Один день из жизни Фриды

Старый жилой район пригорода Мехико – Койоакен. Разноцветные домики, плотно прижатые друг к другу, теснятся вдоль дорог. С годами они поблекли, но не потеряли своего очарования, правда, штукатурка местами облезла, будто заблудившийся маляр с ведром белой краски бродил вдоль домов и брызгал кистью во все стороны. Мощеная булыжником дорога покрыта трещинами, зазеваешься – расквасишь нос. Улицы тенистые и узкие, нет, да и мелькнет где-то ярко-розовый огонек бугенвиллии. На углу, где пересекаются улицы Лондрес и Альенде, стоит ярко синий дом с изумрудными ставнями и бордовой окантовкой. Если тихонько приоткрыть створку дверей, то можно увидеть тропический сад с маленькой пирамидкой, уставленной глиняными и деревянными идолами доколумбовой эпохи. На колючих кактусах примостились зеленые попугаи, под банановой пальмой тихо посапывает олененок. На ветру покачиваются два гигантских Иуды из папье – маше, приглашая войти внутрь. Но еще слишком рано и дом пребывает в сладких объятиях сна.


- Алекс, милый, мой зонт! Ты не видел мой маленький красный зонтик? Я кажется оставила его на автобусной остановке! – озабоченно перебирая руками вещи в сумке, бормотала девушка.

- Забудь, Фредуча, я куплю тебе новый!

- Мама убьет меня когда узнает, что я потеряла ее любимый зонт! – продолжала брюнетка с густо сросшимися на переносице бровями, - нет, Алекс, нам придется сойти и поискать его, - она потянула молодого человека к выходу.

- Ну вот видишь, его здесь нет, зря мы сошли с автобуса, только еще больше промокли! – укоризненно проговорил Алекс, - да и следующего неизвестно сколько придется ждать.

- Наверное я оставила его на рынке, когда покупала эту прелестную игрушку, - и девушка помахала перед глазами Алекса, деревянной балеро, - не правда ли она прекрасна? Алекс лишь бросил недовольный взгляд и отвернулся.

- Любовь моя, послушай, тебе не кажется, что нам надо более тщательно планировать нашу поездку в Штаты? – переводя разговор на другую тему, замурлыкала она, - Что ты думаешь о том, чтобы отправиться туда в декабре? У нас есть еще много времени, чтобы все устроить, ты согласен? Мы будем совершенными болванами, если проведем всю жизнь в Мексике!

На горизонте показался новенький автобус, как разгорающееся алое пламя, на фоне серых и унылых правительственных зданий, он приближался к остановке.

- Битком ! – уныло, проговорил Алекс.

- Вон смотри, сзади есть два свободных места.

И они стали протискиваться в хвост автобуса.


- Я и Алехандро! Как же я была тогда счастлива! Одно мгновение и наша жизнь разделится на до и после, и никогда уже не будет прежней. Я знаю все, что произойдет дальше: наш красный автобус рассечет по - полам, ехавший на перерез троллейбус, а поручень, за который обычно держатся люди, чтоб не упасть, пронзит меня насквозь как меч и я буду истекать кровью пока не приедет скорая помощь. Это сейчас я понимаю, что тогда случилось, а в тот момент, меня больше всего беспокоила деревянная балеро, зажатая в моих руках, цела ли она, я старалась смотреть на ее разноцветные полосы и не думать о том, на сколько серьезно, то что произошло. У меня не было слез, не было страха, тогда я не знала еще, что жизнь моя не будет прежней. А теперь знаю и не хочу больше видеть этот кошмар, не хочу снова возвращаться в тот день! Мне надо проснуться, нужно закричать!

Голова неистово металась по подушке, мокрые волосы прилипли ко лбу, а на руках вздулись вены. Из пересохших губ доносились нечеловеческий хрипы. Разбуженная в 5:30 утра, странными звуками в соседней комнате, пианистка Элла Парески, кинулась в комнату Фриды.

- Дышать, я не могу дышать! - хрипела Фрида

- Врача, вызовите кто-нибудь врача! – крикнула Элла и бросилась к кровати.

Ночью корсет начал сжиматься и затвердевший гипс сдавил легкие.

Элла схватила лезвие и аккуратно начала разрезать корсет над грудью Фриды. Два дюйма и дыхание стало потихоньку возвращаться, на бледном как полотно лице, проступил румянец, а в глаза Фриды снова вернулся озорной блеск.

- Где этот чертов доктор Зимброн? – приходя в себя, проговорила Фрида, - он ничего не смыслит в ортопедии! Это не лечение, а просто издевательство какое-то!

- Скоро будет – ответила Элла, подкладывая подушки под спину подруги.

- Ты знаешь, сегодня мне опять приснился этот ужасный кошмар!

- Это корсет во всем виноват, он так сдавил тебе грудь, что я удивляюсь как ты вообще не задохнулась! Выпей водички и успокойся, доктор должен появиться с минуты на минуту – протягивая стакан, проговорила Элла.

- А что толку? – делая небольшой глоток, прошептала Фрида, ты знаешь какой это по счету корсет?

- Боюсь даже подумать.

- Двадцать четвертый! У меня есть кожаные, металлические, гипсовые корсеты, разве, что из кактуса нет, эти докторишки даже подвешивали меня на тросах к потолку, чтобы вытянуть позвоночник, а какой от этого прок? Если все равно мне ничего не помогает. Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову в тот злополучный день. Хотя знаешь, в моей жизни ведь было две аварии!

- Как это? – Элла с удивлением посмотрела на подругу.

- Да, одна – когда автобус столкнулся с троллейбусом, другая – это Диего! Вторая была страшнее….

- Ты об этом! – с облегчением выдохнула Элла, - а я уж испугалась, что что-то пропустила. Слушай, давно тебя хотела спросить, - немного помедлив, тихо проговорила Элла, - это правда, что люди судачили о тебе и этом русском, как его? Тоцки? Коцки?

Фрида засмеялась и лукаво посмотрела на подругу.

- Ты о Троцком? Нашла тоже время!

- Должны же мы чем-то заняться в ожидании доктора! – подмигнула ей Элла.

- А ты сама- то как думаешь?

- Я думаю, что да! Зная тебя, дорогая, я ничему не удивляюсь!

- Он был очарован мной с первого взгляда. Помнишь, Диего тогда лежал в больнице, у него были проблемы с почками, поэтому волею судеб, встречать этого козлика с женой, пришлось мне.

- Ну в том, что он влюбился в тебя с первого взгляда, я даже не сомневалась, ты умна, красива, можешь поддержать любую беседу! Такой женщиной сложно не очароваться. У тебя бешеная энергетика! Но ему же было пятьдесят восемь!- воскликнула Элла.

- Девочка моя, возраст меня никогда не останавливал. Если ты забыла, то я тебе напомню, что Диего старше меня на двадцать лет. О, это было так забавно, мы передавали друг другу тайные записочки в книгах. Он писал мне – «Ты вернула мне молодость и отняла рассудок. С тобой я чувствую себя семнадцатилетним мальчишкой». Но, вскоре Лев потерял голову настолько, что уже не стеснялся ни своей жены, ни Диего.

- И как на это реагировал твой муж?

- Бушевал как ураган! Но он сам виноват, не надо было приглашать этого коммуниста пожить у нас дома. Но ты же знаешь как Диего обожает все русское, и как активный член Коммунистической партии, он почел за честь возможность поселить у нас дома идеолога мировой революции. Так вот, этот старик так забавно бегал за мной по нашему патио! Где я и где – бег! Представляешь! Я позволяла ему поймать себя и уводила на глазах у всех присутствующих, в свою спальню, полюбоваться моими произведениями.

- Боже, Фридуча, ты отчаянная женщина! – захохотала Элла.

- Зато я хоть немного отомстила Диего за его многочисленные измены и предательства!

В коридоре послышались спешные шаги и на пороге комнаты появился доктор Алехандро Зимброн.

- Магдалена Кармен Фрида Кало-и-Кальдерон, меня разбудили в шесть утра, утверждая, что ты при смерти! И что я слышу, заходя в дом? Оживленную беседу и смех! – проворчал доктор.

- Это все благодаря Элле, она не дает мне скучать! – ответила Фрида, подмигивая подруге.

- Ну что тут у нас? Давай ка посмотрим. – откидывая одеяло и изучая корсет, проговорил Зимброн.

- Он сковал меня на столько, что я не могла вдохнуть, терпела сколько могла, но когда почувствовала, что начинаю задыхаться, позвала на помощь. Элла сделала небольшой надрез и мне стало немного легче, но дальше трогать его мы побоялись.

- Да, Фрида, придется его снять совсем, и этот тоже больше не годится – развел руками доктор.

Он достал инструменты из сумки и начал осторожно резать гипс.

- Потерпи немного, я постараюсь сделать это аккуратно и быстро.

Гипс впился в кожу настолько, что под ним остались лилово-синие пятна, хрупкое тело Фриды и без того было покрыто многочисленными шрамами, ребра выпирали наружу, а любое телодвижение сопровождалось тупой болью. Боль стала спутницей всей ее жизни.

Когда ненавистный корсет наконец-то был извлечен, Фрида впервые за несколько дней смогла вдохнуть полной грудью.

- Мне нужно время, чтоб подумать, что еще можно сделать в твоем положении, посоветоваться с другими врачами. – убирая инструменты в сумку, проговорил Алехандро.

- Не забирайте корсет, доктор, оставьте его мне на память, я его распишу и может когда-нибудь его будут возить по всему миру как музейный экспонат. Пожалуй, я изображу на нем серп и молот, а еще красную звезду и солнце!

- Ох, Фрида, что я люблю в тебе больше всего, так это твой неисчерпаемый оптимизм! Другая бы на твоем месте давно бы впала в отчаяние, потеряла вкус к жизни, но ты молодец! Не сдавайся, девочка! Дай мне немного времени и мы что-нибудь придумаем! – стоя на пороге сказал врач.

- Спасибо, доктор Зимброн! Буду ждать с нетерпением нашей следующей встречи! – иронично выпалила Фрида, посылая врачу воздушный поцелуй.

Доктор улыбнулся и скрылся в дверях комнаты.

- Ни черта он не придумает! Безнадежно все это, всю свою жизнь я распята болью и ни один из этих докторишек так и не придумал ничего, чтоб облегчить мои страдания. Элла, придвинь мне пожалуйста столик с письменными принадлежностями и распахни шторы – попросила Фрида.

- Фридучита, тебе не мешало бы немного отдохнуть! Еще так рано! – проговорила Элла, раздвигая занавески и открывая окно.

- Как-нибудь потом, дорогая, обещаю! – улыбнулась Фрида, - а ты иди, поспи!

Теплые лучи утреннего солнца уже во всю светили в гигантские ставни синего дома. Но окна в спальне Фриды выходили во внутренний дворик, сохраняя легкий полумрак даже при дневном свете. Неспешно подметал дорожки своим роскошным хвостом павлин, маленькая черная обезьянка качалась на ветвях, а стая зеленых попугаев перелетала с ветки на ветку - за окном текла бурной рекою жизнь и течение ее не прекращалось ни на минуту. В комнате буйство красок было не менее эффектным, чем во дворе. Изумрудного цвета дверь и окно, как два древа жизни, выделялись яркими пятнами на белых стенах. Желтый пол напоминал песчаный пляж, казалось, что стоит только коснуться его кончиками пальцев, как стопы утонут в теплых, рассыпчатых песчинках. На полках примостилось несметное количество кукол: старинных и современных, мексиканских и иностранных, деревянных идолов и маленьких стеклянных зверушек, собранных в коллекцию с такой любовью. Даже заспиртованный эмбрион, подаренный как-то доктором Эллоисером. Все окружение этой сильной женщины кричало о любви к жизни, о невероятном желании любить и творить. Лишь только бренное тело отказывалось подчиняться своей несломленной бесконечной чередой несчастий, хозяйке. Оно тяжким грузом тянуло ее на дно, по миллиметрам отвоевывая все новые и новые территории.



«Дорогой доктор Эллоисер, с каждым днем мне все хуже и хуже…Я больше не могла работать, потому что любое движение доводило меня до изнеможения. Мне стало немного лучше, после того как я надела корсет, но сейчас я снова совершенно больная и прихожу в отчаяние, потому что не могу найти ничего, что улучшило бы состояние позвоночника……Моя правая нога по-прежнему плоха, но с ней ничего нельзя сделать, я знаю. Когда-нибудь я решусь на то, чтобы эту проклятую лапу отрезали и она мне больше не досаждала.

Во имя Господа, скажите, есть ли какое-либо лечение, или смерть собирается прибрать меня? Некоторые доктора снова настаивают на операции, но я не хочу оперироваться, уже пройдено больше двадцати операций и существенных улучшений как не было, так и нет…»



Облизнув пересохшими губами край конверта, Фрида запечатала его и отложив в сторону, опустилась на подушки.

Она лежала на темной деревянной кровати с резным балдахином, в потолок которого было врезано зеркало, чтобы можно было не вставая рисовать свои портреты, худые руки с темным пушком гладили шершавое полотно покрывала, перебирая как четки каждую связанную крючком петельку. Отдохнув немного, она приподнялась и подула теплым дыханием на зеркальное полотно и начала рисовать пальчиком дверь на запотевшей поверхности. Эта дверь прятала за собой улицу, на углу молочный магазин под названием «Пинсон», с легкостью лани, она проскочила в букву «О» и полетела со всех ног, перескакивая через ступеньку и опускаясь внутрь земли.

Там, на дне жила ее хохотушка, она вальсировала, как будто ничего не весила, как легкое перышко кружилось в объятиях ветра. Она танцевала и смеялась. У хохотушки не было имени, да и внешность была не запоминающаяся, но она всегда слушала Фриду, смеялась и танцевала. Она знала все ее секреты. А Фрида танцевала вместе с ней и выписывала такие па, что ей могла позавидовать сама королева бурлеска Салли Рэнд.

- А, Фридуча, это ты! Я ждала тебя! Давно ты ко мне не заходила! Что нового?

- Спина, опять спина, не дает мне покоя! А еще воспоминания. Знаешь, сегодня мне приснился кошмар.

- Опять? Какой же на этот раз? Расскажи – легким эхом отскакивал от стен голос хохотушки.

- Нет, не хочу, давай лучше вспомним что-нибудь хорошее!

- Как скажешь! Я всегда рада, когда ты со мной разговариваешь, не важно, о чем. Ты же знаешь, как я люблю тебя Фрида! Ты моя самая лучшая подруга!

- Мне вспоминается отец, такой тихий, кроткий, немногословный, знаешь, приходя с работы он садился за свой немецкий рояль, играл Бетховена и Штрауса. Особенно, я любила слушать как он исполнял «Голубой Дунай». Как сейчас вижу его пальцы, порхающие по черно-белым клавишам.

Губы Фриды расплылись в улыбке, - представляешь, когда мне было семь лет, я тайком ночью помогала сестре Матильде бежать с возлюбленным в Веракруз. Мати всегда была маминой любимицей, сбежала, не сказав никому ни слова, доведя родителей до истерики.

«Мой шеф» разбушевалась так, что двенадцать лет не пускала свою любимицу на порог дома. Ох, мама, мама! - и нежная улыбка пропала с алых губ Фриды, - как с тобой было не просто!

Мне так не хватало материнского тепла, понимания, любви и ласки, все чаще приходилось испытывать на себе ее железный характер, а ее религиозная фанатичность просто сводила нас с сестрами с ума.

А как она была против нашего брака с Диего! Называла его некрасивым, толстым, сорокадвухлетним коммунистом, неверующим в бога. Подговаривала Алекса помешать нашему браку и даже не явилась на регистрацию. Отец тоже был не в восторге, но он хотя бы так открыто этого не высказывал. Правда, при первом знакомстве он заявил Диего, что я дьявол! Но разве можно было этим напугать моего Диего? Это только еще больше распалило его ….

Никто в доме не верил, что я действительно была больна, ведь стоило мне только завести об этом разговор, как мама тут же начинала хворать и все говорили, что это из-за меня, как же тяжело страдать в одиночестве! Даже в окружении близких людей я так одинока!

- Ты не можешь быть одинока, Фрида, ведь у тебя есть я! Ты всегда можешь открыть потайную дверь, спуститься ко мне и рассказать мне все, что тебя тревожит! – гулким эхом разливался веселый голосок.

- Да, ты права, знаешь, сейчас вдруг вспомнилось как я- беззаботная четырехлетняя девочка в красивом платье, с огромным белым бантом на голове бегу сломя голову в патио под кедровое дерево, заливаясь смехом,

а в шесть лет, переболев полиомиелитом и не выходя десять месяцев из своей комнаты, я, подволакивая ногу, плетусь под тоже самое кедровое дерево, но уже заливаясь слезами. От беззаботного детства не осталось и следа, теперь я «Фрида – деревянная нога», в Мексике во всю идет революция, отец потерял работу и крупные фотозаказы от свергнутого правительства, часть мебели пришлось продать, чтобы как-то свести концы с концами, а в дом пустить жильцов. Да ты это уже все слышала, хохотушка, и не один раз.

- Не надо грустить, Фрида, давай лучше танцевать! – беря за руку свою подругу поет хохотушка.

- Однажды, в кафе я заявила своим друзьям, что рожу ребенка от Диего Риверы! А на тот момент, он еще даже не знал меня. Я украдкой пробиралась в аудиторию, где он расписывал фрески и наблюдала за ним. Аделина Сендехас, ну помнишь, я как-то рассказывала тебе о ней, ужасная гордячка, сморщила брезгливо нос – Диего? Этот грязный, пузатый, отвратительный старик?

- Диего такой добрый, такой нежный, такой умный! Я посажу его в ванну и отмою! – отрезала тогда я, - ну что ж, я вышла замуж за Диего, даже дважды, вот только ребенка так и не смогла ему родить, хотя он никогда и не хотел этих детей, это мне всегда казалось, что ребенок укрепит наш союз. Три выкидыша принесли мне такое опустошение, что даже боль физическая померкла перед болью душевной.

Фрида перестала танцевать, слезы покатились по ее щекам.

- Сколько еще боли мне отведено судьбой? Сколько, хохотушка?

Маленький зеленый попугайчик влетел через распахнутое окно в комнату, вырвав Фриду из ее горьких воспоминаний и вернув в спальню синего дома на углу улиц Лондрес и Альенде. В тот же миг она просияла и вытерев слезы, подставила ему руку.

- Малыш, ты прилетел навестить меня? Доброе утро, дружок! – целуя его нежно в пушистую головку проговорила она.

- Кто поцелует Фридучу в ответ? – указывая пальчиком с массивным серебряным кольцом на свою щеку, спросила она попугая.

В ответ, он заливисто болтал, как будто жаловался на что-то, крутил головкой из стороны в сторону, косо поглядывая на Фриду своими глазками-бусинками, прежде чем подарить ей свой колкий поцелуй в щеку, потом проворно спрыгнул с руки и пропал в складках вязанного покрывала.

- Ах ты, негодник, опять спрятался от меня в одеяле! Ну погоди, я сейчас тебя поймаю и без десятка поцелуйчиков ты от меня не уйдешь!

И она стала осторожно перебирать одеяло, чтоб ненароком не поранить своего любимчика. Ее взгляд поймали резные часики на полке, Фрида всплеснула руками и начала спешно выбираться из кровати.

Тупая боль мгновенно пронзила позвоночник, прошлась молнией по ноге и выскочила через кончики пальцев стопы. На секунду она застыла, пережидая удар, когда же боль ушла, продолжила потихоньку, боясь новой атаки. Медленно натягивая длинную цветастую юбку, которая так удачно скрывала тощую еще со времен детской болезни ногу, винного цвета блузку, пуговка за пуговкой, она подошла к зеркалу, чтобы уложить свои черные как смоль волосы в тугую косу. Алые губы крепко держали стальные шпильки, обернув толстую косу вокруг головы, она вкалывала их поочередно в волосы, насвистывая при этом «Интернационал». Ее массивные украшения на груди, гремели как рыцарские доспехи, аккомпанируя пролетарскому гимну.

- Кристина, ты пойдешь со мной сегодня на рынок? Я хочу купить немного цветов, чтобы украсить столовую к завтраку, пока Диего еще спит! – крикнула она сестре, промелькнувшей в коридоре.

- Только захвачу корзину, подожди меня на пороге – бросила та в ответ.

Взяв Кристину под руку, Фрида поковыляла на рынок, где уже во всю шла торговля. Выбрав несколько ароматных и пестрых букетов, свежие фрукты и раздав мелочь беднякам, следовавшим за ней попятам, она остановилась у лавки Кармен Севилья, в которой продавались фигурки Иуд, разные игрушки, пиньятас – все, сделанное своими руками.

- Фридуча, милая, как дела? – выходя из лавки и протягивая руки для крепких объятий, проговорила Кармен.

- Лучше всех! – расцеловав ее в обе щеки, весело ответила Фрида.

- Разве может быть у тебя по- другому? – спросила Кармен.

- Есть что-нибудь новенькое для меня?

- Я сейчас работаю как раз над новым Иудой, думаю на следующей неделе он будет готов, правда, у тебя их итак не счесть!- с улыбкой ответила продавщица.

- Тогда зайду к тебе через неделю! А нет ли у тебя балеро? – помедлив немного, спросила Фрида.

- Нет, милая, сейчас нет, но я обязательно раздобуду для тебя! Диего привет! Что-то он давно не заглядывал к нам?

- Работа, ты же знаешь, он работает как одержимый! – удаляясь, крикнула она и помахала Кармен рукой.

Завернув за угол, Фрида схватила сестру за плечо.

- Кристи, погоди, мне надо немного отдохнуть, нога совсем занемела.

Рука проворно вытащила из-за ворота рубашки флакончик духов, однако капелькам не суждено было коснуться кожи, содержимое полилось в рот.

- Фрида, доктор настоятельно рекомендовал тебе поменьше употреблять спиртного! Скажи пожалуйста, почему ты совсем себя не бережешь? Ничего страшного не случилось бы, если б прислуга сходила на рынок вместо тебя?

- Ты не понимаешь, Кристи, - вытирая рот рукой и засовывая флакончик обратно за ворот блузки, проговорила Фрида, - Диего любит, когда стол убран красиво, он художник, его день должен начинаться с прекрасного!

- Милая, ты могла бы создавать это прекрасное, не выходя из дома.

- Нет, Кристи, не спорь! Только я знаю, что на самом деле любит Диего!

Понимая всю тщетность уговоров, Кристина решила сменить тему.

- Смотри ка, чуть только солнышко встало, а твои ученики уже подпирают входные двери!

- Идем скорее, не хочу заставлять их ждать! Пусть лучше они потратят это время на искусство! – проговорила Фрида.

Собрав всю волю в кулак, она заставила себя улыбнуться. Ее походка стала непринужденной и легкой, как будто минуту назад ничего не произошло.

- Вы давно тут стоите? Неужели некому открыть вам дверь? – улыбаясь, прокричала Фрида.

- Мы были тут гораздо раньше, даже заглянули в сад, но там стояла такая тишина, что было жалко нарушать ее, поэтому мы решили прогуляться и вернуться к вам позже – ответила Фанни, одна из учениц.

- О, вы подобны цветущим веткам, что покоятся у вас в корзине! Появляетесь всегда внезапно! Такая радостная и очаровательная! – целуя руку своей учительнице, проговорил Гильермо Монрой.

- Спасибо Гильермо, а теперь , мучачас, за работу! Пишите, что видите и что вам хочется, – распахивая входную дверь и пропуская молодых людей вперед, скомандовала она.

Ученики разбредались по саду, доставая из сумок художественные принадлежности и постепенно погружались в свои мысли и зарисовки.

Фрида проследовала внутрь дома, готовить завтрак для своего большого ребенка, Диего.

На массивный деревянный стол полетела скатерть в мелкий цветочек, натюрморт из свеже-купленных овощей и фруктов занял свое почетное место в середине стола, а несколько букетов цветов были расставлены по периметру.

Диего всегда занимал лучшее место в конце стола, так чтобы его глазам открывался чудесный вид на живую картину над которой так тщательно трудилась Фрида каждое утро.

- Моя дорогая, маленькая Физита! Готов ли мой завтрак? Видишь ли, я сегодня очень тороплюсь! – прогрохотал голос и на пороге столовой появился пузатый мужчина, в белой рубашке и ковбойской шляпе, из-под которой выбивались курчавые волосы, изрядно отмеченные сединой. По сравнению с Фридой, он был настолько огромен, что сравнение «слон и голубка» как нельзя лучше подходило этой парочке.

- Садись за стол, все давно уже готово – проговорила, улыбаясь Фрида, пододвигая тарелку Диего и садясь сбоку.

Толстяк жадно накинулся на еду.

- Смотри не обляпайся!

В ту же минуту, на тарелку упал надкушенный такос, пуговицы затрещали и, скомканная рубашка, полетела на пол. Как ни в чем не бывало, Диего снова принялся за завтрак.

Не говоря ни слова, Фрида подобрала брошенную рубашку и через минуту вернулась с новой.

- У тебя лицо собаки! – улыбаясь, проговорила она, садясь обратно за стол и наблюдая как Диего смачно уписывает один такос за другим.

- А у тебя лицо лягушки! – бросил он в ответ, продолжая жевать, - твой любимчик опять пел тебе дифирамбы у порога? Я все слышал!

Фрида понимала, что лучше оставить эти комментарии без ответа, дабы не злить Диего еще больше.

- Учти, я не собираюсь делить свою зубную щетку еще с кем-то! – крикнул он, - а еще, я знаю, как ты любишь, чтобы мои бумаги и вещи лежали в порядке, так вот, напоминаю тебе в сотый раз, что я люблю, чтобы они лежали в беспорядке, перестань устанавливать свои законы у меня в комнате!

- А куда ты сегодня так торопишься, дорогой? – переводя разговор на другую тему, ласково спросила Фрида.

- Надо сделать несколько натурных зарисовок в пригороде, ты же знаешь сколько это отнимает сил и времени, но сначала забегу в студию. Так что, малышка, я буду только к ужину.

- Тогда приготовлю твое любимое какао и пирожки. Давай, посидим сегодня вечером вдвоем и я почитаю тебе что-нибудь, пока ты будешь есть.

- Хорошая идея, давно мы не проводили вечера вдвоем, постараюсь освободиться пораньше.

- Знаешь, я сейчас читаю одну книгу, которая просто захватила меня. Мне ее дал Хосе Лавин, инженер, помнишь, пару лет назад он заказывал портрет своей жены?

- Да, что-то смутно припоминаю. – не переставая жевать, пробормотал Диего.

- Фрейд «Моисей и монотеизм», ты знаешь там…

- Элла сказала мне, что тебе ночью было плохо? Почему вы не позвали меня? – оборвав Фриду на полуслове, спросил Диего.

- Не бери в голову, просто очередной приступ- отмахнулась Фрида, но на душе стало тепло от того, что она не безразлична этому большому человеку, раз он переживает за нее, значит любит по-своему.

В саду у пруда с рыбками, Гильермо делал зарисовки необычного цветка, напевая себе под нос веселую песенку. Вдруг пение его оборвалось на полуслове, а по спине прокатился легкий озноб, потом его бросило в жар, затем электрический разряд пронзил тело, он почувствовал, что его плечи раскалываются как от удара молнии. Испугавшись, Гильермо, бросил свои зарисовки и обернулся. За спиной стояла Фрида, сверля его взглядом, и беззвучно хохотала.

- Продолжай пение, Монрокито, ты же знаешь, что я тоже очень люблю петь! – проговорила она, глядя пристально Гильермо в глаза. Она подошла ближе и подняла брошенные зарисовки цветка.

- Как ты замечательно пишешь, получай удовольствие и трепещи от вида этого цветка. Он будто создан для того, чтобы его нарисовать! Что за прекрасное растение! – улыбнулась Фрида и поцеловав Монроя в щеку, направилась к следующему ученику.

- Артуро, мне кажется, что это должно быть чуть сильнее по цвету, вот эта часть сделана не очень хорошо. Я бы сделала так, но могу и ошибаться. Если это поможет тебе – согласись, если же нет-забудь.

- Донья Фрида, что для вас живопись? – спросила вдруг Фанни, не отрываясь от своего эскиза.

Фрида на секунду задумалась, усаживаясь на теплые ступени пирамиды.

- Видишь ли, Фанни, моя живопись несет в себе состояние боли, я потеряла троих детей и мои картины заменили их всех. Я считаю, что работа-это самое лучшее. За работой я забываю свои печали и становлюсь счастливее. Хотя, иногда мне приходится проявлять огромную волю, чтоб заставить себя писать или делать что-нибудь еще.

- А как вы почувствовали, что именно это ваше призвание? Я, например, до сих пор сомневаюсь, что из меня получится хороший художник. Живопись дается мне с таким трудом, мне очень хочется писать картины, но вот результат чаще разочаровывает, чем приносит удовлетворение - продолжала Фанни.

- Девочка моя, после страшной аварии, которая случилась со мной, когда мне было восемнадцать лет, я пролежала в больнице больше месяца, практически обездвиженная. Тогда я была еще слишком молода, чтоб понять и принять то несчастье, которое со мной произошло. У меня была масса энергии, которую я хотела направить во что-то другое, вместо того чтоб полностью погрузиться в лечение, и я начала заниматься живописью. Отец принес мне свои краски, а мама заказала специальный столик, на котором я могла бы рисовать, не вставая с кровати, ведь гипсовый корсет не позволял мне даже сидеть. Я начала рисовать портреты друзей и родственников, которые приходили навестить меня в больницу.

- А как вы решили нарисовать первый автопортрет? – спросил Артуро.

- У меня был любимый человек, вместе с которым мы оказались в том злополучном автобусе, Алехандро. К счастью, он не очень пострадал, но почему-то не приходил навещать меня в больницу. Все мои друзья приходили, а он нет. Я писала ему письма практически каждый день с просьбой прийти и навестить меня, он отвечал мне, но все равно не приходил. Я так боялась, что он забудет меня и разлюбит, что решила написать ему свой портрет и отправить в подарок. А потом он уехал в Европу и пропадал там больше года, вот так вот….., - закончила печально Фрида.

- К какому стилю вы бы отнесли свои работы? – поинтересовался Гельермо.

- Ох, Монрокито, да черт его знает! Я сама до сих пор не понимаю, что я такое, - рассмеялась Фрида, - но Андре Бретон, который писал брошюру к моей первой выставке в Нью-Йорке в ноябре 1938 года, окрестил меня сюрреалистом, значит, пусть будет так.

- И вам никогда не хотелось бросить живопись и заняться чем-нибудь другим? – продолжала расспрашивать Фанни.

- Девочка моя, еще как хотелось и не один раз! Когда мы с Диего вернулись из Штатов, где он писал серию фресок вначале в Детройте, потом в Рокфеллеровском центре в Нью Йорке, я не могла ничего написать в течение года. Потом, я начала понемногу возвращаться к живописи, но большинство из тех картин оказались маленькими и невзрачными. У меня были разные периоды в жизни, но я никогда не ожидала от своей работы ничего, кроме удовлетворения от самого факта занятия живописью и возможности выразить то, что мне хотелось сказать.

Фрида поднялась со ступеней и обойдя сад по кругу, направилась в свою мастерскую, не проронив больше ни слова.

Она тяжело опустилась в инвалидное кресло, придвинутое к мольберту и на секунду закрыла глаза. Как прекрасна тишина! Длинная зала была хорошо освещена за счет массивных окон от потолка до пола. Красные шестиугольники напольной плитки были натерты до блеска, на столе царил идеальный порядок – чистые кисти, без единой пролитой капельки, стройный ряд баночек с красками, как будто это была не мастерская художника, а музей. Мать с детства приучала их с сестрами к порядку.

Колесики инвалидного кресла пришли в движение и у столика с красками закипела работа. Деревянная палитра быстро заполнялась разноцветными каплями. Выбрав нужную цветовую гамму и напевая при этом веселый мексиканский мотив, Фрида направила колесики кресла обратно. Картина, прикованная к мольберту, была почти закончена, оставались лишь последние штрихи. Портрет с хорошо узнаваемыми черными как смоль волосами, выбивающимися из-под маски краснолицей героини фольклора, Малинче – любовницы завоевателя Мексики Эрнана Кортеса. Такие знакомые темные глаза мелькают сквозь дыры холста, а по щекам текут слезы. Кто прячется за маской обольстительной предательницы? Нет ни капли сомнения, что это тридцативосьмилетняя Фрида. Столь лелеянный ею образ свободолюбивой красавицы, раскрепощенной женщины, всегда такой желанной для мужчин с каждым днем было все труднее и трудней удерживать. Не дававшие покоя боли, усталость, предательства любимых людей, потери детей не могли не оставить свой отпечаток на внешности Фриды. Силы продолжали покидать ее. По капельке, но они утекали.

Обмакнув кисть в краску, рука доводила до совершенства кольцо, обрамлявшее средний палец то ли Фриды, то ли Малинче, ведь сама Фрида никогда не носила таких изящных колец с большим бриллиантом. Руки ее обычно украшали замысловатые, ремесленные кольца, слегка грубоватые. Но скрываясь под маской обольстительницы на картине, можно было позволить все, в отличие от реально жизни.

Проведя около двух часов за мольбертом, а больше она уже и не могла, Фрида встала с инвалидного кресла и заковыляла в спальню. Правая нога затекла и не чувствовалась совсем, рука невольно потянулась за ворот блузки в поисках спасительного флакончика.

- Фридуча, милая, мы с Кристи вечером собираемся в танцевальный салон, пойдешь с нами? Выпьем текилы, попоем наши любимые песни. – неожиданно на пороге комнаты возникла Элла.

Рука поправила воротничок и погладила Эллу по плечу.

- Нет, Элла, я сегодня обещала Диего провести вечер с ним и почитать ему книгу, идите без меня.

-Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, дорогая, не беспокойся, все в порядке, я немного полежу до ужина.

- Конечно, Фредуча, если тебе что-то понадобится, позови меня.

Как только за Эллой захлопнулась дверь, измученная Фрида бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушки. Хрупкая спина содрогалась от беззвучных рыданий.

- Долорес, тебе не кажется, что она преувеличивает значимость своей болезни? Уж очень она подозрительно весела при людях.

- Не знаю, Санта. По-моему, она просто хочет привлечь к себе внимание, если б она не была так больна, Диего давно бы ее бросил. Не даром он закрутил роман с ее же сестрой, Кристи. Ты знаешь, что она позировала ему обнаженной, когда он расписывал фрески в министерстве здравоохранения?

- О чем это вы тут шепчитесь? – строго сказала Кристина, заметив притаившуюся в коридоре прислугу, - опять обсуждаете донью Фриду? Неблагодарные! Мало она сделала для вас? Приняв под свою крышу двух оборванок без рода и племени! Лучше займитесь ужином и чтоб я больше этого не слышала! Я вам не Фрида, выставлю и глазом не моргну!

Проводив пристальным взглядом прислугу, поспешно удалившуюся на кухню, Кристина заглянула в комнату Фриды.

- Фридуча, ты точно не хочешь пойти с нами? Тебе не мешало бы немного отвлечься.

- Я жду Диего, он обещал сегодня вернуться пораньше и мы хотели вместе поужинать. Идите без меня, но в следующий раз, обещаю, мы повеселимся на славу. – улыбнувшись, проговорила Фрида.

Послав сестре воздушный поцелуй, Кристи исчезла за дверью. По коридору побежали быстрые шаги, до Фриды доносились отголоски веселого смеха, спешивших в танцевальный салон Эллы и Кристины, а потом дом погрузился в тишину.

На часах была уже полночь, лишь несколько свечей горели в столовой синего дома на углу, где пересекаются улицы Лондрес и Альенде. На столе покрылось пенкой остывшее какао, тарелка с пирожками осталась нетронутой, а тонкая книга, с множеством закладок, так и не произнесла сегодня ни слова, голосом Фриды. Поникшая и измученная голубка, не дождавшись своего большого ребенка к ужину, уснула тихо в кресле. Пусть ей приснятся самые лучшие и веселые сны! Будто она как легкое перышко в объятиях ветра, кружится беззаботно по залу, а улыбка не покидает ее лица. Так хочется, чтобы хотя бы во сне она почувствовала себя абсолютно счастливой ……