Глубокие реки снов. Часть 1. 4-6

                4
       Виена  проснулась. Собственное тело казалось незнакомым от переполнявших ее ощущений. Она была вся под впечатлением страсти, и каждая частичка тела была пронизана этим новым для нее состоянием. Ей казалось, что раньше ничего подобного она не испытывала. Не то чтобы в ее жизни совсем не было мужчин, но это было то, чего может быть, ждешь всю жизнь. В комнате было довольно светло, хотя портьеры были закрыты. Ее лицо было повернуто к окну, но она вдруг почувствовала, что на другой половине кровати никого нет. «Все приснилось, - мелькнула ужасная мысль! - Это был только сон!». Она осторожно повернула голову, так и есть – никого! Ноги и руки похолодели, и слезы подкатили к горлу от обиды на такую жизнь. Надо же, все приснилось! А казалось…. Но тут она внезапно почувствовала запах кофе, он доносился из гостиной. Виена резко села на кровати. Нет, ей ничего не приснилось! Габриэль в ее коротком шелковом халате с подносом в руках, на котором стояли две чашки кофе, появился в спальне.
       - Проснулась? – как ни в чем не бывало, спросил он.
       На его лице не было видно следов вчерашней ночи, глаза глядели нежно, но с некоторой настороженностью.
       - Синий шелк тебе к лицу, оттеняет цвет кожи и волос. - хрипло произнесла она, и облизнула внезапно  пересохшие губы. – В нем ты похож на Синбада.
       - Правда? – он поднял бровь, глаза неожиданно сверкнули огнем.
       Поставил поднос на туалетный столик и двинулся к ней, на ходу развязывая пояс.
       Виена почувствовала, как огонь, теплившийся после сна только внизу живота, стал перемещаться и вверх и вниз, постепенно заполняя каждую клетку ее тела. Она откинулась на подушки и с нетерпением ждала, когда он скинет халат и окажется рядом. Последние остатки пресловутого «здравого смысла» улетучились. А может, только здравый смысл и остался, тот первобытный здравый смысл, не отягощенный ханжескими запретами и моралью. А может, любовь более древнее чувство, самое изначальное, перед которым меркнут все рассуждения и запреты.
       - А как же кофе? Остынет…
       Она сделала попытку его остановить, надеясь, что это не сработает, давая последнюю уступку настроенному скептически разуму, ожидала, что же будет дальше делать Габриэль
       - Приготовлю другой попозже, - он и не собирался останавливаться.
       Упав на живот поверх одеяла, Габриэль притянул ее к себе, и поцеловал в ложбинку между грудями.
       - Ты все горишь, - его губы опускались все ниже.
       - Ты тоже, - ее руки скользили по его спине.
       Он, взглянул на нее, как будто хотел удостовериться, что не ошибся, приняв ее слова за одобрение его действиям, ногами отбросил в сторону одеяло. Теперь их ничто не разделяло, и она чувствовала, как в ее бедро упирается его восставшая плоть. И все ее существо отозвалось на этот призыв: «Да! Да!». И они снова любили друг друга с таким неистовством, как будто до этого между ним ничего не было. Моментами Виене казалось, что она теряет сознание. И когда немного позже они оторвались друг от друга мокрые и обессилившие, Габриэль, лежа на спине, виноватым голосом произнес: «Я не могу остановиться!».
       - Тебя это мучает? – ее задело выражение его голоса, с каким он произнес эти слова.
       - Я подумал, не мучает ли это тебя? – сказал он и  повернулся к ней, опершись головой на руку, и глаза его снова подозрительно блестели.
       - Я хочу, просто безумно желаю «мучаться, мучаться и мучаться», если ты не против меня «мучить»? – она внимательно на него посмотрела, ожидая его реакции.
       - Тогда еще раз? – произнес Габриэль мечтательно, прикрыв глаза, его рука скользнула по ее бедру.
       Позже Габриэль все-таки решил встать и еще раз приготовить кофе, Виена  лежала не в силах пошевелиться. Он сел на край кровати и потянулся за полотенцем.
       - Можешь ничего не надевать, - предложила она.
       - Не в раю же, - он обернулся.
       - А по мне что рай, что ад, лишь бы ты был рядом! – то, что бушевало внутри нее, всеми силами стремилось вырваться наружу.
       - Я всегда буду рядом, - его взгляд стал серьезным, а голос твердым.
       - Это уже обнадеживает.
       - Ты же хотела от меня избавиться? – напомнил он.
       - Да? Когда это было, что-то не помню!
       - Ви! Если ты будешь продолжать со мной заигрывать, дело до кофе не дойдет, - Габриэль, кажется, передумал вставать.
       - Ты что хочешь больше кофе или меня, выбирай? – Виена уже не могла остановиться, игра словами действовала как аперитив в сладостном предчувствии последствий.
       - Тебя darling, тебя! – Габриэль решительно развернулся к ней.
       Они как будто сошли с ума, как будто всю жизнь провели на необитаемом острове, а теперь старались насытить, копившееся годами вожделение.  Неистощимость Габриэля приводила Виену в безумный восторг, и в шок собственная постоянная готовность и не проходящее желание. И где-то на заднем плане повисла, бледнея, пуританская осторожность: «Что же я делаю?».
       Потом они лежали на спине, держась за руки и глядя в потолок. Солнечный свет, пробиваясь сквозь портьеры,  напоминал им, что уже далеко за полдень.  Виена чувствовала, что для поисков другой гостиницы у нее уже нет сил, ей даже стало как-то все равно, сколько будут стоить еще одни сутки в этом номере. Кроме мыслей о Габриэле, все остальные соображения были какими-то не конкретными и размытыми. Каким-то образом, еще бывший недавно совершенно незнакомым человек, стал для нее сосредоточением всей  вселенной.
       - У тебя были женщины до меня? – вдруг спросила она.
       Извечный вопрос влюбленных, только кто раньше успеет спросить. И каждый раз забывается, сколько разочарований он приносит, но что-то в его поведении все-таки заставило ее спросить об этом. Она не могла определенно сказать, что именно. Габриэль ответил не сразу. Этот простой по сути своей вопрос вызвал у него какое-то затруднение. Некоторое время он молчал, похоже, собираясь с мыслями, как лучше ответить. Виена почему-то обрадовалась его заминке, подумала: «Значит, не будет врать». Некоторые его ответы удивляли ее философским подтекстом.
       - Спрашивая об этом, ты сама себе противоречишь. Тебе хочется, чтобы я сказал «были», тем самым подтвердил свою опытность, и сказал нет, чтобы удовлетворить чувство твоего превосходства, что ты единственная. Я не знаю, были ли они женщинами до меня, может быть до этого, я еще не стал мужчиной.
       - А сейчас стал? – она спросила с какой-то безнадежностью, не ожидая ответа, но так хотелось, чтобы он сказал:  «Да».
       - Не знаю. Это похоже на то, когда доходишь до края предела, где все знакомо, а дальше сталкиваешься с непознаваемым или непознанным. Когда, пройдя долгий путь, может, это ты и упустил, или не обратил на это внимания, или забыл. Поэтому я не могу точно сказать, был ли я до этого мужчиной, и были ли у меня другие женщины. Разве это имеет сейчас значение?
       Виену охватило странное волнение, она не помнила,  обсуждала ли она с другими мужчинами свои и их чувства. Все, что было до Габриэля, как будто и не было. И все было  непросто и как-то по-другому. И не хотелось думать, что этого могло бы и не быть. Но это было, было прямо сейчас, здесь с ней и с ним. И хотя он туманно ответил на ее вопрос, а она привыкла страховаться, было непреодолимое желание поверить. Что-то было в нем такого, что вызывало симпатию и доверие. Правда, то, что происходило сейчас в ее душе, трудно было назвать просто симпатией.
       Наконец, благоразумие взяло верх, что ночь еще впереди, и они решили все-таки выбраться из постели. На этот раз Габриэль даже не пытался что-нибудь на себя надеть, взял Виену на руки и отнес в ванную. Поставил ее прямо в душевую кабину.
       - Тебе помочь? – спросил он.
       - Нет-нет! Я сама, иначе…, - она не договорила, представив, что благие намерения принять душ, закончатся прахом, как попытка выпить утром кофе.
       - Как хочешь, - он усмехнулся и оставил ее одну.
       Виена включила холодную воду и  стояла под ледяной струей до тех пор, пока не замерзла. После этого перевела ручку крана на воду нормальной температуры. Жар под кожей исчез, но огонь внутри превратился в раскаленную плазму, которая, казалось, сжалась до пределов, готовых при малейшем намеке извне взорваться вулканом.
       Выйдя из ванной, она застала Габриэля за странным занятием. Он держал в руках свои старые штаны и рубашку и сосредоточенно их разглядывал.
       - Мне придется это надеть? – на его лице было выражение брезгливости. –  Как я мог это носить!
       – Я подумала, что нужно купить тебе одежду, иначе я провалюсь в преисподнюю от стыда, если появлюсь еще раз на людях с тобой в таком виде. Видишь, я уже не пытаюсь избавиться от тебя?
       - Ну, положим, в преисподнюю со мной ты не провалишься, но прикид надо сменить, ты права. И я никуда не собираюсь уходить, поэтому мне не хочется тебя компрометировать.
       - Твоя противоречивая натура меня поражает, Габриэль. С одной стороны у тебя замашки аристократа, а с другой стороны настоящего бомжа.
       - А что, бомж не может быть аристократом? - он расхохотался.
       - Слушая тебя можно поверить чему угодно. - она покачала головой. - Кажется, в списке моих знакомых не было ни того, ни другого.
       Они разошлись: Габриэль в ванную, а Виена в спальню – приводить себя в порядок. Она удивленно разглядывала себя в зеркало туалетного столика, показалось, что вчера она выглядела гораздо хуже, а сейчас вроде бы даже помолодела. По крайней мере, после того как макияж был на месте, а волосы высушены и уложены, она не дала бы себе своих тридцати пяти лет. И вдруг вспомнила, что Габриэль не раз видел в паспорте ее год рождения, это досадливое обстоятельство ей не очень-то понравилось. Однако с возрастом ничего нельзя было поделать. Вот есть тебе тридцать пять и все. Дальше все зависит от тебя, можешь выглядеть на сорок, а можешь на двадцать пять.  Сколько лет Габриэлю она так и не догадалась, в паспорт не удосужилась заглянуть, а спросить постеснялась. Но какое-то десятое чувство ей подсказывало, что он в действительности старше, чем выглядит.
       - Я готов, darling! – Габриэль заглянул в спальню, на нем была его прежняя одежда.
       - О, Господи! – вырвалось у Виены. – Принесите мне голову прекрасного принца! Это просто кошмар! Вчера твоя физиономия больше сочеталась с этой одеждой.
       - Между прочим, в русских и других сказках прекрасный принц вначале пребывает в облике какого-нибудь чудовища, пока его не расколдует девица-красавица, - он широко улыбнулся, нисколько не смущаясь ее замечания.
       - На счет прекрасного принца – это как еще посмотреть, а вот с девицей-красавицей явный просчет. Я далеко не девица и вроде не красавица.
       Габриэль подошел к ней, приподнял ее подбородок, заглянул в глаза. Виена молчала, не в силах оторваться от его взгляда.
       - Как мне убедить тебя, что ты мне нравишься, если ты сама не хочешь в это поверить? Ты очень красивая. – он не стал развивать мысль по поводу девицы.
       - Наверное, я слишком долго была одинока, - ей вдруг захотелось заплакать.
       - Я всегда буду с тобой, постарайся это запомнить, - он поцеловал ее в губы.
       Она не помнила, были ли подобные случаи в ее жизни до этого, но ей всегда казалось, если незнакомые мужчина и женщина провели вместе ночь, на утро обязательно будет чувство неловкости и, возможно, сожаления. Ничего похожего сейчас не было. Все было само собой разумеющееся, вполне обычное состояние. В себе она совершенно не ощущала ни какой неловкости, а уж сожаления и подавно. О чужих чувствах судить трудно, но, глядя на Габриэля, она бы не сказала, что он как-то особенно изменился  в разговоре или в поведении. Он был также уверен в себе и приятно предупредителен по отношению к ней. Помог ей одеться, подал руку, когда она входила и выходила из лифта.

                5
        Их появление в холле нижнего этажа произвело сенсацию, по крайней мере, Виене так показалось. Главную роль в этом, конечно, играл Габриэль. Ничего рабского в его облике не было. Скорее он походил на эксцентричного аристократа, которому взбрело в голову рядиться в лохмотья и разыгрывать из себя нищего. Теперь и она чувствовала, что ему, похоже, чаще приходилось приказывать, чем подчиняться. Его уверенность нельзя было назвать самоуверенностью, это было как внутреннее чувство достоинства, которое действовало на всех окружающих должным образом. Когда он подошел к администратору, чтобы отдать ключи, та пролепетала: «Добрый вечер, мистер Энджел». Потом только спохватилась, что сказала это по-русски, и повторила все по-английски. Он кивнул и направился к выходу, где его ждала Виена. Она слышала, что сказала девушка, и быстро подошла к стойке, попросила показать книгу регистраций. В книге нашла запись об их приезде: «Мистер Гэбриэл Энджел и миссис Вивьен Энджел». Вернулась к Габриэлю, он ждал ее у входа. Ее вид, настроенный на решительные действия, его только позабавил.
        - Удовлетворила свое любопытство? – примирительным тоном сказал он.
        Она вздохнула, с ним невозможно было поругаться.
        - Какие документы ты ей показывал вчера?
        - Наши, - усмехнулся он.
        - Чувствую, правды я от тебя не добьюсь, но знаешь, «миссис Энджел» звучит более убедительно, чем твои последние слова, что ты говорил мне в номере.
        - Я рад, что тебе понравилось, - он взял ее под руку, и они вышли на улицу.
        Виена огляделась, пытаясь вспомнить в какую сторону лучше пойти. Как давно она здесь не была. Каждый раз в городе что-то менялось, для гостей он всегда казался обновленным. Было далеко за полдень. Кое-где уже светились огни рекламы. Чувствовалось близость Енисея. Хотя, самой реки не было видно отсюда, но ее дыхание в виде холодного и влажного ветра пронизывало одежду. Типичная мартовская погода.  Виена нерешительно остановилась у перехода.
        - Вообще-то я здесь по мужским магазинам не ходила, - объяснила она свое замешательство, - кажется, нужно выйти на проспект, по-моему, на следующем перекрестке было что-то подобное. Других по близости я не припомню. Хотя,  если пойти по набережной, то вроде бы там тоже был такой магазин.
        - Тебе виднее, я тут вообще пока не ориентируюсь. Можно было бы на такси, - предложил Габриэль.
        - Не стоит, тут в центре все как бы не очень далеко. За одно прогуляемся.
        Как только они вышли на проспект, Виена стала увереннее, чисто автоматически вспоминала, что и где находится. Пока они шли, она объясняла своему спутнику назначение зданий, обращала внимание на интересные элементы архитектуры, в общем, вела себя как заправский гид. Они не заблудились и даже ни разу ни у кого не спросили дорогу.
        - Ты же говорила, что не бывала в мужских магазинах, - в голосе Габриэля слышались нотки ревности, когда они оказались у дверей специализированного мужского магазина.
        - Просто я здесь часто гуляла пешком, и вон на той остановке садилась в автобус. Поэтому волей-неволей все как-то и запомнилось. Вообще-то я Красноярск не очень хорошо знаю, но здесь на центральных улицах более-менее ориентируюсь. Можешь успокоиться, внутри я не была, у меня давно не было  такой надобности. - этой фразой ей хотелось показать ему, что она обратила внимание на тон его голоса. - Я зайду первая, иначе продавцы или упадут в обморок, или выгонят тебя, а может и меня.
        Несмотря на предупреждение у входа в магазин, внутри Виена повела себя весьма решительно, как будто поход в мужской магазин был для нее привычным делом, так что продавцы вначале даже не обратили внимания на Габриэля, вошедшего следом. Она подозвала жестом продавщицу и внушительным тоном объяснила той, зачем они сюда пришли. Та с каменным лицом проводила мужчину в примерочную и стала подбирать костюмы подходящего размера и фасона. Виена вспомнила, что Габриэлю нужно еще и нижнее белье, прошла в соседний отдел. Выбрав все, что посчитала нужным, вернулась в отдел костюмов, перебрала костюмы, предложенные девушкой. С костюмами и пакетами в руках она прошла в примерочную, где в ожидании находился Габриэль. Он вопросительно на нее посмотрел.
        - Одевайся. Вначале это, - она протянула ему пакет с бельем, - я пойду, поищу  сорочку.
        - Я думал ты поможешь мне одеться.
        - Гэбриэл, я лучше помогу тебе вечером раздеться. - она погладила его по щеке. – Сейчас это занятие для меня может закончиться непредсказуемо.
        Он только хмыкнул, и заметил: «Когда ты сердишься и называешь меня на английский манер, ты точно похожа на «миссис Энджел».
        - Вечером я тебе напомню эти слова и предыдущие тоже. Миссис Энджел – это твоя мама?
        Он посмотрел с таким изумленьем, как будто был круглым сиротой, и отродясь не знает ни какой мамы, но ничего не сказал.  Виена подумала, что как-нибудь спросит его об этом еще раз.
        Примерка продолжалась довольно долго в основном из-за Виены. Она привередничала, заставляя его несколько раз переодеваться, то якобы костюм не тот, то рубашка плохо сидит или не идет ему. Габриэль с поистине христианским смирением переносил эти муки. Наконец, заметив на его лице признаки нетерпения, она согласилась остановиться на темно-синем костюме, бледно-серой рубашке и галстуке, на тон темнее в вишневую полоску. Белую рубашку она попросила упаковать. Пока Габриэль одевался, Виена расплатилась за покупки наличными. Получив чек, прикинула, сколько у нее осталось денег и, что еще нужно купить. Когда он появился в костюме, поверх которого был надет полушубок, и в старых сапогах, она спохватилась и сразу же стала выяснять у продавцов, где  поблизости находится обувной магазин.
        - Одежда все-таки много значит в жизни человека, - оглядев его, заключила она, когда они вышли из магазина.
        - По-моему ты готова к новым тратам.
        - Для тебя, дорогой, никаких денег не жалко. Продолжим «отделку щенка под капитана». –  Виена пребывала в приподнятом настроении.
        - По-моему,   в твоей язвительности  есть что-то общее с капитаном Гопом, роль Ассоли тебя не прельщает?
        - Я уже была Ассолью до встречи с тобой. Ждала не надеясь. Вот только Грэй ли ты? Пока, похоже, роль Грэя досталась мне.
        Он остановился, глаза стали серьезными.
        - Алые паруса не для каждого, а только для тех, кто их видит. Можно ждать сколько угодно, но нужно знать, что это будет, и оно обязательно произойдет. Даже  веры мало.
        - Я попытаюсь, - ей показалось, что она чего-то не понимает.
        - Не надо пытаться, надо чувствовать. Иногда это получается само собой, произвольно. Но я не знаю почему. – теперь ей показалось, что в его голосе прозвучала растерянность.
        До обувного магазина дошли молча, он и оказался-то в нескольких минутах ходьбы. На этот раз Виена предоставила Габриэлю полную свободу действий, сказала, что он может выбирать все, что подойдет и понравится. Свое отношение к выбору обуви он выразил замысловатой мимикой, показывающей пустячность этого занятия.
        - Вот в этом ты делаешь перебор. – сказала она.
        Он поднял бровь на ее слова.
        - Вот-вот, истинный «мистер Энджел» не стал бы выражать свои эмоции на лице, это не в английском духе. Может, ты итальянец, или араб? Хотя, нет, до сих пор твоя мужская агрессивность выражалась только в сексуальности.
Он расхохотался, продавцы недоуменно глядели на них, не понимая в чем дело.
        - Выйдем, мне не терпится тебе ответить, - он направился к выходу.
        - Ну, mon cher, и что же ты мне хотел сказать?
        Она вышла следом, подхватила его под локоть и с любопытством заглянула ему в лицо.
        - Я скажу тебе это вечером, когда ты меня разденешь, как обещала. - он наклонился и поцеловал ее в висок. – Куда теперь? Кстати, ты права нужно было выдать себя за француза, по крайней мере, на этом языке ты хоть что-то можешь сказать.
        - По-английски я кое-что понимаю, но сказать ничего не могу. По-французски знаю некоторые слова, но ничего не понимаю. Так что ты мог выдавать себя хоть за китайца! Я знаю пару фраз по-китайски.
        - Ага! Вот и начали проявляться твои таланты, а то я подумал, не притенил ли я тебя своим блеском, - Габриэль явно посмеивался над ней.
        - Ах ты! От скромности ты не умрешь, это точно, - Виена даже остановилась от его заявления.
        - Умереть можно от чего угодно, и от скромности тоже.
        - Вот разозлюсь, и тогда…
        - Ты все время пытаешься поставить меня на место, когда тебе не нравится, что я говорю, - он сделал обиженное лицо.
        - Бедная я женщина, - нарочито несчастным голосом проговорила Виена, довольно улыбаясь.
        - Надеюсь, на ужин у тебя завалялась пара монет, ужасно хочется есть.
        - Пары монет не хватит даже перекусить в самом захудалом кафе. Но сначала к парикмахеру, - она указала на противоположную сторону улицы.
        Уже вечерело, всюду зажглись огни рекламы и вывесок. Напротив была, если судить по виду, вполне приличная парикмахерская.
        - Я подожду тебя здесь, - Виена указала на кафе, рядом с которым они находились, - пока ты окончательно не станешь похожим на «мистера Энджела».
        - О, мой бог! Я, похоже, этого не выдержу, - Габриэль подавил смешок.
        - Хоть это звучит банально, но красота требует жертв, - наставительно произнесла Виена.
        - Я тебя принесу в жертву. - Он сделал «страшные» глаза. – И мне простятся все мои грехи.
        - Только после парикмахерской, - сказала Виена и решительно подтолкнула его по направлению к парикмахерской.
        Кафе, куда она зашла, было чем-то вроде бара. Она уселась за свободный столик у окна, и заказала стакан минеральной воды и сигареты. Она-то знала, сколько времени можно провести  в парикмахерской, поэтому настроилась на долгое ожидание. И чтобы ни о чем не думать попросила принести газету. Прошло около часа, Виена  читала, курила или смотрела в окно. На этот раз все ее ожидания оправдывались, времени прошло более чем достаточно, а Габриэля все не было. Она уже хотела встать и пойти за ним следом, но он сам неожиданно появился в дверях бара. Девушки у  стойки разом обернулись и восторженным взглядом проводили вошедшего, он, похоже, не обратил на это внимания, но Виена почувствовала укол ревности.
        - Ты вроде не очень рада моему преображению и возвращению?
        Он сел напротив, посмотрел смущенно, одну руку он держал за полой не застегнутой дубленки.
        - Я рада, и буду еще более рада, если мы где-нибудь поужинаем, - голос ее был усталым.
        - Мне сказали, что неподалеку есть неплохой ресторан. Это тебе за столь долгое ожидание.
        Он протянул ей великолепную алую розу, бутон был полураскрыт и размером примерно с ее кулак.
        - Спасибо. Когда ты успел? – она удивилась, взяла розу, поднесла к лицу и прикрыла глаза, потом вернула ему. – Идем? Кстати, короткая стрижка тебе идет больше, так ты выглядишь солиднее.
        Он поднялся, подал ей руку. Виена подумала, что уже привыкла к его ухаживанию, и где-то в глубине сознания появился червячок сомнения, а вдруг он ее бросит. Так и захотелось крикнуть: «Нет! Ни за что!». Она со злостью посмотрела на девиц, взирающих на них завистливыми взглядами. Почувствовала на щеке губы Габриэля, он шепнул: «Не стоит».

                6
         Они остановились у входа в ресторан. Габриэль вдруг повернулся к ней, взял за плечи, похоже, что-то его все еще смущало.
         - Ви, позволь мне пригласить тебя на ужин, - обратился он к ней как-то неловко.
         - Разве ты уже не пригласил? – она взглянула на него недоуменно, увидев его сосредоточенное лицо, улыбнулась. - Ну что ж, пригласи, к чему такие формальности.
        Позже, уже сидя за столиком, Виене припомнилось, что он всегда выполнял только ее приказания или просьбы, изредка проявляя инициативу, и то, когда она выражала свое желание в отношении чего-либо. Единственное, что он делал, ее не спрашивая, это секс. Между ними повисло некоторое напряжение. Габриэль молча изучал меню, в ожидании официанта. Роза одиноко лежала на столе между ними.
        - Что-нибудь выберешь? – спросил он.
Ей показалось, что он чувствовал себя виноватым.
        - Надеюсь на твой вкус, - она постаралась улыбнуться как можно непринужденней.
        Он сделал заказ подошедшему официанту более спокойным тоном. Ей  захотелось все прояснить, сомнения разного рода терзали  душу. Она поняла вдруг, что между ними все время была некоторая недосказанность.
        - Почему ты никогда со мной не споришь? Даже, когда я не права. Ты все время пытаешься вначале подвести меня к какому-то решению, а потом что-то делаешь. – она выложила ему свои сомнения, и только потом  подумала, что, может, зря она это сказала.
        - В наблюдательности тебе не откажешь. Видишь ли, самому мне трудно принимать решения. Нет, я, конечно, могу принимать решения, но мне нужно твое согласие.  Пойми меня правильно, это не потому, что я какой-то беспринципный негодяй, или не хочу брать на себя ответственность. Просто у меня есть некоторые обязательства, и я  не волен их отменить. – первый раз он говорил как бы нехотя.
        Она была очень разочарована его словами. В их отношениях наметилась маленькая трещинка.
        - То есть, ты… Я выброшу кольцо, и порву расписку, - в сердцах сказала она.
        - Не стоит. Это не то, что ты думаешь. Я такой, какой есть. Ты просила, и я пришел. Но я не должен был оставаться…. Собственно, мне не следовало об этом тебе говорить.
        - Тогда зачем говоришь, - она готова была разрыдаться.
        - Все пошло не так как должно. А может, как должно, теперь я уже не знаю. Ты права, я бываю слишком самонадеян. - он произнес это как-то обречено, и горько усмехнулся. – Может это уже переходит в манию величия? Или состояние вседозволенности ослепляет? Наверное, я не должен был этого делать, но теперь уже поздно сожалеть.
        - Почему поздно сожалеть? – она спрашивала уже машинально. – Почему все пошло не так?
        - Как будто ты не знаешь почему?
        - Да, потому и поэтому…, - произнесла она, не задумываясь.
        До этих слов он не решался посмотреть на нее, сидел, опустив глаза. Сейчас же поднял голову и взглянул с такой страстью, что она замерла от неожиданности. Этот огонь достиг ее глаз, проник через зрачки до самого мозга и растекся по всему телу. Как будто она смотрела на пожар и вся находилась во власти этой стихии, в какой-то момент ей показалось, что Габриэль весь охвачен огнем, и она почти не различала его лица на фоне отблесков пламени. Габриэль смотрел на нее и его глаза полыхнули на нее космическим холодом. Это было так фантастично и неправдоподобно, что на какой-то момент Виене показалось, что она сошла с ума. Она тряхнула головой, словно прогоняя видение. И хотя эти метаморфозы показались ей странными, она приняла их за игру собственного воображения  и  смотрела на него удивленно, широко открыв глаза.
        - Если бы я верила в существование других миров, я бы решила, что ты инопланетянин. А так, не могу понять, кто ты? Аферист, мошенник, может даже убийца…, – произнесла она, глядя в этот непроницаемый вселенский мрак. – Знаешь, в голову приходит только это. Я никому не верю, хочется верить, но не могу.
        Он как будто опомнился, моргнул, и теперь смотрел на нее уже нормальными  золотисто-карими глазами чуть виновато.
        - Не веришь? Это лучше.
        Он сцепил пальцы и опустил на них подбородок, теперь его глаза были печальными и задумчивыми.
        - Почему лучше? – повторила Виена, она никак не могла прийти в себя.
        - Все мы тут инопланетяне из разных миров. Каждый из своего. И ты тоже. Как понять друг друга, когда даже нашему разуму противоречат наши же инстинкты? Но когда-нибудь мы поймем хотя бы себя. Когда-нибудь, может быть. Если б ты знала, в каком противоречии я сейчас нахожусь. Я ни в чем не сознаюсь, потому что ничего из того, о чем ты думаешь, не совершил. Наверное, мне не стоило тебе всего этого говорить. Мне даже не важно поймешь ты меня или нет, но мне  хотелось бы, чтобы ты не винила меня напрасно. Я, правда, не во всем волен.
        - Такой длинный разговор ни о чем! Зачем ты все это мне говоришь? – она была раздражена, а все так прекрасно начиналось.
        - Знаешь, может быть, мои слова тебе покажутся опрометчивыми, но я хочу остаться с тобой, - тут он запнулся, - сегодня, завтра, месяц, вечно.
        - Так в чем же дело, - нетерпеливо воскликнула Виена, не придав конкретного значения его словам.
        - Для этого нужны всего два маленьких условия, - голос Габриэля стал увереннее, - твое согласие и средства к существованию. Любовь значит многое, но  пока этим миром правят деньги. Рай в шалаше может быть только в раю. Уж это я знаю не понаслышке.
        - Поэтому ты не можешь остаться!
        Она пришла к выводу, что он  этими словами пытается показать ей всю безнадежность их совместного пребывания. Что у нее кончаются эти самые средства существования, и она  стала ему не нужна. Этот внезапный переход от романтичности к расчетливости был как предательский удар – прямо в сердце.
В это время подошел официант с заказом и вазой для цветов. Они замолчали, Габриэль с досадой, а Виена со злостью. Молчание затянулось до самого ухода официанта. Но только стоило ему уйти, как они с неистовством приступили к выяснению отношений.
        - Мог бы не морочить мне голову! Чертов аферист, предатель! – как обвинение  бросила она ему, злясь на свою излишнюю, как ей казалось, доверчивость. – Какая же я дура! Никогда не думала, что тоже смогу попасться на такую же удочку, как и другие дурынды!
        - А тебе трудно меня попросить, швырять деньги на одежду ты можешь! А попросить, нет, приказать, чтобы я остался, у тебя язык не поворачивается?
        Он в ярости закрыл лицо руками. В какой-то момент ей показалось, что он плачет, но, глядя на его сжатые губы и напряженные скулы, поняла, что он тоже злится, злится оттого, что она не может его понять. И Виена, глядя на него, вдруг отчетливо осознала, что любит его, даже когда он злится. И даже, если он захочет уйти, все равно  она  будет его любить. Чтобы покончить со всем этим недоразумением, решила сказать, все как есть,  она поняла, что просто не может теперь молчать.
       - Я люблю тебя. Я знаю, прошло так мало времени, но чтобы это понять много и не нужно.  И хочу, чтобы ты остался со мной. На всю жизнь. Я очень этого хочу. Я думала…. Нет, я ни о чем не успела подумать, все произошло так быстро, но у меня такое чувство, как будто время остановилось. А события происходят быстрее, чем тянется время, это так непривычно, что я не успеваю осознать, что происходит.
       - Кажется, мы достигаем взаимопонимания, миссис Энджел, - улыбнулся Габриэль, его глаза снова лучились нежностью и обожанием, но он не ответил на ее признание.
       - Ты будешь со мною, только потому, что я прошу? – Виена была теперь в сомнении, что призналась в своих чувствах.
       - Я хочу остаться потому, что хочу, но мне необходимо было  твое согласие. Как бы я мог остаться, если бы ты этого не хотела? – он коснулся своим бокалом с вином края ее бокала. – За обоюдное согласие.
       - Какие тонкости! Письменное или устное согласие? – Виена не могла удержаться от язвительности, но вино выпила.
       Она пододвинула свою тарелку и вооружилась вилкой, то, что лежало на тарелке выглядело вполне аппетитно. И, чтобы скрыть раздражение от разочарования, сосредоточенно принялась есть.
       - Достаточного устного, - Габриэль, кажется, готов был пойти на любые уступки, только чтобы вернутся к прежним отношениям.
       Он тоже решил последовать ее примеру. Теперь они ели между разговором, или разговаривали между едой.
       - А если бы я только подумала об этом? – ей как будто хотелось его снова разозлить. – Налей мне еще вина.
       - О! До такой степени я не компетентен, чтобы читать чьи-то мысли. – ответил он, оборачивая бутылку салфеткой, налил вина сначала ей, потом себе.
       - Вчера ты из чувства солидарности не стал есть и пить, когда я ушла? Или из каких-то иных соображений? – глядя, как он наливает вино и себе, Виена вспомнила, что все осталось не тронутым, даже вино. – Мог бы, и выпить и поесть, ты ведь тоже почти сутки ничего не ел.
       - Во-первых, мне не хотелось есть одному. Во-вторых, ты же сказала, чтобы я все убрал. – он был как всегда невозмутим, ее колкости отлетали от него как стрелы от гранита.
       - Ты, что издеваешься? Нельзя же воспринимать все так буквально.
       - Ты ушла, и не стала есть потому, что разозлилась. Я не знаю почему.  Я, между прочим, тоже разозлился потому, что ты ушла, только ты не видела, - сказал он, улыбаясь.
       - Я разозлилась потому, что испугалась! Не тебя, себя!
       - Ты меня успокоила, - он снова улыбнулся.
       - Гэбриэл! Ты решил довести меня до смерти! Боже, и за что мне все это. – сказала она в сердцах.
       - Они жили долго и счастливо и умерли в один день… - произнес он задумчиво. - Прошу тебя, успокойся, и забудь все, что я говорил, если тебе это неприятно. Я так и думал, что ты все поймешь превратно.
       Он взял ее руки в свои, и это прикосновение вернуло ей ощущение вчерашней ночи. И сразу расхотелось злиться, и колючий ежик стал медленно  превращаться в пушистого зайчика.
       - Все забыть? - Виена чувствовала, что какое-то внутреннее отчаяние мешало ей остановиться, и все его слова примирения были как соль на рану.
       - Нет. Только перестань на меня сердиться. – Габриэль смотрел на нее умоляюще. – Не могу спокойно  жить, когда ты сердишься.
       - Думаешь, я могу! Я не знаю, что происходит? Тебе не кажется, что это я соглашаюсь со всем, что ты скажешь? И если попросишь, выполню все твои желания, кажется, я до сих пор только это и делала. Я люблю тебя и только по какой-то непонятной инерции пытаюсь изо всех сил противиться. Я слабая женщина, или хочу быть слабой, а может быть я только с тобой, и хочу быть слабой! Последние несколько дней мои мысли заняты только тобой, я не хочу о тебе думать, и не могу. И не могу думать ни о чем другом. Я не знаю, зачем я туда поехала, зачем я вернулась сюда. Я даже не могу вспомнить, что было раньше до всего этого. Но я  и не хочу вспоминать! Я страшусь подумать, что все это было только ради того, чтобы встретить тебя. И может, за этой иронией и неверием я пытаюсь скрыть, как ты мне нужен, бесконечно нужен.  Может, со временем это пройдет, но сейчас я хочу, чтобы это было вечно.
       Она говорила, словно не могла остановиться, как будто хотела сказать все, что наболело. Ее лицо стало каким-то отрешенным и возвышенным, а на глаза навернулась влага. Она смотрела на него и как бы сквозь него. И когда замолчала, их глаза встретились.
       - Ви, я…
       - Не говори сейчас ничего, не говори…
       Какое-то время они сидели молча, и это молчание было не в тягость. И в этом безмолвии улеглись все страхи и все сомнения, когда все недоразумения были высказаны, наступило молчаливое согласие.
       - Мне кажется, нам пора уходить.
       Он поднялся и подал ей руку. Она кивнула и тоже встала. Она была  взволнована и не обратила никакого внимание, на то, что Габриэль достал из внутреннего кармана пиджака портмоне, вынул из него несколько кредиток и положил их рядом с тарелкой. Взял розу из вазы и вышел вместе с ней в фойе.
Когда они покинули ресторан, было уже совсем темно. Только огни вывесок и рекламы давали какое-то призрачное освещение, делая все вокруг нереальным. Казалось город, переходя к ночной жизни, меняет ритм. Движение и людей, и транспорта стали более упорядоченными, звуки более приглушенными. Все казалось утомленным потому, что закончился еще один день, и томным в преддверии ночи.
Габриэль, держа Виену под руку, направился к такси. Несколько автомобилей стояли неподалеку от входа  в ожидании клиентов, покидающих ресторан. Он распахнул заднюю дверцу, пропустил ее вперед, и, на этот раз, сам сел рядом с ней. Назвал водителю гостиницу, и взглянул на притихшую Виену. Она еще переваривала прошедшее событие. «Ты как?» – спросил он. Она пожала плечами. Он повернул ее лицо к себе и поцеловал. Она оставалась безучастной, пока не почувствовала его руку на своем колене. И только тогда, сжав его руку, ответила на его поцелуй.  Таксист искоса бросил на них через спину взгляд, но они этого не заметили.
        - Почему мы так долго едем? – оторвавшись от ее губ, вдруг спросил Габриэль. – Мне показалось, что мы не так далеко ушли от отеля.
        - Здесь по проспекту одностороннее движение, - Виена продолжала крепко сжимать его руку, лежащую на ее колене.
        - Анизотропное шоссе, только в одну сторону. Как символично. – и помолчав, добавил. - Как жизнь, нельзя повернуть назад.
        - Но если пойти пешком, то можно вернуться в исходную точку этой же дорогой, в отличие от жизни. – сказала Виена, ей вдруг стало грустно. – Можно все время возвращаться назад, чтобы что-то исправить, если правильно выбрать способ перемещения.
        - Наверное, - засмеялся он.
        Когда такси остановилось у гостиницы, Габриэль молча протянул шоферу деньги, открыл дверцу и помог Виене выйти. Она по-прежнему не замечала, что он больше не привлекал ее к денежным расчетам.
        Очутившись в холле гостиницы, Виена сразу же направилась к лифту, а Габриэль прошел к администратору за ключами от номера. Он задержался немного дольше, чем нужно было, если бы он просто взял ключи. Виена с нетерпением ждала лифт, и как только двери распахнулись, сразу же вошла вовнутрь, как будто не собиралась дожидаться своего спутника. Габриэль буквально в последний момент заскочил в лифт. Он чуть прижал ее к стене, запрокинул ее голову, стал целовать, сначала нежно, потом уже с какой-то исступленностью. Она чувствовала, как его руки расстегивает крючки шубы, обнимают ее за талию. Она была как в тумане. Когда он находился так близко, это полностью парализовало ее волю, все исчезло, осталось только одно желание, чтобы это длилось вечно. Лифт остановился, Габриэль нехотя отстранился от нее, запахнул полы ее шубы, подхватил под руку. До своего номера они шли очень быстро, почти бегом. Он никак не мог попасть ключом в замочную скважину, Виена обратила внимание, что его рука слегка дрожит. Наконец, ему удалось открыть дверь. Он пропустил ее вперед, включил свет и помог ей раздеться. Виена прошла в гостиную и упала на диван, вытянула ноги, даже не пытаясь снять сапоги. Габриэль на ходу расстегивая пиджак и ослабляя узел галстука, направился к ней и уже привычно опустился на колени, чтобы ее разуть.
Она сидела на диване, откинув голову на спинку, безвольно опустив руки вдоль тела, всем своим видом напоминая тряпичную куклу. Но, почувствовав, как расходится молния на правом сапоге, и как прикасаются руки к тонкому шелку чулка, приподняла голову и посмотрела вниз. Габриэль, кажется, ждал этого момента и пристально смотрел на нее, не глядя, снимал второй сапог. Такое простое дело, как снятие сапог, он умел превратить очень сексуальное занятие. Виена, вдруг подумала, что вот так же, когда он в первый раз снимал с нее сапоги  в том глухом поселке, названия которого  не помнила, она ощущала эти нежные прикосновения, такие интимно будоражащие. Он и тогда разувал ее медленно, не просто стаскивал сапог, как она сама это делала, а,  ведя ладонью вдоль икры до самой ступни, освобождал ногу от обуви. Только тогда, выпитая водка, помешала ей толком осознать это. Он и тогда смотрел на нее снизу вверх, но полутьма  в комнате и его волосы, закрывавшие лицо, не дали возможности увидеть выражения его глаз. Сейчас же эти шоколадные глаза смотрели на нее с какой-то приглушенной страстью, как будто он и сам побаивался того огня, что таился внутри него, ожидая от нее ответных действий. Странное дело, казалось бы, что значит тонкий чулок, но, являясь преградой между рукой и кожей ноги, он делает прикосновения  более возбуждающими, чем, если бы его не было совсем. Сапог на ней давно уже не было, и руки Габриэля гладили ее колени. Она тронула пальцами его губы: «Я люблю тебя!». Он ничего не ответил, наклонился  и целовал ее долго и страстно.