Тургеневская девушка и Довлатов

 По мнению Сергея Довлатова, если я не очень сильно ошибаюсь, тургеневские девушки вызывают любые разные чувства, кроме желания с ними познакомиться. У подобной точки зрения, по моему мнению, может быть три причины. Во-первых, Довлатов вполне мог попасться на удочку общепринятого мнения, перепутавшего образы тургеневских героинь и типы "романтичной барышни", "институтки-идеалистки". Но это вряд ли. Довлатов, скорее всего, хорошо знал, что образы тургеневских девиц далеки от этого понимания. Во-вторых, настоящего мужчину скорее привлечет полувоздушное существо, но никак ни девушка с характером. А девушки Тургенева все имеют сильный характер, даже сестры Локтевы в "Отцах и детях". Думается, Довлатов был вполне маскулинный тип. Ну, и наконец, в-третих, за редким исключением, по весьма конкретным описаниям Тургенева,  его девушки не красивы. Ну, и раз сам автор считает своих девушек откровенными дурнушками, то какой смысл эстету знакомиться с ними?

 Вы всерьез подумали, что я собираюсь вам впарить сейчас литературоведческое исследование? Ни за что и никогда. Я собираюсь рассказать вам маленькую историю из жизни современной девицы, претендующей на это определение ввиду своего личного заблуждения по поводу характера барышень из романов нашего классика. Моя героиня, в подростковом возрасте восторженная почитательница Аси, Зиночки Засекиной и госпожи Одинцовой, к студенческим годам уже успела почитать (в подлиннике) Мопассана и Набокова. И несколько сменила ориентиры своих симпатий. В том смысле, что оставаясь нежной натурой, она более не заморачивалась нежными чувствами, полагая их дурным вкусом и литературщиной. Она научилась ставить цели. Утратила веру в неизбежную победу добра. И обрела веру в себя и свои силы. Эталоном для неё стала Елена Стахова.

 Последующая жизнь отняла и этот идеал. В том смысле, что Катя утратила стремление к этому идеалу. Да и вообще утратила стремления и цели. Но об этом чуть позже.

 Итак, нашу героиню зовут Катя. Сегодня Кате тридцать лет. Она получила прекрасное образование, насколько это возможно в этом учебном заведении, в Новороссийском университете, в том, который в Одессе. Ну, да, Катя - одесситка.

 Ой, еще отвлекусь на Довлатова. Он считал тургеневских героев схематичными. Этого мнения я не разделяю, но сама я своих героев обычно именно в схематичном виде и вывожу на суд читателей. Принципиально. Можно, конечно, дезавуировать свое отношение к своим героям, можно наплести множество отвлекающих подробностей, полутонов, теней на плетень и в духе соцреализма дать описание характера в развитии. Всё это можно. Но мне откровенно жалко свое и ваше время. Моё на запутывание, а ваше на распутывание глубинных побуждений вполне абстрактных фигур. Я, ведь по чести сказать, почти никогда не пишу о реальных людях. Мои герои - это почти всегда плод моих ночных фантазий.

 И Катя тоже.

 Вы вправе возмутиться сейчас, чертыхнуться, сплюнуть и перейти на страницу другого автора в праведном гневе на моё стремление отвлечь Вас от реалий нашей жизни с реальными людьми в реальных обстоятельствах. Есть только одно оправдание этому моему стремлению. Это не стремление отвлечь Вас, лично Вас, мой дорогой читатель, от настоящей жизни, а перелицовка услышанного и увиденного мною в жизни. Я не претендую на философское осмысление этого увиденного и услышанного, я просто вижу кусочек ситуации и допридумываю её. Или недопридумываю. Некоторые биографии настолько

 Короче, хватит пояснений. Вернемся к Кате, если Вы еще не свинтили на сторону.

 Катя, и это главное её отличие от девиц в романах Тургенева, была (и есть) настоящая красавица. Обилие национальных корней обеспечило её роскошными внешними данными. От бабушки-гречанки Кате достались густые, иссиня-черные вьющиеся волосы, которые она заплетает в тяжелые косы и укладывает их короной на голове, отнюдь не подражая Тимошенко, а просто потому, что так делала её бабушка, так делала её мама и именно такая прическа была у её прапрабабушки на фотографии начала двадцатого века. От украинского деда ей достались высокий чистый лоб, задорный блеск темно-серых глаз и румянец. Русская бабушка обеспечила Катю мягким выражением округлого лица, бровями с красиво-капризным изломом, балетной осанкой, тонкой талией и высокой грудью, величавой посадкой головы, легкой летящей походкой и смешливостью. Дедушка, потомок французских мигрантов времен наполеоновских войн, подарил Кате красивую иноземную фамилию, тонкие кости, склонность к утонченным манерам, любовь к красивой еде и способность очень вкусно готовить даже самую обычную кашу. У этого почти французского дедушки мама была полуполька, полунемка. И от этой гибридной прабабушки у Кати очень светлая кожа, узкие кисти рук с длинными тонкими пальцами, длинные стройные ноги и шарм скаковой лошади хороших кровей. Короче, Катя была (и есть) просто сногсшибательная красотка, рослая и живая.

 Для Кати красота никогда не была обременительным даром небес, как это часто бывает с красивыми женщинами. Катя с детства знает себе цену, но  никогда не стремилась получить её. Катю всегда устраивали все те парни, кто пытался ухаживать за ней. Пытались многие. Она без тени кокетства принимала все их восторженные признания. Для неё это было как суп поесть в обед. Еще больше парней смотрели на неё с немым обожанием, не смея приблизиться и заговорить с ней. Настолько она казалась им неземной. Так было во дворе её большого многоэтажного дома, на улицах её родной Одессы и обожаемого Киева, в её школе, а потом на физмате, где она училась с удовольствием Софьи Ковалевской. Видимо математические способности достались ей от "французского" дедушки, доктора физико-математических наук, профессора киевского университета и известного на весь бывший Советский Союз своими исследованиям в области прикладной математики.

 Ну, Вы поняли, Катя - умница, красавица из очень хорошей семьи. Помимо всего остального у Кати был цельный характер, упорство ломовой лошади и желание нести в мир не только радость, но и пользу. Победившая эмансипация не перебила в Кате идеалов, почерпнутых из книг русских классиков.

 А потому, особенно с учетом табунов претендентов на её руку, вся семья, от родных мамы-папы до троюродных племянников в Москве и четвероюродных теток в Греции, была потрясена выбором Кати для первого похода в ЗАГС. Замечу, забегая вперед, что походов в ЗАГС Катя совершила на сегодня два. И, если первый всех удивил до потрясения, то второй поверг в шок и привел к отказу всех родственников от общения с Катей и её новым избранником. Меня, кстати, её второй выбор тоже удивил сильно, но о нем позже.

  На третьем курсе Катя привела к себе домой невысокого, субтильного телосложения, но очень обаятельного молдаванина. Семью удивила не национальность избранника. Какие претензии к чистоте крови в семье, объединившей почти все европейские народы? И даже не его рост и возраст. Парень был младше Кати на два года, ниже Кати на полных десять сантиметров. Но, главное, он учился в колледже, мечтая стать фрезеровщиком.

 Семья, обожающая свою единственную девочку, сцепила зубы и с явным трудом терпела присутствие в своей квартире этого "ничтожества", которому стали при каждой встрече в коридоре тонко намекать на его деревенское происхождение, на отсутствие образования и амбиций, незнание основ культурной жизни в цивилизованном обществе, общую безграмотность и роль приживалы. Интеллигентные люди бывают удивительно бестактны.

 Между тем приживалой он был только в том смысле, что был примаком, но он не только сам свой хлеб ел и Катю кормил, но обеспечивал всех её близких родственников, еженедельно, полными корзинами деревенской провизии, которые поставляла его сельская родня, гордая за своего мальчика. Парень он был работящий и после занятий в колледже, а иногда и в ущерб занятиям, подрабатывал на стройке каменщиком. Он считал своим долгом полностью обеспечивать свою новую семью, все материальные потребности не только Кати, но и её родителей. Ему и в ум не могло придти, что потребности его новых родственников зарплата наемного рабочего покрыть не может по определению. Это с одной стороны. А с другой стороны, у них был не просто достаток в доме, а даже его избыток. Но простота души Катиного мужа не давала ему замечать такие подробности бытия. И он вкалывал до изнеможения на своей  работе, мечтая научиться строить так, чтобы через год-два построить свой дом, для себя, Кати и их будущих детей.

 Это тоже нервировало семью. По его милости Катя была вынуждена каждый вечер включать стиральную машину, отстирывая его робу. Нервы родственников требовали озвучки всех их претензий.

 В результате брак Кати распался спустя три месяца. Молодой муж не выдержал бесконечного прессинга. Он предлагал Кате переехать к своей маме в Санжейку, но Катя, горожанка до кончика ногтя на мизинце левой ноги, побоялась жизни на семи ветрах, пусть даже курортных. Даже не так. Она не хотела уезжать в село до окончания университета. У неё была цель. И Катя следовала к ней только прямо. А варианты с заочным образованием её не манили.

 Тогда он предложил другой вариант. Он был готов бросить учебу в своем колледже и выйти на работу официантом, чтобы снять квартиру где-то рядом с универом, чтобы Катя имела возможность часто бывать в доме родителей и не тратила время на дорогу к ним и на занятия. Но снять квартиру в этом районе... - это работать офиком двадцать четыре на семь без продыху. Катя умеет считать. Катя отказалась. Потому что поняла, в этом случае ей тоже придется выйти на работу и забросить занятия, забыть о спорте и поссориться с родными. Катя осталась в своем доме с мамой-папой и без мужа.

 Вскоре Катя поняла, что беременна. И беременна не слегка так, а основательно, без варианта на вакуум-аборт.

 Беременность протекала легко, без токсикозов, отеков, обмороков и прочих заморочек яжмам. Догадаться можно было бы и раньше по отсутствию критических дней, но спортивная натура Кати, игравшей в волейбол в университетской сборной, и до того довольно часто сбоила в этом отношении. Ко всему прочему, Катя, сосредоточенная на учебе, огорченная расставанием с бывшим возлюбленным и не особо заботящаяся о своем женском здоровье, просто не обратила внимание на необходимость высчитывания дней. Три месяца брака пролетели тремя неделями, а месяц после брака - одним днем в слезах. Кстати замечу, что слёзы не характерны для неё. Катя не умеет плакать. Но тогда она орошала подушку, удивляясь сама себе. Вероятно, те слёзы были следствием беременности.

 Семья, ранее вздохнувшая с облегчением и рассчитывавшая, замечая припухшие веки Кати, на общепризнанные "время лечит", "всё проходит, пройдёт и это", "откуда вред (а Катин муж воспринимался семьей однозначно только так), туда и нелюбовь", эта семья теперь разводила руки, тягостно вздыхала, закатывала глаза и периодически задавалась вопросом: "Почему никто не заметил раньше?" И Катю стали оберегать, как тяжело больную. Между тем, Катя была здорова, как мало кто бывает здоров в подобном положении. Она даже продолжала тренировки, игнорируя всплескивания руками матери и бабушки.

 Через два месяца после расставания с бывшим любимым мужем Катя уже с улыбкой вспоминала этот свой поход в замужество, радовалась быстрому избавлению от наваждения любовью и предстоящему материнству, казавшемуся ей чем-то сродни игры в дочки-матери. В комнате Кати появились красивые куклы в ажурных платьицах, сидевшие теперь на всех открытых полках и потеснившие ранее цветущие на всех этих полках орхидеи. Сами фаленопсисы переехали в другие комнаты квартиры, чтобы не спровоцировать аллергию у беременной Кати. Что было маловероятно. Катя приезжала домой только для поспать. Она вновь оценила свободную жизнь незамужней женщины и окунулась в радость бытия. С новым усердием она продолжила занятия по исследованию разнообразных функций, фракталов и прочих математических фокусов.  Но и этого ей было мало. Её влекла жизнь эмоционально насыщенная и духовная. Поэтому Катя почти ежедневно по вечерам с парой единомышленников ходила в театры или кино, предпочитая оперетте оперу, а боевикам кинокомедии и мелодрамы. Мелодрамы были предпочтительнее. Катя смотрела на мучения киногероинь и искренне радовалась своей полной свободе от нежных чувств и сантиментов, от священных уз брака и от обязанностей домохозяйки. Иногда она заходила в ближайшую церковь и стаила свечку у иконыестного ей святого, крестила с набожным выражением лица лоб, скромно потупив лучистый взор. и с чувством внутреннего просветления спешила к более привычным занятиям. Как человек совершенного будущего, как личность гармоничная во всех своих проявлениях и желаниях, Катя не удовлетворялась только интеллектуальным, духовным и душевным.  Все свои физические силы, а их с беременностью у Кати в отличие от большинства первородящих, только прибавилось, она отдавала тренировкам в спортзале. Бегая, прыгая и отбивая мячи, Катя обретала  в душе потерянный рай. Тренеры не знали о её беременности. Физическая активность, удачно подобранные спортивные костюмы и строгая диета скрывали от посторонних глаз интересное положение нашей красавицы.

 В августе, на сборах в Батуми, куда их команда выезжала каждое лето по международному соглашению для усиленных тренировок, Катя разрешилась от своего необременительного бремени. Сборы для всей команды оказались сорваны, потому что все девочки - товарки по команде дружно озаботились здоровьем Кати и малышки, умилявшей своей неземной красотой с момента появления на свет.

 На четвертом курсе Катя взяла академический отпуск для ухода за родившейся чудесной, необыкновенной девочкой, удивительно похожей на своего отца, бесследно исчезнувшего в своей Санжейке. Сообщать ему о том, что он стал отцом, разумеется, никто не стал. Катя сосредоточилась на ребенке. Её родные, приготовившиеся было выдирать со своих голов волосы, приободрились отсутствием папашм у новорожденной и дружно впряглись в помощь Кате. И папа, и мама, и бабушка теперь дежурили посменно по ночам, чтобы Катя могла выспаться для дневных занятий с малышкой.

 Цельная натура Кати с упоением вцепилась в новую для неё роль хорошей мамы. Ребенок почти не отдыхал от родственников, постоянно убаюкиваемый на ручках.

 Проблема вскрылась довольно скоро. Первой её озвучила киевская бабушка, в силу физической удаленности лишенная права дежурить с правнучкой по ночам. Она звонила каждый день и однажды высказала озабоченность одиночеством внучки. Вскоре уже вся семья переживала по этому поводу. Кате стали присматривать симпатичных аспирантов-магистрантов-докторантов, приглашать их в гости на "попить чаю-кофе с восхитительными пирожками ("Знаете, наша Катя просто клад, она делает такие пирожки, что они тают во рту, а ты хочешь язык свой проглотить," - говорилось в таких случаях, хотя пирожки пекла бабушка). Приглашениями на пирожки не ограничивались, приглашали и по делу под разными предлогами, но Катя не выходила из своей комнаты до тех пор, пока кандидат не покидал квартиру. Семья всё более и более приходила в состояние беспокойства. Всё чаще в доме появлялись посторонние перспективные молодые люди. Катя сохраняла спокойствие. В конце концов мама Кати уволилась ради внучки и, в большей степени, дочки, затворническое одиночество которой начинало пугать родственников.

 Катя вышла на учебу вновь. Одновременно с этим Катя вернулась в волейбольную команду. Нежная, милая, шикарная женщина с роскошной фигурой, неотразимым обаянием и жаждой знаний, Катя вновь с головой окунулась в студенческую жизнь. Родные вздохнули с облегчением, а мама и папа стали обсуждать вариант оформления малышки на свое имя. Удочерить внучку мешал только непробиваемый характер Кати, которая и слушать не стала доводы родителей.

 Университет Катя окончила с отличием и повесила красный диплом над кроваткой дочки, тем самым подчеркнув, что это заслуга их обеих. Катю пригласили на работу на кафедру родного факультета и для неё настало светлое настоящее с перспективой на блестящее будущее. Малышка росла. Семья не могла нарадоваться на внучку и огорчалась за её маму. Им так хотелось видеть дочь в счастливом браке с достойным мужчиной! Вероятно, им не хватало того адреналина, какой кипел в их жилах при первом зяте.

 Даже став сначала ассистентом, а затем и преподавателем, Катя не оставила занятия волейболом. Теперь у неё для этого было меньше времени, но она, имея крепкий характер, находила возможности для своего хобби. И летом, в августе, вместе с подросшей дочкой вновь выехала на сборы в Грузию.

 Это был второй эпизод в её любовном опыте. Катя без памяти влюбилась. Он был тот, кто был нужен ей. Он бросил к её ногам своё сердце. Он каждое утро засыпал её букетами алых роз и коробками конфет, заливал спорткомплекс духами и кормил всю команду аджарскими хачапури. Ради неё он был готов бросить всё - особняк в Батуми, бизнес и дом в Тбилиси... - лишь бы жить с ней, где она пожелает. Она пожелала жить в родной Одессе. Он поехал с ней.

 Катя с новым мужем, а она успела-таки заскочить в ЗАГС поблизости от тренировочной базы, появилась в доме родителей, сияя счастьем и самодовольством. Она уже начала учить грузинский язык и очень решительно настроилась на абсолютно новую жизнь с чистого листа. 



 Наверное, он знал, что бросал всё своё добро и тбилисскую семью (жену и сына-подростка) ненадолго. Свой уникальный бизнес (несколько комнатушек на разных проспектах с дальними родственницами, заманивавшими мужскую часть населения Тбилиси тотализатором), две конюшни (в Тбилиси и Зугдиди), и аргамаков в этих конюшнях он покинул всего лишь на несколько недель.

 Семья Кати поняла, как они все ошиблись по поводу маленького молдаванина. 

 Может быть родные приняли бы её скоропалительный брак с меньшими огорчениями, если бы не новый муж их девочки. По её восторженным восклицаниям по воцапу они несколько иначе представляли нового зятя.

 В натуре перед ними предстал высокий, плотного телосложения, усатый грузин в возрасте далеко за сорок. Кате на тот момент было двадцать шесть лет. Но и это было не самым критичным. Он был громогласным, он жестикулировал так, словно перед ним оркестр из ста сорока музыкантов, он много курил, напуская дым по всем комнатам их немаленькой квартиры, он много пил и перед каждым бокалом красного вина наговаривал целые романы в бесконечных тостах...

 Через день от его присутствия у всех в доме, кроме Кати, болела голова. Мама тихо стонала в спальне и плакала, сдерживая рыдания, на плече у бледного папы. Бабушка капала валерьянку с пустырником по сто капель себе и дедушке через каждый час, не в силах сдержать истерический приступ.

  Через три дня всеобщего ужаса родители решились объяснить Кате её ошибку.

 Она не стала ничего доказывать родным. Подготовила документы для перевода в Тбилисский университет. Заявила о желании жить отныне в прекрасной Грузии. Собрала вещи и укатила за Черное море вместе с дочкой и обожаемым супругом.  Родственники в ступоре наблюдали за её сборами, в полуобморочном состоянии махали руками отплывающим на пароме своим обожаемым девочкам, в трансе валялись на диванах неделю, не имея ни сил, ни желания шевелиться...

 Через неделю они засуетились, подняли на ноги всю родню, плакали, кричали и под конец стихли, сломленные упорством Кати, но не изменившие своего отношения к зятю-грузину и отказавшиеся от общения с блудной дочерью, бросившей их ради "конюха-двоеженца". Простить её для них возможно только в одном случае - Катя должна вернуться домой без него...

 Прошло четыре года.

 Теперь Кате тридцать лет. Она по-прежнему прекрасна, как мечта поэта, как идеал художника. У неё две дочери. Семи и трех лет. Нежные и прекрасные, как утренняя заря, как блеск росы на цветах на рассвете.

 Катя живет в Тбилиси. Она не работает. Муж ей не позволил выйти на работу. Он обеспечивает её всем необходимым.

 Катя живет в центре города в небольшой квартире, которую для неё и девочек снимает её муж. Сам он живет со своей старой (вообще-то ей только сорок лет) женой и сыном в своем доме в Багеби, навещая Катю и свою дочь один раз в неделю. Он приносит Кате продукты, целует в лобик дочь, берет девочек за руки и везет их на своём лексусе на ипподром. Он дает девочкам ведерко с морковью и яблоками и они угощают лошадей. Тренер подсаживает старшую Катину дочь в седло и занимается с ней пока девочка не устанет. У неё есть несомненные данные хорошей наездницы. Она маленькая, легкая, сильная и ловкая. Свою дочь Катин муж тоже катает на лошади, но недолго и придерживая ребенка, не отпуская её от себя ни на шаг. Потом он ведет девочек в кафе около ипподрома, угощает их мороженым и привозит к Кате. Иногда он остается на ночь. Чаще уходит сразу после прогулки с детьми. Он кладет на стол тысячу лари и уходит, тщательно закрыв за собой дверь на ключ.

 Нет-нет, не подумайте, Катя может выйти. Она и выходит. Каждый день. Утром отводит старшую в школу, днем забирает её, если в состоянии. Если состояние не позволяет, девочку домой приводит мама одноклассника, живущего в соседнем подъезде. Эта женщина думает, что Катя очень больна какой-то неизлечимой болезнью. Она никогда не бывала у Кати дома.

 А Катя действительно больна. После похода в школу она каждый день идет за лекарством. В ближайший магазин. Там она покупает две бутылки водки. Это её норма.

 Собутыльник ей не нужен. Она смотрит телевизор, новости на грузинских каналах или фильмы на русских, и пьет прямо из горла. Она не закусывает. Но, стараясь сохранять твердость в голосе, велит старшей дочери поесть, покормить сестру и садиться за уроки. Говорит с детьми она только по русски, принципиально. Впрочем, говорит она мало. Дети лучше владеют грузинским языком, чем родным языком своей матери.
 
 Девочки настороженно ждут, когда Катя заснет. Потом, молча и крадучись передвигаясь по квартире, старшая помогает одеться младшей и они выбираются из квартиры, бесшумно прикрыв за собой дверь и прихватив с собой несколько лари. Не больше двадцати, чтобы мама не заметила, когда проснется. Старшая умеет считать и хорошо просчитывает ситуацию. На эти деньги девочки покупают себе сладости, потом долго гуляют по улицам и возвращаются, когда стемнеет. Катя всё это время спит. Ночью она просыпается, в свете уличного фонаря видит свернувшихся на диване дочек, укладывает их по кроваткам, думая, что девочки спят, но старшая не спит, она притворяется спящей. Потому что тогда мама её понесет на руках и разденет, и уложит, и накроет одеялом, и погладит по головке. А если не спать, то мама строгим голосом просто прикажет умыться, почистить зубы и идти в свою постель.

 Катя долго смотрит на спящих дочек. О чем она думает в это время? Я не знаю. Катя теперь уже не та порывистая разговорчивая общительная девушка, какой была в Одессе и которая несколько лет назад сорвалась из родного гнезда в неизвестность. Она теперь почти всегда молчит.

 Иногда Катя выходит из состояния душевной летаргии. Она перестает пить, готовит еду, приводит в порядок квартиру, тайком от соседей выносит ночью два полных пакета пустых бутылок. Утром не ведет дочь в школу, а едет в Лило, покупает новую одежду и обувь дочкам и себе, покупает наряды полными шопперами и, нагруженная покупками, радостная и довольная собой, едет на Марджанишвили покупать билеты на паром, чтобы навсегда покинуть Грузию. Но ей всегда не хватает пары сотен лари для этой поездки.

 Просить родителей о помощи ей не приходит в голову. Гордость не позволяет ей признать свою ошибку.

 Просить у меня, её ближайшей соседки и почти подруги, бесполезно. Я в месяц получаю двести лари и живу на них, перебиваясь с воды на воду. Впору самой обращаться к Кате за денежным вспомоществованием.



 И она снова идет в магазин...


 Впрочем, я совсем забыла сказать, что Катя любит своего мужа. Второго. Первого она никогда не вспоминает. Даже глядя на свою старшую дочь. Катя любит старого, толстого мужа, который не уходит от своей нестарой жены. Катя любит его не за тысячу лари в неделю. Не за дочь от него. Просто любит. Так, как любят один раз в жизни. До сердцебиения, когда слышит звук ключа в замке.

 Ах, да, а при чем тут тургеневские девушки?

 Ну, как же! А кто захочет теперь знакомиться с Катей?


P.S.

 Я написала эту повесть довольно давно. Исправлять  в ней  глаголы на прошедшее время мне,  откровенно говоря, лень. Пусть остаются, как были изначально. Но с тех пор прошли годы. Всё в мире сильно изменилось. Изменилось и в Катиной судьбе. Теймураз, грузинский муж Кати, разорился и уехал с первой женой и сыном в Испанию.  Свою дочь он отвез к своим родителям в Зугдиди, а Катину старшую девочку паромом отправил в Одессу. Мне неизвестна судьба девочек. Катю он через суд лишил родительских прав, а перед своим отъездом определил в клинику для душевнобольных.

 Когда Катю отпускают между курсами лечения, она останавливается у меня, ей больше не к кому идти. Мне не обременительно её присутствие, я одинокая старая дева, рабочий день мой длится по двенадцать часов без выходных, домой я прихожу только переночевать. Катя не имеет потребностей, и ест она как канарейка или мышка. Денег на алкоголь у меня нет, поэтому я не беспокоюсь по поводу возможного запоя. Катя целыми днями молча сидит перед выключенным телевизором. Смотреть кинокомедии или новости о войне она не может. И музыку она не может слушать тоже.

 Адреса родных в Одессе и Киеве она мне не дает и сама никогда не звонит им.

 Мне кажется, что они и сами могли бы попытаться разыскать её. С помощью внучки им это было бы не сложно, но я не уверена в том, что Катина девочка благополучно добралась до Одессы. Когда Теймураз отправлял её на пароме, Соне исполнилось  тринадцать лет и она выглядела уже девушкой с оформившейся фигурой. Очень красивая, юная, яркая девушка с точеной фигуркой... одна, без сопровождения... на пароме Поти - Ильичевск - Бургас... Не хочется думать о том, что могло случиться...

 Периодически (обычно в марте и в октябре) у Кати сносит крышу и она начинает что-то кричать на смеси разных европейских языков. Тогда я уговариваю её выпить стакан воды, куда незаметно подливаю настойку пиона, звоню Теймуразу, а её укладываю в постель. Потом  через два-три часа за Катей приезжает его родственник и отвозит Катю в клинику...

 Однажды я навестила Катю в этой клинике. Сиделка вывела ко мне изможденную женщину с коротко обрезанными волосами и расцарапанным лицом. Я не сразу узнала Катю. Это была тень в плотно запахнутом линялом халате и шлепанцах. Она подняла на меня глаза, обрадовалась, узнав, и горячо заговорила о своем плане вернуться домой, в Одессу. Она уверяла меня, что родные помогут ей отсудить у Темури детей, а он сам, не захочет расстаться с дочкой и вернется к ней, к Кате. И она станет снова счастливым человеком. Внезапно лицо её исказилось ненавистью и Катя совершенно другим голосом заявила мне, что она не станет терпеть унижения. Она поедет в Испанию и убьет этого негодяя, лишившего её детей. И пусть её там посадят в тюрьму, но она отомстит ему. Не договорив этой гневной тирады, Катя также внезапно вернулась к прежней теме и прежним  усталым голосом продолжила рассуждения о связях отца и деда, которые помогут ей вернуть детей и семью. Потом она схватила меня за запястье и потребовала чтобы я вернула ей детей... Мне стало страшно. Я позвала сиделку. Кате сделали какой-то укол. Она обмякла и её увели в палату. Больше я не видела Катю.

 И не хочу встречаться с ней. Совсем как Довлатов с тургеневской девушкой. Хотя, при чем тут Довлатов, Тургенев и его девушки?