3. Уссурийск - любимый город юности моей

Юрий Горбунов

Часть 3. УССУРИЙСК  — ЛЮБИМЫЙ ГОРОД ЮНОСТИ МОЕЙ


Глава 7. Наши государственные и семейные праздники


Разве думали мы, что при нашей жизни в России наступят времена, когда буржуазная власть, установленная Ельциным и его зарубежными «партнерами», сразу же после госпереворота не только запретит нам праздновать наши родные советские праздники, но и начнёт в День Победы скрывать от советских войск людей Мавзолей Ленина фанерными щитами; когда будут запрещены комсомольские и пионерские организации; когда вместо советских праздников начнут выдумывать новые праздники: День Защитника Родины, и День Народного Единства. Когда патриотизм был объявлен «прибежищем негодяя». Когда министрами обороны в России власть начнет назначать людей без элементарного военного образования и когда на парадах в День Победы над фашистской Европой войска будут выходить на Красную площадь  с царскими трехкалорами, а не с красными знаменами Победы.

При Сталине и даже при Хрущеве и Брежневе у советской молодежи воспитывали уважение к революционным праздникам. Для нас праздник был всегда ожиданием чего-то радостного и неожиданного.
Это — и военные парады с бодрой музыкой и боевой техникой и вооружением.
Это — и многолюдные демонстрации с красными знамёнами и портретами вождей.
Это — и бодрые марши, и советские революционные и патриотические песни.
Это — и современная эстрадная песня за праздничным столом.

Это это — и новенький костюм для мальчика и нарядное платьице для девочки, начищенные ботинки или туфельки, свежая рубашка и яркие банты в косах.

Уклад и ритм жизни советской семьи изначально задавался революционным календарем. Так оно и должно было быть в государстве рабочих и крестьян, национализировавшие у помещиков, дворян и буржуазии, богатства и банки.

Как показывают последних двух события на Донбассе, простые люди сегодня готовы воевать за справедливое общество без жуликов и воров, называющих себя «олигархами». И даже бабушка, вышла встречать русских воинов под Киевом с красным флагом, наивно полагает, что Россия является до сих пор носителем общечеловеческой справедливости, добра и свободы для личности.

До настоящего времени революционные праздники определяют ритм жизни трудящихся в социалистических государствах — Китае и Северной Корее, на Кубе и во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже.

В большинстве буржуазных государств, в императорской и современной России ритм семейной жизни определяется традиционными религиозными праздниками. С одной стороны, это правильно: любой праздник – это праздник души человеческой, даже если он революционный, а с другой, церковники, как правило, служат мамоне, правящей верхушке, банкам, олигархии и несут свою службу с немалой пользой для себя, для своей материальной выгоды.

***

Праздники для моего поколения в школьные годы начинались с приятных хлопот. Генеральная уборка классов в школе. Добрые улыбчивые учителя. Комсомольские собрания и школьные вечера. Школьный вальс с девушкой! Дома уставшая мама: уборка, стирка, холодец, "наполеон", салат "оливье".

Праздник для взрослых – это приготовление праздничного обеда в складчину. Распределение блюд. Прием друзей родителей дома или поход родителей в гости к друзьям. Взрослые за свой стол нас, подростков, не усаживали. Выпивали, языки развязывались. Шутники начинали сыпать веселыми и сальными анекдотами. Не для детского уха все это!

Мамы нас кормили вкуснейшими праздничными блюдами на кухне, и позволяли нам гулять до позднего вечера. Раздолье, веселье, игры!

В десятом классе мы собирали какие-то небольшие деньги и устраивали вечеринки в складчину у кого-то в квартире, в котором обязательно старенькая бабуля следила за порядком. Выпивали, ужинали, как взрослые. Крутили пластинки. Танцевали вальсы, фокстроты и танго. Прижимались, а то и целовались в уголке.

Расходились после одиннадцати часов по домам. Провожали одноклассниц. Парни редко перебирали  свою норму, и, если это случалось, бабуля оставляла их ночевать. Напиться в компании – считалось большим позором. Такой грех долго помнили...


Наши семейные праздники



В нашей офицерской семье ДЕНЬ КРАСНОЙ (СОВЕТСКОЙ) АРМИИ и Военно-морского флота праздник 23 февраля отмечался всегда. Отец прослужил в советской армии на Дальнем Востоке и в Северной Корее с 1939 по 1960 год. Меня тоже призвали в армию после окончания пединститута. Я  служил военным переводчиком в Египте и в Крыму…

Накануне праздника, в домах офицеров и клубах во всех военных гарнизонах проводились торжественные заседания, праздничные концерты художественно самодеятельности, в крупных – приглашались профессиональная эстрада. Пели песни революционные и песни военной поры.

В день праздника для солдат в гарнизонах крутили фильмы. В гости к ним приходили местные пионеры и комсомольцы с концертами. Командиры устраивали праздничные столы для солдат и сержантов из продуктов ферм, построенных по инициативе командиров при многих частях. Таких командиров солдатики звали «батями».

На офицерских собраниях выступали командиры и начальники политотделов (комиссары). Читались приказы о награждениях, присвоении очередных воинских званий, выдавались грамоты с благодарностями. Царило веселье, устраивались танцы под духовой оркестр.

В день праздника офицеры собирались компаниями на квартирах, устраивали застолье в складчину, ели, пили, пели и плясали до утра.

А вводился этот праздник в далеком 1918 году в честь побед Красной армии над войсками кайзеровской Германии в 1918 году. Рабоче-крестьянская Красная армия начала создаваться с середины января. На фронте в новую армию записывали солдат-добровольцев. Из них формировали красноармейские роты, затем полки. А через месяц – первая победа под Псковом и Нарвой...

***

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ 8 марта в нашей семье отмечался всегда не столько как день солидарности трудящихся женщин в борьбе за равенство прав и эмансипацию, в формулировке ООН как Международный день борьбы за права женщин и международный мир, сколько как «День всех женщин».
Мы с отцом к этому празднику готовились заранее. Шли в магазин. Папа доставал из загашника накопленные скрытно от мамы денежки, и мы покупали ей в подарок духи – "Серебристый ландыш" или "Красную Москву". Мама дарила на 23 февраля нам с папой одеколон "Шипр".

Мы охотно и с радостью ходили на праздничные демонстрации трудящихся. В Уссурийске они проводились на просторной площади у штаба армии. Он был окружен всегда нелюдимым двором с зелеными лужайками, стройными елями, посаженными вдоль железного решетчатого забора.

9 мая ДЕНЬ ПОБЕДЫ – праздник победы Советской Армии и советского народа над нацистской Германией, еврофашизмом в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов отмечался в нашей семье всегда. 3-го сентября - День Победы над самурайской Японией мы празднуем и сегодня. Это два святых  дня для каждой русской семьи.

Как мы понимали смысл этих праздников? Они символизируют   победу мирового социализма над мировым фашизмом и колониализмом. Прогрессивные деятели во многих буржуазных государствах осуждали фашизм, к которому скатывались правящие верхушки во многих странах, которые до сегодняшнего дня называют свои режимы "демократическими"…

На демонстрации с детства мы ходили с энтузиазмом и радостью. Сперва с родителями, в старших классах самостоятельно. По площади маршировали на праздниках стройные ряды военных, шествовали веселые горожане с портретами членов политбюро, транспарантами, красными флагами в руках и широкими улыбками на лицах.

Под музыку революционных маршей мы колоннами проходили по площади мимо трибун, на которых стояли местные руководители, приглашенные передовики производства, ветераны войны. Смысл демонстрации – поддержка трудящимися внешней и внутренней политики партии и правительства рабочих и колхозников. Только при Горбачёве инициатива и поддержка трудящимися своих "слуг народа", оторвавшихся от народа, его интересов и нужд стала заметно падать.

***

Не менее торжественно отмечался ДЕНЬ МЕЖДУНАРОДНОЙ СОЛИДАРНОСТИ ТРУДЯЩИХСЯ, День труда, День весны. Трудящиеся на демонстрациях выражали свою солидарность с революционной борьбой трудящихся капиталистических стран, с национально-освободительным движением, выражали решимость отдать все силы борьбе за мир, за построение коммунистического общества.

Организованными колоннами трудящихся шествовали по центральным улицам городов и посёлков под марши и революционную музыку. Из громкоговорителей звучали приветствия дикторов и политические лозунги, а с трибун, установленных обычно возле главных административных зданий, демонстрантов приветствовали руководители КПСС, представители власти, передовики производства, ветераны, почётные граждане. 2-го мая во всей стране проходили «маёвки» - массовые празднования на природе.

Русские люди и в наши дни уверены в том, что те народы, которые не чтят свою историю, не имеют будущего. Что бы не писали об этом празднике буржуазно-либеральные историки сегодня, для нас он был, есть и будет важной исторической датой, которую человечество никогда не забудет. Мы были воспитаны на тех революционных традициях, в которые мое поколение русских интернационалистов непоколебимо верило и верит сегодня.

***

Нам дороги наши детские воспоминания – походы на демонстрации, красные флаги и разноцветные шары, которыми были украшены города. Мы привыкли петь «Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу», «Гимн демократической молодёжи мира», «Катюша», «Подмосковные вечера» и другие.

Мы верили и продолжаем верить в светлое будущее всего человечества, которое началось 7 ноября 1917 года — с момента революционного перехода капиталистической цивилизации в коммунистическую. Рано или поздно переход к коммунизму продолжится в России. Мое поколение хранит эту красную мечту в своих сердцах.


Глава 8. Уссурийское кино, музыка, пиво и пирожки с ливером…

В 1950-е годы телевидение до провинции ещё не добралось. Мы ходили в кинотеатры. Не пропускали ни одного нового кинофильма, выходившего на экраны страны. Нашими любимыми кинотеатрами были "Заря" и "Комсомолец". Располагались они в самом центре Уссурийска. Неподалёку от «Комсомольца» стояло  двухэтажное здание нашего филфака. Через дорогу — самый крупный торговый центр — универмаг, а через улицу напротив в стареньком одноэтажном домике располагался — самый крупный книжный магазин.

Возле кинотеатров перед каждым сеансом всегда стояли очереди за билетами, а парни и девушки назначали друг другу свидания. В темном зале во время сеанса кино можно было подержать за руку, а то и украдкой поцеловать любимую девушку в щечку.

Большую роль в патриотическом воспитании моего поколения играли советские кинофильмы, выходившие на экран в 1930-50-х годах. Не мещанское кино 20-х, прославлявшее жуликов и нэпманов, их сладкую жизнь, а фильмы, прославлявшее героизм и мужество красноармейцев, освобождавших советскую родину от орд иностранных интервентов и их белогвардейских наемников.
Не помню, сколько раз я смотрел кинофильмы 30-х годов: «Чапаев», «Джульбарс», «Депутат Балтики», «Возвращении Максима», «Выборгская сторона», «Мы из Кронштадта», «Год девятнадцатый», «Человеке с ружьем», «Великий гражданин». «Щорса», «Если завтра война».

Мы шумно выражали свой восторг, когда наш любимый Чапай побеждал белогвардейские орды под командованием кровавых царских генералов, когда молодые красные командиры били обученных генштабистов черносотенной закваски.

А сколько прекрасных историко-патриотических лент нам показали на экране в детские годы: «Александр Невский», «Петр I», «Минин и Пожарский», «Суворов», «Богдан Хмельницкий».

А сколько военно-патриотических фильмов было снято после войны: «Третий удар», «Сталинградская битва», «Встреча на Эльбе», «Константин Заслонов», «Русский вопрос», «Сын полка»", «Молодая гвардия», «Подвиг разведчика», «Небесный тихоход», «Третий удар». Тогда я ещё не понимал, в каких сложных условиях приходилось бить не только отборные войска головорезов 14 «цивилизованных» государств, присланных банкирами грабить Россию и душить первое в мире и в истории государство рабочих и крестьян.

Не понимал я до службы в армии и всей сложности подготовки офицерских кадров. Сталину удалось за полтора десятилетия обучить и вооружить вчерашних крестьян и рабочих, сформировать из них красную армию, самую победоносную, самую боеспособную под командованием молодых красных генералов. Эта молодая армия, сформированная из рабочих и крестьян, одержала победу над отборными армиями головорезов, грабителей, бандитов практически всей «цивилизованной» Европы.

Мы смотрели фильмы о послевоенной жизни: «Кубанские казаки», «Кавалер Золотой Звезды, «Повесть о настоящем человеке», «Поезд идет на Восток», «Сказание о земле Сибирской», «За тех, кто в море», «Первоклассница».
От души мы хохотали на просмотрах советских комедий «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», "Девушка с характером".

А сколько прекрасных народных русских сказок пересмотрели мы в детстве: «Новый Гулливер», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Руслан и Людмила», «По щучьему велению», «Василиса Прекрасная», «Конек-Горбунок», «Садко». Мы выросли на этих киносказках!

Я специально перечисляю фильмы, на которых в детстве, отрочестве, юности воспитывались несколько довоенных поколений русской, украинской, грузинской… молодежи. Разумеется, в наши молодые годы мы не догадывались о том, что в советской литературе, киноискусстве, живописи шла острая и непримиримая война между русской творческой интеллигенцией и русскоязычными группировками внутри страны и «творцами» буржуазной массовой культуры Европы и Америки.

В постсталинскую эпоху эта холодная война с каждым годом только усиливалась. Борьбу этих двух – русской и русофобской – партий подробно описал киноисторик Ф. Раззаков в своих двух книгах "Гибель советского кино". Первая – "Интриги и споры (1918-1972)", вторая "Тайны закулисной войны (1973-1991)". О закулисной войне этих двух партий или корпораций в литературе и искусстве писали выдающиеся советские русские писатели Иван Шевцов (1920-2013) и Иван Дроздов (1922-2019).

Из иностранных фильмов мы смотрели немецкие трофейные фильмы о Тарзане, индийские, бразильские, французские и итальянские любовные кино с яркими песнями, красивыми парнями и киноактрисами. Американских боевиков тогда почти не крутили. Многие голливудские фильмы грешили и грешат антикоммунизмом и русофобией.

Моим учителем музыки стал одноклассник…

В Уссурийске я учился в музыкальной школе при Доме офицеров. Старшина-музыкант научил меня играть по нотам. Гонял гаммы и арпеджо, играл с переборами "Ноченьку" и "Коробочку", вальсы "Амурские волны" и "На сопках Манчжурии", вальсы Эмиля Вальдтейфеля. Из классики — «Музыкальный момент» Шуберта и «Турецкий марш» Моцарта.

Баянистом я не стал. Не было у меня особого желания. Поддерживал во мне музыкальный жар мой одноклассник на два года старше меня - Игорь Синицын. Как мне хотелось бы встретиться с ним, моим учителем сегодня!?

Он научился играть на аккордеоне поневоле. Его отца перевели служить куда-то на север. В гарнизоне, в котором стояла воинская часть, была семилетка. Десятилетка находилась в райцентре в 30 километрах, и юноши должны были жить в интернате. Родители не хотели отправлять сына одного и, чтобы занять сына чем-то полезным, купили ему аккордеон, и старшина, командир музыкального взвода, научил его играть на этом инструменте.

Когда Игорь пришёл в наш класс, он играл профессионально: по нотам и на слух. У него хранились десятки нотных тетрадей. В них он переписывал собственноручно пьесы, которые находил в различных источниках. В магазинах ноты произведений для аккордеона были в те годы редкостью.

Играл классику, вальсы Штрауса и Легара, танцевальные мелодии и популярную музыку. Мог за пару минут подобрать мелодию любой новой песни и аккомпанировать ее исполнение певицей. Без Игоря не обходился ни один наш концерт художественной самодеятельности, ни один школьный вечер.
Он был душой художественной самодеятельности в школе и моим наставником в музыке. Он мог играть для души часами и дома. Играя, он забывал обо всем на свете. Только его длинные тонкие пальчики бегали по клавиатуре и губешки вытягивались в трубочку. А глаза его смотрели в некуда и ничего не видели. Потом он вдруг словно просыпался.

— Ой, извини. Я опять увлёкся. С утра не играл....
После окончания школы мы с ним расстались. Как оказалось, навсегда. Его забрали в армию, я поступил в институт. И охладел к баяну.

Одно дело — играть на музыкальном инструменте, другое — любить музыку как одно из искусств, требующего высокого мастерства для исполнителя и большого таланта для композитора. У меня не оказалось ни мастерства, ни желания стать исполнителем и учиться в музыкальном училище и затем в консерватории. И я перестал играть на баяне.

Но осталась на всю жизнь любовь к музыке — классической, оперной. Жизнь и учеба в Москве, посещение театров и консерваторий. Работа заграницей. И всюду по радио звучала музыка....

Собирал домашнюю коллекцию произведений любимых композиторов: Моцарт и Шуберт, Бетховен и Чайковский, Свиридов и Шостакович, Штраус и Верди. На пластинках, плёнках и СD-ках. А ныне благодать — вся классика в интернете! Слушай — не хочу!...



Пирожки с ливером и пиво


Вспоминая 1950-годы, стоит сказать несколько слов об одном достопримечательном продукте города Уссурийска — он был знаменит вкуснейшими мире пятикопеечными ПИРОЖКАМИ С ЛИВЕРОМ. Их пекли в одном из старых зданий возле кинотеатра "Комсомолец".

Продавали пирожки на вкусно пахнущими лотках на колесах, немолодые тетки в белых фартуках на улицах в центре. Зимой белые фартуки они одевали на пальто.

Пирожки летом и зимой всегда были горячими и душистыми. Таких вкусных пирогов я не едал ни в одном городе мира! Ни с каким Макдональдсом не сравнишь!

Съел три-четыре пирожка – и сыт: считай, что пообедал за 15-20 копеек. В любом ресторане обед в те годы стоил около одного рубля.

Где бы мне не встречались люди, жившие или побывавшие в те год в Уссурийске, они обязательно вспоминали пирожки:

– А какие там вкусные горячие пирожки продавали в центре города! Боже мой!!

– А знаменитое уссурийское пиво?! Самое вкусное на Дальнем Востоке! - добавляли мужчины.

Об этом знали все любители пива, хотя бы раз побывавшие в городе или на Дальнем Востоке. Если в рестораны поездов дальнего следования, идущие в европейские края нашей родины, загружали ящики с уссурийским пивом, новость мгновенно растекалась по вагонам, и все мужики-любители этого напитка немедленно шагали в вагон-ресторан и кончали его за несколько часов.

Но, к сожалению, я тогда ещё пивом не увлекался....



Глава 9. Уссурийские стиляги


Дом офицеров на улице Ленина в Уссурийске стал центром небольшой вселенной для юношей и девушек моего поколения. В ту пору это было крупнейшее культурное учреждение в городе. В его концертном зале почти на тысячу мест театральная труппа ставила спектакли, приезжие артисты пели и плясали. Мы ходили на концерты, например, джаза Лунгстрема. В кинозале на 240 мест крутили фильмы. В спортивном зале тренировались спортсмены. В бильярдном зале по вечерам собирались любители этой игры.

В танцевальном зале по выходным зимой устраивались платные танцы. Играл военный духовный оркестр. Это была наша культурная территория: на ней мы развлекались, учились танцевать, влюблялись, обнимались во время танца и договаривались о том, как строить наши дальнейшие отношения. Многие браки начинались с танцев в этом зале зимой или на танцплощадке летом.

Между Домом офицеров и зданием нашей школой № 6, стоявшей на другой стороне квартала, располагался стадион и тенистый парк с аллеями, аттракционами и танцплощадкой. Над ними возвышалось "Чертово колесо". Из его кабинки на самом верху колёса можно было обозреть весь город, лежащий внизу в долине.

Зимой стадион заливали под каток. В выходные дни мы катались на коньках под музыку военного духового оркестра. Катались до полного изнеможения. Ранней весной, когда солнышко начинало пригревать дальневосточные сопки и долины, мы, старшеклассники, на уроках физкультуры прибегали на стадион сдавать нормы ГТО. А иногда приходили погреться на солнце, сидя небольшими компаниями на лавках безлюдных трибун.

Летом в выходные дни горожане с детьми, нарядно одетые, с друзьями приходили в парк отдыхать. Работали аттракционы. Отцы пили горьковатое пиво, мамы – сладкий морс по три копейки за стакан, дети слизывали вкусное мороженое из стаканчиков.
Вечерами на танцплощадке гремел военный оркестр. Молодёжь танцевала вальсы, танго, фокстроты и, не поверите, — буги-вуги. На танцы молодежь ходила, как на работу: не пропуская ни одной субботы, ни одного воскресенья.

На танцы приходила публика особая: молодые офицеры в наглаженной форме и начищенных сапогах, нарядные барышни в модных крепдешиновых платьях, веселые студенты и ищущие приключений командировочные. Танцы сопровождались прогулками под луной, поцелуями на скамеечках в темных аллеях и нередко заканчивались свадьбами.


Стиляги

Помню, ранней весной 1956 г. на одном из школьных вечеров, проводимых как обычно в городском драмтеатре, один из наших одноклассников, природный артист, талантливо, ярко прочитал со сцены рассказ какого-то писателя о стилягах.

Это была первый звонок, прозвучавший довольно ярко и  игриво о разложении столичной "золотой молодежи". Его рассказ запомнился надолго не только содержанием, но и костюмчиком аля-стиляга исполнителя. Нам понравился его голубой пиджачок, шнурок вместо галстука на рубашке в зеленую клеточку, узенькие брючки и туфли на толстой подошве.

Как одевались уссурийская молодежь в тот год? В школу юноши ходили в вельветовых или шерстяных бобочках, широких брюках и ботинках; девушки – в коричневой школьной форме и черных фартучках, в праздники – в белых.

Рабочая молодежь, многие школьники и пэтэушникиъ носили кепочки с узеньким козырьком, бобочки, брюки "клеш" и офицерские хромовые сапоги в гармошку. У них был моден "приблатненный" вид – развязный, как у героя Шукшина в фильме "Калина красная". В Уссурийске они оккупировали танцплощадку на "Зеленке". Она располагалась в роще на берегу Суйфуна. Мы туда не ходили: там нередко выясняли отношения мордобоем подвыпившие парни.

Со стиляжничества ярче стал разгораться костер социального расслоения в советском обществе. Постепенно распространялась мещанская психология индивидуализма и потребительства, вещизма и космополитизма. Наиболее подверженной этим бедам оказалась небольшая часть нашего поколения в столице и на периферии.

В послевоенные годы в Уссурийске некоторое время проживали известные маршалы. Для них и их семей руками японских военнопленных возвели добротные, просторные особняки. Эту своеобразную "Рублевку" построили в районе улицы Пушкинской.

В Уссурийске служило немало офицеров, вернувшихся в Союз из Германии и Китая. Генералы и полковники побойчее и попроворнее привозили красивую одежду, мебель. Их жены и дети одевались моднее, чем местные жители.

Офицеры выписывали, читали и обсуждали журналы, подписывались и собирали библиотеки произведений классиков. Они заканчивали военные академии. Им выделялись квартиры с мебелью. Раз в три года им выдавали бесплатный проезд поездом для всех членов семьи.
 
Мой отец и другие офицеры в гарнизонах ходили в военной форме даже в выходные дни, потому что гражданской одежды у них не было. Да деньги на их приобретение не в каждой семье имелись. Помню, первые гражданские китайские костюмы и галстуки отцу и мне купили, когда я заканчивал среднюю школу, то есть через десять лет после окончания войны. Не сталинские «церберы» виноваты, как сегодня пытаются доказать «соровские овчарки», а война и гонка вооружений, развязанная глобальной финансовой олигархией — Мировой закулисой.

Тогда мы не понимали, что стиляжничество стало одним из послевоенным проявлением мелкобуржуазного индивидуализма в СССР. Так случилось, что на фоне населения, одетого после войны в гимнастерки без погон и кирзовые сапоги, фуфайки и галифе, вдруг стали появляться на столичных улицах красиво одетые молодые граждане – дети крупных чиновников, генеральские сынки и дочки, молодые люди из семей снабженцев и торгашей, наживших состояния на дефиците и голоде в годы войны. Разве это не появление нового мелкобуржуазного сословия в рабоче-крестьянской среде!?

Это был своеобразный протест неопытной, не испытавшей трудностей войны "золотой молодежи", юношей и девушек из семей советской партийной и государственной элиты, «однополчан» Галины Брежневой против советской власти. Ей хотелось свободы, славы, особого внимания к себе.

Гниение советской власти началось с привилегий, которыми обеспечивала себя чиновничество, начиная с 1917 г. После войны - при Хрущеве - испорченная привилегиями родителей, "золотая молодежь" хотела застолбить привилегии и для себя.


Глава 10. Кем быть?


В десятом классе я мечтал стать геологом. Меня тянули путешествия. Мне хотелось увидеть мир, открыть новые месторождения где-то в горах, в тайге. У студентов-геологов была красивая форма одежды с маленькими погончиками, почти как у офицеров, повышенная стипендия.

– Ну и будешь вечно болтаться вдали от дома. А жена, дети?! – говорила мама, а отец подливал масло в огонь.

– Ты книжник, как я. Ты любишь писать, читать. А геологу читать некогда. Он все время в пути, в палатке, в тайге.

Геологом я не стал, но мечта о путешествиях сбылась.

1956 — год окончания средней школы

Отец хотел, чтобы я стал инженером. Он не раз мне расписывал преимущества этой специальности. Вероятно, он сам мечтал стать инженером. Я уступил и после окончания школы подал документы в Хабаровский железнодорожный институт. Завалил математику.
Возвращаться домой было стыдно, и я отнес документы в строительный техникум. Поступил.

На весь сентябрь нас отправили в полунищий колхоз на уборку картошки. Состоялось мое знакомство с дальневосточными колхозами. Если вы не читали повести Астафьева "Печальный детектив", то прочитайте. В нем известный русский писатель точно описывает нужды, быт, тревоги, отношения русских людей в 1950-е годы в городах и деревнях России.

Со всем этим столкнулся и я. Не мог не столкнуться. Но тогда я не понял, почему так плохо жилось русским людям. Не знал, как должны жить люди. Считал, что другой жизни и быть не могло в нашей стране. Ее калечили то белогвардейцы, то русскоязычные комиссары, то еврофашисты.

Все «друзья» и враги русского народа старались как можно нагадить ему, как можно больше награбить его богатств и разрушить при этом как можно больше городов и деревень. Разве не продолжается подобное отношение к нашей стране до настоящего времени?

Запомнилась беспросветная нужда колхозников с равнодушными, тупыми, смиренными лицами в кирзовых солдатских сапогах; непролазная грязь, бесконечные дожди, крепкая махорка в пачках, горы собранной картошки. Ее не успевала вывозить с полей старенькая полуторка…

***
В октябре я сидел в аудитории техникума на занятиях. Изучал высшую математику, геодезию и ходил в подвальный зал учиться сварочным работам.
В ноябре я понял, что не этого жаждала моя душа. Я стал пропускать занятия и часами просиживал в читальном зале Областной библиотеки. Читал "Лаокоона" Лессинга и "Золотую розу" Паустовского.
Написал рассказ о бедном советском студенте. Послал его в «Хабаровскую правду». Литсотрудник отписал, что талант есть, но надо учиться. Заболел графоманией на всю жизнь, хотя очень скоро понял, что талант живописать словами у меня невелик.

В середине декабря вернулся в Уссурийск. Родители расстроились. После нового года как-то вечером отец сказал мне:
– Ну что, сынок. Не хочешь учиться – иди работай.
– Куда? Кем?
– Через дорогу кирпичный завод. За железной дорогой – сахарный завод.

Утром я пошел на кирпичный завод, и меня взяли чернорабочим. Мы с пацанами выносили теплый кирпич из печей и складировали его на поддоны. За неделю заработал рублей тридцать пять (после реформы – три с полтиной). Не густо.

Приходил домой, ел и падал от усталости на кровать. Все болело: спина, руки, ноги. Видел, что мама переживает за меня, но молчит. Молчал и отец.

На следующей неделе пошел работать на сахзавод. Меня приняли грузчиком в ночную смену. Работа была простая. Сдвигаешь стокилометровой мешок с сахаром на тележку и везешь его на склад. Там сбрасываешь мешок на деревянный подстил. Затем сбрасывали мешки сами поверх первого ряда без особого труда. Самое трудное было бросать вдвоём или втроём мешок поверх четвёртого ряда. К утру мы выматывались и усталые брели домой. Опять все тело болело: спина, руки, ноги. Заработок чуть побольше, но мизерный: на хлеб без масла. Через неделю я уволился.

– Проси папу устроить тебя к себе на ремзавод, – посоветовала мама.
Вечером я признался отцу, что грузчиком работать тяжело.
— Больше не могу.
Отец обещал подумать.


Ученик слесаря III разряда

Через неделю я уже шагал с отцом утром на работу на завод. В отделе кадров мне выписали трудовую книжку и сделали в ней первую запись: "ученик слесаря".
Отец отвел меня в цех ремонта станочного оборудования и познакомил меня с учителем. Его я звал "дядей Яшей".
– Ученика вам привел. Вы с ним построже. Я вам говорил: учиться в техникуме не захотел. Пусть учиться ремонту станков. В жизни такие навыки пригодятся.
Дядя Яша улыбнулся и вручил мне первый инструмент – ведро с соляркой и тряпку. Я стал отмывать от грязи и масла старые станки. Через неделю моя новенькая зеленая фуфайка уже лоснилась, как кожаная, от сажи и солярки. Теперь я ничем не отличался от других рабочих, когда по утру шагал с папой на завод.

***

У дяди Яши рабочее место в большом цеховом помещении казалось просторным. В этом кабинете стоял длинный рабочий стол, обитый железом. На нем пара тяжёлых тисков. В железном ящике под замком богатый набор инструментов. От остального цеха дядя Яша отгораживался станками, которые мы ремонтировали. Вернее сказать, ремонтировал дядя Яша. Я был на подхвате: подносил, мыл, бегал к токарям за готовыми деталями, заказанными дядей Яшей накануне.

Дядя Яша оказался человеком необычным. Неразговорчивый, аккуратный, трудолюбивый, умный, ловкий, с хитрецой. Довольно начитанный. Любил Пушкина – особенно стихи, посвященные Крыму и графине Воронцовой, Керн. Успел он закончить семилетку. Воевал танкистом. После демобилизации остался в Уссурийске на ремонтном заводе. Женился. Растил двух дочерей.

Станки, двигатели он знал, как свои пять пальцев. Объяснял коротко. Старался выработать у меня необходимые навыки. Придумал мне простой учебный курс – восстановление старого немецкого токарного станка, который нашли на складе. Я отмыл его от грязи и смазки, разобрал. Шабрил направляющие и научился шабрить, обрабатывать разными напильниками разные поверхности. Оказывается напильник – инструмент довольно умный, если умеешь им правильно пользоваться.

Дядя Яша учил меня работать вдумчиво: сперва осмотреть объект ремонта, определить причину поломки и только после этого осмотра планировать этапы ремонта. Что требовалось заменить, что заказать токарям, что подпилить, что шабрить. За месяц мне удалось восстановить станок и даже установить его самостоятельно в токарном цехе.

Дядя Яша никогда не торопился. Подолгу стоял над станком, когда нас вызывали на текущий ремонт станка в другой цех. На сложный ремонт начальники цеха вызывали именно дядю Яшу, уверенные в том, что на следующий день станок будет работать как новенький.

Мы подружились с дядей Яшей. Я внимательно наблюдал за ним. Научился молчать, не донимать его своими вопросами. В цеху моего учителя уважали. Молодые приходили к нему за советом. Еще чаще просили какой-то инструмент в займы. Он давал, но предупреждал:
— Не забудь вернуть. Пора обзавестись им самому. Сколько раз уже приходил за ним, – ворчал он.

Давая совет он не говорил: сделай так или эдак. Он всегда говорил: "Я бы сделал это таким образом...".

Заканчивали мы ремонт очередного станка всегда раньше назначенного срока, но сдавать его в работу он не спешил.
— Пусть постоит. Хлеба не просит. Сдашь раньше. На следующем станке время урежут. Знаю я их!
Приходил начальник цеха.
– Ну что, готов?
– Нет еще. Сдавать 18-го. Мы успеем. Не беспокойся.
Начальник, тоже из рабочих, давно раскусил хитрость дяди Яши, но ждал 18-го...

– Все к вам приходят с вопросами. Начальник тоже приходит за советом. А чего сами не идете в начальники цеха? Не предлагали?

— Предлагали не раз. Я отказываюсь. Восемь часов отмантулил и дома.
– Больше платят.
– Не намного. Не по мне эта работа. Я технику люблю, ремонт. Станок мертвый. Над ним поработал, и он оживает. Как в сказке. Поколдовал и он оживает. Я доволен своей работой. От начальства подальше. Начальник работает с людьми. Они разные. Один ленив – надо подгонять, другой туповат – сколько не ругай – не поумнеет. Третий пьет, жену бьет. Та ходит жалуется. Надо разбираться. Я не умею.

Через три месяца я сдал экзамен и получил специальность слесаря-ремонтника третьего разряда. Я проработал с дядей Яшей полгода и многому научился у этого большого мастера. Многие усвоенные навыки мне пригодились не раз в жизни, когда приходилось что-то ремонтировать.

Дядя Яша сетовал иногда на то, что ему не удалось закончить техникума:
– Женился, дочки родились. Если у тебя есть желание – учись. Поступай в институт. Слесарить ты уже научился,  на хлеб заработаешь. После института будешь зарабатывать и на масло. У тебя голова светлая. Способности есть. Только не женись рано. Закончишь институт и перед тобой откроется совершенно новая жизнь...

***

Расстались мы с дядей Яшей в конце июля 1957 года. Мне предоставили отпуск для сдачи экзаменов в педагогический институт. Экзамены я сдал успешно и стал студентом. Получил расчет и пришел к дяде Яше. Обнялись, попрощались — и никогда больше с ним не виделись.

Таких людей, как дядя Яша, с золотыми руками, мудрой головой и добрым сердцем я встречал по жизни немало. Дядя Яша был первым, и я его запомнил на всю жизнь. Останься я слесарем на заводе, я бы очень хотел достичь такого мастерства и уважения, какие он, мой первый учитель, имел.

Позднее отец признался, что отправил меня в грузчики, чтобы я смог понюхать жизнь такой, какая она есть. Чтобы выработать в своем характере чувство самостоятельности и ответственности за себя, за свои поступки. Пристроил к дяде Яше, чтобы тот научил меня быть ответственным, чтобы получил рабочие навыки.

– Когда уговаривал его взять тебя учеником, просил тебя не жалеть, поручать самую грязную и тяжелую физическую работу. Настраивать тебя на учебу в институте, – рассказывал отец.

– Дядя Яша с уважением относился к тебе. Говорил, что тебя все рабочие уважают, потому что ты справедлив и не подкупен, никогда на ветер обещаний не бросаешь. Сказал — сделал. Таких людей рабочий класс уважает. Когда ты попросил его взять меня в ученики, он не мог тебе отказать, – признался я.

***

Не могу объяснить, почему рабочие уважали отца. Может, потому что он был русским. Начальник завода и главный инженер, оба подполковника, были евреями.

Я дружил с дочерью начальника завода подполковника Великосельского. Ее звали Кларой. Мы учились с ней в одной школе, в одном классе. Она была похожа на мать: круглолица, черноглаза. Волосы черные, кучерявые. Еврейская семья обрусела, ассимилировалась и в Израиль, когда волна качнула евреев на Запад, не сбежала. Тогда ни меня, ни моих родителей еврейский вопрос не интересовал вовсе.

У главного инженера детей не было. Внешне он выглядел чистокровным евреем: лупоглазый, крючконосый, толстогубый. Мы этого не замечали. Вернее, не обращали внимания. Нашими соседями были армяне, татары, украинцы, не только евреи.

Жена главного инженера не была похожа на еврейку. Она была доброй и милой женщиной. Не успела окончить филфак. Муж сорвал ее с учебы. Она питала горячую любовь к русской и зарубежной литературе. Они приобретали все собрания сочинения классиков, на которые в те годы можно было свободно подписываться.
Когда я поступил на филфак, она предложила мне пользоваться их домашней библиотекой. Я перечитал много книг из их библиотеки. В ней я обнаружил великий роман "Семья Тибо" Дю Гара. До сих пор я благодарен ей за книги, которые было в то время не так просто найти в публичных библиотеках...
 
***

Прошло много лет. В начале декабря 2012 г. "Советская Россия" сообщила:
"Знаменитый Бронетанковый завод в Уссурийске доживает последние дни. Типичный объект пореформенной оборонки. Три года назад на основании приказа министра обороны Сердюкова предприятие было преобразовано в открытое акционерное общество «206-й Бронетанковый ремонтный завод». Завод не смог справиться с долгами, поэтому начал распродавать имущество.
На данный момент предприятие признано банкротом и по нему ведутся судебные разбирательства; но уже сейчас огромная территория «распилена» на куски, а цеха, в которых некогда собирались машины, необходимые для обороны страны, сданы в аренду под покраску автомобилей. Также на территории созданы автобазы и склады, некоторые участки проданы. Остатки техники «допиливают» и вывозят с территории металлисты...».

И буржуазной власти сегодня наплевать и на ремонт танков, и на бывшую госсобственность, и на более тысячи рабочих и десятка два дядей Яшей, безжалостно выброшенных на произвол судьбы?!...


Уссурийский храм литературы

(Выпускники всех пяти десятых классов школы № 6 в 1956 году фотографировались у памятника Сталину. Памятник стоял на школьном дворе. На фото — слева). 

В 1957 году во Владивостоке открылся университет. Там создавался филологический факультет. Две моих одноклассницы поступили на этот факультет. Однако мне хотелось изучать не только русский язык и литературу, но и английский язык. И ещё какой-нибудь иностранный язык. Только не немецкий.

В Уссурийском пединституте работал уже несколько лет факультет русского языка, литературы и... английского языка. Он выпускал учителей средних школ широкого профиля. Во многих сельских школах учителей не хватало: особенно учителей иностранных языков.
Хотя пединститут среди парней считался далеко не престижным, я выбрал именно уссурийский пединститут.

Меня притягивал этот храм литературы и языков. Во-первых, потому что, окончив его, я получу профессиональные знания литературы. Изучение литературы и русской стилистики поможет мне, как я надеялся, развить писательское мастерство. Так рассуждал я и мечтал о карьере писателя или журналиста.

Во-вторых, после Хабаровска я продолжал самостоятельно изучать английский язык. Отец привозил мне из командировок всякие учебники и адаптированные книжонки. Он постоянно внушал мне мысль о том, что «почти все русские дворяне говорили по-французски. А мы, выходцы из рабочих и крестьян, что их хуже!?»

В-третьих, кроме того, мне не надо будет уезжать из Уссурийска и жить на родительских хлебах. Как говорит английская пословица, я мог убить двух зайцев одним камнем…

***

На этот факультет я и поступил учиться. В пединститут на первый курс филфака поступили вместе со мной еще два юноши и около семидесяти деревенских и городских барышень.

Каждый день у нас в расписании стояла одно 2-часовое занятианглийского языка и две-три лекции по истории русской и зарубежной литературы, либо по общественным дисциплинам, или по методике преподавания языка и литературы.
Когда на втором курсе мы читали в оригинале романы «Овод» Войнич и «Портрет Дориана Грея» Уайльда, я мнил себя переводчиком. На третьем курсе мы овладели английской газетной лексикой, и у меня зародилась мечта стать дипломатом, свободно говорящим по-английски. Разумеется, я понимал, что без окончания Института международных отношений в Москве дипломатом не станешь, что ждет меня учительская профессия в  деревенской или городской школе, в лучшем случае – аспирантура. Но мечтать-то никто не запрещал!

На четвёртом курсе чаще всего я воображал себя доцентом или профессором, читающим в нашем же пединституте лекции по зарубежной литературе на английском языке. О сладкие мечты юности!
Разве знал я тогда, что некоторые из них сбудутся. (Через десять лет я буду преподавать историю СССР на английском и португальском языках, через 40 лет читать курс по истории русской литературы и культуры в американском университете.)

Наши преподаватели

Стоит сказать о том, что в те годы, мы, русские студенты, были наивны и простодушны. Воспитанные в духе пролетарского интернационализма, мы не обращали внимания на национальность преподавателей и студентов, искренно верили в дружбу народов и в их светлое будущее. Были убеждены хрущевской пропагандой в том, что национальный вопрос в СССР решён окончательно.

Вспоминая студенческие годы, могу сказать, что среди доцентов нашего факультета было немало Абрамовичей. Все как один — кандидат филологических наук.
Все защищали диссертации по русской литературе в московских или ленинградских институтах. Приезжая на несколько лет по окончанию аспирантуры в провинцию, они учили нас, русских юношей и девушек, русскому и старославянскому языку, истории русской и зарубежной литературы.
Они читали, как нам тогда казалось, неплохие курсы лекций. На самом деле, в их лекциях не хватало самого главного – национальной любви к преподаваемому предмету. Это я понял позднее, когда сам стал преподавателем.

Одна молодая рыжеволосая еврейка учила нас старославянскому языку и древнерусской литературе. Почему не русская? - спрашиваю я себя сегодня. Неужели русская не попыталась бы привить нам любовь к древнерусской классике?

Еврейской преподавательнице такая цель, видимо, и в голову не приходила. Для нее русская классика чужая, как для меня, русского человека, чужой и не притягательной является еврейская литература, что на русском, что на других языках.

Античную и средневековую зарубежную литературу читала пожилая симпатичная, как нам казалось, русская женщина. Мы любили ее лекции. Она открыла перед нами космические просторы классической древнегреческой и римской классики, без знания которой нельзя считать себя образованным человеком.

Однажды она объясняла, что такое есть римский эталон красоты. Она подошла к двум подругам. Одна из них симпатичная, другая – толстогубая, носатая, рыжеволосая, и с восхищением стала доказывать нам, что эта девушка очень красива. Сперва мы опешили и подумали, что она шутит. Как ей не стыдно издеваться над этой обиженной богом дурнушки?! – молча возмущался я.
Однако мы вскоре поняли, что она действительно считала эту еврейскую девушку идеально красивой. Мы хмыкнули и после этого за глаза, конечно, звали все годы учебы эту страшненькую, по славянским меркам, студентку "эталоном красоты": "Ну где там наш "эталон"? "Ну и что сказала там наш "эталон"?…

***

Неплохие лекции читали нам по истории зарубежной литературы и русские доценты. Возможно, они преувеличивали значение классового подхода к явлениям культуры, литературы: они не рассказывали нам ни о русских православных мыслителях, ни о русских национально-патриотических идеалах.

Каждая национальная культура, еврейская в том числе, имеет собственную энергетику, духовность. Она впитывается человеком с детства – она вливается в сознание ребёночка с молоком матери.

Однако взрослому человеку приобщиться к чужой культуре невозможно. Мне придется годами жить в Египте, Америке, на Украине, но не стал я ни арабом, ни американцем, ни украинцем. Точно также и еврей, я уверен, не может впитать культуру чужой нации – русскую, американскую или французскую, и ассимилироваться. Ассимиляция редко но случается среди евреев. Специалист, выдающий себя за знатока чужой национальной культуры, чаще всего остается ей чужд: она не трогает его душу. Он может проникнуть в ее глубины.

Первая любовь


В десятом классе я влюбился в красивую девятиклассницу. Ее звали Людой. "Активистка, красавица, комсомолка", отличница!! Член школьного комитета комсомола, она принимала меня в комсомол. Я приглашал ее танцевать на школьных вечерах.
Несколько раз провожал ее домой. Она жила рядом со школой. Долго не решался ее поцеловать. Наконец решился:
– Посмотри — звезда летит! – обманул ее я и поцеловал, когда она подняла голову посмотреть на небо, и получил пощечину в ответ. На этом мои провожания кончились....

Прошло три года. Однажды летом мы с отцом шли в госпиталь к маме. Опять у неё случился сердечный приступ грудной жабы.

Был солнечный ветряный день. Навстречу шла прехорошенькая девушка в пышном крепдешиновом платьице. Когда мы поравнялись, я узнал в ней Люду. Мы взглянули друг на друга, и оторопели от неожиданности. Даже не поздоровались. Не успел я сделать и трех шагов, оглянулся, и вдруг ветр сорвал с моей головы соломенную шляпу. Я побежал за ней, и поймав ее, посмотрел вслед удалявшейся Люде. У нее была красивая фигура и точеные ножки. О таких писал Пушкин, помните?
Вечером я пришел на танцплощадку при Доме офицеров.

Там играл духовой оркестр. Я отыскал Люду глазами в толпе. Раздались первые аккорды вальса. Я подошел к Люде.
– Можно тебя на вальс пригласить.
– С удовольствием.
– Давно не виделись. Учишься или работаешь?
– Работаю. На военном медицинском складе. А ты, я слышала, учишься в пединституте.
– Точно. А ты куда поступала?
– В Дальрыбвтуз на хлебокондитерский факультет. Сдала на пятерки. Только по сочинению четверка… и не прошла.
– Как это?
– Девчонок не берут. Парней принимали с тройками.
– А что не пошла к ректору?
– А что ходить?
– В этот август поедешь?
– Поеду. Готовлюсь.

Ах как танцевали мы с ней в тот вечер! Я пошел ее провожать. Теперь она жила возле Солдатского озера за военным госпиталем. Переехали из центра, и родители строят дом. Прощались и договорились через неделю мы встретиться в ДОСА на танцах.

Идти было далеко. Опоздал на последний автобус. Пришлось топать пешком по пустынной дороге на Сахарушку темной ночью.

Ярко светились звезды в вышине. Помню, что всю дорогу я думал о Люде. Она изменилась, расцвела. Какая она красивая! Так родилась в моем сердце первая в жизни настоящая любовь.

В августе 1960 г. Люда поступила в Дальневосточный рыбный институт на факультет хлебокондитерской промышленности во Владивостоке. В сентябре студенты разъехались на картошку.
В октябре начались занятия в институте, и мы могли встречаться один раз в две недели. Или Люда приезжала в Уссурийск. Или я ездил поездом или автобусом во Владивосток.

Через год мы с Людой поженились. Как было принято в 60-е годы поженились по любви. Нам было по 21 году от роду. Отец мне сказал мне на свадьбе: "В нашем роду женятся раз в жизни. Запомни это!" Слава богу, я не нарушил этой семейной традиции.

В те годы нашей юности девушки не мечтали о миллионерах. Тунеядцы, если и водились в нашем общества, они не были так привлекательны, как сегодня в России. Их презирали. Самыми популярными женихами в Уссурийске были офицеры, во Владивостоке – моряки и инженеры, в Магнитогорске – инженеры и металлурги.

Мы знали, что первые несколько лет придется жить с родителями или снимать комнатку у старушки, что получим мы свою комнату или квартиру только после приезда на работу по распределению после окончания вуза.

Мы оба не разочаровались в нашем выборе. Люда станет мне настоящим другом. Мы проживем нашу жизнь дружно – в уважении и любви. Переживем все радости и несчастья, которые выпадают на каждую семью.
Мы вместе пройдем по жизни: будем жить семь лет в Египте и почти полвека в Крыму. Вырастим двух дочерей, и дадим им высшее образование. Я стану доцентом университета, а Люда – инженером, начальником лаборатории, главным технологом на Симферопольском  хлебокомбинате.