Огород

За окном август, жарко. Но штору я не задергиваю - хочется понежиться под мягкими  солнечными лучами. Окно дедовой кухни уже вымыто до ледяной прозрачности. Кажется, его, окна, вовсе нет. Прямо за белым широким подоконником - буйство зелени разных оттенков. Это дедов огородик. Несмотря на то, что на этом клочке жирного алтайского чернозёма помещаются и укроп, и щавель, и лук с чесноком, и пупырчатые огурчики, и небольшой участок картошки (даже войлочная вишенка у забора притаилась, прикрытая со спины тополем; у самых её ног кустик красной смородины прижался, малина торчит проволочно-упругими побегами) - так вот, несмотря на то, что эта плодово-овощная коммуналка очень плотно заселена, перед нами всё-таки огородик.
Огород с большой буквы у Деда был в первые годы после переезда на Алтай. Для того чтобы вскопать великанский огородище, Дед нанимал мрачного трезвого тракториста Григория, и тот несколько часов подряд утюжил могучую грудь земельного участка на невнятно дырчащем тракторе. После этого Дед несколько дней, как былинный хлебопашец, засеивал  взрыхленную землю семенами, планируя будущий урожай, как генерал планирует исход битвы с неприятелем. Неприятель был и у Деда. Назывался он неприятным словом "сорняк". И лез этот разбойный элемент из каждой земляной поры, из каждого червячьего или муравьиного микротоннеля, возвышаясь над землёй задолго до того, как изнеженные семечки культурных растений решались показать бледно-зеленые анемичные челочки из уютных подземных спален. В борьбе с сорняками Дед был решителен и бескомпромиссен. Он хватал захватчиков за лохматые шевелюры и выдергивал без жалости, как стоматолог-перфекционист - негодные зубы. Часто вместе с комом земли, присвоенным ненасытным дикарём, Дед-терминатор прихватывал и чахлого культурного космополита, не успевшего или не сумевшего укорениться в родной земле. Таких Дед не жалел: хотел бы жить - цеплялся бы за почву... Не удержался - так тебе и надо. Возможно, Дед за этой напускной суровостью пытался скрыть тот малоприятный факт, что глаза его, утомленные составлением смет и отчетов в недавнем прошлом, теперь с трудом различали в сорнячьих рядах интеллигентных задохликов.
Как бы то ни было, через некоторое время, благодаря алтайскому солнцу, щедрому поливу и умелым рукам хозяина весь необъятный дедов участок покрывался заматеревшими кустами помидоров, огурцов, перцев. Морковь под порывами тёплого ветра колыхалась плавно и величественно, как волны северного моря. Свекольная грядка с высоты воробьиного полёта выглядела рощей тропических фикусов. А в зарослях кабачков и тыкв наверняка можно было проводить Всемирный слёт бойскаутов. Причем, скорее всего, отважные мальчишки, сбившиеся с тропы на закате первого же дня испытаний, вышли бы к людям уже готовыми к исполнению воинского долга и с приписным свидетельством в могучих мужичьих ручищах. Не исключено, что самые бойкие бои могли бы успеть обзавестись за время вынужденных скитаний сопленосым потомством, совершенно случайно повстречав в девственных зарослях таких же селянок. Периодически Дед сам, как юный бойскаут, отчаянно кидался в тыквенно-кабачковые заросли и возвращался с вязанкой увесистых темно-зеленых поленьев в руках.  Мясистые оранжевые тыквы хозяин Огорода уверенно толкал ногами перед собой. Прототипы золушкиной кареты, перекатываясь с боку на бок, проминали под собой траву и землю. За Дедом оставалась колея, подобная следу гусеничного трактора. Или лёгкого танка.
Урожай, который Дед выращивал каждое лето на своём огородище, повергал в изумление и пугал не только соседей, но и самого новоиспечённого агронома. Съесть всё выращенное было невозможно. Дед варил тыквенно-пшенные каши, жарил кабачки, варил из них икру, консервировал их, раздавал соседям.... Когда объевшиеся знакомцы переставали открывать калитки на вкрадчиво-призывный стук, огорчённый Дед начинал обход дальних улиц и при свете звёзд подкидывал свой неиссякаемый урожай ничего не подозревавшим незнакомым людям. Во всём селе к осени не оставалось ни одной травоядной животины, которой не снились бы по ночам страшные, как мясницкой нож, сны об Апокалипсисе, связанном с нападением на Землю полчищ хищных кабачков и плотоядных тыкв. Тогда Дед сдавался и, заполнив под завязку глубокий подвал картошкой и банками с консервированными овощами, смиренно ждал снега. Белый покров прятал от людских глаз всё неубранное и не съеденное богатство. Весной самоотверженный Григорий растирал остатки прошлогоднего урожая жвалами трактора, рыхлил и перетряхивал отдохнувшую землю. Дед снова выходил на нелёгкую крестьянскую службу: сначала целеустремленно боролся за урожай, потом - против урожая. И было в этом что-то эпическое...