Киргизия Обстановка дома

И снова меня препоручили бабе Ане.

Мне уже было три с половиной года, а скоро исполнилось четыре. С этого возраста у меня появились уже конкретные воспоминания. Теперь я могу подробнее рассказать о событиях своей жизни и нашего военного городка.
Вся моя детская жизнь протекала в основном в трёх местах – очень изолированно в военном городке (и там долгое время жили в основном одни только русские, не считая частного сектора), изолированно на даче (маме её дали от министерства, когда мне было четыре года), чуть позже в самом центре города (с пятого класса – почти каждый день).
Определённая изоляция, разумеется, оставила свой отпечаток. Были в этом и свои плюсы, и свои минусы. Никогда я не попадала в дурные компании, не участвовала в жизни «районов» (а она, как оказалось, была богата во Фрунзе). Короче, выросла прямо такой правильной, без вредных привычек. Но это влияние родителей в большей степени. Зато почти не общалась с киргизскими детьми (до школы совершенно точно!), в то время (в 1980-х) во Фрунзе преобладали представители славянских народов (источники по этническому составу населения читатель может найти самостоятельно). Не изучила в совершенстве киргизский язык, мало была ознакомлена с традициями кыргызов. Но что касается традиций – конечно, были и общие среднеазиатские, присущие всем местным.
О жизни в городке – просто поток воспоминаний, без особого разделения на тематические главы.
Однажды, вероятно, уже была весна, я решила помочь маме. Пока она пошла в магазин, я набрала в ведёрко воды, взяла тряпочку, забралась на подоконник и стала мыть открытое окно. Вот это я чётко помню. Как и то, что видела, как мама идёт по дорожке домой. Вот, думаю, порадую её! И совсем не припоминаю её реакцию, с её слов: она зашла и сразу от двери увидела меня сидящей на подоконнике, спиной к улице.
– Мама! Я тебе помогаю мыть окно!
Мама едва сдержалась: не спугнуть, не побежать резко хватать меня. Она спокойно сказала:
– Ты моя умница, моя помощница.
А сама потихоньку приблизилась – и как схватит меня!

В другой раз мы пришли с мамой из поликлиники. Нам поручили купить блокнот, чтобы сделать мне карточку. Мы его и купили. Мне хотелось полистать блокнот. Для этого я зачем-то забралась на большой письменный стол. У стола стоял шифоньер, на который я когда-то с этого стола забралась. Между ними было небольшое пространство. Каким-то образом я упала со стола в узкую щель и долбанулась головой и шеей о шифоньер – у меня искры из глаз посыпались, и только потом я очухалась и заорала. Прибежала мама, стала меня осматривать. А у меня трещали позвонки на шее, когда я пыталась повернуть голову. Или мне показалось. Мне очень страшно было самой. Мама перенесла меня на диван в большую комнату. Я лежала и вскоре уснула. Это теперь я знаю, что нельзя давать детям спать сразу после ушиба головы. Хорошо, что обошлось. И после того, как я проснулась, шея не трещала. С тех пор я запомнила, что не надо садиться спиной к краю. После окна не усвоила.

Немного об обстановке, раз речь зашла о мебели. У нас была двухкомнатная квартира. Встроенная кладовка с обширными антресолями. Кухня небольшая. Санузел совмещённый. Балкон. Ну в общем нам хватало места всем. Маленькую комнату отдали мне в пользование. Шифоньер после моего падения переставили на другое место. Рядом с шифоньером стоял книжный шкаф – потом его перенесли в коридор напротив кладовки. Смену кроватей для меня не помню. Помню только кровать свою подростковую, она мне очень нравилась. Помню, что мама сказала папе, что пора купить для меня эту кровать. Её купили с рук. Она мне прослужила до отъезда в Санкт-Петербург в 1997 году.

Как уже упоминала, в моей комнате стоял большой письменный стол. Он был вместительный (три выдвижных ящика, отделение под столешницей). Потом там хранились все мои школьные принадлежности и запасы канцелярии, мои какие-то вещи. На столешнице лежало толстое стекло – под него я помещала всегда разное (и записки-напоминалки, и фотографии). На столе стояла настольная лампа с плафоном в виде купола. Она у меня до сих пор – вот недавно разбился плафон, идентичный пока не нашли.
Одно время в моей комнате стоял красный диван-книжка. Иногда у нас оставалась ночевать баба Аня и спала на нём.
И ещё у меня было крутящееся кресло. Когда я была маленькая, любила, чтобы мама меня на нём катала. Как на карусели. Это кресло тоже до сих пор со мной (его погрызла наша собака Долли, и оно требует перетяжки, но руки не доходят).
В большой комнате стояла ГДРовская стенка. Когда-то родители стояли в очереди за ней. Она была разделена и стояла у двух стенок. В неё влезало всё! И если бы она ещё была сделана из хорошего дерева, а не из формальдегидных плит и фанеры, цены бы ей не было.
У окна стояла тумба с телевизором. Их сменилось несколько – последним был «Рубин», сто раз ломавшийся и чиненный соседом Женей, причём за бесплатно, по-соседски. В тумбе хранились журналы (преимущественно) и газеты (их потом отвезли на дачу для растопки), которые выписывали родители, в раннем возрасте они меня вообще не интересовали («Огонёк», «Семья и школа», «Здоровье», «Правда», «Вечерний Фрунзе»). В одном из отделений стенки хранились ещё другие – «Юность», избранные номера «Роман-газеты». Над секцией с пластинками и под ней мама хранила свои рукодельные принадлежности и журналы «Работница» и «Радяньска жинка», так как в них часто публиковали выкройки и схемы для вышивок и вязания. Вкладки из журналов у меня хранятся до сих пор.
Вообще место под телевизор было в стенке, но оно было занято радиолой «Урал-110» (она у меня хранится как раритет). У нас было много пластинок, в том числе и детских. Я рано научилась включать радиолу и ставить пластинки. С мамой мы периодически посещали магазин «Мелодия» (недалеко от цирка). Он занимал аж два этажа! И выбирали пластинки. В основном я себе выбирала. Был у нас магнитофон «Комета» – и родители слушали магнитозаписи. Папа как-то записал мою интерпретацию «Мухи-цокотухи» Корнея Чуковского, как раз когда мне было около четырёх лет. Записи нужно искать среди плёнок, было бы интересно послушать. Но для этого нужно починить магнитофон – он тоже сохранился.
В комнате было ещё два кресла и диван (между прочим, с неубиваемой системой раскладки). Тоже из ГДРовского набора. Ещё полированный журнальный стол – именно стол, а не столик, он был длинный. Я любила рисовать, сидя за ним на своём детском стульчике.
Также большой чёрный полированный стол. Тот, на котором я любила сидеть до года и «разговаривать с папой» по телефону (это была игра, так как папе нельзя было просто взять да позвонить на работу). Стол раздвижной. Когда приходили гости, он применялся. Да, и к нему шли стулья, широконькие такие, удобные, оранжево-коричневые. В три-четыре года я уже устраивала домик себе под этим столом. И стулья тоже находили своё применение в играх.
Очень я любила открывать секции, выделенные производителем специально для хранения праздничной посуды. Там у нас стояли всякие красивые наборы посуды – чайные сервизы и фужеры, вазы для конфет (кстати, всегда с конфетами, с орехами иногда, мандаринами в Новый год). Спиртного там почти не держали – иногда маме дарили на работе какие-то вина или шампанское.
На кухне был компактный кухонный гарнитурчик.
В ванной – стиральная машинка «Урал» (она тоже неубиваемая, поэтому стоит про запас – современные ломаются часто). Маме по выходным я помогала стирать – любила отжимать бельё специальным валиком. Потом мы полоскали в ванне вещи (постельное бельё – с синькой) и развешивали на балконе. Всё быстро высыхало на жаре – и я помогала гладить. Я очень люблю гладить. Несмотря на то, что как раз где-то в четырёхлетнем возрасте обожглась утюгом. А однажды меня стукнуло током из розетки – больненько так.
На эту машинку мама усаживала меня после купания и вытирала, пока я не подросла.
Лишнего, короче, ничего не было.
Летом балкон папа придумал закрывать плотными белыми полотнищами – чтобы можно было мне играть там и чтобы не «испеклась» я в пятидесятиградусную жару (вроде только у нас во всём городке было такое изобретение). На балконе у нас иногда осы делали свои гнёзда. И впервые оса меня укусила там. Вот я орала!
На балконе же мы сушили яблоки на зиму. Так что, когда я играла там, то и яблоки эти лопала.
В прихожей ещё было трюмо. В нише папа сделал полку для обуви, там же висела верхняя одежда.
Меня рано перевели спать в отдельную комнату. Вот смешная история с кладовкой. Ночью однажды я встала в туалет, в полусне пошла, отметила, что родители ещё смотрят телевизор. Не дошла до туалета, а открыла кладовку и зашла туда. Там хранились чемоданы и висела зимняя одежда – на чемоданы я присела, прислонилась к шерстяным пальто и задремала. Именно задремала, потому что я всё осознавала, одного только не понимала, что именно я делаю в кладовке. Потом очнулась, сходила-таки в туалет и пошла спать к себе в кровать.
Да, как и многие, наверное, я немного опасалась, когда была в темноте. Специально так устроен человек – он дневное животное. Вот я боялась протягивать руку к выключателю на стенке – мне казалось, сейчас меня некто утащит прямо в эту стенку.
Игрушки мои хранились в нижних отделениях книжного шкафа. Игрушек не было много. Заяц-пищалка, барабан зелёный, ведёрки-совочки, из мягких игрушек – черный щеночек и белый котёнок. Губная гармошка и детское пианино «Чижик» на батарейках с отвратительным грубым звуком (https://dubikvit.livejournal.com/419048.html), набор детской посуды, набор кукольной мебели. Куклы были одна-две, пупсики – я в возрасте трёх-шести лет почти не играла с ними. Мячи, скакалка. Настоящий стетоскоп. Почти всё обычное. Игрушки добавлялись постепенно.
Мама рассказывала, что водила меня в «Детский мир» выбирать игрушки. К делу я подходила обстоятельно. Не выпрашивала, не бросалась к игрушкам – внимательно смотрела на всё, иногда что-то выбирала, иногда – нет.
Но были у меня две любимые игрушки – оранжевая с белыми полосками раскладная колясочка. И найденный (выброшенный кем-то) лисёнок (мы с мамой его отмыли, привели в порядок). Он мне нравился, потому что я любила венгерский мультфильм про лисёнка Вука. Мягкие игрушки занимали меня больше других (исключая конструкторы и набор столярных инструментов, которые появились позже).
Книг было много. И моих тоже. Пока я не умела читать, читала мама перед сном. И очень часто просила я читать мне даже не сказки Пушкина, а «Евгения Онегина» – я услышала эту выдуманную фамилию и мне очень понравилось звучание. Потом я услышала или прочитала на карте (папа повесил мне большую карту мира над кроватью) другие названия помимо Онеги (про Онежское озеро мне мама тоже что-то читала) – Ладога, Печора, Чудское озеро. Самое странное, что эти названия меня притянули, я сейчас, когда пишу воспоминания, живу в районе то Ладожского, то Чудского озёр. Мама мне читала наши русские народные сказки в обработке Афанасьева (и книга у меня хранится, читаю детям) и сказки народов мира, былины про русских богатырей. Ну и, конечно, Чуковского.