Кому

Кому

- Кому-то же приспичило дорогу перелопатить! Намертво! –вырвалось у меня. Ни к кому я не обращалась, потому и содрогнулась от последнего вылетевшего слова.
Маршрут моего передвижения до запрограммированной встречи был четко очерчен графической схемой. Как будто по компасу. Не заблужусь и не опоздаю. Но не назначила бы я эту встречу. Ни за что! Да и совсем не в том дело, что температура тридцать семь и три – все-равно стонать, охать и жалеть себя – кому это надо! Я планировала выйти на следующей остановке. За кладбищем. Да автобус в обход пошел. Вот в этом-то и суть. Не объедешь!
 И от себя не убежишь. Можно, конечно, без вести, в горах, в огне, в море – да кому… Не хочу об этом сегодня. Понимаешь, «ЗА», «ЗА», «ЗА» этим словом я выйти должна была.
Поджав лопатки, словно сомкнув крылья, шествовал чуть поодаль. Мало ли стариков ковыляло вокруг. Не мало – один! И не старичок – Орел!
Не то, чтобы меня приучали с детства, дома и в школе, что старость надо уважать. Но это – другое: он – парил!
Ты можешь мне возразить – мол, «как это так, крылья-крылья, а он – шварит». Да, да, шварит. Ногами шварит и шепелявит давно.
Но не однажды я наблюдала за тем капитаном, с тросточкой, который командовал отшвартовкой судна от причала:
- Отдать швартовы! – и матросы, которые не шепелявили, не хромали и не охали – как винтики повиновались его голосу.
Я рванула к Орлу:
- Пожалста, помогите, поддержите, переведите, защитите… ну, будьте что ли добры…
     - Эх, девка! То пока друзья твои земелюшку топчут – жутко. А как улягутся рядком, да выйдут холмиком ладком – тут-то мыслишки твои переиначатся. Клад это место! Сокровищница – от со-кровушки, значит, когда сердечко в рубчик подзашито-подзатянуто, - он долго вдыхал и резко выдохнул.
Как-то враз все мои страхи обозначил, и рассеял тут же.
- Стойте! У вас ведь и ордена, и медали должны быть... Герой ведь! – доходило до меня.
- С чего взяла?! – оборвал он командной репликой.
- Так – выправка военная, решительность во взгляде, да и мудрость. Смотрю на Вас - силища какая-то!
- Брешешь, ой брешешь! Как ты выряжена! Али не знаю, что пиджачишко мой выцвел. У меня хоть глаз и притупится, да не на различие людей: чай, сразу приметила, што ботинки с чужой ноги добиваю. Брешешь-то пошто?
- Да не брешу я!
- И не подошла бы, коли путь чрез кладбище не шел! Чего напужалась-то? Али совесть нечиста перед кем? С чистым-то сердцем и помирать не боязно…
- Вот и Ваше сердце чистое – кто этим похвалятся бы стал! Не брешу - видит Бог – чую, что достойный Вы человек!
          - Че чуешь-то?
- Ой, а вы меня простите. Не хочу я спорить. Так, вырвалось. Ой, да ведь я в душу лезу. Может, и правда, бронь, болезнь, мало ли что. Я по-простоте своей душевной – вижу ведь герой вы, за светлое наше будущее, нас непутевых – стушевалась-было я, - не, вы мне скажите, Христом – Богом молю, не томите. Простите, а - не серчайте, а… 
- Герой, говоришь, светлое будущее, ордена… Спасибо, милая, - как-то враз смягчился дед. - Только вот ковыляет твой герой на базар – «оптовый» - как щас величают. Я с кажной пенсии – сахарку, мучицы… Тут на рупь дешевле-то масло, а то и крупа… вот на леденечик внучку и припасу. Больно уж охочь он на эти сосульки – «чупсами» их кличет.
Остолбенела я.
- Рупь…через весь город… мучицы…леденечик… холмики на кладбище … подвиг… вот пешком… за будущее… Чупс!
- Так вам же слава и почет! Вы только расскажите!
- Что? – недоуменно вопросил он. – Рассказать как прожил? Как все. Нам и раньше-то немного было надо. А героями тогда все были. Не больно тогда про подвиги слушали, а щас уж и не скажем – он махнул рукой назад, в сторону кладбища.
- Вы только расскажите мне – я напишу. Честное слово, обязательно про Вас напишу!
- Зачем тебе это?
- А я деда своего ни видала, да и мало что  я слыхала про него. Один - в сорок третьем. А второй, его и отец-то мой ни разу не видел.
Я ведь даже на могиле деда не была – нет ее. И дедов моих будто бы и не было. Никогда…
- Эх, девка, что ворошить забытое. Ведь приходилось нам многое что позабыть. Просто чтобы выжить – для жены, для детей, для соседских сирот – многие не вернулись, а то и некуда возвращаться было. Да и земелька мои руки поджидала… Сеять и пахать.
             Он повернул вправо и пошагал прочь.
             Я смотрела вслед ему. Молчала. Могла бы – догнала, выпотрошила каждую мелочь, каждую деталь, подробность уходящего века…
Вдруг резко развернулся и, махнув рукой, заключил:
-  А байки про войну пусть другие доскажут. Ты, например, валяй, я не серчаю. Бреши, коли охота. Может, и про меня напиши, что думаешь. Было бы охота слушать кому…


2005