7. Подготовка к операции

Олег некоторое время героически посидел в дозоре, однако усталость после всего пережитого взяла своё, и по возвращении Дэннер с Октябриной застали его крепко спящим, прямо сидя, с приоткрытым ртом и оружием в руках. Октябрина тихо улыбнулась и накрыла его одеялом.
— Ну, — прошептал ей Дэннер, — здесь нам делать нечего. Им обоим необходимо поспать. И тебе, кстати, тоже.
— Я в порядке, — отмахнулась Октябрина, прикрывая за ними дверь. Дэннер ухватил её за рукав.
— Ты чего? — неуютно поёжилась она, слабо потянув руку. Дэннер втащил её в первую попавшуюся дверь – это оказался хозблок. Здесь пахло хлоркой и несвежими тряпками, а в углу стоял моющий пылесос, об который оба едва не споткнулись.
— В порядке, — передразнил Дэннер, не выпуская рукав. — Давно ты принимаешь наркотики?
Октябрина вздохнула и всё-таки высвободилась.
— С тех пор, как Хейгель назначил мне нон-стоп. И я соблюдаю дозировку, если ты об этом. Без них я бы не смогла столько работать без отдыха.
Дэннер молча протянул руку. Октябрина, помедлив, вложила в его ладонь несколько ампул.
— Препараты на основе амфетамина. Неудивительно, что от тебя одни кости остались.
— Вовсе нет!
— Молчи, ударница. — Дэннер сунул ампулы в карман. — А теперь ты должна принять душ, почистить зубы, сменить одежду и лечь спать. Возражения не принимаются.
— Дэннер! У меня пациенты...
— В бункере, ага? Так вот, нету их там.
— То есть?.. — Октябрина привалилась к стенке, неосторожно звякнув ведром. Дэннер прикусил язык, но было уже поздно. — Как это нет?
— Никак нет. Но этот вопрос предоставь решать мне.
— Пусти! — Октябрина рванулась, но Дэннер её легко удержал. — Как ты можешь решить?!..
— Ах, так! — вполне искренне разозлился Владимир. — Прекрасно! Даже ты в меня не веришь! А знаешь... и правильно.
Октябрина распахнула глаза.
— Что?.. Ты чего это?
Дэннер безнадёжно махнул рукой и опустился на пылесос.
— Нет, правда. Ты права. Я никого не могу спасти. Никого и никогда. — Тут он закрыл лицо руками и замолчал.
Октябрина хлопнула ресницами. Потом ещё раз. Потом опустилась напротив и осторожно тронула его за плечо.
— Дэннер... ты чего... ты ревёшь, что ли?
— Не-а, — глухо донеслось из-под ладоней. — Ещё чего не хватало.
— Ну, почему никого... А Сэд, а все эти люди... а я?
— А чего ты? — Дэннер убрал руки. Глаза у него и правда были сухие, но взгляд будто погас. — Ты сама справилась, Сэд спасли вы, пока я болтал с Хейгелем, а пациентов из бункера я тоже упустил. И того, с Мореной, в подвале, помнишь? Он же из-за меня погиб. Если бы не я, он бы сюда не пошёл...
— Хватит, — отрезала Октябрина. — А я на той неделе палец порезала – тоже, скажешь, из-за тебя? Прекрати.
— Знаешь, что, — разозлился Дэннер. — Я тебе тут, видишь ли, душу изливаю, а ты даже не воспринимаешь всерьёз.
— Воспринимаю. Просто, понимаешь, это у всех так. У всех, чей труд связан со смертью. Я, когда поступала в медицинский, нам преподаватель сразу сказал: или вы абстрагируетесь, или прочь из медицины. Потому что это невозможно. Столько боли через себя не пропустишь. И нас учили не привязываться к пациентам, воспринимать их как неодушевлённые предметы. — Октябрина погладила его по кисти. — Иначе с ума сойдёшь. Каждую смерть не возьмёшь на себя.
— А ты так не можешь.
— Не могу, — вздохнула она. Дэннер горько усмехнулся.
— Стоим друг друга.
— Дэннер, люди умирают. Это было всегда, и до нас, и после нас тоже будет. Кто-то рождается, кто-то умирает, всех не спасёшь.
— Но кое-кого можно, и я этим займусь. — Дэннер поднялся. Он уже взял себя в руки. — А ты пойдёшь спать.
Октябрина упрямо тряхнула головой.
— Нет. Это мои пациенты. Я за них в ответе.
— Отлично, а теперь я.
— Ты ничего здесь не знаешь. Я тебе нужна.
— Ладно, — признал Дэннер. — С чего начнём?
— Ампулу верни.

Сэд проснулась глубокой ночью от беспокойства. Хакершу наизнанку выворачивало от ощущения, что здесь ей не место. Стрессовая ситуация закончилась, теперь в этот мир вернулась Сэд-прагматик, Сэд-тактик и хакер. Она обнаружила рядом с собой спящего Олега, и это натолкнуло хакершу на очередную мысль о том, что её не должно здесь быть. Она абсолютно бесполезна без своего привычного инвентаря, к тому же с одной рукой и на больничной койке. Мало того, ещё и депрессия вернулась, ставшая для девушки уже чуть ли не родной сестрой.
«Ты – обуза, — внутренний голос всегда произносил обидные вещи слащавым и мягким тоном, будто нарочно издевался. — Ты всё равно так и будешь валяться здесь до тех пор, пока не издохнешь! Так может лучше умереть сейчас, не дожидаясь конца? Ты посмотри на себя! Ты ничего не можешь сделать!»
— Заткнись, — прошипела Сэд сквозь зубы вслух, вести перепалку мысленно не выходило, поскольку этот голос её глушил. — Заткнись сейчас же.
А голос всё не унимался:
«Да ты даже до уборной сейчас сама добраться не можешь! Овоща кусок, ещё надеешься на что-то...»
— Заткнись!
Невольный крик немного попрыгал по выбеленным стенам палаты и затих. На лице Сэд не дрогнул ни один мускул, но из-под ресниц потекли слёзы, стекая по вискам и теряясь в растрёпанных волосах.
Сэд было невыносимо лежать бревном и ничего не делать, её тут же начинало грызть чувство бесполезности и беспомощности. Она ощущала себя привязанной, скованной, пленённой, и не могла с этим чувством существовать ни минуты, оно сводило её с ума, под его гнётом хотелось только кричать и плакать. Хорошо, что палата одноместная… Стоп. Здесь же Олег.
Однако малыш, похоже, настолько вымотался, что его не разбудил бы и артобстрел. Олег только засопел, пробормотал что-то во сне, повернулся на бок и уткнулся ей лбом в плечо.
Зато отреагировала дежурная медсестра, которая, конечно же, привыкла вскидываться на малейший шорох.
— У вас всё хорошо? — спросила девушка, сонно хлопая глазами и зябко разрабатывая пальцы. — Вам что-нибудь нужно, хотите, обезболивающее вам сделаю?
Она проверила капельницу, мочеприёмник, показания кардиографа, и нахмурилась.
— А малыш откуда? Он ваш родственник?
Сэд промолчала на первые два вопроса, не зная, что ответить. Ответ "да" будет откровенной ложью, потому что у неё не всё хорошо уже лет десять как. А ответом "нет" она признавала, что слишком слаба для того, чтобы справиться даже с самой собой и собственными голосами в голове, которые, вопреки расхожему мнению, есть у всех нас. Другое дело, что кому-то они нашёптывают идеи по захвату вселенной, а кто-то, как Сэд, страдает от паталогических приступов самокопания, которые окружающим никакого вреда не несут.
С вопросом про мальчика Сэд тоже понятия не имела, как лучше поступить. Если она скажет правду, медсестра тут же выгонит несчастного малыша, а если солжёт... ей могут просто не поверить. Однако здесь девушка была более решительна, поэтому всё-таки соврала, причём довольно уверенно для своего плачевного состояния:
— Да. Не переживайте, он никак мне не вредит. Пусть выспится.
Однако ей самой, видимо, уже было не суждено уснуть сегодня. По крайней мере в ближайшие несколько часов. Вообще счастье, что ей удалось проспать без перерыва полночи, потому что устоявшийся у хакерши в виду крайне замкнутой жизни режим предполагал сон на пару-тройку часов, а затем недолгое бодрствование, сменявшееся ещё одним коротким отдыхом, и так по кругу. Здоровым и удобным такой распорядок дня назвать было совсем нельзя, но кого это волновало в стенах пыльной двушки с отклеивающимися обоями?
Медсестра поколебалась немного.
— Ну... в общем, родственникам можно находиться с пациентом...
Видно было, что работает она недавно, и не знает толком, как поступить. Наконец, лицо её посветлело.
— Вообще, мы же ничего не нарушаем, так?.. Я вам добавлю димедрол, это поможет уснуть. Зовите меня, если понадоблюсь, вот тут, справа, есть кнопка.
— Абсолютно ничего, — Сэд постаралась мягко и убедительно улыбнуться. — Спасибо.
Вскоре лекарство помогло наконец забыться. Девушка только мягко обняла Олега, так, как могла исколотой рукой. Этот маленький тёплый комочек помогал ей справиться с собственными ужасами.
В остаток ночи, к счастью, больше не случилось никаких бед. Сэд не мучили кошмары, она не просыпалась и ни о чём не думала. Ей оставалось только ждать утра, а там и разговора с Дэннером, возможно, не самого простого, а ещё опять придётся включиться в борьбу со вселенским злом и начать думать головой. Пока она ещё не отвалилась.

Джейми заварил себе чаю и плюхнулся на диванчик. В дежурке он был один, и можно было расслабиться. Может, даже поспать полчасика, пока сотрудники Хейгеля не очухались.
Чашка выскальзывала из пальцев, мир куда-то плавно уплыл – вымотался он знатно. Надо было бы открыть глаза, да не доставало сил.
— Вставай, мать твою!! — Щёлкнул затвор.
Декстер подпрыгнул, опрокинул на себя чашку и взвыл.
— Элеонора! Совсем сбрендила, кошёлка старая?! — заорал Джейми, судорожно стаскивая рубаху. — Ошпарила меня!
— Ща ещё и задницу надеру, — грозно пообещала Элеонора, с разбегу плюхнувшись на диван. — Не хами хамке, сопля зелёная.
Декстер натянул чистую рубаху и буркнул:
— Тебя, поди, перехамишь.
— Именно. Давай, рожа твоя небритая, командира зови.
— А у тебя есть новости? — Джейми моментально перестал злиться.
— Нет, на твою задницу припёрлась любоваться. Новостей до чёрта.

— Что-то он не просыпается.
— Проснётся. Ты что делаешь?
— А на что это похоже, проверяю пульс.
— Да не помрёт... к сожалению.
Хейгель захлопал ресницами и слабо шевельнул рукой, но руки были надёжно связаны.
Пока он приходил в себя, Дэннер усадил Артура на стул, театрально отряхнул и ввёл кофеин. Октябрина укоризненно покачала головой.
— Да ничего ему не сделается, — отрезал Дэннер, заметив её жест. — У него здоровья – никакими кулаками не вышибешь.
Артур застонал. Дождавшись, пока пленники придут в себя, Владимир приготовил шприц и улыбнулся.
— Доброе утро! Надеюсь, вам хорошо спалось.
— Ты ещё кто такой? — невнятно – язык после ударной дозы нейролептика подчинялся плохо – осведомился Артур. Хейгель, услышав его голос, дёрнулся.
— Зови меня Дэннер, все так зовут, — любезно представился Владимир и, одной рукой мягко отведя его голову, другой приставил к вене механический шприц. — Итак, в этом подвале идут работы по созданию альфа-носителей Морены. И я хочу присоединиться. Как думаешь, из твоего отпрыска получится альфа, или он тебя всё-таки загрызёт?
Октябрина побледнела, но ничего не сказала. Хейгель со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Ясный разум не смог погасить нейролептик, соображал он, хоть и медленнее, но по-прежнему чётко.
— Что тебе нужно?
— Молодец. — Дэннер ласково погладил Артура по голове. — Люблю умненьких врагов. А нужны мне, доктор, пациенты, которых ты отсюда убрал. И, если они все будут живы, я, возможно, перейду на другой образец. Ведь так у вас принято? Образец... номер какой там? Артур, лапушка, ты каким хочешь быть?
— Пош-шёл ты, — сплюнул упомянутый Артур.
— Не воспитываешь ты богатыря, — вздохнул Дэннер.
— Хватит! — вмешалась Октябрина. — Опять твои комедии... Хейгель, послушай. Верни моих пациентов живыми и целыми – всех, до единого, слышишь? – или, клянусь тебе, я сама вколю Морену этому ходячему позору медицины. Считаю до трёх.
Ого, мысленно восхитился Дэннер, прежде, чем тонкая жилистая рука выхватила у него шприц.
— Один.
— Это было необязательно, — сообщил Хейгель. — Забирайте хоть сейчас. — Тут он холодно улыбнулся. — С нижнего этажа.
Октябрина молчала какое-то время. Потом вдруг подошла и молча шарахнула доктора по затылку. Хейгель обмяк.
— Я сдаюсь! — Дэннер поспешно поднял руки. — Не бей, тётя.
— А что касается тебя... — Октябрина, коротко размахнувшись, влепила ему затрещину, потом переключилась на Артура.
— Ну? — поинтересовался Дэннер, наблюдая, как она затыкает ему рот. — И за что я только что получил?
— Ты можешь быть чуточку серьёзнее?
— Нет, не могу! — неожиданно разозлился Дэннер. — У меня и так крыша едет!
— Прости, — Октябрина, вздохнув, погладила его по щеке и подула на ушиб, как в детстве. — У меня тоже едет.
— Я заметил. Знаешь... я дурак. Не знаю, зачем я это делаю. Наверное, мне так легче. Прости меня.
И Дэннер вдруг обхватил её за плечи, уткнувшись носом в растрёпанные волосы.
— Очень трогательно, — прокомментировал Артур, выплёвывая бинты. — А развязать меня не хотите?
— Нет, — обрадовал Дэннер, запихивая бинты ему обратно в рот. — Приятного аппетита.
— С нижнего этажа... — Октябрина, всхлипнув, зажала рот ладонью. — Дэннер, на нижнем этаже – Морена! — И она опрометью вылетела на лестницу.
— Постой! — спохватился Владимир, кидаясь следом. Ласточка его, казалось, не слышала вовсе – она понеслась вверх с такой скоростью, которая для её измученного и явно больного сердца оказалась не по силам, а потому Дэннер почти сразу догнал её.
— Стой! — Владимир перехватил Октябрину за пояс, и она принялась отчаянно вырываться. — Да остановись ты!
Октябрина замерла, уставилась на него и потребовала:
— Пусти меня, — таким тоном, что Дэннер ощутил острое непреодолимое желание съёжиться и просить прощения. Она не повышала голос, не кривилась – слова прозвучали тихо, чётко и ясно, будто отдан приказ. Приказ, которому невозможно не подчиниться.
Ну, да, подумал Владимир. Двое детей...
— Нет, — отрезал он. — Тебе туда нельзя.
— Там люди!
— Да, и, если ты туда войдёшь – ты или станешь им обедом, или к ним присоединишься.
— А ты нет?
— Я солдат, — скромно напомнил Дэннер. — И у меня иммунитет к Морене. Можешь сказать о себе то же? Нет, тогда займись другими делами, их у нас предостаточно. Ибо, какой им прок от трупа, пациентам твоим? Ты живая намного лучше. Кыш.
И Дэннер легонько подтолкнул немного обалдевшую подругу в спину.
— Ладно, — вздохнула она. — Навещу Джейми и Сэд. Береги себя.
— Есть. — Дэннер в шутку отдал честь, коснувшись пальцами виска, и направился вверх по лестнице. Пришлось вернуться в жуткий белый коридор, а оттуда уже вниз, в не менее жуткий подвал с Мореной.
Владимир плавно сдвинул предохранитель и перевёл автомат в режим одиночной стрельбы – нечего расходовать боезапас. Он уже переоделся в своё, привычное – всё-таки, уставная форма больше предназначена для беготни по подвалам, чем хирургичка, а маскировка больше не требовалась. Коридор был подозрительно тих. И пуст. Владимир прошёл его до конца, хотел навестить знакомого мутанта, но и тот исчез вместе с кроватью. В камере барыги ещё лежало растерзанное тело врача, но тело узника исчезло. Дэннер зачем-то выудил из застывшей кровавой массы табличку с именем, чтобы узнать, кому принадлежат останки. К счастью, она была латунная, с лазерной гравировкой, и надпись сохранилась: "Найда Полански, офтальмолог". Что здесь забыл офтальмолог?.. подумал Дэннер, наклонившись, снял с Найды очки и закрыл глаза ладонью. Может, ей поручили фиксировать изменения на глазном дне...
— Джейми.
— Здесь, командир.
— Запроси досье на Полански и проверь, как там Элеонора.
— Пьёт мою кровь уже полчаса, тебя требует. Досье жди через пару минут.
— Понял, отбой, — сказал Дэннер и выключил динамик: мат Элеоноры как симфонический оркестр – лучше насладиться вживую.
Остальные камеры также были пусты, двери распахнуты настежь. Дэннер остановился, раздумывая. Хейгель сказал – с нижнего этажа. Выходит, обманул фашист? Или здесь есть ещё этаж?
"Стриж", описав круг почёта над головой, исследовал территорию и принёс интерактивную карту, сообщив Дэннеру, что этаж таки есть. Досье Найды не выявило ничего любопытного, кроме, пожалуй, подозрительной смерти три месяца назад – она родила ребёнка путём оперативного родоразрешения под общей анестезией, после чего ребёнок два месяца пролежал на аппаратах и скончался. В больничных архивах зафиксирован диагноз ВПС, тело было кремировано, однако местный крематорий предоставил лишь справку, без данных медицинской экспертизы и подписей заведующего патанатомией. Казалось бы, незначительная деталь, но Дэннер насторожился.
Вот и нужная дверь, с ней справилась ключ-карта Артура.
— Джейми, — голос внезапно охрип, — не хочу беспокоить женскую часть коллектива, пусть восстановят силы. Я тут ещё один ярус нашёл. На случай, если это ловушка, побудьте с Хейгелем в бункере. Если будет скучно, разрешаю Элеоноре их побить, только не увечить! И по голове не бить. А я поищу пленников.

Если бы в бункере на месте Дэннера по каким-либо причинам оказалась Сэд, она устроила бы такой же спектакль, разве что чуть более жестокий, ведь в душе у этой милой замкнутой девочки зияла такая чёрная дыра, которой иные маньяки могли позавидовать. Хотя снаружи она и виделась несчастной и больной милой булочкой, которую стоит лишь обнять, и она растает, если копнуть глубже или дать волю её эмоциям, можно получить открытый перелом жизненных устоев со смещением. К счастью, никому, кроме, разве что, Томаса, не удалось отведать кипящей внутри у Сэд ненависти и злобы.
Пробуждение поутру вышло куда более приятным, чем посреди ночи. Олег всё так же мирно сопел рядом, да и обстановка в палате была довольно уютная, но в голове, как свежая рваная рана, пульсировала мысль: нужно поговорить с Дэннером, причём срочно и о многом. Вчера разговор у них не состоялся ввиду усталости и общей тревоги, но благодаря непродолжительному отдыху голова у Сэд относительно посвежела, а значит она уже могла отвечать за свои слова и просьбы, коих, к её стыду, накопилось изрядно, и которые придётся-таки озвучить, не то существовал риск так и продолжить валяться бревном безо всякой надежды на светлое будущее.
К приходу Октябрины парочку уже накормили завтраком, и Сэд поменяли повязку. Олег, кажется, вообще уже забыл о том, что было вчера, и был бодр и весел аки заводная игрушка, которой поменяли батарейки. Хакерша тоже изрядно повеселела, особенно, если учитывать не слишком приятное ночное пробуждение, и попросила медсестру пока её обратно не укладывать, а оставить сидеть. Она всё надеялась, что удастся поговорить с Дэннером, но вот же холера: никакой возможности изъявить желание побеседовать лично ему она не могла, а через переводчиков разговаривать очень не любила. Но и Октябрина тоже стала в палате желанным гостем, особенно, если учитывать то, как Олег с разбегу налетел на маму с целью обнять – сейчас-то им вроде как ничто не угрожало, а значит и отталкивать его она не должна.
После стандартных вопросов о самочувствии Сэд почти сразу перешла к своим, накопившимся за ночь:
— Октябрина, я понимаю, что это не вы здесь командуете парадом, но всё же я надеюсь, что вы хоть частично можете унять моё беспокойство. Первый и главный вопрос: я так понимаю, что теперь остаюсь вместе со всеми вами, да? Или после выписки меня отправят восвояси?
— Ага, в квартиру, куда шастают убийцы, — уточнила Октябрина, мастерски не замечая повисшего на поясе сына, который решил, что лучший гараж для его машинок – карманы медицинского халата, и сосредоточенно обустраивал выбранное место. — К тому же, без длительного наблюдения я вас не отпущу. Так что, — она, улыбнувшись, поставила на тумбочку поднос с завтраком и присела рядом, — не надейтесь отделаться от нас.
Олег с чрезвычайно довольным видом устроился в изножье кровати, поглядел на поднос и уточнил:
— А мне можно позавтракать вместе с Сэд?
— Если руки помоешь.
— Я и не надеялась, — по-доброму усмехнулась Сэд, потянувшись к тарелке с кашей. — Тогда могу я обнаглеть и попросить вас, когда, разумеется, позволит моё состояние, не делать из меня полного овоща и предоставить возможность существовать самостоятельно? Не без присмотра, конечно же, просто... — Сэд замялась, опустив взгляд. — Я не хочу чувствовать себя бесполезной, да и привыкла справляться сама. Я уже почти десять лет как парализована, так что я ко всему привыкла. Дожила же как-то до этого дня, — хакерша развела руками, словно и сама не знала, как так вообще получилось. — Мне бы ещё хотелось вернуть мой компьютер, потому что в нём хранится тонна всякой информации, которая может быть полезна и Дэннеру.
Хакерша будто бы не заметила слов Октябрины про длительное наблюдение, но на деле она просто уже не верила в его необходимость. Она же не знала, что Олег отдал врачам пустую ампулу из-под лекарства.
— Вряд ли нам приходится ждать чуда, — согласилась Октябрина. — Но улучшить состояние организма я попробую. Будем надеяться, у нас получится.
Олег устроился со своей тарелкой. В набитый шоколадками желудок овсянка лезла с трудом, но малышу, похоже, было важно соблюсти нехитрый семейный ритуал.
— Джейми, — позвала Октябрина. — Ты не мог бы привезти нам компьютер Сэд?
— Наша служба и опасна, и трудна, — фыркнул Декстер, — особенно по утрам. Добро.
Октябрина уселась за стол и с головой погрузилась в работу, время от времени тревожно поглядывая на часы. Она переживала за товарищей, и, в особенности, за Дэннера, который в одиночку сунулся в страшный подвал. Морена могла сколь угодно ему не грозить, но что-то Октябрине подсказывало, что это не единственный вирус в микрозоопарке Хейгеля и компании. Она подумала немного.
— Слушай, Джейми. А кто такой этот Марков?
— Паскуда редкостная.
— Конкретика не помешает.
Джейми помолчал. Наверное, структурировал мысль.
— В общем, ты же помнишь колонию Код-413, у Альтаира?
— Смутно. Там их много.
— С Четыреста Тринадцатой поставляли уран.
— Тогда помню. Та, которая взорвалась?
— Ну, так вот, она не сама взорвалась. Ей помогли... Короче, Марков с компанией разработали и запустили туда Морену. И все вымерли. Жутко было.
— Я слышала, что Морена уничтожена... так это вы?
— Точнее, Дэннер. И четырнадцать лет всё было тихо. До сего момента.
— Так он там был?
Октябрина выпустила манипулятор и принялась растирать виски. Ей сделалось мучительно больно, как, впрочем, и всегда, когда она слышала о подобных событиях. Миллиарды людей... Слёзы предательски переполнили глаза, грозя прорваться и выдать её, и она машинально покосилась на Олега и Сэд, но те, к счастью, были заняты завтраком, и на неё не смотрели.
— Я же сказал уже, что был.
— А дальше? Как этот Марков мог оказаться здесь?
— Может, его здесь и нет, не знаю.
Могут погибнуть миллиарды людей. Рука сама собой сжалась в кулак. Миллиарды жизней. У них нет права на ошибку.
— Ребята! — раздался вдруг так и плещущий радостью голос Дэннера. — Ребята, вы не поверите! Я нашёл их, и они живы! Все!
Октябрина вскочила, едва сдержав крик. Ей померещилось, будто в груди разжались тяжёлые ледяные тиски, и там, в сердце, провернулась огненная лисица. И сделалось легче дышать.
— Дэннер, ты молодец! Уже бегу!
— Постойте! — вдруг вскрикнула Сэд и ухватила Октябрину за рукав. В этих костлявых пальцах оказалось неожиданно много силы. — У меня просьба. Не к вам, к Дэннеру.
Голос Сэд сделался мрачным и очень тихим, будто она оформляла кому-то путёвку в ад. Ну, на самом деле, именно это и происходило. На этом свете жило много людей, которым хакерша пожелала бы предоставить такой билет в один конец, но сейчас ей был важен лишь один человек.
— Убейте Агату. Ту подопытную из бункера. Для неё это будет избавление. Только после этого я смогу говорить.
В серьёзном взгляде синих глаз виделась боль, смешанная с ненавистью.
— Я так считала про себя два года назад. — Октябрина, приподняв рукав, показала ей шрамы. — Но меня спасли, и всё изменилось. Невозможно предугадать своё будущее. — Она мягко высвободилась и погладила хакершу по плечу. — Я передам. Отдыхайте.
Олег проводил мать изумлённым взглядом и обернулся к Сэд.
— Это она про что? А зачем убивать Агату? У неё тоже рак?
Во взгляде Сэд, которым она проводила Октябрину, смешались гнев, негодование, отчаяние и печаль. Хакерша было откинулась на подушку, закрыв глаза, но тут её внимание привлёк Олег, снова задающий любопытные вопросы.
— Тоже? — переспросила Сэд. — Почему "тоже"?
Смысл слов Октябрины до неё дошёл, но сейчас спасение виделось ей чем-то настолько недостижимым, что простые слова о воли к жизни только раздражали. А что до убийства... Мальчику просто не стоит этого знать. В конце концов, семейные склоки не должны становиться достоянием общественности. Она не надеялась, что Октябрина исполнит её просьбу, и потому в дурной голове уже зрели планы по самостоятельному устранению цели, которая могла одной неосторожной фразой пустить под откос жизнь не только самой Сэд, но и её нынешних друзей.
— У моей бабушки был рак, — пояснил Олег. — Она ужасно мучилась, и мама говорила, что смерть стала бы для неё избавлением. А когда бабушка умерла, мама сказала, что теперь ей стало лучше.
Он подумал немного и погладил машинку, как живое существо.
— У Агаты тоже рак? И она лежит в этой больнице?
— Ну.... — перед Сэд опять возникла дилемма: врать или нет. Немного подумав, она решила выбрать третий вариант, нейтральный – "аккуратно высказать". — Тут нечто похожее. Она тоже больна. Скорее всего, она никогда не покинет эту больницу и вообще не сможет жить самостоятельно, а позаботиться о ней некому. Она так же никому не нужна, как и я, только я ещё в состоянии кое-как о себе позаботиться, а она уже нет. Сохранить ей жизнь всё равно что выпустить слепого котёнка на городскую улицу. Она в любом случае погибнет, это лишь вопрос времени.
На самом деле ни о каком милосердии речи не шло. Сэд испытывала к этой женщине ненависть, странным образом смешавшуюся с жалостью, но первостепенной причиной просьбы было первое. Это уже когда хакерша схватила Октябрину за рукав, в голову пришла вторая половина, а так... Могла бы – убила бы сама, но для этого нет ни ног, ни экзоскелета, ни даже инвалидной коляски. Оставалось только надеяться... Иначе она никогда не сможет ничего о себе рассказать. Хотя нужно ли это хоть кому-нибудь из присутствующих? Сэд не знала.
Она тяжело вздохнула и снова откинулась на подушку, отвернувшись от Олега, точно не хотела больше его видеть и слышать.
— А-а, ну, понятно, — кивнул малыш. — Ты не беспокойся, она же в больнице, о ней заботятся. Ничего не случится.
С этими мудрыми словами он извлёк из портфеля "Баллады о Робин Гуде" и углубился в чтение, дабы не мешать подруге спать. Он давно уяснил, что спать мешать нельзя. Однажды он заигрался, не заметил, как начинает шуметь, и маму откачивала "скорая". Тогда медики ему объяснили, что маме плохо оттого, что она долго работала без отдыха, а сейчас ей надо поспать. Было очень страшно и стыдно, и Олег решил навести порядок и приготовить ужин, в компенсацию ущерба. Мама сказала, что ужин получился очень вкусный, вот, правда, позже Олег выяснил, что есть результат его труда положительно невозможно...
Ему хотелось размяться, но страшно было оставлять Сэд после всего... вдруг, эти люди вернутся и опять её ранят? Тем более, что Локи остался у Джейми в дежурке, вместе с Тельмой – им нельзя в палату. Олег даже дышать старался потише. Впрочем, скоро он так увлёкся чтением, что дышал уже как обычно, сосредоточенно посапывая и сжимая края книги сильнее, чем было необходимо.
А Сэд и не заметила, как за всеми тягостными мыслями, что роились в голове как пчёлы, задремала, а затем и уснула. Особенно остро перед ней теперь встал вопрос её важности для новых друзей. Олег дорожил ею, но чисто по-детски, не мог же он по её просьбе убрать кого-то пулей в лоб или полюбить ради того, чтобы поклясться в вечной верности? Он же ребёнок, пусть и его привязанность немного согревала несчастную хакершу. А что до Джейми, Дэннера и Октябрины, Сэд пока ещё не совсем понимала, кого именно они видят в ней, чего ждут и хотят. Хотя, это, наверное, логично: если её никто на дом свете не понимал, то и она вряд ли кого-то поймёт. Да и кому она нужна-то, если уж откровенно? Только убеждённому альтруисту, а такая порода встречалась в её мире всё реже, и уже находилась на грани исчезновения – в суровых условиях победившего империализма выживал сильнейший (или, в большей степени – подлейший), да и сама Сэд к разряду что тех, что других не относилась никоим образом; слабая телом и духом, сильным умом многое выиграть она не могла. Но так ли она была душевно слаба, как казалось сейчас, в бинтах, капельницах и больничном одеяле? Сложно сказать. Слишком сложно, даже для здоровой головы, чего уж там по больную говорить.

Октябрина стрелой пронеслась по коридору, распахнула дверь и с размаху налетела на незнакомую пожилую женщину.
— Охренела, мать твою! — гаркнула незнакомка, так, что Октябрина инстинктивно шарахнулась, споткнулась, но была оперативно перехвачена за шиворот.
— Извините, пожалуйста, — сказала она, благоразумно не шевелясь и с любопытством разглядывая, в кого же она столь неловко врезалась.
Женщина была миниатюрная, но поджарая и сильная, гротескно одетая в потёртый камуфляж, уставные яловые сапоги и лабораторный халат, изрядно потрёпанный, мятый и грязный, а на голове имела хитро заплетённую радужную косу, из-под которой выбегали ритуальные ацтекские татуировки, спускаясь по скулам на шею, и дальше, вниз, ныряя за уши, утыканные таким количеством серёжек, что их сходу невозможно было сосчитать.
— Офигеть, — сказала она. — Тебя ветром не сносит?.. Ну, ты не волнуйся, я даже не заметила. — Женщина выпустила воротник. — Ты так не летай больше, башку расшибёшь.
— Постараюсь, — улыбнулась Октябрина, невольно растирая шею.
— Я Элеонора.
— А я... — Октябрина задумалась: новое имя называть не хотелось, а старые уже не актуальны. Мара умерла – вон, даже урна в колумбарии есть, с её именем и неизвестно, чьим пеплом внутри, что же касается Аретейни... она умерла тоже. Осталась там, в ванне, с перерезанными венами. И с прежней жизнью.
— Забей, — поняла Элеонора. — Ну, ласточка, скажи лучше, куда летишь?
— Так это вы передатчик Дэннера придумали? — осенило Октябрину, и женщина широко улыбнулась.
— И придумала, и сделала. Так, ты к нему так несёшься? Забудь это дело. Если, разумеется, твои претензии больше, чем на приятный вечер. Нормального мужика себе найди.
— Я всё слышу! — предостерёг из динамика Дэннер.
— Не жди, что я тебя с этим поздравлю, — отрезала Элеонора и щёлкнула длинным красным ногтем по микрофону.
— Твою ж дивизию!
Октябрина поперхнулась.
— Да вы... да я... да вы о чём, вообще?! Он моих пациентов нашёл!
— А-а. — Элеонора одобрительно кивнула. — Ну, это правильно. Тогда вместе пошли, ага?
— Пошли, — согласилась Октябрина, стараясь не хихикать над тихой, но красочной матерной тирадой в кнопочке наушника. — Дэннер, хорош там словарным запасом бахвалиться, у меня к тебе просьба. Я обещала передать, но имей в виду: это не означает мою солидарность.
— Обсудим при встрече, — мрачно отозвался Владимир. — Сейчас у меня в ушах звенит.
Первым делом Октябрина осмотрела каждого, чтобы убедиться, что всё в порядке. Дэннер с Элеонорой ей не мешали, стоя в углу и ожидая инструкций, готовые помочь.
— Это серьёзно, — покачала головой Элеонора, выслушав рассказ. — Мы обязаны доложить.
— Каким образом? Наш единственный передатчик связывает исключительно с врагом.
— Тогда будем путать врага. Дезинформировать.
— Я тем и занимаюсь. Но ты пойми: мы здесь одни. Помощи ждать не приходится.
— Да ладно, — отмахнулась Элеонора. — Надерём фашистам жопу и баиньки. С тебя, кстати, вискарь, и никаких гвоздей. Мне за вредность положено.
— Твою вредность не компенсируют все ликёроводочные заводы галактики, — парировал Дэннер. — Слушай. Ну, ты же ведущий инженер. За что-то тебе профессора дали, придумай что-нибудь!
— А ты – лучший альфовец, за что-то же тебе генерала дали, придумай что-нибудь!
— Я и придумываю. Но я устал работать один. Да если бы не Сэд, и не Октябрина, я бы тут надолго застрял.
— Кто такой Сэд?
— Наш хакер. Именно она проникла в серверную, пока ты трепала нервы фашистам.
— Эй, полегче! Я, вообще-то, в плену была.
— О том и речь, — согласился Дэннер. — Попалась в плен, и усложнила всем жизнь.
— Ну, извини, — фыркнула Элеонора.
— Извиняю.
— Тогда я тебя тоже извиняю за все твои пленения! — великодушно объявила Элеонора, обнимая его за пояс. Дэннер только рукой махнул.
— Всё, — подошла Октябрина. — Их можно перевозить. Давайте заберём их отсюда.
Дэннер погасил сигарету о сырую стену.
— Хорошо. За работу.
…Если бы только хакерша, что лежала сейчас несколькими этажами выше, размышляя об альтруизме, и прочих условно-недостижимых ей радостях, заметила, что в её окружении появились целых два альтруиста. Альтруиста действительно конченых, клинических и неизлечимых... Но, к сожалению (или, напротив, к счастью), хоть люди и освоили межзвёздное пространство, победили чуму и натуральную оспу, а наука ушла так далеко, что не видит собственного хвоста, телепатия до сих пор не вошла в число научно-технических достижений. Да и не нужно людям читать мысли окружающих – в своих бы разобраться.
Дэннер разобраться не мог, и его это раздражало.
Он искренне восхищался Октябриной. Не могли не восхищать её храбрость, честность и незаурядный ум, трудолюбие и самоотверженная преданность своему делу, несокрушимая духовная сила и бесконечная доброта.
И от этого становилось страшно. Четырнадцать лет он старательно и методично возводил стену, которая отгораживала его от других людей. Пресекал любые попытки сближения, обрывал даже самые тонкие ниточки, язвил, придумал себе целый спектр социальных ролей – от сурового офицера до занудного дурачка. Он был убеждён, что защищает людей. От себя самого. И от преждевременной смерти.
Однако рядом с этим человеком притворяться было попросту невозможно. Октябрина с первого взгляда, с первого слова вызывала некое нерушимое, глубинное доверие. Да, она нуждалась в заботе, но нуждалась в силу обстоятельств. Он же – нуждался в неотъемлемом человеческом праве – праве доверия. Долгие годы. И теперь эта нужда полыхнула вдруг острой вспышкой боли, резала, жгла, не давала дышать.
И неясно было, что из этого сильнее: страх за человеческую жизнь – очередную жизнь, которую он не сумеет уберечь – или же мучительное стремление обрести друга.
— Сынок!
Дэннеру так мало довелось слышать подобное обращение в свой адрес, что он его машинально проигнорировал. Сообразил, только когда за рукав дёрнули.
— Да? — Он наклонился поближе, чтобы легче было разобрать слова. На каталке лежала пожилая женщина с седой косой и удивительно ясными, лучистыми глазами.
— Сынок, ты скажи, а она не приходила?
— Кто? — осторожно уточнил Дэннер. Октябрина, обернувшись, тихо ответила ему на ухо:
— Её дочь. Полгода ждёт, каждый день спрашивает.
— И приходит?
Октябрина вздохнула, губы её сжались.
— Нет. Ни разочка.
— А вы узнавали? Может, её и в живых-то нет.
— Узнавали. — Взгляд серых глаз похолодел. — И узнавала, и звонила, и приезжала. Ей мать не нужна.
Дэннеру сделалось обидно. Больно и обидно за женщину, что несколько месяцев провела в больнице, упрямо продолжая верить, что она кому-то в этом мире небезразлична. Родному, кого растила, о ком заботилась. Кого носила под сердцем.
— Приходила, — неожиданно для самого себя соврал он. Октябрина вздрогнула и распахнула глаза. — Ты просто спала, мать.
На какое-то мгновение он вдруг увидел совершенно другого человека – будто бы излучающего солнечную теплоту, невероятно, невообразимо красивого. И невольно улыбнулся в ответ.
— Я же знала! — прошептала пациентка. — Я знала, что она придёт! А завтра придёт?
— Придёт, — заверил Дэннер. — Может, не завтра, у неё очень много работы.
— Моя пчёлка, — голос так и плескал нежностью. Где-то в груди проснулся и заворочался пушистый тёплый кот, и Дэннер погладил женщину по руке.
— Да и семья, — продолжил он, — с детьми столько хлопот, ты же знаешь.
— Знаю. — Женщина счастливо прикрыла глаза. И вдруг прибавила, тем же ласковым тоном: — Спасибо тебе, сынок. Спасибо за твои слова.
Ответить Владимир не сумел – горло перехватило. Он понял, что она ему не верит.
Ни единому слову.
Джейми выключил кардиограф.
— Пульса нет.
Дэннер молча укрыл тело простынёй.
И их осталось десять, мысленно перефразировал он известную книжную считалочку. От усталости мысли путались, и в голове сами собой складывались неловкие строки.
«Были пациенты у Хейгеля неделю – пришёл к ним Хейгель на обход, и вот всего их девять... Девять пациентов позавтракали носом, а Хейгель им налил чайку, и их осталось восемь... Боги, ну, что за нелепица, позор... впрочем, если назогастральный зонд, то носом позавтракать очень даже можно...»
— Всё, здесь закончили. Джейми, навести наших друзей в бункере.
— Октябрина, у тебя кофеин ещё остался?
— Полные карманы отборных препаратов списка А. Честно сворованных. Широкий ассортимент, низкие цены.
— А пробнички добавите?
— Кончайте, ребята, — сказал Дэннер. — А мне скидку постоянного покупателя и полкубика амфетамина.
— Сам-то, — смешливо отмахнулся Декстер, принимая у Октябрины ампулу.
Тельма увивалась вокруг Дэннера и всё порывалась дёрнуть его за рукав.
— А можно мне к Софье? — повторяла она. — Ну, можно, ну, пожалуйста?
— Слушай. — Дэннер выпустил катетер и терпеливо разъяснил: — Мы не можем пока забрать этих людей, мы ведь не знаем, что с ними будет за стенами их палат. Они могут погибнуть, понимаешь?
Если про нижние этажи знали только избранные, то на верхнем работало много больше народу. И, пока подручные Хейгеля и Артура не очухались, пара часов у них есть, чтобы проверить подопытных и...
Что "и" – Дэннер совершенно не представлял. С кем, интересно, он начнёт штурм? За пару часов отряд спецназа не раздобудешь, да и полиция им воспрепятствует точно – с такими-то оборотами Хейгеля, поди, сами федералы крышуют. Даже если он найдёт отряд. Если, ага...
Тут Владимир вскочил и распахнул глаза.
— Идиот! — объявил он. Пациент на каталке обиженно насупился.
— Я? Почему это?
— Я, — пояснил Дэннер, радостно улыбаясь. — Чуть всё не испортил, понимаешь?
Пациент опасливо покосился на капельницу.
— Э-э... тогда, может, позвать медсестру?
— Что?.. — Дэннер проследил за его взглядом и махнул рукой. — Да я не про катетер...
— А про что?
— Да не боись ты...
Закончив с капельницей, Дэннер подошёл к безногому солдату. Тот уже чувствовал себя лучше, стараниями Октябрины угроза миновала. Он читал какой-то журнал и при виде Владимира прищурился.
— Я тебя где-то видел.
— Возможно. Слушай... ты из больницы что помнишь?
Мужчина пожал плечами.
— Ничего. Почти ничего... помню сестру, которая за мной ухаживала. Смутно.
— Она врач. — Дэннер задумался, стоит ли раненому рассказывать всё. Будь у него идея получше, он бы и тревожить беднягу не стал – ещё вчера тот метался в горячке и рисковал заполучить сепсис.
Но ведь солдат на то и солдат, чтобы Родине служить. А послужить Родине можно и с больничной каталки.
— В общем, — завершил он рассказ, — мне нужны имена, а лучше адреса и телефоны твоих однополчан. Иначе эту войну мы проиграем.
Солдат кивнул.
— Записывай.