Поль де Кок. Парижские кафе

    Парижские кафе
    Поль де Кок.

    Перевод Ю.Ржепишевского



    Париж – город тысячи и одного кафе. В густонаселенных кварталах есть улицы, где их около двадцати; на улице Сент-Оноре — и того больше.
    На бульварах можно увидеть кафе на каждом углу, а иногда на одном бульваре их больше дюжины (например, на бульваре дю Темпль).
    Действительно, как только построен новый дом, открыта новая улица, тут же появляются новые кафе, а с тем и оказия, чтоб превзойти конкурента в роскоши и великолепии.
    Чтобы сделать кафе уютным, обычно хватает пары зеркал и примерно десятка светильников. Однако теперь повсюду принято устраивать зеркальные стены, украшенные изящной росписью потолки, золоченые пилястры, и освещать все это множеством газовых ламп. Свет их так силен, что когда входишь в одно из этих новых прекрасных заведений, то буквально слепнешь, а многие не осмеливаются даже войти туда, чтобы попросить стаканчик.
    Речь не идет о прекрасно обставленных ресторациях, работающих одновременно как дневные харчевни: мы остановимся на собственно кафе.

    Уже из самого числа этих заведений можно сделать вывод, что парижане обожают их посещать, а многие так просто жить не могут без своего кафе!
    Что еще делать бакалейщику вечером, после того, как он разделался со своими счетами, проверил запасы кофе, погладил свою собаку и повздорил с женой, как не пойти в ближайшее кафе, чтобы встретиться там с друзьями, сыграть с ними в домино, в шашки или в пикет, и одновременно обсудить переустройство мира?
    Куда идет конторский служащий — неважно, днем или вечером, — если ему удается ускользнуть из своего издательства? ... Разумеется, в кафе! Он приходит туда, не надев шляпы, листает журнал, болтает с девицей за стойкой, говорит ей комплименты, если она хорошенькая, и уходит со словами:
    — Поставь мою бутылку пива в сторону, я допью попозже.
    Должны, по всей видимости, существовать кафе для прощелыг, не знающих, что делать со своим временем; для любителей новостей, которые просматривают все газеты и не читают ни одной — из тех, что меняют место по три-четыре раза, чтобы найти наконец подходящее и услышать, о чем говорят за столиком по соседству.

    Должны существовать кафе и для важных шишек, что занимаются делами. Здесь они встречаются со своими клиентами, совершают сделки, здесь подписывается договор — между чашкой чая и стаканом вина. А иногда, чтобы устранить последние разногласия, бывает нелишней и чаша с пуншем.
    Писатели обычно идут в кафе того самого театра, где они ставят свои пьесы. Там они читают газетные рецензии и рассказывают пришедшим обо всех препятствиях, которые пришлось преодолеть их пьесе на пути к постановке.
    — Разумеется, — намекают они, — если бы она не отличалась большими достоинствами, ее бы не взяли в репертуар!
    Затем туда приходит актер — тот, что знаком со всеми вместе и с каждым в отдельности, и которого встречают кивками и рукопожатиями. Он не спешит читать газету, опасаясь найти в ней дурной отзыв о своей игре, но осторожно интересуется, не сказано ли там о нем что-нибудь хорошее. Затем являются бильярдисты; им плевать на кафе как таковое, они спрашивают: — Это бесплатно? — и при положительном ответе бегут, не оглядываясь, вверх по лестнице к бильярду.

    ***

    Есть в Париже и такие люди, что проводят в кафе буквально все свои дни. Они появляются там с утра и хватают утренние газеты, пока их не сложили в стопку; если кто-то решил прочесть хотя бы шесть газет с начала до конца, он готов просидеть за этим несколько часов.
    Эти господа завтракают в кафе, затем обсуждают деловые новости или политику; временами кажется, будто они вот-вот уйдут, но, тем не менее, не уходят.
    Бывает, явится мальчик-посыльный и скажет:
    — Месье, вам нужно вернуться домой... ваша жена попросила вас прийти... она хочет поговорить с вами.
    Отчего посетитель делает нетерпеливый жест и бормочет:
    — Нет, это невыносимо, невыносимо! Могу я побыть здесь один, чтобы никто меня не трогал?…
    Наконец он соглашается пойти, но на всякий случай предупреждает мадам за стойкой:
    — Если меня будет кто-то спрашивать, я ненадолго.
    И в самом деле, месье вскоре возвращается, причем, с таким видом, будто с шеи у него свалилось тяжелое ярмо.
    Стоит ему вернуться в кафе, как он снова дышит, снова живет, с ним все в порядке, он счастлив... А почему? Потому что именно здесь он на самом деле дома; а тот дом, где он снимает комнаты и где оставил свою жену, своих детей и свою мебель, — тот для него просто какая-то фатальная ошибка.
 
    В кафе он остается до обеда; те, кому нужно встретиться с ним и поговорить, идут именно сюда.
    Случается, что здесь он и обедает, и хотя кухня в кафе и не такая, как в гостинице, домашняя стряпня хозяина вполне ему по вкусу.
    Вечером приходят его знакомые, составляется партия в домино. Месье играет, пьет, болтает, согревается вином и не встает из-за стола до тех пор, пока не погаснут газовые лампы.
    Это сигнал к отступлению; мальчики-официанты закрывают кафе.
    Но нашему гостю трудно уйти сразу; бывает, он просит свечу, чтобы продолжить игру или почитать вечернюю газету.
    Наконец он прощается с трактирщиком; мадам, что была за стойкой, давно уже дома; мальчики раскладывают в зале постели для сна; он смотрит на часы и говорит:
    — Однако вы  сегодня рано закрываетесь.
    — Но уже за полночь... Вы же видите, газ в светильниках потушили, значит, уже больше двенадцати. 
    — Ваши часы спешат на четверть часа. Ну, до свидания… до завтра.
    И иногда, уже уходя, господин по привычке добавляет:
    — Если кто будет меня спрашивать, я скоро вернусь.

    Если бульвары, район Пале-Рояль, пригород Сен-Жермен отличаются самыми изысканными заведениями, то на менее оживленных улицах столицы вы найдете кафе и попроще -- без газа, без росписей и позолоты, всего лишь с парой зеркал на стенах, зеркал, составленных из отдельных кусков и обрамленных картонной рамой.
    В этих кафе нет, разумеется, никаких бильярдных столов.
    Мадам за стойкой обычно в возрасте, ей лет сорок или пятьдесят; она выглядит весьма упитанной, носит под чепчиком толстый кружок с накладными кудрявыми локонами, умеет шить или вышивать, а днем к ней приходит соседка, почти такая же толстая, как она сама, садится рядом с нею и что-то вяжет или чинит чулки.

    Комптуар, составленный из старинной мебели красного дерева и инкрустированный мрамором, необычайно прост.
    С одной стороны -- полдюжины ликерных бутылок с неразборчивыми надписями на старинных этикетках. Стойка из лакированного железного листа; тогда как ликер, застывший и засохший вокруг стеклянных пробок, свидетельствует о том, что не следует добавлять в него слишком много ванили или «парфе д'амур».
    С другой стороны комптуара, рядом с воронкой, тоже из листового железа, стоит горшок с цветами - резедой или левкоями; иногда, в день именин мадам, в горшке появляется георгин; далее мы можем видеть выход и распахнутую настежь дверь.

    Хозяин кафе, муж дамы за прилавком — мужчина лет пятидесяти, обладатель красивого костюма и немалого брюшка. Обычно он не носит шарфа, что должно говорить о том, что он у себя дома. С довольным видом он расхаживает по своему заведению туда и сюда, приближается, удаляется, изучает свою табакерку, останавливается вдруг, словно вспомнил о чем-то важном, но все что он делает при этом – это берет время от времени понюшку табаку, прокашливается и переносит газеты с одного столика на другой.
    Если говорить о газетах, то не стоит думать, что в таком кафе вы увидите большое их разнообразие. Обычно там найдутся две или три газеты: «Судебный листок», «Конституционель» и «Всеобщие новости», но чаще одна только «Ежедневная газета».

    Персонал заведения, помимо этого господина, его жены и старой перебинтованной собаки, спящей обычно на одном из столиков, состоит также из официанта, у которого шестьдесят лет за спиной, но который прилагает все возможные усилия, чтобы казаться молодым и проворным.
    У этого официанта светлый блонд парик; над ушами он чуть короче, чем следует, так что можно видеть его собственные седые волосы.
    Чтобы выглядеть помоложе, он постоянно, летом и зимой, носит полотняные нанковые штаны и синие чулки. Брюки после многочисленных стирок дали усадку и достают теперь только до середины голени, поэтому старина официант добрую часть времени тратит на то, чтобы опустить их пониже, чтобы они совсем не превратились в бриджи: крайне небольшая его занятость в кафе позволяет ему часто заниматься такого рода упражнениями.
    Официанта зовут Александр, - среди молодых официантов всегда есть Александры, услужающие в парижских кафе - в Ротонде, в Английском кафе, словом, во всех богатых заведениях города.

    Но Александр больше друг семьи, чем официант. Хозяин угощает его табаком, зовет поучаствовать в игре и спрашивает его мнения, когда собирается купить лампу или подписаться на газету.
    Мадам не смеет звонить ему в колокольчик, если он вдруг заснул за столом или когда она видит, что он слишком занят, стягивая пониже свои нанковые штаны.
    Наконец, он пользуется привилегией обедать с хозяином, и ворчит, если жаркое подгорело или в соусе недостаточно масла.
    Вечерами он играет в лото со своим начальством и четырьмя-пятью постоянными клиентами, которые приходят в шесть и уходят регулярно в половине одиннадцатого — просто потому что такое кафе закрывается как раз в одиннадцать часов.
    Все это производит впечатление одной дружной семьи и совсем не похоже на кафе. Здесь никогда не увидите ни льда, ни щербета, а вместо лимонада подают что-то очень похожее на тот напиток, что продают на бульваре в графинах под скромным названием сахарной воды.

   Случается, часов в девять-десять вечера в такое кафе случайно забредают молодые господа, то ли заблудившиеся, то ли имеющие привычки, отличные от общепринятых.
   В это время четверо постоянных клиентов, хозяин, его жена и официант, сидят за столиком в углу зала, полностью поглощенные игрой в лото.
   Игра идет — один су за фишку, а так как много фишек уже вытащили, то напряжение достигает апогея.
   Молодые люди входят в тускло освещенное помещение; все столы пусты, кроме того, за которым сидят игроки в лото, и другого, на котором спит старая псина.
   — Чашу пунша! — кричит один из вновь прибывших, а его приятели усаживаются за столик рядом с тем, что занят собакой.

   Появление сразу трех посетителей вызывает в кафе переполох, так как к такому количеству гостей не привыкли; старик Александр сердится - ему придется бросить игру, хотя у него готово уже несколько четверок. Так что он позволяет своему хозяину встать первым и с салфеткой в руке любезно подойти к новоприбывшим.
   Но когда те заявляют, что желают пунша, на лицах хозяев и их официанта рисуется замешательство.
   Хозяин подбегает к столу с лото и вполголоса, с растерянным выражением сообщает:
   — Господа хотят пунша!
   — Пунш! — откликается его жена, и глаза ее округляются, как будто она слышит это слово впервые. — Пунш! ... но мне кажется, его у нас нет!
   — Пунш готовят, голубушка... бывает, с чаем, с лимонами, винным спиртом, или же с ромом и сахаром! ... Ну что ж, Александр, вы должны приготовить пунш для этих господ...
   — Это смешно… У меня уже три четверки… я мог выиграть!
   — Можете немного подождать?
   — Я бы предпочел, чтоб это меня подождали.

   Наконец Александр решается оставить лото; стянув брюки пониже, он смахивает салфеткой стол, за которым сидят молодые люди, и спрашивает:
   — Чего вам, господа?
   — Мы просили пунша.
   — О! ... Ладно. Может, вы предпочли бы пива... у нас есть неплохое.
   — Если мы хотели бы пива, мы не стали бы спрашивать пунш.
   — Ну-ка, старик, дружище, принеси нам ромового пунша, но только хорошего!
   Александр, раздраженный тем, что его назвали стариком, идет к своим хозяевам и бормочет:
   — И огонь погас... веселенькое дело! ... Не играйте здесь без меня... пунша с ромом желают ... А у нас хоть что-нибудь осталось?
   — Да, да, — отвечает хозяин с довольным видом, — по крайней мере, есть еще ром, треть бутылки ... это не много, но должно хватить.
   — Но как же, — говорит мадам, — у меня нет ни чая, ни лимонов... вы можете сходить за ними, взять у бакалейщика и у торговки фруктами... если она еще не легла спать.
   — Это того не стоит, сделай как-нибудь без добавок...  Так ли они нужны, чтобы приготовить пунш?
   — Погодите играть, пока я не вернусь!
   — Поставь чашу для пунша и стаканы... а потом тарелки...
   В таком скромном кафе серебряная чаша для пунша — непозволительная роскошь.
   Мадам ищет для пунша какую-нибудь посудину и наконец решает остановиться на красивой супнице. Пока она моет ее, трактирщик устраивает в кухне тарарам в поисках тарелки, а четверо завсегдатаев протирают какой-то дерюжкой покрытые пылью стаканы — одним словом, картина весьма содержательная.

   В это время один из молодых людей, собираясь положить свою шляпу на соседний столик, довольно грубо сталкивает лежащую там собаку.
   — Прочь, глупое животное!
   Когда хозяйка дома видит, что ее собака свалилась на пол, она вскрикивает от ужаса. Она восклицает:
   — О, месье, разве вы не видите, что она и так уже бинтована в трех местах?
   — Тем более, мадам. Вы же понимаете, такое соседство неприятно!
   Хозяин берет псину на руки и уносит, говоря:
   — Ничего, дорогая... она не пострадала... она упала на хвост.

   Тем временем ждут старика Александра, который пока раздувает огонь в плите.
   — Где пунш? — кричат молодые люди, понимая, что попали явно не туда, куда им бы хотелось.
   — Минуту, господа... он будет готов через минуту.
   Проходит четверть часа.
   Трактирщик несколько раз ходил в кухню, каждый раз возвращаясь со словами:
   — Сейчас, господа, вас обслужат.
   А молодежь кричит:
   — Эй! что это за кафе, где надо столько ждать, чтобы получить такой простой напиток!
   Наконец из кухни появляется Александр, лицо у него в угольной пыли, парик чуть ли не задом наперед, на лбу капли пота; он берет сосуд, тарелку, возвращается к своей плите и затем с гордостью подает к столу требуемую чашу с пуншем.
   Увидев супницу, молодые люди кричат:
   — Что это у вас такое? ... Суп?
   — Это ваш пунш, господа, — невозмутимо отвечает официант, ставя тарелку с супницей на стол.
   — Выглядит довольно забавно!
   — А я было решил, что это бульон!
   — Мне кажется, у него есть глаза!
   — Что ж, зажги его хотя бы для нас.
   — Господа хотят его зажечь?
   — Да, да, добавьте огоньку!
   Александр подходит к столу с лото и с жалким видом спрашивает:
   — Вы желаете, чтобы пунш горел?
   — Как, как! — кричит в испуге жена хозяина, — Они хотят разжечь здесь огонь? Я этого не потерплю!
   — Нет, нет, дорогая, — с улыбкой отвечает хозяин, — просто зажгут пунш… это нормально… это разрешено.
   — О! так это другое? но милый, моя чудная фаянсовая чаша этого не выдержит... она разлетится на куски.
   — Нет... нет... Ну что же ты, Александр! Возьми спичку и зажги его.

   Старый официант берет свечу и пытается зажечь пунш; напрасно израсходовал он полкоробка спичек, молодые люди напрасно сжигают всю бумагу, которая у них с собой - пунш не желает гореть.
   А хозяйка тихо замечает:
   — Как я рада, что они его не зажгли... Моя посудина точно не уцелела бы.

   Придется пить пунш как есть — по крайней мере, не обожжешься; но от него пахнет дымом, углями и водой.
   Молодым людям это совершенно не нравится, они не могут его пить; они спешат расплатиться и уходят, восклицая:
   — Что это за кафе! Великий боже! ... Настоящее дно!
   Старик Александр бежит к пуншу и, допивая, что еще осталось, кричит:
   — Чем вы недовольны? ... Уверяю вас, это очень вкусно.
   Подходит хозяин, в свою очередь пробует пунш и восклицает:
   — Очень хорош... не слишком крепок... но хорош.
   — Вообще-то, — говорит мадам, — я бы хотела, чтобы эти молодые люди больше не возвращались. Это же просто проходимцы ... Станут устраивать здесь сцены, а я люблю тишину.
   Компания, все еще взволнованная тем, что в кафе кто-то попросил чашу с пуншем, снова возвращается к свому лото.

   Трудно поверить, что в таком городе, как Париж, есть еще подобные заведения; но это картина, где изображена чистейшая правда.
   Надо, впрочем, сказать, что подобных кафе в городе с каждым днем все меньше; через несколько лет их, наверно, и вовсе не останется, а те, кто имел несчастье в них зайти и пообедать, нисколько об этом не пожалеют.


_