Ангел Ваня

Ване было двадцать шесть лет и он получал пенсию по инвалидности, хотя внешне выглядел как здоровый. Но среди родни и соседей считался юродивым, или по просту дурачком. Когда в прошлом году умерла его мать, он, к недоумению всех, кто приходил проститься, совершенно не скорбел, а даже напротив - был весел и бодр, бегал вокруг гроба за соседскими детьми, а когда догонял, начинал убегать уже от них, при этом заливался радостным смехом. А когда кто-то из строгих взрослых пытался сделать ему замечание, то, поглядев в его чистые синие глаза, быстро передумывал и замолкал. У Вани были жёсткие светлые волосы и ранние морщинки прижились на его добром лице. Одет он всегда был плохо, да его это никогда и не интересовало - что под руку подвернётся, то и надевал. Тётки - соседки за него решали как ему лучше жить и частенько читали ему долгие проповеди про поиск работы, да про женитьбу. Они же приносили ему еду и одежду, Ваня принимал всё безотказно и благодарно улыбался в ответ.

Пенсию разносила Варвара Николаевна, женщина не старая, но консервативных взглядов. Она устала жить в тесноте и нищете с дочкой, зятем и тремя внуками, что однажды, подставляя Ване бланк для подписи за пенсию, у неё пронеслась шальная мысль, показавшаяся ей чудесным решением всех её проблем. Она, хозяйским взглядом окинула просторную квартиру, где Ваня занимал маленький угол и остальной площадью не пользовался. Потом внимательно посмотрела на худого наивного паренька, старательно выводящего закорючку на листке и, перехватив его внимание, засунула свою тёплую шершавую ладонь ему в брюки.

Уже через минуту по улице бежала вся красная со съехавшим набок платком Варвара Николаевна и большего стыда чем испытанного только что ей в жизни ещё не доводилось испытывать. В одну секунду ей открылась и показалась вся её собственная грязь и чернота душевная, все чёрные подлые мысли всплыли на поверхность её осознания, как бензиновые пятна в родниковой воде. Вернувшись в своё тесное жилище, она трижды пила корвалол, но когда поняла, что ничего ей не поможет, тихо оделась и пошла в церковь.

Ваня всегда был доволен, ему постоянно было хорошо. Его не занимали мысли о прошлом и не тяготило будущее. Для него было только здесь и сейчас. Сердобольная соседка сразу пришла к нему помочь распорядиться деньгами. Она сгребла пухлой рукой со стола бумажки, положила к себе в карман фартука и отчиталась, что заплатит за коммуналку Ваниной квартиры, а остальное будет ему понемногу выдавать, чтоб ни дай бог его кто не облапошил. А Ваня смотрел на неё со счастливой улыбкой и весело кивал. Перед ним стоял светящийся пузырь, переливающийся красным и чёрно - синим. У этой соседки свечение было неяркое и не широкое, обычные волны угасающей энергии. А вот у детей пузыри были самыми прекрасными. Их свечение могло  разливаться на всю улицу и высоко-высоко к небу. Ваня обожал детей. Когда он выходил во двор, то мир опускался на него слоями чудесных проявлений. Воздух расцветал букетом запахов и движений ветра. Свет, преломленный облаками и отражённый от окон домов словно играл с Ваней и пел для него. У мира вокруг было такое же переменчивое настроение, как и у пузырей. Но, в отличии от них, мир никогда не бывал чёрным, даже ночью. Голос мира тоже был прекрасен, особенно звук падающего снега, его Ваня мог слушать бесконечно. Только машины всё портили, они его пугали. Их рёв был лишним в мире, таким неправильным и злым.

Тётки постоянно пытались затащить Ваню в церковь, уверяя, что там ему самое место, в одном ряду с ангелами небесными. Он не отказывал им, ходил на службы, сидел по долгу в трапезной, но особенного интереса не испытывал ни к молитвам, ни к церковному хору. Только однажды был случай, который смутил тёток - после службы молодой священник подошёл к Ване и поцеловал ему руку. "Поцелуй в ответ!" заверещали тётки, но Ваня стоял и улыбался.

Тех, кто убил Ваню, так и не нашли. Забавы ради ударили его со всей силы железной трубой по голове. Когда он упал на спину и почувствовал как из затылка вытекает тёплый свет, над ним склонились две фигуры и Ваня удивился, что видит злые лица, а не яркие пузыри, которые он так любил.

Когда его закопали, одна соседка сильно рыдала, стоя на коленях перед бугорком свежей земли, и говорила в никуда:
  - А ведь он меня спас! Он вылечил меня! Ванечка, родной мой, ангел мой! Умирала я, а он излечил меня. И всё улыбался, всё с радостью! Ангел мой.