Дневные звёзды в Дамаске

     В Константинополе у турка
     Валялся, порван и загажен,
     "План города Санкт-Петербурга"
     (В квадратном дюйме - 300 сажен).
     И вздрогнули воспоминанья!..
     И замер шаг... И взор мой влажен...
     В моей тоске, как и на плане -
     В квадратном дюйме - 300 сажен!

Эти пронзительные, за душу берущие строки русский поэт Николай Агнивцев.
написал в далёком 1923 году, а спустя почти сто лет, в 2012 году, со мной случилось почти то же самое. Удивительная находка, родом из Питера, ждала меня на неприметной улочке в центре старого Дамаска.

...В связи с началом боевых действий в Сирии мы ждали эвакуации на родину, для чего по приглашению консула казахстанского посольства наша семья покинула свой дом в селении под Хомсом и приехала в Дамаск. Ожидание в столице затянулось на долгих четыре месяца. Всё это время мы снимали небольшую квартиру на окраине Дамаска в шиитско-суннитском районе Сет-Зейнаб. Там в то время было ещё тихо. Пока тянулось это ожидание, я смотрела русские фильмы (их показывали ночами по ТВ  на русском языке с арабскими субтитрами) и читала в ноутбуке русские книги через интернет. Но всё время сидеть в квартире было скучно и иногда мы всё же осмеливались выходить в город. Летом 2012 года в центре уже иногда гремели взрывы, а на улицах окраин пока было спокойно. В городе ещё работали базары и лавки.

Однажды, гуляя где-то в дебрях бездонных улочек старого Дамаска, мы увидели, как, расстелив длинную ткань прямо на земле, человек торговал старыми книгами. Не знаю, почему мы подошли к нему - ничего покупать тогда мы не собирались. Наверное, только из любопытства: хотелось просто поглазеть на книги, изданные на разных языках, как на милые свидетельства прошлой нормальной, мирной жизни. Может, и была тайная надежда найти что-то на русском – уже не помню, но я жадно скользила глазами по названиям книг. Каково же было моё удивление, когда я увидела на земле огромную, толстую и изрядно потрёпанную медицинскую энциклопедию, а затем и небольшую почти квадратную книжечку Ольги Берггольц "Дневные звёзды", и всё это - на русском! Звёздная книжица была в хорошем состоянии, почти новая. Мы выкупили книги у старьевщика, который, поняв, что я русская, заломил за них неслыханную цену, но в результате торга всё же немного уступил. Представьте эту мою радость тогда: что значит литература на родном языке, когда ты вдали от родины. Разумеется, в моём заморском жилище у меня было немало книг, привезённых с собой из родительского дома, но все они так и остались там, под Хомсом: не везти же их с собой обратно в Казахстан. Как русские книги оказались у торговца, можно только догадываться.

В ожидании эвакуации я сидела в квартире и читала откровения Ольги Берггольц: "Я раскрыла перед вами душу, как створки колодца, со всем его сумраком и светом. Загляните же в него! И если вы увидите хоть часть себя, хоть часть своего пути — значит, вы увидели дневные звёзды, значит, они зажглись во мне, они будут всё разгораться в Главной книге, которая всегда впереди, которую мы с вами пишем непрерывно и неустанно…".

Потом ещё долго, как зачарованная, я перечитывала эту книгу. Сам факт того, что она – на русском языке, делал эту бумажную находку сокровищем в моих глазах. Повесть "Дневные звёзды", опубликованная в 1985 году, содержала записки Ольги Фёдоровны о детстве и о блокадном Ленинграде. Даже про страдания читать на родном языке было сладко, тем более, что начиналось всё очень славно про поездку поэтессы в город детства Углич. В эту небольшую поездку вкрадывались эпизоды и запахи детства. Трава там была зеленее, небо выше, люди чище, а запахи ярче...

Теперь, задним числом и умом, я уже понимаю, что Ольга Фёдоровна, не была предельно откровенна, а как будто бы играла в классика. Игра в детство. Игра в юность. Её мемуаристика чем-то напомнила мне "Воспоминания" Анастасии Цветаевой. Там - тоже милым советским слогом о двух девочках-сёстрах и тоже многое приукрашено (а вот другая сестра Марина Цветаева была честна и писала всё как есть, за что мы её и любим, и верим ей). Впрочем, некая приукрашенность книжки Берггольц понятна: госзаказ. Издательство, видимо, активно вмешивалось. Это особенно касается восторженных книжных страниц про всё советское: лампочку, единство народа, Ленина и т.п. Но было там и тепло, и какие-то эмоции у меня были, и, наверное, писала  Берггольц всё же неплохо: на хорошем русском  языке, не очень  ярко, но просто и душевно. Наверное, не зря её творчество известно не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Она даже была лауреатом Государственной премии. На аннотации купленной мною в Дамаске книги «Дневные звёзды» было написано, что это философски обобщённый дневник автора, сочетающий в себе её воспоминания о трагическом времени Ленинградской блокады и многообразные лирические ассоциации, позволяющие понять и почувствовать «биографию века», судьбу целого поколения людей... Ну и ладно. Главная ценность этой книги для меня в другом: я читала и читала – и у меня на душе становилось легче. В ней царили спокойствие  и уверенность, несмотря на грозное дыхание приближающейся войны.