Переезд в новую квартиру

Некоторым моим читателям из числа земляков-дальневосточников нравится, что я пишу об обыденных вещах, и они, читая, вспоминают, как такое же происходило и в их жизни. Об этом они пишут мне в личной переписке. И сегодня будет именно такой случай.

Есть известное русское изречение, что переезд равен стихийному бедствию. У меня было несколько переездов за годы жизни, но почему-то запомнился один из них.

В советское время для многих работавших в северных районах была возможность построить себе кооперативные квартиры в южных районах страны. Каждый северянин выбирал себе город (обычно там строились кооперативные квартиры) по своему вкусу. Мои родители долгие годы работали в школе северного поселка в Хабаровском крае. Когда только начали строиться кооперативные квартиры, мамин брат посоветовал им вступить в кооператив, чтобы после выхода на пенсию уже была квартира.  Все близкие родственники мамы жили в Хабаровске, там они и решили вступать в кооператив. 

Нужно сказать, что в советское время и коммунальные услуги были практически  символическими, и стоимость кооперативных квартир не высока. Вначале надо было заплатить вступительный взнос и сумме четверти стоимости квартиры, а затем в течение 25 лет ежеквартально вносить какую-то сумму, вполне по средствам для любой семьи, в которой оба супруга работают.  И затем, после полной оплаты стоимости квартиры, только ежемесячные коммунальные платежи.  Если были деньги, то за квартиру можно было расплатиться, не дожидаясь 25-ти летнего срока.  О том, что стоимость кооперативной квартиры была невысокой, от нынешней ипотеки, пример из моей жизни.

Наша соседка по жизни в поселке, заработав льготную северную пенсию и накопив какие-то деньги, переехала в Хабаровск с мужем, где купили небольшой домик в пригороде . Потом муж умер, и одинокой пожилой женщине было не по силам содержать и домик, и заниматься огородом с небольшим садиком. А тут еще и беда пришла – выявили рак молочной железы. Операция, лучевая и химиотерапия, все в разных больницах. Хорошо, были соседи, друзья по поселку, которые присматривали за домиком.

Пока суть да дело,  наша знакомая соседка решила продать домик и купить кооперативную квартиру в Хабаровске. Ей помогли сделать и то, и другое.  Она переехала в небольшую однокомнатную квартиру. Пенсия у неё была максимальной, 120 рублей. На эту пенсию она не только жили и оплачивала коммунальные услуги, но и ежеквартальные платежи за кооператив осуществляла. И даже накопила денег, чтобы съездить на поезде повидаться со своим младшим братом в Москве.  Правда, на поезде, но в купейном вагоне туда и обратно. Так что в советское время и пенсии были хорошие, и кооперативные квартиры не очень дорогие, и поездки на поезде с одного края страны в другой тоже доступные.

Но вернемся к квартире моих родителей.

К  сентябрю 1968 года дома, в которых купили кооперативную  квартиру, были возведены. Это были три первых девятиэтажных дома-свечки (с одним подъездом) в Хабаровске  на угле улиц Ленина и Волочаевской. Отец приехал из нашего поселка на заседание кооператива для получения ордера и ключей от квартиры.  Я в это время был студентом 4-го курса Хабаровского медицинского института и жил в студенческом общежитии. За несколько дней до приезда отца за ордером и ключами я женился, поэтому и въехал в квартиру на 2-м этаже среднего дома.  Отец уехал, и мы остались с женой жить вдвоем. Пока отец был в Хабаровске, мы купили на родительские деньги две кровати, два стула и стол на кухне. Это была вся наша мебель в новой квартире, единственная до Нового, 1969 года. Потом появилась еще детская кроватка, когда у нас родился сын Саша.  И в этой квартире мы прожили десять лет. За это время я успел закончить медицинский институт в 1971 году, три года прослужить во Владивостоке на подводной лодке по распределению института, уволиться в запас и начать гражданскую жизнь врачом-рентгенологом в городской больнице № 11 в Хабаровске.  В первый же месяц работы я встал в очередь на получение квартиры  от больницы, причем в льготную, так как у меня было трое малолетних детей.

Еще во время службы меня приняли кандидатом в члены КПСС, полноценным коммунистом я стал, уже работая в больнице. А через три года, в сентябре 1977 года коммунисты первичной партийной организации больницы избрали меня своим секретарем, т.е. парторгом больницы.  А через месяц в СССР была принята новая Конституция, в которой появился пункт 6 о руководящей роли партии в жизни страны, кстати, впервые, в предыдущих Конституциях, включая «сталинскую» 1936 года, такого пункта не  было.

Я всегда был человек дисциплинированный, ответственный, и, проучившись на кратковременных кусах секретарей партийных организаций медицинских учреждения, организовал работу партийной организации больницы в соответствии с рекомендациями, услышанными на курсах.  Мы нашли общий язык с главным врачом больницы Людмилой Николаевной Яковлевой и председателем местного комитета профсоюзов Розой Александровной Хан, и стали проводить совместную работу по улучшению деятельности трудового коллектива больницы.  И нам это удалось сделать. Я и наши активисты из опытных коммунистов вникали со все тонкости работы многочисленных структурных подразделений огромной больницы, и партийная организация  принимала решения о искоренении недостатков. Это очень понравилось главному врачу.

О том, что в городской больнице появился активный молодой парторг, стало известно Индустриальному райкому КПСС. А Индустриальный район был не только самым большим из пяти районов города, но в нем проживало почти 200 тысяч из 500 тысяч жителей города, и наша больница, в которой оказывалась терапевтическая, хирургическая и акушерско-гинекологическая помощь, была самой большой в районе и городе, в ней был стационар на 480 коек, 3 поликлиники, женская консультация и более 30 здравпунктов на промышленных предприятиях, больше 2,5 тысяч сотрудников – врачей, среднего и младшего медицинского персонала.

На меня обратили внимание и в городском отделе здравоохранения.  И когда руководство отдела перестала устраивать работа главного врача городской больницы № 10, решили поставить на эту должность меня, в то время рядового врача-рентгенолога.   И главный аргумент при  моей «женитьбе» на больнице № 10  было представление квартиры.  Но я не чувствовал, что готов руководить таким огромным коллективом (по числу сотрудников он был чуть меньше нашей больницы), и хотя остро нуждался в улучшении жилищных условий (мы жили в 2-х комнатной кооперативной квартире родителей вместе с ними, т.е. на 27 кв.метрах полезной жилой площади нас жило 7 человек), отказался от предложения, несмотря на давление со стороны горкома партии и горисполкома.

Эта возня с моим назначением не прошла мимо внимания нашего главного врача. Её вполне удовлетворяла моя работа в качестве парторга, я был единственным кандидатом и на должность заведующего рентгеновским отделением после ухода на пенсию действующей заведующей, и поэтому Людмила Николаевна пошла с вопросом о выделении мне квартиры к первому секретарю райкома партии Михаилу Петровичу Мещерякову, подключив к этому и хорошо узнавшего меня третьего секретаря райкома Аллу Алексеевну Лепешеву.   Вопрос был решен положительно, и через несколько месяцев после этого разговора меня пригласили к председателю райисполкома Анатолий Ионову.  Тот сказал, что он проработал указание Мещерякова о выделении для меня квартиры. По составу семьи мне положена минимум 3-х комнатная квартира (лучше 4-х комнатная, так как дети разнополые), но пока у него есть возможность выделить мне 2-х комнатную в панельной «хрущевке», в которой завершили капитальный ремонт. Но он обещает выделить мне 3-х комнатную квартиру в ведомственном доме речников, строительство которого в завершающей стадии. Но чтобы получить ордер, я не должен вносить в него свою младшую дочь.

Ионова я хорошо знал как человека слова. Когда он еще работал в райкоме партии, я организовал его лечение в нашей больнице по высшему разряду, по вечерам мы частенько вели разговоры с ним за жизнь в кабинете врача-рентгенолога. Поэтому я согласился на такой вариант, а местный комитет своим решением поставил остронуждающегося в улучшении жилищных условий многодетного отца А.К.Щербакова в начало льготной очереди.

Так в начале сентября 1978 года, примерно через 5 месяцев после моего «сватовства» в главные врачи,  я получил квартиру в районе остановки «Заводской» за первым в городе Универсамом.  Часть старой мебели – две кровати, кресло-кровать,  диван, пару столов и 4 стула мы перевезли из родительской квартиры, куда они собирались купить новую мебель.  Кто бывал в квартирах в панельных «хрущевках, знает, что там маленький коридор, такая же маленькая кухня, совмещенный санузел и две комнаты, одна побольше площадью, другая совсем маленькая. Но мы сумели разместить немудренную мебель в этой малогабаритной квартире и стали жить.

Перед этим у меня состоялся разговор с нашим давним знакомым по жизни еще в северном поселке.  Анатолий Борисович всегда работал по торговой части, а его жена Валентина была учительницей, и они были в одной компании с моими родителями.  Я хорошо знал их единственного сына Славку,  который был старше меня на пару лет.

Потом эта семья уехала в другой поселок, потом в третий, и контакты моей мамы с женой этого торгового работника прервались (обычно же не мужья поддерживают такие связи, а жены, верно?).  Но несколько лет назад, когда я, помимо основной работы врачом-рентгенологом подрабатывал по ночам дежурным врачом-травматологом в травматологическом пункте больницы,  эта чета пришла на прием к врачу. Я похож на свою маму, и они, увидев меня, а потом,  услышав фамилию, имя, отчество, поняли, что прием ведет сын их давних знакомых.  Так возобновилась связь моих родителей, а после смерти супруги я стал захаживать в гости к этому крупному и красивому мужчине, у нас с ним находилось немало тем для разговоров. А еще у него была богатая домашняя библиотека, откуда я брал книги почитать. Именно тогда я прочитал в роман-газете «Один день Ивана Денисовича» Солженицына.

Последнее время он работал в потребкооперации Хабаровского района начальником. Когда он услышал, что мне обещают выделить квартиру, сразу же сделал предложение. Мол, магазин в Ильинке должен получить мебельный гарнитур-стенку, полированную, стоимостью 800 рублей. И он предлагает мне её купить, заняв у кого-нибудь денег, и пока квартиру не дадут, гарнитур может постоять в магазине, он решит этот вопрос.  Я отнекивался, говорил, как я расплачусь с деньгами, если жена не работает, и денег даже на житье в обрез.  Но Александр Борисович был настойчив. Сказал, что скоро он уходит на пенсию, и это его единственная возможность как-то помочь давним знакомым. Я нашел деньги, расплатился за гарнитур, и стал ждать ордер на квартиру.

Потом, когда мы начали свой переезд в эту «двушку», я сразу спланировал, куда можно поставить гарнитур.  С большим трудом мы поставили его в комнате, потеснив диван и все остальное. Казалось бы, можно начинать жить в наконец-то своей квартире, и мы стали в ней жить вчетвером. Старший сын Саша уже учился в 10-й школе,  и мы его решили оставить у моих родителей, чтобы уже потом, когда дадут нормальную квартиру, сразу перевести в другую школу.  Он приезжал к нам на субботу-воскресенье всю осень и начало зимы. Но потом оказалось, что капитальный ремонт  дома был сделан некачественно, осталась прежняя система топления, которая была в основном забита шлаком, и когда начались морозы, температура в квартире не поднималась выше 13 градусов.  Оставлять детей в таком холоде мы не решились, и они все стали жить у моих родителей. А мы с женой спали вдвоем в этом холоде, укрывшись двумя одеялами.  Потом я шел на работу в свою больницу, а жена, устроившись в детский сад диетсестрой, ехала туда, забрав по пути дочь у моих родителей.

Потом мы с женой решили посмотреть, где строится этот самый ведомственный дом для речников. По закону 10% квартир в таких домах отдавались райисполкомам, и именно за счет этой квоты Ионов собирался выделить квартиру больнице. Вернее, там был предусмотрен обмен.  Райисполком якобы выделяет больнице однокомнатную квартир (тогда часто больнице доставалась жилплощадь одиноких умерших)  но забирает себе, забирает себе мою двухкомнатную, и выделяет трехкомнатную для меня.

Узнать, где строится этот дом, было проще простого. Я вспомнил, что когда на 4-м курсе у нас были занятия в больнице водников, что находится в Затоне, недалеко от больницы видел начало строительства кирпичного, очень длинного дома, и от кого-то услышал, что этот дом строится для работников РЭБ флота и речников Амурского речного пароходства. Поэтому в один из воскресных февральских дней мы с женой поехали в Затон.

Добраться туда в то время можно было или на трамвае, или на автобусе, идущим по улице Волочаевской, которая потом переходила в Краснореченскую.  От улицы Ленина, где мы были в гостях у родителей, на автобусе вторая остановка, и на трамвае  четвертая, «19-я школа» и есть та самая, откуда дальше надо идти пешком в сторону реки. В Хабаровске вообще очень ветреная зима, но в этот день ветер был особенно сильный и обжигающий лицо.  А нам идти приходилось против ветра, так что пока мы минут через 20 дошли до улицы Шевчука, где стоял торцом к ней этот длинный, в десять подъездов, пятиэтажный кирпичный дом, мы изрядно замерзли.

Дом был не заселен, некоторые двери в подъезды были нараспашку,  так что мы могли посмотреть и некоторые квартиры. В это время в Хабаровске уже было построено много девятиэтажных панельных домов с большими квартирами. А в этом доме были маленькие кухни, небольшие комнаты, площадь 3-х комнатной квартиры была примерно на треть меньше такой же трехкомнатной квартиры в 9-этажном панельном доме.  Да еще мы замерзли изрядно, пока дошли до этого дома. В общем, нам не понравилось -  и место далеко от трассы, и небольшая площадь квартир, и соседство с судами Амурского пароходства, которые стояли на зимней отстое в Затоне недалеко от дома.

Пока добирались к родителям с женой, все обсудили, и решили, что мне надо сходить к Ионову и попросить квартиру в другом доме. Так я и сделал. Но Толя мне сказал, что есть один вариант квартиры, но тоже вдали от Краснореченской, да еще по соседству с Мелькомбинатом, который шумит круглые сутки и выделяет дурно пахнущую пыль.  А других новых домов в районе не стоится.  Ведь мне же лучше жить ближе к центру, в не в Южном микрорайоне, откуда в часы пик не выехать.  А со временем по генеральному плану застройки города будет ходить по улице Шевчука автобус. Да и все суда с началом навигации уйдут из Затона, и там можно будет даже купаться.

Выслушав все сказанное Ионовым, я тут же дал согласие на квартиру по улице Шевчука.  Сдача дома ожидалась к Первому мая, там остались лишь отделочные работы в некоторых подъездах.  Оставалось только ждать. И оформлять все нужные документы в больнице, по крайней мере, чтобы они были готовы заранее. Этим я и занялся.

Третьего мая 1979 года  мне на работу позвонил Ионов и предложил прийти в райисполком получить ордер.  По пути в райисполком я зашел в магазин и купил бутылку хорошего коньяка для Ионова, все же мы с ним были хорошо знакомы, и как бы у меня все вышло с квартирой без него, неизвестно.  У кабинета, где выдавались ордера, было два или три человека.  Так что я получил свой ордер очень быстро, и тут же прошел в приемную председателя райисполкома.  Попросил секретаршу Ионова пропустить меня на минутку к её начальнику, и зашел в кабинет.  Сказал, что ордер получил, и попросил принять мой презент. Толя был гостеприимный хозяин, мы зашли в небольшую комнату рядом с кабинетом, и выпили по стопочке коньяка. И я пошел в больницу решать организационные вопросы по переезду.

На это ушла часть четвертого мая, и на пятое число был заказан грузовой автомобиль, что перевозить мебель. Это была суббота, помочь переехать мне вызвался мой брат Витя, а отец вместе с Сашей собрался приехать  к дому на Шевчука к обеду, когда кончатся уроки в школе у  нашего сына. Весной все мои дети, кроме Саша, уже перебрались в нашу квартиру на «Заводской», туда же приехал Витя и туда же пришла машина.  Нам повезло, у нас была квартира на втором этаже в «хрущевке», и на втором этаже была квартира на Шевчука. «Промудохались» с переездом мы весь день. Когда приехали к подъезду  дома на Шевчука, всю мебель выгрузили на землю, и автомобиль уехал. Жена приготовила нам что-то перекусить, и начался подъем на этаж.

Всем хватало что носить. Второму сыну Сереже было 7,5 лет, Наташа 6 лет, но и они носили как-то вещи в свою квартиру.  Мы с Витей и отцом затаскивали мебель,  потом столы, стулья, что-то носила жена. Силы у нас еще были, так что хоть и уставали, но работа двигалась.  Меня удивило, что ни в один подъезд никто не заезжал. Мимо проходили жители соседних домов, тоже пятиэтажек из кирпича, которые шеренгой стояли до берега Затона, и в последнем был магазин, который у местных получил название «На семи ветрах». Он был знаменит тем, что там продавался алкоголь. Тогда горбачевская антиалкогольная компания еще не началась,  так что в субботу у магазина хватало мужиков, «соображающих на троих».

Наконец, все вещи были поставлены на свои места. Квартира требовала ремонта, но как советовали знающие люди, его надо проводить не раньше, чем через год, когда дом усядется, доски усохнут.  Но мы были рады и такому жилью, ведь теперь вся наша семья оказалась под одной крышей. Перекусив, отец и Витя  поехали на Волочаевскую, Саше в школу надо было идти в понедельник, поэтому он остался с нами.

Мы с женой вышли на балкон, смотрели на панораму центральной части города,  где хорошо было  видно огромное здание Дома радио,  и три высотки, в средней из которых мы жили  10 лет.  Так как наша квартира была в крайнем к Затону подъезду, хорошо просматривалось выход из Затона и слияние с Уссури, рукотворная коса, отделявшая затон от русла реки. 

Когда, уставшие за день, решили пораньше лечь спать, услышали в подъезде какой-то шум и громкие разговоры. Через тонкую входную дверь все хорошо было слышно. Я выглянул в подъезд. Какие-то три выпивших мужика с бутылкой о чем-то громко спорили. Я спустился к ним, и спокойно попросил не шуметь, мол, мы ведь день переезжали, устали и легли спать.  Не знаю, что подействовало на мужиков, или мой вид, или спокойная речь с некоторым к ним уважением, но они  извинились, и быстро ушли из нашего подъезда.  Я вернулся в квартиру и быстро уснул, как и все мои домочадцы.

Мы тогда еще не знали, что все летние вечера в солнечную погоду будем проводить на берегу Затона, что будем плавать на косу, иногда рискуя попасть под каком-нибудь катер, что временами вода будет плескаться у нас почти под балконом, что к газгольдеру у угла нашего дома будут приставить катера.  А  я в высокую воду буду выходить в одних плавках и босиком из дома, надевать у газгольдера ласты, маску с трубкой, и плыть  к Затону по затопленному берегу, раздвигая руками кусты и пугая речных рыбок. Все это будет в дальнейшем, ведь в этом доме мы проживем 24 года, сделаем не раз ремонт, обустроим квартиру, застеклим балкон,  а для детей сделаем с отцом двухярусную кровать, где будут спать младшие дети, пока не закончат 25 школу. Многое в этой квартире будет сделано моими руками, начиная с настилки линолеума на полу и заканчивая изготовлением кухонного гарнитура, керамической плитки в ванной и на кухне, шкафов на балконе. Лишь в самом конце нашего проживания в квартире, когда я уже был большим начальником, ремонт ванной и коридора делали специально нанятые мастера. Но это было уже тогда, когда старший сын и младшая дочь жили отдельно своими семьями.

Так что воспоминания о квартире по адресу улица Шевчука, дом 29, квартира 5, у меня остались очень теплые. И как мы заезжали в эту квартиру, мне помнится до мельчайших деталей.