Из книги Одесса таким не мама глава восьмая

3.-Глава  восьмая.

«И  тут  достали»  -недовольно  думал  Беня, устраиваясь  на  третьей  (багажной)  полке  общего  вагона, -«Из  Николаева  в  Одессу – и  поездом…. В  два  с  лишним  раза  дольше  ехать  по  времени, чем  по  шоссе. Хотя –есть  возможность полежать  и подремать . Подстелил под  себя  бушлат, вместо  подушки, под  голову -  вещмешок, что  еще  надо  свободному  человеку, вышедшему  на  свободу, как  писали  на  тюремной  стене – «с чистой  совестью». Лежи-смотри  на  переполненный  вагон, хочешь  -просто  лежи. Хочешь- думай. И  не  бойся- дальше  Одессы  не  повезут….
Давно  они  с  братом  на  поезде  не   ездили, просто  надобности  не  было, да  и  сейчас  бы  не  поехали, но, при «расчете», им дали справки, копеечные  суточные  и  билеты  в  общий  вагон  проходящего  поезда. Ну –что  дали  и  за  то  спасибо, слава  Богу, что  все-таки  выпустили, а  то  одно  время  для  них  на  зоне  сложилась  такая  неблагоприятная  обстановка, что  свобода  могла  и  не  улыбнуться  братьям. Но  не  было  бы  счастья, - так  несчастье  помогло. У  Бени,  был  сильный приступ, оказалось, что  лопнул  аппендикс. Хорошо, что  во  время  сделали  операцию,  и  все  обошлось  благополучно. Целый  месяц  провалялся  в  тюремной    санчасти.
И  вот  там  это  и  случилось. Так  сложилось, что  тюремная  больничка  была  переполнена. Время  было  зимнее, сырость, работали  многие  на  строительных  работах, а  как  правило,  тяжелые  и  грязные  земляные  работы  производятся  зимой, поэтому и  часто  болели, в  основном  простудные  заболевания, да  и  травмы  различные  случались  нередко.
Когда  Беня,   после  тяжелой  операции, поднялся  на  ноги, его койку  поместили  в  коридоре, не  было  другого  места. Рядом  с  его  кроватью, был  вход  в  маленькую  одноместную  комнату, которую  все, и  санитары  и  , медсестры, да  и  больные  зэки, величали –«смертельной». Скорее  всего- не  зря. Как  рассказывали  санитары, из  этой  комнаты, еще  никто  на  своих  ногах  не  выходил, только -выносили….
Когда  Беню  поселили  рядом  с  той  комнатой, он  увидел, что  в  ней  лежит  на  кровати, худой  пожилой  человек. У  него  все  волосы, на  голове, лице, шее, ногах, руках, были  не  просто  седыми, а  больше  подходили  под  белые. Было  видно, что  человек  этот, давно  не  пользовался, не  только  машинкой  для  стрижки  волос  и  бритвой, а  и  расческой. Из  всего, что  от  него  осталось – внимание  привлекали  только  глаза, темные, резко  выделяющиеся  на  сплошном  белом  фоне. Человек  тот  , когда  Беня  его  впервые  увидел, лежал  на  правом  боку, с  закрытыми  глазами  и  тяжело, с  надрывом  и  хрипом  дышал. Иногда  к  нему  заходили  медсестры, что-то  там  ему  кололи, он  их  благодарил  и  одновременно  ругал, но  по  простому, не  матом,  и  не  блатными  словами. Ругал  за  то, что  не  дают  ему  спокойно  умереть.
Как-то  раз, Беня  сидел  на  своей  койке, в  ожидании  врачебного  обхода. Коридор, где  он  лежал, был  в  реестре, как  «двенадцатая»  палата, а  под  тринадцатым  номером  проходила  комната, где  лежал  одинокий  старик. Врачей  долго  не  было, задержались  где-то  у  тяжело  больных, Беня  поднялся  с  койки  и  начал  ходить  взад-вперед  по  коридору, в  порядке  разминки, которая  была  ему  приписана, как  обязательная  процедура.
Проходя  мимо  раскрытых  дверей «тринадцатой»  палаты, -услышал, что  его  зовут. «Парень, подойди  сюда!»-тихим  голосом  звал  его  лежащий  на  койке,  мужчина. Когда  Беня  подошел, тот  протянул  ему  десять  рублей : «Я  тебя  прошу, -подойди  к  охраннику, я  слышу  по  запаху  дыма, что  он  курит  папиросы «Пушки». Отдай  ему  этот  червонец, а  он  пусть  даст  одну  папиросу  и  спички. Скажи  «Седой»  просит. Мне  уже  все  можно – и  курить,  и  пить, только  недолго  осталось….Постарайся, парень. Прошу  тебя».
Охранник  на  выходе  в  общий  коридор, не  удивился  просьбе  Бени, взял  предложенную  десятку  в  обмен  на  папиросу  и  несколько  спичек  в  коробке. Старик  закурил, с  удовольствием  затянулся  на  полную  грудь, выпустил  пару  дымовых  колец  и  поблагодарил  Беню  за  услугу. Потом  внимательно  посмотрел  на  парня  и  спросил: «  Мы  с  тобой  раньше  нигде  не  пересекались?». «Не  знаю  -ответил  Беня. – Может  где-то  во  дворе  на  прогулках!». «Да  нет, я  совсем  другое  имел  в  виду–тихо  сказал  старик, и  замолчал.
После  врачебного  обхода, сосед  снова  позвал  его  к  себе: «Слушай, парень, я  тебе  дам  сейчас  двадцать  пять  рублей, их  хватит  на  десять  пачек  папирос, попроси  того  охранника, пусть  купит  для  меня  одну  пачку , таких  же  папирос. Этот  служивый  , наверное, добрый  человек, может  и   согласится. А  то  я  сколько  раз  санитарок  просил –ни  одна  не  согласилась. Прости  меня, но  я  не  могу  сам  уже  передвигаться, поэтому  и  прошу. Не  знаю, сколько  мне  еще  осталось  коптить  эту  комнату, но  хоть  чем-то  порадуюсь, больше ничего  не  осталось». 
Пришлось  Бене  тревожить  охранника  еще  раз, думал – разъярится, шум  подымет и  опять проблемы  ненужные  появятся, но  нет –взял  охранник  деньги, коротко  бросив: «Завтра  буду  в  ночь – подскочишь;  и  дал  еще  одну  папиросу, в  знак  подтверждения  взаимного  доверия. Беня  вернулся  в  коридор, отдал  папиросу  и  поставил  в  известность  соседа, что  завтра  в  ночь, заказ  пообещали  выполнить. Сосед  опять  поблагодарил  его  и  отвернулся  к  стене. Дверь  у  него  постоянно  была  открыта, чтобы  он  мог  при  необходимости  позвать  дежурную  медсестру.
Когда, назавтра, он  принес  соседу  пачку  папирос  и  коробок  спичек, сосед  закурил  и  попросил  Беню  просто  посидеть  возле  него  на  табуретке. Просьбу  свою  объяснил  тем, что   уже  отвык  от  людского  общения. Медработники  заходят  к  нему  чисто - дежурно. По  необходимости, а  говорить  с  ним  им  не  о  чем. Они  знают, что  он  вот-вот…. Только  не  знали –когда. Поэтому  и  заходят, только  чтобы  убедиться, что  он  еще  дышит. Все  это  понимают  и  он  тоже, поэтому  и  не  обижается. Пришло  его  время.
Постепенно,  Беня  познакомился с  соседом  поближе, узнал, что  его  зовут  Михаилом, что  он  из  бессарабских  цыган, что  отец  его,  еще  при  царе,  перебрался  в  Одессу  и  долгое  время  работал  на  судоремонтном  заводе, кузнецом. Мать- украинка, из  пригородного  села.  Михаил  после  нескольких  классов  школы, пошел  по  стопам  отца, не  по  кузнечной  линии, но    тоже  по  работе  с  металлом –слесарем. Отец  был  замечательным  кузнецом, сын, постепенно  стал  известным, слесарем.
В  то  время, вообще  ценились  «золотые  руки», хотя  они  ценились  во  все  времена, но  Михаил, уже  позже, когда  отца  не  стало,  прославился  одним  из  специфических  направлений  слесарной  деятельности- он  ремонтировал  замки  и  изготавливал  ключи, к  различным  замкам, внутренним  и  висячим, простым  и  замысловатым, то  есть «секретным». Работая  гласно  по  ключам  и  замкам, он, иногда,  по  специальным, не афишированным  заказам, изготавливал  специальные  отмычки  для  всех  видов  тех  самых  замков.
Постепенно  разматывая  запутанный  клубок  своей  жизни, Михаил,  дня  через  три,  признался, что  когда  увидел  Беню  в  первый  раз, подумал, что  ему  пришел  конец, раз  начало  мерещиться  такое. Он вдруг  ясно  вспомнил, что именно этому  парню  делал  заказанный  им  набор  отмычек, но  это  было  лет  двадцать  пять  тому   назад, задолго  до  войны. А   парню, по  виду, и  двадцати  пяти-то  еще  нету! Что  за  наваждение!. Михаил  не  стал  ничего  выяснять  у  Бени, думал – все  само  по  себе  как-то  выяснится, но  мысль, что  здесь что-то не  так, -осталась.
Беня  приносил  Михаилу  еду, тот  начал  понемногу  кушать, как-то  даже - повеселел. Они  иногда  подолгу  разговаривали, особенно  по  ночам. Говорил  в  основном  Михаил, он  как  бы  старался  успеть  рассказать  этому  удивительно  знакомому  внешне  парню, как  можно  больше  о  себе, о  своей  загубленной  жизни, постепенно  начал  затрагивать    действия  отдельных  людей, по  вине  которых, он  стал  тем, кто  есть. Беня  понимал, что  он  говорит  искренне, не  для  какого-то  понта  или  показушности, ему  это  уже  не  было  надо, он  просто  листал  страницы  прожитой  жизни, часто  без  всяких  комментариев. Когда  в  конце  восемнадцатого  года, в  Одессу  пришли  интервенты-французы, Михаил  работал  еще  на  судоремонтном  заводе. Потом  была  стычка  с новыми  французскими  властями, которые почти  полгода  правили  в  Одессе, наравне  с  белогвардейским  начальством.
 Когда  рабочие  порта, в  том  числе  ремонтники, под  влиянием  подпольщиков-большевиков, отказались  работать  на  чужаков-интервентов, многие  из  них  были  арестованы  и  отправлены  в  тюрьму.  Ни  французы, ни  белые  с  заключенными  не  церемонились, выискивали  зачинщиков-агитаторов  и  жестоко  с  ними  расправлялись.
В  камере, где  находился  арестованный  Михаил, было  семь  человек  из  судоремонтного. Их  допрашивали, били, а  потом  в  камеру  подбросили  побитого, как  оказалось  только  внешне,  для  вида, одного  молодого  парня. Он  назвался  Ефимом, сказал, что  арестован  за  участие  в  организации забастовки  биндюжников  в  порту, и  как-то  очень  быстро   оправился  от  «жестоких»  побоев. Пару  дней  все  ходил  и  попутно  пытался  выяснить, кто  в  порту  организовывает  протесты  новым  властям.  Потом  его  забрали, вроде  бы  на  допрос  и  больше  Михаил  его  не  видел. Немного  раньше, Михаил  подслушал  разговор    сменяющихся  охранников, говорили  по - итальянски. Во  французской  армии, были  не  только  французы. Михаил  кое-что  понял. Румынским  он  владел  свободно, этот  язык  во  многом  схож  с  итальянским  и, когда  пришлось  мыть  пол  в  коридоре, попробовал  обратиться  к  охраннику, чтобы  узнать  о  предстоящей  судьбе  узников  их  камеры. На  удивление –охранник    тихо  сказал, раз  они  отказались  ремонтировать  французские  суда  и  призывают  других  к  забастовке, их  по  закону  военного  времени, могут  и  расстрелять, так  сказал  недавно  представитель  русского  командования.  А  тот  парень, который  был  у  них  пару  дней, Ефим, так  он  подсадной, его  пускают  по  разным  камерам, он  там  все  узнает, что  интересует  тюремное  начальство, а  потом-  все  подробно  докладывает. Он  работает  на  русскую  армию, под  кличкой –«Ланжерон».  Он уже  многих  выдал  из  коммунистов, и  рабочих  активистов. Ему  за  это  платят  и  русские,  и  французы.
В  конце  концов, всех, кто  находился  в камере, где  был  Михаил, в  одну  из  ночей –расстреляли. Михаила  спас  тот  самый  охранник-итальянец. Он  поздно  вечером, выгнал  Михаила  из  камеры  в  коридор, вначале  тихо  предупредил  его,   затеял  с  ним  ссору, потом  выстрелил. Как  было  договорено-  Михаил  упал, охранник  оттащил  его  к  вагонетке, на  которой  уже  лежало  несколько  трупов  заключенных, а  позже- он  с  напарником, вывез    вагонетку  за  пределы  тюрьмы. Михаил  до  сих  пор  благодарен, тому  итальянцу  за  все, что  он  сделал. Осталось  в  памяти  только  его  имя - Андриано. Он  сказал  на  прощание, что  все  взрослые  члены  его  семьи – коммунисты.
Потом  пришла  в Одессу  советская  власть.  Началась  новая  экономическая  политика  (НЭП). Михаил  поработал  еще  на  судоремонтном  заводе, собрал  немного  денег  и  выторговал  себе  небольшую  клетушку (метр  на  два) под  мастерскую, в  доме, рядом  с  Привозом, через  дорогу.  Его, шутя, называли  «домом  терпимости». Там  собрались  асы  бытового  обслуживания  города. Одни  ремонтировали  часы, другие швейные  машинки  и  прочая, прочая….Михаил  ремонтировал  замки, делал  ключи    и  помогал  людям  в  других  проблемах  в  этом  направлении. Все  шло  нормально, люди  воспрянули  духом. Убрали  в  селе  ненавистную  продразверстку, ввели  подходящий  налог. Крестьянам  разрешили  свободно  торговать  в  городе. Понятное  дело, -те, кто  имел  капитал, свой  или  присвоенный, целыми  днями  кутили  в  ресторанах, шиковали  одеждой  в  театрах  по  вечерам  и  дефилировали  по  Дерибасовской  и  Приморскому  бульвару.
 Михаил  стал  известной  личностью, как  мастер  по  своему  направлению. У  него  появились  солидные  заказчики  и  определенные  финансовые  возможности.
Каморка, где  работал  Михаил, располагалась  в  углу  большой  комнаты. Перед  ним - стол  у  окна, справа  от  него  дверь  и  в  ней – овальное  окошко  для  приема  заказов. Михаил  сидел  к  двери  боком, это  было  удобно и  не  отвлекало  внимание  на  снующих  туда-сюда  посетителей.
Как-то  раз, утром, весь  зал  непривычно  загудел, а  потом  вдруг  затих. Михаил  повернул  голову  и  увидел, что  по  цеху в  его  сторону, движутся  двое  мужчин. Один  высокий  и  худой, был  местным  распорядителем, хорошо  знакомый  Михаилу, второй – низенький, располневший, с  неприятными  бегающими  глазками, в  костюме  и  при  галстуке, был, видимо,  каким-то  начальником; высокий показывал  ему  рабочие  участки  и, давал  краткие  характеристики  мастерам. « Да  это  же  Фима «Ланжерон»!- с  удивлением  сказал  себе  Михаил. –А  что  он  здесь  делает?  И –почему  он  на  свободе, да  еще  в  начальниках  ходит?!». Когда  старший  по  цеху, представлял  Михаила, от  того  не  ускользнуло, как  округлились  от  неожиданности и  неприкрытого  испуга, глаза  Фимы, но  он  ничем  не  выдал  себя, поздоровался  и  пошел  дальше ни  сказав  ни  слова. «Будем  считать, что  мы  не  знакомы, да  и  десять  лет  прошло…»-решил  для  себя  Михаил  и  не  стал  возвращать  память  в  то  страшное  время. Поживем-узнаем…
Он  спросил  мастера-соседа: «А  кто  это  был?», тот  рассказал, что  мастерские  посещал  председатель  городской  артели  коммунальщиков, Ефим Осипович, герой  гражданской  войны.  Он  за  свою  агитационную  деятельность  сидел  в  белогвардейской  тюрьме, при  французах. Большой  человек  сегодня. Всех  нас, мастеров, теперь  на  контроле  держит.  «А…вот  оно  что!»-только  и  смог    сказать  тогда себе Михаил- «Ну, если  он  герой, то  тогда  понятно!».
«Вот  так  этот  «герой»  Фима,  снова  появился  на  моем  пути,»-рассказывал  Михаил – «и  я  чувствовал, что  та  встреча,  в  мастерской, была  для  нас  не  последней. Так  оно  и  вышло. Скорее  всего, он  точно  не  знал- помню  ли  я  его  посещение  нашей  камеры  в  тюрьме, да  и ,конечно,   не  мог он знать,  о  моих  контактах  с  охранником – итальянцем. Поэтому  меня  одно  время  и  не  трогал, наблюдал, вдруг  я  где-то  заикнусь  о  нем. Но  я  ни  с  кем  не  делился  своими  соображениями  по  поводу  Фимы, потому, что  чувствовал- он  в  городе  не  один  такой. Такие,  по  одному  не  ходят  и  не  работают. И  все  они  между  собой  как-то  связаны, с  ними  только  зацепись, не  рад  будешь.
Как  после  оказалось, тот Фима, просто  на  всякий  случай, решил  убрать  меня  куда-нибудь  подальше  и  поглубже. Скорее  всего, это его «друзья»  подставили  знакомого  мне    специалиста  по  сейфам, Беню, послав  его  на  «дело»  и  приготовив  ему  засаду, потому,  что, как  только  Беню  ликвидировали, тут  же  нагрянули  ко  мне  с  обыском. Предъявили  обвинение, что  я  изготовил  набор  отмычек, найденный  в  кармане  убитого  Бени, на  месте  преступления.
Я  подтвердил, что  действительно  изготовил  тот  набор, но  я  только  выполняю  заказы, делаю  ключи, а  кто,  где  и  для  чего  будут   использовать  те  инструменты-  меня  не  касается. Но  никто  меня  не  пожелал  слушать, только  били и требовали  каких-то  подтверждений. В  конце  концов, сделали  меня  соучастником, всех  ограблений  по  городу, за  ряд  лет, осуществленных  с  помощью  отмычек  и  дали  восемь  лет  строгого  режима. Это  было  в  тридцать  шестом.