторвался от мамкиной груди и сделал маленький и весьма неуклюжий шаг в сторону девочки. Анаис искренне, по-доброму засмеялась и расплакалась.
- А кто…
- Кобылка, - сразу ответили конюшие.
- Химира, - сказала свой окончательный вердикт девочка. – Я назову ее Химирой.
***
- Почему именно Химира? – недоуменно спросил Петька, перевернувшись на другой бок и свесив отлежавшую руку.
- С древних языков это означает вроде «чуда, рожденного в зимнюю пору», - ответила Анаис и нехотя откусила кусок черствого хлеба.
- Красиво… А если бы это был жеребец? – резонно предположил Петька.
- Назвала бы Химиром, - пожала плечами Анаис.
- Разумно.
- Конюшие сказали, что теперь мы связаны с ней.
- Ну понятно, теперь и к ней ты тоже будешь заходить, - закономерно подытожил Петька.
- Я по-другому и не могу, - пожала плечами Анаис. – Буду ее выгуливать. Благо, батька научил меня ездить на лошадях.
- Тогда Химире знатно повезло.
- Петька, а вот знаешь, почему нельзя быть без имени? – полюбопытствовала Анаис.
- Что-то такое Никитка рассказывал, - задумался Петька и лег на спину. – Если животное или человек, или еще что-нибудь живое умрет без имени, то будет неизбежно проклято. Станет что-то вроде… демона.
- Глупости какие, - скучающе ответила Анаис.
- Ну а вдруг! – усмехнулся Петька и снова долго, мучительно закашлял с хрипами и свистом. – Он кстати заходил ко мне.
- Никитка?
- Агась.
- Я здесь ни при чем, поверь, - оправдывалась Анаис.
- Я знаю. Это мои тетки пристыдили его. Говорят, он так краснел.
- И что он говорит? – осторожно спросила Анаис.
- Ну, - начал Петька и три раза чихнул. – Ух, простите! Так вот. Пришел, извинялся все время. Я вроде как даже и простил его.
- Какой великодушный! – усмехнулась Анаис.
- А ты думала!
- Петька, ты точно ничего не хочешь поесть? – озабоченно спросила Анаис. – Сегодня ни куска не отведал, твои тетки говорят, что и последние дня два ты ничего не ел.
- Успокойся, Анька, - вздохнув, усталым голосом ответил Петька. – Мне действительно ничего не хочется. Спасибо за заботу!
- Эх, да не за что - вздохнула Анаис и выпила квасу. - Что еще Никитка говорит?
- Много полезного, - неохотно отвечал Петька, кусая ногти на пальцах. – На самом деле, чего я не ожидал от Никитки так это того, что я с ним смогу серьезно поговорить.
- Серьезно? – усмехнувшись, с заметным скепсисом уточнила Анаис.
- Ну по-взрослому, - почесал голову Петька.
- Считаешь ли ты категорический императив единственно верной нормой?
- Э, Анька, - засмеялся Петька и снова чихнул. – Ох, прости! Я таких мудреных слов не ведаю.
- Да я тоже, - засмеялась Анаис. – Это мой батька такое говорил, когда я ему заявляла, что хочу поскорее повзрослеть. На всю жизнь запомнила.
- Не, ну у нас другой все-таки с Никиткой разговор был.
- Ну ладно тогда.
- Но дал он мне очень дельный совет, - с этими словами Петька закусил верхнюю губу и покраснел.
- И какой же?
- Ну, - Петька вздохнул, с трудом сел на печь и заметно задрожал так, что Анаис стало немного не по себе. – Мне надо тебе кое-в-чем признаться, пока не стало поздно.
- Пока не стало поздно? – подозрительно переспросила Анаис.
- Анька, я… я… - Петька сильно закашлял, жадно глотая воздух ртом. – Анька, я тебя люблю! Прости!
- Петька, ты чего? – недоуменно отозвалась Анаис, ошарашенно озираясь по сторонам. – Ты просто в бреду, наверное.
- Нет, - категорично ответил Петька и, дрожа, лег обратно на печь. – Я совершенно серьезно.
- И что же мне делать теперь делать с этой информацией? – опустошенно спросила Анаис и посмотрела на свои дрожащие коленки. Конечности заледенели, а находиться в помещении рядом с Петькой ей больше не хотелось.
- Жить своей обычной жизнью. Просто я должен был это тебе сказать. Пока не поздно, - скорбным тоном произнес Петька.
- Что значит «не поздно», Петька!? – разгорячилась Анаис. – Ты же не умрешь!
- Ну, - тихо шмыгнув носом, промычал мальчик. – Я не хотел тебя расстраивать. Но мне недолго осталось. Я это чувствую.
- Это неправда! – чуть ли не плача, кричала Анаис. – Это все неправда!
- Анька, я не ожидал от тебя такого, - удивился Петька. – Прости меня, пожалуйста!
- Я же дала слово! – продолжала кричать Анаис. – Я дала тебе слово ухаживать за тобой, пока ты не выздоровеешь!
- Прости меня, Анька!