Глава, следующая сразу после первой

Сиреневые сумерки постепенно падали на караванный путь  и  в их  свете куриные косточки вырастали до размеров совершенно невероятных.  Несколько в стороне от нашего маршрута матовито поблескивали две бочки.  Мы с грубой реальностью одновременно подошли к этим творениям инженерного гения.  На одной была пришпилена  этикетка "Воск "Ресенье"",  и в ней действительно был воск. Но я так и не смог постичь,  чем воск "Ресенье" отличался от обыкновенного пчелиного.  Вероятно,  различие происходило на межатомном уровне.

На соседней была грубо намалеванная противно-голубым колером надпись "Пон "Едельник"".  По виду пон напоминал мазут или деготь, а по запаху - содержимое выгребной ямы. Но как осталось неведомым, для чего этот пон используется, какие еще бывают виды пона и не компания ли "ПомПон" его  разработала. Если  это её проказы,  то при случае надо будет двинуть ей иск на пару триллиончиков ырыызуусов, или, того лучше, полушек, за оскорбление моего эстетического достоинства.

"Пон - это южнокорейский клан во французской коммуне или сын Ночи и Мрака в древнегреческой мифологии", - подсказала мне грубая реальность, которая была со мной не вполне согласна. Мы хотели разрешить наши сомнения  путем  плебисцита  в  мимопасущемся стаде бомбоглотов, но пока сия здравая мысль обрела реальность (не грубую),главный Бомбоглот вкупе с предводителем-Брандахлыстом, укушавшись пона, выпали из окружающего.

Некстати вспомнилась  продавщица  динамита,  в которую я был недовлюблен прошлой осенью.  Она была такая неприступная и  постоянно недовешивала  мне динамита.  О,  какая жестокая ты была, недолюбимая моя! А однажды я закрыл глаза, собрался с духом, на ощупь добежал до  ее  ларька и выпалил:  "Милаяятебянедолюблюууу!",  на что моя фея спокойно ответила: "Нет и в ближайшие полгода не предвидится".  Я понял - это был отказ. Решив утопиться, я пошел к ближайшему пруду,  но его только что спустили на очистку и  максимум,  что  мне удалось сделать - это по уши измазаться в иле,  наглотавшись пиявок и лягушек.  После всех этих перипетий консилиум в лице семиногого пеликана и куба с тремя антеннами посоветовал  мне ехать на воды - поправлять здоровье в Карлсбаде,  Мемеле или Лайбахе.

Караванный след  еле  заметно фосфоресцировал в начинающейся ночи, несколько напоминая Чумацький Шлях. Зоряные мандривники брели там не менее упорно, чем ваш покорный слуга по шляху караванному. Грубая реальность, ни в коей мере не желавшая это признавать, шла по пятам за тем,  что кто-то когда-то назвал моим именем,  наивно надеясь достичь конца раньше, чем он случится.

Напрасные надежды! Точно так же некогда знаменитый генерал-ефрейтор Увэсире, главнокомандующий всеми силами Шутовской империи и Чего-только-возможно, наивно надеялся водрузить флаг с трехцветным колпаком на парашливо-зелёном фоне и портретом придурковатого Ап-Чхи  не  куда-нибудь, а на самую вершину горы, шутейцами горделиво именовавшейся Уырэыле, а на остальных мировых картах отмеченную как "мусорная куча №2 718 281 828", несмотря на то, что на табличке, привинченной к основанию, на  чистом байканском языке было написано:  "Руками не трогать!". Наивность этого генерала и привела его на виселицу  около  сельца Забегаловка, древней столицы Бивня, где он вкупе с другим военным преступником,  адмиралом-по-разуму Пшакшем, командиром петриканских солдатив унд матросив (унд,  именно унд!), подписал акт о капитуляции,  выслушал свой смертный приговор,  а через пяток минут уже вялился на теплом забегаловском солнышке. Что и было засвидетельствовано предводителями союзных армий - доном Карлосом Гардеробо,  доном Педро Лапотным, генералом Пегмачетом и маршалом Хрюкаловым. Читайте и изучайте исторические хроники в гениальном труде господина Очеркиркина "Азартные игры при сильном ветре". Вывод: наивность никогда не служила подмогой. Опасайтесь наивных, все странствующие и путешествующие!

Путь перегородила похоронная процессия.  Я  снял  шляпу, думая, что это несут мое тело. Однако в гробу лежало чучело павиана.  Вероятно,  лопоухий император и его умудрился  оплевать  до последней  степени.  Впереди процессии шел знаменитый чучельник - таксидермист из Своясии, собственноручно изловивший этого павиана и набивший его чучело.  Он громко всхлипывал,  причитая:  "Ридный мий павианушко!  На кого ж ты мэнэ покынув!  Сыротынушкою здэлав! Ох, лыхо, лышенько! Бяда мэнэ, бяда!". Продолжение некролога послушать не удалось - процессия свернула за фикус и медленно  забурилась в песок.  Грубая реальность,  прослезившись, шепнула: "Да, видать,  любили они друг друга. Ну давай, пошли" и дернула меня за рукав. Путь был свободен.

Сладострастно запахло сероводородом. Взгрустнулось. Вспомнились счастливые моменты отрочества, когда реальность была еще такой нежной и мы целовались в укромном уголке. Со звуком лопающейся колбы во глубине небес протащился ястреб Вельдфернир, полинявший от непогоды. Из западно-восточного дивана, летевшего ему вослед, выпал инеистый великан.  Вздохнув (уж не анофелес ли это с эбонитово-инкрустированным сервантом?), я принялся слагать оду о застывшем супе.  Подобно скальдическому труду Снорри Стурлуссона, она была написана дроткветтом, состояла из 1332 вис, включала в себя множество кеннингов и хейти, начиналась строкой "Приветствую тебя,  король супов остывших,"  и завершалась не менее эпически: "Да славься ты в веках, великий холодец!". Сочинял я это из чисто альтруистических поползновений,  что  не помешало  мне днем позже подарить ее жуку-шкопсу за двести двадцать семь с третью волосков из-под хвоста североантарктического скунса. 

Снова взгрустнулось. Грубая реальность достала из-за голенища сапога диатоническую губную гармонику в тональности си-диез минор и  заиграла народную байканскую песню "По реке плывет утюг",  бывшую  в стародавние  годы гимном Бивня. Стало тоскливее.  Время близилось  к полуночи,  Цицерон,  Гомер и тот, о ком знали,  но забыли, распивали вторую бутылку портвейна под восьмиструнную балалайку, а подземные источники ничем не давали о себе знать. Лишь вдалеке валялся забытый ветер.  Я подобрал его, отряхнул пыль и положил в вещмешок. В пустыне никогда не знаешь, что тебе может понадобиться в следующие полчаса, поэтому лучше больше, чем никому.

Думать было не о чем, и я стал думать о слонах. Вот, скажем, хорошо известно, что слонов, страдающих бессонницей, надо лечить,смазывая их плечи оливковым маслом. Это утверждал еще богоравный Аристотель, а уж он-то в хоботных разбирался и сло(но)в на ветер не бросал. Поэтому если вам приведут слона, страдающего бессонницей, хорошенько запомните меры неотложной помощи: первым делом (самолёты - откуда это?) нужно смазать  плечи зверушки оливковым маслом.  Можно и подсолнечным,  если рафинированное.  После этого поскорее убегайте,  ибо слон тут  же свалится  с  копыт  и заснет мертвецки-беспробудным сном.  На вас свалится,  если не отойдете, и не только слон, но и огромная ответственность. Кстати, не при виде ли бродящего туда-обратно  бессонного  слона  наши  предки ввели в обиход словцо "слоняться"? А вот ещё вопрос: вы знаете, почему у слонов глаза красные? Ответ: чтобы лучше прятаться в помидорах. А почему вы за всю свою огородную жизнь так и не встретили в этих томатах ни одного, даже самого малюсенького, слоника? Ответ: потому что хорошо прячутся.

Тут грубая реальность прервала цепь моих логических выводов,отвесив смачную оплеуху. Потрясенный, я озадаченно провел рукой по моментально вспухшей щеке  и промямлил с незнамо откель выскочившим акцентом своясского чучельника:  "За що?" На что грубая реальность самодовольно ответила: "Щоб знав!", шмыгнула носом и отвернулась, всем своим наглым видом давая понять, какая она, мол, грубая. А ведь и вправду грубая. Кошмарно грубая, просто невыносимо.

Ночь достигла самой темной точки и звезды не могли разорвать её  кромешный  бархат.  Очень далеко отсюда маньяк Альберт и трио параноиков  в лапах местного правосудия выслушали приговор и были упрятаны за крепкие решетки шестого эпизода.  Реальность зачем-то унеслась в Рио-де-Жанейро.  Видимо, посмотреть на карнавал.  Воспользовавшись паузой,  я присел передохнуть. 

В этой непроглядной тьмище караванный путь был столь плохо заметен, что временами было трудно найти не только вышеозначенный, но и всякое упоминание о нём в газетах, летописях и на заборах. Заборов было вокруг великое  множество. Были  здесь Ежедневные  Заборы (24 страницы - шесть шутовских ырыызуусов), были  также Еженедельные Заборы (321 страница - полтора пегматинских намидо), а промежду прочих проскакивали и Заборы-Хроники, иначе именуемые Хроническими Заборами, количество страниц и ценность  коих поддавались подсчету не иначе как в трансцедентной системе счисления с основанием 36 и 666 в периоде. 

Вокруг  заборов толпились кучки озаборченных граждан.  Некоторые из них слепо верили всему написанному  на заборах,  иные же пытались поджечь их, утопить или облить нитрозилсерной кислотой.  Периодически озаборченные  граждане первого рода связывали озаборченных граждан второго рода  и увозили их  на озаборченных ишаках  в неопределенные дали,  после чего вся эта катавасия переставала иметь хоть какое нибудь отношение ко мне, грубой реальности и всему окружающему.

"Встать, скуд идет!" - неожиданно закричала у меня над ухом cкудоумная грубая  реальность. От  неожиданности  я  не  то,  что встал,  а прям-таки подскочил на добрых пару пинт футов. Да  уж,  засиделся  я, наблюдая за озаборченными кучками. Поднявшись, я прикинул, что до конца караванного пути остается не меньше,  чем до конца борьбы с грубой реальностью.  На пути на этом нам повстречается еще немало интересных экземпляров здешнего мирка.  Не буду  конкретизировать что  да как,  а то вы еще подумаете,  что я прорицатель какой там или филадельфийский оракул.  Лучше проследите вместе с нами за всем, что творится в окружающей действительности. Только, прошу, не соотносите окружающую действительность с грубой реальностью. Много чести ей будет. 

Итак, вперед! Только, пожалуйста, не обращайте слишком много вашего драгоценного внимания  на грубую реальность, что сидит, свесив ногти, у меня на шее. От этого она становится все более грубой, даже пошлой. Ох, грубиянка! Просто сил моих нет!

Далее: http://proza.ru/2022/07/01/1143


Рецензии