5. Курсы военных переводчиков. Москва Каир

Юрий Горбунов


Часть 5. Курсы военных переводчиков. Москва — Каир
——————————————————————————————————————————————————
Из 1 тома «Дальневосточных воспоминаний»



 Военный институт иностранных языков


29 августа 1962 г. я вышел на перрон московского железнодорожного вокзала и зашел к военному коменданту узнать, как мне проехать на Танковый проезд, 4. Таков был адрес воинской части, в которую мне надлежало явиться.
– Это за Бронетанковой академией. Вы не знаете, где она расположена?
– Первый раз в Москве.
Офицер подробно объяснил, как добраться до Академии.
Скоро я стоял у железных зеленых ворот с красной звездой. На проходной мне объяснили, в какой корпус пройти, и я оказался на территории части. Это был кампус старого Военного института иностранных языков.
Я нашел учебную часть, сдал командировочное. Меня направили в офицерское общежитие и на вещевой склад. В общежитии в комнате человек на двадцать мне дали койку. Рядом уже разместилось несколько провинциалов. Познакомились. Вместе пошли на вещевой склад. Нам выдали темно-зеленые шерстенные гимнастерки, портупеи, полевые фуражки, галифе и хромовые сапоги.
Весь день в общежитии царило оживление. Новички прибывали поодиночке. Каждый входил с чемоданом, получал постельные принадлежности, застилал свою кровать, посещал вещевой склад, возвращался с комплектом полевой офицерской формы, пришивал погоны к зеленой шерстяной гимнастерке, прикручивал институтский значок, примерял галифе и хромовые сапоги.
Мы учились убирать складки гимнастерки под ремень за спину. Добродушно подсмеивались друг над другом, наблюдая, как очередной «ваня» из «шпака» превращается в офицера, пусть нескладного, пусть смешного, как нам казалось, в этом декоративном одеянии, но совсем другого человека. Как военная форма меняет человека! Некоторые пытались стукнуть каблуками, отдать честь. Зрители подбадривали артистов и обсыпали их советами и беззлобными шутками. В тот день мы перезнакомились.
Мы веселились, не понимая, что в этот день в жизни каждого из нас происходила чрезвычайно важная перемена. Мы меняли не только одежду, но образ и цель жизни. Мы закончили институты, чтобы стать учителями, воспитателями, людьми мирной профессии. Однако руководство государства одним росчерком пера изменило нашу судьбу, поручило нам не менее сложную и ответственную работу – представлять нашу страну, русскую социалистическую цивилизацию на международной арене.
Мы не произносили громких слов, но ясно представляли, что жизнь каждого из нас теперь потечет по иному руслу. По какому – мы не знали. Мы понимали, что, надев на себя военную форму, мы переходили на «государеву службу», что теперь все решения за нас будут приниматься в высоких кабинетах и что мы их будем беспрекословно исполнять.
Я не мог поверить, что уже стал офицером. Как папа. Я давно мечтал о военной карьере. И как я не мог не мечтать об офицерской жизни, если я с детства жил в военных гарнизонах, если папа и наши соседи носили военную форму, если все, кого я знал, прошли боевое крещение на фронтах войны. Будь у меня нормальное зрение, я бы закончил Высшее военно-морское училище во Владивостоке. Как я мечтал стать морским офицером в Славянке, когда мы бегали к матросам на торпедные катера. Сейчас бы носил черный костюм с золотыми погонами и черные клеши...
В течение первой недели каждый из нас зашел в фотоателье и запечатлел свой «мужественный» образ на память. Каждый послал фотографию домой как документальное подтверждение своего нового статуса.
Отправляя фото домой, я представил, как папа скажет маме:
– Сын в отца пошел, в казака деда. Теперь пришел его черед постоять за Родину.
Теща будет с гордость показывать мою фотографию:
– Мой зять – офицер, защитник Отечества.
Она давно мечтала, чтобы дочь вышла замуж за офицера, но та выбрала студента пединститута. А здесь такое счастье – зять стал нежданно-негаданно офицером.
Жена будет смотреть на моё фото и гадать, куда меня направят служить после окончания курсов, когда теперь увидимся?!
Не знал я тогда, что никогда не вернусь я жить в родительский дом и что буду скитаться по белу свету всю жизнь, как и полагается офицеру. Буду приезжать к родителям в гости в Магнитогорск раз в несколько лет. Жена будет изредка навещать своих родителей, живущих в Уссурийске на Дальнем Востоке. Проживем мы весь век заграницей, если считать Крым, подаренный Украине Хрущевым, заграницей.

Темно-зеленое офицерское братство

На следующее утро наше темно-зеленое братство в хромовых сапогах направилось в актовый зал института. Больше половины зала заняли лейтенанты, выпускники вузов, в которых были военные кафедры. С погонами младшего лейтенанта сидели выпускники вузов без военных кафедр. Москвичи к занятиям почти не готовились: военный перевод входил в программу институтской подготовки. После обеда провинциалам пришлось заниматься самоподготовкой основательно. Мы зубрили военный перевод, основы тактики. Пару раз в неделю все занимались строевой и физической подготовкой.
Преподаватели – мужчины и женщины в штатском – были превосходные. Они говорили только по-английски между собой и с нами. Поговаривали, что все они годами жили за границей, что некоторые из них служили в советской разведке.
Мы познакомились с курсантами института. Они рассказали нам, что 12 апреля 1945 г. приказом Наркома обороны СССР Военный факультет западных языков при 2-м МГПИИЯ был преобразован в Военный институт иностранных языков Красной Армии. В состав института вошли факультет восточных языков при Московском институте востоковедения и военные курсы иностранных языков г. Орска. Сокращая армию, Н.С. Хрущев в 1950-е годы закрыл Военный институт. Востоковедов демобилизовали или перевели на административные должности в штабы. Недальновидность советского руководителя дорого обошлась государству, когда буквально через несколько лет институт пришлось срочно восстанавливать.
К военной форме привыкаешь быстро. Форма как форма. Долго пришлось привыкать к военным ритуалам. Научились отдавать честь, ходить строем, бегать кросс. Однако в город из части выходили в гражданском не потому, что начальник курса рекомендовал, а потому что так нам было привычнее. Курсанты становятся офицерами постепенно – за время учебы в военном училище. Мы оказались в военном мире неожиданно и, как нам казалось, ненадолго.
На выходные я составлял план посещения музеев и театров: Третьяковка, Музей Пушкина и Большой театр. В Третьяковской галерее меня поразили своим величием и размерам и любимые картины русского богатыря Васнецова – богатыри на богатырской картине. Не зря я начал собирать открытки русских и зарубежных художников в комплектах. Стоили они дешево. Места занимали мало. Я их возил с собой по всем континентам, куда меня забрасывала судьба. Открытки открыли мне мир искусства. Конечно, лучше бы иметь альбомы, но их в Уссурийске не продавали. Да и возить их, тяжелые и громоздкие, было бы трудно и накладно. В Магнитке я подписался на серию брошюр по истории искусства для слушателей народного университета. Работали такие университеты во многих городах Учились в них в основном рабочие и инженеры. По открыткам я изучил биографии и картины многих живописцев.
Удивили меня малыми размерами картины моего любимого русского художника Васильева и огромными размерами картины Васнецова. Как им удавалось изобразить природы в таких деталях, что не каждый русский видит их в реальности. А чувство любви к Родине?! А какая-то невероятная печать и предчувствие грозных поворотов судьбе русского народа!
В Большой театр я успел сходить. Но достались мне самые дешевые билету на самой высокой галерке. С кресла сцены не было видно. Пришлось весь спектакль стоять на ступеньках лестницы. В антракт побродил по коридорам, партеру, заглянул в буфет. Много важных персон в дорогих костюмах и вечерних платьях! Такого аристократического общества мне видеть еще в своей жизни не приходилось!
В середине сентября всех слушателей нашего курса вызвали в Главное управление кадров Вооруженных Сил на собеседование и предложили поехать в командировку без семей в Объединенную Арабскую Республику (АРЕ – так тогда назывался Египет). Офицеров двадцать согласились, и я в том числе.
Через неделю мы приняли военную присягу. Вскоре всех, кто дал согласие ехать в командировку, вызвали на собеседование теперь в Десятку. Так мы называли 10-е Управление Генерального штаба. Там мы сдали удостоверения личности и получили заграничные краснокожие туристические «паспортины». На той же неделе нас отправили на склад Министерства обороны на Хорошевском шоссе. Нас приодели в модные костюмы, туфли, рубашки и галстуки, плащи и шляпы.

Разговор в вагоне метро

Мы с товарищами возвращались со склада, каждый с огромным пакетом с вещами. В вагоне стояли у двери и разговаривали.
– Вот я согласился поехать в командировку до окончания курсов, а ты Саша? Может зря? Может курсы надо закончить? Сомнения мучают. – спросил я Сашу Квасова, соседа по койке в общежитии, выпускника Воронежского университета.
– Я тоже согласился. Мне эти курсы ничего не дадут. Тот военный перевод, который мы учим, никому не нужен. Стать военным я не собираюсь. В противном случае я бы поступил в военное училище. Английского твоего хватит. Раз предлагают кадровики ехать, значит знают, что перевод будет не военный, а технический. Я так думаю.
– А ты Кемал?
– Возбуждаться будем. Я как узнал, что работать буду в мусульманской стране с арабами – сразу согласился. Это наши братья по вере. Как русские и болгары, например, – сказал Кемал, аварец из Дагестана. Он говорил с приятным кавказским акцентом. Всегда шутил. – Лучше работать в Каире, чем в горном ауле. Хуже не будет. Каир с Эль-Азгаром – для меня дом родной. Никогда не мечтал, что придется работать в городе этого великого мусульманского университета.
– А справишься с переводом?
– Конечно. Чего не знаем – выучим. Мы же переводчики. Насколько я понимаю, нам каждый раз придется учить новые слова и выражения по той или иной специальности.
– А ты Игорь?
– А я согласился, потому что скорее вернусь из командировки, скорее уволюсь и вернусь в аспирантуру, на кафедру. У меня уже диссертация написана. Осталось доработать и на защиту выходить, – сказал Игорь Душкин. Он был постарше нас всех. – А ты собираешься остаться в армии? – спросил он меня.
– Не знаю. Не решил. Буду думать.
– Ну думай!
Я написал жене письмо. В нем сообщил, что уезжаю в загранкомандировку. В какую страну – писать нам строго настрого запретили.
В общежитии я сблизился с тремя переводчиками. Стройный и молчаливый Саша Красов, выпускник Воронежского университета, больше слушал, чем говорил. Его мама возглавляла кафедру в университете. Он был холостяком, но уже нашел себе невесту на младшем курсе факультета. Решили, что свадьбу сыграют позже. Уезжая в Москву, он просил маму забрать свою невесту из общежития на квартиру. Через год он приедет в отпуск, женится и приедет с молодой женой в Каир. Свернувшись из командировки, он будет учить советских космонавтов английскому языку и дослужится до полковника.
Аварец Джамал Арисханов, выпускник университета в Махачкале, говорил с приятным кавказским акцентом, был всегда весел, шутил. Внешне он был строен, поджар. Где бы он ни работал, арабы принимали его за мусульманина.
Виктор Гаспаров приехал из Астрахани. У него было явно азиатско-еврейское лицо, непропорционально крупная голова и красивый большой выпуклый лоб. Он выдавал себя за русского. После курсов его направили служить в Ирак, затем после переворота – в Каир.Они оба, Гаспаров и Арисханов, покинут Египет летом 1972 г., когда новый президент Египта Анвар Садат примет неожиданное решение выслать 15-тысячный советский военный контингент из страны. Оба закончат службу редакторами военного журнала, издаваемым на английском языке и уйдут в отставку полковниками. А пока...


Эпилог

Заканчивая первую книгу воспоминаний, хочу еще раз подчеркнуть, что большую роль сыграли в моей жизни годы проведенные в Корее. В этой стране Восток притянул меня к себе как магнит, и я с наслаждением буду изучать историю стран Востока в аспирантуре через 15 лет.
Позже увлекусь буддийской культурой, стану поклонником Агни Йоги, учениями Вернадского, Рериха, Льва Гумилева; увлекусь теософией, перечитаю все труды Блаватской на английском языке и напишу две книги о ее вкладе в западную и русскую культуру.
Буддийский храм под Канко научил меня, славянина, уважению к чужим языкам, культурам и учениям. Там в Корее я прошел науку жизни среди людей, отличающихся от русских традициями, обычаями, складом жизни. Там я стал русским. Русские, в отличие от многих других национальностей, склонны уважать чужие цивилизации, не уничтожать, не завоевывать, а мирно сосуществовать с ними.
Эта наука уважения помогла мне в Египте, куда я поехал в качестве советского военного переводчика в начале 1960-х. Там я быстро освоюсь, стану изучать древнеегипетскую и мусульманскую культуру, выучу разговорный арабский язык, с наслаждением буду слушать арабскую музыку. Меня порою удивляло, что многие мои товарищи не интересовались Египтом и не пытались изучать арабский язык.
Эта наука уважения поможет мне в Крыму, куда был направлен переводчиком в военную школу для подготовки партизан из Южной Африки после командировки в Египет.
В конце 1980-х, когда на полуостров хлынут десятки тысяч крымских татар, и местные власти растеряются от внезапного наплыва депортированных, я заведу друзей среди них и приму участие в попытках гармонизации межэтнических отношений.
Эта наука уважения поможет мне выбрать свое будущее на 31-ом году жизни...