ORDO, гл. 4

Закурили, сидя на парапете.
Василевский с удивлением глядел на то, как Гастромов, не курящий, давясь и кашляя, упорно заглатывал дым и нервно посматривал по сторонам.
- Да у тебя, братишка, все ли в порядке? – Задался он.
- А?! – Тревожно вернулся к самому себе Гастромов, согласился. – Ну да!
- Так, что?
Гастромов опустил сигарету и наблюдал, как незабвенная парочка клиентов из его яхты переходит лестницу на причал.
Елизабет шествовала впереди, стараясь держать осанку на столь шатком и опасном месте.
На ней были огромные глаза и причудливо выгнутые плечи, готовые, впрочем, броситься вниз по первому зову. Борюся-муж, выставив руки вперёд, шагал позади, стараясь подстраховать своё чудо-пассию.
Елизабет остановилась, огляделась, увидела Гастромова - капитана в компании и весело взмахнула рукой.
- Они? – Спросил Василевский.
Подрагивающие губы Гастромова жевали подрагивающую сигарету. Ответил не сразу. Кивнул.
- Что они тебе? Чем насолили?
Гастромов не мог определиться точно.
- А! Так!
- Ты гляди: «а-так» - какая шустрая-то! Вертлявая! И задом водит! Ты гляди ж! Она, что ль?
- Об-ба, - ответил Василий и почувствовал к радости, как постепенно дыхание его успокаивается.
Он бросил сигарету и обнял приятеля за плечо.
- Не волнуйся, я справлюсь. Мало ли было… Вот только - вот что…
Василевский из опыта жизненного, чтобы не сбить распахивающееся доверие открывающегося товарища, уперся себе под ноги взором, стараясь выражать в лице равнодушие.
Гастромов поднял глаза на него и закусил губу.
- Только вот, что, - продолжил он настороженно, -  ты не знаешь ли, кто теперь свободен, и кому передать бы моих клиентов?
 - А аванс?
- Все, что брал - верну. Если кто возьмёт…, - и он вдруг вспомнил, что Павел Карташов, яхтсмен, как раз сейчас мог находиться в стоянке, - да, вот, например, Пашка, пусть он  все за меня и доделает. Мне ничего не надо, хотя… нет, ничего, пожалуй. Точно, ничего.
- Ага. И сколько ты болтаешься в море?
- Четверо суток.
- И ты хочешь разменяться? Просто так? Что-то я не припомню в тебе этакую дурную избирательность. А если снова тебе «не те» попадут? Пустой консервой будешь ходить?  Я вот завидую вам, катерникам, конечно, иной раз…, а потом прикинешь: там - непогода, шторм, там – аккумуляторы подсели, то –перебои с водой… Вот Аркашка Балышевский едва дотянул – пришлось полдня без воды пассажиров таскать.
То, вот, огни изменят и можно угодить под баржу. О буксире «Шквал» слыхал?
- Что?
- На плот перескочили. А потом стояли у мыса «Такель»
- Живы?
- Да. Все.
Василевский помолчал. Снял фуражку, загорелой, сухой рукой поправил торчащий непослушный чуб.
- Все седеешь? – Спросил Гастромов, переменчиво улыбаясь.
- Пена топчет жизнь мою кудрявую.
- Как жена?
Но Василевский не желал говорить о себе, а продолжил прежнюю тему.
 - У вас интересная и доходная работа. Я б и в день, и в ночь за штурвалом стоял.
 Глаза обоих встретились.
 Гастромов, кажется, немо спросил: «Ты серьёзно?»
Василевский как-будто доказывая самому себе, кивнул так же мысленно: «Вполне».
- А с другой стороны…,- продолжал.
- Ты пойми, - перебил Гастромов, - мне нужно кое-что сделать, завершить. Ну… А эти граждане, гражданки – мне мешают.
- Завершить! Тебя, кстати, Осьминов спрашивал. Дозвониться невозможно к тебе. У тебя телефон в порядке?
- Зачем нужен был?
- О, никому не говорит. Конфиденциальность!
А если правда: не знаю точно. Что-то важное. Глаза блестят, сам аж подпрыгивает.
- Он здесь?
- Завтра утром будет.
- Мне ждать некогда. Сегодня  отшвартоваться. Так как? – Гастромов посмотрел на Василевского, притирающего окурок о парапет.
- Насчет совета или как?
- На счёт обмена?
- Ты думаешь, я что-то решу, помогу? У меня связи уже не те. Вот, Осьминов…
- Ах, этот чебурек – Осьминов! Я никогда с ним дел не имел, и иметь не хочу. Он – хитёр.
- И настолько же умён. Мне самому интересно, что ему нужно от тебя? И вот что: советую все же тебе дело довести до конца. Договор есть? Есть. Сколько ещё?
- Что?
- Сколько их еще по морю возить?
- Три. Три дня.
- И за три несчастных дня ты хочешь отпустить их на все четыре? Друг, очнись!
Гастромов молчал. Нервные жировички толкались по его лицу, появляясь, то, исчезая вновь.
- Ну, вот. – Не собирался сдаваться Василевский, - Это ты лишишься несколько сотен! И зачем? И ради чего? Ради собственной занудности? Ты ведь занудный человек, правда? Я ж тебя знаю! – Василевский с иронией посмотрел на товарища.
- Да, пусть будет хоть трижды так. Моя работа требует полного внимания. А эти – меня просто бесят!
- Ну-ну-ну! Справься с собой и сделай - доведи до конца. А на зарплату купишь себе что-нибудь эдакое… расслабишься. Выбьешь все из памяти дурное. Я, кстати, на следующей неделе опять вступаю в должность.
- Я понимаю, Пётр, тебе смешно и …
- Мне не смешно. Но страдания рыбака понимаю!
- Нет, тебе , конечно… ирония… Но мне не расслабляться нужно. Да и не пью я. Давно бросил…
- Ты и курить бросил - я видал. – Засмеялся Василевский, бросая взгляд на руку товарища с сигаретой.
- Ну, да. Ну, да. – Подумал и согласился Гастромов, - что-нибудь выдумаю. Расслабиться… У меня планы на бюджет вообще-то. И все серьёзно. Но в этот раз куплю какую-нибудь безделушку, сорвусь, а?
- Вот-вот! И это и будет месть за твоё волнение! Ну, а если вдруг чего, то я составлю компанию!
- Петя, печень!
- Ничего, доктора сказали – хороший стул и анализы хорошие - можно чуть. Какой-то билирубин черт его знает, но он уже в норме. Почти.
- Почти  и почти - ничего. Вот у меня – почти!
Василевский бодро похлопал приятеля по гулко отозвавшемуся плечу.
- Ну, а сейчас по пивку?
Гастромов медленно перевёл глаза на восторженного вида приятеля и поднялся.
- Брат! Полбокала - и до вечера с тебя, как с гуся! Идём!
И оба, раскачиваясь, походкой моряка, направились в ближайший бар.
…

- Приветствую, Сашенька! – Василевский высоко вскинул руку улыбающемуся бармену.
- Вот тут, пожалуй, будет хорошо! – Старик указал на свободный столик у окошка.
- Сашенька! – Крикнул он, снова обращаясь к бармену, как только Гастромов уселся. – Нам… А! Я сейчас, подойду! Ты жди здесь, - закончил он, глядя расплывающимися глазами на Василия.
Гастромов смотрел в окно. Там гремел август последними красками, претворяясь  раскатистым летом. А листва на деревьях уже желтела. К ранней осени.
- Ну, вот-с! – Василевский присел напротив, - сейчас Сашенька все организует и по-классу! Сегодня креветочка зашла! Как насчёт бокоплавов?
- Не против. Только на том и закончим.
- Окей. Только на том.
Спустя - Сашенька принёс поднос с бокалами пива и закуской.
- Я вот, что думаю, - рассуждал Гастромов в сторону чавкающего старика Василевского, - совесть – ведь она тоже есть.
- А то, как же! Имеется!
- И вот совесть меня мучает больше, чем заработок. Она как-будто оголилась и показалась во всей красе. Мне даже странно как-то становится.
- Ты того с этими своими вывертами - клиентами не очень забавляйся. Сам сведёшь себя на «нет».
- Да мне, хоть что - теперь бы освободиться. Мне бы их стереть, передать.
- Говорю тебе – все клеится отлично!
- О! – Стоило старику Василевскому повертеть головой, и он уже кого-то отметил.
- Да-с, - успел промолвить Гастромов, погружая губы и мысли в пену пенную.
- О! Гляди – к! Осьминов!
Взгляд Гастромова задержался на обмочившихся маслянистых губах, вымаранных мясом вяленой воблы старика. Василевский же успел улыбнуться чему-то приближающемуся.
Капитан увидел, как к ним движется грузная тёмная фигура коллеги- яхтсмена.
- Так, вот что…, - Василевский взял приятеля за руку, - погоди делать спешность! Ничем не проговаривайся. Если, что - успеешь разменяться. Погоди, понял?
Гастромов неохотно кивнул.
- Ну-с! Приятели – шабашники! Как вы тут? – Заявил Осьминов, подойдя к приятелям, первым делом, упираясь похрустывающими костяшками огромных кулаков о стол.
Его крупные зубы заборным рядом толпились вывалиться наружу. И только  толстенные губы сдерживали их полное разъязвление. Нос – зрелой картошкой замер, и маленькие глаза весело и умно сверкали в  лице.
«Это не к добру! - Зачем-то отметил себе Гастромов, и дополнил, - все  - не к добру!»
Поприветствовали друг друга лёгким пожатием рук. На старике Петре Осьминов особо не задерживался, а вот руку Гастромова он подержал дольше.
 «Он хотел сказать тебе что-то очень важное!» - Вспомнил капитан слова Василевского.
- Ну, так я скоренько тут к вам причалюсь? – Осьминов постоял, будто ожидая одобрения.
Василевский молчал, начиная себе в себе что-то для себя понимать.
Гастромов кивнул в знак согласия.
«Почему и нет?»
Большой человек, Осьминов, получив «добро», отправился восвояси за своим  бокалом.
- Ты, вот, что…, - Василевский повторно тронул руку Гастромову, - молчи лучше. Поболе того, как ты умеешь – молчи и все! Дай ему сказать.
- Значится, плывём? – Спросил Осьминов, дыша неравномерно, сбивчивым прокуренным дыханием, подкашливая, регулярно медленно поднимая ко рту  квадратный кулак, совершенно бесполезно, - не претворяя  рот, и делая это так – для видимости.
Перед ним - в три четверти опустошённая  кружка, которая, по всей видимости, была не первой, а, возможно, и не второй.
Он поглядывал вопросительно то на свою, в ней подрагивающую золотисто-коричневую жидкость, истерзанную пену с обнажённым кругляшком посредине, то на Гастромова, который начинал изрядно, нещадно хмелеть.
- Значится, и мы плывем? – Отметил Гастромов на долгое полудетски вопросительное лицо Осьминова.
- А ты знаешь, дорогой товарищ…, - начал, было, тот, отстраняя от себя бокал, двигая его внешней стороной пальцев, разжимая кулак, и внимательно тут же вглядываясь в Гастромова.
Но был успешно прерван Василевским:
- А ты-то тут как оказался? Говорил, что завтра?
Осьминов перевёл глаза на старика, помолчал, взметнул ироническое выражение,  тронул нос.
- А вот ни в радость мне, ни море, ни … - не в радость, Петя! Задержался еще тогда. Делишки небольшие, разборки несложные. С того раза мы с тобой не встречались.
- Ну, да, ну, да. А-ах! – Кратко крякнул Василевский и зачем-то весело подмигнул Гастромову, кажется, полностью с крахом разоблачаясь.
- Ага! Ну… вот, я хотел бы обратиться к нему, - Осьминов повернул палец на Гастромова. – Теперь – к нему. Как ты на это посмотришь?
Василевский непрекословно кивнул, пряча несмелую улыбку в теле распотрошённой вяленой рыбы, и наперед заглядывая в остатки  пива.
- Так ты знаешь, дорогой друг, - обратился Осьминов снова к капитану «Ordo», - эти скотины перепутали твоё судёнышко с моим «водоплавающим». - И как, вот, этак можно понять? Перепутать два простых слова, отличающихся и по численности букв и самому смыслу: «Ordo» и «Overdrive»? То есть «порядок» и «ужасающая скорость»? Ты и я! Как? – Осьминов уставился на Гастромова.
Тот не понимал о чем речь, и молчал.
Василевский крякнул что-то громкое ещё раз, привлекая внимание уже  и Сашеньки-бармена. Осьминов перевёл глаза на обоих поочерёдно, - сначала на старика, машущего рукой бармену, потом, не ленясь, развернулся торсом, скрипнул под собой стулом – обратился тоже к Сашеньке, указывая и на свою «опустошённость» напитка.
Шевельнув ушами, Осьминов снова обратился к капитану.
- Вы что, заранее сговорились? – Спросил он на полном серьёзе.
Гастромов по-прежнему ничего не понимал.
Скулы старика Василевского тем временем расходились в каком-то азарте, и он странно и так же вопросительно глядел на приятеля, и меньше поглощался состоянием неважного гостя Осьминова, которому что-то определённо и срочно нужно было выяснить.
Сашенька поднёс ещё несколько бокалов.
Все выразили благодарность: Василевский лёгким движением мохнатой седой брови, Гастромов – кивком, Осьминов – лёгким касанием пальцами – кругляками к рукаву бармена. Он, кажется, и тут что-то хотел передать Сашеньке особенное. Но пока тот приклонялся к нему, Осьминов передумал, выпрямился, хрустнув позвонком позади себя, и неоднозначно ухмыльнулся товарищам.
Сашенька ушёл.
Осьминов опустил губы в новый бокал, помочил там их, втянул порцию. Кажется, слышно было, как наполнялся его желудок.
Василевский повторил то же.
Гастромов не торопился. Он наблюдал, как давно уже не было с ним, -  фигуры друзей-товарищей медленно словно заполыхали в лёгкой пьянящей дымке их ауры. И было так хорошо и уютно, и хорошо, и уютно, несмотря ни на что. И вообще повсюду здесь.
Он резко поёжился от «эффекта озноба» после непрерывного пития.
- Выйдем? – Предложил Осьминов. Гастромов совсем, как раз, и подумал о том, и не против был выйти в туалет.
Он поднялся немедленно, машинально отодвигая, распрямившимися коленками стул позади себя.
Осьминов проявил подобную юркость и так же встал.
Василевский раскрыл рот от неожиданного каверза событий.
В любом случае ему хотелось знать, - «что - по чем и куда»?
И, кажется, старик тоже засобирался, но был утоплен тут же  томным взглядом Осьминова, осадившего его на место.
Пошли.
Гастромов – впереди. Осьминов – сзади, все время, оглядываясь и тяжеловесно приподнимая огромную ладонь в знак приветствия разнообразных лиц. Здесь его хорошо знали.
Зашли в туалет.
Молчали, делая дело.
Гастромов пошёл ополаскивать руки и слышал тугое дыхание Осьминова, который никуда не спешил.
«Мне его что…? Подождать? – Пронеслось у капитана, - как школьник школьника, друг друга - у дверей туалета?»
Все это было не очень приятным. И Гастромов, несмотря, что нега алкогольная была продолжительна и любезна, но даже и у нее задавались вопросы.
- Ты вот, скажи, - наконец, донёсся голос Осьминова, - я же ничего…
Гастромов повторно принялся ополаскивать руки.
Осьминов появился из-за угла.
Пошатывающей походкой на расклинившихся под грузным телом ногах в джинсах, повернул к соседнему рукомойнику и так же стал ополаскивать руки.
«У него большое тело и грудь огромная, мясистая, - зачем-то думал Гастромов, - такого кабана так не завалишь! Я бы – не смог!»
- Я же – ничего…, – продолжил Осьминов, - если вы там переговорили друг с другом, то, что остается?
Он улыбнулся на полголовы ниже - капитану «Ordo».
Гастромов ещё раз оценил тяжеловесность приятеля, но уже в потрёпанном серебре, отражающего их зеркала.
- Сколько она тебе отмеряла?
- Кто?
- Ну, кто!? Эта дамочка.
- В смысле: такса?
Осьминов кивнул, содержа все так же никчёмную улыбку, но Гастромов опередил ее, отвечая, что такса на чартер – самая обычная и приемлемая.
- Вот оно как!
- Да, - капитану нечего было добавить и он легковерно, и открыто смотрел на Осьминова - коллегу. Потом потянул руки назад и засунул мокрые ладони в задние карманы своих брюк, несколько сожалея об этом.
- Тысяч стопку обещала? – Спросил Осьминов.
- Что? – Гастромов не понял.
Вопрошающий молчал, ожидая.
- Если ты называешь тысячу стопкой? – Предположил Гастромов, приподнимая плечи и ощущая, что они предательски дрогнули.
- А! Так значит, ты не в курсе и все ещё может измениться? Отличненько, отличненько! – Осьминов радостно похлопал по плечу Гастромова.
Когда вышли из туалета в помещение бара, Василевский издалека наблюдал за их ходом.
Гастромов теперь - позади, Осьминов широкими шагами, бодро - впереди.
Присели без противоречий.
Старик  долго не мог оторвать  от Гастромова высоко поднятых и застывших в одном положении – не прекращавшемся изумлении бровей.
Что-то снова глупое лезло в голову «Ordo».
«Да, этот боров меня бы в счёт завалил, но Василевский – старик не оставил бы это дело… Тьфу! Зачем я это все думаю?»
Сидели, лакомились. Разговор расклеился. Все меньше непонятного. Осьминов и глазом не вел на те вопросы (хотя б единственный), что зрел у Гастромова по поводу странного давешнего поведения его и «стопочки».
Далее: Осьминов и Василевский уже потягивали какую-то песенку.
Гастромов думал еще поговорить на тему совести, и своих переживаний на счет чудных нынешних клиентов его рейса, но чувствовал, что старик Петр не давал ему такую возможность, а Осьминов - не нуждался в чужой излишней искренности.
«А как еще добраться до яхты? - Думал Гастромов, - в таком состоянии-то! И зачем  так сильно было напиваться? Старик поможет если что дойти… или я – ему…»
В голове шуршал шторм, лодку мозга подбрасывало и кидало вниз, к глубинам  бессознания.
Гастромов поднял обмелевшие глаза. И замер.
Перед ним, напротив - столиком, через один на него смотрела Елизабет.
Гастромов зажмурился, не веря глазам.
Борюся – чудо находился рядом – да,  и лакал из бокала пиво, поглядывая по сторонам весело, и пошатывая ногами под собой так, что золотистый напиток в бокале его переливался в цвете.
- Да, - вырвалось непроизвольно у Гастромова, - это они!
Василевский – старик и Осьминов не обращали на Гастромова внимание, на его выскользнувшее «восхищение», и передавали в это время друг другу самые избранные анекдоты, смеясь и раскашливаясь.
Елизабет не сводила глаз с  «Ordo».
Почти не моргая, глядела. И Василию Гастромову казалось, ей есть, что немедленно сказать. Многое сказать ему именно, именно сейчас. Что-то веское, грязное, жуткое.
Он слышал ее шепотливое дыхание, чаячьи губы, гранённые острыми крыльями своими, бережно отпивающие пену пива. Неутихающий взор, изредка лишь намешивающий отвлечённые отводящие пустые взгляды куда-то в сторону. Для приличия.
Он слышал в среде шумихи пьяных голосов публики, возгласов, рассказов морячьих,  звук, и даже отрадного похрюкивания Борюси, мужа ее над кружкой пива, совершенно не  различимый кому иному, - звук поставленного ею, стукнувшего  плотно дном стакана о поверхность  стола.
Она не сводила глаз с капитана. Капитана «Ordo».