Ишь ты, Гоголь! 3

3.
Прошли годы. Я совсем забыла о существовании Гаврильцева-почти Гоголя-Молчалина. Нечаянно  из учителей ушла в переводчики. Работала сама по себе, то есть как индивидуальный предприниматель. Деятельность моя нравилась мне своим разнообразием: я то выполняла письменные переводы, то работала устным переводчиком, люди всегда разные, тематика — широкая, специализироваться не стала, предпочла переводческий универсализм. За годы работы обзавелась самыми разными знакомствами, вплоть до городской власти. Но приятельские отношения позволила себе только с переводчиками, со многими дружу и по сей день. К «высоко посаженным» лицам никогда с просьбами не обращалась — не в моей натуре, потому знакомства с власть имущими и рядом функционирующими «серыми кардиналами» постепенно растворялись. Как говорила мне одна ушлая приятельница: «Не умеешь жить, у тебя все знакомства — только чайку попить».
 
Тут-то мне нежданно-негаданно встретился умелец жить — мой старый знакомый. Я шла по улице со своей коллегой по цеху Анной. Мы обсуждали неофициальную международную тусовку, на которой нам поочередно пришлось переводить речи выступающих, вспоминали смешные моменты. После работы мы расслабились и были в прекрасном настроении, как ни странно болтали, перебивая друг друга, хоть и наговорились до этого вусмерть.

— Хэлло! —  остановил нас громкий голос.

Мы встрепенулись. Перед нами стоял подтянутый, добротно одетый мужчина в шляпе.
 
— Дина, ты меня не узнала? — Он широко, но как-то деланно улыбнулся.
— О-о-о! Николай Васильевич! — вспомнила я давно забытого ухажера.
— Я, — радостно поддакнул тот. — Своею собственной персоной.

Он приосанился, вскинул голову, задрав подбородок. «Узнаю артиста малой сцены! — подумала я. — Каким ты был …» 

— Как ты? Где? — как-то сверху кинул вопрос мой давний знакомец.
— Я — переводчица, уже давно, — ответила я и, повернувшись к Анне, добавила, — вот с коллегой идем с мероприятия, наговорились…

Николай не дал мне закончить предложение.

— А знаешь, Дина, я ведь стал Гоголем, — заносчиво заявил он.
— Вот как? — мне показалось странным, что почти Гоголь— как бишь его фамилия? - Гаврильцев — через много лет снова стал обращаться ко мне на ты. Явно «вырос» . Я для него — мелкая сошка.
— Я сменил фамилию и теперь я Николай Васильевич Гоголь!

Анна хихикнула и вопросительно глянула на меня. Я подмигнула ей и небрежно задала следующий вопрос Гоголю:

— А зачем?

Гаврильцев действительно держался гоголем. Он смотрел на нас сверху вниз как на двух невзрачных мошек. Нет, он не был прежним. Он очень изменился, вернее изо всех сил старался, чтобы я заметила, как он изменился.

— Ну, как зачем? — новоиспеченный Гоголь преисполнился важностью, как будто измененная фамилия сделала его известным писателем. Он лез из кожи вон, пыжился произвести неизгладимое впечатление не только на меня, но и на мою спутницу. — Представляете, я в Европе, прихожу в гостиницу и оформляюсь как Гоголь Николай Васильевич!

Мы с Анной прыснули. Гаврильцев, игравший роль Гоголя, явно переигрывал. Он был смешон в своей уверенности, что представляет собой важную персону.

— Ну, ты же не стал Гоголем, Коля! — не выдержала я его наглости и перешла на панибратский тон, чтобы поставить клоуна на место. — Это всего лишь фамилия.

— Не скажите, — недовольно перебил меня Гаврильцев. — Это решительно меняет отношение ко мне!

Он весь напрягся, стараясь доказать нам, какую роль играет известная всему миру фамилия, какой он в действительности деловой человек, ездит в командировки за границу, иностранцы перед ним снимают шляпу — он же Гоголь, однако! Я даже представила его на рецепции в каком-нибудь европейском отеле - как он артистически вскидывает взгляд для девушку за стойкой, жестикулирует как на сцене, смотрит на часы, короче играет роль знаменитости, сам ею не являясь.  Весь в образе, ненатуральный и противный, как сейчас. Он всё говорил и говорил, а мы с подругой откровенно издевались над ним, ёрничали, дерзили, в общем, вели себя совсем неподобающим образом, а ведь с Гоголем так нельзя!

Из его россказней, больше похожих на бахвальство, я так и не поняла, каким именно делом он занимался, кем всё-таки стал, а не кем хотел казаться. Мне лично он теперь казался Хлестаковым.

Я вспомнила первую серию нашего знакомства с Гаврильцевым, когда он мне еще нравился. Вспомнила, какими людьми он себя окружал... Теперь я чётко знала, почему он не выбрал меня. Я в его представлении была бесперспективной, не сама по себе, а для него, для его карьеры, для его будущей жизни. Единственным моим козырем был тот факт, что я была коренной жительницей нашего города и имела прописку. Маловато. Он искал  место и людей для восхождения. Наверняка, он нашёл жену из богатой и влиятельной семьи. А чувств возможно у него никогда и не было. Он просто умел и играть!

Под конец, рассердившись на нас за неуважение к его неповторимой персоне, Гаврильцев- почти Гоголь-Молчалин-Хлестаков, встав в позу барина, сделал мне убийственное предложение:

— Я тут вскорости еду в Италию, мне нужен переводчик. Поедешь со мной?

Конечно он рассчитывал на мой английский.

 — Избави бог! Конечно, нет, — отрезала я, при этом продолжала насмехаться над Гоголем, скривив лицо, как будто брезгую.

Он хотел унизить меня, поставив в ряд обслуживающего персонала — вот дрянь!.. Да, одежда Молчалина стала Гаврильцеву мала.

— Я хорошо заплачу, — настаивал он, выпячивая губу.

Я любила свою работу и прекрасно понимала, что любой труд покупается и продается. Но этот кривляка, выбившийся из «эстонских» пародистов в дельцы современного пошиба, меня не купит!

— Ни за что! — сказала я, при этом глянула на носки его ботинок, которые оказались весьма дорогими туфлями.  Я долго не поднимала глаз, зная, что это производит впечатление, будто я смотрю на него сверху вниз.
— Почему? —  искренне удивился он, явно нервничая.
— Я не говорю по-итальянски, — засмеялась я.