Первые годы в новой профессии

Начало: http://proza.ru/2022/06/28/1577


Б.М. Фирсов – не тот тип личности, которая долго «раскачивается», начиная новое дело, и это не от рисковости характера, ему не свойственно известное русское «авось», но от умения сразу увидеть то, что предстоит сделать. Вместе с тем, можно говорить и о присущем ему конструктивизме в подходе к новому, исходно, он, по-моему, сразу определяет «моё» или «не моё», «не моё» решительно отвергается, а «мое» начинает продумываться. Нередко, он звал меня обсудить («поговорить надо») какие-либо возникшие в работе нашего сектора затруднения и, когда мы «зацикливались», никаких свежих соображений не возникало, он говорил свое: «Думание взяток не дает» (из преферанса), и мы расходились. Но следующим утром решение у него было. Так было и в его работе над кандидатской диссертацией.


Из автореферата диссертации Б.М. Фирсова следует, что его первые социологические публикации по избранной им теме исследований увидели свет в первые годы его аспирантуры. Статья «К методологии изучения телевидения» вышла в сборнике, изданном Академией общественных наук при ЦК КПСС и Комитета по радиовещанию и телевидению при Совете министров СССР в 1966 году [1]. Затем следовала статья «Теоретическая модель социологического исследования телевидения», опубликованная в Тарту в 1967 году [2]. Ничего необычного в заголовках этих статей нет, типичные названия материалов исследователей – не только аспирантов, но и всех, кто начинает новый проект. В общих чертах очерчивается тематика и контуры (методология) будущих поисков и схема исследования. Не вызывает удивления и тот факт, что первая статья Фирсова была направлена в сборник, выходивший под грифом Академии общественных наук при ЦК КПСС и Комитета по радиовещанию и телевидению при Совете министров СССР. Там знали Фирсова по работе в КПСС и по руководству Ленинградским ТВ. Это в Ленинграде он был опальным, а в Москве оставались люди, которые годами знали его, верили ему и старались помочь давнему другу.


Публикация в трудах Тартуского университета может показаться неожиданной или случайной, в действительности, здесь мы имеем дело со значимым событием не только в жизни новоиспеченного социолога Фирсова, но с развитием отечественных исследований в области прессы, радио и телевидения, и более широко – методологии социологических исследований. Что касается Фирсова, то история заготовила ему прекрасный подарок – уже в самом начале его социологической карьеры он вошел в круг специалистов, которые сегодня считаются основоположниками социологического изучения масскоммуникационных процессов. Кроме того, он оказался в интереснейшем, многослойном пространстве разномыслия. Речь идет о семинарах на эстонском хуторе Кяэрику, вблизи Тарту. Обстоятельные воспоминания о них оставил тартуский профессор, философ, культуролог и социолог Леонид Столович, всю жизнь проработавший в Эстонии, но по происхождению и полученному образованию – ленинградец.


«В Кяэрику, - писал Столович, - в 1966–1969 гг. собирались социологи, изучавшие теорию и практику массовых коммуникаций в разных аспектах. Это был период становления советской невульгарной социологии, за которым последовал этап ее удушения, к счастью, не доведенный до конца. <…> В наступившие времена «развитого социализма» Homo soveticus повел обострившуюся классовую борьбу с Homo antisoveticus, но еще не победил окончательно. Тарту и его окрестности пока оставались относительно свободным оазисом, еще не засыпанным песками пустыни номенклатурного социализма. И как обитатели саванн во время засухи направляются к еще незасохшим озерам и рекам, ведущие социологи страны съезжались в Кяэрику за глотком, хоть и не безБрежной, но все-таки свободы слова. До поры до времени местное начальство, пока оно само еще не было вполне уверенным, куда повернет ветер пражской весны, этому не препятствовало» [3, с. 14].

Тема первой встречи в октябре 1966 года - «Методологические проблемы исследования массовой коммуникации», через год рассматривались «Ценностные ориентации личности и массовая коммуникация» и затем - «Личность и массовая коммуникация». Фирсова пригласил туда Ядов, который, наряду с его эстонским аспирантом, а позже – многолетним другом Юло Вооглайдом были организаторами этого социологического форума. В этих встречах участвовали видные социологии России: А.Г. Харчев из Ленинграда, Ю.А. Левада, Б.А. Грушин, Л.А. Седов из Москвы. Из Свердловска приезжали Л.М. Архангельский и Л.Н. Коган, из Новосибирска – В.З. Коган, из Латвии – А. Милтс. К социологическим обсуждениям подключал свой методологический семинар Г.П. Щедровицкий –специалист в области методологии и теории мышления. Выступали в ходе дискуссий философы И.С. Кон, П.П. Гайденко и Ю.Н. Давыдов. Одно из заседаний вел Ю.М. Лотман.


Все были молоды, обсуждения проходили в неформальной обстановке, а после заседаний все продолжалось в сауне с последующей дружеской беседой. По воспоминаниям Ядова: «Встречи в Кяэрику — событие в советской социологии. Эстония была в СССР своего рода „западом“. Языка московские начальники не понимали, и генсек Эстонской компартии Иоханнес Кэбин точно играл роль „крыши“. В Кяэрику участники собраний чувствовали себя, примерно, как сегодня на любой международной конференции. Говорили то, что думали, а думали, как шестидесятники, если переводить на язык идеологии».

 
Какой же виделась Фирсову модель его социологического исследования? Для ответа на этот вопрос у меня есть три информационных источника. Первый – названная статья. Второй – думаю, что редкий документ, это изданная в 1969 году Комитетом по радиовещанию и телевидению книга «Ваше мнение о телевидении» с подзаголовком «Предварительный отчет об исследовании аудитории Ленинградского телевидения». Поясню ниже, почему этот материал представляется мне крайне интересным и важным для истории становления советской социологии. И третий источник – автореферат кандидатской диссертации Фирсова - «Социальные проблемы телевидения» [4]. Конечно, конструкция модели исследования всюду одна и та же, но ее описания оправданно различны, я отдаю предпочтение – последнему, так сказать – официальному, приведенному в автореферате. Но прежде остановлюсь на одном положении, заявлено, как указано в книге, аспирантом Фирсовым, в его выступлении; в нем я вижу «замах» на его дальнейшие исследования, оформленные в его докторской диссертации в 1979 году. Речь идет о скором наступлении «мировидения» и ситуации, при которой эфир стран будет открыт для телевизионных программ других государств. По его мнению, советские программы в том виде, в котором они существовали в то время, не выдерживали прямой конкуренции с тем, что предъявляли телезрителям другие страны.


Названная выше теоретическая модель исследования, построенная Фирсовым, предполагала разделение процесса анализа взаимодействия телевидения и аудитории на три стадии: докоммуникативную, коммуникативную и послекоммуникативную. Первая стадия влючала в себя изучение потребностей, запросов и ожиданий телезрителей. Предполагалось, что они обусловлены функциональными и ролевыми характеристиками личностей, их мировоззрением, множеством ценностных ориентаций. Далее допускалось, что установки телезрителей детерминировались отношением к телевидения, другим средства, массовой коммуникации, а также условиями жизни человека. Наконец, Фирсов исходил из допущения о том, что эти и некоторые неучтенные факторы определяли основные черты поведения аудитории и ее важнейших структур.
При изучении коммуникативной стадии предполагалось проанализировать, в какой мере телезритель, обращаясь к предлагавшимся ему программам, реализует свои потребности. Учитывались также временные затраты на просмотр телепередач, количество и перечень просмотренных передач, интенсивность ежедневного и недельного просмотра. Кроме того ставилась задача изучения нереализованных запросов.
Изучение послекоммуникативной стадии сводилось к анализу эффекта влияния телевидения на аудиторию. Количественная характеристика такого воздействия – уровень удовлетворенности потребностей в ознакомление с телепередачами, качественная сторона влияния – вербальные и поведенческие реакции, являющиеся следствием взаимодействия зрителей с телевидением.


Первое, на что обращаешь внимание изучая предложенную Фирсовы модель его исследования телевидения, это ее структурированность и латентная (позже ставшая явной) многоуровневость. В таком подходе к «моделированию» просматриваются три обстоятельства. Первое – понимание, знание Фирсовым «кухни» телевизионного процесса, планирования и создания передач, а также анализ реакций телезрителей, тогда это в основном были письма, которые потоком шли после некоторых передач. Второе, его знакомство с важнейшими концепциями и результатами важнейших зарубежных исследований деятельности средств массовой коммуникации: прессы, радио и телевидения. При всей специфики телевидения оно прежде всего – одна из форм массовой коммуникации, и при изучении пары «телевидение-аудитория» используются методологические и теоретические построения и выводы, накопленные за десятилетия изучения аудитории прессы, радио и, наконец, - телевидения. И третье, что сразу обнаруживается, это характерное для ленинградской социологической школы», прежде всего – учеников и последователей Ядова – соединение социологического и социально-психологического подходов в познании поведения человека.


Зная научные принципы и методологическую приверженность ведущих участников семинара в Кяэрику, можно быть уверенным, что сообщение Фирсова было принято позитивно. А это означает, что новичка в социологии мэтры сразу приняли, если и не как равного, то во всяком случае, как «своего». Вход в социологическое сообщество, в круг исследователей массовой коммуникации для Фирсова состоялся. Выбранный им путь к диссертации был одобрен.
Выше я обещал объяснить, в чем усматриваю сегодня ценность преддиссертационной книги Фирсова «Ваше мнение о телевидении». Конечно, в ней раскрыты детали исследовательского процесса: цели, задачи и гипотезы поисков, детально описана выборка, показаны шаги процесса, как тогда говорили, машинной обработки собранной информации, итоги пилотажа. Более того, представлена анкета, использовавшаяся при опросе, в которую вписаны абсолютные (не проценты) данные о выборе респондентами предусмотренных ответов на все вопросы, затем – масса двумерных таблиц. Описан даже процесс раздачи анкет. В заключение приводится программа (задание) на обработку массива.


Безусловно, это указывает на высочайший уровень прозрачности исследования Фирсова, я не помню, встречались ли мне подобные случаи применительно к диссертационным работам. Конечно, мало кто из «обычных» аспирантов, в 23-25 лет и даже старше, могли обладать организационными возможностями для издания книги с описанием всех шагов их работы над диссертацией. Но дело даже не в «обладает – не обладает» подобной мощностью, куда важнее – установка на прозрачность. Как здесь не вспомнить ситуации, которые были много лет спустя... при голосовании по сложным, часто этически трудным вопросам на Ученом Совете Института социально-экономических проблем АН СССР Фирсов подписывал свой бюллетень.
Но для истории советской социологии важна не столько «прозрачность» работы Фирсова над диссертацией, сколько дотошное описание им исследовательской стратегии и тактики, к применению которых стремились в середине 1960-х и даже позже позже наиболее продвинутые в стране социологические команды. Можно сказать, что именно таким был в те годы «эталон» планирования и организации теоретико-эмпирических социологических исследований, включавших массовый (2000 человек) опрос.


И еще в одном отношении крайне интересна эта книга. Наряду с другими ранними – понятно, речь идет о собственно социологической жизни – работами Фирсова, она приоткрывает (задает) динамику его погружения в дискурс, язык социологии. Возможно, на это обстоятельство мало кто обратит внимание, но я это вижу, поскольку – подобно Фирсову – поздно пришел в социологию, а еще позже осознал этот приход. Студентам философского, исторического, экономического направлений уже на первых курсах «ставят» формат, стилистику изложения, Фирсов – радиофизик и я – математик начинали с чтения физико-математической литературы и в своих курсовых, дипломных проектах писали на языке «своих» наук. Я помню, с каким трудом осваивал новый для себя язык, когда решил защитить кандидатскую по психологии. Поначалу большой радостью было написать одну страницу в день, естественно, потом ее еще приходилось несколько раз переписывать, но потом «процесс пошёл». И дело не только в стиле текста, еще заметнее – логика его построения.


В 2005-2005 годах я проводил интервью по электронной почте с академиком экономистом и социологом Татьяной Ивановной Заславской. Она окончила экономический факультет МГУ, но до этого три года училась на физфаке. И я спросил ее: «Физический факультет дал Вам не только прекрасное знание математики, которое впоследствии могло пригодиться, но он определенным образом настроил Вас по отношению к идеологии. Физики, математики всегда старались держаться в стороне от идеологии... то, что вы начали там учиться, по-видимому, определило Вашу позицию во многих вопросах...». Вот ее ответ: «Никакого сомнения. Действительно, в течение трех лет мне ставилось естественнонаучное мышление, согласно которому, например, законы природы потому и законы, что они всегда исполняются, в этом их смысл. Поэтому, слушая лекцию о «законе планомерного и пропорционального развития социалистической экономики», который, к сожалению, действует не всегда, я мысленно пожимала плечами: «Тогда, какой же он закон?» <…> По окончании университета меня, несмотря на отличный диплом, не рекомендовали в аспирантуру. Но гораздо сильней поразили меня слова одной из близких подруг, что сделано это было правильно, потому что во мне “есть что-то не то, чуждость какая-то”. Наверное, этим “не тем” я во многом была обязана трем годам физфака, студенты и выпускники которого были совершенно другими людьми. Математические методы я применяла и в экономике, и в социологии, но это было второстепенным. Главным же достоянием, вынесенным мною с физфака, была математическая логика. Мой тип мышления был сформирован физфаком, и это оправдывает “потерю времени”» [5].


В 2008 году я отвечал на вопросы В.А. Ядова о методологии моих историко-социологических исследований и получил от него вопрос: «...я обратил внимание на то, что ты часто употребляешь безличные глаголы («было выявлено» и т. п.). У Майкла Малкея я вычитал такое наблюдение: естествоиспытатели прибегают к безличным оборотам, сознательно или бессознательно повествуя «от имени самой природы», тайны которой им удалось выявить. Одновременно замечу, что ты часто пишешь «моей», «мною». Не свидетельствует ли это об отношении к работе как истинно научному поиску? Некоторые коллеги избегают таких оборотов, и это, как я догадываюсь (судя по себе), есть намек на несколько иное восприятие гуманитарной науки, каковая отнюдь не science. Что скажешь?». Я согласился с Ядовым, действительно, в анализе истории присутствует множество элементов science. В частности, потому, что методология изысканий формировалась под влиянием позитивистских исследований истории и методологии науки.


И, на мой взгляд, влияние базового образования, с юности выработанный подход к построению текста, не исчезают с годами, их давление на специалиста несколько ослабевает, язык новой профессии становится доминирующим, однако в речи человека (его статьях, книгах, построении докладов, даже в списках цитируемой литературы) все равно можно обнаружить давние следы его базовой профессиональной выучки. Это как в речи человека, много лет живущего в новой для него стране, язык которой стал для него основным, иногда проскальзывают интонации родного (первого) языка. Скажем, весьма четко это обнаруживается во всех тестах Б.А. Грушина, готовившего себя к исследованиям в области логики.

 
Книга «Ваше мнение о телевидении», если иметь в виду ее строение, организацию текста, использование формул и табличной подачи материалов, это книга – в недалеком прошлом инженера-физика. Что касается следующей работы Фирсова - «Телевидение глазами социолога», то это, конечно же, социологическое произведение. Подписанная к печати в конце 1971 года и увидевшая свет в начале следующего года, произвела очень сильное впечатление на социологов и культурную общественность города. Давно это было, но мне запомнился дух, атмосфера обсуждений книги с коллегами и тот факт, что многие просили меня дать им книгу на прочтение. Рад, что «мой» экземпляр сохранился, не зачитан, более того прибыл со мною в Америку. На нем написано: «Борису Зусмановичу Докторову с надеждой на вечное (БД: подчеркнуто БМ) сотрудничество в областях, представляющих общий интерес. Б.Фирсов», 12 марта 1972 г. По-моему, прошедшие без малого полвека в наше бурное время равносильны «вечности». Более того, наше сотрудничество протекало и протекает именно в областях общего интереса, так было 22 года в России и вот уже почти 25 лет, когда мы разделены Океаном.


Книга «Телевидение глазами социолога» опубликована издательством «Искусство» и была написана для широкого круга читателей. Она рассказывает телезрителям – ведь подавляющая часть ее читателей были и телезрителями – о природе этого информационно-коммуникационного канала, знакомит и некоторыми результатами исследований, проводимых в США и ряде европейских государств. Многое из всего этого было новинкой для большинства советских людей, потому заставляло думать и задумываться, почему там так, а здесь иначе. Но все же главным в книге было обсуждение только что закончившегося опроса работающего населения Ленинграда об их отношении к телевидению.
Социологический анализ общенациональной и региональной телеаудиторий начался во второй половине 1960-х; он осуществлялся рамках целенаправленных исследований телеаудитории и как особый вид внерабочего времени в обследованиях временных бюджетов; здесь следует вспомнить исследования Р.А. Борецкого, Б.А. Грушина, Ю.А. Замошкина, Л.Н. Когана, И.С. Кона, Г.И. Хмары, Ю.А. Шерковина и немногих других социологов и социальных психологов. Таким образом, даже если иметь в виду лишь время ленинградского опроса телезрителей, то Фирсова несомненно входит в группу тех, кто в СССР начинал разработку этой тематики. Но в его исследовании продолжительность потребления телеинформации изучалась не как нечто самостоятельное, но как типообразующий показатель.


Были выделены четыре весьма значимые по «весу» в общей телеаудитории группы телезрителей: весьма умеренные (до 3-х часов в неделю; 32,5% телеаудитории), умеренные (от 3 – 10 часов в неделю, 35,5%), увлеченные (10 - 15 часов в неделю, 15,5%) и весьма увлеченные (от 15 до 27 часов в неделю,16,5% телеаудитории). Затем определялся половой, возрастной, образовательный уровень этих групп и социально-профессиональной состав. Далее измерялись различные характеристики телевизионного поведения указанных четырех групп зрителей: что и как увлеченно они смотрят и как оценивают разные программы. Все вместе это впервые, если говорить о столь объемной телеаудитории, как ленинградская, давала информацию о роли телевидения в освещении социально-политической жизни страны, культуры, спорта, образования. Это была многокрасочная картина отношения телевидения и населения. Такие данные были востребованы не только идеологами и коммуникаторами, но и активной частью телеаудитории. Людям нужно «зеркало», они всегда хотят понять, к какой части телезрителей принадлежат они: они – в большинстве или в меньшинстве, им нравится то, что и другим или их вкусы специфичны.


Общие выводы исследования наиболее четко сформулированы в автореферате кандидатской диссертации, все они были значимы, но сегодня мне представляется важнейшим следующее утверждение: «При наличии больших затрат времени на телевидение мы сталкиваемся с неразвитой структурой свободного времени и потому телевидение скорее заполняет пустоты в этой структуре, нежели принуждает человека отказываться от многих элементов, ранее привычно составлявших его досуг» [авторефер. С. 16]. Отсюда следовала неправомерность или, во всяком случае, сомнительность в справедливости представления, согласно которому при чрезмерной увлеченности телевидением создается тип человека с пассивным восприятием культуры, будто телевидение атрофирует задатки личности. Фирсов утверждал, что все составляющие коммуникативного поведения, расположенные в поле анализа (выбор программ, перераспределение времени для просмотра и т.д.) осуществляются сознательно не только увлеченными телезрителями, но и умеренными. Следовательно, заключал он, оказываются спорными представления о «гипнотической силе» голубого экрана. В действительности, по-Фирсову, увлечение телевидением следует искать в особенностях личности человека: его мировоззрении и биографии. Эмпирические данные показывают, что с ростом затрат времени на телевидение происходит серьезная дифференциация многих культурных потребностей.

 
Так было полвека назад, и не столь важно, в какой мере остались верными выводы Фирсова или теоретико-эмпирические находки других социологов, работавших в те годы. Много важнее другое. История науки – дальнозоркая, и 50 лет –время достаточное для того, чтобы рассматривать результаты тех лет как информацию не только социологическую, но и историческую. Другими словами, сейчас мы переживаем, возможно, уже несколько лет, момент, когда итоги социологических исследований становятся ценнейшей частью истории страны, ее культуры. Становится очевидным, что социология предлагает обществу не только актуальную информацию о дне сегодняшнем, не только помогает в построении прогнозов, но рисует нам картину прошлого. И никакая другая наука не способна представить обществу подобную информацию о сознании и поведении людей. Так что социальная статистика Фирсова и его выводы приобретают новую ценность как рассказ о былом нашей страны и об ушедших (уходящих) поколениях.


Защита диссертации состоялась 20 февраля 1969 года на заседании Ученого Совета философского факультета ЛГУ. Первым оппонентом был доктор философски наук Б.А. Грушин, вторым – Н.М. Кейзеров, в тот момент – кандидат философских и юридических наук, но в 1968 году защитивший докторскую диссертацию по философии. Ведущим предприятием была Академия общественных наук при ЦК КПСС. Наверное, в отборе оппонентов и выборе ведущей организации участвовал В.А.Ядов, все выполнено – безукоризненно, с пониманием должной бюрократии, ведь при дальнейшем прохождении диссертации в ВАКе к диссертанту могли возникнуть критические замечания идеологического характера. Защита прошла в высшей степени успешно. Не только для семьи Фирсова, но и для большого числа друзей, телевизионщиков-сослуживцев это было знаком его победы над многими обстоятельствами, его ответ на вызовы судьбы.
Содержание автореферата я изучал по электронной копии автореферата, на котором написаны очень теплые и искренние слова: «Автору всех моих настоящих и будущих трудов – маме. Благодарный сын. Январь 1969 г.»


Непростая и долгая дорога Фирсова в социологию здесь завершилась. Но прежде, чем рассматривать его движение уже внутри социологии, хотелось рассказать еще об одном событии в биографии героя этой книги, события – более уникального в научном сообществе, чем защита диссертации.
 В 1969 году по сценарию Фирсова, написанном при активном участии его жены, тоже по образованию «технаря», на Ленинградском телевидении был сделан телеспектакль «Смерть Вазир-Мухтара». В основании сценария лежал одноименный роман Юрия Тынянова о последних месяцах писателя и дипломата Александра Грибоедова (1795-1829) – полномочного представителя (на перс. яз. – вазир-мухтар) Российской империи в Персии. Грибоедов трагически погиб в Тегеране, когда толпа религиозных фанатиков перебила практически всех сотрудников российского посольства.


Ставила телеспектакль Роза Сиро;та, известный режиссер, активно работавшая на ленинградском телевидении и в БДТ, где внесла значительный вклад в такие шедевры Георгия Товстоногова, как «Эзоп», «Варвары», «Идиот», «Синьор Марио пишет комедию», «Пять вечеров», и позже - «Моя старшая сестра», «Мещане», «Лиса и виноград». В месте с Сиротой в постановке «Смерти Вазир-Мухтара» участвовал и актер БДТ, режиссер и литератор Владимир Рецептер.
В. Рецептер исполнил и главную роль – Александра Грибоедова. Не надо быть театралом, чтобы понимать, что в спектакле участвовала «звездная команда» актеров БДТ, назову лишь несколько имен: Сергей Юрский, Владислав Стржельчик, Николай Трофимов, Вадим Медведев, Наталья Тенякова, Ефим Капелян, Евгений Лебедев, Григорий Гай и др.
Википедия сообщает: «Спектакль был записан, смонтирован, одобрен художественным советом и анонсирован для показа по телевидению. Однако один из редакторов сопоставил, что именно в день трансляции Председатель Верховного совета СССР Подгорный отправляется с визитом в Тегеран <…> Чиновник … решил посоветоваться с редактором на ступень выше, тот позвонил следующему, а последний — заместителю председателя Гостелерадио СССР Э. Мамедову, который, собственно, и отменил передачу» [6]. Причина запрета была политической, СССР заигрывал с Ираном, и упоминание о тегеранской трагедии было не ко времени.

 
В октябре 1970 года группа ленинградских театральных деятелей обратилось в Гостелерадио СССР с письмом (оно было подписано Ю. Толубеевым и Г. Товстоноговым, с просьбой о закрытом показе работы на секции драматических театров Ленинграда, но был получен отказ. Однако в Москве закрытый просмотр был разрешён в Театральном музее им. Бахрушина. После просмотра, вызвавшего полное одобрение московской интеллигенции, Роза Сиро;та сказала: «…фильм получился, артисты замечательные… Но лезть на стенку… Ей-Богу, не знаю… Пусть остается легендой!»
Так оно и стало. Еще одна легенда в нашей культуре. И в российской социологии.

продолжение: http://proza.ru/2022/07/02/1494

Литература

1. Фирсов Б.М. К методологии изучения телевидения / Сб. Вопросы социологии радиовещания и телевидения. – М.: АОН при ЦК КПСС, Комитет по радиовещанию и телевидению при СМ СССР. 1966.
2. Фирсов Б.М. Теоретическая модель социологического исследования телевидения / Сб. Методологические проблемы исследования средств массовой коммуникации. – Тарту. Тартуский университет. 1967
3. Столович Л. Социологи в Кяэрику / Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2010, №1.
4. Фирсов Б.М. Социальные проблемы телевидения. Автореферат дис. на соиск. Ученой степени канд. философ. наук.- Ленинград. 1969
5. Заславская Т.И.: Я с детства знала, что самое интересное и достойное занятие – это наука» (Интервью Б.З. Докторову)
6. Смерть_Вазир-Мухтара_(телеспектакль) /