Поэма Д. Китса Эндимион

Вопросы рецепции и перевода

«Поэтический роман» Джона Китса «Эндимион» (1818) рассматривался Е.В. Витковским в биографическом очерке «Восход Эндимиона» в контексте главным образом истории перевода [3, с. 5-30] и Г. Г. Подольской [15]; был тщательно изучен Л. В. Фоминой в контексте английской эндимионады [8]. Поэму Китса изучали как продукт влияния эллинизма в сравнении с поэзией немецкого романтика Гельдерлина [13] и в исследовании этапов китсовского восприятия античного идеала [14]. Отдельно изучались вопросы индивидуального стиля Джона Китса в работах Викторовской, Клименко и Ивановой [10-12; 16; 17]. Примечательно при этом, что «Эндимион» Китса  на русском языке был известен лишь в небольших фрагментах (пер. Б. Пастернака, Е. Витковского, Е. Фельдмана, Т. Жужгиной-Аллахвердян), а полный перевод поэмы был осуществлен сравнительно недавно: Евгением Фельдманом – на русский язык, Людмилой Фоминой – на украинский.

Перевод «античной» поэмы Д. Китса «Эндимион», будучи «переводом перевода» и феноменом иноязычной литературы, воспринимается нами как явление собственно английской культуры. Однако мифологический ономастикон «эндимионады», этот продукт «перекрестной» культуры, многократной литературной переработки и интерпретации, осваиваемый мыслителями, поэтами и драматургами на протяжении многих исторических эпох [8], рассматривается зачастую как явление собственно античной культуры.
 
Особого внимания заслуживает проблема сохранения при переводе мифологического ономастикона «Эндимиона» в контексте изучения его сложной греко-римской и библейской поэтонимики, несущей на себе с одной стороны печать английской поэзии начала XIX в., с другой  – следы  спенсеровского и шекспировского влияний, что многократно отмечалось английскими исследователями. В лирике 1820-х гг. поэтонимы ономастического (именного) происхождения выступают в качестве эстетических и лингвокультурологических маркеров романтизма, нередко размывающего в литературе устоявшиеся этно-национальные, религиозные и культурные каноны. Особая знаковая, культурно-символическая природа античных имен, изначально определившая принципы формирования и направление романтической поэтической мысли, постепенно утрачивала свое влияние на лингвопсихологические модели, идеологемы и культурологемы, зафиксировавшие границы конкретной поэтической системы, дискурсивно-нарративных паттернов мифопоэтического сознания европейского типа.

Ко времени наступления романтизма основным принципом стал принцип ассоциативно-аллюзивный: античное имя, связанное с древним мифом, становилось проводником романтической идеи и ключевой частью (символом) нового культурного кода, как в приведенной поэме Китса. Вокруг парадигмы Эндимион – Аполлон – Орфей – Музы – Цинтия выстраивается целая эстетическая система, имеющая продолжение в философии искусства и творчества, в художественной мысли и современном литературном дискурсе.
 
В лирическом тексте онимы античного происхождения, с течением времени  переосмысленные и обретшие свое место в когнитивно-трансформированных мифоструктурах, свободно вступают в семантико-грамматическую связь со словами и группами слов, не скрепленными фразеологически, но обладающими устойчивыми признаками интертекстуальной узнаваемости «на стыке языков и культур» [1]. Помещенное в обновленный, философски и лирически интонированный контекст, античное имя выполняет в нем тексто- и смыслообразующую функцию, активно включается в процесс формирования поэтонимосферы, в «эволюцию смысла», в которой миф «становится центром притяжения диалектического движения» [6, с. 9–10]. Так романтическая идеологема Луны, выступающей в античной мифологии в своих многочисленных ликах (богини-охотницы, сестры Аполлона, вечно юной девы, девственницы-амазонки, мстительницы, защитницы животных и хозяйки лесов, покровительницы слабых и пр.) под разными именами и эпиклесами: Артемиды, Тривеи, Цинтии, Гекаты, Люцины, Селены, Дианы, Фэбы, Диктины и др., становится символическим выражением романтического иррационализма в неоплатонической традиции и формирует лирическую фразеосферу, лишь внешне напоминающую о мифологическом происхождении образа. 

В лирической трансляции, на условиях мифопоэтического переноса, Луна часто связывается с именем и образом Эндимиона, царя пастухов и охотника, влюбленного в  Цинтию – одну из ночных ипостасей двойника Аполлона, и выступает в качестве центробежной силы нового мифа. Судьбоносное имя Луны-Цинтии появляется в многочисленных метафорических пассажах, архетипических структурах, варьируется с другими именами, часто не имеющими отношения к данному мифологическому сюжету, но поставленными автором в интонационно-дискурсивную зависимость от литературных текстов-прецедентов близкой или более удаленной эпохи [9, 584–611].

Сплетенность семантических полей Эндимиона и Цинтии с семантическими полями Аполлона, Орфея и Муз представляет особую трудность для восприятия современным читателем, не обладающим обширной компетенцией в вопросах культурной трансформации и художественной адаптации античных мифем, имен и божественных эпитетов, сохранившихся в европейской литературе. Из-за такого дискурсивного «хитросплетения» возникает «культурный разрыв» восприятия. Трансляция «ономастического пространства» «Эндимиона», как эпического жанра, включившего у Китса, по образцу древних греческих эпосов (Гомер), многочисленные теонимы, астронимы, антропонимы, топонимы, этнонимы и др. онимы в функции лирических, мифопоэтических маркеров, попадает в разряд «трудностей» культурологического порядка.

Между тем лингвокультурологический анализ оригинала и перевода делает очевидными причины формирования в границах существующей «культуры перевода» теории множественности, труднопереводимости и непереводимости, необходимости создания (переводчиком или группой переводчиков) собственного аппарата трансляции (ретрансляции) интер-, мета- и подтекста оригинала доступными филологическими средствами. Функции этого аппарата разнообразны, но прежде всего это репрезентативно-информативная и культурно-лингвистическая функции. Однако идея «вторичности» переводного текста, отражающего уже кем-то отраженную действительность, идея, кстати сказать, не новая, но заново открытая в ХХ веке, лишь частично оправдывает возникновение иных «прочтений оригинала» и самую идею «переводной множественности» в условиях борьбы мнений, противоборства различных школ и направлений в области художественного перевода [5]. Разумеется, переводчик имеет право на ошибку и творческую переделку, но лишь в том случае, если это право ограничено обязанностью ее исправить, если эта ошибка небезобидная.

В связи с переводами Китса высказываются парадоксальные суждения, например, о том, что «каждый перевод является не эквивалентом, а вариантом оригинала, приближение к которому позволяет создать практически бесконечное количество переводов» [7, с. 21–24]. Если подобная мысль верна, то и процесс лирической трансляции бесконечен в своем варьировании, поскольку никем и ничем не ограничен. Тогда чем объяснить, что количество переводов из Китса не так уж велико и что полный перевод «Эндимиона», которому сам Китс придавал большое значение, был осуществлен у нас относительно недавно? Неужели дело только в архаическом содержании текста? Думается, посыл к «бесконечному количеству» вариантов лирической ретрансляции «Эндимиона» в новую культурную среду в контексте теории множественности переводов можно принять лишь с точки зрения логико-математической.
 
Уточним, что на сегодняшний день имеются: полный стихотворный перевод  Е. Фельдмана [4]; «вольный перевод» 22 начальных строк первой книги, выполненный  Б. Пастернаком [3, с. 249–250]; «Песня индийской девушки» в переводе С. Сухарева (54 строки) [2];  «Гимн Пану» (76 строк) в двух переводческих версиях – Светланы Шик, опубликованный в 1986 г. [2] и Евгения Витковского, напечатанный в 1998 г. в сборнике стихотворений и поэм Д. Китса [3, с. 250–253]; фрагменты в переложении  Т. Жужгиной-Аллахвердян (222 строки из Книги первой) и подстрочный перевод всех четырех книг на украинский язык, подготовленный Л. Фоминой и требующий основательной редакции. Все авторы демонстрируют разные подходы к переводу. Имеющиеся в этих подходах различия, в нашем контексте и на фоне нынешнего многообразия предлагаемых концепций художественного перевода, только подтверждают точку зрения о переводе как акте творческого продуцирования и репродуцирования зарубежного артефакта в процессе межкультурной коммуникации. Но только в межкультурном контексте версии лирического перевода, и «вольные», и «адекватные», выступают не как продукты пресловутой «множественности» мнений и художественные иллюстрации различных, порой противоположных, точек зрения, примеры субъективных прочтений и интерпретаций. Прежде всего они - равноправные феномены культурного трансфера и обмена. Именно в этой конфигурации важность обретают проблемы переводческой рецепции и лингвокультурной адаптации античного ономастикона как ключевого компонента в мифопоэтической структуре европейской романтической поэзии 1820-х гг.

Проблема рецепции поэзии Джона Китса является одной из центральных в нашем китсоведении. В последние годы она особенно занимает внимание отечественных исследователей, сосредоточенных на, условно говоря, античной теме в китсовской лирике. Подробно об особенностях рецепции китсовской поэзии писала Подольская, акцентируя внимание на работе первых переводчиков Китса - C. Маршаке и Б. Пастернаке, познакомивших русскоязычного читателя с творчеством английского поэта, доселе ему неизвестного. Но всплеск интереса к Китсу, как отметил Е.В. Витковский, выпустивший томик с переводами из Китса с предисловием и короткими комментариями, пришелся на 1970-е гг. В предисловии Витковский коротким слогом, но достаточно подробно, в деталях, изложил историю русских переводов из Китса от первого перевода Н. Новича (Бахтина), сделанного к столетию со дня рождения английского поэта (1895), до 1990-х. гг. и в отдельных случаях дал им оценку с точки зрения стихосложения [3, с. 5 – 10].

К проблеме переводческой рецепции поэзии Китса после выхода в свет сборников переводов из Китса под редакцией Н.Я. Дьяконовой и Е.В. Витковского, а также работ Г.Г. Подольской обращались многие исследователи. Вопрос не утратил актуальности в последние десятилетия и несколько раз поднимался в статьях разных авторов. Е. Н. Пушкарева в работе «Лирика Джона Китса: своеобразие русской рецепции» [7], справедливо полагая, вслед за Подольской, что «основным источником восприятия творческого наследия Китса в России являются переводы», поддерживает и развивает идею Ю. Д. Левина о «переводной множественности» [5] и его характеристику переводного произведения как «вторичного», отражающего «не действительность как таковую в том или ином ракурсе, преломлении и т.п., а отражение этой действительности, уже преломленной в творческом сознании автора», что принципиально индивидуализировано и «создает возможность возникновения другого перевода, представляющего собой новое, иное прочтение оригинала» [2, с. 365]. Как историк перевода, исследовательница обращает внимание на важную, на наш взгляд, тенденцию русского перевода – борьбу мнений, противоборство различных школ и направлений во время всей истории перевода в России, так как в переводе заложено отношение к оригинальному произведению, его понимание, интерпретация на ином языковом материале, «причем не только конкретного переводчика, но и определенного литературного направления, поэтов, объединенных общностью эстетических принципов», откуда «и проистекает множественность поэтических переводов, столь характерная для поэзии Китса», при этом «каждый перевод является не эквивалентом, а вариантом оригинала, приближение к которому позволяет создать практически бесконечное количество переводов» (с. 21).

Ключевые моменты в данном анализе ситуации: переводы из Китса «не эквивалентны» оригиналу, они его «варианты», в которых проявляется лишь стремление приблизиться к оригиналу, что и порождает множественность поэтических переводов, возможность их «бесконечного количества» и, следовательно, – варьирования. Опираясь на работы  Подольской [15], изложенную в них историю классических русских переводов из Китса, часто передаваемую литературоведами и историками литературы, Пушкарева выделяет переводы Пастернака, как «одного из пионеров в освоении творчества Китса»: «Пастернак перевел четыре произведения Китса: первые 22 строки из поэмы «Эндимион» («Endymion»), которая в целом содержит около 4 тыс. строк, сонеты «Кузнечик и сверчок» («On the Grasshopper and Cricket») и «К морю» («Sonnet on the Sea»), а также последнюю из так называемых великих од Китса, оду «К осени» («To Autumn»). Все четыре перевода были осуществлены в 1938 г.; первые два напечатала «Литературная газета», а два других появились в журнале «Огонек» в апреле 1939 г.» Повторяя известные штампы, она пишет о «творческом подходе к интерпретации лирики поэта-романтика», к выбору стилистических приемов, о «переводческих принципах», позволяющих « воссоздать поэтическое целое, стиль оригинала, его образную систему, эмоциональный настрой, музыкальность стиха» (Вестник ТГПУ. 2006. Выпуск 8 (59). Серия: Гуманитарные науки (Филология), с.22), Пушкарева пишет следующие слова: «Чтобы приблизить английского поэта-романтика к русскому читателю, Пастернак делает его нашим современником, принципиально отказываясь от исторической дистанции между читателем и Китсом. Формулируя свои взгляды на сущность переводческого творчества в «Заметках переводчика», он утверждал, что «сходство перевода с подлинником достигается живостью и естественностью языка», а не «дословной точностью и соответствием форм» С. 24 [Рогов В. Poetical Works of John Keats. Moscow, 1966: 5, с. 452]. Для нас очень важен этот момент «дистанциирования» между читателем и Китсом, но, подчеркнем, не только современнику Пастернака. Дистанциированность – важная особенность не только пера Китса, но и его личности, при его взглядах, при всей его поэтико-созерцательной способности улавливать не только веяния своего времени, но и «дух» далеких культурных эпох, как античной, так и елизаветинской – вживаться в них, чувствовать их и переносить на современную почву. 

Остается открытым вопрос о выборе адекватных лексических и интонационных средств лирической трансляции эстетических образцов романтизма – это вопрос о тонкостях перевода сложного символического языка, созданного английским поэтом, романтическим орфиком. Как и вопрос о точности/неточности передачи (на принципах романтической «свободы» творчества) мифологических поэтонимов, идиом и устойчивых фразеологических оборотов, включающих те или иные античные онимы – носители апофатического смысла.
 
Литература

1. Ермолович Д. И. Имена собственные на стыке языков и культур. М.: Р. Валент, 2001. 134 с.
2. Китс Д.  Стихотворения. «Ламия», «Изабелла», «Канун св. Агнесы» и другие стихи; под ред. Н. Я. Дьяконовой, Э. Л. Линецкой, С. Л. Сухарева. Сер.: Литературные памятники. Л., Наука, Ленингр. отд-е, 1986.
3. Китс Д. Стихотворения. Поэмы [Бессмертная библиотека]. М.: Рипол классик, 1998. 416 с.
4. Китс Д. Эндимион: поэма; пер. с англ. Е. Фельдмана. М.: Время, 2001. 398 с.
5. Левин Ю. Д. К вопросу о переводной множественности // Классическое наследие и современность. Л., 1981.
6. Лосев А. В. Философия имени. М.: Изд-во МГУ, 1990. 68 с.
7. Пушкарёва Е. Н., Уразаева Т. Т. Лирика Джона Китса: своеобразие русской рецепции // Вестник ТГПУ. 2006. Вып. 8 (59). Сер.: Гуманитарные науки (Филология). С. 21–24.
8. Фоміна Л. В. Ендіміонада в англійській поезії ХІХ ст. і її витоки; пер. з англ. і вступне слово. Дніпропетровськ: Адверта, 2014. 144 с.
9. Keats J. The Complete Poems. Edited by J. Barnard. Third edition.–Penguin books, 1988. 754 p.
10. Вікторовська І. В. Естетичний ідеал Кітса // Питання мови і літератури зарубіжних країн. Вип. 2. Львів, 1958.
11. Вікторовська І. В. Особливості індивідуального стилю Кітса // Збірник робіт аспірантів кафедри філологічних наук. Львів, 1960.
12. Викторовская И.В. Поэзия Джона Китса. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Л., 1963.
13.Рыжова Т.С. Эллинизм в творчестве Гёльдерлина и Китса, 1985.
14. Зиновьева А. Ю. Творчество Джона Китса и философия романтической поэзии: дис. канд. филол. наук. М., 2001 (см. 2-ю главу: Проблема античности в творчестве Китса).
15. Подольская Г. Г. Джон Китс в России. Новые переводы. Астрахань, 1993: 4, c. 114.
16. Клименко Е.И. Проблемы стиля в английской литературе первой половины ХІХ века. Изд-во Ленингр. ун-та, 1959.
17. Иванова А.И. Проблема передачи индивидуального стиля в художественном переводе: на материале русских переводов поэзии Джона Китса: дис. канд. филол. наук. 2012.
18. Ливергант А. Живейшие принятия впечатлений (письма Джона Китса, комментарии А.Ливерганта) // Вопросы литературы. № 5, 2002. С. 103-166.