ГЛАВА 1
Ни один человек из ныне живущих, уже почивших или ещё не родившихся, не может, не мог и не сможет с уверенностью сказать о том, что с ним случится в следующую минуту. Мы можем только догадываться. Всё же каждый из нас держит в голове образ своей цели, к которой неустанно или с перерывами движется. Почти каждый.
Взять, к примеру, вот этого мужчину, который привалился спиной к толстому стволу дерева, чья неровная кора с точностью до единицы пересчитала все позвонки сидящего. Если бы кто-то в эту секунду подошёл к нему и справился о его замыслах на недалёкое будущее, вряд ли этот измученный холодом и тревогой человек ответил бы, что собирается пойти и сдаться полиции. Однако к этому решению он скоро придёт. А пока он спит или, вернее, дремлет или, быть может, он просто в тревожном забытьи из-за потрясений минувшей ночи — нельзя сказать наверняка. В отличие от неподвижного тела, его беспокойное худое лицо живо отзывается на каждый шорох, как если бы все провода нервной системы разом сгорели, кроме одного — искрящего кабеля, что подведён к лицу.
Откуда-то сверху на запрокинутую голову сидящего свалился клещ. Он уже было начал борьбу за пару капель крови, но был тут же сброшен, как только лицо зашевелилось. Неугомонный лесной житель, однако, нашёл себе пристанище на неподвижной руке, что покоилась на чёрном пакете. Никак не отзываясь на посягательства кровососа на свою плоть, жертва клеща продолжала мирно сидеть возле дерева, но безумствовать лицом.
Солнце только начало свой дневной забег и, пробуждая лес к новой жизни, не обошло вниманием и человека. Медленно, как будто никуда не спеша, оно, ловко обойдя препятствия из веток и листьев, дотронулось до мятежного лица сидящего. Пляска прекратилась. Солнце и лес, работая в команде, справили своё дело. Эта парочка — сильное лекарство, на которое не нужен рецепт. На мирном уже лице появилась слабая, но живая улыбка.
Железная дорога, что пролегала по дну длинного оврага и делила надвое город и лес, отозвалась глухим стуком близкого поезда. Будто чувствуя, что рядом кто-то спит, полусонный машинист, ревнивый к чужому покою, дал продолжительный гудок, исполняя роль будильника. Веки человека дёрнулись, глаза несмело приоткрылись, и сидящий нашёл себя на самом краю опушки недалеко от тропы, чья пыль ещё не была потревожена пришельцами из города. Серое окружение кошмарного сна сменилось яркой лесной зеленью, и мужчина ещё какое-то время продолжал улыбаться. Но стоило вспомнить — кто он и как здесь очутился, улыбка пропала, а вместе с воспоминаниями пришла боль. Правая нога, туго перетянутая выше колена галстуком, онемела, но колотая рана, пусть и переставшая кровоточить — обжигала. Лесной гость попытался пошевелить отяжелевшей ногой, но ничего не вышло.
Утреннее солнце, не по-сентябрьски жаркое, убедило человека расстегнуть пиджак. Сложно сказать, какого цвета был костюм до того, как пыль и грязь обильно покрыли его за прошедшую ночь. Скорее, ближе к тёмно-синему — в тон галстуку, который, в отличие от костюма, сохранил свой изначальный вид. Мужчине было до-невозможности душно, несмотря на долгую холодную ночь в сыром лесу. Лихорадочно расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки, бедолага совсем немного унял страдания и недолго радовался облегчению. Пустой желудок неприятно кольнуло, и страдальца, согнувшегося пополам, вырвало желчью. Отвратительный вид того безобразия, которое случилось прямо на брюки, и гадкий привкус во рту вызвали вторую волну тошноты. Утерев губы рукой, человек опустил её обратно на шелестящий пакет, который не заметил раньше. Повертел перед глазами кулёк, своими очертаниями напоминавший приличную стопку денег, сморщился и небрежно откинул в сторону причину своих несчастий. По вспотевшему лбу прошлась дрожащая рука, оставляя на коже красную полосу и то немногое, что недавно было клещом.
Первая неловкая попытка встать провалилась. Свежая ещё рана мигом напомнила о себе. От неожиданной боли голова дёрнулась назад, и удар затылком о дерево пополнил и без того немалый список нестерпимых ощущений. Из-за нерасторопности человека самодельный жгут съехал и повис на коленке бесполезной тряпкой. Запёкшаяся рана треснула и вновь засочилась красным.
Пальцы совсем не слушались. Подцепить ногтем крепкий узел шёлкового галстука не получалось. Стараясь развязать его, несчастный задерживал дыхание, но дрожащим рукам твёрдость не возвращалась. Наконец, бросив это пустое занятие, мужчина прислонился обратно к стволу, чтобы успокоиться. И спустя пару мгновений грубо выругался, как только стащил шёлковое кольцо через ногу. Появилась такая злость, что захотелось отшвырнуть тряпку. Сдержался.
Узел поддался лишь после того, как в ход пошли зубы. Жгут снова оказался на ноге и на этот раз был затянут туже: подсунув под ткань небольшой, но прочный обломок палки и сделав один оборот, мужчина, хоть и с трудом, но закрепил один конец сучка под тугой повязкой. Чувствительность, что так ненадолго вернулась ноге, снова пропала.
Посидев немного, человек решился на вторую попытку подняться. Повертел головой и позади себя увидел толстый сук. Палка лежала в трёх метрах от дерева, и вид этой сырой и, кажется, трухлявой деревяшки, не внушал доверия, но подкупал длиной и раздвоенностью конца. Ползти пришлось спиной вперёд, работая руками и здоровой ногой. После дождя сук действительно оказался сырым, но всё же прочным. Вернувшись, мужчина, которому на первый обманчивый взгляд было чуть за сорок, на деле же получивший в награду за пережитую ночь десяток лет сверху, привалился к дереву. Путешествие в три метра украло дыхание. Тяжело отдуваясь, мужчина с удовольствием втягивал носом приятный запах прелой листвы.
Скоро появятся утренние бегуны, и человек у тропы привлечёт ненужное внимание. И значит, лучше бы спрятаться, прийти в себя. Ему, конечно, нужна помощь, но преступнику, тем более убийце, она обещана только взамен на свободу. Куда он не спешит, так это в тюрьму.
Там, за спиной, кусты и за ними упавшее дерево. Бедолага знает об этом наверняка. На прошлой неделе он приходил сюда после сумасшедшего рабочего дня — побыть в одиночестве и набраться сил. В детстве бабушка говорила ему, что в лесу люди расстаются с дурным настроением. Маленький Прокл не решался спросить, куда оно потом девается, это плохое настроение. Ему же думалось, будто вся лесная нечисть из сказок и есть оживший итог всего плохого, оставленного людьми. Но то, к чему пришёл он своим детским умом, мальчик оставил при себе, не решаясь высказать — вдруг бабушка будет смеяться. Да ещё чудаком назовёт.
Солнце уже пекло вовсю. Ему как будто было мало той золотой корочки, что покрыла осенний лес. Кажется, ещё чуть-чуть и жёлтая листва почернеет и свернётся, как подгорелый картофель.
Снять пиджак мужчине удалось не сразу. Пуговицы на узких манжетах были крупными, чего не скажешь о петлях. Дрожащим пальцам предстояла тонкая работа. Нетерпение родило злость, и уже с её помощью проклятые пуговицы были оторваны, а пиджак снят и отброшен в сторону. От жары и напряжения недлинные чёрные волосы намокли и слиплись, голова зачесалась.
Жизнь в лесу не прекращается ни на минуту. Каждый его житель — зверь ли, птица или дерево — все занимаются своими делами, наполняя свой дом звуками. Человек приходит в лес насладиться тишиной, но сам того не зная, просто временно сменяет городской гул шорохами природы. И если замереть, то не хватит пальцев руки, чтобы перечислить всё, что услышишь. Но всё это разом стихло, словно поражённое таким кощунством — раздался чуждый этому месту звон. Мужчина почувствовал вибрацию и дотронулся до кармана брюк. Достав надрывающийся телефон, Прокл едва успел заметить имя на экране, как он потемнел. Звон прекратился. Разряженный приборчик полетел в сторону, пополняя собой свалку из пиджака и пакета. «Знаете уже! Да вон они, деньги, здесь. Забирайте».
Встав на одно колено и опершись на палку, Прокл поднялся, не сгибая больной ноги. Рогатина отлично заменила костыль. Мужчина прошёл пару шагов и оглянулся на брошенные вещи, наверняка заметные с тропы. Очень рассеяно и слишком оплошно для человека в положении беглеца. Чёрные туфли больно сдавливали распухшие стопы и очень хотелось разуться, но вещей и без того было много, чтобы добавлять к ним ещё и обувь. За один раз всё не унести, а возвращаться ужас как не хотелось. Убрав телефон в карман брюк и схватив свободной рукой пакет и пиджак, Прокл поковылял в сторону кустов.
Дерева за кустами не оказалось. Куда бы ему деться, трухлявому и узловатому? На дрова такое не годится, да и не маленькое оно было, не утащишь. Место, кажется, то. Это всё от усталости. Там, где должно было лежать дерево, очутилась небольшая кочка. Бросив вещи, Прокл сел на бугорок, скинул тесные туфли, и на мгновение боль позабылась. Захотелось курить. Привычно похлопав по карманам, мужчина с удивлением нашёл пачку сигарет там, куда только что положил телефон. Сама же трубка лежала рядом на кочке. Морща лоб, человек припоминал, когда это он успел выложить мобильник. Не получилось. Будто провал какой-то. В другом кармане отыскалась пластиковая табличка на шнурке. Надпись на карточке гласила: «Прокл Капитонович — помощник директора по юридическим вопросам». Взглянув с безразличием на свою находку, хозяин таблички убрал её обратно.
Закурил. Но ожидаемого наслаждения не возникло. Чтобы успокоиться после такой ночки, одной сигареты не достаточно. Первая кончилась быстро и в ход пошла вторая, за ней третья. Через фильтр сигареты человек как будто втягивал не дым вовсе, а чистый воздух и всё не мог им надышаться. Затушив окурок о землю, мужчина щелчком отправил его к двум предыдущим и всё думал о пропавшем дереве, о телефоне, кочующим из кармана на кочку, и о своей внезапной рассеянности. А ещё о том, был ли он таким раньше. С памятью у него всегда было в порядке, ровно до этой ночи. Уставившись в одну точку, Прокл, получивший от родителей такое знатное имя, которое в один миг приобрело совсем иное значение, всё пытался припомнить, с чего начались те события, которые привели его в лес, и что это за проклятье такое. И только когда понял, что смотрит на пакет, мысли его выровнялись, и приоткрылась дверца с табличкой «начало».
ГЛАВА 2
Свет от маленького фонарика упал на наручные часы и выхватил из темноты время: 22:00. Ещё рано. Вот скоро охранник начнёт обходить здание, и тогда можно выйти из укрытия. Некто, притаившись, сидел на стопке бумаг в небольшой комнатке, что работники строительной конторы привыкли называть кладовой. Сидеть спокойно едва получалось — волнение так и подстёгивало человека чем-нибудь заняться, подвигаться. Но стоило ему пошевелиться, как приготовленный для денег пакет начинал шелестеть в кармане пиджака. В тишине такой звук может привлечь внимание не хуже крика. Покуда не раздались ещё шаги проверяющего, Прокл осмелился ослабить галстук. Задел карман. Замер и поморщился, невольно представив себя на месте диверсанта, зацепившего проволоку с грохочущей железкой. Сирена не завыла, стрельба не началась, а он как сидел, так и сидит в тёмной комнате.
Раздалась отдалённая неторопливая поступь. Один из ботинок поскрипывал, и можно было подумать, что это не сторож идёт, а прихрамывает пират с деревяшкой вместо ноги. Звуки часто прерывались — это охранник проверяет, закрыты ли двери. Мужчина похвалил себя за предусмотрительность, ведь прежде чем затаиться, он для спокойствия заперся на ключ. Звук шагов приблизился и затих возле кладовой. Прокл заставил себя расслабиться и не дёргаться. Если нервы сдадут, а они были к этому готовы, будешь пойман. И поза-то стала неудобной, и зачесалось всё. Очень некстати.
В такой тишине дверная ручка загромыхала так, что мужчина чуть было не вскочил, решив, что охранник как-то прознал о нём. Удержался. Усидел. Скрип удалился дальше по коридору, и только теперь можно было выдохнуть. Досчитал про себя до ста, затем поднялся и встряхнул затёкшими ногами, размял руками шею и, достав из кармана связку ключей, осторожно направился к двери. Сквозной коридор позволял не опасаться возвращения сторожа. Он, верно, уже сидит перед телевизором, а может быть, уже и дремлет, переведя будильник на два часа вперёд. Времени до следующего обхода достаточно, чтобы исполнить задуманное. На днях в курилке Прокл разговорился с охранником из другой смены и тот, любитель поболтать, завёл тему о работе. Между делом и проболтался о графике проверок, хотя этого и не понял. Всё-таки не военная тайна.
Выждав ещё минуту, мужчина повернул ключ. Замки были старые, но часто смазывались, и всё же в ночном здании, где нет людской суеты, раздавшийся щелчок заставил Прокла взмокнуть и повременить с выходом. Приоткрывать дверь было страшно: вдруг с той стороны стоит и ждёт хитрый сторож. Воришка готовился увидеть луч света, бьющего по глазам. Темно. Отлегло. Страх какой. И как только грабители обчищают банки, да на виду у людей? Сейчас он завидовал смелости этих негодяев, а себя сравнивал разве что с воришкой яблок и, конечно, негодяем по собственному убеждению не считался. Но, как он ни умалял свой поступок, волнение никуда не делось.
Покинув кладовую, в которой спрятался ещё до закрытия офиса, мужчина прошёл вдоль стены мимо кабинета начальника и остановился у следующей двери. Разглядеть табличку в темноте возможности не было, но Проклу этого и не требовалось. Он, как и любой работник, прекрасно знал, где находится бухгалтерия. Достав связку, взломщик выбрал нужный ключ, и замок открылся легко и беззвучно. Прошмыгнул внутрь и заперся. Всё тихо. Кроме тех ключей, что он уже использовал, были ещё два: от выхода, и самый важный — от сейфа. Охота за слепками обошлась человеку уймой потраченного времени. Ключи от дверей он отпечатал первыми; здесь вышло быстро — все они, вернее их дубликаты, висели у вахтёра — только руку протяни. На посту дежурил тот самый охранник, у которого язык без привязи. Прокл заговорил ему зубы, и пока вовлечённый в разговор вахтёр изображал во всех подробностях, как он рыбачил в выходные, помощник директора один за другим незаметно сделал слепки. Долго ожидать пришлось четвёртый ключ. Бухгалтер, молодая девушка, порой забывала его на столе. Это и подтолкнуло Прокла к мысли о краже. Увидев однажды ключ, безалаберно оставленный девушкой на столе, хитрец сразу всё придумал. Очередного случая бухгалтерской рассеянности он ждал неделю. Прокл сперва подумал: стоит ли отпечатывать ключ от сейфа? Может, девушка такая растяпа, что всегда оставляет его в кабинете? Нет, лучше не рисковать. И вот все ключи у него. Два подошли безупречно, и никаких подвохов не возникло. Третий уже был наготове. Волнение от близости огромных денег отразилось на руке, и та заплясала. И всё же предвкушение наживы подогревало кровь и вызывало улыбку.
Сейф стоял в глубине комнаты, и чтобы к нему подобраться, следовало пройти лабиринт из столов и стульев. Щёлкнула кнопка фонарика. При тусклом свете мужчина быстро добрался до цели, не страшась привлечь внимание людей, которые могли проходить мимо здания в этот час.
Вот он, маленький железный ящичек, перед ним. И много пачек бумаги с красно-коричневыми картинками. Ради этих цветных листочков он и рискует свободой, хоть и сам не знает, зачем. Деньги приманили его, как рыба-удильщик завлекает маленькую бестолковую жертву. Отмахнувшись от здравого рассудка, Прокл пошёл на поводу у родившегося вдруг желания стать богатым в одну секунду. Нет, он не бедствовал — он был частью огромного числа людей, не испытывающих нужды. Скорее, он провалил экзамен на жадность, оказавшись в бухгалтерии один на один с ключом. На что ему было надеяться? Конечно, на успех. А к чему готовиться? Очевидно. Но не для таких людей, как Прокл. Ослеплённые жадностью, они опускают этот пункт.
Ключ бился о железо, никак не желая попадать в скважину. Ухватив левой рукой запястье не унимавшейся правой, мужчина избавился от пляски ключа и справился с замком. Снова похвалил себя. С такой тревогой в душе он смог бы простить себе и промах поленом в печку. Но дверца сейфа открыта, и ровно уложенные пачки денег успокаивали и, вместе с тем, отводили мысли об осторожности. Взломщик достал пакет и уже не заметил его ужасного шелеста, как не заметил и стекающую прямо на руки слюнку. Взгляни он на человека у сейфа со стороны, то скорее принял бы его за умалишённого, чем за самого себя. С таким безумным видом Прокл и складывал деньги в пакет. Получились две внушительные стопки. Оглядев стол, вор схватил липкую ленту и заклеил пакет — будет удобней нести его не за ручки, а кирпичом. Вытер платком ручку сейфа, так, на всякий случай. Полез было в карман за ключами, чтобы закрыть дверцу, но неожиданно появилась весёлая смелость. Подумал, не устроить ли какую-нибудь шутку с запиской и что бы этакое сочинить?
Фонарик снова очутился в руке. На часах 22:15. При следующем обходе нужно продвигаться к выходу. Контора не сказать что бы маленькая, но выбраться можно только через дверь. Решётки на окнах первого этажа и приличная высота этажа второго как пути бегства не годились. Впрочем, если подведёт четвёртый ключ, деваться будет некуда — придётся прыгать.
Деньги в руках, всё идёт так легко — не выпить ли кофе и заодно сочинить смешную записку? Да, кофе будет кстати. Чайник на столе, а где чайник, там и всё остальное. Прокл чувствовал себя уверенно, вот только пакет из рук выпускать не осмеливался, будто он тут же исчезнет. Зажав его под мышкой, мужчина принялся хозяйничать в большом столе и начал почему-то с нижнего ящика. В нём и нашлись несколько кофейных пакетиков. Чайник пустовал. Аппарат с водой стоит в конце коридора, и затейник честно себе признался, что идти туда ради чашки кофе смелости не хватает, хоть скоро и предстоит там пробираться. Остаётся мужской туалет, что напротив бухгалтерии.
Прокл приоткрыл дверь кабинета и, убедившись, что охранника поблизости нет, с чайником в руке прошмыгнул в уборную. Затаился. Отвага закончилась. «Сдался тебе этот кофе? Что ж ты, болван, сам перед собой рисуешься-то? А если сторож придёт по нужде?». Тот, конечно же, не собирался тащиться в туалет на второй этаж, когда точно такой же есть и на первом. Но убедить себя в этом мужчине было трудно.
Свет включать не стал. Страшно, да и ни к чему, ведь всё знакомо. Умывальники находились по обеим сторонам здесь же, в первом помещении. Дальше шли кабинки и черепахи. Пока набирался чайник, Прокл всматривался в чёрное зеркало над раковиной, слушая журчание воды. Он был рад темноте. Должно быть, жуткая у него сейчас физиономия. И как-то между делом мужчина вдруг отметил, что настукивает пальцами какой-то торопливый ритм. Прекратил. Но хромой стук вперемешку со скрипом продолжался. Очень уж знакомый. «Попил кофе, идиот!». Судорожно начал искать кран. «Вот он, чёрт!». Звук нарастал, и агент кинулся к кабинкам. Налетел на дверь так, что чуть не уронил чайник. Нащупал ручку и, заскочив в кабинку, влетел ногами на стульчак. Запер дверцу и прислушался. Раздался щелчок замка — в туалет вошли, и мужчина так крепко зажмурился, будто это должно было его спасти. Зажёгся свет.
— Контора поганая, — нетерпеливое бормотание охранника отлетело от керамики и усилилось так, что Прокл, сидя в третьей по счёту и последней кабинке, всё слышал отчётливо, — одни засранцы, да такие, что бумага улетает как лента пулемётная, другие жадюги — скупятся на этой бумаге, и людям приходится на второй этаж таскаться. Это ж надо! Хоть из дома носи.
Так глупо Прокл чувствовал себя только один раз. Обстановка один в один, только туалет армейский. Как-то раз, когда был ещё молодым солдатом, ему ну очень хотелось отлынить от зарядки. Зима, мороз. Он и заперся в кабинке. Всех обманул, кроме дежурного по роте. Тот, конечно, нашёл хитреца и выволок в расположение. Что было дальше, вспоминать не хотелось, но от таких фокусов его вылечили сразу.
Мужчина с пакетом под мышкой и чайником в руке открыл глаза и услышал, как отворилась дверь первой кабинки и… не закрылась.
— Тьфу ты! И здесь никто не работает, только по туалетам шастают, — торопливо бормотал охранник. Заскрипела средняя дверь. Прокл взглянул на рулон бумаги и похолодел, представив, как поиски приведут сторожа сюда. Зажмурился. И когда снова открыл глаза, приготовился бить.
— Ну, слава богу! Звание «Засранцы года» отдано первому этажу, — вахтёр загремел пряжкой ремня, закряхтел. Прокл чуть было не закашлял от испорченного воздуха. «Звание „Засранец года“ переходит охране!», — подумал затаившийся мужчина и попытался зажать пальцами нос, но тут же зашуршал пакет. К счастью посетитель второй кабинки этого не услышал — он ёрзал так, будто твист пританцовывал. Уйти бы сейчас, потихоньку, но Прокл не мог припомнить, скрипела ли дверь, когда он заскочил в своё убежище? Немного времени удастся выиграть, если выдать себя.
Взглянул на часы. 22:35. Похоже, что этот туалетный танцор собрался до следующего обхода здесь сидеть. Зашумел слив. Дверь открылась, и скрип удалился к умывальникам. Прокл осторожно слез на пол и опустил ставший тяжёлым чайник. Прислушался. Охранник закончил мыть руки и, погасив свет, вышел.
Мужчина с чайником двинулся к выходу. У двери остановился и выждал время. Посветил на часы. 22:42. Сторож, верно, ушёл уже. «Память ни к чёрту! Не помню, закрывал ли бухгалтерию». Нажал на ручку и выглянул в коридор. Темно, можно выходить.
ГЛАВА 3
Туалет располагался напротив бухгалтерии, и охранник, оказавшись в коридоре, невольно бросил мимолётный взгляд на дверь перед собой. Но как это часто бывает, неладное заметил не сразу. Лишь сделав пару шагов в сторону лестницы, вахтёр вдруг остановился, в нерешительности оглянулся и, направив фонарь на дверь, подумал, что померещилось. Бухгалтерия действительно была не заперта. Луч метнулся сначала в один, затем в другой конец коридора. Никого. Стараясь мягко ступать, что получалось у него весьма плохо из-за скрипучего ботинка, сторож шагнул к приотворенной, а вернее, взломанной двери. Резиновая дубинка легла в руку удобно, но почти сразу стала выскальзывать. Охранник волновался, потел. Остановился и, перекинув палку под мышку, вытер ладонь о брюки. Помялся. Как лучше поступить в таком случае? Ворваться и застать воров врасплох и наверняка получить по голове, или пока они не знают, что замечены — тихонько добраться до телефона и вызвать полицию? А если там один только или вообще никого? В таком почётном возрасте полагаться на память, проверял дверь или нет, стоит не всегда. Тогда уж точно, не только пряник не дадут — кнутом не отделаешься. Но и время тянуть нельзя.
Приоткрыв дверь, охранник быстро заглянул в тёмный кабинет и так же быстро отпрянул. От мандража ладонь взмокла ещё сильнее, и сторож то и дело перебирал пальцами. Попытался сглотнуть, но горло пересохло. Сердце ушло в пятки, а вся влага на ладони. Движения не заметно. Зашёл. Луч заметался по комнате в поисках мишени и остановился на открытом, пустом сейфе. «Вот шустряки! Эх, Витя, спустил в унитаз ты и деньги и работу!» Поспешил к выходу, в надежде застать воришек там.
Прокл обмер от внезапного света. Застыл и охранник, увидев знакомое лицо. Падающий чайник, как показалось сторожу, не успел коснуться пола, как агент по юридическим вопросам припустил к лестнице, и вправду оставив вместо себя мокрое место и пустую посуду. Уже на бегу, суетливо шаря по карманам брюк, мужчина услышал несмелое и удивлённое: «Прокл Капитонович?!». Неожиданность, которую он произвёл на охранника, дала взломщику ни много ни мало — пару мгновений форы. Нужно отдать должное пожилому сторожу — он быстро опомнился, и Прокл из-за спины услыхал противный скрип, который будет сниться ему в кошмарах. Если выберется.
Ключи отыскались, когда теперь уже бывший работник, перепрыгивая через три ступеньки сразу, промахнулся ногой и полетел на площадку между пролётами. К его счастью ничего себе не сломал, но хорошенько приложился головой, отчего был слегка оглушён. Распластался. Связка ключей выскользнула из верхнего кармана пиджака и валялась здесь же, возле пакета. Схватив то, ради чего сюда пришёл и то, с чьей помощью отсюда сможет выбраться, мужчина торопливо поднялся, но был сметён и отброшен к стене скрипучим локомотивом. Старый охранник вскочил на спину беглеца и попытался выкрутить ему руку, но получилось очень уж неважно. И всё же ему удалось крепко ухватить запястье. А вот достать наручники пожилой страж офиса никак не мог, очень не хватало третьей руки. Мешала дубинка. Если вора не обездвижить, то родео продлится до тех пор, пока кто-то один не выдохнется, или не придёт утренняя смена. Прокл уже начал приходить в себя, и утомившийся вахтёр решился, наконец, уговорить его дубинкой. Замах взял отменный. Метил в десятку, если представить мишень. Получись этот удар, мозги встряхнуло бы прилично, но резиновая палка, задев только ухо, вылетела из влажной ладони охранника и запрыгала вниз по лестнице, что для её владельца было не самым худшим. Прокл отреагировал бурно. Взломщика встряхнуло как половик, отчего наездник, несмотря на свой немалый вес, отлетел к перилам, о которые и зашибся.
Прокл не знал, за что хвататься — за пакет ли, за ключи или за ухо, и метался по площадке, роняя то первое, то второе, а то держась за третье. И не сразу заметил, что его оставили в покое. Собрав, наконец, свои вещи, мужчина тут же их выронил, как только увидел неподвижное тело охранника. «Убил!». Как стоял, так по стенке и осел. «Ну, знал же! Ведь знал! Чувствовал, что получится домино — где кража, там и убийство. Захотел шика. Зарплаты не хватало тебе, осёл! Какой же будет последняя костяшка?»
От покаяния мужчину отвлёк охранник. Тот зашевелился и потянулся к ушибленной спине, но Проклу этого было достаточно, чтобы вне себя от радости схватить вещи и ринуться к выходу. Позабылось ушибленное ухо, стало неважным то, что охранник теперь непременно донесёт на него, и начнётся преследование. И увесистый пакет, волнующий душу мечтой о скором отъезде куда-нибудь далеко, радовал мужчину куда меньше, чем крепкое стариковское здоровье, благодаря которому он, Прокл, не стал убийцей. А вообще, думалось ему, так оно и лучше, что пути назад нет. Куда приятнее трястись от страха на пляже в жаркой, скажем, Испании, чем здесь каждый день ожидать звонка в дверь. «Уехать и затеряться. Денег хватит».
Четвёртый и последний ключ подошёл безупречно. Уже за порогом мужчина спохватился: «Сейчас охранник придёт в себя и позвонит в полицию». На ходу расстёгивая ремень, Прокл поспешил обратно. Сторож ещё не до конца опомнился, только едва шевелился, и всё же беглец крепко стянул ему руки и привязал их к периллам, после чего оставил здание офиса позади себя. Прежняя работа, с которой он сам себя уволил, и старая жизнь отпустили мужчину на свободу.
Дверь запирать не стал, ни к чему уже. Полиции он не опасался, по крайней мере, до утра. Уже на улице Прокл отшвырнул ключи в сторону, поёжился от свежего ветра. Несколько часов назад солнечное и тёплое утро обмануло, уговорив человека одеться легко. И теперь холодная ночь вынуждала его пенять на свою глупость и беззаботность. Засунув пакет под мышку, а руки в карманы брюк, мужчина опустил голову, пряча лицо от надвигающейся бури. Быстрой походкой Прокл зашагал к дому.
А непогода набирала силу. Порывистый ветер, как пронырливый боксёр, нападал то справа, то слева, изматывая и не давая передышки. Но мужчину это мало тревожило, несмотря на то, что в лицо постоянно швыряло пыль и всякий мусор. Стылая погода не могла убрать улыбку с лица. Тем более стоит поднять воротник, и пяток сантиметров тепла отвоёвано. Да и до дома идти всего ничего — впереди пустырь с одиноко стоящей недостроенной пятиэтажкой, а прямо за ней, в каких-нибудь пятистах метрах, его улица. Конечно, если идти напрямую. Если в обход, то выйдет большой крюк. Прокл стал ходить через стройку ещё полгода назад, когда местные жители утащили последний лист железного забора, чем очень удружили офисному работнику. Каждый раз, проходя мимо этого дома, мужчина опускал глаза, будто стыдился чего-то. Может, ему было неловко от того, что он был причастен к горю бедных владельцев, так и не получивших эти квартиры — именно фирма, в которой мужчине случилось работать, занималась застройкой пустыря. Полгода тому директор скрылся с деньгами дольщиков, вот так же как сегодня Прокл. К счастью сам Прокл на тот момент был мелкой фигурой в конторе и для следствия был не интересен.
Вся беда, а с ней и юмор в том, что фамилия директора — Хапугин. Говорящая. И ведь доверились ему. Быть может, невероятное везение его предшественника в грязном деле и подвигло Прокла на кражу. Отчасти.
Дорога, освещённая фонарными столбами, которые качались от ветра, как мачты на корабле, сворачивала направо. Прямо — брошенная стройка с мелкими островками мусора. Буря, как будто издеваясь над беглецом, обрушила ливень на него и на весь ночной город. Прокл уже не шёл, а бежал по дощатому настилу, и больше, чем испачкать свои новенькие туфли, он боялся вымокнуть. Луч фонарика прыгал по деревянной тропинке, ведущей к зданию, что темнело пустыми проёмами окон и очень походило на шахматную доску. Мужчине на секунду стало не по себе, как будто кто-то неведомый или что-то неведомое всё навязывает ему какую-то игру. Сначала домино, теперь шахматы. Прокл мотнул головой, вместе с каплями сбрасывая приходящие на ум глупости и, быстро преодолев оставшиеся метры под дождём, забежал в сухой подъезд. Отряхнулся от влаги по-собачьи. Нагнулся, упираясь руками в колени и тяжело задышал. «Лада, наверное, спит уже. Придётся будить».
Мужчина хотел прислониться к стене, но сперва провёл по ней пальцем. Пачкается. «Ладно, обойдёмся». Достал телефон, и набрал номер.
— Привет, кошка моя! Извини, что разбудил! Жду от тебя поздравлений. Сегодня я устроил неплохую сделку и у нас теперь много-много денег! — мужчине не нужно было изображать радость в голосе, он был и вправду счастлив, — мы можем лететь, куда захочешь. Только сейчас выбирай, куда именно. Я скоро приду и хочу видеть тебя готовой к выезду. Только дождь пережду и скоро буду дома. — Прокл улыбался, слушая крики восторга своей жены. Ему было отрадно и от того, что она не задавала вопросов. — Всё, Лад, не буду больше отвлекать. Собирайся.
Прокл убрал телефон и задышал на руки, удивляясь резкому похолоданию. Выглянул наружу. Дождь только усиливался, и по тёмному небу трудно было определить, как скоро изменится погода. Неплохо бы согреться. Прошёлся взад-вперёд, но это не очень-то помогло. Здесь надо бы взять расстояние побольше, чтобы мышцы хорошенько поработали. Ещё ребёнком он усвоил эту простую истину. Засидевшись с другом допоздна на рыбалке, они и не заметили, как стемнело. И вот, как сейчас, пошёл сильный дождь, стало ужасно зябко. Спрятались под деревом, да так и сидели, дрожали, как два заячьих хвостика, пока приятель не захныкал. Маленький Прокл решил, что надо идти, и пусть дождик льёт. Ведь так и до утра можно просидеть и вконец замёрзнуть. Когда стало не только холодно, но и сыро, друг совсем заревел. И они пошли. Поначалу было неуютно, но чем быстрее они шли, а потом и вовсе бежали, мальчишки стали замечать, как дрожь проходит. Вскоре и на дождик они не обращали никакого внимания.
Подсвечивая себе дорогу фонариком, мужчина побежал вверх по лестнице. На удивление мусора на ступеньках не было, будто кто-то поддерживает здесь порядок. Только на третьем этаже виднелась чёткая граница между чистой площадкой и запущенной лестницей, ведущей выше. Останавливаться не стал, но прыть убавил, внимательнее выбирая куда ступать. На площадках между этажами Прокл вовсе переходил на шаг, огибая кирпичи и деревянные поддоны. Добравшись наверх, развернулся и, не отдыхая, пустился обратно. Пробегая четвёртый этаж, похвалил себя за прекрасную форму, но через два пролёта понял, что поспешил с лестью. Остановился на чистой площадке и, положив пакет на ступеньку, сел на него. Дыхание сбилось, но стало теплее. Улыбнулся одной забавной мысли. Владельцы машин, особенно мощных, умеют в любом разговоре свернуть на любимую тему — тему о машинах, конечно же. И есть у этих людей главный пункт — обязательно упомянуть, сколько «лошадей» под капотом. Но собеседники попадаются разные, бывают и такие, для которых фраза: «В моём „Камаро“ 238 „лошадок“» — пустой звук. Специально для них звучат следующие слова: «Каждый раз, когда я куда-нибудь еду, под моей задницей ни много ни мало — пара с половиной миллионов!», и взгляд, полный гордости. Если бы Прокл беседовал сейчас с одним из таких персонажей, возможно, он ответил бы так: «А под моей задницей, дружище, ни много ни мало — пять твоих „Камаро“!».
Закурил. Затея не из лучших, тем более при одышке, но нестерпимо захотелось дыма. От скуки принялся водить лучом по стенам. Забавно получается — дом с незаконченным ремонтом заброшен, так и не обзаведясь счастливыми новосёлами, а стены уже исписаны. То ли надписи во всех подъездах идут в придачу к квартире, то ли повсеместная писанина — дело рук какой-то группы малолетних идиотов, которые не пропускают ни одно здание. Уже и здесь некая Лена успела насолить какому-то Паше, который конечно состоит в той самой банде художников, и он естественно записал всё, что думает об этом. И не забыл, подлец, указать на порочность этой девушки.
Свет фонарика забрался в закуток с левой стороны и выхватил из темноты железную дверь, с виду добротную, дорогую. Видно, что несостоявшиеся новосёлы хорошо потратились, чтобы «лицо» квартиры впечатлило и соседей и гостей. Но пока эта дверь поразила или даже слегка удивила только одного Прокла. Да и не красотой вовсе, а всего лишь тем, что она есть.
Мужчина встал, не забыв и про пакет, и влекомый любопытством, но всё-таки с осторожностью подошёл к двери. Приложил ухо, прислушался. И тут же вздрогнул от того, что прикоснулся к холодному железу. Сигарета давно кончилась, но, казалось, дым до сих пор щекочет ноздри. Прокл втянул носом воздух и наморщил лоб: «Нет, это не сигаретный дым. Как будто жгут чего-то. Костром пахнет. Хорошо было бы погреться». Мысль о костре показалась ему смешной — откуда бы ему тут взяться? Разве что бродяги себе ночлег устроили.
Мужчина потянул дверь. Закрыто. Видать, хозяин квартиры не мог допустить, чтобы в его жилище — как он, наверное, надеялся покинутом временно — поселится кто-нибудь чужой. И запер дверь.
Прокл облегчённо выдохнул. Хорошо, что заперто, а то ведь лишние встречи ни к чему. Но всё же от досады, что нельзя погреться у огня, мужчина ударил по двери ногой. Железный звон покатился по подъезду вверх и вниз. Шум вокруг был такой, будто рядом прозвучал гонг, который дал замёрзшему человеку сигнал ко второму забегу.
Вверх решил не бегать. Это в первый раз повезло, что не споткнулся обо что-нибудь. Хватит и трёх этажей. Шелест дождя снаружи подсказал человеку, что бегать ему долго. Но это не страшно — до утра времени много. Если непогода задержит его здесь на всю ночь, к утру придётся быть лишь чуточку проворнее, — к человеку снова вернулась уверенность в своём везении. Вообразив себя спортсменом, Прокл присел для низкого старта, отсчитал три секунды и ринулся вниз по лестнице с пакетом в руке как с эстафетной палочкой. Почти спустился на пролёт, но услышал металлический скрежет наверху. Остановился и прислушался, не повторится ли звук. Сперва решил, что показалось, но вдруг отчётливо запахло дымом. Принюхиваясь, бегун поднялся обратно на этаж и заметил, как закрывается дверь.
— Эй! — нерешительно позвал Прокл и посветил перед собой фонарём. Дверь замерла. Из квартиры сквозь щель пробивалось слабое мерцание. И бесшумно, как будто петли часто смазывались, дверь снова открылась. На пороге стоял человек невысокого роста и щурился от яркого света.
— Сосед, ты что ли? Долго тебя ждать? Проходи, — мужчина махнул рукой, приглашая внутрь, и не дожидаясь гостя, скрылся в квартире. Прокл не успел разглядеть ни его лица, ни во что человек был одет, и даже что-либо сказать. Отметил только, что, несмотря на маленький рост, у человека совсем недетский голос, и очень удивился «соседу», а ещё почувствовал исходившее из квартиры тепло, которое своей заманчивостью заглушило слабый голос рассудка. Переступив порог, Прокл оказался в квартире.
ГЛАВА 4
Ремонта не было, как не было, впрочем, и грязи. В углу прихожей, возле двери стояли веник и совок, рядом железное ведро, накрытое сухой тряпкой. В светлой прихожей погуливал дым. В конце находилась комнатушка, из которой, будто пригоршнями песок, летели искры. Прокл наперво решил осмотреться. Сразу налево помещение, которое Прокл назвал «кухней» — расположение комнат точь-в-точь как у него в квартире. Мужчина вошёл в условную кухню. Фонарь высветил серые стены, холодные, как погода за пустым окном. Через проём заливал дождь, оставляя сырость и разбавляя унылый серый цвет мрачным чёрным. Дальше по коридору, также слева, была комната, в которую Прокл заходить не стал, а лишь мимолётом осветил, не найдя в ней ничего примечательного. Следуя дальше, мужчина провёл рукой по стене справа, и с блоков посыпался высохший раствор. Прокл почувствовал себя неловко от того что натворил и, отложив пакет в сторонку, взялся за веник. Хоть мужчина и понимал всю нелепость этого занятия, всё же он завершил уборку и выкинул в ведро собранный мусор. Последним закутком в квартире оказалась, как решил Прокл путём исключения, ванная комната в конце коридора. Оттуда и пробивался свет, который мужчина увидел в приоткрытую дверь ещё в подъезде. Прижавшись к стене, осторожно заглянул внутрь и тут же задохал, втянув прилично дыма. Откашлялся и заглянул снова. Вошёл.
Из стены, что напротив двери, торчали ни к чему не подведённые огрызки труб. Ни ванны, ни раковины, ни унитаза — только сваленные доски от сломанного поддона и ещё одно железное ведро. И если бы Проклу в ноздри не лез настырно дым, мужчина непременно почувствовал бы, чем именно несёт из ведра. Не так плох, оказывается, едкий костровый чад. Сам костёр горел посреди комнаты, где на потрёпанном матрасе сидел человек спиной к проёму. Что это за босяк, забравшийся в чужую, пусть и нежилую квартиру, Проклу было не важно. Его больше заботило долгожданное тепло.
Сидящий даже не обернулся, услышав кашель, а только молча привстал и пересел на край матраса, хоть в этом и не было нужды — места имелось предостаточно. Мужчина чем-то усердно занимался. Его худая спина и узкие острые плечи, очертание которых виднелось даже через толстый свитер, танцевали под неслышную музыку. В безмолвной пляске участвовали и волосы, давно не видевшие расчёски. Странное занятие худого человека, сопровождаемое металлическими звуками, не позволило осторожному, пусть и замёрзшему Проклу, устроиться у огня. Он стоял на пороге и, подавшись вперёд, вытягивал шею, стараясь заглянуть мужчине через плечо. Тот, закончив своё важное дело, положил возле себя какую-то штуку. Что это был за предмет, Прокл заметил не сразу, а только после того, как пламя костра качнулось в сторону и уронило немного света на загадочную вещицу. Маленький складной нож с добротной рукояткой, как оценил его Прокл, в изменчивом свете костра блестел подозрительной влагой. Беглый агент по юридическим вопросам тут же принял эту влагу за кровь и отшатнулся. Ему вдруг резко подурнело. И теперь жаркий спасительный огонь заиграл на стенах не весёлыми и радостными бликами, а мрачными тенями, предвещавшими беду. Опершись на стену, Прокл затеребил узел галстука, не отводя от ножа испуганных глаз.
«Ночь, заброшенный дом, непонятно кто, называющий тебя соседом. Пусть тощий, но с ножом! Ты что, идиот?! Откуда опять эта весёлая храбрость? Загляни в карманы — разве ты уже купил счастливый билет?» — всё также глядя на нож, Прокл пятился к выходу из ванны. Старался не шуметь подошвами, но тихо ступать по бетонному полу не получалось. Сидящий человек не оборачивался, а после того, как рядом с ножом поставил вскрытую банку консервов и вовсе успокоил взыгравшее воображение беглого миллионера. Струхнул так, что даже вспотел. Оно и понятно, как тут при мании преследования не распалить воображение. Взмок, пожалуй, даже больше, чем от недавней пробежки. Скорей к огню! Иначе, много ли проку будет от того, что так удачно укрылся здесь от дождя?
Старый матрас, взрастивший не одно поколение клопов, хоть и был потасканным временем, но своим размером с лихвой восполнял наружный недостаток. На нём не то что двое поместятся — самолёт найдёт себе посадку. Прокл уселся на самый краешек, недоверчиво поглядывая на «соседа», но тот никак не отвечал на пугливый взгляд, и беглец осмелился протянуть руки к огню. Заелозил, устраиваясь удобнее. Снова покосился на нового знакомого, отмечая его молодость. Взглянул на еду. Со всей этой сегодняшней суетой он и не заметил, что время ужина давно прошло, а желудок, привыкший к режиму, остался хозяином позабыт. Вот желудок о себе и напомнил, взяв низкую ноту протеста. «Соседа» это развеселило. Из угрюмого молчуна он в одно мгновение переключился на балагура.
— Ты, сосед, напомнил мне одного знакомого, — человек в свитере отсмеялся, облокотился на матрас и вытянул ноги. — Тот, собираясь на праздник, всегда морил себя голодом, чтобы больше влезло. Но ты не тушуйся. Это хорошо, что ты голодный. Сейчас Лариска придёт и такой стол нам накроет — жалеть будешь, что неделю не голодал. А пока на, подкрепись, — «сосед» протянул Проклу банку. — Да не ешь ты руками-то, — заметил человек своему гостю, когда тот принялся выуживать содержимое банки пальцами, — вон на столе вилки лежат, не видишь, что ли?
Поднесённый ко рту кусок мяса мужчина отправил обратно в банку. Ему не хотелось раздражать своего случайного знакомого. Прокл вытянул в сторону руку, изображая, что берёт со стола вилку и снова пальцами полез в банку. Замер и покосился на «соседа». «Удобнее, правда? — взъерошенный человек улыбнулся. — Оставишь мне немного. Не знаю, сколько ещё придётся ждать Ларису».
— Напомни мне, — осмелился вставить Прокл, — что мы празднуем сегодня? — консервы были вкусные, а помещение тёплым, и мужчина разомлел, но пакет с вожделенным содержимым всё же переложил на другую сторону.
— Так ведь новоселье. Сколько тебе раз говорить? — человек проследил за движением гостя, — ты ж, смотрю, и подарочек вон принёс. Не забыл.
От слова «подарочек» Прокла передёрнуло. Но «сосед» уже смотрел на огонь и продолжал: «Пусть лежит. Вручишь, когда Лара придёт — ей приятно будет. Не говори, что там, дай угадаю. Так, в целом для дома нам ничего на надо, это ты сам видишь — квартирка шикарно обставлена. Всё новое. А, понял! Я, помнится, проболтался тебе, что мы с женой малыша ждём. Это что-то для него?»
— От тебя ничего не утаишь, — Прокл включился в весёлую игру. Ему никогда ещё не приходилось говорить с сумасшедшими, но этот добродушный чудик, которого Прокл, если что, скрутит в два счёта, нравился беглецу. Стало как-то легче. В такой унылой обстановке трудно чувствовать себя расслабленным, но этот человек с приветливым лицом успокаивал своим непринуждённым разговором. Остаётся взглянуть на его супругу. Видать, тоже как он — с приветом. Два обездоленных человека нашли приют в чужой квартире и спокойно сошли с ума. Или, быть может, пара безумцев без крова поселились здесь и теперь потихоньку, никому не мешая, живут в своём мире. В мире, где эта квартира принадлежит им и она «шикарно обставлена». И вот так беззаботно болтают, сидя на матрасе. Смеются и шутят. И смехом проветривают свою горькую жизнь.
Человек в свитере улыбнулся своей прозорливости, затем поднялся, озвучивая Проклу своё желание прибавить мощности на обогревателе. «Прибор хороший, но знаешь, сколько электричества ест? У-у-у, не успеваю квитанции оплачивать», — «сосед» набрал у стены полную охапку дров и одну за другой закидал доски в костёр. Огонь с удовольствием принялся поедать угощение, отрыгивая искры. Комната быстро наполнилась дымом, но его также быстро вытянуло в коридор гулявшим в квартире сквозняком. Двое на матрасе закашлялись было, закрываясь руками, впрочем, скоро им задышалось легче. «Барахлит приборчик, больно уж чадит, — банка консервов теперь была у „новосёла“, и тот её приканчивал. — Надо бы в ремонт отдать».
— В магазин верни, если вещь на гарантии ещё, — Прокл закурил, откинувшись на оба локтя.
— Голова, сосед, — мужчина угостился сигаретой, но после первой затяжки поперхнулся. — Забыл. Я же бросил, — человек виновато взглянул на Прокла и смешно дёрнул плечами, выкидывая отраву в костёр. Огонь проглотил десерт, даже не заметив его. Следом полетела вторая недокуренная сигарета. После спешного и холодного ужина Прокла одолела икота и не позволила человеку насладиться ядом.
— А жена твоя, Лариса, не промокнет? Хороший такой дождь зарядил. Или она на машине? — Проклу хоть и было весело от этого дурацкого разговора, но беглец вовсе не издевался над «соседом». Если человек нашёл успокоение в своём сумасшествии, мешать ему не надо. У него всё «хорошо», не голодает. Кстати было бы узнать, где он консервы берёт.
— Какой дождь? — не понял мужчина, приглаживая взъерошенные волосы.
— Что значит, какой? Послушай, — Прокл приложил палец к губам, изображая знак молчания, и сам прислушался. «Новосёл» вытянул шею и вопросительно уставился на гостя. Мужчина в свитере никакого шума дождя не уловил, о чём с улыбкой и сказал своему новому знакомому. Улыбался, прищуриваясь, будто знал какую-то тайну. Прокл сперва тоже в шумной разноголосице костра и ветра не смог различить знакомый шелест воды, но, сосредоточившись, всё же ухватил его отголосок. Мужчина, всё это время пристально глядевший на Прокла, не выдержал и рассмеялся.
— Ты чего, сосед? — после приступа смеха «новосёл» утирал выступившие слёзы и глотал воздух, задыхаясь. — Ну ты и откаблучил! У меня же стеклопакет.
— Ну да, а я и забыл, — Прокл смутился, действительно позабыв, с кем имеет дело. Но раз это игра — дурацкая, но забавная, мужчина решил посмотреть, что будет, когда взъерошенный и вправду увидит дождь. — А пойдём-ка, взглянем. Откроем окно и взглянем, — полный решимости доказать свою правоту, Прокл вскочил и выжидательно уставился на «соседа». Тот после ужина был настроен скорее на отдых, чем на прогулку к окну, поэтому сладко потянулся. Но всё же сквозь зевоту сказал: «Подожди. Давай заспорим сначала».
— На щелбан, — Прокл бросил быстрый взгляд на пакет, оставленный в порыве азарта на матрасе.
— Годится, — мужчина в свитере не спеша поднялся, даже и не заметив, как «сосед» покрылся испариной. На пакет и не взглянул. От этого Прокл облегчённо выдохнул. И вот они двинулись в спальню. Один не торопясь, вразвалочку, засунув руки в карманы, второй порывисто, то и дело оглядываясь и дожидаясь первого. Перебравшись из тускло освещённого коридора в тёмную комнату, Прокл включил фонарь, то ли боясь споткнуться или, быть может, опасаясь остаться без света. Скорее, мужчина хотел держать своего не вполне здорового знакомого под присмотром, отчего постоянно оборачивался. Да и ноги ломать здесь было не обо что. После вошёл и «хозяин», протягивая руку к невидимому выключателю. Проклу было интересно — не включи он фонарь, что произошло бы в странном мире «квартиранта»? Какое солнце зажглось бы у него? А для человека в свитере всё было так, как и должно быть — свет появился. И не возникло никакого вопроса — откуда. Ясно же, откуда!
К окну подошли вместе. И оба, скрестив руки и уставившись друг на друга, победно улыбались, оставаясь каждый при своей правде. Прокл и не ждал иного исхода, но всё же надеялся на него. Он убрал улыбку с лица и наклонился, подставляя лоб. Спорить с сумасшедшим, тем более драться с ним, не хотелось. Не велика ставка.
Щелбан получился неважным, смазанным. Однако «хозяина» это не очень-то расстроило. Победитель, пританцовывая то ли от веселья, то ли от холода, ушёл греться. Его примеру последовал и Прокл, оставшийся, как он сам подумал, в дураках. Дождь продолжался.
ГЛАВА 5
От настырного солнца мужчина не переставая щурился. Забавное поведение растрёпанного человека в свитере там, в пустой квартире, привело Прокла к душевному спокойствию здесь, в лесу. Худое седалище онемело, и как не крутился человек, меняя положение, лучше не становилось. Лёг. Земля после холодной ночи ещё не прогрелась, а вот трава, подсохшая от дождя благодаря такому щедрому солнцу, никаких хлопот не доставляла. Но Прокл этого даже не заметил. Другое дело, будь она сырая — возможно хрупкое и недолговечное чувство спокойствия прошло бы мимо. Но мужчина лежал с травинкой во рту и чувствовал себя неплохо. Именно неплохо, потому как хорошего было мало. Из-за тугой повязки покалеченная нога онемела, но сейчас это скорее плюс. Острая боль куда как хуже. Стянув галстук с ноги, страдалец не заметил, чтобы сочилась кровь. Рана запеклась. Считай, что наполовину здоров. Конечно, не мешало бы наведаться к доктору, но как это сделать в таком ужасном положении, Прокл не знал. Постепенно нога оживала и её приятно покалывало. Это было здорово, ведь боль почти ушла. Но вдруг стало страшно. Страшно, что в таком прекрасном месте как лес — а прекрасным оно было во всех отношениях — можно не только отдохнуть прекрасно, но и прекрасно можно схлопотать заражение крови.
Со стороны тропы приближался шум, который напомнил мужчине о куда более серьёзной опасности, чем инфекция. Во-первых, заражения можно избежать, если вовремя обратиться за помощью — этот способ он оставил на потом. Во-вторых, на случай, если зараза ещё не попала внутрь, обезопаситься можно без всяких усилий — всего-то и нужно оставить рану в покое. С огромным трудом Прокл подавил искушение прикоснуться к болячке, которая вдруг ужасно стала зудеть. Неприятности с больной ногой — это серьёзные неприятности, но про них можно на время забыть. Сейчас же для беглеца важнее остаться незамеченным.
Копаясь в своих мыслях, Прокл не сразу услышал, как кто-то приближается. Борясь с наваждением почесать ногу, мужчина уловил лишь странный шорох, который выбивался из общего строя лесных звуков. Затаился, пытаясь нащупать в памяти, к чему же этот шум отнести. Шорох, в котором Прокл всё же распознал трение мягких подошв о песок, усилился и преобразился в настоящий топот десятков ног. К стуку ботинок добавилось сопение носов и кряхтение глоток. Как жаль, думал мужчина, что нельзя из лежачего сделаться вообще незаметным. Разве только раствориться.
Задерживать дыхание надолго Прокл не умел и раскрыл рот, чтобы глотнуть воздуха. Маленькая тоненькая соломинка, что мужчина держал одними губами, провалилась в горло. Сообразив, что страшным кашлем, который вот-вот вырвется, он скорее привлечёт к себе внимание, чем с тропы увидят шевеление, Прокл перевернулся на живот и зажал руками рот. Но сдержать кашель не удалось, и он вылетел из глотки вместе с предательской травинкой и брызгами слюны. Если у тёмно-синего пятна, которое в судорогах дёргалось в окружении зелени, и был шанс, что его не заметят, то звуки из кустов не могли не привлечь к себе внимание. Топот бегунов удалялся, но в почти наступившей тишине мужчина, уняв, наконец, кашель, услышал с тропы: «Эй, постойте!»
Прокл лежал на животе и не видел, что творится на дорожке, но живо представил, как через заросли к нему подбирается свора полицейских. Они крадучись подступали всё ближе, охватывая добычу в кольцо. Оружие было готово к стрельбе, чтобы предупредить любые выкрутасы загнанного преступника.
Удивительно, что делает с человеком ужас, ведь всего этого и не было. Вот только Прокл бы не согласился, ведь он всё слышал. Ещё удивительней то, что может сделать с тем же человеком жадность: ещё недавно так небрежно откинутый в кучу мусора пакет с деньгами Прокл, не мешкая, притянул к себе и держался за него обеими руками, как моряк держался бы за обломок мачты.
Мужчина ещё долго лежал и ждал, когда на его руках защёлкнутся наручники. И подавился бы от смеха над глупостью этой сцены, если бы узнал, что в испуге его повинны развязавшиеся шнурки одного из бегунов. Но надо же было так совпасть, чтобы дурацкие кеды развязались именно тут. Молодой парень быстро справился с завязками, так и не заметив дрожащего человека за кустами. Прокл же, наконец, осмелился приподнять голову и медленно оглянулся. Желающих задержать мужчину не оказалось. Только сквозь кусты было видно, как оседает жёлтый туман пыли, что подняли утренние легкоатлеты. Валяясь как потрёпанный грязный узел, Прокл терзался муками выбора и размышлял, что же ему сделать сначала: закурить, чтобы унять дрожь, поменять неудобную позу, так как лёг прямо на шишку, или почесать болячку — ну хотя бы вокруг неё.
Сердце так бешено прыгало, что, кажется, решило прогнать всю кровь через себя одним махом, и первой опустошило голову, раз мужчина не мог определиться с очерёдностью. Но вот, кажется, определился. Перевернулся на спину, сел. Сигареты, лежавшие на кочке позади него, нашлись в кармане пиджака, который, странное дело, оказался на мужчине, а не лежал, как помнилось Проклу, рядом с туфлями. Ну хоть обувь была там, где он оставил её. Закурил. И с большим наслаждением принялся чесать болячку.
Унять зуд почти удалось, но следовало прерваться — скоро это стадо бизонов побежит обратно и не надо бы снова испытывать судьбу. Лучшее, что пришло ему в голову, это уползти за кочку и с огромным удовольствием продолжить заниматься болячкой.
ГЛАВА 6
Всклокоченный весельчак всё не прекращал смеяться над собственными анекдотами, которые были всё больше на квартирную тему. Расскажет один и давай заливаться смехом. Анекдотами эти заурядные коротенькие зарисовки назвать было трудно, но ненормальному рассказчику так не казалось. У «хозяина», надо думать, было особое чувство юмора, которое обычному человеку не постичь. Но Прокл всё же смеялся, и на то было несколько причин: не хорошо обижать рассказчика, ведь он старается не для себя — впрочем, кто знает, может, как раз и наоборот; если шутка кажется смешной хоть одному человеку, что было налицо, значит, она и впрямь смешная. Только надо вдуматься. И, конечно, нашему миллионеру было весело — с такими деньгами в руках он готов был кататься со смеху над каким угодно юмором, даже самым плоским.
— Слушай ещё, — весело продолжал новосёл, поглядывая на часы, которых не было. — Хозяева квартиры обалдели, когда установщик окон опять позвонил в дверь, — рассказчик от смеха повалился на Прокла, толкая того плечом, как будто они были старыми друзьями. И Прокл смеялся, но не над шуткой «соседа», а над своим продолжением этой шутки: «Да из окна вот этой квартиры, похоже, вся строительная бригада вывалилась. И не вернулась».
«Хозяин» утомился чесать языком и замолчал, всё так же поглядывая на «часы». Проклу уже не терпелось увидеть его таинственную супругу. Мужчина попытался вообразить, как она выглядит, по очереди представив двух женщин, две крайности: одна фантастическая фея — стройная куколка. Непременно золотые кудри и длинные-длинные ноги. Нередко выходит так, что такие женщины выбирают спутниками жизни мужчин, как его «сосед». Загадка. Вторая под стать избраннику — растянутый свитер, такие же брюки, а возможно и старая юбка и, конечно, разорённое гнездо волос на голове. Сам не зная почему, но никакой середины Прокл в расчёт не брал.
— Ну, теперь ты давай чего-нибудь расскажи, — человек в свитере вскрыл банку рыбных консервов и вытер нож о давно нестираные джинсы. Остался жирный след, который, впрочем, общей грязной картины не изменил. Заранее выставил напоказ желтоватые, кое-где с коричневыми трещинками зубы и не сводил глаз со своего нового друга. От столь жуткой улыбки «новосёла» Проклу стало жутко, но только лишь на мгновение. Не очень-то разбираясь в сумасшедших, агент всё же записал неказистого «хозяина» в разряд небуйных.
За выбором шутки дело не стало. Подхватив любимую тему «новосёла», Прокл оказался здесь как рыба в воде, как птица в небе, а лучше сказать, как продавец перед покупателем. Вытянув затёкшие ноги к костру, мужчина уставился на огонь. Поразмыслил пару секунд, выбирая анекдот, начал: «Мужик звонит другу — Привет, я тут квартиру купил, не одолжишь немного денег на хлеб?» Прокл был доволен шуткой, чего не скажешь о его «соседе». Тот как-то сразу перестал улыбаться и нахмурился. Может, анекдот, на его взгляд, не дотянул до нужного уровня, а может, считал тему квартирного юмора исключительно своей. Но Прокл даже не взглянул на человека, поменявшего настроение. Не услышал и тяжёлого дыхания, какое бывает у того, кто дышит сквозь стиснутые зубы. Человек в свитере подался слегка вперёд, ожидая, по-видимому, продолжения. И Прокл продолжал: «Как узнать опытного застройщика? Очень просто — опытный застройщик никогда не станет покупать квартиру в доме, который построил сам!»
Прокл вошёл во вкус и веселился вовсю. Уже собрался было рассказать третью шутку, которая, как он думал, точно должна понравиться его новому другу, но мужчина, сидевший к нему лицом, что-то сказал. Прокл не разобрал слов и, повернувшись к «соседу», попросил повторить.
— Я говорю, ты прав. А если совсем про него забыл, то застройщик сам напомнит о себе, — сказано это было чуть слышно, но Проклу, который онемел от внешней перемены сидевшего рядом человека, слова показались настолько громкими, что тело непроизвольно вздрогнуло. Беглый миллионер поморщился, но не столько от загадочности слов, сколько от того, каким тоном они были произнесены. Но раскрыть их смысл Прокл не успел — после непонятной фразы человек в свитере сделал шустрое движение рукой, выбрасывая содержимое банки в костёр. Взвилось пламя, и полетели искры, от которых агент отпрянул, закрывая лицо рукой. Прокл падал на матрас, но в эту напряжённую секунду его почему-то не очень волновало странное поведение чокнутого коротышки. Мужчине всё ещё не давало покоя продолжение шутки про застройщика. Но очень быстро эти неуместные размышления улетучились, как и вылитое в огонь масло. Не успел Прокл как следует приложиться головой о бетонный пол, как тут же снова согнулся. Мужчина и понял-то не сразу, что произошло. Только нога отозвалась острым жжением и стала вдруг горячей и мокрой. Перед тем, как потерять сознание, мужчина успел лишь взглянуть на свою ногу и подумать — где он успел порвать брюки.
Если бы Прокл мог пошевелиться или повернуть голову, ему непременно бы стало ясно, где он находится. Стройные ряды пустых кресел позади него уходили вверх и терялись во мраке. Пожалуй, только благодаря мерцающему перед лицом белому полотну мужчина понял, что сидит он в кинотеатре. Но это было не обычное полотно, какое можно встретить в кинозалах, а экран телевизора, только весь какой-то неровный, расплывчатый. И он пробудился. Показ для одного зрителя начался. Замерцали картинки. Кадры менялись один за другим, не останавливаясь ни на секунду, и всё ускоряли бег. Вскоре они разогнались настолько, что началось настоящее кино с плавностью движений. Мужчина сразу узнал персонажа на экране. На полусогнутых ногах человек в костюме и с пакетом подмышкой крался в темноте. Не ясно, куда он так скрытно пробирался — не было ни поясняющей надписи, ни закадрового голоса. Человек остановился. Затравленно огляделся. Оператор навёл на героя крупный план, и зритель отчётливо увидел испуганное лицо героя. Вот камера снова отдалилась, и теперь человека окружали люди. Экран на секунду погас, а когда снова включился, вещание продолжилось глазами героя. Прокл кружился на месте, вглядываясь в людей, но лица были размыты. Впрочем, это не помешало неподвижному человеку в зале угадать всех до одного. Первой он признал свою жену. Герой повернулся — сторож. Поворот — бухгалтер. Дальше новый директор фирмы. Поворот — прежний директор Хапугин — тех денег, что украл, видимо оказалось мало, и он решил ограбить Прокла. А экранный Прокл, тем временем, застыл на месте, и напротив него замерло лицо. Такое же размытое, как и остальные, но и его герой узнал без труда. «Сосед» улыбался. Этого не было видно, лишь белое марево на месте рта колыхнулось, но зрителю в зале стало ясно, что человек в свитере смеётся. Прокл сразу представил тоненькие коричневые трещинки на зубах, и вот именно они напугали больше всего.
Люди напирали и всё сужали круг. Прокл знал, что улыбается не только «сосед», но и все они. Каждый из его знакомых подступал медленно, перекидывая из руки в руку маленький складной ножик, которым удобно вскрывать консервы. Но эти проходимцы, похоже, замыслили вскрыть его и заполучить деньги. Герой напружинился, готовый атаковать любого, кто приблизится. Но он был один и крутился не достаточно быстро, и вот его уже держат за руки и за ноги так, что нельзя пошевелиться. Перед ним теперь только «сосед» с ножом наготове. Сначала взлохмаченный человек покрутил острой железкой перед носом пленника и когда увидел, что тот готов потерять сознание, вогнал нож — миллиметр за миллиметром — в ногу экранного героя. На этом сеанс закончился, и телевизор вновь замерцал белым светом.
Сидящий в зале Прокл наблюдал ужасную картину расправы над собой и обливался потом на протяжении всего фильма. И когда острое лезвие соприкоснулась с плотью экранного героя, вдруг сам почувствовал резкую боль в ноге. Но мужчина не мог пошевелиться, и всё что ему оставалось — это, опустив глаза, смотреть, как по его штанине растекается тёмное и липкое пятно.
Проморгаться удалось нескоро. Прокл то поднимал, то опускал голову, не понимая, куда делся телевизор, и откуда на ноге взялась повязка. Да это галстук! Мужчина не чувствовал, по-прежнему ли мокрое его бедро или успело подсохнуть. Онемевшую ногу жгло, и очень хотелось к ней прикоснуться, но связанными за спиной руками даже пошевелить было трудно.
Телеэкран так и не нашёлся — на его месте горел костёр, швыряя во все стороны искры. Близкий огонь почему-то перестал греть, и Прокл довольно быстро понял почему. Вместо мягкого и прогретого матраса под его двумя мослами был бетонный пол, немилосердно холодный и до боли жёсткий. Человека в свитере не видно, как не видно и той большой кучи дров у стены. Высокое, почти до потолка, пламя костра поедало щедрую порцию древесины. Ещё Прокл заметил пакет — денежный кулёк лежал там же, на матрасе. Целлофан целёхонек, липкая лента на месте. Не тронул. Как же хочется подержать это пакет, убедиться, что он действительно тут. Какое там?! Руки связаны да ещё и онемели. Откуда в этом доходяге столько силы, что так крепко смог стянуть кисти. Прокл всегда гордился своим умением освободиться из любой петли, но тонкие и сильные пальцы в этот раз столкнулись с невыполнимой задачей. Узел знакомый, но стянут он так сильно, что пальцы вскоре свело судорогой.
Пакет лежал совсем рядом, можно попробовать дотянуться здоровой ногой. Если бы Прокл видел себя со стороны, — какой глупостью он занимается вместо того, чтобы бежать, пока нет «соседа», наградил бы себя, жадного дурака, затрещиной. Впрочем, хромой марафон закончился бы у двери, в которую с охапкой дров уже входил «хозяин». Услышав шаги, Прокл тревожно заторопился, и вожделенный пакет, задетый-таки мыском ботинка, оказался откинут к костру. Сердце у мужчины ухнуло, и тот вроде вскочил, но боль в ноге выстрелила с новой силой. Прокл тут же повалился на пол как подкошенный и получил ещё один ушиб головы. На этот раз сознание не покинуло его и, валяясь на полу, бедолага видел, как вошедший в комнату человек сначала застыл на пороге, будто соображая, что это гость тут вытворяет, затем увидел «подарок» и отшвырнул его ногой к стене. Прокл облегчённо выдохнул.
Шершавый пол леденил висок, по которому одинокой каплей бежала слеза раскаяния. Прокл и раньше сожалел о содеянном, но если тогда беглеца поддерживал бодрый азарт надуманного преследования, то сейчас он улетучился, как только угроза жизни стала осязаема. И надежда на спасение из плена сумасшедшего человека готова было вот-вот разбиться, как слеза, которая, наконец, упала на бетон. Чтобы не видеть торжествующую улыбку человека в свитере, Прокл прикрыл веки, и плотину его глаз прорвала солёная вода.
Прокл сжался, услышав, как «хозяин», до этого сидевший и наблюдавший за ним, сначала зашевелился, потом поднялся и стал медленно подходить. Глаза подранок не закрыл, чтобы видеть, чего ещё ему предстоит пережить, но влажная пелена позволила мужчине рассмотреть лишь неясные очертания жёлтого света. Агент лежал и ждал новой острой боли где-нибудь в руке или животе, но психопат медлил. От мучительного ожидания Проклу изменило мужество и он, ни с того ни с сего, выпалил: «Прибавь обогреватель, я замёрз».
Горе-миллионер, наконец, проморгался. Поражённый, почему он сказал именно это, Прокл уставился на ещё больше удивлённое лицо присевшего рядом человека. Просьба привела того в замешательство. Он посмотрел сперва направо, потом налево и когда остановил взгляд на пылающем костре, вдруг понял, что плакса имел в виду.
— Ты тупица? Это костёр, — человек поднялся и подкормил огонь, но не потому, что об этом попросил скукоженный на полу мужик, а от того, что сам почувствовал озноб. Погода за «пластиковым окном» становилась холодней, и ветер гонял по коридору мусор, который «хозяин» принёс вместе с дровами. — Хотя, о чём я говорю. У тебя дома, наверное, не так, как здесь. Ты не мёрзнешь ночами, не встаёшь каждые два часа, чтобы подкинуть дров в обогреватель, как ты его называешь. Он у тебя, поди, последней модели. А у меня мысль! Пойдём и вместе поищем обогреватель.
Несмотря на своё тощее сложение, человек со спутанными волосами схватил Прокла за шиворот, легко сдвинул с места и поволок в коридор. Несчастный миллионер с вывернутыми руками даже не пытался протестовать, а тихо заскулил, когда ударился о косяк больной ногой.
— Здесь нет, — Прокла затащили в гостиную и швырнули к стене. — Или ты мне не веришь? А может, свет включить? Ты смотри, — ненормальный заводился всё больше, — а выключателя-то и нет. Да и люстры не видать. Но ты всё равно хочешь убедиться, — «хозяин» прищуренно посмотрел на обмякшего Прокла. Тот ничего не хотел — это было видно по его унылому, сырому лицу. Но «хозяин», не дождавшись ответа, вышел из комнаты и через несколько секунд вернулся с куском доски, только-только занимавшейся огнём. Прошёл все углы, подсвечивая их, и каждый раз оборачивался на сидящего человека, чтобы видеть, убедился ли тот. Затем подошёл к Проклу и, снова схватив его за отворот пиджака, поволок дальше по квартире. Покидая комнату, ненормальный на время отпустил несчастного, чтобы изобразить, будто пультом выключает свет. Взглянул на пленника — он всё видел, для него и спектакль — и с усмешкой сказал: «У тебя ведь так дома, да?»
Добрались до «кухни». Факелоносец подтащил Прокла к окну, и мужчина в одно мгновение промок.
— Могу поспорить, что у тебя дома нет такой беды, — безумец присел на корточки возле дрожащего агента. — С такими деньжищами у тебя хорошие стеклопакеты стоят, наверное, — затем поднялся, развернул вымокшего страдальца и поволок его обратно в комнату с костром.
— Ты погляди, — снова с издёвкой в голосе сказал «хозяин», — а обогреватель-то был всё время здесь! Или погоди, это всё тот же костёр, — Прокла, так хорошо выполнившего роль половой тряпки, за хорошую работу наградили мягкостью матраса и теплом огня. — Ну, как, тебе удобно в моём роскошном обиталище? — мужчина обвёл комнату рукой. Если бы не нож, этот жест вполне мог сойти за приглашение устраиваться. И милая улыбка, которой «хозяин» одарил «гостя», чуть было не обманула Прокла. Тот готов был поверить, что вся эта сумасшедшая прогулка всего лишь неудачная шутка. И если взъерошенный человек сейчас признается, что это розыгрыш, то насквозь промокший мужчина немедленно простит шутника. И даже не потребует извинений. Они вместе сядут и от души посмеются, весельчак снова назовёт костёр обогревателем. Будь они оба неладны — и прибор и его чокнутый хозяин. Да Боже ты мой, он сам уже называет костёр прибором!
— А я гляжу, ты не узнал меня? — ненормальный присел рядом с Проклом и обхватил его за плечо. Со спины этих двоих можно было принять за друзей. Только какой же друг стал бы водить лезвием по животу своего товарища, словно рисуя кистью картину?
Прокл не мог понять, кто сейчас рядом с ним. Как ему ответить? Действуя наугад, почти согревшийся агент произнёс: «Как я могу не узнать соседа?» — слова прозвучали буднично, как будто были правдой. Только в конце голос всё же дрогнул и Прокл закашлял, вроде поперхнулся.
— Ты что, смеёшься надо мной, хапуга? — безумец заскрипел зубами и Прокл понял, что попытка его провалена. Блуждающий по его телу нож замер возле раны, и тогда зубы заскрипели у горе-миллионера. Лезвие на пару миллиметров вошло в свежую ещё рану и мужчину заколотило от безнадёжности. Стало окончательно ясно, что отсюда он не выйдет. Маньяк громко сопел заложенным носом, играя с ножом. Мысли Прокла теперь были чёткими и пугающими — он представил, как легко, без раздумий расправился бы с этим психом, будь такая возможность. О, с какой лёгкостью он обхватил бы руками эту тонкую шею и двумя большими пальцами надавил бы на кадык…
ГЛАВА 7
Болячка давно содрана, а рана так и не перестала чесаться. Прокл ни о чём больше не мог думать, кроме как о том, чтобы унять зуд. Наверняка он уже схлопотал заражение. Прокл взглянул на свои грязные ладони, на черноту под ногтями и с отвращением, а главное, с ужасом отвернул лицо. Неужели он пережил эту страшную ночь только для того, чтобы здесь, в лесу, преставиться от заразы? Человек с остервенением начал тереть ладони о рубашку, не понимая, что занимается пустым делом. Нельзя было найти даже маленького клочка на одежде, который оказался бы чистым. Попробовал поплевать на руки, но в горле пересохло, тогда, схватив костыль, мужчина поднялся и, тревожась всё больше и больше, стал кружиться по поляне в поисках какой-нибудь лужи. Ему как можно скорее надо вымыть руки! Это отведёт беду. Если руки будут чистыми, то можно не опасаться за своё здоровье и с упоением продолжить заниматься болячкой.
Человек босиком обошёл всю поляну, но так ни одной лужи и не нашёл. Тогда он двинулся к тропе. Навязчивая идея найти воду загородила собой опасение быть замеченным, и Прокл решительно выбрался из кустов. И сразу же очутился в неприятной, холодной, но такой нужной сейчас жидкой грязи. Стараясь держать больную ногу вытянутой, мужчина подогнул здоровую и плюхнулся на землю. Умудрился не ушибиться, смягчив своё неуклюжее приземление руками. Отбросил палку в сторону и приступил к водным процедурам. Что-то напевал себе под нос и радовался, какая у него хорошая смекалка. Теперь заражения можно не бояться.
Пока мужчина занимался обеззараживанием, стадо бегунов прошелестело мимо. Ни один человек не прервал свой, несомненно важный, забег. Спортсмены пролетали мимо Прокла и лишь брезгливо косились на странного, неопрятного мужчину. Сохранить дыхание — вот что было главным. Не сбиться с ритма куда важнее, чем остановиться и предложить помощь. Много чести для какого-то грязного чудака. А Прокл их даже не заметил. Бегунам был не интересен он, а мужчина был слишком занят делом. На том и распрощались — не здороваясь.
Закончив очень нужную процедуру, Прокл снова принялся чесать ногу, уже не опасаясь заболеть. С блаженной улыбкой он лежал на траве, прямо возле тропы, и самозабвенно чесал. И не сразу обратил внимание, что рука его в крови. Только когда чихнул, прикрывая рот кровавой ладонью, глупо попятился. Мужчина не знал, как проявляет себя заражение, но был совершенно уверен — это оно. Вот и всё. Не уберегся. Сейчас вылезут лёгкие, а потом и весь он развалится на кусочки. И найдут его останки спустя неделю в этой грязной лужи, и кто-нибудь скажет: «Это всё из-за немытых рук». Но ведь ещё не поздно всё исправить, всё наладить. Всего лишь нужно обратиться к врачу и плевать, что это будет тюремный врач. Сколько дадут за кражу и убийство? Ведь не пожизненное же! А за явку с повинной ещё и сбавят немного.
Найдя в себе силы подняться, человек оперся на палку и поплёлся к своей кочке, постоянно поглядывая на окровавленную руку. На полянке, не дойдя пары шагов до места своего сидения, споткнулся о свою же кучу вещей. Получилось удачно извернуться, чтобы упасть, не подвергая опасности горячо оберегаемую ногу. Несчастный, уверенный в худшем, всё же очень надеялся на чудо. Даже когда упал, Прокл кинулся отряхивать рану своими чистыми руками — это ли не гарантия безопасности! — уверял он себя. Мужчине было неудобно, ведь лежал он на той же куче вещей, о которую споткнулся. Особенно мешал пакет. Прокла охватили смешанные чувства к этому шелестящему кирпичу: хотелось зашвырнуть его куда-нибудь или лучше сжечь, но, с другой стороны, глупо поступать так с добычей, из-за которой лишился спокойствия. И не только спокойствия — здоровье уходило из него не в час по чайной ложке, а как из больного чахоткой, уже готового отойти в лучший мир. Мужчина чувствовал это, ведь по его разумению, все признаки налицо: кровь изо рта, неуёмный зуд в ноге да уже и не только в ней. Теперь чесалось всё тело. Не хватало рук, чтобы справиться с напастью. А что в тюрьме? Смогут ли там избавить его от такой смертельной опасности? Ведь там, поди, коновалы одни и лечат все болезни одним градусником.
Выкидывать пакет не стал, отложил аккуратно в сторону. На эти деньги можно купить не только здоровье, что потребуется для хорошей жизни (её мужчина приобретёт на эти же купюры), но и молчание доктора. Деньги послужат прекрасным поводом для врача лишиться на время способности говорить.
Покуда Прокл размышлял, под ним натекло прилично крови. Вялыми руками мужчина подобрал лежавший здесь же галстук и вовремя — ещё чуть-чуть и сознание покинуло бы человека — туго повязал полоску ткани на бедро. Хвала тому, кто придумал такую полезную штуку — галстук! А ведь, припомнил мужчина, если б не эта тряпочка, не дойти бы ему и до леса. Окочурился бы по дороге. И ещё Прокл не забыл маленькую деталь — кто именно сделал ему повязку!
ГЛАВА 8
Из-под крепко сомкнутых век текли слёзы бессилия. Через невесомо-лёгкую ткань рубашки мужчина чувствовал острый холод ножа, чертившего воображаемые линии где-то под рёбрами. Человек в свитере баловался своей игрушкой и что-то говорил, может чего-нибудь важное для Прокла, но связанный по рукам предмет забавы маньяка словно оглох. Одно интересное слово, влетевшее мужчине в левое ухо, застряло в нём и ни туда, ни обратно. Оно копошилось и сильно мешало, так что нельзя было думать о чём-то другом. Прокл пытался не обращать на него внимания, предаваясь то отчаянию и жалости к своей подходящей к концу жизни, то фантазиям о том, какой отместке подвергнет он мучителя в случае чудесного освобождения. Но это засевшее в ухе слово барабанило лапками по перепонке как по двери, настойчиво требуя впустить себя. Прокл впустил. Рассмотрел со всех сторон, изобразил его губами…
— Как ты сказал? Хапуга? Хапугин? Я знаю его! Погоди, ты думаешь, я?.. — Прокл открыл глаза и часто задышал, соображая, что к чему. Он увидел ключик к двери из этого ада. Только бы не упустить его.
«Так вот кто ты — и в самом деле хозяин квартиры? А я, выходит, тот, кто надул тебя. И вот Хапугин узнан, и вершится правосудие». Стараясь придать себе уверенности, Прокл растянул губы в улыбке, закрепил, затем беззаботно, но без намёка на насмешку хохотнул. У хозяина нож так и застыл в руке. Сбитый с толку человек поднял голову и, вскинув брови, удивлённо взглянул на Прокла. Обокравший его мерзавец ещё и издевается над ним! Но ещё больше поразился, увидев не глумливое, а скорее доброе и участливое лицо агента. Прокл и впрямь смотрел на противника без усмешки, но свою хитрую уловку блестяще скрыл под маской понимания и сочувствия.
— Я не тот, за кого ты меня принял, — мужчина в уже потёртом костюме держал слово чётко и уверенно. — Я не Хапугин, но пришёл сюда от него, — видя, что снова пускать в дело нож чокнутый хозяин не спешит, более смело продолжил: — Здесь твои деньги, посмотри, — Прокл ни взглядом, ни поворотом головы не уточнил где именно, но мужчина всё понял и без намёков и уже смотрел на пакет. Целлофановый свёрток всё так же лежал у стены, куда человек в свитере его недавно зашвырнул. До этой минуты щуплого мужчину мало интересовал этот предмет, принятый вначале за подарок к новоселью. И вот, наконец, он удостоился внимания.
Отпуская шею Прокла, хозяин слегка отстранился от пленника, не отводя взгляда от пакета. Он лежал совсем рядом — один шаг — слегка вытяни руку влево и возьми, но безумец поднялся и оглянулся на агента. Кажется, поверил — глаза у взъерошенного человека не были влажные от слёз, но выражение его лица так изменилось, что ещё немного и мужчина заплачет. Несчастный владелец квартиры медленно сделал шаг, прислонился плечом к стене и так же медленно сполз по ней, будто чувств лишился. Но нет, мужчина был в сознании. Сел по-девичьи, поджав ноги и немного отведя их в сторону, и опустил голову. Руки уложил на коленях, кисти подрагивали. Похоже, что он хочет взять пакет, но то ли волнуется, то ли сомневается — правда ли всё это. Бросил взгляд на Прокла и получил молчаливое подтверждение — правда. Дотронулся пальцем. Пакет не исчез. Накрыл его ладонями, подождал. Поднял. Свёрток тяжелил руки, и человек прижал их к груди, облегчая свои долгие страдания. Прокл терпеливо ждал.
Прошло немного времени, и хозяин, окончательно принявший мысль о своём неожиданном, но несомненном избавлении, не вставая, совсем обессиленный, на четвереньках добрался до Прокла и уткнулся лицом тому в плечо. Можно было подумать, что он уснул, если бы не частые вздрагивания. Вскоре число их уменьшилось, и мужчина затих, а вместе с ним и костёр начал понемногу успокаиваться, угрожая обитателям комнаты скорым замерзанием.
Прокл не хотел тревожить беднягу, но онемевшие руки и боль в ноге мешали усидчивости. Затёкшие, ставшие деревянными плечи ныли и требовали движения. Агент подвигал ими, разминая, и косматая голова хозяина дёрнулась назад, опустилась и снова вскинулась, уставившись на Прокла непонимающими, прищуренными глазами. От такого странного взгляда человек в костюме сглотнул. Дыхание его только успокоилось и тут снова побежало так, будто человека кто-то преследовал и Прокл заработал лёгкими через широко открытый рот. Всё тело напряглось так сильно, что онемение рук и бьющая, острая боль в ноге мгновенно забылись. Надо отважиться и что-то сделать, пока чокнутый опять не достал нож. Хотя бы ударить головой или вцепиться зубами этому мучителю в горло — вдруг подействует и присмирит безумца? Решаться долго не пришлось, стоило лишь представить, на какие ещё идеи толкнёт сумасшедшего его нездоровый мозг.
В качестве мишени выбрал нос. Тут не промажешь и обязательно ухватишь хотя бы кончик. И прочь отсюда, пусть спотыкаясь, пусть ползком или даже в окно — всё больше шансов остаться живым. Денег не жаль, пусть пропадают. Прокл поразился своему легкомыслию, представив, как сжигает миллионы, чтобы стало немного теплее.
Пустить в ход зубы не успел — хозяин пресёк атаку своим странным поведением: отстранился, выпуская из ослабших рук пакет, и удивил Прокла вопросом: «Что происходит?» На этот раз взгляд его был совсем другой, не умалишённого и хитрого человека, а взволнованный, потерянный, будто мужчина только очнулся и в самом деле не может понять, что происходит. Оглядев комнату, мужчина, так стремительно меняющий свои настроения, нисколько не удивился унылой обстановке комнаты, а, напротив, сам понурился. Он будто огорчился, что всё вокруг осталось прежним.
— Кто вы? И что с вами стряслось? Вы ужасно выглядите, — хозяин квартиры встревоженно осматривал Прокла со всех сторон. Заметив верёвки, что стягивали руки, человек в свитере запричитал, засуетился. — Господи, да что это здесь происходит? Неужели, это я вас так?
Все движения его были судорожными, неловкими. Мужчина не знал, за что хвататься, находя всё новые и новые следы своего недавнего безумия. То хватаясь за голову, то бросаясь к непослушному и неподатливому узлу, испуганный человек так расчувствовался, что Прокл был уверен — сейчас начнётся истерика. И оказался прав. Хозяин сник, и тело его заколотило от рыданий.
Прокл неотрывно смотрел, как маленький, худой, весь в пыли и засохшей грязи человек размазывает слёзы по чумазому лицу, будто обиженный ребёнок и увидел, что сейчас он настоящий. Теперь этот человек не притворяется, умышленно или неосознанно. Вот он, именно он полгода назад был обманут строительной фирмой. Мужчина, наверное, и не возмущался, когда ему сказали, что все деньги пропали и квартиру можно не ждать. А пришёл сюда и смирился. Но его другое сознание не смирилось и без участия своего хозяина научилось его защищать. Но не сразу. Много времени на это ушло. Прокл не помнил, чтобы этот человек появлялся в конторе. Приходили все владельцы этих квартир, шумели, требовали, и конечно не сразу, но всем новое руководство из Москвы постепенно вернуло деньги. Всем, кроме него. Сначала искали, но безуспешно, поэтому и недолго. А этот маленький человечек всё время был здесь и чего-то ждал. Впрочем, ждало только его подсознание, терпеливо ждало, мастерски спрятавшись и до этой поры посиживая в засаде. А взъерошенный мужичок просто жил, костёр жёг, ел консервы и встречал жену с покупками.
Хозяин вдруг вскинулся и ещё больше засуетился, сыпля извинениями за свою медлительность. Снова потеребил верёвки на запястьях измученного гостя. Безуспешно. Оглядывая место, где сидел, человек нашёл позади себя нож и осторожно, двумя пальцами взял его за ручку. Прокл посторонился, ожидая безумной перемены. Но худшего не случилось — мужчина снова собрался было пуститься в слёзы, но Прокл, окончательно уверившись в искреннем раскаянии хозяина, пресёк истерику: «Тише, тише, всё хорошо. Ты сглупил, но сейчас всё хорошо. Я чувствую себя лучше, клянусь, — Прокл, морщась от боли, отвернулся, чтобы горе-террорист этого не видел, и ему опять не сорвало краны. — Возьми нож покрепче, и разрежь верёвки».
Человек в свитере послушался. Спокойный голос его мученика придал мужчине лёгкую уверенность в себе и чуть более крепкую надежду на настоящее прощение. Однако потрясение впечатлительного хозяина отняло все его силы, и ослабевшая кисть никак не хотела как следует сжать рукоятку. Нож то выскальзывал из руки, то елозил по верёвке, как смычок по струне. Не получалось ещё и потому, что человек в свитере очень живо представлял себе боль, которую причинил несчастному гостю. Но ничего поделать с собой не мог, хотя и понимал, что своей нерасторопностью причиняет ещё большие неудобства.
Убрать путы удалось не скоро, лишь после того, как Прокл в третий раз уверил хозяина в том, что зла на него не держит. Правда, пришлось немного подождать, пока человек в свитере прольёт слёзы благодарности за благородство и великодушие гостя. Небрежно откинув нож на матрас, хозяин принялся растирать Проклу затёкшие руки, не прекращая бормотать извинения и кивать головой при каждом слове.
Пока к рукам возвращалась чувствительность и сила, Прокл размышлял, как ему поступить. За то, что произошло несколькими минутами ранее, мужчина был готов… нет, не готов. Прокручивая ленту воспоминаний о своём унижении и близости смерти, беглец, к своему удивлению, не чувствовал какой-то лютой ненависти. Даже злости не было. Жалость. Но не та, которую испытываешь к опустившемуся человеку — брезгливая, а человечная, та, что призывает не пройти мимо, а помочь, утешить.
Они сидели рядом, плечом к плечу, и молча смотрели на огонь. Прокл приобнял хозяина квартиры за плечо, и успокоившийся безумец (будто простое объятье — это всё, что ему сейчас нужно), опустил голову и шумно вздохнул. Агенту стало ясно, что человеку надо выговориться. Это облегчит его душу, а хорошая сумма, что Прокл решил вручить как возмещение за страдания и без которой он не обеднеет, устроит дальнейшую жизнь несчастного владельца этой дыры.
— Рассказывай, что с тобой стряслось, — Прокл закинул в костёр несколько деревянных обломков и наблюдал, как гуляющий ветер гоняет туда-сюда искры. Игра света и тени, как и приглушённый голос рассказчика придавали обстановке таинственность, но в истории, которую человек в свитере собрался поведать, работник строительной конторы и не ожидал услышать что-нибудь необычное.
— Мы с Ларисой, женой моей, почти десять лет копили на эту квартиру, — совладав с голосом, начал хозяин. — Я брал ночные смены, по выходным подрабатывал грузчиком в магазине. Родители супруги помогли. В общем, осилили совместно нужную сумму и вложили в эту, — человек окинул взглядом убогое помещение, подбирая слово, — жилплощадь, — повесил голову, тяжело вздыхая. — Стройка шла медленно, но мы с Ларисой жили в общежитии на чемоданах — до того не терпелось переехать. На моих глазах росли этаж за этажом, было отрадно видеть, как рабочие строят место, куда я стану приходить после работы и всё будет в моём, то есть нашем с женой распоряжении. Ни общей кухни, где не протолкнёшься как в автобусе, ни ванной комнаты одной на всех, в которую, чтобы занять очередь, нужно вставать ещё затемно. Эта мысль бодрила нас, пока возводился дом, и не позволяла отчаяться, когда строительство замедлилось. Когда же его полностью остановили, не выдержала жена — нам с ней уже за тридцать, но я всё откладывал, уговаривая её потерпеть с детьми, хотя бы пока не заселимся. Но, как видите, этого и не случилось. Я сорвался, запил. Из общежития попросили, да я и не возражал, а даже наоборот — задрал нос и заселился здесь: моё есть моё. Правда, гордость сдуло сквозняком, как только вошёл сюда.
— Вот почти и весь рассказ, — человек в свитере теребил шнурок на ботинке. — Много раз, сбился со счёта, сколько именно, я лежал при смерти в лихорадке. Помочь мне было некому. Спасибо начальнику гаражного кооператива — старый мой друг, пристроил сторожем. Кроме денег и лекарств ещё и еду подкидывает, подкармливает меня — то тушёночки даст, то консервов рыбных. Недавно проблемы с памятью начались, не скажу когда именно, не помню. Какие-то провалы прямо. Думаю, из-за той горячки, после которой чуть не умер и долго мучился, бредил. Очнулся не скоро, помню, темно было и страшно. Вот и живу здесь и всё жду, когда очередная трясучка случится, чтобы, наконец, освободила меня от мучений. А вы, правда, пришли мне помочь? — худой человечек посмотрел в глаза Прокла, как ребёнок смотрит в глаза родителей, которые хотят помочь справиться с его детской, но, несомненно, страшной бедой.
— Правда, — Прокл всё похлопывал хозяина квартиры по плечу. Тот сидел как робкий мальчик, не смея пошевелиться и спугнуть удачу. За долгое пребывание здесь подсознание человека соорудило мощный панцирь, через который не могла пробиться ни реальная картина мира, ни другие невзгоды. Иногда, совсем ненадолго, его второе «Я» уходило в глубинную берлогу мозга — в спячку, чтобы оставить человека наедине с поганой действительностью и показать, как прекрасно в забытьи. Там от дождя мужчину защищают окна, от холода спасает хороший обогреватель, и спит он на мягкой кровати. А здесь? А здесь собачьи условия и мучения, если снова случается лихорадка.
Прокл взял пакет, подкинул его, и с чарующим шелестом тот мягко упал на ладонь. Мужчины посмотрели друг на друга, как старые приятели, нашедшие клад, и вот теперь настало трепетное мгновение, чтобы разделить сокровище. Агент через хозяина потянулся за ножом и насторожился, когда человек в свитере опередил его. Но облегчённо выдохнул, как только ему протянули резак рукояткой вперёд. Держа орудие недавно разыгравшейся драмы за лезвие, худой человечек не выглядел виновато, что, впрочем, Прокла не очень и заботило, а сиял гордостью за маленькую услугу, оказанную своему спасителю. Мужчина в костюме с благодарностью принял нож и разрезал очень липкую ленту, которую никак не удавалось подцепить ногтем. Приоткрыл пакет, и оба мужчины заглянули внутрь, затаив дыхание, как будто они ожидали явление чуда.
Запуская внутрь пакета руку, Прокл неизвестно от чего волновался. Он представил себя фокусником на очень ответственном выступлении, и от его успеха — вытянет кролика или нет — зависела судьба артиста. Мужчина обругал себя за глупые фантазии и всё же с облегчением нащупал в целлофановой утробе искомое. За один раз вытащить деньги не удалось, и Прокл повторил «фокус с кроликом» уже без страха. Хозяин отодвинулся, чтобы освободить место под очень приличную горку оранжевых стопок. И теперь в комнате был не один ребёнок, а оба мужчины вели себя как дети — по очереди запускали руки в кучу денег, зачерпывали их как песок и высыпали обратно. Для полноты безумной картины не хватало торжественно сумасшедшего смеха, но они просто счастливо улыбались.
Можно твёрдо сказать, что Прокл самый настоящий везунчик. Ещё недавно он готов был отказаться от денег и даже скормить их огню, лишь бы выбраться отсюда, а сейчас выходит так, что мужчина останется в хорошем плюсе и при самом дорогом — при жизни. Напевая что-то себе под нос, агент принялся делить деньги по-честному — пачку себе, пачку ему. Настроение было превосходное, но мужчина торопился, хоть до рассвета и было ещё далеко. Проклу казалось, что пора уходить — засиделся. И плевать на дождь. Свои деньги убирал сразу в пакет, оставляя себе немного времени на быстрое прощание.
Хозяин квартиры сидел, не двигаясь, только голова его качалась как маятник, удивлённо наблюдая за наглыми действиями агента. Человек в свитере хотел возразить, но движения мужчины, сидевшего напротив, были такими уверенными, что осмелиться вставить даже слово оказалось невозможным. Так молча и наблюдал. Зато внутри температура кипения была достигнута — как же так? Принёс его деньги, выстраданные лишениями и лихорадками, а теперь спокойно сидит и делит их! С какой это стати?
Окажись у человека в свитере на носу свисток как у чайника, Прокл услышал бы сигнал, заставивший его если не припустить с низкого старта, то хотя бы насторожиться. Но мужчина в костюме увлёкся дележом, и каждая пачка денег, что отправлялась в пакет, подлежала учёту на внутреннем калькуляторе. Времени, чтобы отвлекаться, не было. С каждой пачкой мужчина обращался так трепетно, как если бы он, находясь в дорогом ресторане под пристальными взглядами изысканной публики, обращался бы с вилкой. Уголки рта ползли вверх так же стремительно, как пакет прибавлял в весе. Настроение было прекрасное. Что такое потеря половины денег — выгодная сделка, и Прокл, как агент в сфере недвижимости, расценивал это именно так. Он просто купил себе жизнь. Звучит некрасиво, где-то даже пошло, но это так.
Счастливую улыбку и мысли о справедливости в один миг стёр мужчина в свитере. Прежде чем обхватить своими вновь обретшими силу руками шею агента, хозяин коленом надавил на колотую рану соперника. Для человека, утратившего рассудок, мужчина действовал рассудительно. Это могло бы дать Проклу надежду на то, что хозяин ещё придёт в себя, и с ним удастся снова договориться. Но безумец не воспользовался ножом, что лежал рядом, а это значит — надежды на выздоровление нет.
Не сказать, чтобы Прокл был готов к нападению — разум его поверил в окончательную перемену хозяина. Скорее тело, пусть и с опозданием от новой волны боли, отреагировало правильно на внезапный бросок человека напротив. Подавшись вперёд, Прокл привёл нападающего в недоумение — ведь жертва должна вырываться и, конечно, отстраняться. Хватка немного ослабла, что позволило мужчине в костюме наклониться и дотянуться до ножа. Уж он не дурак, чтобы им не воспользоваться. Жалость выгорела вместе с последним куском доски, что доедал костёр. В комнате становилось темно, и мрак начал давить на голову агента.
Прокл устал. От сегодняшнего дня, от этого переменчивого человека в свитере, от холода и боли. Как спортсмену короткий мощный выдох помогает сделать рывок к победе, так и беглый агент, призвав на помощь вновь проснувшуюся злость, опустошил лёгкие и захрипел от обиды на себя и свою слабость. Несмотря на царивший в комнате мрак, Проклу не было нужды видеть свою цель — она рядом, она держит за горло. Но всё же мужчина в костюме бил ножом в пустоту. Не от того ли, что хотел оттянуть мгновение убийства? Но сколь бы долго разум не отсрочивал неизбежное, рука положила всему конец, и лезвие достигло цели.
Не было ни хрипов, ни предсмертных слов хозяина квартиры, просто его руки разомкнулись, освобождая шею Прокла, и двумя плетьми скользнули по плечам агента. Заложника воспалённого ума освободил от страданий его же пленник. Мертвец упал на матрас. Окружающую черноту на одно мгновение осветил всполох искр, когда рука мёртвого хозяина квартиры опустилась на угли потухшего костра. И это мгновение света запечатлело как на снимке широкие глаза на осунувшемся лице агента. Прокл сейчас и сам походил на покойника. Выдавали в этом человеке жизнь только бегающие зрачки.
Прокл очнулся лишь после того, как в однообразный шум дождя, нарушая колыбельный шелест, вторгся совершенно лишний и пугающий раскат грома. Мужчина встрепенулся, но остался сидеть. Временно сменив бесполезное в темноте зрение на осязание, Прокл зашарил по воздуху руками, стараясь определить, где он находится. Кругом пустота. Очень страшно находиться в пространстве без границ, и мужчина, чтобы ощутить руками хоть какую-то поверхность, начал шарить по полу. Провёл ладонями по матрасу, прошелестел по целлофану. Не останавливая руки, схватил пакет, даже не понимая, что это. Поднялся.
Прежде чем выйти из комнаты, Прокл несколько раз ударился головой, налетая на стену. Однако внутренний компас прекрасно справлялся в тёмном помещении, всякий раз направляя мужчину в нужном направлении, но беглец сбился с курса, как только оказался на улице. И вместо того, чтобы у подъезда свернуть налево, потом снова налево и двинуться к дому, человека повело вправо.
Размытая дождём земля липла к подошвам, но человека больше не заботила чистота ботинок. Прокл сначала шёл, а потом и побежал, не разбирая дороги. Увечная нога напоминала о себе только хромотой всякий раз, когда мужчина ступал на неё. Чувства преследования не возникало, скорее человек стремился уйти как можно дальше от покойника, но труп хозяина всё не отдалялся, оставаясь в мыслях беглеца. И как ни петлял Прокл среди зарослей и строений, попадавшихся на пути, совершённое мужчиной злодеяние следовало по пятам. Убийцу била дрожь, но не от озноба, а от осознания содеянного. И если несколькими часами ранее, когда якобы убитый охранник оказался жив, подобная дрожь не сумела до конца завладеть агентом, то сейчас именно она гнала человека вперёд. Домино, о котором рассуждал Прокл, покидая здание конторы, по-прежнему рушилось. И, наконец, дошло до убийства.
Прокл выбрался к мосту, за которым начинался лес. Спасительное место. Во всяком случае, таким оно было во времена частых душевных перегрузок. Быть может, оно и теперь поддержит? Ведь не случайно ноги привели именно сюда.
Силы начали изменять мужчине, и тот, всё чаще спотыкался и падал. И подолгу оставался лежать на сыром бетоне моста. Всё же человек сумел заставить себя пройти оставшиеся метры до тропы, что уводила влево от переправы. Уже на узкой дорожке Прокл упал в грязь, но пополз, пытаясь добраться хотя бы до дерева. Сознание великодушно позволило мужчине привалиться спиной к стволу и после этого оставило несчастного.
ГЛАВА 9
Вечерний лес шумел иначе, чем днём. Так казалось мужчине в костюме. Прокл лежал всё у той же кочки и прислушивался к звукам. В светлое время не так страшно, как сейчас, когда почти ничего не видно, но слышно гораздо больше. Всякая тень, которую бы он не замечал, издавала какой-то шум, иногда похожий на шелест целлофана, иногда на еле слышный хруст, но чаще всего раздавался треск. Совсем рядом. Если закрыть глаза, что Прокл неоднократно проделывал, то можно было вообразить, что на этой поляне некто запалил костёр. Треск был отчётливый и такой живой, что мужчине с закрытыми глазами даже становилось теплее. Но стоило их открыть, как холодный ветер проникал под одежду, вынуждая снова зажмуриваться.
Вытянувшись на земле, как палка, Прокл походил на покойника, только вместо свечи в руках он держал пакет. Мужчина не вертел его, не перебирал по нему пальцами, а просто держал. Скорее по привычке, чем из-за нужды в содержимом. Рана на бесчувственной ноге позабылась, как и страх заражения, что мучил Прокла сильнее боли. Всё это теперь не имеет значения. И ни потерянное здоровье не годится в счёт наказания за содеянное, ни деньги — как награда за пережитую ночь. Очень хотелось оправдать себя за то, что лишил человека жизни, но не получалось. Да, этот сумасшедший сам напал, а Прокл оборонялся, и если захотеть, то можно назвать это не убийством, а освобождением этого безумца от мук, как тот и хотел. Но освободить себя от вины не выходило. Нет, он не защищался, а сорвавшись, загубил чужую жизнь, вместо того, чтобы просто скрутить человека, используя разницу в весе. Нет, он не освободил безумца от мук, а влез в чужой мир и разворошил его. И потешался над больным, считая его забавным. А ведь у человека жена была. Наверное, сейчас бедняжка рыдает над телом мужа. Такой удар для неё: ведь совсем недавно вселились в квартиру, только обживаться начали, новоселье хотели устроить, а тут такое горе.
Прокл встрепенулся, зашевелился. Ругая себя и свою глупость, мужчина стал озираться в поисках костыля. Тот лежал рядом, и человек с его помощью не без труда, но очень ловко для состояния, в котором пребывал, поднялся. Собираясь с силами перед дальней дорогой и размещая немногочисленные вещи по карманам, Прокл улыбался своему озарению и возникшей надежде. Ведь в комнате было темно и возможно сосед жив. Он просто ранен. И надо было остаться и помочь, а не бежать оттуда, как трус. К чёрту явку с повинной! Потом, всё потом.
— Ну болван, какой болван! — Прокл с пакетом под мышкой проворно ковылял по дороге. Воодушевлённый своей догадкой, мужчина улыбался и, задыхаясь от быстрого движения, всё продолжал крыть себя болваном.
Костёр нехотя разгорался, будто недовольный, что его пробудили. Дров заготовлено достаточно, чтобы спокойно и без забот сидеть и медленно отогреваться. Одну пачку оранжевой бумаги Прокл пустил на разжигание огня, остальные деньги свалил кучей к аккуратно сложенной стопке дров.
— Ты лежи, лежи, сосед, — Прокл сидел на краю матраса и ножом пытался что-то вырезать из обломка доски. — Тебе нельзя шевелиться, а то рана откроется. Молчишь? Обижаешься? Ну и зря, сам виноват. А я, между прочим, вернулся, не бросил тебя. Ну ты лежи, сил набирайся. Как поправишься — справим ваше с Лариской новоселье.
Хозяин квартиры лежал здесь же, на матрасе, неподвижный и всё-таки освобождённый от мук своего безумства и своей горькой жизни. И незаметно, неслышно для Прокла, упала его последняя костяшка домино.
2019
Диалог на сквозняке
© Copyright: Александр Шубенков, 2022
Свидетельство о публикации №222063001423
Свидетельство о публикации №222063001423
Рецензии