Dovolena na jednu noc

Кровать не стерпела и сбросила. Они свалились вслед за подушкой и продолжали на полу. Потные, пьяные экстазом, чуть постанывая... Пока наступила счастливая минута, которая заставила остановиться.
Пётр закурил. Эва закурила.
– Я тебя так и не отмыла.
Он хмыкнул.
– В тебя война впиталась...
А чего ты ждала? Если мне пришлось стать косой смерти, не удивительно, что с меня капает кровь.
– Они страшные?
Да кто их знает. Говорят, что обычные парни... Но я их не разглядывал. Просто убивал. Попаду в плен – буду разглядывать. А вот расслабляться нельзя. Даже в отпуске со своей девушкой. Я – солдат.
Где-то далеко прогрохотало.
Эва всё ещё ждала ответа. Потом приподнялась на локте. Провела грудью по его крепкой почерневшей руке, и Пётр поцеловал грудь. Она выпустила кольцо дыма.
– Ты их не боялся?
Он обнял, поцеловал в губы. Она освободилась. Никак не могла понять, что этот разговор ему неприятен.
– Этих извергов ты не боялся. Убивать их надо. Сегодня получила рассылку, как они резали на куски...
Пётр опять длинно целовал в губы, не давая больше сказать ни слова. Потом отстранился, смотрел в жаждущие ласки глаза. Ворс акрилового ковра мягок.
Эва отняла у него сигарету и сунула вместе со своей в пепельницу.
– Я тебя очень ждала. Иногда не верила, что ты вернёшься. Нам всё время передают, что вы доблестно сдерживаете натиск орд. А они всё приближаются и приближаются.
Он теперь смотрел в потолок.
– Вы их всех убьёте? После того, что они сделали с украинцами...
Пётр глянул на неё с сожалением. Эва изобразила патриотическое лицо. Украинцами? Все они русские. Только одни с тату по всему телу. Но их мастерски удалось стравить. Русские против русских. Теперь их меньше.
– Что ты молчишь? Все русские – убийцы и мерзко воняют.
И где ты их нюхала? Он сел, обхватил колени. Ворс ковра щекотал гениталии.
– Они идут сюда и завоюют нас?
Пришло время – и нас. Завоюют? Освободят? И с тоской подумал: они и мы – славяне. Как нас удалось стравить?
Она ужаснулась выражению его лица и «сообразила»:
– Нам же помогают оружием, деньгами, продовольствием...
Дурочка. Это не помощь, а бизнес. Мы никому не нужны, кроме русских. Но лучше бы ты молчала. Или рассказала, как ты тут жила.
– Слушай, а точно, что они монголы? – Эва не сдавалась. Она никак не могла понять, что ему противно слушать чушь, которой забита её голова. – Английский блогер написал, что русские орды решили вырезать всех славян, чтоб славянами называли только их.
Он вдруг засмеялся. Эва забыла, что её бабка была русской?
Девушка посмотрела на него, как на ненормального. Истерика испарилась. Англичане сражаются в этой войне за славян? Сотня инструкторов? Получается, что теперь мы остались один на один с врагом человечества?
– Я связалась с мамой. Она в оккупации...
Почему ты её не увезла? Он повернул к ней голову и увидел в её глазах задумчивое недоумение.
– Она не захотела уехать. Её русские не пугают. Самоубийца...
Он всё ещё смотрел на неё, ожидал продолжения. Неужели русская кровь иссякла?
– Сказала, что Павел в плену, кажется, в Ростоке...
С географией у Эвы всегда была напряжёнка. Все пленные в Сибири валят лес. Кто этого не знает?
Вдалеке опять грохотнуло. Эва вспоминала разговор с мамой.
– Интересно, она не голодает? Я не поняла. Узнала, что она жива. Она узнала, что я жива... Дом её разрушили... Почему мама сказала, что дом разрушили чехи?..
У вас всё семейство недоумков. Может, я и взорвал её дом, когда отступали.
Он закурил.
– Я бы не хотела, чтоб в её доме жили грязные казаки и их лошади. У себя они живут в землянках!
Да вы тут с ума посходили. Если мы разрушаем свои дома, значит, мы не собираемся возвращаться.
Пётр растянулся на щекочущем синем ворсе, потянулся до хруста. Эва прижалась. Душ бы не помешал. А вода по расписанию. Где та, довоенная жизнь?
Завибрировал телефон.
Он нехотя поднялся, подошёл к валяющимся заскорузлым карго, вынул чёрную пластину. Эва насторожилась.
– Так... Так... Да, майор, через полчаса... Есть...
Начал одеваться.
Эва плакала.