Былинные земли. Николаевские берега, часть 15

(Продолжение)

ОТ КУХАРСКОГО - К ПИЯНОВСКОМУ

В открытом поле, посредине, плоский исполинский камень необычной формы смотрелся как крест на груди земли. А рядом валялась гильза – винтовочная, отстрелянная, с прошлой войны. О, земля! Сколько вытерпеть пришлось!

Регион необыкновенный, помеченный именами, событиями и географическими терминами. Они – как мерилы тысячелетней давности, волнуют.

Расстояние от Неколочи до Караевич небольшое – каких-то семь верст, а сколько истории! К сожалению, проследить ее «от и до», прочитать целиком, не получается. Войны и переделы, накатывая раз за разом, как волны, смывали творимый предками мир, унося в безвестность факты и события. И мы теперь вопрошаем: что произошло?

Непонятно, почему Писцовая книга, наиболее полный документ, отобразивший состояние Полоцкой земли в средние века, оказалась «безучастной» к зоне улльской переправы. Территория выпала из обзора? Ее обошли - обогнули, не заметили? Вот как описана полоса пред нею: «в селе Ладосне (еще раз подчеркнем, там был центр путных слуг, - авт.) храм Преображенья Господне, а от Ладосны до с. Островна 10 верст, а с. Островно князя Михаила Соколенского, а в нем храм Троица; от Островна до с. Несина 3 версты, а в селе храм Илья Пророк, а от Несина до Еванского 15 верст».

Последним стоит «Еванское». Там тоже протекала Улла, огибавшая Сосняговскую пущу. И также была переправа, но восточная. Южная, чрез Неколочь, была ближе, но поворот к ней будто не заметили. Сведений о нем нет. Почему?

«Еванский» – это Еванск, или Иванск по-современному: в грозновскую бытность церковный ареал полоцкого монастыря Иоанна Предтечи. И, как видно из описания маршрута, туда лежали вёрсты, сплошь помеченные местными храмами. Таким был зареченский фон Полоччизны.

Что же увидели посланники московского князя и царя в «Еванском»?

При внимательном рассмотрении всей Писцовой книги поражает двоякая характеристика. В одном случае говорится о «Еванской волости», что охватывала окружающее пространство, а в другом – о «волости Селецкой» с «сельцом Ивановским» (монастырским).

Как же это понимать?

Поземельная реформа, предпринятая королевской властью, отозвалась переделом, дележом княжеского достояния, широкой экспансией панского сословия в условиях нарастания прагматической, капиталистической волны.

Влияние «боленских панов», что осели в правобережье, перекидывалось, ширилось, распространялось. Селецкая волость лежала в правой стороне Уллы и числилась за «паньею Анной». По сведениям белорусского ученого, кандидата исторических наук Вячеслава Носевича, Анна была дочерью Яна Радзивилла, старосты жомойтского: «в пописе войска 1567 года она упоминается как Анна Кишкина – по мужу, представителю магнатского литовского сословия».

По количеству жителей обе стороны были примерно равны: в одной 16 деревень, в другой - пятнадцать. Территорию покрывали также четыре озера, но не этим ценилась волость. Наивысшую значимость придавала диспозиция - крутой изгиб реки, сформировавший две переправы. Одна вела в Витебск, на восток, а вторая – в Лукомль, распахивая южное направление.

Такой расклад не мог не интересовать самых крутых лиц. Участие Радзивиллов подтверждается справкой из польского Словника – наиболее солидной энциклопедической работы варшавских ученых, составивших на рубеже XIX и XX веков картину Царства Польского и всех славянских краев - про Поулье, которое было собственностью Миколая Юрьевича Радзивилла, литовского подчашего. Так в тексте справки.

По современным данным, весь чашникский ареал управлялся Радзивиллами. Их было так много, что легко запутаться. Даже Миколай был не один. «Первообладателем стал Миколай Радзивилл, виленский воевода», - уточняет Носевич.

Этот Миколай переехал в Вильно в 1510 году, сдав воеводскую должность в Троках. А еще ранее, в эпоху Александра, служил подчашим.

Надо сказать, что должность подчашего была невероятно успешной для карьерного роста, выводила наверх. Радзивиллы отличались придворной хваткой, их допускали к столу, и как это не связать с их опытом ведения приулльского хозяйства? В организации застольной трапезы и охотничьей потравы хорошим подспорьем служили чашникские поместья и сосняговские дебри. Еще давний представитель этого рода – Радзивилл Старый, известный как «Николай Радзивиллович» проявил себя, будучи великокняжеским канцлером. Он прекрасно знал окрестные условия и содействовал витебскому корчемному хозяйству. В 1503 году король подписал привилей, по которому плебан стал обладателем куска земли в истоке Уллы, откуда вел речной путь к Сельцу и монашескому иванскому уделу.

После смерти Старого и его жены - Софьи Монивид, дочери литовского боярина, поместья наследовали потомки. Так сын Миколай, взошедший на воеводческий пост в Вильно, овладел улльским достоянием.

После его смерти управлялись дети. Северной частью - Ян, староста жомойтский. Когда и тот умер, собственниками стали его отпрыски. У Яна были две дочери. Приданое было обеспечено, и обе хорошо устроились. Петронелия вышла замуж за полоцкого воеводу Довойну, а вторая, Анна, стала женой витебского властителя Кишки. Ее-то как «панью Анну в Селецкой волости», скорее всего, фиксировали люди Грозного. Анна к тому времени стала вдовой, и как не посвятить помыслы Богу? Если на левом берегу «кипел» монастырский очаг, то в правой стороне звенели колокола Преображенско-Спасской церкви.

Особо скажем о южном секторе. Там поместье досталось Эльжбете (Елизавете) Радзивилл - дочери виленского воеводы. В отличие от родственниц-кузин, она не стала повторять их опыт, и очень быстро избавилась от наследства, уступив двоюродному брату Рыжему, тоже Миколаю, который покорял придворные вершины.

Рыжий заплатил деньги, чтобы заполучить южный предел. Он знал, на что рассчитывал. В семи верстах от Чашников, повязанных с Леплем, образовался уникальный уголок, просто царственный. Там заканчивался прямоточный участок исходной Уллы, и она резко сворачивала.

Образовался закраек земли, с угловым мысом и перекрестком речных нитей: с обеих сторон втекали притоки. Но и это еще не все. Дополнительно природа поместила туда небольшое озеро, связав с главной артерией короткой протокой. Оно использовалось как бухточка, повышая ценность речного сообщения - давний промысел варягов.

Место было с оттенком былого величия. Неподалеку располагался Городенец – тот самый, засвидетельствованный в эпическом «Слове о полку Игореве», где, предположительно, произошла битва, положившая начало Великому княжеству Литовскому. Как пример монументальной высоты, смотрелись древние курганы, расположенные на берегу.

Теперь то место называется Поульем. Мне посчастливилось побывать там с лепельскими любителями путешествий, и я описал его в другом материале.

В грозновской описи нет ссылок на Поулье. Но это не удивительно. Там упоминается «с. (село или сельцо, - авт.) Ула» в составе 15-ти деревень, что исчислялись в Селецкой волости. «Ула» считалась бесследно пропавшей – исчезнувшей, что связывали с последствиями грозновского вторжения: мол, уничтожили, сожгли. Но, по всем привязочным координатам, «с.Ула» и есть современное Поулье.

Кто и когда поменял название, неизвестно. Думается, после Ливонской войны, в период кардинальных преобразований. Отметим, что это могло произойти в угоду Радзивиллам – когда в королевской канцелярии работал придворным картографом Рицци-Дзаннони, итальянский ученый. На его карте второй половины XVIII столетия запечатлено уже Поулье (не «Ула»), и даже не одно.

Забвение могло быть связано с трагическим событием – нападением на стрельцовский обоз Грозного, когда тот двигался к улльской переправе. Погибли не только воины, а и князья-бояре. Устроил побоище Радзивилл Рыжий. Он к тому времени занимал высокую должность гетмана.

Рыжий уже не владел Уллой-Поульем, перепродал некоему Пияновскому. «Насчет этой личности ничего сказать невозможно – данных нет. Можно предположить единственное: он относился к разряду тех же панов – виленских: что и Юндилы, и Служки, и Кишкины», - говорит белорусский историк Носевич.

В год перепродажи положение Рыжего сильно изменилось. Он пошел на повышение – занял пост столичного воеводы, трокского: повторил чиновничью стезю предка. И отметился поощрением – получил звание князя. Сразу заметим: не унаследовал, а «удостоился». Такой титул ему присвоил император Священной Римской империи, обозначив дальнейший курс. Делалась ставка на сближение с западом, и Рыжий становился полезной фигурой в дальновидных расчетах. Поощрение потянуло смену духовных ценностей. Князь «римского пошиба» «переквалифицировался» из католика в протестанта-кальвиниста.

Княжеский титул Рыжему был гарантирован еще одним немаловажным обстоятельством. Его родная сестра вышла замуж за короля, и дворовому окружению «не климатило» видеть близких королевы в шляхетском положении.

Рыжий был подходящей фигурой, чтобы защищать и продвигать интересы богатого сословия. Главным приобретением становились деньги, а радзивилловский род владел крестьянскими весями в таком количестве, что вряд ли кто-то мог с ним поспорить.

(Продолжение следует).

На снимке: Поулье на карте-трехверстке Шуберта (первая половина XIX столетия).

27.06/22