Женька

Он очнулся среди мрака и холода. В коридоре тихо. Наверное, сейчас ночь. Виктор пытается понять, один ли он. Кажется это другая камера. Не та, в которую его бросили в прошлый раз: там были ребята, и среди них Ваня Земнухов и Толя Попов из Первомайки. Анатолий, сам избитый так, что на него было страшно смотреть, всё пытался пристроить голову Виктора, чтобы он не захлебнулся, и вытирал ему кровь обрывком рукава от своей рубашки. А Иван лежал у стены совершенно обессиленный, с кровавыми ранами вместо глаз: эти гады разбили ему очки, и острые осколки стекол врезались глубоко, погрузив его в вечную ночь. Виктор спрашивал ребят из той камеры о Жене, кто и когда видел его в последний раз, но никто ничего не знал.
И вот его снова бросили в одиночку. По крайней мере Виктор не слышал в этой тишине живого дыхания, кроме своего, и не ощущал чьего-либо присутствия. Лежать на истерзанной кровоточащей спине невозможно, а перевернешься на живот - от прикосновения к каменному полу ожоги на груди запылают огнём. Виктор искал покоя, стараясь, скорчившись на боку, затаиться, спрятаться от боли. Нужно было найти такое положение, чтобы почти не касаться пола, и тогда ему удавалось задремать, забыться. На самом деле ему уже хватало какой-нибудь пары минут покоя, чтобы вылететь из тела, но на то, чтобы обмануть боль, могли уходить целые часы. Во время допросов это удавалось ему теперь куда быстрее.
 Он глубоко и протяжно вздохнул, выдохнул из лёгких весь воздух без остатка и замер, как-то по-кошачьи свернувшись в клубок, повисая между явью и сном.
 И вдруг будто какая-то внешняя сила вышвырнула его из этой плоти и из этих стен, на свободу и простор.
- Женька! - понял он сразу, мгновенно смысл происшедшего. - Женька, вернись!
 Небо вокруг такое синее, такое глубокое, какого Виктор никогда ещё не видел, а земля где-то далеко-далеко внизу. А Женин голос отвечает откуда-то сверху, как будто даже с самого солнца:
- Поздно, Вить.  Мне уже нет обратного хода. Извини, что вперёд всех пошёл. Вроде как в разведку. Ничего, скоро свидимся. Об одном жалею: мало я этих гадов погробил. Да уж ладно, пусть другие добивают...
- Жень, а как оно там? - спрашивает Виктор.
- Хорошо, Вить. Тут Победа. Наша!
 И слова эти звучат так просто! Виктор чувствует, какое неизъяснимое счастье стоит за ними. И он отвечает:
- Вот бы взглянуть хоть одним глазком! Или хоть на тебя. Отчего ты прячешься?
- Говорю же, скоро свидимся. Потерпи чуток.
 И тут Виктору кажется, что Женя здесь, с ним в камере, только он невидимка. Женя как будто наклоняется над ним, скорчившимся на полу, и шепчет ему на ухо:
- Потерпи, Вить. Не так уж долго осталось.
 И как будто со стороны Виктор слышит собственный стон и не узнает свой голос.
 Он открывает глаза. Над ним стоит Мельников, низколобый полицай с заросшими щетиной щеками и, ухмыляясь, светит ему в лицо фонарём. Виктор выпрямляется, превозмогая боль, поворачивается на спину, закидывает руки за голову и отвечает незваному гостю острой как лезвие ножа улыбкой. Под пронзительным испепеляющим взглядом его уцелевшего глаза глупая ухмылка сменяется гримасой суеверного страха, и в следующее мгновение низколобый полицай бросается к двери, выскакивает в коридор и быстро защёлкивает замок. Из-за стены слышен топот ног и грохот опрокинутого в коридоре ведра. А Виктор снова перекатывается на бок и сжавшись так, словно хочет превратиться в маленькое зёрнышко, выдыхает боль с долгим тихим стоном.
Через минуту он уже не знает, во сне или наяву приходил низколобый.