Во Имя Твое 63. На пороге в жизнь иную

Ольга Пономарева, Елена Кибирева
Авторский рисунок Ольги Бухтояровой

На пороге в жизнь иную…
   Прошло уже два года, как я переселилась в Курган. Здоровье моих родителей сильно пошатнулось. Пожалуй, разделительной чертой, после которой все покатилось как с горы, набирая скорость, стала мамина операция по поводу катаракты в июне 1997 года. Еще в конце зимы мама окончательно потеряла зрение: один глаз не видел совсем, а другим она слабо различала свет.
   Родители долго колебались, надо соглашаться на операцию или нет. Все же возраст почтенный, 87 лет почти, да и другие заболевания дают о себе знать. Столько пережито, выдержит ли мама? Труднее это решение давалось папе. Он все колебался, мучился и молился; мама решилась быстрее.
   И вот ее поместили в больницу. Сколько добрых людей, которым мы бесконечно благодарны, было в этом задействовано! Мама держалась молодцом. Для человека в столь преклонном возрасте любая перемена мучительно тяжела, а тут больница, посторонние люди, ряд сопутствующих бытовых трудностей, сама операция, боль…
   Но мама всегда могла собраться в ответственные минуты жизни. И в этот раз она не изменила себе. Операция прошла успешно, и матушка Нина вновь стала видеть одним глазом. Правда, с очень сильными линзами, но – видела! Как благодарны были мы врачам, всем медикам, друзьям – тем, кто помогал ей.
   Папа, как нам казалось, переносил операцию вместе с ней – так тяжело ему было тогда. Он глубоко и сильно любил маму, внешне почти не проявляя этого, во всяком случае, на людях.
   О глубине его чувства можно судить и по скупым записям, оставленным батюшкой в архиве: «…Когда муж и жена истинно составляют одно, то они любят друг друга, и до такой степени, что делают ее сокровеннейшим чувством своих сердец, причем даже не хватает слов для их выражения…».
   Свое глубокое и сокровенное чувство к жене он проявлял лишь в каких-то экстремальных ситуациях. Перед операцией матушки, пребывая все время в молитве, он старался загнать свой страх куда-то далеко, и организм его дал срыв – он перестал глотать. Нервное напряжение вызвало спазм гортани и пищевода – даже вода почти не проходила. Сначала думали, что у него повреждение гортани, горла или инородное тело… Обратились к врачам. Медики ничего не обнаружили.
   Моя кузина, Екатерина Николаевна Увицкая, догадалась дать ему успокаивающие и расслабляющие нервную систему лекарства. Глотание понемногу восстановилось, а тут и матушку Нину выписали. Пришла надежда, что теперь жизнь пойдет бодрее. И действительно, первую пару недель все шло хорошо. Теперь мама с помощью палочки могла выходить во двор, она доходила до ворот, бодрилась, но это был последний всплеск жизненных сил. Одно неловкое движение, падение, потом еще одно, и она просто не смогла вставать. На нее обрушились, словно дождавшись удобного случая, все застарелые болезни, и только спасительный сон давал ей необходимое облегчение.
   По Божией милости мама почти все время спала. Спала днем, спала ночью… Часто она поднимала во сне руку для крестного знамения, иногда так и не донося ее до чела. Молитва, вероятно, шла уже на уровне подсознания. Это было естественно. Она всю жизнь провела с молитвой и просто не могла по-другому. Так Господь послал ей плавный переход в иную жизнь.
   Иногда она все-таки пыталась встать без меня и сразу же падала, а тут и папа стал «догонять» ее буквально семимильными шагами. Вот уж действительно «плоть едина»… Еще вчера он открывал мне ворота, правда, с трудом опираясь на палочку, но открывал. Но однажды встал и тут же упал, не смог выйти даже за порог дома.
   В дом мы попали через окно на кухне. С этого момента и батюшка больше не вставал. Наступил последний, мучительный для них период земной жизни. Организмы, как бы готовясь, очищались, и это приносило обоим моральные муки: они не привыкли обременять своими проблемами даже родных. Оба перестали есть.
   Буквально за два или три дня до кончины отец Григорий вдруг позвал меня. Он все время лежал на диване, отвернувшись к стене, а тут позвал, взял за руку и тихим голосом с огромным трудом сказал: «Знаешь, Леленька, мне никогда еще так плохо не было». В глазах его было даже какое-то удивление, что может быть так плохо. Но и одновременно мой мудрый папочка готовил меня к непоправимому… Он не помощи у меня просил, а со свойственным ему тактом, зная уже, что мне вскоре предстоит пережить, пытался как-то защитить меня хотя бы от внезапности. Когда я стала предлагать ему помощь, он тихонечко пожал мне локоть и сказал: «Ничего не надо, детка, иди лучше к мамочке». Он благословил меня последний раз своим отцовским и пастырским благословением и опять отвернулся к стене. Только тогда я этого не поняла. Как горько!
   Мама почти все время была как бы в полузабытьи, папа – в полном сознании, и мы чувствовали, как он невыносимо страдал от своей беспомощности. Он, отвернувшись к стене, сутками лежал на диване и, очевидно, молился. Отец Григорий, обладая незаурядной духовной силой, чувствовал и знал, что конец близок, и, наверное, молил Господа, чтобы им с матушкой уйти вместе… И Господь услышал его. В состоянии его здоровья произошел какой-то резкий перелом, который уравнял жизненные силы обоих. Они тихо умирали, так же тихо и деликатно, как прожили всю свою жизнь; тихонечко уходили, стараясь не обеспокоить никого…
   Молодой священник Сергий Глущенко (ныне иеромонах Симон), духовное чадо батюшки, проявил особое внимание и духовную заботу о болящих. Маму он причастил предпоследний раз за неделю до смерти, а папа ежедневно повторял одно и то же:
   – Я не готов… – и отец Сергий убежденно, спокойно и смиренно говорил:
   – Хорошо, тогда я зайду завтра.
   Так продолжалось около недели.
   Двадцать третьего октября моя сестра Катя и близкий многолетний друг нашей семьи Тамара Георгиевна Неверова сказали мне категорично:
   – Завтра не приходи, а то сама сляжешь от переутомления.
   Двадцать четвертого числа Катя заняла мое место около них. Вечером папа выразил желание помыться, и Александр, муж моей кузины Лиды, вымыл его, сняв прямо с матрацем на пол. Катя побежала за отцом Сергием.
   События развивались стремительно. Часов в девять вечера буквально прибежал отец Сергий, он исповедовал и причастил батюшку.
   – Ну вот. Слава Тебе, Господи. Причастился! – промолвил отец Сергий, а отец Григорий ясно произнес:
   – Проглотил.
   Ему, как никому другому, было понятно беспокойство священника. Сколько раз он сам склонялся над умирающим, чтобы убедиться, что Святые Дары приняты.
   И вдруг отец Григорий стал торопить с исповедью и причастием матушки Нины:
   – Скорее, скорее…
   Очевидно, он знал, что надо торопиться. Отец Сергий исповедовал и ее. Матушка причастилась, на миг как бы пришла в себя, запила Причастие и опять погрузилась в свое состояние. Все как-то облегченно перевели дыхание и вскоре разошлись. Умиротворенные, папа и мама спокойно заснули. Тамара сказала, что будет ночевать здесь же, на кухне, подремлет – мало ли что… Но какой тут сон… Любой шорох, напряженное дыхание, стон – все насторожило бы ее. Нет, в комнате тишина, мирно теплится лампада, а два человека – плоть едина – совершают последний ответственный шаг, они уходят в жизнь иную. Матушка совсем слаба, но разве отец Григорий оставит ее в такую минуту? Он молится. Он будет с ней. Довольно разлук, теперь навсегда, навечно вместе. Господь заберет их сегодня обоих.
* * *
   Утром, часов в шесть, Тамара пошире приоткрыла дверь в комнату. Спят. Так тихо, мирно спят. Спят? Спят ли?! Матушка была уже холодная, а у батюшки только одна рука чуть теплая, но и он умер не просыпаясь. Глаза у обоих плотно прикрыты, спокойные, мирные позы и лица. Во сне для них обоих началась другая, новая жизнь, к которой мы все должны быть готовы. Они ушли вместе, как и прожили вместе 61 год. Это были тяжелые, мужественные и прекрасные годы.
   Они завершили свой земной путь.
* * *
   В этот же день моих дорогих покойных родителей перенесли в Свято-Духовский храм. Три дня, и днем и ночью, духовенство и миряне читали молитвы, совершая панихиды по новопреставленным супругам. Их гробы несли при большом стечении народа на руках по дороге, которой они столько лет спешили на богослужения именно в этот храм.
   Много странного и трогательного замечено было в эти дни людьми, собравшимися на прощание с батюшкой и матушкой. Две полевые птахи, неизвестно откуда взявшиеся под самым куполом храма… Они так звонко, так ликующе переговаривались друг с другом, что буквально заглушали возгласы священников и даже хор. В один из дней в храме появились воробей и синичка. Полетали, посидели на верхнем ярусе икон, а потом синичка выпорхнула в открытые двери бокового придела, а воробей… залетел в алтарь.

   Хоронили их по благословению Преосвященного Михаила, епископа Курганского и Шадринского, в церковной ограде смолинской церкви, в одной могиле. Просто и трогательно прозвучало надгробное слово Владыки:
   «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
   Дорогие братья сослужители! Дорогие братья и сестры! Сегодня в нашей епархии невосполнимая утрата. От нас ушел наш светоч Православия, наша опора в духовной жизни, возлюбленный собрат – протоиерей Григорий.
   Земной путь, который он прошел, не отличался радостями и утехами, но, наоборот, за этот срок отец Григорий претерпел и зной, и вар, и холод; претерпел гонения и лишения. Шестнадцать лет провел он в заточении за Веру Православную, являясь исповедником истины Христовой. И Господь уготовал ему праведную кончину, забрав не только его, но и возлюбленную супругу Нину. Это знак Божий. Так умирали в православных русских семьях – готовились и умирали в один день. Как прожили они свою жизнь, так вместе и возлетели к Небесным обителям. И я верю, что они прошли без мытарств и поклонились Престолу Божию. Велика заслуга почившего нашего собрата протоиерея Григория, велико его дерзновение пред Господом, ибо он исполнил Его заповеди, претерпев все поношения и гонения. До самой смерти пронес он крест, который Господь дал ему.
   Сегодня у нас день печали, но в то же время и день радости. Дай Бог всем нам прожить такую же долгую и содержательную жизнь и иметь столько духовных чад, которые спасаются его молитвами и которых он наставлял в жизни, делясь с ними своим духовным опытом. Дай Бог всем нам пройти его стопами и оказаться там же, где и он сейчас предстоит – в селениях Небесных.
   Дорогой наш собрат! Мы помним и любим тебя и никогда не забудем. Из нашей земной памяти не сотрется твой незабвенный образ. Мы верим, что ты обрел дерзновение пред Господом и умолишь Его за нас, грешных, у Престола Божия, дабы Православие процветало на нашей зауральской земле, дабы мир царил в душах людей. Помолись за нас, отче, у Престола Божия!».
   Народ плакал… А природа, удивительно теплая и тихая для этого времени года, словно радовалась. Вдруг, как на Пасху, «заиграло» солнышко, пульсируя огненно-золотыми волнами света, невольно вызывая трепет в душе и высушивая слезы у людей. Вот какие-то странные полупрозрачные, желтые шары, огромные, как облака, тихо, низко и торжественно стали проплывать прямо над деревьями, что стоят над могилой… Будто какой-то кусочек иного мира… Два, три… Уплывают на восток… А вот еще один, еще… Все.
   Два снежно-белых голубя, сидевших на склоне крыши храма, прямо над могилой, словно наблюдая за происходящим, вспорхнули, устремились в голубую синь неба и, сверкнув своим перламутровым оперением, исчезли тоже.
   Стало как-то трепетно и страшно от этих незнакомых проявлений природы и одновременно светло. Словно мои дорогие родители в своем последнем привете хотели передать:
   «Не грустите, люди. Зачем слезы, когда для нас окончились земные страдания. Мы вместе покидаем этот мир, чтобы преклонить колена пред Господом нашим Иисусом Христом. Будем молиться за себя и, если Господь допустит, за вас и за всех православных христиан, которым так нужна опора и защита в наше непростое, беспокойное время».
* * *
   Проводить благословенную чету в последний их путь прибыла, нежданно-негаданно, Чимеевская святыня.
   Матерь Божия, чудотворную икону Которой так глубоко почитали отец Григорий и матушка Нина, большими печальными глазами окинула их последнее пристанище на земле – два белых «ковчега», скорбно стоящих в смолинском храме.
   Она благословляла их в последний путь…
   В двух белых домовинах их принесли сюда печальным крестным ходом на следующий день после кончины и поставили перед алтарями Свято-Духовской церкви, чтобы отслужить литию. «Упокой, Господи…» – пели все, кто пришел в этот час в Смолино.
   «И вдруг, – вспоминают смолинчане, – в это же самое время во двор Архиерейского подворья въехала какая-то машина».
   – Кажется, это «Газель» из Невского, – пронеслось шепотком. – Зачем она здесь?
   Но в следующую же минуту открылась дверка машины и Пресветлый Лик Казанской Божией Матери «Чимеевская» грустно оглядел всех присутствующих. Люди со слезами на глазах подошли к Пречистой, чтобы найти у Нее утешение. Они прикладывались к этой великой святыне и горько плакали – плакали еще и оттого, что понимали значение этой неслучайной встречи.
   «Каким образом, – думали мы, – очутилась в Смолино Чудотворная икона из Чимеево, ведь ее никто в эти дни не ожидал здесь?» Оказалось, что по благословению Преосвященнейшего Михаила ее должны были увезти на несколько дней для поклонения на Урал – в те самые места, откуда отец Григорий и матушка Нина Сергеевна начали свой крестный путь на Небеса.
   И должно же было так случиться, что именно в эти, последние для светлой четы, земные дни Матерь Божия благословила их Своим скорбным посещением.

   Из архива протоиерея Григория Пономарева

   Час Божий, час покоя, час радостный!

   И услышал я голос с неба, говорящий мне: напиши: отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе…
   Откр. 14, 13

   Самый прекрасный день на земле – это день смерти… День смерти тела души верной (не святой, не праведной, а верной души) – это есть праздник.
   Ибо грешников пришел спасти от их тленной жизни Спаситель. И, чтобы не страшно было им входить в темнеющие тесные ворота, выводящие из земли в жизнь вечную, Господь Сам прошел ими, освятил их, помазал стены их святым благоуханным миром Марии Магдалины!
   Потому должны мы идти этими вратами с любовию. Как живем с нашей малою, ничтожною любовию, так и войти должны с нею.
   Люди, люди, слушайте!
   Голос Отца Света, Отца мира, Отца жизни…
   Неужели вы боитесь?!
   …Грешны?
   Но ведь для грешников Он еще более Отец, чем для праведников. Он любит грешников больше. Не сомневайтесь, Он Сам сказал об этом.
   Слушайте! Это – Творец…
   Он создал вас для ЖИЗНИ.
   Как маловерны и боязливы люди. Плачут, идя в мир из темной утробы матери. Плачут, уходя из материнской утробы мира, рождаясь в нескончаемую жизнь блаженного и осиянного духа.
   Смотрите на Образ!
   Рождение – со скорбью, но блаженна эта скорбь последнего распятия и очищения более, чем все радости на земле.
   ГОТОВЬСЯ, ДУША, К БОЖЬЕМУ ЧАСУ!
   Это час великого покоя, чистоты, день великой правды жизни, начало великой любви мира!
   (Все выделенные слова текста сохранены со ссылкой на оригинал – ред.)

Эпилог
   Ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними.
   Откр. 14, 13

   Тридцатого марта 2001 года, в день святого праведного Алексия, человека Божия, прихожане и гости Свято-Духовского храма в Смолино стали свидетелями чудесного благоухания, исходящего от металлической иконки Пресвятой Троицы, укрепленной на могильном кресте-памятнике в месте упокоения отца Григория и матушки Нины.
   Событие это примечательно еще и потому, что престол Свято-Духовского храма в честь Алексия, человека Божия, освящал по благословению правящего архиерея отец Григорий. Очевидцем этого чудесного события явилась также соавтор книги «Во Имя Твое…» Кибирева Елена Александровна, чье свидетельство и приводится на этих страницах.
   Господь Сам прославляет Своих детей!
   Иконка Пресвятой Троицы с могилки отца Григория и матушки Нины, которая хранится сйчас в редакции «Звонница», благоухала во все время работы над этой книгой – как знак Божия благоволения к праведникам, угодившим Ему при земной жизни и своим христианским подвигом стяжавшим плоды Духа Святаго!
   «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, упокой приснопамятных протоиерея Григория, Нину и усопших их сродников по плоти и прости им вся согрешения вольные и невольные и даруй Царствие Небесное. Аминь»