Людоед. роман. часть 1-я. гл. 12-13

12.

Частный коттедж, переделанный из жилого помещения в баню, ничем не привлекал внимания соседей. Скорее, наоборот – если обычно это, так сказать, частное заведение арендовалось шумными компаниями для корпоративов и других торжеств, а жители посёлка стойко переносили все лишения, связанные с вынужденным соседством, то в этот день наличие посетителей можно было определить лишь по нескольким дорогим иномаркам во дворе и крепким парням-охранникам, рассредоточенным по периметру.
В комнате отдыха после парной, за довольно по простому накрытым столом сидели пятеро мужчин. Скупые фразы, жёсткие цепкие взгляды, татуировки на не прикрытых простынями частях тела – говорили сами за себя не только о бурной молодости и тюремных сроках, но и подчёркивали нынешний статус в криминальном мире. Даже у не сведущего в этих вопросах человека не возникло бы вопроса – кто перед ним, окажись он в этой компании.
-- Братья мои! – сухим хриплым голосом заговорил седой мужчина с, наколотыми под ключицами, воровскими звёздами – Времена давно уже не те, что были раньше. Сами всё видите. Молодёжь пошла порой не по делу дерзкая. Деньги портят Уклад наш, за который страдали мы немало, а многие уже давным-давно покоятся с миром. За безвременно ушедших наших братьев воров я поднимаю этот тост!
Все молча выпили водку, скромно закусили чёрным хлебом со шпротами, также молча закурили и седовласый продолжил:
-- Помимо всего прочего, собрал я, братья, вас и дела наши насущные обсудить.
-- Всё верно толкуешь, Седой! – поддержал разговор грузинский жулик Ираклий – Лагеря и централы «краснеют»! На воле беспредел мусорской процветает! Молодёжь на коммерцию подсела и масть чёрную ни во что не ставит! Бычьё и козло-бандиты отсебятину толкают! О благе общем и вовсе забыли!
-- Есть такие моменты. – вступил в разговор кавказец Дато – Но сегодня нужно по сути вопросы решать. Мы, конечно, не ЦК КПСС, но порядок будет не лишним. С чего начнём?
-- Скоро в стране выборы. – взял слова Седой – То, что там наверху ничего не поменяется, понятно. Но я думаю, что есть момент хороший «разморозить» места святые. Лагеря и Централы снова должны стать нашими! Как это и было испокон веков! Легавые заселят «крытые» под завязку, это и к бабке не ходи. Нужно, чтобы в той массе были наши, правильные арестанты и каторжане! Чёрный ход нужно наладить на должном!
-- Есть такие среди нас. Только не каждый сейчас с воли сорвётся да страдать поедет. – возразил Дато – И не просто страдать, а конкретно шатать режим! Не те времена нынче, Седой. Но это не значит, что нужно молчать и принимать уклад бл..дский. Какие будут предложения?
-- Люди будут. – строго вступил в беседу Шалва – Но их нужно организовать, контролировать. И чем больше народу, тем более вероятна утечка информации. Здесь нас пятеро. Никто больше знать не будет. Нужен один надёжный человек, который начнёт всё по уму шевелить. А там и мы поддержим грамотно.
-- Поддерживаю. – по очереди высказались все присутствующие.
-- Кто исполнит? – строго спросил Дато.
На некоторое время воцарилось неловкое напряжённое молчание. Каждый был погружён в свои, далеко нерадостные, мысли.
-- Есть у меня такой человек. – наконец, произнёс Седой и, как могло показаться, все с облегчением вздохнули.
-- За него ты и отвечаешь! – блеснул карим взглядом Шалва.
-- Если я говорю, значит изначально несу ответственность за сказанное! – разгорячённо выпалил Седой – И слова моего всегда было достаточно!
-- Но это ещё не всё. – строго прервал его Дато – Твой человек не должен знать реального расклада!
Седой закурил и горестно повесил голову.
-- Седой! Такая наша доля! Сами эту дорогу выбирали! Никто силой не толкал в Круг Братский! – оскалился Шалва.
-- Ясность полная по этому моменту. – печально отозвался Седой – Разжёвывать мне тоже ни к чему. Но услышьте меня, братья! Мой человек будет рисковать головой! Он имеет право знать, на что идёт!
-- Седой! Решение принято! – строго итожил Шалва – Как ты до него доводить будешь, твоя забота. Но постанова не меняется! В курсе только мы! Остальное по науке исполним. Возражения есть? Если нет, то – принято! Курсани с ходу, когда твой человек будет готов, Миша!
Седой молча кивнул и снова закурил.
-- На том и решили. Расход! – отрезал Дато.
Ещё некоторое время все выпивали, закусывали, обсуждая детали предстоящего дела. Седой же сидел, черней тучи. Он прекрасно понимал, во что втянул самого близкого к себе человека, которому, в прямом смысле, купил билет в один конец, хотя с самого малолетства воспитывал, как родного сына. Видел, как парень взрослел и мужал, радовался всем его успехам. А сейчас одним неосторожным словом подписал ему приговор. Выжить в таком замесе не было ни единого шанса. Это не кино! Это их реальная жизнь в волчьей стае. Эх, схавали с ходу! Даже не поперхнулись! Как же быть? Что такое должно произойти, чтобы не случилось беды? Хотя, вот она – уже рядом. Раскрыла свою щербатую пасть и ждёт своей скорбной пищи. Если даже и повезёт парню, не сломают менты, не попадёт он в капканы таких же урок – всё равно, потом, когда будут делить горячие пирожки, его уберут. Никому не захочется рисковать до крайней степени! Ни чужим, ни своим.
-- Чё потух, братуха? – по-братски обнял Седого Дато и прижался своей курчавой шевелюрой к его сединам.
-- Ты сам всё понимаешь. – горестно ответил Седой.
-- Этот пацан, что? На самом деле так тебе дорог? – серьёзно посмотрел на него вор.
-- Я лично воспитывал его, как сына. Всю душу в него вложил! Все крошки он мои подобрал! Я в нём себя молодого вижу! – застонал Седой.
-- Если так, то не пропадёт твой питомец. – хищно улыбнулся Дато – Ты сам вспомни, какие вещи исполнял! Все в а…уе были! А тут вдруг расклеился.
-- Поверь мне на слово! Таких, как он, если и есть, то где-нибудь в музее истории! – откровенничал Седой – Я серьёзно! Ты ведь сам знаешь, чем всё это закончится.
-- Закончится так, как его мозги сработают! – жёстко ответил Дато и добавил шёпотом -- И так, как мы решим! Ты думаешь, я забыл, как на пересылке одним ватником укрывались? Я же всегда рядом!
Седой внимательно посмотрел в глаза вора и по-мальчишечьи произнёс:
-- Как тогда? Во Владимире?
-- Конечно! До самого талого! – широко улыбнулся Дато.
-- От души, братское сердце! – дружески боднул приятеля лбом Седой – Я всегда знал, что могу на тебя положиться. Значит, рядом?
-- Рядом, братуха! А там – бог не сдаст, свинья не съест! – отозвался Дато и серьёзно спросил – Когда мне своего питомца покажешь? Хочу посмотреть, за кого на старости лет впрягаться буду.
-- Скоро увидимся, брат. Обязательно. Он на днях в Москву возвращается. Ты сам то когда отваливаешь? – уже беспечно говорил Седой.
-- Ради такого случая тормознусь на недельку. – хмыкнул Дато – Тема серьёзная. Перетрём потом вдвоём на свежую голову.
-- Базара нет, родной. Теперь я спокоен. – ласково прошептал Седой и неожиданно жёстко спросил – Какой твой интерес?
Дато несколько мгновений изучал лицо друга, а затем искренне засмеялся:
-- Узнаю братишку! Ты не исправим! Постоянно «на фоксе»! А говорили, что Седой уже не тот!
-- Кто говорил? – ощетинился Седой.
-- А те, кто мимо кассы теперь пролетает. – сурово ответил Дато – Они ведь тебя, Миша, все со счетов списали. Потому и схавали без базара. После «Дедушки», Молодой за общее загрузился. Его закрыли и по ходу надолго. Оттуда и подача. Я конкретно от него здесь нахожусь. Посмотреть хотел лично, кто и как себя покажет? Так что, не парься, Миша! Газуй смело! А там посмотрим – кто кого!
Весь этот разговор не привлёк к себе особого внимания. Со стороны могло показаться, что два подвыпивших друга вспоминают приключения своей бурной молодости, как и все за столом. Это, в принципе, так и было, если бы не одно «НО». Все эти люди являлись не просто матёрыми волками по своей сущности, а реально – генералами преступного мира, со своими амбициями, обострённым чутьём хищников и инстинктами зверя. 

13.

Серое здание следственного изолятора нарушало, словно щербиной, пёструю палитру столичной улыбки оживлённого микрорайона Москвы. Унылый дом скорби и людских страданий. Не понятно, кому пришло в голову расположить это заведение в черте города. За высоким забором СИЗО, обрамлённого щетиной колючей проволоки, пестрели детские игровые площадки, шумела дворовая территория, устремлялись в небо высотки, обитатели которых вынуждены были наблюдать сквозь окна квартир неизменно угнетающую картину.
Рабочий день давно уже закончился, плавно перейдя в вечерние трапезы, застольные споры и прочие атрибуты размеренной жизни горожан. Хмурая тюрьма только начинала просыпаться. За решётками камер, как на ярко освещённых сценах, разворачивалось, не поддающееся описанию, действо. Усталые от рутины, люди-«актёры» двигались, что-то делали. Но вот наступило условное время и, как по последнему театральному звонку, тюрьма оживала.
В течение нескольких минут стены острога покрывались снаружи густой паутиной верёвок и шнуров, ка будто кто-то невидимый мгновенно наладил коммуникации. Стены гудели от перестукиваний и выкриков арестантов, по натянутым шнурам-«дорогам» бегали мешочки и носки с сообщениями, выныривая из одной решётки отправителя и исчезая за соседней решёткой получателя.
Тюремная «дорога» работала без сбоев, пробок и заторов.
Внутри, по ступенькам тюремной лестницы поднимались очередные питомцы «карантина». Уставшие, с покрасневшими глазами, со скрученными в рулон-ракушку матрасами в дрожащих руках – слабеющими от страха ногами они делали робкие шаги навстречу своим кошмарам, которые неумолимо становились явью.
На каждом этаже цепочка «вновь прибывших» уменьшалась на одного-двух человек, которые исчезали за серой дверью, предписанного им, «продола». Конвоиры не церемонились и обходились с арестантами нарочито грубо и по-хамски, хотя на самом деле они просто исполняли рутинные обязанности, выдавая стандартные интонации, не более того.
На четвёртом этаже-продоле арестантов осталось двое: крепкий мускулистый москвич и упитанный азиат с круглым красным от волнения лицом.
-- Короче! – заговорщицки прошептал конвоир – Как зайдёте в хату, сильно не меньжуйтесь, но и газовать не нужно! Там, хоть и первоходы, но народ нарванный и бесцеремонный. Если с ходу вас таких схавают, то вам никто не поможет. Так, салам-пополам, живите тихо, никуда не лезьте. Больше смотрите, слушайте. Где телефоны прячут, заточки, брагу, кайф всякий… Как зафиксируете, сразу к врачу на приём проситесь – вас выведут. Аккуратно только! Если засыплетесь, п…здец вам!
-- Но вы же обещали, что мы всегда будем под вашей защитой! – обречённо залепетал русский.
-- Головой раньше думать нужно было! – оскалился в ухмылке садиста конвоир – За статью свою помалкивай лучше! Может и протянешь подольше.
-- Но… -- открыл было рот арестант.
-- Пасть закрой! – рявкнул сотрудник – Начальник! Один в два-ноль, другого в один-три!
Арестантов развели в разные стороны продола, который уже дрожал от гула ночной жизни, доносящегося из тюремных камер.
-- Стоять! – рявкнул конвоир, с громким лязгом орудуя ключом в двери.
Через мгновение раздался приглушённый скрип и в дверном проёме столпились «люди-зомби».
-- Принимайте гостя! – заржал конвоир – Проходим!
Арестант сделал шаг вперёд, и тяжёлая металлическая дверь окончательно отрезала путь к отступлению.
-- Здравствуйте. – срывающимся от волнения голосом, произнёс новенький.
Из разных уголков тюремной камеры раздались приветствия.
-- «Машку» у тормозов бросай пока. – донёсся чей-то хриплый голос – Что за беда?
-- Что? Какая такая беда? – растерянно залепетал новенький.
Откуда-то из тумана сигаретного дыма к нему приблизился крепкий кавказец:
-- По какой статье заехал? Зовут как? – безразличным тоном произнёс он, прожигая трясущегося от страха новичка суровым карим взглядом.
-- Никита зовут… «Крадун» по жизни… -- простонал в ответ новенький не своим голосом, вспомнив наставления сотрудников опер-части.
-- «Крадун»? – засмеялся кавказец – Меня зовут Бек. Иди, умойся с дороги. Если перекусить хочешь, сейчас сварганим чего-нибудь.
-- Спасибо. – прошептал новенький – Ой, то есть, от души!
Тут же кто-то засуетился, принял у него вещи, кто-то колдовал с чайником и нехитрой едой, кто-то пытался объяснить ему правила поведения. Всё смещалось в голове – новые звуки, новые лица, незнакомые на слух имена. Звучали вопросы, новеньки давал на них ответы, не задумываясь над смыслом своих слов. Сознание отказывалось воспринимать действительность, словно это был кошмарный сон, который никогда не закончится.
Первый час прошёл в скомканном общении. Никита, как под гипнозом, покорно повиновался ненавязчивым требованиям сокамерников, постепенно ощущая расслабление, которое, однако, не позволяло поддаться навалившейся усталости.
Неожиданно все, как по команде, смолкли после того, как из-за занавешенных простынями двухъярусных нар раздался строгий голос:
-- Новенького подтяните сюда!
Суровый Бек властно подтолкнул бедолагу в спину:
-- Иди. Смотрящий зовёт.
Проделав нехитрый маршрут, новенький оказался в импровизированном шатре из простыней. На аккуратно убранной кровати лежал атлетического телосложения бородатый чеченец средних лет. На самодельном подносе стояла тарелка со сладостями, кружка, из которой доносился запах ароматного кофе, сигареты, пепельница и два мобильных телефона.
-- Здорово! – пробасил чеченец – Меня зовут Зелимхан! Я смотрю за хатой!
-- Никита. – полушёпотом произнёс новенький, пожимая протянутую ему могучую руку.
-- Присаживайся, Никита. – распорядился Зелимхан, ухмыляясь, видя, как его приказание было исполнено – Как сам? Ка здоровье?
-- Нормально. – всё больше неуверенно отвечал Никита.
-- Какая беда у тебя? – Зелимхан уставился на него гипнотическим взглядом – Я слыхал, что ты крадун по жизни?
-- Ну, да. – обречённо ляпнул Никита.
-- Значит, сто пятьдесят восьмая. – констатировал чеченец – Какая часть?
-- Что значит «сто пятьдесят восьмая»? – побледнел Никита, пытаясь вспомнить рекомендации оперативника.
На мгновение в шатре воцарилась зловещая пауза, которую нарушали только выкрики арестантов-дорожников: «Уру-ру! Принимай, чуть по чуть! Где сопровод, родной? Понял! Пойдём!».
-- Никита! – нарушил молчание Зелимхан – Здесь у нас людская хата! За любое враньё – спрос по всей строгости нашей жизни! Ещё раз интересуюсь! Какая беда у тебя?
Никита обречённо опустил глаза, растерянно ища ответа.
-- Чугун! – жёстко воскликнул Зелимхан и секунду спустя в шатре появилась бритая голова одного из арестантов – Ты бумаги его смотрел?
-- Нет, братуха. Он кричит, что в карантине загасил! – почему-то радостно ответил Чугун.
Зелимхан нехотя приподнялся, усаживаясь на колени.
-- Казбек! Гафур! Роки! – снова выкрикнул он.
С разных сторон в шатре появились трое крепких арестантов, располагаясь по обе стороны жертвы.
-- Ты, видимо, не понял, куда попал? – сурово заговорил Зелимхан – Здесь тюрьма! Дом вора! Гадкое, бля…ское пресекается на корню! За это следует спрос! Ещё раз повторю свой интерес – по какой статье заехал?
-- Крадун я… -- промямлил было Никита.
Бах! Звонкая пощёчина взорвала громким хлопком гул тюремной камеры.
-- Дальний свободен? – хищно прорычал Зелимхан.
-- Да, брат. – донеслось в ответ.
-- Довести на должном! – распорядился смотрящий.
Трое крепышей тут же потащили несчастного в туалет, откуда сразу раздались громкие хлопки оплеух и стоны.
-- Лицо умой! – комментировал экзекуцию один из троих палачей – Ещё хоть одно слово пиз…ёжи и ты здесь свои мозги оставишь!
После этих слов из-за двери туалетной кабинки вывели шатающегося Никиту. Взгляд его был затуманен, словно безнадёжно искал спасения.
Беспомощным мешком его усадили на нары.
-- Что скажешь, крадун? – хищно улыбаясь, спросил Зелимхан.
-- Короче… нехорошая история вышла… -- заикаясь и хлюпая носом, заныл Никита – С подружкой тусили… А она потом на меня заяву накатала…
-- Насильник? – громко рявкнул один из избивавших его арестантов.
Никита жертвенно повесил голову, из его глаз капали крупные слёзы.
-- Кто на воле у тебя есть? – голосом из преисподней спросил Зелимхан.
-- Мама… Сестра… друзья… -- пролепетал Никита.
-- Ты жить хочешь? – усмехнулся смотрящий.
Новенький скорбно кивнул в ответ, не поднимая головы.
-- Миллион! Завтра! До двенадцати ночи! Вот номер счёта! Пусть переводят! – хрипел от азартной ярости Зелимхан – Звони!
Дрожащими руками Никита взял мобильный телефон и, всхлипывая, принялся набирать дрожащими пальцами номер…