За линией фронта. Часть вторая. 9 глава

  В Дорохово шёл бой.
  Кое-как роте охраны удалось сдержать первый натиск мотопехоты. В это время, пока наши солдаты оборонялись, из нижних бараков смогли вывезти раненых и углубиться в лес. Хозяйственный взвод и его оборона были в первые же минуты уничтожены танками, которые не задерживаясь на этих позициях, ускоренными темпами прошли к реке Пола. За ними двигалась мотопехота дивизии СС, которая и вступила в бой на окраине села.
У дальнего лесного барака, собрав все последние резервы, и раздав боевое оружие всем ходячим раненым, оборонялись как могли связисты и санитары. Рота охраны вела бой из своих старых окопов и траншей, но силы были не равны и, где-то через час этого ужасного побоища, мотопехота противника преодолела их сопротивление и, пустив в ход гаубичную артиллерию, подняла наши позиции в воздух.
  Вывезти раненых отсюда не успели. Кто мог из санитаров, под прикрытием роты охраны, в самом начале её действий, увели некоторых раненых солдат в лес. В бараке оставались лежачие, которые не могли самостоятельно передвигаться, их из последних сил пытались защитить те, кто мог держать в руках оружие.
  У колодца заняли позицию сопровождающие Осмоловскую автоматчики, Ольгины сопровождающие отстреливались в лесу, отвлекая врага от тех, кто туда ушёл вместе с ранеными бойцами. Никоненко, лёжа за кузовом своей разбитой взрывом машины, давал очереди из автомата по немецким мотоциклистам, не подпуская их к полуразрушенному взрывом бараку. Там внутри тоже оборонялись, отстреливались из окон, расходуя последний боекомплект, две женщины и сержант Виктор Кашпур, который наловчился теперь использовать в бою левую руку.
  Вскоре в низине со стороны поля прекратилась канонада, значит наши передовые позиции роты охраны были смяты врагом. Стрельба возобновилась уже ближе к опушке леса и, сидевшие в бараке поняли, что это конец.

("К Антонову в армии относились неоднозначно, кто-то его уважал, а кто-то откровенно ненавидел. Он был неординарной фигурой со сложным характером. Даже Константин Симонов в своей заметке для фронтовой "Красной звезды", очень негативно о нём отзывался..." - из воспоминаний командира 188 стрелковой дивизии генерала Клешнина Михаила Никитича.)

  За окном пронзительно свистели мины, они ложились теперь вдоль дороги по направлению к опушке леса. Ольга обернулась от окна в темноту палаты, там на койках лежали не успевшие эвакуироваться беспомощные бойцы, вместе с Кашпуром их было пятнадцать человек. Сидевшая рядом у выбитой рамы Осмоловская, считала сражённых ею фашистов и продолжала стрелять прицельно и чётко сперва из своего нагана, потом из обреза винтовки, последний диск в автомате она берегла на самый крайний случай.
- Кашпур, дайте Ольге свой автомат, - не оборачиваясь, проговорила она, видя, как тяжело было ему владеть этим оружием. Левая рука у него уже не действовала и в какой-то момент, тоже опустилась.
  Он протянул Тихоновой своё оружие, а сам бледнея и покрываясь холодным потом, стал заваливаться к стене.
 В ответ на автоматные очереди из оконных проёмов барака, фашисты подтянули миномёты к оврагу и стали расстреливать ими бревенчатое здание полевого госпиталя. Брёвна в стенах дрогнули и задрожали, крыша просела, а потом рухнула в центре, придавив нескольких лежавших на койках солдат. Деревянные балки посыпались вниз, нависая острыми краями. Кому-то повезло умереть сразу, а кто-то ещё долго стонал и корчился в предсмертных муках, не в силах сбросить с себя этот тяжёлый груз.
  Осмоловская продолжала стрелять в окно. Ольга отползла к дверному проёму, она строчила в такт Никоненко, у которого уже заканчивались патроны. Его последний крик: - Уходите! - когда он чуть приподнялся у разбитого кузова и посмотрел на неё, махнув рукой, раздался перед самым взрывом. Полуторку и того, кто был под ней, погребло и подмяло чёрной тучей летящих осколков и развороченной земли. Когда эта плотная завеса от разорвавшегося снаряда немного осела, Ольга увидела неподвижное тело Никоненко на земле, отброшенное почти к самому колодцу, откуда ещё раздавались выстрелы уцелевших наших автоматчиков. Она вздрогнула, но до конца не поняла, что шофёр, с кем часто ездила из штаба  полка - уже больше никогда не поднимется, он был мёртв. Но до её сознания это доходило с трудом, весь этот кошмар, творившийся вокруг. не вписывался в её маленький мирок и от того. сердце оделось защитной бронёй в какой-то момент.
  На опушке послышался мотоциклетный треск, фашисты готовились к последней массированной атаке
  Ольга отползла обратно в барак. Вторично раненый осколком в грудь Кашпур, едва дышал. Он отстранённо посмотрел на Тихонову и попытался что-то сказать, но не смог. Осмоловская уже не стреляла, с той стороны окна было не в кого целиться. Понятно, что фашисты попытаются теперь их обойти со стороны леса.
- Таня, оставь два патрона для себя и для Ольги, - разлепив ссохшиеся губы, медленно проговорил Кашпур, тяжело дыша. - Понимаешь, что с вами сделают эти эсэсовцы, если возьмут вас живьём?
  Осмоловская кивнула. Ольга, бледнея, прислонилась к стене. Кашпур продолжал:
- Мы с партизанами были в Ермолино, после того, как людей там подавили танками. Я своими руками закапывал в землю эти раздавленные тела женщин и детей, поэтому... Я не хочу им живым доставаться... Татьяна, не бери греха на душу, и пока остался у тебя один пулемётный диск, будь добра, истрать его по назначению...
  Осмоловская в ужасе отпрянула в сторону и отрицательно замотала головой.
- Я приказываю тебе, - через боль закричал сержант, - ты не можешь, не имеешь права оставлять нас, - и он кивком головы указал на лежавших неподвижных солдат, - оставлять на растерзание этим кровавым тварям! Если нас возьмут живыми, они или сожгут нас тут за живо, или тоже подавят танками...
- Я не могу!!! - закричала Татьяна Петровна.
  В ответ на этот отчаянный крик, Кашпур протянул руку в её сторону.
- Тогда дай автомат мне, но это будет хуже, я прицельно не смогу, не получится... Но. всё-равно - дай!
  Он снова окинул взглядом лежавших рядом солдат:
- Видишь, нас уже осталось совсем чуть-чуть и то, мы не жильцы. Кое-кого придавило балками, кто-то уже без сознания, как вон, Сабитов.
  Ольга посмотрела в ту сторону, куда указал Кашпур, Сабитов, похоже, не дышал, тогда она выронила из рук свой автомат и закрыла ладонями глаза.
  Осмоловская, как-то неестественно замерла, лицо её сделалось неподвижным, точно высеченным из мрамора, русые волосы чёлкой упавшие на изогнутые дугой брови, прилипли от пота, стекавшего по лбу и вискам. Встрепенулась она лишь тогда, когда у колодца раздался взрыв и пулемётная очередь смолкла.
- Вот и охранение ваше накрылось, - невесело проговорил Кашпур, - а, что же наши-то, ушами хлопают, где подмога из Аркадино?.. Да, что теперь... - он попытался немного приподняться. - Ну, Татьяна, ну - смелее... Давай, а то поздно будет, эти палачи сейчас разберутся, что к чему, поймут, что здесь никого больше нет из резерва, и ворвутся сюда... Таня, я прошу тебя, как коммунист, не отдай нас на поругание этим гадам. Ну!..
  И он снова сделал жест, чтобы приподняться.
  Осмоловская встала во весь рост и, плотно сжав губы, бросилась к выбитой двери. От леса бежали немцы с автоматами наперевес, в дверном проёме их можно было уже разглядеть. Она остановилась у порога, потом резко развернулась, сняла свой автомат с плеча, вскинула его и, пройдя пару шагов вперёд, дала длинную очередь... Первые пули достались Кашпуру, который с улыбкой на лице сполз по стене и растянулся вдоль окна, дальше они полетели в лежавших на полу и на койках солдат: в Сабитова, в Бондаренко, Гусева, Лаптева...
  Она в каком-то неистовом и бешеном порыве расстреляла почти всю обойму, оборвав стоны и жизни. Потом сникла, опустила голову и вновь вскинула её, когда заметила в своём горячечном бреду Ольгу, обречённо стоявшую в углу у дальней стены. Она страшными, безумными глазами посмотрела на неё и направила в её сторону дуло автомата. Тихонова непроизвольно шарахнулась к стене, буквально впечаталась в неё, в ужасе глядя на произошедшее. Она готова была принять на себя град спасительных пуль, но Татьяна стрелять в неё не собиралась. Она подскочила к девушке, рывком схватила за руку и с силой потянула из барака во двор. Там, добежав с ней до колодца, она свернула к недостроенной землянке и потащила Ольгу по земляным ступеням вниз за собой. Потом буквально скинула её ещё ниже, в тёмный и сырой подвал для хранения медикаментов. Там по углам лежали мешки с песком и стояла железная бочка доверху наполненная цементом. Солдаты из хозвзвода не успели до конца забетонировать этот погреб и стройматериалы, так и остались тут лежать до лучших времён. Осмоловская, ища глазами нужное ей место, продолжала крепко держать Ольгу за руку, будто та могла сбежать от неё. Потом, наконец, увидела в углу деревянную кадку и кинулась туда. Кадка была полупустая. Цемент, лежащий на дне, уже промок и слипся, образовав толстую корку внизу, а так же по бокам этой широкой дубовой ёмкости. В неё ещё можно было пролезть и Татьяна Петровна, схватив Ольгу за шкирку, стала молча запихивать её в эту кадку.
  Было тесно, но худенькая Тихонова туда легко поместилась. Пригнув ей голову, как можно ниже, Осмоловская вытащила из-за пазухи склеенный воском пакет и протянула его испуганной девушке.
- Возьми и спрячь куда-нибудь в лифчик или трусы... Если останешься жива и выберешься отсюда - передашь командованию. Запомни - это очень важно.
  И Осмоловская в спешке подхватила с пола увесистый мешок с песком и высыпала его на голову Ольге в кадку. Затем второй, а потом схватив ржавое ведро с бетонного пола, зачерпнула им сухой цемент из железной бочки и тоже высыпала на Ольгу и утрамбовала всё ладонями.
Потом Тихонова, будто сквозь вату в ушах слышала скрип деревянной лестницы, ведущей из подвала в землянку. А потом секунды спустя вверху раздался сухой треск пистолета. Этот единственный выстрел дал ей понять, что Осмоловская застрелилась.

(Из воспоминаний Максима Бондаренко, единственного выжившего тогда солдата: "Эта молодая женщина, Татьяной её звали, была прекрасным снайпером. Она долго отстреливалась, а потом после приказа Кашпура, сделалась как безумная. У неё были холодные глаза и совершенно мёртвое лицо. Она понимала, что жить ей осталось считанные минуты и потому, была уже не живая... К тому моменту, когда она взвела курок, я уже лежал на полу под кучей брёвен. Она, видимо, посчитала меня умершим, как и те фашисты, которые вскоре вошли в наш разрушенный барак, а потому град летящих пуль из автомата не коснулся меня, лишь кисть руки задело..." - из воспоминаний солдата Максима Бондаренко, опубликованных в рассказе "Солдатская гимнастёрка", из журнала "За Родину!", издательства "Вече", 1997 год).

  Было темно и тесно, голову сильно сдавило и сковало словно обручем, дышать было нечем, всё тело обвил ледяной морок. Ольга слышала, как в бреду, доносившиеся откуда-то сверху голоса, разговаривали по немецки.
- Это гадина стреляла до последнего патрона... Тащи её сюда...мёртвая, но ещё тёплая... давай, вытаскивай её во вдор, пусть солдаты отведут душу, - эти обрывки фраз затуманили Ольгино сознание ещё больше.
  Она слышала скрип ступеней и, как кто-то пальнул из автомата по бочкам и мешкам, и видимо, убедившись, что в подвале пусто, убрался во свояси.

  К этому времени 27 армия уже мобилизовала свои силы и выдвинула 182 и 188 стрелковые дивизии на перехват танков форсированным маршем. Сразу за речкой Полой наши артиллеристы поставили зенитки на прямую наводку, пока подошли резервы, и артдивизионы вступили в схватку с эсэсовской подвижной группой, не пропуская её вперёд к железнодорожной ветке.
  Разведывательный спецбатальон, не дожидаясь команды сверху, пытался пробиться с боем, задействовав все три роты, к Дорохову через лес, сцепившись в жестокой схватке с мотопехотой. Стрельников в самый последний момент всё-таки выдвинул туда свой полковой резерв на помощь Дееву, но этого было недостаточно и ближе к вечеру, истратив последние боеприпасы, наши части отошли в лес - было приказано окопаться и занять оборону до подхода помощи из 11 армии, их шесть батальонов для перекрытия танкоопасного направления, могли подойти только к утру.

  Всё кругом затихло. Ольге сперва показалось, что она оглохла и в этой ватной тишине она попыталась пошевелить засыпанными руками, но они точно приросли к телу и не слушались. Она сделала ещё одну попытку и только лишь нехватка воздуха заставила её чудовищно напрячься и начать медленными движениями загребать песок ладонями. С трудом отодвинув от себя этот плотный песчаный капкан, Ольга стала путём шевеления и раскачивания из стороны в сторону, вылезать из своего убежища. Наконец ей удалось выпрямиться, она разогнула трясущиеся колени, стряхнула с себя налипший песок и цемент, глубоко вдохнула воздуха, а потом перевалилась через борт этой широкой деревянной кадки. Она упала на бетонный пол, а потом отползла к лестнице. Отдышалась. Потом с трудом поднявшись на ноги, ухватилась руками за деревянные перекладины.
  Смеркалось, вокруг стояла пронзительная тишина. В воздухе был разлит смрадный и удушливый запах бензиновой гари. В низине под пригорком дымились сгоревшие постройки бывшего полевого госпиталя.
  Разрушенный барак у леса тоже дымился, но до конца не прогорел. Видимо, тут уже нечего было поджигать и фашисты, убедившись, что внутри нет никого в живых, отправились догонять свои танки.
  Как пьяная, Тихонова, шатаясь, вышла из землянки. Немцы уже ушли далеко вперёд, в разбитом ими селе они не задержались. У колодца во дворе, у барака, и дальше к опушке леса - лежали тела наших бойцов из роты охраны. На фоне заходящего солнца громоздился чёрный остов полуторки, перевёрнутой на бок, чуть в стороне от него, головой к колодцу, находилось неподвижное тело Никоненко. Ольга прошла вперёд к дороге и у завалившегося плетня наткнулась на страшную находку - это было полуголое тело Осмоловской, растерзанное и обезображенное. Солдаты "потрудились и отвели душу" - как могут только фашистские подонки и маньяки... У неё были выколоты глаза, отрезаны уши и груди, клочья разодранной гимнастёрки повисли на её растянутых в стороны руках.
  Ольга закричала на весь лес и, стараясь не смотреть в эту сторону, побежала к опушке.

  Она старалась уйти, как можно дальше от этого страшного места. Нет, она не понимала и не знала куда идёт. Ольга шла вперёд, упорно толкая своё непослушное тело. Ей казалось, что она уже больше не может сопротивляться обстоятельствам. Они были сильнее. Последнее, что она сделала, будучи ещё на своих подкошенных ногах, так это вспомнила про карту укрепрайона вокруг Ильмень озера. В голове стучали слова :"Это очень важно!..Передашь командованию..." И это было сейчас единственной зацепкой её потухающего сознания. Девушка нащупала рукой пакет под гимнастёркой, достала депешу, свернула её пополам и, сев на землю, оглядевшись, нашла под маленькой елью густой пласт прошлогоднего моха. Она отодвинула его край, засунула поглубже депешу с картой и попыталась подняться. Теперь если её возьмут фашисты, ведь не известно на какую глубину нашей обороны они продвинулись, Ольга будет пустая при обыске.
  С первой попытки встать ей не удалось. Тихонова отдышалась, потом села на колени и, всё же встала на ноги. Впереди маячила светлая поляна и она направилась туда. Дальше были заросли и девушка, продираясь сквозь них и натыкаясь непослушными руками на колкие ветки, шла на пролом в эту густую чащу. Каждый шаг давался с трудом, дышать становилось сложнее, к горлу подкатывал ком, душили слёзы, перед глазами постоянно вставала одна и та же картина: Осмоловская - растерзанная, полуголая, с выколотыми глазами лежит у поваленного плетня...
"Всё, я не дойду никуда больше..." - мелькнула последняя мысль, когда ноги ступили на разъезженную танками дорогу. Ей хватило сил перейти её и всё - Ольга рухнула в густую траву на обочине возле лесной опушки, за которой была оккупированная немцами деревня Слободка.

  По пыльной дороге двигались колонны автомашин, все наши прифронтовые части высвобождались для проведения операции по блокированию района вдоль речки Пола. Для Северо-Западного фронта это не первый подобный прорыв противника. Чтобы расширить коридор с Демянской группировкой, а за счёт этого увеличить плацдарм, враг шёл на всё. Но эта его вылазка была ещё направлена на сковывание наших резервов на правом фланге, чтобы не допустить переброски войск с других участков и направлений для высвобождения 2-й ударной армии, которая была окружена под Новгородом и куда от Ильмень озера пытались уже не первую неделю пробиться войска Волховского фронта.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.