Харон

Харон
Рассказ




 - Странная смерть сорокапятилетней женщины, буквально, потрясла весь Обуховский микрорайон. – Возбуждённый голос телекомментатора доносился из кабинета дежурного. – Ведущий менеджер одной из крупных торговых сетей, сегодня выбросилась из окна своей квартиры расположенной на тридцатом этаже элитной многоэтажки.
Дверь за Михаилом захлопнулась и звук, доносящийся из дежурки, смолк.
- Где он? – строго спросил Михаил, встречаясь взглядом с ожидавшим его офицером.
 -В камере, – тут же ответил тот. – Его взяли час назад в его автомобиле, и сразу же доставили сюда.
- Почему не в отдел? – Михаил, не останавливаясь, проследовал дальше по коридору, офицер развернулся и двинулся вслед.
- Распоряжение главного прокурора.
Михаил удивлённо посмотрел на офицера.
- Очень интересно! – протянул он строго.
Дальше шли молча. Спустя пять минут следования по запутанным, словно лабиринт, коридорам военной тюрьмы, они вышли к большой металлической двери, больше походившей на гермозатвор бомбоубежища. Офицер приложил к считывающему индикатору свою ладонь, и спустя несколько секунд, ворота начали медленно расходиться в стороны, открывая вход в блок строгого контроля.
Внутри, было лишь четыре разделённых коридором помещения. Офицер подвёл Михаила ко второй двери слева, и вновь приложил к индикатору свою ладонь. Дверной замок открылся с глухим щелчком. Оба вошли внутрь.
Напротив, расположенного в центре камеры металлического стола, на стуле сидел не молодой мужчина лет пятидесяти. Его руки были скованы наручниками, от которых в пол уходила прочная цепь.
Офицер поставил перед узником два стула, передвинув их от стены слева, и молча передал Михаилу тонкую папку, на которой был написан лишь номер 695.
- Меня зовут Михаил Скурлатов. Я уполномоченный представитель президента по внутренней политике и безопасности. Ваше имя Серафим? Вы, готовы поговорить?
Мужчина, прикованный к стулу, согласно кивнул. Офицер передал Михаилу конверт, в котором находилось несколько десятков фотографий. Михаил извлёк фотографии и разложил их на столе.
- Вы знакомы с этими людьми? – задал он второй вопрос.
Мужчина напротив внимательно осмотрел фотографии и вновь молчаливо кивнул.
- Вы знаете, что все эти люди мертвы? – Скурлатов буравил прикованного к полу мужчину пристальным взглядом. – И последний человек, с которым они общались перед смертью – были вы!
Он с размаху ударил раскрытой ладонью по столу, от чего прикованный мужчина даже подскочил, но оковы моментально впились в его руки, и он сжался, потирая запястья.
- Я никого не убивал, – негромко произнёс арестант.
- Я знаю, - совершенно спокойным голосом согласился Михаил.
- Тогда почему вы меня арестовали?
Казалось, Михаил ожидал этого вопроса.
- Не могу в это поверить, но мне кажется, что вы знаете почему эти люди умерли? – он всё так же пристально смотрел на собеседника, словно пытаясь прочитать его мысли. – Доверьтесь мне Серафим.
Прикованный к полу мужчина долго молчал. Скурлатову даже показалось, что узник не собирается с ним говорить. Но потом он присмотрелся и заметил, что взгляд человека с евангельским именем Серафим, погружён в тягостное раздумье.
- Вы всё равно мне, не поверите, - заговорил, совершенно неожиданно узник. – Зачем тратить время?
- Вы можете думать, что я безразличен, но это не так, - тут же заговорил Михаил, – именно ради этого я здесь.
- Ваша попытка войти ко мне в доверие, только усугубляет отвращение.
Михаил глубоко вздохнул.
- Хорошо, - сказал он спокойно, словно собираясь завершить беседу, и повернувшись к офицеру, который словно тень стоял за его спиной. – Подготовьте документы о переводе товарища Серафима в специальный корпус психоневрологического тюремного блока. Профессору Смирновой поставьте задачу о полном зондировании мозга нового пациента, и особо уточните, что в данной ситуации она может действовать без оглядки на мораль.
Глаза Серафима от ужаса округлились.
- Это что ещё? Зачем? Что за специальный корпус?
- Послушайте меня, - строго продолжил Михаил, совершенно не обращая внимания на испуганные протесты собеседника. – У меня нет времени Вас уговаривать. Попытка войти к вам в доверие, выглядела весьма топорно, но это лишь потому, что в основном, общаясь с подозреваемыми, я использую, весьма, не деликатные методы. Поэтому я прошу в последний раз. Либо расскажите, что знаете, либо, я узнаю это по-своему, и поверьте моему богатому опыту – вам это не понравится.
- Уверен, что у вас очень тяжёлая душа.
В голосе Серафима звучало сожаление. Скурлатов взглянул с непониманием. Мужчина, прикованный к полу, мгновенно перехватил взгляд Михаила.
- Я начал работать таксистом не от хорошей жизни, - начал свой рассказ Серафим. - Хотя не скрою, мне нравится управлять автомобилем. Три года назад, Вселенная забрала у меня всю семью. Они летели в отпуск, когда их самолёт упал в океан. Я сильно горевал, и много пил. Мой бизнес прогорел, а я погряз в долгах. Находясь в шаге от полной пустоты, я встретил в холодном парке человека, который предложил мне выбор.
Он скал, что я могу оставить всё, как есть, и моя жизнь вскоре окончиться в грязной канаве. Или принять дар, и работать на него взвешивая людские души.
Серафим замолчал, оценивая реакцию собеседника на свои слова.
- Как это происходит?
Вопрос Скурлатова вогнал Серафима в замешательство.
- Что? – не веря своим ушам, переспросил узник.
- Вы можете описать процедуру взвешивания? – уточнил свой вопрос, Михаил.
- В мою машину садится пассажир, - узник не сводил своего взгляда с лица Михаила. – Автомобиль начинает движение, и по поведению машины я узнаю, насколько тяжела душа человека. Если машина трогается легко, я облегчённо выдыхаю. Но чаще всего автомобиль стартует тяжко. Это можно сравнить с огромным весом, непривычно сваленным на крышу.
Вот тут-то и начинается самое главное. Я завожу беседу, и словно знаю, что говорить, какие вопросы задавать. В конце поездки, обычно, происходят две вещи. Либо, человек чья душа неимоверно тяжела раскаивается и позабыв про всё на свете бежит замаливать свои грехи в ближайший храм. Либо, он называет меня психом, и покидает машину в приступе безумного смеха. Вот именно эти пассажиры, спустя ровно три часа, заканчивают свой жизненный путь.
В камере наступила тишина. Узник поник, что-то обдумывая. Михаил с офицером тоже молчали, по-видимому, переваривая полученную информацию.
- Почему вы не полетели в отпуск вместе со своей семьёй? – задал вопрос Михаил, спустя почти пять минут тишины.
- Рейс одного из моих крупных клиентов задержали на сутки. Мне пришлось сдать билет и остаться. Эта встреча, как я тогда думал, могла изменить мою жизнь. Иронично – не находите?
- Нужно полностью задокументировать вашу работу, - словно и не слыша последних слов узника, произнёс Скурлатов. – Всё полностью, от и до. Начиная с момента посадки пассажира, и до момента его смерти, если таковая наступит. Вашу машину оснастят всеми требуемыми средствами фиксации. Они не заметные, так что вам не стоит волноваться. Ни вы, ни ваши пассажиры ничего не заметят. Всех, кто покинет вашу машину будут отслеживать мои люди. – Серафим открыл рот, чтобы возразить. Но Михаил, опережая его вопрос, поднял вверх указательный палец, и продолжил. – А ваш непосредственный работодатель, вряд ли станет возражать. Ведь условия контракта не нарушаются. Ну, а если вопросы всё-таки возникнут, отправляйте его ко мне, думаю мы сумеем договориться.
- Сомневаюсь, - не оценил шутку Серафим.

- Мы договорились, - Михаил быстрым шагом направлялся к своей машине. – Он не против визуального слежения, но считает, что его работодатель подобную выходку не оценит. Вам не кажется, что в подобного рода операции стоит задействовать такие ресурсы?
- Что вас смущает? – ответил вопросом на вопрос, собеседник.
- Мы могли взять его сами. Зачем привлекать полицию, запирать в военную тюрьму, да ещё и дёргать прокурора?
-  Вас это не касается, - ответил сухо собеседник. – Делайте своё дело, и не задавайте лишних вопросов. Мы договорились?
- Конечно! – тут же ответил Скурлатов.
В трубке пошли короткие гудки и Михаил, убрав телефон, открыл дверцу своей машины и бухнулся на водительское сидение.
- Хочешь узнать все мои секреты? – хриплый голос за спиной, заставил Михаила вздрогнуть.