Пылесос
Мальчишку одного, украинца, тоже однажды минут двадцать идейно окучивала. Светловолосый канадский подросток постучал в дверь, чтобы продать Филипповым какие-то особенные контракты, помогающие сэкономить на электричестве. Он мел языком долго, а Маша его слушала потому, что он был приятный – с открытым лицом, улыбчивый и какой-то родной что ли... Она смотрела на него с материнской лаской и он первым спросил: “На каком языке вы говорите?”
- На русском.
- А я на украинском, - сказал подросток по-английски, и доверчиво разулыбался, будто встретил родственницу.
Разулыбался несмотря на то, что на дворе стоял 2015-й год. И украинцы уже не улыбались русским. Но мальчишка, видимо, не увлекался политикой, а взрослые не вовлекали его в свои разговоры, вот и разулыбалось дитя родному по крови человеку.
Тогда Маша посерьезнела и сказала по-английски:
- Я тебя слушала, теперь ты меня послушай... Если тебе кто-то когда-то скажет, что мы, русские, ненавидим украинцев – не верь. Мы – ваши братья. Мы любим вас. Все, что происходит сейчас на Украине, устроено врагами . Украинцы используются как орудие против России. Но мы – один народ. Слово “Украина” означает “окраина”. Окраина чего, ты думаешь? Америки? Канады? Окраина России! А раньше называлась “Малороссия” – маленькая Россия...
Маша прочитала пацану целую лекцию и видно было, что он ошеломлен, но слушал внимательно. И смотрел на нее во все синие глаза.
- Ну, будь здоров! – попрощалась в конце Маша на русском.
И мальчишка кивнул, и снова засиял улыбкой, как солнышко. Понял что она ему сказала.
И вот – звонят в дверь. В выходной. Маша идет к двери, а ее муж, Игорь, поднимается на второй этаж в свой кабинет. Ему надо сделать кое-какие расчеты. Игорь – строитель. У него своя компания. Строит дома, продает, на прибыль строит новые... Маша нарадоваться на мужа не может: и откуда что взялось? Он окончил инженерно-строительный институт в Новосибирске, но почти не работал по специальности. Увлекся общественной деятельностью, был продвинут по комсомольской линии, переехал в Красноярск, и большей частью занимался продвижением марксизма-ленинизма в массы. В 90-е, когда страна рухнула, помыкавшись, Филипповы решили эмигрировать. Случайно узнали, что Канаде требуются инженеры. Ельцинской России они не требовались. Ей требовались бандиты, барыги и каналы отправки народного добра за границу. Впрочем, впоследствии выяснилось, что и Канаде иностранные инженеры тоже не нужны – чтобы подтвердить свое инженерство, нужно было пуд соли съесть, и не факт, что получишь желаемое. Зачем тогда внесли профессию в список требуемых – непонятно. Наверное, чтобы получить образованных таксистов. Но Игорь долго не заморачивался. Плюнул на диплом, сколотил команду рукастых мужиков и начал ремонтировать дома, а затем и строить. Организаторские способности комсомольского вожака пригодились: он мог и людей подвигнуть на труд, и статью рекламную о своей компании в газету написать... Дело спорилось, у Филипповых был большой, красивый дом и солидная сумма на счету.
...Маша открыла дверь и увидела худощавого мужчину лет сорока. Для ветреного ноября он был довольно легко одет: клетчатая рубашка с длинным рукавом, нелепая бордовая жилетка, вышедшие из моды джинсы. Такие в сэконд-хэнде продают.
Рядом с ним стоял блестящий новенький пылесос.
- Наша компания предлагает замечательные пылесосы! – произнес мужчина, сделав радостное лицо. – Они не только пылесосят, но и моют полы и уничтожают бактерии, которые содержатся в...
Маша сразу поняла, что он русский. По акценту.
- Что ж вы так легко оделись? – спросила. – Вас же сейчас ветром снесет с крыльца.
- А я в машине в основном, - ответил “пришелец”. – Я заказы на бытовую технику по домам развожу, ну и немножко продаю.
При слове “продаю” он вытянул вперед руку с трубкой от пылесоса. Рука была обветреная и замерзшая.
- Входите, - пригласила Маша.
Мужчина нерешительно зашел, внес пылесос. Осмотрелся так, что было понятно: таких хором он еще не видел. “Красиво у вас”, - сказал. И Маше это понравилось. Ее знакомые делали вид, что таких домов они видели-перевидели, хотя дом был уникальным: она и Игорь сами его спроектировали и придумали дизайн интерьера.
У продавца пылесосов было простое славянское лицо, хотя и темные волосы, и карие, чуть татароватые глаза. Он чем-то походил на артиста Буркова. Наверное, тоже сибиряк. Там лица славянские, а волосы нередко темные, и глаза узковатые, смешались русаки с местными народами.
- Вы откуда? Не из Сибири?
- Из Красноярска! – ответил мужчина.
- И мы из Красноярска, - обрадовалась Маша. Чаю хотите?
Мужчина молчал и смущенно смотрел на нее. Колебался. Чаю хотелось, но не положено. С другой стороны, откуда канадская компания, в которой он работает, узнает, что он тут чай пил? Русские не стучат.
- Идемте! – скомандовала Маша, и он снял видавшие виды ботинки и, нерешительно ступая по роскошному мохнатому ковру, двинулся на ее сияющую мрамором и гранитом кухню. Озирался при этом, как будто Хозяйка медной горы привела его в свою пещеру.
Оказалось, его зовут Алексей. В Канаде – полтора года. Долго не мог найти работу. Потому берется за все, что предлагают. Мыл полы в индийском ресторане, упаковывал кур на фабрике, трудился на стройке, но сорвал спину, и вот теперь продает пылесосы. Деньги маленькие, потому, что платят ему проценты с проданного, ну и за развозку техники платят минимальную зарплату. Жена работает в “Макдональдсе”. Двух зарплат еле хватает на оплату снимаемой квартиры и все необходимое для Алексея, супруги, и двух дочек.
Если бы он был моложе, Маша посоветовала бы ему бросить всю эту хренотень, сесть на соцпособие и обучиться какой-то профессии, на которую есть спрос. В Канаде из кого попало быстро делают “специалистов”. Потому все стараются лечиться дома, сами, и вообще многое делать сами, а то не ровен час нападешь на мануала, который вчера был парикмахером.
Но Алексею было лет сорок. Учиться поздно. То есть можно, но без “канадского экспириенса” – опыта – трудно будет в таком возрасте работу найти. Да и английский у него не ахти. Мысли у Маши метались, пока она наливала гостю чай и подпихивала под нос коробку конфет, из которой гость, впрочем, так и не решился взять ни одной конфетки, как она его ни упрашивала.
Алексей выпил чашку чая и она, видимо, придала решимости.
- А давайте все-таки, коли уж я здесь, я вам про пылесос расскажу! – объявил он и, не ожидая ответа, понесся...
Маша не знала, что пылесосы бывают классические с мешками, бывают циклонные без мешков, бывают с аквафильтрами... Она не знала, что какой-то пылесос хорош, но он не может втащить в себя перышки или обрывки ниток, а другой хорош, но там пыль собирается в воздушные пузырьки, а потом они на выходе лопаются и пыль опять поступает в воздух, а пылесосы с мешками неудобны тем, что эти мешки надо где-то искать, а ведь их может и не быть в продаже, и тогда, по словам Алексея, дому грозила гибель.
Маша узнала как пыль может свести человека в могилу, и что в коврах и мебели живут жутчайшие бактерии, которые столько болезней у тебя могут вызвать, что впору заранее руки на себя наложить, чтобы не мучиться.
Алексей говорил без умолку и его невозможно было остановить. Он бегал вокруг пылесоса, махал руками, лицо его горело вдохновением, глаза сверкали. Несколько раз Маша пыталась сказать ему, что у них вообще-то есть пылесос, и она просто хотела напоить его чаем, но он отвергал ее доводы: “У вас пылесос? Да вы не знаете что такое настоящий пылесос! Дайте я покажу!” Он взял, наконец, шоколадную конфету, бросил ее на тот самый роскошный ковер, по которому прошел на кухню и – о, ужас! – раздавил ее ногой в носке. На белый ковер хлынул ликер из конфеты, ворс окрасился в коричневый цвет.
Маша стояла, онемев.
- Щас! – с кривой ухмылкой сказал Алексей, и включил свою адскую машину. Пылесос загудел, что-то в нем забулькало и, действительно, от пятна ничего не осталось.
Маша села.
- Посмотрите! Как такое не купить? Да вы просто обязаны, если заботитесь о здоровье семьи! – уговаривал Алексей. - Плохой пылесос – это астма у детей, это аллергия у вас, это...
- Знаете, мне нужно работать, - сказала Маша. – У меня осталась незавершенная работа... Извините, конечно, но...
Однако в Алексея словно бес вселился. Он уже раскручивал свой сверкающий пылесос и тряс перед Машей деталями.
- Вот! Смотрите! Вы такое еще где-то видели? С таким пылесосом вам не нужно будет менять фильтры! А вот, посмотрите, видите насадочку? Теперь вы сможете достигать пылесосом до самых отдаленных углов... Потолки-то у вас высокие...А вот, посмотрите...
Из своего кабинета спустился вниз Игорь. Посмотрел на мужчину у раскрученного пылесоса, на жалобное лицо супруги, и завел ее за локоток в прилегающую гостиную.
- Выгнать его?
- Не надо! Он просто хочет прокормить семью...
- Но есть предел пропаганде, - сказал бывший комсомольский работник.
- Нет-нет, я сама, - прошептала Маша.
Алексей, казалось, не заметил их отсутствия. Он, видимо, собрал в голове еще какие-то аргументы, потому, как стоило Маше объявиться, на нее хлынул новый поток информации о пылесосах...
Маша обреченно смотрела на часы. Продавец пылесосов не уходил. Хотелось есть. Она пошла к холодильнику, достала голубцы и разогрела. Одну тарелку отнесла мужу в кабинет, вторую поставила перед собой, третью – перед Алексеем.
- Простите, но я поем, - произнес он с виноватым видом и уселся.
- На здоровье.
Алексей ел и остывал. Видно было, что поначалу он еще был не в себе, прокручивал в уме какие-то сценарии что может случиться с домом и его жильцами, если у них не будет такого чудного пылесоса, но постепенно успокоился, стал есть медленнее и уже смотрел не на хозяйку, а в тарелку.
- Вы можете оплатить покупку визой, - вдруг произнес. – У меня с собой машинка.
Видно, ему хотелось спросить купит ли Маша пылесос или нет, но он боялся услышать отказ. Потому говорил о покупке, как о чем-то решенном. Может быть, его так научили на тренинге по маркетингу.
Маша молчала. Ей не нужен был пылесос. У нее был свой плюс приходящая домработница, которая мыла полы. Но как отказать земляку – не знала. Он потратил полтора часа. Надеялся.
- Я, конечно, не хочу вас уговаривать, но... а вдруг ваш пылесос сломается? И тогда вы достанете наш, новый, - сказал Алексей, но при этом весь как-то поник, сдался и опустил голову.
- А никак иначе нельзя заработать? Вы в агентства по трудоустройству обращались?– спросила Маша.
Он молчал.
Маша пошла к мужу.
- Надо купить. Мужик новенький в Канаде, денег нет, двое детей. Пылесос стоит семьсот долларов.
- Лучше просто дай ему денег.
- Сколько?
Игорь пожал плечами.
Маша взяла из шкатулки, в которой хранила наличные, двести долларов и пошла вниз.
Алексей сидел за столом сгорбленный, поникший, и рассматривал узор на своих носках.
- Смотрите, вам дадут с продажи какие-то проценты. Наверняка эта сумма покрывает эти проценты. Возьмите... А как разбогатеете – отдадите. А не разбогатеете, так и ладно, - наигранно веселым голосом сказала Маша.
Тот молчал. Думал. Потом вздохнул:
- Спасибо. Не нужно. Просто если узнаете что кому-то нужен пылесос, позвоните.
И сунул ей в руку визитку. И пошел, аккуратно ступая по белому ковру, как будто боясь осквернить его своими дешевыми синтетическими носками.
Игорь пришел, увидел деньги на столе, задумчивую жену.
- Ну, что молчишь? У нас тоже не все сразу было хорошо... Обживется, поднимется, и все у него будет.
- Я не об этом молчу.
- А о чем?
- Почему их так много? Вот этих людей, у которых нет работы, и которые каждый день стучатся в двери?.. Ты понимаешь, что это бедняки?! Что, как не бедность, гонит людей ходить от крыльца к крыльцу и навязывать товары, услуги! И это в двадцать первом веке! Причем, ходят иммигранты и молодежь... Пожилые все при работе! Правительство отодвигает и отодвигает пенсионный возраст. Мы с тобой на пенсию, наверное, лет в семьдесят пойдем... А в это время молодежь, окончившая вузы, ходит по домам и продает что попало чтобы выплатить долги за учебу. На профессию, по которой они никогда и работы-то не найдут...
- Тебе, мать, надо было на моем месте секретарем по идеологии работать, - улыбнулся Игорь.
- А разве ты говорил неправду? – с жаром накинулась Маша. – Ты рассказывал о безработице в странах капитализма, о том, что человек не уверен в своем будущем, о том, что людей эксплуатируют, выжимая из них все. И что здесь неправда? Кто из нас уверен в своем будущем? Любого могут уволить, если он не член профсоюза, любой бизнес может рухнуть в одночасье, кризис вон один за другим...
- Жить вообще опасно, умереть можно, - улыбнулся Игорь.
Но сам он над всем этим тоже думал. В 90-е начитался прессы, с ужасом узнал обо всех грехах партии, которой служил, выбросил комсомольский билет и ринулся в светлое западное будущее. Он был сибиряк, из простой семьи, никто из его родни до этого не жил за границей. Людям он о той треклятой загранице рассказывал в советское время не потому, что видел ее и знал, а потому, что начитался о ее недостатках в советских газетах и журналах. Потому, когда СМИ начали писать обратное – что на Западе все зашибись как справедливо, правильно и лучезарно, он поверил. Молод еще был, тридцати не исполнилось. Но теперь, живя в Канаде, он понял, что советские газеты не лгали. И американская военщина есть, и социальное неравенство, и депрессия на фоне безработицы – не придуманная болезнь. И человек человеку волк – близко к истине. А в последние десятилетия к этим вечным недостаткам капитализма прибавились еще и либеральные сексуальные реформы, и мир стал выглядеть еще гаже.
Игорь встряхнул головой, желая освободиться от “жалобных мыслей”. В конце концов, у них, Филипповых, все хорошо. Канада не припомнила ему коммунистического прошлого – приняла. Сами канадцы – вежливые, доброжелательные, отзывчивые. Стоит на дороге остановиться, сразу кто-то вываливается из своей машины и спрашивает не нужно ли помочь. В госучреждениях обслуживают быстро и с улыбкой. А особенно Игорю нравится, что канадцы с уважением относятся к любой профессии, не спесивый народ. Для них и миллионер “мистер”, и уборщик “мистер”. Нет такого, чтобы на людей физического труда смотрели свысока. Ценил Филиппов и то, что в эмиграции он быстро раскрутился и теперь ни в чем не нуждается. Действительно, страна больших возможностей. Вот он иммигрант, а у него большой дом, приятный счет в банке, две машины в семье. Филипповы регулярно отдыхают в Доминикане. В Европу ездили не раз. В советское время ему такое “богачество” и не снилось. Нет, Канада – замечательная страна!
Но в глубине души Игорь знал, что комфорт - не главное. Важное, приятное, но не главное. Если бы кто-то ему сейчас сказал, что давай ты будешь жить скромнее, но бедных больше не будет. Нигде. Во всем мире не будет бедных. Все будут жить в скромном достатке. И ты.
Он бы согласился, не мешкая. И Маша бы согласилась. Она эту проблему решает, кстати, помаленьку. Утаскивает деньги из шкатулки и раздает. То на лечение больного ребенка в Россию пошлет, то каким-то старикам, то на ремонт церкви... Игорь делает вид, что не видит, а сам просто подкладывает в шкатулку денег. И голосует на выборах за Партию новых демократов, которых многие презрительно кличут социалистами. Про себя усмехается: стоило комсомольскому вожаку переезжать на Запад, чтобы за социалистов голосовать?
Машка шмыгает носом.
- Ну, чего ты? – он гладит ее по голове.
- С жиру бешусь, - пытается она улыбнуться.
- Вот именно! Мир состоит не только из несчастных людей... Нельзя так сосредотачиваться на неприятностях других. В конце концов, этот пылесосник еще молодой, здоровый, может заработать. Давай лучше на Новый год в Москву поедем. Хочешь?
Маша кивает. Она работает, но уверена, что отпуск дадут.
- Давай пиццу закажем! – говорит муж, и набирает номер телефона ближайшей пиццерии. Заказывает.
Минут через двадцать в дверь звонят. Продавец пиццы оказывается афганцем лет сорока-пятидесяти. В мятом пиджаке, с мятым лицом.
Маша подает ему стодолларовую купюру и афганец начинает рыться в карманах. Набирает сдачу, дает ей, благодарит за чаевые – четыре доллара, и уходит.
Маша с Игорем только берут куски в руки, как – звонок в дверь.
На пороге стоит расстроенный афганец.
- Вы мне сто долларов дали?
- Да.
- А у меня их нет, - и он с ужасом смотрит на Машу.
- Но я вам их дала.
- А точно? Я в темноте мог не разглядеть. Вы точно дали сто?
У него жалкое лицо. Он думает, что ему сунули непонятно что, а он сдал как с сотни. И теперь ему все это возвращать в кассу пиццерии. А денег у развозчика пиццы – сами понимаете...
Маша бросила взгляд на его машину. Старенькая, бывшая в большом употреблении. В темноте не видно, но наверняка еще и ржавая. Купил по дешевке или вообще со свалки взял и отремонтировал.
Афганец стоит и на лице его – вселенское горе.
- Сейчас! – Маша надевает пальто и идет на улицу искать с ним сотню.
- Она у вас выпала, наверное, и ветер унес! – перекрикивает она ветер. – Сейчас найдем!
Она заглядывает под его машину, под свою, под автомобиль Игоря. Нигде нет. Афганец в это время тоже мечется, везде заглядывает. И вдруг говорит: “Вы не ищите, я сам, сам!”, и Маша понимает, что он испугался, что она найдет сотню и заберет ее. Ей обидно.
Она поднимается на порог и стоит там, следя за его поисками и командуя оттуда: “В канаве посмотрите, может туда ветер отнес!” Сама с тоской думает: что теперь делать? Он же уверен, что она его обманула, сунула вместо сотни другую купюру.
Маше жаль и этого афганца, и вообще всех афганцев. Их земля вот уже не первую сотню лет сотрясается войной. Кто там только ни воевал, и нет этому кошмару конца. Вот уже несколько поколений детей вырастают под взрывы, власть постоянно меняется, и те, кто были у власти раньше, подвергаются репрессиям от новых, что только пришли. А потом власть снова меняется, и снова отстреливают и избивают тех, кто был в силе до того...
Примечательно, что канадские афганцы к русским относятся хорошо. Чуть на шею не бросаются: “Шурави!” Многие работают в пиццериях. Однажды, когда американцы только начали бомбить Афганистан, Маша зашла в пиццерию и увидела знакомого афганца.
- Я слышала сообщение по телевизору, - сказала. – Я очень сострадаю вашему народу! Когда это все кончится?!
Афганец кивал, соглашался, и говорил, что лучше русских никого нет. Что они строили в его стране больницы, школы, и жаль, что ушли. Если бы победили, не было бы никакого Талибана.
Так они ласкали друг друга речами, а потом Маша взяла пиццу и пошла к выходу. И увидела совершенно обалдевшее лицо белой женщины, коренной, видимо, жительницы, которая смотрела на Машу, открыв рот. Кусок пиццы застыл у нее в руке. Женщина, похоже, не представляла себе, как можно осуждать американские бомбардировки. Америка же несет варварам демократию. А может быть ей было удивительно, что афганцы, после войны с СССР, так братаются с русскими.
И вот сейчас Маша обреченно думала, что развозчику пиццы надо подарить сто долларов. Бедолага так жалобно спрашивал про свою сотню. Надеялся, видать, что шурави одумается и вернет ее. И тут же Маша поняла, что если она подарит ему сейчас деньги, другую сотню, то он совершенно уверится, что она его обманывала, а сейчас в ней заговорила совесть. Не поверит, что она просто добрая.
Было грустно и противно.
- Нашел! – радостно закричал афганец. – Я нашел!
Купюра прилипла к колесу с внутренней стороны. Улетела и прилипла к мокрому.
Маша вздохнула и отправилась есть пиццу. И мечтать, как они с Игорем поедут в Москву. Она думала, что надо учиться получать удовольствие, не переживая о тех, у кого его нет. Всем не поможешь. Она не бог, чтобы всех накормить одним куском хлеба. И вообще, она честно заработала свое благосостояние. Вон в процессе иммиграции, в первые годы, сколько дерьма съела! Иммиграция – это ведь не фунт изюму, очень сильно надо постараться и многое перенести, чтобы переехать, получить документы, и встать на ноги. Заслужила она, короче, чтобы жить – не тужить. Надо учиться наслаждаться жизнью и не думать о тех, кто застигнут пургой в пути, кто лежит на операционном столе, и кто ложится пораньше спать чтобы заглушить чувство голода. А то еще рак заработаешь. Он, говорят, от стресса.
Опять подступают слезы... Что же это? Неврастения, наверное. Надо витамины попить.
Маша ест пиццу, а вечером, когда Игорь уже спит, она тихонечко выскальзывает в гостиную, зажигает свечу перед иконой и просит: “Господи, помоги всем людям”. Всем, кто продает пиццу, пылесосы, кого бомбят... Русским, украинцам, афганцам, черным в голодной Африке, сирийцам, иракцам... “
Она молится за всю планету, встав на колени и шепча: “И прости нам долги наши, яко же и мы прощаем должникам нашим...”
Разбить бы этот чертов телевизор с его новостями, и компьютер заодно, мелькает мысль. Они вытянули все нервы. И тут же Маша просит прощения за вырвавшееся “чертов”.
Молитва облегчает душу и выплакавшись, с затаенной надеждой, что Он услышал и хоть немножечко выполнит просимое, она идет спать.
В ее окно светит большая, полная луна. Маша ложится в чистую, теплую постель, в которой спит ее добрый и терпеливый муж. “Господи, пусть у всех так будет”, - успевает подумать Маша и мгновенно засыпает.
Свидетельство о публикации №222062801726
С уважением, Сергей.
Сергей Горбатых 21.01.2024 21:26 Заявить о нарушении
Эвелина Азаева 22.01.2024 12:01 Заявить о нарушении