Академический разворот

   Раньше мне не раз приходилось говорить о своей встрече в марте 1990 года в Москве с академиком Георгием Николаевичем Флёровым, директором Лаборатории ядерных реакций в Дубне. Встретились у него дома. Я привёз Флёрову свою работу по новому пониманию явления атомной (ядерной) периодичности, где система химических элементов Д. И. Менделеева перестраивалась из таблицы в спираль. Этому событию предшествовала своя история. Дело в том, что открытие нового понимания было сделано в феврале-марте 1984 года. Но разработал идею два года спустя, в феврале 1986 года. Тогда у меня выходило, что точных совпадений теоретических значений атомных масс с массами стабильных изотопов было всего 14. Это мало. Но утешало то, что такие химические элементы имелись во всех семи периодах системы элементов. В январе 1990 года в нашей Областной библиотеке я взял трёхтомник И. П. Селинова «Изотопы» и перепроверил все величины атомных масс. И случилось чудо! Оказалось, что количество точных совпадений не 14, а 33, то есть, треть всех тогда известных элементов! Это был триумф идеи. После этого я встретился с несколькими преподавателями Вологодских вузов. Двое их них, независимо, предложили мне послать свою работу Г. Н. Флёрову, в Дубну. Тогда написал большое письмо Флёрову, приложил работу, и собрался отправить. Но дело мне казалось настолько важным, что решил ехать сам. В марте 1990 года отправился в Москву. Адрес академика без труда нашел в адресном столе столицы. Дверь открыл сам Георгий Николаевич. Я представился. Когда сказал, что из Вологды – Флёров заулыбался. Видел, что академик уже стар и не вполне здоров, так что долго задерживать его не хотел. Но проговорили с полчаса. Академик шутил по поводу обилия вариантов системы элементов Менделеева, говорил, что можно построить такой механизм: называешь какую-нибудь особенность атомного строения, нажимаешь кнопку и выскакивает свой вариант системы элементов. Мол, у каждой особенности есть свой вариант. Флёров предлагал мне прочесть книги таких-то авторов, но видя мою некоторую осведомлённость, больше не настаивал. Сейчас точно не помню, но, кажется, я говорил Флёрову о группе прибавочных нуклонов, о том, что существование этой группы вообще ставить под сомнение принятый порядок рождения химических элементов. Мол, таблица Менделеева начинается не с водорода, а с конца, и заканчивается водородом. Это вообще крамольная мысль, если она прозвучала, должна была сильно расстроить академика. Но простились мы по-доброму, с твёрдым рукопожатием. Летом 1990 года я перезванивал Флёрову по телефону. Он сообщил, что мою работу передал Георгию Борисовичу Бокию. К сожалению, в ноябре этого же года Георгий Николаевич ушел из жизни. Сейчас, по прошествии тридцати с лишним лет, я вижу, что моя работа не осталась без внимания, Россия вышла в лидеры по синтезу трансурановых элементов. Остаётся только порадоваться.

   Оказывается, в мае 2022 года Лаборатории ядерных реакций в Дубне, которая теперь носит имя Г. Н. Флёрова, исполнилось 65 лет. Вышел небольшой документальный фильм о «титанах» Дубны, в числе них и академик Флёров. Клюшку академика сразу узнал. Личность Флёрова стала легендарной. Его письма Сталину в годы войны – пример не просто научной и человеческой смелости, но несгибаемой веры в свою правоту. Флёров писал с фронта Сталину о том, что европейские учёные вплотную занялись разработкой ядерного оружия, так как из научных журналов исчезли все материалы по ядерной тематике, засекречены. Ещё в 1940 году стало ясно, что можно создать материал огромной разрушительной силы, цепная ядерная реакция деления возможна. В 1940 году Г. Флёров и К. Петржак открыли спонтанное деление ядер урана; при этом делении, кроме продуктов деления, вылетали два и более нейтрона, что открывало дорогу цепной ядерной реакции. Уже тогда Флёров предложил техническое решение взрывного устройства: одномоментное соединение частей заряда в критическую массу. В своих письмах Сталину Флёров не ошибся, действительно, лучшее европейские учёные занялись созданием атомной бомбы, но не в Европе, а в Америке. Америка – единственная страна тогда, которая могла позволить себе создать атомную бомбу. В Германии тоже имелись первоклассные учёные, но реально сделать атомную бомбу не было ни сил, ни ресурсов, тем более что Гитлер запретил расходовать средства на то, что не приносит скорый  результат. В июле 1945 года в Америке была взорвана первая атомная бомба. Потом, в августе, будут японские города Хиросима и Нагасаки. Первая советская атомная бомба взорвётся в августе 1949 года, через четыре года. Об эпопее создания нашей атомной бомбы написаны сотни книг, сняты десятки фильмов. Если бы не помощь разведчиков, то срок создания советского ядерного оружия увеличился бы вдвое. Да, смогли бы сами, но фактор времени тогда был решающим. Научный руководитель ядерного проекта Игорь Васильевич Курчатов сразу включил Г. Флёрова в свою группу. И ему же был доверен самый опасный этап – определение критической массы заряда. На кон был поставлен весь запас наработанного расщепляющегося материала. В Америке этот этап не обошелся без гибели учёного. У нас всё прошло достаточно благополучно, были придуманы способы страховки на все непредвиденные случаи. Как говорил Флёров: голь на выдумку хитра. А потом – полигон под Семипалатинском, успешные испытания. Затем – слава, почёт, звёзды Героев… Г. Н. Флёров ушел с военной стези и отдался мирному атому, многие годы работал в Дубне, в Объединённом институте ядерных исследований.         

   Сегодня не то страшное и напряжённое время, как в годы Великой Отечественной войны, и нет той острой потребности – обращаться письмами к главе государства. Но если бы меня спросили: что бы ты написал президенту, если бы у тебя была такая возможность и уверенность в том, что президент прочтёт твоё письмо? Как правило, к президенту обращаются с какими-то просьбами, с жалобами, с проблемами. Короче, говорят – дай! У меня же есть то, что могу отдать, не прося ничего взамен, а именно – новые знания, полученные четырьмя десятками лет работы в науке. Христофор Семёнович Леденцов, вологодский купец и меценат, по завещанию оставил на научно-техническое развитие России почти два миллиона рублей золотом, огромная сумма по тем временам. Я же располагаю тем, что дороже денег, дороже золота и алмазов – новыми знаниями. Пусть они не привычны для искушенных специалистов, для маститых учёных, но они уже доказывают свою справедливость, право на жизнь. Это не законченные теории, но новые пути движения вперёд, новые горизонты познания и понимания. Решительная ломка старых подходов и стереотипов, освобождение от прежних заблуждений и оков. Наука физика лежит под бременем старого, отжившего, мешающего ей подняться и идти. Об этом многие говорят, это многие понимают, но ничего не могут сделать. Сегодня, когда Россия, по воле Запада, обложена санкция и запретами, есть шанс – сделать в науке этот решительный шаг к освобождению, без оглядки на наших недругов. Вероятно, когда молодой Флёров писал письма Сталину, многие тоже считали его сумасшедшим, безумным, человеком, лезущим не в своё дело. Крупные учёные в те суровые годы выступили противниками Флёрова, осуждали его. Но время и события подтвердили правое дело лейтенанта-техника.         

   Через два года после моей встречи в Москве с Г. Н. Флёровым, летом 1992 года в Вологде нешумно прошли торжества по случаю 150-летию великого мецената Христофора Семёновича Леденцова. По завещанию Леденцова на его средства в Москве в 1909 году было создано «Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений». Общество назвали именем Леденцова. Девиз общества – «Наука, труд, любовь, довольство». Прежде всего – наука и труд. Леденцов, несмотря на купеческое звание, был достаточно образованным человеком, и понимал, что плоды науки дают больше для освобождения человека, чем все трактаты и проповеди, что паровая машина сделала больше для этого, чем все философы и публицисты, говорящие о свободе. С самого начала новая власть в Советской России понимала роль и значение науки в развитии общества, в создании оборонного щита. Великая Отечественная война лишь укрепила эту уверенность. В стране создавалась сеть научно-исследовательских институтов. В сущности, продолжилось дело Леденцова, но теперь в государственном масштабе, оформилась индустрия науки. Объединённый институт ядерных исследований в Дубне стал флагманом научного прогресса. Но, как и во всяком учреждении науки, учёные нуждаются в новых идеях, в новых взглядах и подходах. Идейный голод – это стагнация, застой. Хорошие, плодотворные идеи не могут рождаться каждый день, но случаются благодатные периоды, когда они обрушиваются разом, когда они вопиют о себе, только надо услышать. Вопрос только в том: хотят ли их слышать? Мне думается, сегодня у российской науки есть шанс для мощного рывка вперёд. Слишком много для этого сделано. К слову сказать, академик Г. Н. Флёров был не первым и единственным академиком на моём пути. В конце восьмидесятых годов прошлого века, будучи в Москве, я завозил академику Моисею Александровичу Маркову домой свою работу по теме природы элементарных частиц («отскок из сингулярности»). У Маркова были довольно интересные идеи относительно природы адронов, идеи о частицах – замкнутых вселенных, что очень созвучно было моим идеям теории дыхания вакуума. В середине девяностых годов прошлого века передал свою работу по теме периодичности академику Евгению Павловичу Велихову (взяла дочь). Потом пару раз говорил с Велиховым по телефону. Велихов тогда ещё курировал работы по термоядерному синтезу. Моя работа указывала косвенно на то, что получение управляемого термояда невозможно в принципе.          

    С годами я узнал об академике Г. Н. Флёрове больше, каким неоднозначным человеком он был; хватало тех, кто его откровенно не любил, называли взбалмошный, вздорным, авантюрным, говорили о том, сколько крови он попортил Курчатову и прочее. Ну что же, был бы Флёров, как подавляющее большинство, то не стал бы тем Флёровым, который навсегда утвердился в истории науки. А что, разве Христофор Леденцов не был таким же неудобным человеком, когда вводил свои новации в Вологде, когда создавал свой ломбард, наступая на интересы десятков подлых ростовщиков?! Был, конечно! А Михайло Ломоносов, который за научную истину мог пустить в ход кулаки! У меня нет абсолютной уверенности в том, что мой визит к Флёрову в марте 1990 года дал положительный результат, и работу признали и стали использовать. Летом 1992 года, когда в Вологде отмечался 150-летний юбилей Христофора Леденцова, была издана моя работа по системе Менделеева в виде брошюры. Быть может, эта брошюра повлияла больше, чем визит к Флёрову. Или моё несильное, но постоянное давление на научную братию сказало своё решающее слово? А, может, всё вместе. Во всяком случае, любые подвижки, любые новации вызывают ожесточённое сопротивление, как на войне. Чтобы чего-то добиться – нужно положить всю свою жизнь, быть по-хорошему фанатиком, одержимым человеком, уметь держать цель, не отклоняться, не сворачивать с пути. Это то, что называется судьбой, предназначением. Не всем и не каждому даётся такая судьба, а уж если дана, то смысл жизни – исполнить своё назначение, пройти путь до конца…